Однажды, когда знойное Дагестанское солнце спускалось за вершины Кавказа, холодея как-бы от прикосновения к вечным его снегам, множество народа стремилось на небольшую площадь Кубинскую. Одни шли туда пользоваться, по обыкновению, свежестью вечернего воздуха, другие толковать о городских новостях; но большая часть спешила  посмотреть на зрелище, всегда привлекающее любопытных, — на казнь преступника. Площадь наполнилась народом, и вскоре из главной улицы показалась скромная процессия: два или три человека вели одного, чтобы, по приказанию хана, вынуть ему глаза. Исполнители казни были нукеры (служители) Шейх-Али-хана, так же как и осужденный. Они привели товарища своего на середину площади, связали его, повалили на землю, и прикатили тяжелое бревно, — инструмент, употребляемый тогда для этой страшной операции, чтобы заставить несчастного открыть глаза, которые он сжимал, как-бы надеясь спасти тем свое зрение. Народ с трепетом смотрел на приготовления и на страдания нукера. Уже несчастный почти задыхался под тяжестью бревна, сдавившего ему горло, и два железные крюка готовы были лишить его глаз, как вдруг раздалось громкое — Хабарда, хабарда!—посторонитесь, посторонитесь! Толпа расступилась, и исполнители казни увидели перед собою ханского племянника, Аббас-Кули.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Кавказ

Я никогда не видывал Лорда Байрона, и он показался мне чрезвычайно привлекательным. Было что-то очаровательное в его виде и манерах; физиономия его была не столько правильна, как выразительна и благородна; невозможно было не заметить его чела — белого, чистого и гладкого, как алебастр; небольшие светлорусые усы придавали нечто мужественное нежным чертам его, имевшим выражение несколько женоподобное; темноголубые глаза его навыкате, казалось, плавали в сладострастной влажности, которой удивляемся мы у женщин чувствительных и слабых нервами. Под его кожею, чрезвычайно тонкою, видны были длинные голубые жилки, которые, извиваясь пониже его лба и около вискрв, показывали обращение крови в его венах. В улыбке его, как в улыбке Наполеона, было нечто очаровательное; но едва улыбнувшись, он  делал какую-то странную ужимку, как дитя, которое сердится, или избалованная женщина, которая хочет немножко помучить мужа или любовника. Бонапарте тоже улыбался как-будто случайно. Веселость его начиналась с важности, и оканчивалась важностию, что, по словам Г-жи де Сталь, производило самое странное действие. Гордость этих людей непозволяла им вполне предаваться радости, которая казалась им недостойною их. Кудрявые волосы Лорда Байрона начинали седеть. Трудно было расслушать что он говорит, особенно в конце фраз: он привык говорить стиснув зубы, и когда он оживлялся, слова в его устах производили звук неясный, какой-то смешанный шум. Что касается до его физиономии, то один только скульптор, Торвальдсен, схватил главные черты лица его, и мраморный его бюст, который я видел у Г. Дугласа Нинкерда, довольно удачно изображает голову Байрона; но оттенки, цвет, нежность, тысячи изменений выражения, которыми отличалось это лице — этого ни один живописец не передал и никогда не передаст. Одежда его была странна и прихотлива; он ходил в нанковой вышитой куртке, под которою виден был белый пикеевый жилет, едва застегнутый, в широких нанковых брюках, сжатых в подъеме, в тонких сапогах, а иногда в штиблетах; белье его всегда было чрезвычайно тонко и отогнутый воротник рубашки открывал всю его шею. Этот необыкновенный костюм дополняла широкая шляпа из Тосканской соломы. Лорд Байрон терпеть не мог нечистоты, любил даже изысканность, чрезвычайную разборчивость и щегольство.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Османская империя Греция

163-го генваря в 1 де(нь) бил челом великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Великия и Малыя Росии самодержцу салдацково строю старшево полковника Аврама Лесли пятой роты мецнянин сын боярской Тимошка Галахтионов сын Денисов, а сказал:
Перед Господом де Богом согрешил, а перед государем виноват, сидел де он на Москве на Бархатном дворе в убойственном деле, и как де государь пошол с Москвы на недруга своего полского короля Яна Казимера, и в то де время он з Бархатного двора ушол и написался в салдаты в Оврамев полк Лесли в пятую роту. И под Смоленским ему, Великому государю, служил, с своею братьею на выласках и на приступе был и с недруги бился. И декабря в 12 де полковник Аврам Лесли из Смоленска отпустил в ево деревню на полтара месяца. И он де, Тимошка, в деревню не пошол, вину свою к государю принес и пришол в Вязму. И в той де ево страдничье вине государская воля.
И государь царь и великий князь Алексей Михайлович всеа Великия и Малыя Росии самодержец челобитье ево, Тимошковы, и отпускные, какову ему дал полковник, слушав, пожаловал Тимошку Денисова, вину ему велел отдати и послать на службу в Смоленеск в тот же салдатцкой  полк к Овраму Лесли и кормовые денги велел ему давати с ево братьею. А будет с службы збежит, и где изымают, и ево повесить.
Полный текст

Метки к статье: 17 век Московия Российская империя

22 апреля явился в съезжую избу «ссыльной торговой человек москвитин» Герасим Коноплин и «извещал словесно» на промышленного человека Никифора Ондреева, у которого он нашел «ворожебные письма», переданный им воеводе. Коноплин привел в избу и самого Ондреева. Воевода немедленно созвал в съезжую избу духовенство города, служилых, торговых в других людей: попов Спасского собора белого попа Обросима Левонтьева и черного попа Филарета, таможенных целовальников Ивана Крюкова и Ивана Яковлева, 9 служилых людей, 10 торговых людей и др. При всем этом собрании «ворожебныя письма» были осмотрены и прочтены соборным попом Обросимом и таможенным целовальником Иваном Крюковым, «а сам я, холоп твой — замечает воевода — того письма не чел»...
Поп Обросим и Ив. Крюков взяли принесенный Коноплиным «бумажник» Никифора Ондреева, прочли все находившиеся там «письма» и составили им следующую роспись....
Полный текст

Метки к статье: 17 век Московия Российская империя

В феврале 1660 года явился в Енисейскую съезжую избе «тюремной целовальник» Корнило Трофимов и заявить воеводу И. И. Ржевскому, что «тюремной сиделец, послуживец Еремия Пашкова, Ондрюшка Салтанов, сказывает за собою государево великое дело»... Салтанов немедленно приведен был к воеводе и подьячему В. Панову, и «в роспросе сказал: тюремной-де сиделец Григорей Плещеев стреляет из пищали по башне, а на той-де башне образ Всемилостивого Спаса. А при воеводе-де при Офонасье Пашкове и при Иване Акинфове ружья у него Григорья в тюрьме не было, а завел-де он то ружье при воеводе при Максиме Ртищеве и по се число у себя держит, и из тюрьмы выходить — стреляет по башням.
«Да он же-де, Григорей, которые служилые люди походят на государевы службы, и он-де, Григорей, жен их и дочерей ворует, и как-де они приедут с служеб — и он им посмехается и их укоряет.
«Да он же-де Григорей, приходя в заднюю тюрьму, говорил, что-де Литва одолеет русскую силу. А слышали-де ту речь целовальники Корнилко Плехань да Ивашко Васильев. А ему-де (Плещееву) через такое великое дальное растояние почему было ведать?
«Да подал (Салтанов) лист, а сказал: дал-де ему тот лист Ивашко Прохоров Безруково посмотреть, а на листу написано парсуна (портрет), да назади листу написано русским письмом: «сий изразець Ивана Прохорова Безруково», да в другом месте написано: «сий лист Ивана Питиримова Игуменца».
«И спросил-де Ондрюшка ево Григорья Плещеева: «видал ли-де ты в лицах парсуну царя Ивана Васильевича (Грозного?) всеа Русии?» — И он-де Григорей ему Ондрюшке сказал: «видал-де!» — И он-де Ондрюшка тот лист ему показал, и он-де посмотря листа на тое парсуну плюнул и молвил: «что-де то-за чорт!?» — И бранил всякими непристойными словами И, он-де, Ондрюшка, ему молвил: «для-де ты чево так наругаешься, плюешь и бранишь такова великого государя парсуну?» — Потому-де он, Ондрюшка, про то в съезжей избе воеводе И. И. Ржевскому и подьячему Викуле Панову и известил, что-де такое великое дело потаить невозможно»...
Полный текст

Метки к статье: 17 век Московия Российская империя

Царю государю и великому князю Михаилу Федоровичю всея Руси биют челом холопи твои государевы ленские служилые люди Мишка Стадухин, Митька Михайлов Ярило, Фторко Гаврилов, Онисимко Иванов, Гришка Фофанов, Завьялко Сидоров, Семейка Дежнев, Макарко Тверяков, Мишка Савин Коновал, Мокейко Игнатьев, Сергейко Ортемьев, да томской служивой человек Ромашка Иванов Немчин, Ивашко Беляна, Семейка Мотора, енисейской служивой человек Поспелко Козьмин, красноярской служивой человек Бориско Прокофьев, да сироты твои государевы, промышленые люди Ивашко Гаврилов Куклин, Сысойко Васильев, Ульянко Карпов, Ивашко Павлов, Офонько Якимов, Ивашко Собуров, Федька Федоров.
В прошлом государь во 151-м (1643) году июля в 8 день сошлися мы, холопи твои государевы и сироты твои государевы, на море и сложилися мы, служивые люди и промышленые люди, Мишка Стадухин с товарищи да Митька Михайлов Ерило с товарищи вместе за един, чтоб нам, холопем твоим государевым, служити всякая твоя государева служба вместе за един человек ити нам на новую реку на Ковыму к новым людям неясашным к оленным людям и к пешим сидячим людям и призывать их к государеву жалованью и ясаку с них прошать.
Полный текст

Метки к статье: 17 век Московия Российская империя

В Вильну де при нас приехали из обозу Хмелинсково Могилевцы и из иных литовских городов торговые люди... и сказывали нам, как де осадил Хмелниской сам ксенжу Родивила с войском ево у Белой Церкви, а другое ево войско ксенжа Родивила осадили Хмелинскова запорожские черкасы в Любечю, и тут ксенжа Родивил с своим войском сидел в осаде многое время и в той осаде ему Родивилу и всем людем ево учинилося со всякой осадной нужи теснота великая, и учал быть голод и мор, а на кони их падеж великой. И сидячи де гетман в той осаде лошади свои из под себя резал и ел, а потом и падежные свои лошади из земли выкапывая с голоду ели ж, и ксенжа Родивил видя на себя и на войско свое голод и от смрада в осаде великое поветрие со всякой нужи учал быть голод и мор большой и гетман ксенжа Родивил учал ссылаться и просить у Хмелинсково и у черкас перемирья, и Хмелинской умилився над ево войском перемирье учинил, и позвал Хмелинской ксенжу Родивила и больших сенатарей и полковников и ротмистров и поручиков и лутчих шляхту к себе на обед, и ксенджа Родивил на обеде был со многими паны и об миру просил, а Хмелинской на обеде ксенже Родивилу и паном говорил, что правды де у вас нет и на договорном слове непостоятельны и на праве своем не стоите и преже вы сево со мною мир взяли и крест целовали и на том во всем не устояли, нелзе де вам верить. И ксенжа Родивил Хмелинскому говорил: дам де тебе из своего войска лутчих людей полковников в заклад двадцать человек и которые де тобе наша братья надобны, и Хмелинской де у Родивила ксенжя двадцать человек лутчих людей выбрав в заклад взял и перемирье учинил до сойму всей посполитой речи. А быть им в закладе до королевского сойму, а на сойме де перед королем чего ты будешь просить и мы де на сойме перед королем того поступимся. И ксенжи Родивилово войско из осады велел Хмелинской освободить. И гетман Богдан Хмелинской велел со всего ксенжи Родивилова войска, грубя ксенже Родивилу и всей шляхте, платье верхнее и исподнее лутчее все снимать со всех с панов и в то их панское вместо платье велел подавать летчинное платье и сермяжное снимая с черкас да надевать на шляхту.
Полный текст

Метки к статье: 17 век Московия Российская империя Украина

7168 году ноября в 19 де[нь] бил челом великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу, а в Брясловле Лук[ь]яну Ивановичю Писареву подал челобитную жид Монка з женою с Мелкою да з детми с Янкою да с Лазарком, чтоб их великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец пожаловал — велел бы их кр[е]стит[ь] в православную хр[и]стиянскую веру. И по государеву цареву и великого князя Алексея Михайловича всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца указу Лукьян Иванович Писарев велел того жида з женою и з детми кр[е]стит[ь] николскому св[я]щеннику Луке и страху Б[о]жию их учит[ь].
Полный текст

Метки к статье: 17 век Московия Российская империя Евреи