ЛЮБОПЫТНАЯ ЖИТЕЙСКАЯ ЗАПИСЬ 1706 ГОДА

Нижеприводимый документ ярко характеризует давно пережитую Русью эпоху. Поставленный в ненормальные отношения к помещику, крестьянин сильно страдал и нравственно, и экономически. Он не мог ничего противопоставить эксплуататорским стремлениям помещика, власть которого была почти неограниченна. Труд мужика ценился очень дешево, да и вообще цифры прежнего денежного вознаграждения за человеческий труд поражают вас теперь своею ничтожностью, в сравнении с теперешними ценами труда, даже самого несложного и не требующего никаких познаний, кроме сноровки. Еще хуже было положение тех, которые, в силу каких либо обстоятельств, принуждены были давать на себя кабальные записи, т. е. поступать к другому в кабалу, или отдаваться вполне на произвол владетеля. Положение кабальных людей живо напоминает древние времена рабства — илотов.

Житейская запись была, как вообще видно, тоже ничто вроде кабалы, только с более ограниченными правами владетеля. Приводимая нами “житейская запись”, данная вольным человеком Михайлом Матвеевым с женою некоему Григорью Петрову Языкову (вероятно, из ярославских помещиков), совершенная вполне законным образом и на гербовой бумаге, воочию показывает нам, как дешев был человеческий труд за сто восемьдесят лет до нашего времени.

На гербовом листке петровских времен, с грубо-оттиснутым гербом (орел в круге в виде венка; надпись ((***), т. е. одна копейка), читается следующее (сокращения выпущены):

“Лета тысяча семь сот шестого, января в двадесятый день, волной человек Михайло Матвеев с женою своею Марьею Федоровою дочерью дал сию житейскую запись Григорью Петрову сыну Языкову в том: занял я, Михайло, у него, Григорья, денег десять рублев, и тех денег платить мне нечем, и за те деньги жить мне, Михаилу, с женою своею у него, Григорья, и у детей его в доме, в Пошехонском уезде, в селе Погорелом, или где [442] велят, тридцать лет. И живучи, своровскими людьми незнатца и никаким дурном не промышлять, и никуда от них не сбежать, и ничего непокрасть, и низакого иного незаложитца. А наперед сего я, Михайло, и жена моя Марья иному никому никакой на себя крепости не давали; а буде я, Михайло, и жена моя чего против сей житейской записи неисполним — и ему, Григорью, и с детям его вольно на нас бить челом великому государю. А указ великого государя на нас без суда и без допросу по их челобитью, как надлежит кабальным и по житейским записям людям, и крестьянам, и дворником по записям.

А у сей записи свидетель преображенского полку драгун Иван Алексеев Дедевшин, а житейскую запись писал пошехонской крепостных дел надсмотрщик Петр Грязнов”. На обороте:

“(***) г. января в К.Д. пошлины денег десять алтын взято, и сия житейская запись в книгу записана. Подписал Петр Грязнов.

К сей житейской записи троицкой поп Григорей Гванов вместо вольного человека Михаила Матвеева и жены его Марьи Федоровы дочери, по их велению руку приложил.

У сей записи преображенского полку драгун Иван Дедевшин свидетелем был и руку приложил”.

Впрочем и гораздо позже, в 1756 году, труд человека ценного повысился в цене: в делах ярославского магистрата встречается интересное показание обвиненного в волшебстве крестьянина Папова, что он жил в Ярославле у отставного солдата Партазанова „из найму по копейке в неделю, другой год (“Др. и Нов. Россия”, 1877 г., № 3, стр. 286. “Ярославль при Елизавете Петровне”.).

А. В. Арсеньев

Текст воспроизведен по изданию: Любопытная житейская запись 1706 г. // Исторический вестник, № 10. 1881