В то время, когда аральская флотилия, привезшая для нашего посольства подарки, предназначенные хивинскому хану и бухарскому эмиру, стояла перед Кунградом, Кутлы-Мурад и есаул-баши принялись весьма деятельно исправлять полуразрушенную городскую стену, чтоб не пропустить русских судов вверх по Аму-Дарье, если бы они пришли туда в другой раз. Это было в начале июля. Главный строитель Кутлы-Мурада и весьма приближенный к нему узбек, был ими как-то обижен, а потому также присоединился к заговорщикам.
В исход сентября, когда оттуда наши давно уже ушли и все крепостные работы были кончены, строитель поехал к Кутлы-Мураду и просил его осмотреть работы, сказать так ли он исполнил данные ему приказания и не нужно ли чего переделать. Кутлы-Мурад велел оседлать себе лошадь. Персиянин-невольник, искренно к нему привязанный, советовал ему хорошенько вооружиться и взять с собою несколько человек; но тот обругал его, говоря, что ему бояться нечего, и поехал к городу вдвоем со своим инженером.
На мосту перед въездом в Кунград стояли Мухамед-Фана и Кулман-бий. Оба они подошли к Кутлы-Мураду и Кулман-бий сказал, что имеет жалобу; между тем, инженер спешился, а Мухамед-Фана подошел еще ближе.
— Какая у тебя жалоба? спросил Кутлы-Мурад.
— Теперь скоро будут собирать подати, отвечал Кулман-бий: — а из нас много бедных, которым нечем платить.
— Да мне какое дело, нечем платить? — ну, продавайте ваших детей!
— Как, нам продавать своих детей! воскликнул Кулман-бий и ухватился за саблю Кутлы-Мурада; в то же мгновение инженер сдернул его с лошади, а Мухамед-Фана перерезал ему горло и выпил его крови, в знак удовлетворения кровной мести за смерть деда, старика Тюря-Суфи.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Российская империя

Порядком начну вам от Кизляра кумыками Андреевской, Аксаевской и Костековской деревень, в которых старшие владельцы.
В первой — Али Солтан Казаналипов; в деревне сей до тысячи семей, а душ мужеска пола вооруженных могут собраться до трех тысяч человек; со всеми же окружными около оной деревнями могут собраться вооруженных до шести тысяч человек. Деревня сия расположена на реке Акташ. Со всеми окружными деревнями принадлежит пяти фамилиям владельцов андреевских: Казаналиповым, Темировым, Алишевым, Айдемировым, Муртазали Аджиевым.
Деревня сия есть всему кавказскому народу воротами, ведущими на плоскость, в которую из всех мест лезгинцы, в Кавказе внутри живущие, чеченцы и прочие народы достатых ими в плен разных родов людей приводят на продажу, которых большею частию покупают у горцов и чеченцов сами андреевские жители и продают в Кизляр с хорошими выгодами для употребления в садах виноградных. По покупке приводимых пленных жители кизлярские записывают имя выкупленнаго и сколько за него заплатил в городовой полиции и от того времяни начинают в каждой год, кроме пищи и платья, пленному зачитать из данных на выкуп его денег по двадцати четыре рубли. И когда таковым образом все деньги, заплаченные хозяином лет чрез шесть или пять заработаются, тогда делают их свободными. Сим ремеслом перекупкою и продажею пленных, андреевцы довольно обогатели. Часть же пленных самых лучших обоего пола дают андреевцы приезжающим из Константинополя и Анапы туркам и жидам, а иногда и сами доставляют в Константинополь и продают там за великие деньги. Настоящая же прибыль андреевцов состоит в хлебопашестве, скотоводстве и в воске, на продажу в Кизляр дров, кольев для садов виноградных, строеваго лесу. Народ сей любит празность, пьянство и покой. Владельцы их без согласия подвластных своих узденей, то есть дворян, никакого дела предпринять не могут, и чаще бывает, что они должны соглашаться на мнение узденей, нежели узденья на владельческие предложении. Из сих владельцов есть имеющие чины наши, как-то: майоры Муртазали и Устерхан Алишев, из коих первой имеет медаль, данную при коронации, золотую с бралиантами, капитаны Арслан-бек Айдемиров, Ибрагим Альбор Аджиев и Шефи Темиров, который имеет за Персидской поход медаль большую золотую на голубой ленте с портретом Екатерины вторыя и с надписью "за храбрость и усердие". 
Полный текст

Метки к статье: 19 век Кавказ Российская империя

В Декабре 1819 года, 12,000 Лезгин, под предводительством славного разбоями Сурхай-Хана Казыкумыкского, внезапно вышли из гор и ворвались в селение Чирах, в ханстве Курахском, в 150 верстах от Кубы. При селении было небольшое укрепление с гарнизоном из роты Апшеронского пехотного полка. Часть этого слабого горнизона находилась в самом селении, Лезгины нашли в казарме 80 гренадер полусонных, и перерезали большую часть из них; но другие защищаясь, успели скрыться в крепостце. Прапорщик Щербина, услышав тревогу, выскочил из дома, скликал рассеянных солдат и, видя себя отрезанным от крепостцы, пробился сквозь толпы дикарей к высокому каменному минарету, чтобы, засев в нем или отсидеться, или дорого продать свою жизнь. Он отстреливался там до рассвета; прошел день — стрелки наши били сверху Лезгин на выбор; за то десятки пуль пронизывали малейшие скважины — и число храбрых редело. Великодушный штабс-капитан Овечкин, оставшийся главным начальником крепостцы, сделал две вылазки, желая выручить товарищей из засады. — Но Щербина кричал ему: возвратись, береги людей для охраны крепости. Они нужнее меня. Я обрек себя на смерть, но умру не даром. Наконец рассвирепевшие горцы отбили двери, ворвались внутрь минарета, резались там с Апшеронцами на кинжалах, и, истребив всех, по узкой лестнице устремились вверх; но там их ждал герой Щербина, который, ударами своей сабли поражал по очереди каждого горца, показывавшегося из-под пола. Лезгины отказались от приступа и стали подрывать башню. Два дня держался Щербина, не сдаваясь; на третий — минарет рухнул — и ожесточенные горцы вытащив его полураздавленного из-под развалин, подрезали ему пятки, вытянули жилы и, в глазах осажденных, замучили его до смерти. Так мученически кончил жизнь свою — образец решимости, Щербина, юноша, своим образованием, умом и твердостию духа подававший блестящие надежды.
Мир праху твоему герой, ты пал с честию, завидною смертию воина за Царя и Отечество!!...
Полный текст

Метки к статье: 19 век Кавказ Российская империя

Из  этого перечня видно, что афганцы в  Туркестане суть пришлые завоеватели и что, собственно говоря, Туркестан  покорен  на наших  глазах. Хотя с  приходом  афганцев  и водворился порядок, а главное, мир, тогда как  занятием  прежних  ханов  была война и грабеж; но узбеки сразу почувствовали тяжелую руку завоевателей. Считая узбеков  женоподобными, неспособными к  войне, завоеватели, взамен  военной службы, наложили на них  самые разнообразные и тяжелые налоги. Если и берутся люди на службу, то на службу нестроевую, как  например  в  верблюдовожатые. Узбеку закрыт  путь к  повышению и власти. Единственный узбек, который пробился вперед  и имеет  значение, это Сафар-этдин, мирза низам. Обращение афганцев  с  узбеками самое высокомерное. Простой афганский солдат  считает  себя существом  высшей породы в  сравнении с  узбеком; он  зачастую употребляет  в  дело плеть или приклад. Мне часто приходилось видеть, как  афганские солдаты, без  дела, разгуливавшие по улицам  в  городе или селении, потешались над  беззащитным узбеками, колотя их  нагайками. А что они проделывали с  несчастными жителями, вымучивая их  выносить нам  и конвою довольствие. Из  опасения восстания, у узбеков  отобрано оружие. Исключение составляют  жители в  округах, подверженных  набегам  туркмен. Узбек, чувствуя свою слабость, прикидывается покорным  и ждет  случая, который принес  бы ему облегчение настоящей тяжелой его участи. Он  ждет  облегчения и от  Абдурахман-хана и от  русских. Имя Абдурахман-хана произносится в  Афганском  Туркестане с  благоговением. но не иначе как  шёпотом, потому что если до уха афганской власти дойдет  это страшное ей имя, то произнёсшего его схватят, начнут  допытывать. и хорошо еще если виновный отделается носом  или ушами. Бывает  и хуже. При мне, в  Мазар-и-Шерифе, по распоряжению Хош-Диль-хана, было повешено двое узбеков  за высказанное ими сочувствие к  претенденту на афганский престол. Стоило мне в  разговоре со  своим  переводчиком, произнести имя Абдурахман-хана, как  несколько афганцев  немедленно обращались с вопросом: „что вы сказали про Абдурахман-хана?" Будучи поражены могуществом  России, смирившей Хиву и Бухару, узбеки левого берега Аму почему-то убеждены, что движение русских  Самаркандом не окончится и что рано пли поздно они перейдут  Аму и утвердятся на левом  берегу этой реки.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Афганистан Российская империя

Наконец все готово; комната барака заперта и запечатана, лошади, уже давно оседланные, стоят внизу. Мои маленькие ружья в чехлах красуются за спинами повара Дементия и джигита Мадалея. Я посадила Мурашку, мою маленькую собачку, в корзинку, которую отдала джигиту, и сама вскочила на седло. Из своих лошадей я взяла только три, попроще, для вьюков и m-lle, a себе наняла маленькую казачью лошадь с довольно порядочным шагом, на которой, несмотря на её невзрачный вид, бодро, почти горделиво, выехала первая, а за мной остальная шумная компания. Капитан К. и Иван Павлович Иванов, топограф, который также ехал с нами, замыкали шествие. Все в Чимгане говорили об этой экспедиции, и теперь, когда проезжала наша веселая кавалькада, дачники выходили из своих кибиток посмотреть на нас, кланялись, издали спрашивали, когда вернемся, желали успеха, прибавляя: «счастливые, счастливые!» На ровных и гладких местах мы пускали лошадей и скакали, не думая о завтрашнем дне. Солнце припекало и без того разгоряченные наши лица, воздух был душный, без малейшего ветра. Не доезжая селение Бричьмуллы, мы остановились, сошли с лошадей, чтобы немного отдохнуть и утолить мучившую нас жажду свежею хрустальной водой, которая вытекала из под скалы, образовавшей грот, откуда веяло влажною, освежающею прохладой. Оставив этот целительный, бодрящий уголок, сели мы на коней и с веселым смехом понеслись по широкой и гладкой равнине. Перед самым селением, версты за полторы, нужно было переправляться через мост, о котором городские жители говорят много ужасов и переходят его обыкновенно пешком. Действительно, он узкий, длинный, без перил, от ветхости покосился и лежит на чрезвычайно высоких берегах; внизу под ним с шумом мчится по дну, усеянному огромными острыми камнями, голубовато-зеленоватая прозрачная вода Наткала. Мы, однако, не слезали с лошадей, — но проехали его поодиночке, с серьезными, сосредоточенными лицами. В настоящее время сартами устроен здесь довольно хороший мост. Он выстроен с денежным пособием от генерал-губернатора, европейской системы, что доказывает большую техническую сообразительность сартов.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Российская империя

Все деревни в Персии обнесены глиняной стеной, в виде правильного четырёхугольника. Стена никогда не бывает менее 2-х сажень высоты, при толщине от 2-х до 3-х аршин, а у основания и значительно больше. Внутри стены помещаются дома, а вне её сады и пахотные поля. В стене обыкновенно двое ворот, а в маленьких поселках ворота одни. Лишь в городах больших ворот бывает по несколько. На ночь ворота запираются и отворяются только с рассветом. Без этой предосторожности едва ли бы осталось одно селение в северо-восточной Персии не уничтоженным туркменами, делающими свои нападения преимущественно по ночам. Пятнадцать лет тому назад текинцы, бросившись ночью на селение Аннау и взяв его, угнали всех жителей со всем имуществом в плен, а сами заняли их места. Персиянам пришлось, для выручки пленных, собирать значительные силы. Пленные были возвращены и поселены в семи—восьми деревеньках, в 10 — 20 дворов каждая, в долине Кельте-чинар, в 15-ти верстах от прежнего их жилища. Теперь деревеньки эти прикрылись искусственной стеной, возведенной поперёк выхода из ущелья, а не то им бы несдобровать.
В 1871 г. в Персии был страшный голод, истребивший, по собранным английскими агентами сведениям, одну пятую часть жителей страны. Простой народ не находил никакого продукта, который бы мог заменить хлеб. Тут нет лесов, перемолотая кора которых могла бы заменить муку, нет и рек и озер, откуда бы могла добываться рыба. Население умирало десятками, матери бросали детей на улицах, на дорогах, где попало, и никто их не подбирал, потому что ни у кого не было средств для собственного пропитания. Воцарилась полнейшая апатия, — народ стал безучастен ко всему. Для него уже нестрашны были туркмены и жизнь у них в плену, в рабстве. Все проходы, оберегавшиеся до того весьма строго, оставались свободными, и туркмены этим воспользовались. Они направились в провинцию Келят, которая, по своей природной укрепленности представляла для них недоступную твердыню. Провинция была обращена в пустыню, все население разбежалось, а многие были перерезаны или уведены в плен. Селение Кара-Тыккян, в котором насчитывалось до 500 семей, перестало существовать, и хотя после погрома Хивы все пленные вернулись, но теперь в селении насчитывается только около 100 семей. После голода и туркменских нашествий 1871 г., Келят еще не оправился и некоторые селения до сих пор лежат в развалинах.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Персия Российская империя

С каждою секундою положение наше становилось более опасным, а подкрепления еще не было видно. Текинцы нас окружали и начиналось наступление с трех сторон; мы уже слышали ободрительные крики Алла! и топот тысячи коней, а отстреливаться нам было почти нечем. Еще несколько секунд — и мы, в числе 250-ти человек, должны были быть изрублены и задавлены массами в 3,000 человек неприятеля. Пришлось переживать роковые минуты. Вдруг на равнине с северной стороны, забелели рубахи и раздался ружейный залп: то была 9-я рота Дагестанского полка, бегом спешившая на место боя. Рота эта, как оказалось, была предварительно выслана на пастьбу к охранению верблюдов, а поэтому первая случайно и поспела к нам на выручку. С этой минуты дела приняли другой оборот. Залпы 9-й роты по левому флангу неприятеля принудили текинцев двинуть свои силы к правому флангу, но подоспевшая в это время из Кизиль-Арвата горная полубатарея, под прикрытием 3-й роты самурцев, учащенною пальбою принудила неприятельскую кавалерию к отступлению.
С этой минуты текинцы начали терпеть неудачи. Войска наши прибывали ежеминутно; подоспели Апшеронский баталион и еще одна рота Дагестанцев и четыре полевых орудия.
Текинцы начали поспешно отступать по ущелью Ачи-Алма и, страдая от усиленного огня нашей артилерии, обратились окончательно в бегство.
Протискиваясь густыми и беспорядочными колоннами у дефиле ущелья, они много теряли от наших снарядов, производивших страшное в их толпах опустошение. Между тем, справа, т. е. с левого фланга неприятеля, местность оставалась открытою, и я доложил полковнику Навроцкому о своем намерении атаковать с этой стороны отступающего неприятеля во фланг и, получив разрешение, двинулся на рысях по этому направлению; но, проходя в 50-ти шагах мимо одной балки, которая упиралась в дефиле, мы были неожиданно встречены залпом текинской пехоты, около 200 человек, которая, засев в овраге поджидала наши прследующие войска. Еще один казак и три лошади выбыли из строя, и я уже приготовил дивизион к пешему строю, чтобы очистить балку, но подоспевшие две роты апшеронцев, бросившись в овраг, тотчас же выбили из него текинскую пехоту, которая также по примеру своей кавалерии обратилась в бегство.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Российская империя

19-го июня под вечер из Бами в Бендесен отправились казак 5-й сотни Таманского полка Коломиец и два джигита-туркмена; прискакали же в Бендесен только туркмены, приведя с собою и лошадь Коломийца. По словам прискакавших туркмен, партией текинцев была устроена на Бендесенском перевале засада, открывшая по ним огонь, причем и был убит Коломиец.
На перевал тотчас же была двинута сотня казаков, которая хотя и не нашла на перевале текинцев, но заметила там некоторые оставленные ими следы. Подобрав труп Коломийца, сотня вернулась в Бендесен, где убитый и был похоронен на одной из близлежащих высот.
Когда о всем этом было доложено генералу Скобелеву, он почему-то недоверчиво отнесся к присутствию текинцев на перевале и, заподозрив в смерти казака ехавших с ним туркмен, приказал арестовать их, а для разъяснения дела вскрыть труп Коломийца. Дело в том, что джигиты были вооружены винтовками Крика, следовательно, добыв пулю, сидевшую в трупе казака, сразу можно было выяснить, были-ли туркмены причастны к его смерти, так как даже и в том случае, если бы какая-нибудь винтовка Крика и попала в руки текинцев и Коломиец был бы убит именно из этой винтовки, отлитая текинцами пуля во всяком случае отличалась бы от нашей, так как первая наверно не имела бы железной чашечки, которою снабжалась принятая для всех наших шестилинейных винтовок пуля Минье.
Это-то и было причиной, по которой приказано было вскрыть труп Коломийца, что было поручено доктору Студитскому. Около шести часов утра 21-го июня Студитский выехал из Бами к Бендесену.
В тот же день и по тому же пути должна была отправиться рота самурцев, составлявшая часть гарнизона Ходжам-Кала и пришедшая в Бами в качестве прикрытия транспорта. Теперь эта рота снова возвращалась в Ходжа-Кала, но Студитский, имея конвой из двенадцати человек (десять казаков шестой сотни Таманского конного полка при уряднике и казак же вестовой самого Студитского), не счел нужным дожидаться выступления роты, выехал раньше и около девяти часов утра был уже в Бендесене.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Российская империя