ЧУДИНОВ В.

ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ ПОКОРЕНИЕ ОСЕТИН

I.

Повод к экспедиции и распоряжение. Сведения о южной Осетии. Состав и снаряжение главного отряда. Вспомогательные отряды. Поражение осетин при с. Дамцвари. Взятие замка Бикуани. Геройское восхождение отряда, при сильном бое, на хребты гор. Дело у с. Даудонасто. Истребление замка Коло. Приведение к покорности кешельтцев. Движение в магладолетское ущелье. Постепенное умиротворение жителей. Действия вспомогательных колонн. Преследование и поимка беглецов. Окончательная покорность южной Осетии. Гражданское устройство. Суд и расправа над виновными. Роспуск отряда.

В течение тридцати лет со дня бесповоротного утверждения нашего владычества на Кавказе (20-го ноября 1799 г.) осетины хотя и считались нам подвластными, но не только не могли назваться нашими подданными, так как большинство их не было обязано присягою, а даже и покорными в тесном смысле этого слова. Безусловным подчинением их нашей власти и закреплением у них твердого управления, подобно тому, как и у джаро-белаканцев, мы обязаны графу Паскевичу, который писал гр. Чернышеву, для всеподданнейшего доклада:

«Меры кротости для водворения между осетинами порядка были напрасны: полудикий народ, не понимая слов и увещаний, надеялся на природную крепость своих жилищ в [2] отдаленных и малоприступных ущельях и был уверен, что невозможно проникнуть в его жилища».

Преследуя свое намерение окончательно решить судьбу этого народа и водворить в стране благоустройство, главнокомандующий еще в начале 1829 года сделал распоряжение о приведении его к безусловной покорности силою оружия, но военные действия в Турции не позволили ему отделить для этого нужное число войск. Когда же война кончилась, он возвратился к своему решению и, отъезжая в мае 1830-гo года в Петербург, поручил г. ад. Стрекалову «немедленно открыть экспедицию против осетин» («Кавказский Сборник» т. XII, стр. 113.). Графу же Чернышеву он сообщал:

«Для усмирения горских народов осетинского и кистинского племен, производящих хищничества и грабежи по большим дорогам, ведущим из Тифлиса в Имеретию и во Владикавказ, я признал нужным сделать две небольшие военные экспедиции, долженствующие, согласно всеподданнейшему представлению моему Его Императорскому Величеству от 8-го числа мая, служить как бы приготовлением к последующим главным против горцев действиям. Первая направлена будет против осетин северной Карталинии, вторая против тагаурцев, джерахов, кистов и галгаев на северной покатости главного хребта».

Но экспедиции эти, в сущности, действительно, небольшие, как заметил граф Паскевич, обещали нам не мало затруднений, так как в то время Осетия представляла для нас страну замкнутую и большею частью неведомую. Даже после покорения восточного Кавказа наши сведения о ней оказывались значительно более туманными и сбивчивыми, чем о горцах Дагестана, и лишь последнему десятилетию мы преимущественно обязаны теми удовлетворительными данными, которые [3] познакомили нас с нею обстоятельно. В виду этого, географический и военно-топографический обзор Осетии, бывшей театром наших военных действий в 1830 году, в общих чертах представляется далеко не излишним (Материалами для составления этой статьи послужили дела архива шт. кавк. воен. окр. 1830 г., 1 отд. ген. шт. №№ 71, 72; 2 отд. ген. шт. №№ 1, 6, 7, 9, 14, 18, 49, 58, 64, 66, 79, 84, 85, 97; 3 отд. ген, шт. № 353 и др. Кроме того: «Заметки об Осетии и осетинах» Д. Лаврова, «Осетинские этюды» проф. В. Миллера, «Военный обзор Тифлисской губернии» ген. шт. полк. Филипова, «Сборн. свед. о Кавказе» — изд. кавк. стат. комитета, «Сборник сведений о кавказских горцах» и др.).

Осетия лежит между 42° 5', 43° 20' с. ш. и между 61° 10', 62° 20' в. д. Она граничит к северу на протяжении 75-ти верст землею кабардинцев, а далее казачьими станицами (нынешнего Грозненского округа) и аулами ингуш; восточная граница ее упирается в северо-восточный угол владикавказско-осетинской равнины и направляется по ее восточной окраине в ущелье военно-грузинской дороги. На северном склоне хребта осетинские аулы отделяются от ингуш и кистин рекою Тереком и близ перевала отклоняются от дороги на 5-6 верст; на южном склоне восточною границею их служит р. Арагва, именно юго-восточное колено ее, где она отходит от военно-грузинской дороги, и г. Душет. По ширине перевала к Осетии прилегают земли хевсур и пшавов. Южную границу представляют предельные осетинские поселения от г. Душета по подошве хребта и потом через реку б. Лиахву немного выше с. Цхинвала (в Горийском уезде), далее по правым притокам этой реки к с. Часавали и, наконец, к верховьям Риона до горы Пасимта. Западная граница тянется от истоков Риона через главный кавказский хребет по горным вершинами, окаймляющим с левой стороны течение р. Уруха и его верхи их притоков, до выхода Уруха из гор на [4] равнину. Все протяжение этой границы 85-90 верст. Таким образом, в общих очертаниях Осетия представляет неправильный овал, распространяющийся почти в центре перешейка по обоим склонам главного кавказского хребта. Диаметр этого овала между крайними поселениями на севере и на юге 125-180 верст, а на востоке и на западе 95-98 верст, т.е. 205-210 квадр. миль. Три четверти всей страны представляют поверхность гористую, с возвышенными точками от 3000-16000 фут, и только одна, четвертая заключает в себе равнины, уровень которых не превышает 3000 фут. Одна половина этого пространства занята владикавказскою равниною, а другая, разделяясь на две неравные части, находится — большая на южном склоне главного кавказского хребта, а меньшая в окрестностях Моздока.

Главный хребет, отбрасывая от себя на западе Осетии у горы Сонгуты-хох боковой отпрыск, направляющийся к юго-востоку, разделяет им страну на две части — северную Осетию и южную. Последняя входит в состав нынешних уездов Горийского, Душетского и частью Рачинского и занимает пространство, известное прежде под именем Двалетии. Как самый отпрыск, так равно и главный массив, который его отбрасывает, служат одинаково центральными хребтами, средняя высота которых 11500 ф. Эти два хребта на протяжении 95 верст от военно-грузинской дороги к западу обособляются рядом глубоких продольных ущелий, образующих как бы одну громадную трещину. На этом протяжении в северной центральной гряде выделяются высочайшие вершины: Казбек (16546 ф.), Джимара-хох, Сырху-Берзон, Тепли-хох, Адай-хох и др., а в южной, начинающейся к западу от гудаурского перевала зубчатою громадою Сырху-хох: Арсиком, Десиком, [5] Зильга-хох, Брутсабзели, Зикара, Халаца, Геске и др. — все от 12-14 т. фут. Из них Брутсабзели и Зикара замечательны восхождением на них нашего отряда в 1830 году.

Граф Паскевич счел более удобным и необходимым открыть первоначально экспедицию в южную Осетию, и только с окончанием ее направить от Владикавказа особый отряд в землю северных осетин и их соседей ингуш. Все распоряжения производились чрезвычайно секретно, чтобы привести их в исполнение неожиданно — иначе в незнакомой нам и дикой стране мы могли встретить заранее подготовленную оборону, а следовательно и массу непредвиденных затруднений. Этой обороне способствовало с успехом в особенности орографическое строение театра наших военных действий, изрезанного вдоль и поперек ущельями и трудно проходимыми горами и реками, и покрытого густым заповедным лесом. Направление ущелий в высшей степени разнообразно, и горы среди них обособляются как бы в отдельные группы, с частными центральными высотами. Средняя высота этих групп по верхней полосе 11 т. ф., по средней до 8 т. ф. и по нижней до 4 т. ф. Три самых главных ущелья проходят в стране почти параллельно друг другу: арагвское по восточной границе до г. Душета, ксанское к западу от него в 18-20 верстах и больше-лиахвское в 40-45 в. к западу от ксанского. Особенность больше-лиахвского ущелья состоит в том, что оно на трех пятых своего протяжения и даже в своих верховьях имеет от 400-600 сажень ширины, а в среднем течении реки расширяется даже до 4-5 верст. Что касается ущелий восточного и северо-восточного района южной Осетии, как например: арагвского, магладолетского, джамурского или верхне-ксанского, то они [6] представляют резко очерченные углубления, где наклоны боковых сторон превышают иногда крутизну 60°-65° и нередко тянутся на целые версты совершенно отвесными стремнинами; ущелья же меджурское, рехульское, нижне-ксанское имеют наклоны своих боковых поверхностей гораздо отложе и притом покрытые лесом. Из других ущелий заслуживают внимания рокское, джамагское, зикарское, эриманское, зругское, кошкинское, кешельтское, кударское, бритаульское и др. В массе всех ущелий есть много вполне безводных, которые получили свои названия от имени приютившихся в них главных селений.

Речная система менее запутана и представляет более удобств для обозрения ее. Восточный поток арагвского ущелья, известный под именем Белой Арагвы, вытекает из северных стремнин Сырху-хох, к западу от гудаурского перевала, и приняв по пути р. Кайшаур и десятки других мелких притоков, на сороковой приблизительно версте своего протяжения сливается с Черною Арагвою и двуцветным потоком, идя далее мимо Ананура, близ Мцхета впадает в Куру. На своем протяжении 105-110 верст Арагва проходит по диаметру Осетии до 70 верст. Вторая оросительная полоса южного склона по меридиану 62° 6'-12', к западу от бассейна Арагвы, состоит в верхнем районе, близ центральных гор, из группы 14-15 озер, разбросанных по длине меридиана на такое же число верст. Из этих озер заслуживают внимания только два: в северо-восточном углу озеро Кели (По рассказу старожилов первой четверти нынешнего столетия, и притом личных свидетелей, во время возмущения ксанских осетин (1820 -1822 гг.) 800 человек из них, укрывавшихся от преследования сотни наших казаков, вместе с этою сотнею были сброшены ураганом в глубину озера и почти все погибли, за исключением нескольких человек. («Сб. св. о Кавказе» т. II, стр. 157).), из которого [7] вытекает Ксана, имеющее около двух квадр. верст и образующееся частью из верхних горных ручьев, и в юго-западном углу озеро Эрцо — около одной квадр. версты. В дальнейшем понижении склона оросительную полосу продолжает река Ксана, имеющая 75 верст длины и впадающая в Куру; по южной Осетии она пробегает свыше 40 верст. Между Эрцо и Кели хребет прорезывается от Ксаны на запад почти параллельными потоками Рехули, Меджури и малою Лиахвою. Последняя впадает в большую Лиахву, берущую начало в рокском ущелье. Общая длина большой Лиахвы до 95 верст, а южной Осетии она принадлежит, до выхода на равнину, на протяжении 65 верст. Кроме множества небольших притоков она принимает справа р. Пацу, вверх по течению которой происходили первоначально действия нашего отряда. Особенность рек южного склона состоит в том, что они не так бешено бурливы, как на северном склоне, и многие из них в иных местах переходимы в брод, хотя и с большим трудом, а б. Лиахва имеет несколько переходов даже в верхнем, наиболее быстром, своем течении.

Прежде чем направить отряд внутрь страны, граф Паскевич предписал Тифлисскому военному губернатору генерал-адъютанту Стрекалову доставить о ней всевозможные сведения, и Стрекалов в этом случае далеко не поскупился. Он коснулся не только обзора южной Осетии с внешней стороны — насколько позволяли всякие расспросы и рекогносцировки прежнего времени — хотя сведения его были не вполне точные; но даже не упустил из вида быта населения, его наличных сил и в [8] заключение его прошлой истории со дня нашего знакомства с ним. Сведения эти имеют тот интерес, что рисуют нам тогдашнее положение южной Осетии, наши отношения к народу и главные причины, вызвавшие с ним последнюю борьбу.

С прибытием наших войск в Закавказье, мы застали осетин в том плачевном состоянии, которое было прямым последствием их прошлой исторической жизни. Эта, жизнь представляет собою длинную и почти непрерывную цепь всякого рода страданий народа: и бытовых вообще, происходивших от условий местности, которую он населял, и внутренних или семейных, и чисто внешних или политических. И нужно только удивляться, каким образом уцелело осетинское население под гнетом всех тяжелых испытаний и не затерялось окончательно среди теснивших и одолевавших его иноплеменностей.

Об отдаленнейших временах сохранились такие смутные сказания и столь неопределенные памятники, что по ним никоим образом нельзя вывести достоверного и окончательного заключения о колыбели этого народа и первоначальном его распространении, и можно только догадываться, что 1) осетины, по происхождению иранцы, принадлежат к той ветви мидо-персидского племени, которая в Европе известна под названием сарматов, и 2) что страна, которую они населяли, простиралась от верховьев Терека до Эльбруса. Переселение же осетин с северного на южный склон хребта (алан) некоторые историки относят к 215 г. по P. X. Христианство среди южных осетин существовало с начала IV столетия, когда его распространила у некоторых обществ просветительница Грузии св. Нина. В VI в. император Юстиниан I подчинил своей власти все горские племена от [9] Терека до Тамани, в том числе и осетин. С VIII-го века, когда на Кавказ вторглись арабы, а за ними и хазары, и до конца Х-го века история умалчивает об осетинах. Но в этот длинный промежуток времени народ, как видно, пережил многое, потому что в конце Х-го века мы видим картину, которая могла быть результатом только жгучей деятельности в стране. Феодализм охватил собою всю южную и большую часть северной Осетии, и феодалами являются не только господствующие грузинские, но частью и свои собственные фамилии; народ стонет под игом рабства; христианство в полном упадке; между феодалами происходит борьба из-за власти и подчинение слабых фамилий своим победителям; в раздробленных обществах идут внутренние неурядицы; самостоятельности и политического значения в них не существует, и только немногие общины северной Осетии, где феодализм укоренялся медленнее и труднее, удержали за собою некоторую власть; сильнейшие из феодалов, обеспечив повсюду свои владения неприступными башнями, стенами и крепостями, проводили время в праздности и в пиршествах, эксплуатируя своих рабов. В начале XI века борьба между феодалами достигает полного разгара, и победители слабых начинают величать себя в южной Осетии князьями, а в северной — алдарами. Наконец, все феодалы подчиняются сильнейшему среди них Ордуре (1019) — отпрыску могучего царственного дома Багратидов. Под властью его Осетия мало-помалу сливается в одно целое и образует отдельное феодальное государство, достигая высокого политического значения. Но хотя благоустройство страны возрастает, зато благоденствие народа падает еще более; христианства более нет, и укореняется непримиримая вражда как [10] между самими феодалами, так в особенности между ими и населением. При таких обстоятельствах на грузинский престол вступила в 1184 царица Тамара. Сочетавшись в 1200 году вторым браком с сыном царя осетинского Джабароса (из фамилии Багратидов) Давидом Сосланом, она по возможности восстановляет христианство не только в южной, но и в северной Осетии, и окончательно сливает с Грузиею первую из них. Но бедственное положение народа и ненависть его к феодалам от этого нимало не сокращаются, и он, не находя выхода из своих бед и затруднений, начинает прибегать к побегам и переселениям на новые места жительства.

Вдруг, среди этого гнетущего состояния, сама судьба посылает осетинам рычаг к спасению. В 1218 г. орды Чингисхана явились в Грузию и в 1221 году взяли Тифлис. Осетины, желая как-нибудь сбросить с себя ненавистное иго грузинских феодалов, с радостью отдались татарам. Отдельные вассалы, частью подстрекаемые татарами, а частью по собственному побуждению, отказались от повиновения своим феодалам — и к концу XIII века дело дошло до всеобщей и чрезвычайно ожесточенной борьбы между осетинами и грузинами, представителем которой является народный герой Осе Багатар. В конце 1299 года, осетины, под его начальством и при помощи татар, страшно теснят грузин, опустошают Карталинию и Триалеты и изгоняют феодалов из их владений. Набеги осетин на Грузию продолжались до вступления на престол Георгия V, который наконец вновь подчинил себе закавказскую Осетию, наложил на нее дань и овладел всеми проходами через главный хребет. С этой минуты южная Осетия стала безусловно грузинскою провинциею; феодализм в ней восстановился с прежнею силою и сохранился до нашего вступления в [11] край, несмотря даже на опустошения некоторых феодальных участков, произведенные Тимуром в конце XIV века.

Прибытие русских в Закавказье значительно изменило положение южных осетин, которые встретили нас с доверием и с большими надеждами на улучшение своего быта. Правительство наше, действительно, обратило на них внимание, и видя, что главная причина всех неурядиц и злополучия страны таится в распрях между феодалами и в отношениях их к народу, признало необходимым свое вмешательство в дела тех и других и выразило его прежде всего утверждением за членами царского дома, помещиками и даже за церквами раз навсегда определенных земельных населенных участков. Таким образом, оно отделило в то же время окончательно северную Осетию от южной, и дало возможность жителям последней вздохнуть свободнее. Может быть, дружелюбные отношения их к нам и спокойствие в стране не нарушились бы долгое время, но их быстро уничтожили: 1) злоупотребления наших чиновников, 2) потворство их феодалам и возникшие отсюда со стороны последних притеснения и несправедливости их рабам и, наконец, 3) подстрекательство к мятежу членов грузинской царской фамилии — Александра, Юлона и Парнаоза. Разбирая первые два обстоятельства, гр. Паскевич сообщал графу Чернышеву следующее:

«При первом появлении в стране российских войск под командою генерала Тотлебена, осетины встретили их как своих избавителей: к ним влекла их христианская вера. Но как не было взято надлежащих мер к гражданскому образованию осетин, и сверх того, когда они увидели, что русские начали отдавать их на произвол помещиков, то, по примеру прочих живущих по соседству полудиких племен, терпя разного рода [12] недостатки к улучшению своей жизни, они равномерно предались грабежам».

Что же касается козней и интриг грузинских царевичей, то хотя они не произвели между осетинами поголовного восстания, но все же причинили несколько частных набегов на места, занятые нашими войсками. Так как набеги эти, оставаясь безнаказанными, увеличивали дерзость осетин, а справедливость требовала защитить мирных и преданных нам карталинцев, в особенности от жителей, населявших верховья рек Пацы и б. Лиахвы, которые, не довольствуясь грабежами, начали производить убийства и уводить в плен целые семейства, продавая их на северном Кавказе, то в начале 1802-го года, по донесению командовавшего войсками в Грузии генерал-майора Лазарева, инспектор всех войск на кавказской линии и главноначальствующий Грузиею генерал-лейтенант Кнорринг предписал составить отряд, под командою батальонного командира Кавказского гренадерского полка подполковника Симоновича, для приведения неспокойных осетин к должному повиновению, употребив к тому по возможности кроткие меры; где же они останутся безуспешными — то силу оружия.

19-го февраля подполковник Симонович, с пятью ротами пехоты, двумя легкими орудиями и 50-ю казаками, выступил из местечка. Цхинвала и того же числа прибыл на урочище Сусрисхеви (На картах нет.). Отсюда он послал к осетинам прокламацию о причинах вступления его в их страну, и вслед затем прибыл сам с войсками в их главное селение Джави. Испуганные неожиданным его появлением, жители Джави и деревень по рекам Паце и б. Лиахве выслали к нему [13] старшин, которых Симонович, после некоторых увещаний, привел к присяге, а от лучших семейств взял аманатов. Затем, оставив в с. Джави одну роту с орудием, он 22-го февраля, с остальными войсками, двинулся в кешельтское ущелье, в верховья реки Пацы, и, дойдя до сел. Гверцеви (Корсеви), с жителями его поступил также, как и с джавцами. Однако многие осетины, подстрекаемые агентами царевича Юлона, бросили свои дома, отказались принять присягу и, удалившись в малодоступные места, готовились встретить войска оружием. Симонович быстрым и решительным движением перешел через утесистый хребет Ларо, переправился через Пацу и спустился обратно в кешельтское ущелье. Предприимчивость и неожиданное появление отряда произвели желаемое действие: кешельтцы приняли присягу и выдали аманатов. Тогда отряд перешел обратно через Ларо и вернулся 26-го февраля в с. Джави, после семидневного похода. В Джави был учрежден для народа временный гражданский суд из четырех князей Мачабеловых, которым были подвластны селения по р. Паце и б. Лиахве, и из шести осетинских старшин, которым были приданы двенадцать есаулов (6 из грузин и 6 из осетин), одного переводчика, двух писарей и одного священника; сверх того, для охранения этого состава суда оставлены 20 казаков. Кончив таким образом первую экспедицию, подполковник Симонович обратился на осетин, живших по верховьям рек малой Лиахвы и Арагвы, которые признавали над собою власть князей Эристовых и участвовали с мачабеловскими осетинами в грабежах. Перейдя через малодоступную снеговую гору Чрвиви, Симонович разделил отряд надвое и одну половину направил к верховьям малой Лиахвы, а другую к истокам Арагвы. Обойдя жилища осетин с двух [14] сторон, он привел их к покорности без всякого сопротивления, взял аманатов, учредил такой же временный суд, как и в с. Джави, и 3-го марта возвратился в селение Цхинвал, после шестидневного похода. Таким образом, обе экспедиции были окончены менее чем в две недели и значительно обеспечили Карталинию от набегов осетин, тем более, что главный нарушитель спокойствия царевич Вахтанг был в августе 1802-го года «вежливо пойман» в лесу и доставлен в Тифлис.

Однако, безусловной покорности осетин мы все-таки не добились и, по мере того как впечатления прошлого времени уходили в вечность, они из года в год усиливали свое своеволие. Это опять заставило нас в 1812-м году предпринять против них экспедицию, но она, к сожалению, кончилась для нас неудачно: отряд, под начальством генерал-майора Сталя, проникнув при неимоверных трудностях в глубину страны, в заповедных трущобах понес большие потери и должен был вернуться обратно. Это обстоятельство сильно пошатнуло зависимость от нас осетин, раздуло их спесь, а нас заставило быть осмотрительнее. С той минуты периодические грабежи и вообще беспорядки не прекращались, а войска наши ограничивались лишь одними угрозами неповинующимся, производя движения не далее селения Джави или окрестных мест и не вдаваясь слишком внутрь их земли. Правда, иногда и эти диверсии имели на них кое-какое действие, но влиять на безусловное спокойствие южной Осетии и на поддержание покорности к нам ее жителей не могли. Покорность эта с годами совершенно исчезла, несмотря даже на то, что мы постоянно держали у себя осетинских аманатов. Такою разнузданностью населения мы отчасти обязаны были нашему экзарху, который, [15] опасаясь за судьбу христианства среди инородцев (Число осетин и других иноверцев, обращенных в христианство до 1827 года, простиралось до 62249 д. обоего пола. («Мат. для нов. истории Кавказа». Бутков, ч. III).), протестовал каждый раз, лишь только мы имели удобный случай или возможность обратить против непокорных силу оружия.

Ермолов, усматривая все наши затруднения в этой стране, признавал, что только открытие свободного во всякое время доступа в глубину Осетии и оттуда через Кабарду на северный Кавказ может обезопасить наши сообщения, обуздать своеволие осетин и преимущественно кабардинцев и придержать их в повиновении. В виду этого он приказал изыскать этот путь и притом по ущельям. При всех наших скудных в то время сведениях о внутренности страны, удалось однако выяснить, что главный кавказский хребет на пространстве, занимаемом Осетиею, можно перейти по трем направлениям: 1) вверх по малой Лиахве к ее истокам, потом направо к руслу Арагвы, налево в тагаурское ущелье к руслу фиаг-дона и наконец, вниз по этой реке до впадения ее в Терек; 2) вверх по большой Лиахве через джамагское ущелье в закское, отсюда через нарское и зрамагское ущелья в алагирское и по реке Ардону на кабардинскую плоскость; 3) через ущелья джавское, кударское, рачинское, мамисонское, касарское и алагирское в Кабарду. Но о первых двух путях сведения были самые грозные, поэтому избран последний, хотя и наиболее дальний. Для обозрения его в 1823-м году был назначен путей сообщения поручик Боборыкин, которого сопровождал отряд из двух рот Херсонского гренадерского полка и 25-ти казаков, с одним горным единорогом. 31-го мая он выступил из с. Цхинвала, [16] перешел через хребет, отделяющий Карталинию от Имеретии, и спустился в долину р. Риона, которую между селениями Уцера и Глола переходил десять раз — впрочем, по мостам, заблаговременно устроенным по распоряжению рачинского окружного начальника. Во время следования отряда из Глола, при крутом подъеме на хребет, единорог был разобран и на расстоянии 50-ти сажень несен на руках; в остальных местах он прошел без особого затруднения. До селения Тиб, лежащего на северной покатости, в 200 слишком верстах от Гори, со стороны жителей не было никаких препятствий, но вблизи селения отряд был встречен вооруженными горцами в числе более 1000 человек, которые загородили ему дорогу. Так как начальник отряда имел приказание не вступать в бой с осетинами, то отступил; но они все же преследовали войска на расстоянии 15-ти верст, и сами завязали с ними перестрелку, во время которой ранено и убито до 20-ти человек нижних чинов. Отряд возвратился в Гори 12-го июня после тринадцатидневного похода.

В следующем 1824-м году была, предпринята другая экспедиция с тою же целью и по тому же направлению. Отряд, под начальством командира Херсонского гр. полка полковника Попова, состоял из пяти рот вверенного ему полка, одной сотни казаков и двух горных единорогов. Со стороны Кабарды послан был путей сообщения майор Кершень. Выступив 3-го сентября из Гори, Попов на пути своем встретил уже менее местных препятствий, нежели прошлогодний отряд, так как дорога была знакома, и некоторые трудные места разработаны, а другие обойдены. В эту экспедицию со стороны жителей не было никакого противодействия, и хотя они собрались у селения Тиб опять в числе до 1000 человек, [17] но после увещания, что им не будет причинено вреда, разошлись по крышам сакль и по башням. Однако отряд не пошел далее селения Тиб. Три дня он простоял по сию сторону его, ожидая дальнейших распоряжений генерала Ермолова, который был намерен выехать к нему на встречу из Кабарды. По некоторым же причинам корпусному командиру не удалось привести в исполнение свое желание, и войска получили приказание вернуться в свои кантонир-квартиры — что и было исполнено без всяких препятствий со стороны жителей. В 1825-м году хотя и были произведены исследования пути пионерным капитаном Пановым вверх по большой Лиахве через джамагское ущелье в закское, но они не сопровождались никакими действиями осетин, требовавшими с нашей стороны вооруженной силы (Исследования эти были произведены с целью заменить военно-грузинскую дорогу «для минования на последней всех неудобств и опасностей». Но путь этот по многим причинам найден неудобным, хотя вьюки могли проходить по нему и без разработки дороги; вследствие чего произведенные изыскания оставлены без последствий.). С той минуты и до 1830 года в Осетию не было предпринято ни одной экспедиции, в особенности с военными целями, и проложению ермоловского пути не суждено было осуществиться до 1879 года (В 1879 году, по воле бывшего Августейшего Главнокомандующего, северная Осетия соединена, наконец, с рионским краем «военно-осетинскою» дорогою, которая проходит из Владикавказа на Алагир и потом через мамисонский перевал (9400 ф.) и через р. Гион к м. Они. Таким образом, идея Ермолова приведена в исполнение через пятьдесят слишком лет.).

Современное состояние Осетии, равно наличных военных сил тех обществ, которые нам предстояло окончательно и навсегда подчинить нашей власти, по донесению генерала Стрекалова, было такого рода: жители большой [18] Лиахвы и впадающей в нее реки Пацы, с джавским и залдинским (От селений Джави и Залда.) ущельями, в числе пяти тысяч душ, составляли до десяти обществ и при единодушном восстании могли выставить до 1000 вооруженных людей. Но этого единодушия среди них трудно было ожидать по двум причинам: во-первых, их разъединяли разные фамильные распри, а во-вторых, две трети их жили спокойно и не особенно сочувствовали остальной части, которая занималась грабежами и разбоями. В кешельтском ущелье (в верховье Пацы) и прилегающих к нему местах насчитывалось до 22-х селений, с 300 домов, который составляли 8 обществ и могли выставить до 500 воинов. От них мы могли ожидать сильного сопротивления, так как они были уверены, что им нечего надеяться на пощаду и милость, и, кроме того, они рассчитывали на присоединение к ним 500 человек кошкинцев, джамагцев и закцев, с которыми заодно совершали разбои. В кошкинском и чипранском ущельях (в верхнем течении большой Лиахвы) насчитывалось 8 деревень и всего только одно общество, имевшее до 100 домов и располагавшее 200 вооруженных человек. В джамагском, рокском и прилежащих ущельях (у истоков б. Лиахвы) было 12-ть селений, составлявших три общества в 200 домов: для встречи наших войск они могли призвать под ружье до 400 человек, к которым присоединилось бы еще столько же осетин из дальних обществ, а выгодные условия местности, единодушие и нерасположение к нашему правительству достаточно обеспечивали для нас их упорное сопротивление (Донесение гр. Паскевичу г. ад. Стрекалова 26-го июня 1830-го года № 167.). По малой Лиахве жили осетины подвластные князьям Эристовым; большая часть [19] из них была покорна правительству и вела мирную жизнь, и только две деревни Гнасури и Кного составляли исключение. Они имели до 60-ти домов и могли бы выставить до 150 человек, если бы их не разъединяли фамильные распри. Впрочем, они могли рассчитывать на помощь магладолетцев (в левых истоках реки б. Лиахвы), которые отличались тем, что давно не платили податей, не отбывали никаких повинностей и никому не повиновались. О численности их не имелось верных сведений, но соседи их сообщали, что у них не менее 300 домов, и они располагают семью сотнями вооруженных людей, которые, привыкнув к независимости, должны были бы упорно защищать свою свободу ¹. Опаснее же всех других для нас, по малодоступности трущоб и по воинственному направлению, были жители джамурского ущелья (в верховьях р. Ксаны), отделявшегося от магладолетского хребтом Кного. Численность их и вооруженные силы были нам неизвестны. Стрекалов отзывался о них, а также и о кешельтцах, следующим образом:

«Эти общества были главными виновниками всех разбоев в южной Осетии и укрывателями воров и разбойников, доводившими до крайней нищеты и разорения жителей верных нам деревень. Уничтожение или переселение жителей кешельтского и джамурского ущелий необходимо для покорения и спокойствия [20] всей Осетии. Жители магладолетского и нарского ущелий не столько промышляли разбоями, как первые, но от прочих отличались буйною независимостью и воинственным духом».

Что касается жителей ксанского ущелья, то они были миролюбивее всех прочих, и только два селения заслуживали наказания. Отношения обществ друг к другу были таковы, что осетины нижних ущелий имели связь и влияние на верхних, которые получали от них жизненные припасы; но с остальными боковыми обществами первые из них не имели никакого союза. Повсюду царствовала дикость нравов, и Стрекалов, рисуя графу Паскевичу внутренний быт осетин, выразился, между прочим, что у них кровомщение и ложное понимание гостеприимства, подобно тому, как и на всем Кавказе, были главными препятствиями к распространению «между дикарями» образованности. Неумышленная обида весьма часто служила началом бесконечной кровавой вражды, а всякий преступник, преследуемый по справедливому приговору наших законов, мог быть уверен, что найдет безопасное пристанище, в особенности, если какою-нибудь услугою стяжал себе право на гостеприимство. Затем, все население южной Осетии весьма в редких случаях имело соотношения с северными осетинами и вследствие этого было для них довольно чуждым. Жилища осетин были разбросаны по ущельям неправильными деревнями и построены из камня; в каждой деревне, смотря по ее обширности и населенности, была одна или несколько башен. В нижних обществах южной Осетии сакли были окружены большими садами, в их диком состоянии, а в верхних примыкали к скалам и косогорам подобно птичьим гнездам (Предписание Стрекалова г. м. Ренненкампфу 13-го июня 1830 г. № 36.). [21]

Из немногих известных нам в то время путей сообщения в глубину страны лучшими считались два: 1) из Карталинии через с. Цхинвал и оттуда в с. Джави; последнее лежит в ущелье того же имени и служит ключом в ущелья рек: б. Лиахвы, ее притока Пацы, а также и малой Лиахвы. 2) По ксанскому ущелью, которое служит продолжением ущелья джамурского. Из ксанского и джамурского ущелий проходила масса тропинок к Арагве на военно-грузинскую дорогу, служивших проходами для воров и разбойников. Приблизительные расстояния между главными пунктами были от с. Джави до с. Кешельты около двух переходов, до магладолетского ущелья три и от этого последнего до джамурцев — один (Предписание г. ад. Стрекалова майору Чиляеву 16-го июня 1830 г. № 44. Рапорт г. ад. Стрекалова главнокомандующему 26 июня 1830 г. № 67.).

Общий план экспедиции в южную Осетию заключался в том, чтобы, поднявшись по большой Лиахве, проникнуть по р. Паце в с. Кешельту и наказать жителей кешельтского ущелья; затем, привести в повиновение осетин по ущельям р. б. Лиахвы и ее притоков и таким образом перейти в верховья б. Лиахвы, в магладолетское общество; наконец, через хребет Кного спуститься мимо озера Кели в джамурское ущелье и уничтожить Джамур. В состав отряда, назначенного для этой цели под начальством свиты Его Величества генерал-майора Ренненкампфа вошли: батальон Херсонского гренадерского полка (700 штыков), две роты (5-я и 6-я) Эриванского карабинерного полка (367 штыков). донского казачьего № 12 Леонова 1-го полка две сотни (204 стр. п. ч.), два горных единорога и две кегорновых мортиры резервной № 5 батарейной роты 21-й артиллерийской бригады, с [22] полным комплектом боевых зарядов, до 800 человек пешей и до 60 человек конной карталинской милиции, под командою подполковника князя Тарханова. Милиция эта, для более удобного управления ею, была разделена на сотни и полусотни, вверенные командованию старших князей из числа 15-ти таковых, состоявших при отряде, которым дана особая инструкция «для порядка марша, лагеря, в караулах и способа действий во время сражения». 16-го июня отряд стянулся у селения Цхинвала, в 30-ти верстах от г. Гори — пехота, кавалерия и артиллерия под предлогом лагерного сбора, а милиция будто бы для усиления караулов, содержавшихся обывателями по границе Карталинии.

Снаряжение и снабжение отряда довольствием, в виду предстоявших действий в стране гористой и притом населенной народом бедным, были организованы следующим образом: кроме боевых патронов на людях, приказано было иметь их в Гори наготове — для пехоты еще сто тысяч и для милиции, имевшей разнокалиберные ружья, пороху и свинца на пятнадцать тысяч патронов; для рубки леса и проложения просек заготовлено сто топоров; для поднятия тяжестей в горах приказано гражданскому губернатору Завилейскому озаботиться снабжением отряда обывательскими вьючными седлами; для облегчения движения нижних чинов по гористым тропам были заготовлены на третью часть всей пехоты железные подковы, употребляемые в Швейцарии, которые люди должны были иметь при себе. Подковы эти состояли из небольшого железного треугольника с шипами и пристегивались под переднюю часть подошвы. Для продовольствия отряда был перевезен из Гори в с. Цхинвал двадцатидневный запас провианта, который по мере надобности имелось в виду доставлять в с. Джави на ста вьюках; [23] люди же имели на руках провианта на восемь дней и были заблаговременно обеспечены мясною и винною порциями. Для подания медицинской помощи к отряду был прикомандирован один лекарь с двумя фельдшерами, и устроена походная аптека. В поход были приглашены, кроме князей, лица, имевшие влияние на местное население, как например священники, почетные благонадежные обыватели и пр., и составлен маленький штат проводников, преимущественно из обществ, питавших ненависть к кешельтцам. Вагенбург предназначалось устроить в с. Джави под прикрытием роты пехоты, части милиции и 50 казаков (Отзыв Стрекалова к нач. шт. г. м. Жуковскому 26-го июня № 67.).

Генерал-майору Ренненкампфу была преподана особая инструкция, на основании которой он должен был действовать предварительно увещаниями и воззваниями, и только при бессилии этих кротких мер прибегнуть к оружию. При последнем образе действий, непокорному населению была сделана следующая сортировка: те, которые, чувствуя себя сильно виновными и надеясь на природную крепость своих жилищ, решатся защищаться, должны быть лишены помощи своих ближайших соседей, строго наказаны за самонадеянность, обязаны выдать главных зачинщиков (список которых был у Ренненкампфа), а также аманатов от каждого семейства, и принять присягу. Других, которые при приближении отряда убегут в горы, заставить возвратиться в свои места и принять наши требования посредством уничтожения их жилищ и истребления имущества. Третьих же, которые добровольно согласятся на все условия — обласкать, устроив среди них какой-нибудь порядок. По окончании экспедиции юго-осетинский отряд должен был вернуться [24] в кантонир-квартиры через ксанское и другие ущелья, лежащие по реке малой Лиахве, чтобы наказать два селения, занимавшиеся долгое время грабежами. Г. м. Ренненкампфу предложено озаботиться расчисткою дорог по ущельям, для чего назначить самих жителей под присмотром военных команд, которым быть всегда настороже: для разработки дороги по ксанскому ущелью назначены две роты 40 егерского полка. Для водворения, после наказания хищников, порядка — приказано назначить моуравов (Там же.). Успех экспедиции обеспечивался точным исполнением этой инструкции и в особенности быстротою и решительностью действий, который были поставлены в особую обязанность генералу Ренненкампфу.

Для облегчения действий главного отряда, и преимущественно против джамурцев, был составлен другой вспомогательный отряд из двух рот 40-го егерского полка и 300 человек милиции. Этот отряд имел целью запереть выход из джамурского ущелья в гудовское и ксанское. Он был разделен на две колонны: первая, под командою командира 3-го батальона 40-го егерского полка майора Забродского, в составе одной роты того полка и 100 человек милиции, должна была следовать из Душета через с. Ахалгори по ксанскому ущелью к хребту Арх, отделяющему джамурское ущелье от гудовского, и препятствовать бегству мятежников в ксанское ущелье, а вторая, в составе другой роты и 200 милиционеров, под командою начальника, горских народов майора Чиляева, должна была, выступив из с. Кайшаура, также прибыть к тому же хребту и загородить пути в гудовское ущелье. Если же попытки джамурцев прорваться будут настойчивы, то тогда обе колонны должны были [25] соединиться и действовать против них вместе. Вообще же, действия вспомогательного отряда, независимо указаний их в особой диспозиции, данной майору Забродскому (приложение 1), были определены так: в то время, когда генерал-майор Ренненкампф, по усмирении кешельтцев, выступит из с. Джави к магладолетцам, майор Забродский должен отправить одну роту, со всем ее обозом, из Душета в д. Кайшаур, а сам через три дня выступить с другою ротою и душетскою милициею по ксанскому ущелью в д. Карчаг (На картах нет.), куда должен прибыть на третий день, делая весьма умеренные переходы и соблюдая при следовании все предосторожности. Майор же Чиляев за день перед этим должен стараться запереть милициею все выходы из ущелья, а сам, с запасною милициею и ротою 40-го егерского полка, оставив вагенбург в Кайшауре, перейти мимо развалин Ломиса к началу джамурского ущелья. Если же джамурцы обратятся в бегство от действий отряда г. м. Ренненкампфа или окажут сопротивление, то Забродский и Чиляев должны проникнуть во внутренность джамурского ущелья, всегда содействуя друг другу.

Генерал Ренненкампф прибыл к отряду в Цхинвал 17-го июня, а на другой день приехал и генерал-адъютант Стрекалов. Произведя войскам смотр и удостоверившись в их полной боевой готовности, он приказал Ренненкампфу открыть экспедицию. Первый шаг ее состоял в наказании кешельтцев. Из расспросов жителей и от лазутчиков получены были сведения, что кешельтцы хотя и не знают настоящей цели похода, но предпринимают некоторые меры, чтобы не допустить отряд в их убежища. Меры эти состояли в устройстве [26] завалов и засек в лесах и в исправлении и приведении башен во многих деревнях в оборонительное положение. В случае же, если бы кешельтцы увидели, что не в состоянии противиться русским, то, по тем же сведениям, решили бежать в ближайшие ущелья: кударское, нарское и кошкинское. Для пресечения им бегства генерал-майор Ренненкампф, в ночь с 17-го на 18-е июня, отправил предписание подполковнику князю Григорию Церетели, которому принадлежали в кударском ущелье на р. Кварели две деревни, чтобы он собрал милицию из своих крестьян в числе 500 и даже более человек и к 21-му июня занял все выходы из кешельтского ущелья в кударское, отрезав таким образом путь отступления кешельтцам. В то же время он разослал прокламацию (приложение II) по всей стране, а в нарское и кошкинское ущелья послал, кроме того, двух карталинских священников Иакова Ламаури и Иосифа Деканозова, любимцев народа и известных проповедников и поручил им повлиять на общество пастырскими внушениями. При этом он дал им маленькую инструкции о том, как успокоить мирных жителей, обратить к добру непокорных, объявить последним кроткое намерение правительства, и уговорить их занять дороги, ведущие из кешельтского в нарское и кошкинское ущелья, оставив таким образом кешельтцев на заслуженное ими наказание. Затем, не ожидая результата этой миссии, генерал Ренненкампф приказал отряду готовиться к выступлению.

19-го июня, в 10 часов утра, войска, получив приказание оставить в Цхинвале, для облегчения себя в пути, тесаки, а карабинеры, кроме того, и ранцы, двинулись в следующем порядке: в авангарде две сотни милиции, сотня казаков и рота карабинер; в колонне батальон Херсонского гренадерского полка, артиллерия и обоз: в [27] арьергарде 600 человек пеших милиционеров, рота карабинер и сотня казаков. Начальнику авангардной милиции было поручено исправление дороги, которая впрочем, в начале лиахвского ущелья была довольно широка и незатруднительна, так что небольшие поправки ее не задерживали колонны. У деревни Свери был сделан привал на три часа. Незадолго до вечера авангард, спустившись с боковых высот, по которым пролегала дорога, остановился на левом берегу р. Лиахвы, в полторы версте от сел. Джави, на лугу, покрытом кустарниками; обоз и арьергард подошли когда уже совсем стемнело. После короткого отдыха было приступлено к осмотру с. Джави и к отысканию брода через Лиахву, так как мост, состоявший только из двух бревен, кое-как перекинутых через реку, был негоден для перевозки тяжестей.

Жители с. Джави, по собранным сведениям, были люди неблагонадежные и подозреваемые в сношениях с кешельтцами, даже в участии с ними в разбоях и набегах. Подозрения эти отчасти оправдались тем, что они, по приближении отряда, будучи в своих домах, не вышли по обыкновению ему на встречу и скрыли в лесах свое имущество и скот. Только по совету некоторых князей часть из них явилась в лагерь. Генерал Ренненкампф, приняв их, сделал им выговор за медленность в изъявлении своей преданности и уверил, что цель экспедиции не есть истребление их жилищ, как ходят у них слухи, а улучшение их домашнего быта и благосостояния. Джавцы ушли, по-видимому, успокоенные и довольные. Усердие, с которым они на другой день добровольно исправляли некоторые места дороги, помогали обозу и солдатам переправляться через Лиахву, с опасностью жизни, и просьба принять в подарок несколько [28] штук рогатого скота — доказали, что внушения не пропали даром. Вслед за джавцами были приведены в лагерь 18 кешельтцев, которым г. м. Ренненкампф дал наставления о покорности. Из числа их он оставил четырех аманатами, а остальных отпустил, с прокламациями, к семействам. Кешельтцы обещались от имени общества исполнить все наши требования, хотя это далеко не согласовалось с теми сведениями, которые были получены тотчас по их уходе. Сведения эти сводились к тому, что кешельтцы готовятся к решительной обороне: портят дороги, строят засеки и отправляют свое имущество в леса. Правдивость этих слухов подтверждалась тем, что авангардом нашим был замечен пикет, выставленный кешельтцами для наблюдения за отрядом. Что же касается кошкинцев, бывших ближайшими соседями кешельтцев, то у них дела были для нас в лучшем виде. Священник, отправленный к ним для переговоров и увещаний, имел желаемый успех: жители прислали трех старшин, которые от имени общества уверяли не только в своей покорности, но даже в готовности запереть все дороги кешельтцам и выдать их головою, если они явятся в кошкинское ущелье. Неподдельная искренность старшин, с которою они изображали причины своей неприязни к кешельтцам, заставляла верить их словам. Между прочим, они очень наивно удостоверяли, что готовы нам содействовать только потому, что мы сильнее, а в противном случае обязаны бы помогать кешельтцам. В доказательство своей верности и в обеспечение исполнения своих обещаний они предлагали аманатов и просили отправить с ними в общество десять человек милиции, как бы свидетелей их усердия, но, в сущности для того, чтобы впоследствии, ссылаясь на понуждение этих милиционеров, избежать мщения кешельтцев. [29]

Ренненкампф решил двинуться далее: но так как при отряде находились патронные ящики, сухарный фуры, артельные повозки и казенные вьючные седла, то, для облегчения движения по кешельтскому ущелью, он приказал все это оставить в с. Джави, где место для вагенбурга было выбрано на небольшой площадке в северной окраине селения. Для прикрытия вагенбурга была назначена рота Херсонского гренадерского полка, 56 казаков и 160 милиционеров — последние с князем Симоном Мачабели. 20-го июня авангард, в составе сотни милиции и сотни казаков донского Леонова полка, переправился вброд, найденный против лагеря. Когда он занял ближайшие высоты на правом берегу Лиахвы, то обоз и вьюки, при помощи джавских осетин, добровольно явившихся к переправе, стали вброд переходить Лиахву. В полдень большая часть обоза была уже на правом берегу. Главные силы перешли по мосту, построенному выше лагеря на версту, и расположились на покатой площадке близ д. Тонтоветы. В два часа переправилась остальная часть обоза и арьергард, состоявший из милиции и роты карабинер. Для поддержания сообщения с главной базой были учреждены в Свери и Цхинвале посты, каждый из 6-ти всадников. На бивак отряда явились из кешельтского ущелья четыре человека из главнейшей и притом самой разбойничьей фамилии Кабиса-швили для переговоров; но так как можно было предполагать в них шпионов, то генерал-майор Ренненкампф задержал их под благовидным предлогом, а для того, чтобы завладеть кешельтским ущельем без пролития крови, была отправлена кешельтцам прокламация, в которой излагалась их вина, обещалась пощада покорным и наказание упорствующим.

21-го июня, отряд, с шестидневным провиантом, [30] без всяких тяжестей, выступил через хребет Ларо в кешельтское ущелье в следующем порядке: в авангарде, под командою подполковника Бирюлева, три сотни милиции; для прикрытия флангов колонны патрулями — две роты Херсонского гренадерского полка, горный единорог и кегорнова мортирка; в главной колонне рота херсонцев две роты карабинер, единорог, мортирка и штаб отряда; в арьергарде казаки и 350 человек милиции. От Тонтоветы войска направились мимо деревни Цхлеби, лежащей у небольшого гверцевского ущелья, по редкому лесу, по полянам и среди кустарников, при значительном подъеме на восемь верст. Хотя в некоторых местах тропа была крутая, а на, всем своем протяжении узкая, но горные единороги прошли свободно; для легкой же артиллерии пришлось ее несколько уширить — что, впрочем, сделано без труда, так как грунт был мягкий. В шесть часов утра был усмотрен неприятельский пикет, поспешно удалявшийся, а в восемь отряд достиг перевала хребта Ларо, отделяющего кешельтское ущелье от джавского и служащего водоразделом бассейнов рек Пацы и Лиахвы. Спуск и подъем на перевал хотя были круты, но для тяжестей удобопроходимы. Сойдя в лощину, милиционеры тотчас же заняли цепью опушку леса и противоположную высоту; в резерв им был назначен взвод пехоты, который расположился за их флангами. В лощине дорога разветвлялась: левая спускалась из кешельтского ущелья на запад к реке Паце, откуда поднималась к деревне Квемо-Дамцвари, а правая, поднявшись сначала круто на хребет, ниспадала еще круче по лесу к деревне Цамад. Так как число непокорных осетин не могло быть значительно, то чтобы действовать против них по обеим покатостям ущелья одновременно и тем не дать им возможности [31] сосредоточиться, генерал-майор Ренненкампф разделил отряд на две колонны: первая, из двух рот Херсонского гренадерского полка, 800 человек милиции, горного единорога, мортиры и 15 казаков, под командою подполковника Бирюлева, должна была, следовать по дороге через дд. Квемо-Дамцвари, Земо-Дамцвари и Коло в сел. Кешельту. Если бы жители всех этих деревень оставались спокойными в своих домах и не показывали бы намерения сопротивляться, то Бирюлев должен был обласкать их и взять с собою старшин; в противном же случае он получил приказание поступить с ними как с бунтовщиками.

Вторая колонна, с генерал-майором Ренненкампфом, состоявшая из двух рот Эриванских карабинер, роты херсонцев, единорога, мортиры, остальной милиции и казаков, направилась по горной дороге к селению Цамад. Кроме того 100 человек карабинер и сотня милиции, с князем Мачабели, под общею командою штабс-капитана князя Гурамова, были двинуты по высотам, в обход селения Бикуани, на с. Майрам, для встречи и принятия собравшихся в лесах осетин, если бы они явились с покорностью, или для рассеяния их, если бы показали неприязненность — чтобы этим доставить свободный проход колоннам, во время следования их, при неслыханных затруднениях, через леса и горы. Начальник отряда генерал-майор Ренненкампф, поднявшись на весьма крутые высоты, и отделив еще 200 милиционеров и роту карабинер вправо от дороги, ведущей в Цамад, по тропинке, для обхода дд. Бикуани и Майрам, с остальными войсками двинулся через Цамад к тем же деревням. С горы, на которой было сделано последнее распоряжение, были видны почти все кешельтские деревни, расположенные по обоим берегам р. Пацы, на склонах гор. [32] В деревнях заметны были вооруженные люди, а на дорогах вьюки и скот, тянувшиеся в противную от отряда сторону. Спуск с горы к д. Цамад был необыкновенно крутой, каменистый и пролегал по густому строевому лесу узкою тропинкою. Это обстоятельство заставило разобрать единорог и нести его более версты на руках. Боковые патрули, охранявшие отряд, с трудом пробирались по густому лесу через колоды, пни и глубокие рытвины. При спуске с горы, Ренненкампф дал войскам отдых в виду д. Цамад, ожидая, что жители выйдут на встречу, как обещали кешельтские депутаты; но никто из них не явился. При дальнейшем следовании было встречено несколько вооруженных осетин, которых попытались склонить к покорности увещаниями, но они оказали явное упорство и тем вынудили разогнать их пушечными выстрелами. Только овраг, отделявший от них войска, дал им возможность спастись бегством (Рапорт Ренненкампфа Стрекалову 25-го июня № 10.). Спустившись совсем вниз, г. м. Ренненкампф приказал поставить орудие на лафет и подошел с авангардом к д. Цамад, а прочие войска остановил в закрытом месте. Осетины, занимавшие селение, приготовились к обороне и даже сделали несколько ружейных выстрелов. Желая избегнуть кровопролития, генерал-майор Ренненкампф вступил с кешельтцами в переговоры; но так как требования их были нелепые и неосновательные, то он приказал сделать из единорога несколько выстрелов по селению. Жители, будучи малочисленны, тотчас очистили дома и скрылись в лес за овраг, а деревня была занята нашими стрелками и предана огню. Пройдя ее, отряд спустился на р. Пацу, разобрав единорог и перенеся его на руках. На берегу реки, [33] вследствие усталости людей и проливного дождя, ему бы сделан привал.

В это время колонна подполковника Бирюлева, пройдя густой лес, спустилась на дно ущелья против деревни Квемо-Дамцвари, находящейся в полторы версте к югу от д. Цамад. Здесь она была встречена неприятелем, который, засев в кустах и за буграми, открыл ружейный огонь и старался помешать переправе войск. Как только раздались первые выстрелы, г. м. Ренненкампф послал 100 человек милиции для обхода левого фланга неприятеля. Это движение имело успех: осетины, теснимые с двух сторон, бросили свои завалы и бежали в горы. Бирюлев тотчас же занял обе деревни Дамцвари, а затем возвратил сотню милиционеров в колонну Ренненкампфа, которая вскоре тронулась вверх по берегу Пацы, к дд. Бикуани и Майрам, угрожая неприятелю, занимавшему деревню и замок Коло.

Между тем, отряд штабс-капитана Гурамова, вытеснив осетин из Майрама за овраг к д. Бикуани, получил приказание остановиться, чтобы дать возможность колонне генерала Ренненкампфа подняться к Бикуани и содействовать ему в атаке этой деревни. Неприятель, засевший в домах и башне, открыл сильный ружейный огонь. Гурамов тотчас блокировал башню и в этом положении держал ее до прибытия главных сил. Когда же, после довольно утомительного перехода, они приблизились к деревне, то Ренненкампф послал авангард, состоявший из казаков, для совершенного оцепления замка, а сам повел пехоту в атаку. Единорог не мог вовремя содействовать этой атаке, так как его довольно трудно было втащить на крутую гору, на которой построен замок. Осетины, видя, что войска смело приближаются, очистили деревню и скрылись в чаще леса. Впрочем, [34] четыре человека были отрезаны и поспешили занять башню. Они пытались защищаться в ней и не принимали никаких условий о сдаче, но часть карабинер, обойдя по крутизнам, окружила деревню и ворвалась в дома. Защитники оробели, вышли из башни, бросили оружие и были взяты в плен, а деревня предана огню, и башня разрушена. Сильная усталость людей и наступивший вечер заставили отозвать войска из Бикуани и расположиться на ночлег при Майрам. В то время, как колонна г. м. Ренненкампфа была занята атакою Бикуани, подполковник Бирюлев, с двумя ротами пехоты, 300 милиционеров, единорогом и мортиркой, после занятия деревень Квемо и Земо-Дамцвари, подвигался к д. Коло. Дорога из Земо-Дамцвари в Коло пересекалась значительными крутизнами и глубоким оврагом. Она пролегала мимо с. Цамад, пройдя которое и подвигаясь по ущелью, войска попали под град пуль осетин, занявших высоты. Это много задержало Бирюлева, который только вечером подошел к д. Коло. Он нашел ее занятою неприятелем, укрепившимся в сильном и почти недоступном замке, под предводительством одного из главнейших разбойников фамилии Бега-Коче-швили. При приближении войск осетины зажгли дома, чтобы пожарищем преградить доступ нашим стрелкам к замку. Наступила ночь. Атаковать неприятеля было довольно трудно и поздно, а предпринять движение далее — рискованно, почему Бирюлев счел за лучшее, не приближаясь к Коло, остановиться на ночлег, а с рассветом атаковать замок.

От д. Бикуани вверх по реке Паце, на расстоянии почти двух верст, находится селение Даудонасто. Оно расположено при слиянии рек Зикари-Цхале и Тхели-Цхале. Первая из них берет свое начало из горы Зикара и принимает с правой стороны два ручья, текущие [35] по ущельям — Кириком и Саки-Фетун. Эти ущелья служат кратчайшей дорогой в зругское и кударское ущелья; река же Тхели-Цхале, на которой раскинулась деревня того же имени, вытекает из хребта Брутсабзели. Долины рек Зикари-Цхале и Тхели-Цхале отделяются друг от друга узким, весьма высоким и скалистым отрогом горы Зикара. На биваке при д. Бикуани г. м. Ренненкампф получил сведения о том, что некоторые осетины, с семействами и имуществом, бежали в ущелье Кириком, чтобы оттуда пробраться в зругское; другие же укрылись в верховье р. Тхели-Цхале на скалистых, высоких и зубчатых отрогах хребта Зикара. В донесении своем генерал-адъютанту Стрекалову генерал-майор Ренненкампф причину всех этих побегов объяснял тем, что жители южной Осетии, претерпевая притеснения и грабежи от своих помещиков, которые делали это от имени нашего правительства, понятно, не чувствовали необходимости и не имели никакого желания покориться нам; они предпочитали скрываться с семействами и имуществом за снеговыми и вполне недоступными для нас горами кавказского хребта, где терпели и холод, и голод, и считали лучше умереть от них, чем покориться.

Для преследования бежавших г. м. Ренненкампф сделал следующие распоряжения: подполковнику Бирюлеву, выступив на рассвете с бивака при д. Коло, следовать с возможною скоростью по высотам через вершину ущелья Саки-Фетун в кирикомское ущелье, мимо дд. Коло и Кешельты, чтобы отрезать путь отступления неприятелю через снеговые горы в кударское и зругское ущелья; подполковнику князю Тарханову идти горными тропинками по хребту Ларо и соединиться с кошкинцами, которые, вместе с нарцами, в числе 100 человек [36] стояли на дороге из Кешельты в Кошки и приготовились действовать заодно с нашим отрядом; по соединении же с ними, Тарханову надлежало спуститься севернее д. Тхели, лежащей в 2 1/2 верстах от Даудонасто, занять все тропинки, по которым мятежники могли бы избегнуть встречи с нами, и тем отнять у них средство перейти в кешельтское ущелье. Вместе с тем на князей Мачабеловых было возложено — выяснить беглецам их положение, наши преднамерения и ту участь, какая предстоит для них при неповиновении правительству. Согласно этой диспозиции, войска 22-го июня поднялись с бивака для исполнения возложенных на них задач. Подполковник Бирюлев, поравнявшись с д. Коло, был встречен из замка ружейным огнем. Сделав несколько пушечных выстрелов и убедившись, что атака укрепленного двора, домов и самой башни может затянуться на долгое время и лишить его возможности отрезать путь отступления беглецам, Бирюлев прекратил бомбардирование и поспешил к вершине кирикомского ущелья, тем более что, по его соображению, осетины, будучи малочисленны, не посмели бы оставить крепкого замка, который был единственной их опорой.

В то время, как подполковник князь Тарханов, с милициею и присоединившимися к нему кошкинцами и нарцами, тянулся по горам к д. Тхели, а подполковник Бирюлев миновал дер. Коло, генерал-майор Ренненкампф, с тремя ротами пехоты, единорогом, мортиркою, казаками и милициею в 100 человек, приближался через д. Даудонасто к самому концу кешельтского ущелья. Здесь он отделил роту херсонцев для атаки осетин, засевших на узком скалистом хребте, находящемся к северу от Даудонасто; 5-ю егерскую роту карабинерного полка — в ущелье Тхели-Цхале, для содействия атаке [37] князя Тарханова, а сам, с 6-ю егерскою ротою карабинерного полка, единорогом, казаками и 100 человеками милиции, двинулся по долине р. Зикари-Цхале в кирикомское ущелье. Бирюлев, тем временем, все подвигался вперед, но встретив по пути большие крутизны и косогоры, через которые должен был нести орудия на руках солдат, опоздал и не имел возможности предупредить беглецов. Большая часть из них успела пробраться через одну из главных высот кавказского хребта Зругис-Мта, по тропинкам, покрытым глубоким снегом, с удивительною быстротою, в деревню Зруг, принадлежавшую Мачабеловым и расположенную по ту сторону хребта. Преследовать их было невозможно, потому что осетины, искусившиеся в беготне по горам, достигали, со своими семействами и имуществом, самых недоступных вершин с необыкновенною ловкостью. Впоследствии, по показаниям пленных, обнаружилось, что бегству их много способствовали сами кн. Мачабеловы. Впрочем, казаки и милиция настигали запоздалых или отсталых и, спешиваясь, отбили 150 штук рогатого скота.

Генерал-майор Ренненкампф, видя, что, действительно, невозможно преследовать неприятеля в кирикомском ущелье, принял меры для атаки осетин, взобравшихся на скалы Зикара. Для этого он приказал подполковнику Бирюлеву, к которому присоединил и другой единорог, занять позицию у д. Даудонасто; в помощь роте херсонцев, безуспешно перестреливавшейся более двух часов с осетинами на зубчатом хребте, он послал 6-ю егерскую роту; казаков же и сотню милиции отправил в ущелье реки Тхели-Цхале, где 5-я егерская рота, с милициею подполковника князя Тарханова, с утра была в сильном огне. Подкрепления подошли почти одновременно, так что атака по хребту и по дну ущелья [38] была произведена вдруг: на хребте рота херсонцев и 6-я егерская теснили неприятеля хотя и малочисленного, но знакомого с местностью и умевшего ею пользоваться, при следовании его от одного зубца к другому, и только страшные обрывы, по которым пробирались осетины, принудили остановить преследование; по дну ущелья карабинеры и милиция подошли под самые крутизны и, несмотря на град пуль и огромной величины камни, которые скатывали беглецы, полезли на горы. Это было вполне геройское восхождение на недоступные вершины высочайших кавказских гор, примеры которого редки даже в течение всей нашей борьбы с непокорными горцами. Восхождение это было тем отважнее и опаснее, что сбрасываемые с высот камни, величиною до двух с половиною кубических фут, катились с ужасною быстротою, перескакивали овражки, увлекали за собою другие камни, и, раздробляясь на множество кусков, кружась и рикошетируя во всех направлениях, не допускали возможности предупредить их удар или отгадать место падения. Эти катящиеся валуны производили на солдат более сильное впечатление, чем град пуль, которым они были время от времени осыпаемы. Случалось, что большие камни разрывали надвое даже лошадей (Д. 1830 г., 1 отд. г. шт., № 71, стр. 56-60.). К довершению всех затруднений, подковы, которые пристегивали себе солдаты, оказались несостоятельными: они или двигались под подошвою, или просто спадали с ног, а если их подтягивали туго, то ремни стесняли свободу ступни и сжимали ее иногда до невыносимой боли. В виду этого солдаты их сбрасывали и предпочитали подниматься при помощи ружей, предоставляя себя в это время вполне безнаказанно осетинским пулям и камням. Поднимаясь таким [39] образом все выше и выше, гренадеры и карабинеры стояли уже там, где еще не бывала нога нашего солдата, и, не смущаясь заоблачным царством, бесстрашно продолжали следовать и далее по крутым обрывам, над зияющими пропастями. Даже осетины устрашились этого необычайного и неслыханного нравственного и физического торжества человеческих сил над дикою природою и прислали одного из своих вожаков для переговоров. Парламентер был принят, так как солдаты сильно изнурились, а тем временем наступил вечер, и атака малодоступных позиций при текущих условиях была безрассудна. Г. м. Ренненкампф велел прекратить огонь. Тотчас же с гор спустился мальчик, присланный мятежниками в аманаты; на ближайших же скалах появились старшины, прося дать им срок до следующего утра и обещаясь явиться в лагерь с аманатами, а затем, если будет прощена их вина, то принять присягу. Просьба их была уважена, и большая часть войск, отступив версты на две от места боя, стала на ночлег в ущелье Тхели-Цхале, так как недостаток провианта и топлива не позволял расположиться на скалах, покрытых сырым туманом. Только две роты — одна гренадер и одна карабинер заночевали на снежной плоскости Брутсабзели, в даудонастском ущелье. Став биваком, войска выставили сильные караулы и увеличили число разъездов по ущельям Зикари-Цхале и Тхели-Цхале, чтобы преградить неприятелю всякую попытку к побегу.

На биваке было получено известие, что князь Григорий Церетели, которому поручено было собрать милицию и занять выходы из кешельтского ущелья в кударское, не исполнил этого, не имея разрешения от генерал-майора Гессе, и что поэтому кударское ущелье осталось открытым для мятежников, часть которых и пробралась [40] туда. Это обстоятельство было весьма важно, почему ген. м. Ренненкампф, для выиграния времени, ночью же обратился прямо к рачинскому окружному начальнику, возложив на его ответственность преграждение пути отступления неприятелю в кударское ущелье. Наутро он не без тревожного нетерпения ожидал в Даудонасто от осетин исполнения их обещания, но не дождался. Видя, что они его обманули, он прибыл к войскам, ночевавшим в ущелье Тхели-Цхале, приказал роте херсонцев, казакам и всей милиции приблизиться к горам и показать неприятелю, что они готовятся к атаке. Этою мерою он думал устрашить его и заставить старшин явиться для переговоров. Но лишь только войска подошли к подошве, как осетины, занимавшие площадку на склоне горы, пустили в них град камней и пуль. При таком с их стороны упорстве и вероломстве, Ренненкампф приказал начать атаку. Гренадеры и милиция тотчас же двинулись вперед и единодушными усилиями быстро очистили площадку, загнав неприятеля с семействами на утес и захватив у него имущество и 200 штук рогатого скота. Переведя дух, солдаты снова полезли на следующее утесы и, после неимоверных усилий, овладели ими. Но здесь они принуждены были остановиться, так как неприятель был скрыт от них густыми облаками; идти далее было невозможно, и войска в полдень отступили в лагерь при д. Даудонасто.

Хотя таким образом попытка генерала Ренненкампфа овладеть высотами и не увенчалась успехом, вес же она имела благоприятные для нас последствия: осетины, убедившись, что для русских солдат нет недоступных мест, прислали, наконец, от разных фамилий старшин с просьбою о помиловании и с обещанием, что все, удалившиеся в другие ущелья или укрывшиеся в [41] вершинах гор, немедленно явятся для принятия присяги и выдадут аманатов. В число последних тотчас же они представили четырех мальчиков. Кроме них, в лагерь при Даудонасто прибыли 18 старшин от нарского общества с изъявлением благодарности за усмирение кешельтцев и с уверением в готовности действовать по приказанию отрядного начальника. Они подтвердили носившиеся дотоле слухи, что кешельтцы, хотевшие перейти из кирикомского ущелья в зругское, были ими остановлены и, потеряв в перестрелке двух убитых и несколько штук рогатого скота, вернулись в кирикомское ущелье и оттуда перешли в кударское к деревне Лет. Кешельтцы на этот раз сдержали свое обещание, прислав почетнейших старшин и еще пять аманатов. 25-го июня, в день тезоименитства Его Величества Государя Императора, было совершено благодарственное молебствие, по окончании которого кешельтские старшины, в числе двадцати трех, приняли присягу на верноподданство.

Со дня выступления отряда из деревни Тонтоветы и до 21-го июня, когда произошел последний бой при Даудонасто (т. е. за три дня), у нас ранено строевых нижних чинов четыре и милиционеров пять: ушиблено камнями обер-офицеров 2, рядовых 2 и милиционеров (включая двух князей) 6. У осетин убито 59 человек и взято в плен: 11 мужчин, 1 женщина и 5 детей (Донесение генерал-адъютанту Стрекалову 1-го июля № 100.).

Теперь оставалось рассчитаться с жителями и укрепленным замком деревни Коло, а в особенности с разбойничьею фамилиею Бега-Коче-швили, которая, вместе с семейством другого главного предводителя мятежников Кабиса-швили, укрылась в кударском ущелье, в деревне Лет. Жители с. Коло, которых подполковник [42] Бирюлев, спешивший в кирикомское ущелье, оставил пока в покое, тем временем поспешно и сильно укреплялись в своей деревне, служившей им единственной опорной точкой в ущелье. Она была расположена в полуверсте от правого берега Пацы, на полугоре западного горного кряжа, круто спускавшегося к реке и в глубокий лесистый овраг. Вокруг нее грозно возвышалась толстая стена, сложенная из дикого камня на извести, и только два пункта представляли кое-какой незначительный доступ к селению, а именно — северная высота, командовавшая им, и к северо-востоку, к стороне д. Кешельты, оставленной жителями, довольно отлогая покатость, пересеченная лощинами и оврагами, способствовавшими скрытному приближению. Самый замок, т.е. башня, находился на западной стороне, был выстроен в два этажа также из дикого камня на извести и имел вокруг себя особую небольшую каменную ограду. Фигура его была четырехугольная, высота — до восьми сажень, а диаметр — до пяти. Наверху была деревянная надстройка в роде мезонина, с бойницами и дощатою крышею: в стенах были проделаны амбразуры. Для сообщения башни с двором, имевшим несколько перегородок, служило окно, прорубленное на высоте 8 фут, в которое лазили с помощью легкой деревянной лестницы. Хотя вся деревня состояла не более как из 10-12 домов, но последние были полны отважными и завзятыми разбойниками, которые среди ежедневных своих похождений и приключений привыкли самонадеянно играть жизнью и безнаказанно издеваться над смертью. Поэтому, несмотря на их незначительность, они безбоязненно решились отстаивать свою твердыню, уверенные в ее недоступности и несокрушимости, и в числе тридцати человек заперлись в башне, рассчитывая, в случае крайности, продать свою жизнь дорогою ценою. [43] Ренненкампф это знал, и, чтобы избежать кровопролития, предварительно и несколько раз посылал к ним предложения о сдаче, но всякий раз получал один и тот же ответ, что они скорее умрут, чем согласятся на какие-либо условия. Видя бесполезность своих увещаний, Ренненкампф решил действовать оружием. 26-го июня, на рассвете, были посланы 60 казаков и взвод карабинер с приказанием обложить замок и этою угрозою принудить мятежников к добровольной сдаче. Утром же в подкрепление им были отправлены еще 100 херсонцев, 50 карабинер, при кегорновой мортирке, и сто милиционеров. Они выступили из д. Даудонасто вниз по Паце, поднялись против сел. Кешельты на правый берег ущелья и, подойдя к Коло, остановились в закрытом месте. Когда же со стороны осажденных никакого признака покорности не последовало, а на высотах показалось скопище осетин, то Ренненкампф отдал диспозицию для атаки замка и отправил аманатов и раненых в с. Джави, в сопровождении князя Симона Мачабели, которому, между прочим, приказал доставить к 29-му июня 20-тидневный провиант; затем он еще усилил блокирующих сводною ротою херсонцев и карабинер и двумястами милиционеров, вслед за которыми на руках несли разобранное горное орудие. Вместе с тем он в последний раз послал осажденным требование о сдаче и предложение пощады, но они встретили наших парламентеров ружейным огнем и наглыми насмешками. Тогда и наши охотники, скрытые за буграми и камнями, со своей стороны открыли пальбу по направлению выстрелов противника. В десять часов утра принесли единорог, и пока его собирали, охотники наши, пробравшись в развалины, оставшиеся после пожара, и стреляя по бойницам, развлекали осетин. Когда же [44] единорог был собран, его тотчас подкатили на расстояние полуружейного выстрела от замка и пустили несколько гранат. Стрельба была настолько удачна, что неприятель должен был быстро выбраться из надстройки во второй этаж, откуда он, будучи скрыт от выстрелов, усилил пальбу. Одною из первых жертв был раненый подполковник Бирюлев, а вслед за ним дворянин Сулханов и несколько милиционеров и солдат. Несмотря на этот сильный и меткий огонь, стрелки подбежали к самой ограде, чтобы вернее стрелять в бойницы, и прикрылись ею.

Пользуясь отвлечением неприятеля, Ренненкампф произвел рекогносцировку укрепления. Она его убедила, что овладеть им открытою силою без больших потерь невозможно, тем более, что окно, служившее сообщением с двором, было заперто крепкими деревянными дверьми и изнутри завалено камнями, а лестница, по которой осажденные вопили в башню, была уничтожена. Гранаты также были бессильны против толстых стен, а мортиры и вовсе не могли пробить верхнего потолка башни. Наконец, при орудийных наших выстрелах, осколки гранат, отскакивая от стен, наносили вред нашим же войскам, а в заключение лафет под единорогом лопнул. Имея в виду, что кроме того, как нам было известно, защитники запаслись всеми жизненными припасами и даже водкою в избытке, и что вследствие всего этого для блокады укрепления потребовалось бы долгое время, Ренненкампф отложил атаку до ночи и сделал следующие распоряжения: на выстрелы не отвечать; привезти запасный лафет; наломать хвороста, для фашин; приготовить двое деревянных козел, доски для щитов, скоропалительные свечи и как можно более сухих дров. Одновременно с этим он отправил надежных [45] людей к скопищу осетин, в течение всего дня покрывавшему окрестные горы, с предложением смириться и возвратиться в дома. На это он получил ответ, преимущественно от Кабиса-швили, партия которого составляла главное ядро скопища, что они, по смыслу объявленной им прокламации, чувствуют себя слишком виновными, чтобы можно было им ожидать прощения, и поэтому, конечно, не могут явиться в дома, но не отказываются выдать аманатов, которые будут ими доставлены на следующее утро. Последнее ясно указывало, что они ожидали исхода нашей осады, с результатом которой имели в виду согласовать свои действия. Таким образом Ренненкампфу оставалось во что бы ни стало действовать сколь можно решительнее и уничтожить Коло и его защитников — иначе желаемые результаты нашей экспедиции остались бы крайне сомнительными.

С наступлением темноты, стрелки, облегавшие укрепление, были усилены резервами, а по сигналу, данному из единорога, произведена демонстрация со стороны Пацы. Между тем, 50 охотников, вызванных от гренадер и карабинер, с величайшею осторожностью подошли к замку, вломились во двор и, подбежав к дверям башни, поставили козлы, навалили сверху доски и фашины и, прикрывшись таким образом от навесных выстрелов, начали раскладывать костер. Испуганные тревогою и охмелевшие от водки, осетины сперва наудачу открыли беспорядочную пальбу; но, заметив солдат возле дверей, обратили на них весь огонь, расширили одну из амбразур и в темноте, полагая, что русские лезут на штурм, стали бросать сверху огромные камни, которыми два раза разрушали козлы. После некоторых усилий костер сухих дров разгорелся, и ужасное пламя, раздуваемое ветром, охватив всю башню, зажгло двери, [46] деревянную надстройку и проникло внутрь строения. Но и в эти последние минуты отчаянные головорезы не думали о сдаче: они пели во всю глотку веселую песню, неустанно бросали камни, издевались над нашими усилиями и видимо предпочитали смерть всякой пощаде. Когда же пламя проникло через дверь внутрь башни, они с самоотвержением тушили его до той минуты, пока не рухнул наконец потолок. Среди оглушительного треска четыре человека перепрыгнули с неимоверным проворством через костер и каменную стену вышиною в полторы сажени и хотели спастись бегством; но раздраженные солдаты, на которых они напали с кинжалами в руках, подняли их на штыки. Трое других, прикрываясь дымом тлевших бревен, спустились по веревкам из амбразуры и, наверное бы, ускользнули, если бы вовремя не были также подхвачены штыками. Остальные фанатики погибли под развалинами, и только один из них, выбросив ружье из амбразуры, спустился с замечательною ловкостью и сдался в плен. Это был Бега-Коче-швили, который на другой же день отправлен в Тифлис. В конце последнего периода атаки на северо-западных высотах появилась партия вооруженных людей, с видимым намерением подать помощь осажденным, с которыми она обменялась сигналами; но высланные против нее 30 карабинер, под командою кн. Гурамова, заставили ее скрыться. По истреблении Коло, войска возвратились в лагерь при сел. Даудонасто. Потеря дня заключалась для нас в следующем: убиты — 1 дворянин, 4 рядовых и 2 грузина; ранены, кроме подполковника, Бирюлева, двое дворян, 5 рядовых и 3 милиционера; контужено 10 человек, преимущественно камнями. С 21-го по 27-е число взято в плен 14 человек и выпущено 69 артиллерийских зарядов и 20852 патрона. [47]

По поводу описанных действий генерал-майор Ренненкампф отдал по отряду, 27-го июня, приказ следующего содержания:

«Храбрые товарищи! Я был свидетелем примерной вашей храбрости и неустрашимости. 22-го числа быстрое занятие главных высот неприступных гор Зикара и Брутсабзели, в которых мятежные осетины, укрыв свои семейства, упорно защищались, пуская на вас град камней и пуль, и 26-го числа взятие крепости Коло, главной опоры кешельтского ущелья и лучшей надежды первых разбойников оного, удостоверили меня, что поставляемые на каждом шагу неприязненными осетинами и самою природою препятствия вы преодолевали примерным мужеством и усердным исполнением воли Государя Императора. На сем уважении мне приятно засвидетельствовать совершенную мою благодарность начальнику всей пехоты подполковнику Бирюлеву» и т. д.

В донесениях же своих генерал-адъютанту Стрекалову (29-го июня и 11-го июля №№ 74 и 100.), Ренненкампф, описывая личные подвиги чинов, между прочим, удостоверяет, что неустрашимость, расторопность и неутомимая деятельность гренадер были главными причинами падения замка.

Взятие Коло имело большое влияние на осетин всего ущелья. Страшась участи, постигшей жителей этой деревни, 48 разных представителей явились в лагерь, выдали аманатов и приняли присягу на верноподданство; даже закоренелые разбойники Ако и Созро Кабиса-швили объявили через посредников, что готовы принять присягу в лице своего помещика князя Бардзила Мачабели, но явиться в лагерь не решались, боясь быть задержанными. Их нелепое предложение было, конечно, отвергнуто; но, тем не менее, это были лица для нас весьма важны и необходимы; будучи умнее и злонравнее прочих, и [48] пользуясь с давних времен уважением кешельтцев, они были главными руководителями их разбоев и набегов, а также виновниками их восстания. Понимая хорошо, что их первенство и влияние на дела народа исчезнут вместе с его независимостью, они уговорили население кешельтского ущелья и доказали ему необходимость взяться за оружие при вступлении русских в их страну. Поэтому Ренненкампф считал едва ли не все средства позволительными для поимки этих двух отважных вожаков народа, приносивших ему немало бед, и бывших грозою для края. Понятно, что с поимкой их, разбои, грабежи, а самое главное — восстание, должны были прекратиться. В виду всего этого он послал князя Бардзила Мачабели, с сотнею милиционеров, уговорить Ако, скрывавшегося с своею партиею в лесах близ д. Земо-Дамцвари, принять присягу на верноподданство нашему Государю. Попытка удалась, и Ако, с 15-ю своими товарищами из той же фамилии, явился в лагерь со всеми признаками раскаяния, выдал двух содержавшихся у него пленных и привел за себя в аманаты сына, а за Созро, отказавшегося под разными предлогами прибыть вместе с ним — его брата. Несмотря на доставление сына, Ако под благовидным предлогом был сам задержан в лагере, а все остальные аманаты, под прикрытием колонны, доставившей провиант, были отправлены в с. Джави (Донесение Стрекалову 29-го июня № 100.).

Оставалось схватить Созро, который, по-видимому, проник смысл наших действий и соглашался явиться в лагерь, но лишь по освобождении Ако. Со взятием Созро покорение кешельтцев было бы закончено, так как фамилия Кабиса-швили, которая составляла почти половину [49] народонаселения Кешельты, приняла бы тотчас присягу, выдала бы аманатов и могла быть переселена в другое место. Задержание Ако, как нужно было и ожидать, заставило всех членов фамилии Кабиса-швили поручить одному из осетин селения Гверцеви (Корсеви) ходатайствовать за них у отрядного начальника. Они обещали, если будет пощажена жизнь схваченных мятежников, явиться на суд правительства и переселиться, куда будет приказано. Генерал Ренненкампф ответил им, что фамилия Кабиса-швили, будучи слишком виновна, не заслуживает не только доверия, но и снисхождения, а потому он требует, чтобы для подтверждения ее обещаний и раскаяния от нее были бы выданы аманаты из родственников, проживающих в Джави. С тем вместе, видя, что Созро колеблется явиться в лагерь и пустыми отговорками задерживает в ущелье отряд, он отправил Ако с некоторыми другими пленниками и аманатами, под сильным конвоем из Даудонасто в селение Джави, через Бикуани, а сам, с войсками, двинулся вниз по течению Пацы. Перейдя реку возле д. Цамад, он по крутой горной дороге поднялся на правую сторону ущелья и остановился при с. Квемо-Дамцвари. Отсюда тотчас были посланы несколько человек к Созро, в дер. Земо-Дамцвари, с предложением ему явиться с повинной, а вслед за посланными отправлены три взвода пехоты, часть казаков и милиция, с приказанием охватить селение с трех сторон и воспрепятствовать побегу Созро. Остальная часть отряда, в составе 5 взводов херсонцев, роты карабинер и единорога, расположилась на реке Паце биваком. Посланные, как и следовало ожидать, не застали Созро, который через своих лазутчиков был заранее осведомлен о нашем движении и успел бежать в затаенные трущобы кударского ущелья, оставив в Дамцвари сына и [50] брата. Все старания наших агентов поймать его были напрасны, так как он знал тропинки, по которым пробирался, несмотря на непроходимые крутизны, с ловкостью дикой козы, и вскоре нашел себе надежное убежище. Отправленная в Дамцвари колонна ограничилась тем, что сожгла по пути в одном из селений пустые сакли жителей, отказавших нам в аманатах, угнала небольшую часть их скота и захватила кое-какое имущество беглецов. Затем, произведя такое же опустошение в Земо-Дамцвари, она присоединилась к главным силам. Тем пока и закончилась поимка Созро, так как Ренненкампф решил двинуться обратно.

30-го июня, с бивака при д. Квемо-Дамцвари, по дороге, по которой двигался Бирюлев к д. Коло, был выслан взвод карабинер и часть милиции для занятия на хребте Ларо позиции, которая обеспечивала бы отступление отряда. От бивака до вершины Ларо было две с половиною версты. Дорога, сначала поднимавшаяся круто, а потом несколько отложе, была легче и лучше той, которая проходила из д. Цамад на Ларо. 1-го июля, в шесть часов утра, отряд снялся с лагеря при Квемо-Дамцвари, переправился через Пацу — пехота по мосту, а артиллерия вброд, и двинулся к Ларо. Здесь, соединившись со своим авангардом, высланным накануне, он сделал привал на три часа, а затем мимо Гверцеви направился по дороге в Джави. В четыре часа пополудни он стал лагерем близ деревни Тонтоветы. Сюда явились с повинною жители из Джави, Цхлеби, Гверцеви и многих других близлежащих деревень и, изъявив покорность, представили аманатов. Они были приведены к присяге, а аманаты, в числе 50-ти человек, и пленные отправлены в Гори под прикрытием команды гренадер и части казаков. [51]

В донесении своем г. ад. Стрекалову, Ренненкампф писал:

«1-го июля была окончена экспедиция в кешельтское ущелье, где не только не бывала нога русского, но куда отважнейшие воины грузинских царей в продолжение почти столетия не смели показываться, вследствие как местных условий, так равно разбойнического и упорного духа жителей. Кешельтцы наказаны и приведены к присяге, а в обеспечение их верности престолу взяты от них аманаты; главные же виновники восстания схвачены. Наказание кешельтцев послужило примером для всех горцев, рассеянных по кавказскому хребту. Они были так напуганы строгостью мер, что даже жители северной Осетии присылали своих депутатов с предложением выдать аманатов, лишь бы не вторгаться в их жилища» (Донесение Стрекалова гр. Паскевичу 18-го июля № 137.).

Теперь следовало привести к повиновению магладолетцев. Что же касается джамурцев, кногцев, кошкинцев и др., то Ренненкампф надеялся их «убедить ласками, дабы пройти беспрепятственно их природою укрепленные дефиле». Таким образом, движение в Магладолеты было решено; но так как у войск осталось провианта на два или на три дня, а люди и лошади были весьма изнурены десятидневным горным походом, то Ренненкампф сделал в д. Джави дневку, чтобы дать возможность подвезти 15-тидневный запас провианта. Во время этой дневки он отправил еще раз в кошкинское, и чипранское ущелья священников Иакова Ламаури и Иосифа Деканозова, в магладолетское — дворянина Луарсаба Пурцеладзе, с двумя братьями из фамилии Тома-швили, а в рокское — несколько старшин того же общества, снабдив их прокламациями и поручив уговорить кошкинцев, чипранцев и рокцев, чтобы они 8-го июля явились с аманатами в с. Джави, а магладолетцы — в [52] с. Кошки для принятия присяги. Но священнику, посланному в д. Кошки, некого было уговаривать, так как жители этого селения, вместе с чипранцами и урисджварцами, сами явились в лагерь в числе 80-ти человек и привели аманатов. Кроме того, в подтверждение своей верности и искренности кошкинцы сообщили начальнику отряда, что магладолетцы, в числе 260-ти домов, приготовляются к обороне и даже просили их, кошкинцев, прежних своих друзей, не пропускать отряда по ущелью, а встретить его так, как встретили когда-то генерал-майора Сталя. Для поверки этих донесений Ренненкампф, нимало не медля, отправил к магладолетцам надежных лазутчиков, вслед за которыми решил двинуться и сам со всем отрядом.

Для безостановочного следования с тяжестями по р. Лиахве, через дремучие леса и горы, до выхода из джавского ущелья, необходимо было разработать дорогу и кое-где навести мосты. Ренненкампф возложил эту задачу преимущественно на милиционеров и на жителей, и только частью на солдат, назначив для охраны их надежное прикрытие. Так как повозки и фуры, на которых был доставлены в Джави провиант, не могли следовать вместе с отрядом по малодоступным ущельям, а для людей пятнадцатидневное продовольствие в мешках за плечами было бы обременительно, то начальник отряда приказал собрать и доставить в лагерь для подъема провианта небольшое количество осетинских саней, на которых жители летом возят сено и дрова, а повозки и фуры оставить в Джави; артельных же и казенных лошадей, с вьючными седлами, взятыми из Гори, он велел иметь при отряде, чтобы в случай нужды сани заменить вьюками. Вследствие этих распоряжений, солдаты получили провиант на три дня, а из сухарных фур, артельных [53] повозок, патронных ящиков и единорога был устроен вагенбург. В прикрытие его, вместо роты херсонцев, оставлена команда под начальством поручика Писаревского, в числе 120-ти нижних чинов из всех рот, часть казаков и милиция — последняя с моуравом дворянином Заалом Бердзеевым, который оказал во время экспедиции в кешельтское ущелье немалые услуги. Перед выступлением Ренненкампф сделал смотр всей остальной милиции. Оказалось, что вместо 800 человек, выступивших в поход, теперь было 450, а 350 человек бежали в свои дома по случаю наступления времени для уборки хлеба. Конечно, нечего было и думать их собирать теперь.

5-го июля отряд выступил вверх по большой Лиахве в магладолетское ущелье. Авангард, составленный из роты карабинер, сотни милиции и 50 казаков, тронулся в 7-мь часов утра; колонна же главных сил, состоявшая из батальона Херсонского гренадерского полка, роты карабинер, единорога, милиции и казаков, принуждена была ждать до 10-ти часов утра вследствие медленной доставки осетинами окрестных деревень восьми саней для подъема провианта. В 10-ть часов авангард достиг деревни Елбакианткари, расположенной в 9-ти верстах от д. Тонтоветы, сделал привал, сварил кашу и, по приближении главных сил, двинулся далее. В 4 часа пополудни он подошел к д. Ванели, куда к 7-ми часам вечера стянулся и весь отряд. Для бивака было выбрано место на площадке близ церкви, построенной недалеко от правого берега реки Лиахвы. Отряд в этот день сделал всего 15-ть верст — и то лишь благодаря стараниям кн. Бардзила Мачабели и горского моурава князя Гогия Павленова. Последний, имея влияние на жителей ущелья, приобретенное в течение десятилетнего [54] управления ими, собрал 140 человек и в продолжение двух дней расчистил пятнадцать верст горной тропы, прорубил просеку в десять верст длиною, навел на р. Лиахве семь мостов длиною от пяти до десяти сажень каждый, засыпал овражки, сравнял, где было необходимо дорогу, сбросил камни и, наконец, в некоторых местах подорвал даже скалы.

«Дорога была так хороша, что, несмотря на проливной дождь, по ней смело бы могла пройти батарейная артиллерия».

Такое усердие и столь важные результаты двухдневной деятельности князя Павленова, в интересах предпринятого нами дела, представляют редкий и поучительный пример в истории покорения края. Его заслуга тем более значительна, что путь, по которому шли войска, был именно тот, на котором в 1812 году генерал-майор Сталь потерпел неудачу и принужден был вернуться обратно, а в 1823-м году майор Титов попал в крайнее положение, застигнутый близ Ванели скопищем хищников, преградивших ему дорогу на крепкой и удобной для обороны местности.

Когда отряд расположился лагерем, то часть жителей кошкинского и чипранского обществ явилась с изъявлением покорности. Начальник отряда велел привести их к присяге и отпустить с приказанием исправлять дорогу. Большая же часть кошкинцев и чипранцев скрылась в леса с семействами и имуществом. Что касается магладолетцев, к которым был послан с прокламациями Пурцеладзе, то старшины их, вопреки доставленным сведениям, видя ласковое обхождение русских с обитателями пройденных ими ущелий, и страшась наказания, готовы были даже выдать аманатов. Генерал-майор Ренненкампф счел за лучшее, пользуясь этим, отложить дела в кошкинском ущелье, а двинуться в [55] магладолетское, чтобы занять там такую позицию, с которой мог бы свободно действовать в окружающих ущельях и селениях и, в случае нужды, наказывать неповинующихся жителей. Рекогносцировка ущелья, по которому предстояло отряду наступать, показала, что кошкинцы, несмотря на свое обещание, весьма дурно исправили дорогу и не сделали ни одного моста, вследствие чего невозможно было везти провиант на санях, а поэтому его переложили на вьюки. Начальник отряда сделал строгий выговор кошкинцам и вновь приказал им исправить дорогу хотя в самых необходимых местах к десяти часам утра. С таким же приказанием он послал нескольких старшин в деревни Джамаг и Роки.

Из Ванели авангард отряда, в составе роты херсонцев, сотни милиции и 50-ти казаков, выступил в 10-ть часов утра, в надежде, что дорога, согласно приказанию, будет исправлена. Жители деревень, лежавших как на пути следования отряда, так равно и в боковых ущельях: Уриеджвари, Тли, Джамаг, Агубата и Роки, при приближении авангарда оставляли их и с имуществом скрывались в леса. Конечно, дорога была не исправлена, и мосты вовсе не были наведены. Видя непокорный дух и вероломный характер кошкинцев и рокцев, Ренненкампф, чтобы не дать им возможности оказать нам сопротивление, которое бы задержало наше движение, направил авангард к с. Згубырь. Невдали от рокского ущелья усмотрены были первые и единственные пятнадцать осетин, которые лениво работали над устройством мостика. Когда, они увидели авангард, то бросили свое дело и без оглядки пустились в лес; но посланные за ними в погоню милиционеры из их же единоземцев уверили их, что русские не сделают им никакого вреда, и привели снова к мосту. Эти беглецы скоро убедились [56] в истине, ободрились и с большою предупредительностью помогали солдатам переходить по узкому мосту, поддерживали на косогорах чуть ли не каждого из них поочередно, и таким образом провожали авангард до д. Згубырь. Усердие и самодовольство, даже несколько важный вид, с которым они услуживали солдатам, ясно доказывали, что это было их первое знакомство с ними, послужившее, впрочем, и причиною их побега, вследствие весьма естественного в данном случае панического страха. Так объяснял эту встречу генерал Ренненкампф, и свое предположение он подтверждал тем, что другие осетины, притаившиеся по дороге в лесу, видя, что их одноплеменники так живо подружили с русскими, в свою очередь присоединялись к авангарду. Жители д. Згубырь, по приближении наших войск, также бежали в леса со скотом и имуществом; но этих уж никак не могли уговорить возвратиться назад, и даже увещания их старшины из фамилии Шавлоха, посланного для переговоров, не привели к цели. Благодаря неисправности дорог, авангард прибыл в Згубырь только в четыре часа пополудни и стал биваком, не входя в селение. Начальник авангарда, желая вселить в дикарях расположение и доверие к нам, принял меры, чтобы никто из воинских чинов не смел отлучаться в деревню, и чтобы лошадей не пускали на пашни — хотя другого корма не было под рукою.

Через час по выступлении авангарда из д. Ванели двинулась колонна главных сил. Она спустилась на дно ущелья и поднималась зигзагами на крутизны узкою глинистою тропинкою над обрывами левого берега реки. Орудие пришлось нести на руках с большою опасностью: каждый неосторожный шаг мог стоить жизни. Несколько лошадей оборвались в пропасть вместе с вьюками и [57] погибли безвозвратно. Колонна чрезвычайно растянулась, люди сильно устали, неся орудие и помогая вьюкам, а поэтому, сделав четыре версты, она остановилась против урисджварского ущелья и заночевала. Так как идти далее по узкой тропинке было весьма трудно, то для разработки и расширения ее была послана часть милиции. На другой день единорог продолжали нести на руках, и только не доходя одной версты до деревни Квемо-Роки его поставили на лафет и вместе с вьюками переправили в брод через Лиахву, а людей перевели по узенькому мосту. Близ этой деревни явились к Ренненкампфу джамагцы, но так как их было весьма мало, то он приказал им собраться, с аманатами, к магладолетскому селению Эдиси. Пройдя Квемо-Роки, отряд разделился на две части: пехота и вьюки двинулись по косогорам правого берега реки, а единорог, под прикрытием казаков и милиции, спустился на дно ущелья. Первые возле деревни Згубырь перешли по мосту на левый берег, а единорог переправился вброд и тут присоединился к ним со своим прикрытием. Лишь только подошли главные силы, авангард тронулся далее. Дорога было убийственная: приходилось утопать в снеговых обвалах, переползать через высокие горы, по тропинкам, усеянным огромными гранитными валунами, и переправляться вброд, с опасностью жизни, через быструю Лиахву. Но войска все это одолели благополучно и, пройдя брошенную жителями деревню Агубат, находившуюся при слиянии двух главных рукавов большой Лиахвы — Эриманис-Цхале и Кабустис-Цхале, поднялись, на довольно отлогий хребет, покрытый кустарником. В полутора версте от д. Эдиси авангард, сделав переход от Згубыря в восемь верст, остановился на возвышенной безлесной площадке над рекою Кабустис-Цхале, где вскоре присоединилась [58] к нему и главная колонна. Место для бивака было прекрасное, тем более, что лошади нашли в изобилии отличный подножный корм, которого со дня выступления из Джави почти не имели.

Селение Эдиси и все другие десять магладолетских деревень были оставлены жителями, скрывавшимися в горах. Начальник отряда, обласкав магладолетских старшин, прибывших с дворянином Л. Пурцеладзе, отпустил их, взяв от них слово убедить своих беглых соплеменников вернуться в дома. Старшины успели подействовать только на некоторые семейства, деревень Эдиси и Кабусты; но возвращение остальных жителей магладолетского общества казалось пока мало достижимым. Разбои, приготовление к обороне и бегство их при приближении отряда заставляли нас быть как можно осторожнее в сношениях с вероломным народом и не совсем полагаться на обещания старшин. Г. м. Ренненкампф, предвидя, что отряд останется в магладолетском ущелье на продолжительное время, чтобы привести к присяге жителей и схватить разбойников, принял меры, чтобы войска, по прибытии в джамурское ущелье, не остались без продовольствия, тем более, что он не знал как скоро можно будет усмирить непокорных. Но являлся вопрос: как доставить провиант из Цхинвала? Дороги были слишком неудобны для перевозки и небезопасны вследствие неблагонадежности рокцев и кошкинцев, а отделить для обеспечения транспорта значительное прикрытие было нельзя, так как это ослабляло отряд. В виду всего этого, Ренненкампф, не имея возможности открыть коммуникационную линию по ущелью, поневоле и весьма охотно принял предложение моурава, который обещал доставить провиант на собственных лошадях по ближайшей дороге. Во время стоянки при д. Эдиси и в ожидании прибытия транспорта [59] с сухарями, были собраны с немалым трудом жители ущелий кошкинского, джамагского, рокского и других, в числе более 200 человек, и торжественно приведены к присяге. Получив от них аманатов, среди которых находилось несколько человек из фамилий Тома-швили и Шавлоха-швили, он отпустил их по домам. При этом случайно было открыто прежнее злоупотребление, состоявшее в том, что в аманаты были отдаваемы дети, не принадлежавшие тем, за кого бывали представляемы. Это практиковалось преимущественно зажиточными людьми, которые, не желая расставаться с своими детьми, покупали их у других или отдавали сирот, бывших у них на воспитании. Магладолетцы, брутсабзельцы и келиантцы, вернувшиеся из побега в свои жилища, были также приведены к присяге; только фамилия Руба-швили, которая чувствовала важность своей вины, продолжала скрываться в горах — впрочем, кроме одного из членов ее, по имени Хала-швили, взятого в аманаты. После тщетных усилий поймать бежавших, г. м. Ренненкампф приказал разорить и предать огню принадлежавший им в д. Эдиси крепкий замок, в котором были найдены большие приготовления к обороне.

Розыски мятежников вообще сильно изнуряли солдат, так как трущобы были до того недоступны и непроницаемы, что десять или пятнадцать человек, с небольшим количеством скота, могли смело укрываться невдали от пути движения целого отряда и не быть никем замеченными. Располагать при поимке их на содействие жителей, даже и вполне покорных нам, было невозможно, так как каждый, боясь кровавой мести, готов был всегда сам скрыть своего земляка. Таким образом, эта сторона деятельности отряда представлялась едва ли не более затруднительною, чем открытые схватки с [60] непокорным населением — хотя, тем не менее, она была неизбежна, настоятельна и уклониться от нее никоим образом было нельзя. Так случилось и на этот раз: г. м. Ренненкампф, узнав, что часть магладолетцев и других беглецов, не надеясь на пощаду, скрылась в кногском ущелье, на малой Лиахве, несмотря на сознаваемые им неудобства, не мог не подчиниться необходимости и отрядил для поимки их роту Херсонского гренадерского полка, 50 милиционеров и 20 казаков, под командою штабс-капитана, Андреева. Последнему, сверх того, он поручил: привести к присяге жителей деревень, замеченных в произведении беспорядков, как то Гнасури и прочих, и содействовать майору Забродскому задержанием джамурцев, если бы они пытались укрыться в кногском ущелье.

Между тем, майор Забродский, с ротою 40-го егерского полка и сотнею милиции, выступив из Душета через д. Ахалгори, 11-го июля прибыл в с. Павлианткари, лежащее в конце джамурского ущелья. Майор же Чиляев, с другою ротою 40-го егерского полка и двумястами человек горской милиции, назначенный, подобно Забродскому, для вспоможения главному отряду со стороны магладолетского ущелья, еще 26-го июня, под предлогом охранения границ своей дистанции, послал милицию занять мекетские высоты, отделяющие гудовское ущелье от джамурского. Этою мерою он обезопасил военно-грузинскую дорогу от хищнических набегов джамурцев, а производя в то же время из Кайшаура постоянные передвижения, преградить им путь бегства в гудовское ущелье. Джамурцы, имея свои собственные виды на мекетские высоты, но, будучи предупреждены милициею, тотчас поняли свое неудобное положение и на другой же день напали, в числе 60 человек, на милиционный пост, стараясь сбить [61] его с позиции, служившей столь важным для них опорным пунктом; но все попытки их оказались напрасны. Усмотрев подобную настойчивость неприятеля, и желая парализовать всякие последующие его покушения в подобном роде, Чиляев для подкрепления милиции наскоро собрал еще 300 человек горцев и объявил джамурцам, чтобы они выдали аманатов. Ренненкампф, получив обо всем этом донесение Чиляева 4-го июля, на биваке у Тонтоветы, и не будучи в состоянии выступить, по его расчету, из магладолетского ущелья ранее 11-го июля, предписал Чиляеву самому двинуться из Кайшаура с ротою егерей на соединение с милицией. Хотя Чиляев в точности исполнил это приказание, но, не найдя на мекетских горах ни воды, ни дров, спустился к д. Козо и донес об этом отрядному начальнику. Получив же затем сведение, что джамурцы отказываются исполнить его требование на счет выдачи аманатов и даже хотят скрыться с семействами и имуществом в леса, Чиляев, для пресечения им пути бегства, отрядил 200 милиционеров, под командою дворянина Пурцеладзе, и приказал ему объявить джамурцам, что если они не выдадут сейчас же аманатов и не возвратятся в свои дома, то будут усмирены оружием. Чтобы, в случае надобности, осуществить свою угрозу, он двинулся с пехотою вслед за Пурцеладзе (Донесения Стрекалова 12-го июля № 132, 137 и 592.).

Генерал-майор Ренненкампф, получив донесение Чиляева об отступлении с мекетских высот, и находя движение его во внутрь джамурского ущелья опасным до тех пор, пока не будет занят хребет Кного, решил идти в д. Джамур, не ожидая развязки дел в магладолетском ущелье. Оставив в сел. Эдиси с половинною [62] частью войск капитана Завойко, и дав ему надлежащую инструкцию, а также отправив в Джави арестантов и аманатов под сильным конвоем, он выступил в д. Козо с двумя ротами херсонцев и карабинер, сотнею казаков и двумястами милиционеров. Отряд этот, сделав переход в 20 верст, несмотря на отвратительную дорогу, мимо озера Кели и через кногский хребет, остановился у деревни верхнее Баджино (башня), не доходя пяти верст до Козо. Отсюда генерал Ренненкампф доносил Стрекалову следующее:

«Все выходы мятежникам джамурского ущелья заперты: майор Забродский с своим отрядом отрезал им путь в Душетский уезд; майор Чиляев занимает позицию по левому берегу Ксана, а я, с моим отрядом, расположился по правому берегу от кногского перевала. И несмотря на все сии меры, оставалось бы еще несколько недель, чтобы отыскать по всем ущельям и убежищам поодиночке запрятавшихся там горцев, почему я 14-го июля объявил всем жителям Джамура, чтобы они собрались на следующий день к моему лагерю для принятия присяги на верность подданства Его Императорскому Величеству. Собравши сих горцев сколько можно будет более сим приглашением, я некоторых из них употреблю к отысканию бежавших и к выдаче главных разбойников» (Донесение г. м. Ренненкампфа генерал-адъютанту Стрекалову 14-го июля № 85.).

Видя себя окруженными с трех сторон и осведомясь о прибытии четвертого отряда в Кного, часть жителей возвратилась с семействами в свои дома, сложила оружие и явилась к Ренненкампфу с повинною; другая же часть, во главе с виновниками восстания, не надеясь на помилование, скрылась в непроходимые леса и горы.

Кногское ущелье в это время уже было действительно занято штабс-капитаном Андреевым, который [63] прибыл в деревню Кного 11-го июля. В тот же день он собрал жителей ближайших селений, привел их к присяге, взял от них десять аманатов, захватил двух главных мятежников, разрушил дома остальных, а также и башню, и затем отправился по ущелью м. Лиахвы в д. Гнасури для поимки бежавших. Кногцы, полагая, что штабс-капитан Андреев не вернется более назад, а пройдет прямо в Карталинию, собрались в тылу его отряда у д. Шапаури с целью возобновить свое сопротивление. Ренненкампф, узнав об этом вероломстве, а также и о том, что жители Кного скрыли в своих трущобах беглых джамурцев, сделал следующие распоряжения: предписал капитану Завойко командировать штабс-капитана князя Гурамова в д. Кного с ротою карабинер, двадцатью казаками и частью милиции, чтобы схватить бунтовщиков, считавших себя в безопасности, а также разрушить их жилища; самому Завойко, с ротою херсонцев, 200-ми милиционеров и 40 казаками, рассеять толпы магладолетцев или вытеснить их в северную Осетию и истребить их разбойничьи гнезда; за беглыми джамурцами, скрывшимися, как оказалось, на горах близ кногского озера, командировал часть горской и часть грузинской милиции под командою князя Бебутова.

Гурамов, прибыв поспешно в Кного, а затем в Шапаури, не нашел мятежников, которые рассеялись при его приближении, и только в трех верстах от последнего селения заметил, что они гнали скот через шапаурский хребет. Он бросился тотчас вслед за ними, но из-за неприступных горных отвесов был встречен ружейным огнем. Это не помешало ему однако отбить свыше 400 штук скота. Предав пламени и уничтожив до основания селение Шапаури, Гурамов [64] выступил в деревню Габуанткари. Не прошло и получаса, как к нему явились пять осетин из фамилии Габара-швили и выдали аманатов. Один из этих пятерых, по имени Бурдума Габара-швили, назвавшийся родственником известного разбойника Гико Габара-швили, был арестован. Таким образом, задача Гурамова была исполнена. Что же касается князя Бебутова, то Ренненкампф в донесении своем о нем свидетельствует таким образом:

«Сей ревностный офицер как нельзя лучше выполнил данное ему поручение. Горская милиция с неимоверной расторопностью добралась до вершин гор, отбила скот и окружила джамурцев, а тут еще подошел князь Гурамов. Джамурцы, видя свое безвыходное положение, просили пощады и положили оружие. Взято притом в плен 6 мужчин, 6 женщин и15детей» (Донесения Ренненкампфа Стрекалову 14-го и 20-го июля №№ 137, 139 и 160.).

После этого Гурамов и Бебутов присоединились к главным силам в д. Баджино. Что касается капитана Завойко, то и он, в свою очередь, основательно и обстоятельно исполнил задачу, преподанную ему Реппенкампфом. Так как после этого всякие дела в магладолетском ущелье можно было считать оконченными, а остальных виновников восстания у кногцев не удалось схватить после двух попыток, то г. м. Ренненкампф, чтобы не дать возможности кногцам собраться снова около д. Шапаури, приказал капитану Завойко выступить из Эдиси через Кного с провиантом, доставленным горским моуравом, а единорог, бывший при нем, отправить в джавский вагенбург под прикрытием 40 гренадер и 35 милиционеров, так как он не мог следовать по случаю дурных дорог, на которых даже вьюки приходилось спускать на веревках. Следуя этому приказанию, капитан [65] Завойко выступил из Эдиси через селение Земо-Эримани, перевалился через хребет и благополучно достиг дер. Кного. Здесь он узнал, что бунтовщики скрываются в десяти верстах оттуда и поспешил назначить для поимки их 40 гренадер и 30 милиционеров при офицере. Хотя команда эта подкралась ночью к убежищу беглецов в чрезвычайной тишине и с осторожностью, но успела схватить только одного осетина, с его семейством и имуществом, а прочие, услышав подаваемые им сигналы, спаслись бегством. Они были преследуемы всю ночь, но, к сожалению, бесплодно, и команда только в половине следующего дня присоединилась к своей колонне. Дав ей отдых, капитан Завойко выступил 16-го июля из Кного и в один переход прибыл к джамурскому селению Баджино, где еще находился отряд генерал-майора Ренненкампфа.

Все джамурцы были приведены к присяге. Начальник отряда объяснил им, что они, как сообщники мятежников, заслуживают строгого наказания, и дома их должны быть преданы огню, — что и подтвердил тотчас же распоряжением о разорении в деревне Тагуан-Сопели, в джамурском ущелье, жилища одного из главных вожаков, бежавших в горы, и неприступной башни, которая пользовалась такою же славою, как и башня в Коло; но с тем вместе он обещался быть по возможности снисходительным и оставить их в домах, если они отыщут всех беглецов и выдадут их правительству. Джамурцы, не ожидавшие такого выгодного для себя условия, охотно согласились на предложение и дали друг другу клятву не мстить за выдачу или убийство кем-либо родственников. После этого они отправились на поиски. Солдатам и милиции г. м. Ренненкампф строго запретил посещать деревни, а лошадей пускать на пашни. В [66] ожидании исполнения обещания джамурцами и по случаю сильных проливных дождей, продолжавшихся несколько дней, отряд оставался на месте и отдался своим хозяйственным нуждам.

Тем временем, в кногском ущелье штабс-капитан Андреев приводил к присяге покорившихся осетин и по указанию их ловил беглецов. Для поимки их он принужден был спуститься по малой Лиахве к д. Шапаури, хотя этим движением дал возможность многим из злоумышленников разных ущелий, и в особенности главнейшему из них Бенизару Слан-швили скрыться в ущелье с. Тли, жители которого не были еще приведены к присяге и не выдали аманатов. Чтобы достигнуть того и другого, г. м. Ренненкампф назначил 3-ю гренадерскую роту херсонцев и часть милиции под командою штабс-капитана Наплещица. Он дал ему инструкцию такого рода: захватить беглецов и в особенности Бенизара; привести к присяге жителей ущелья Тли и взять от них аманатов, а в случае сопротивления истребить их; по исполнении этого поручения соединиться с штабс-капитаном Андреевым и идти в штаб-квартиру в город Гори. Для совместного действия с Наплещицем был назначен, с 130-ю милиционерами, князь Бардзил Мачабели. Вместе с тем, собираясь кончить экспедицию, он приказал Чиляеву присоединиться с своим отрядом к главным силам в с. Баджино. 20-го июля Наплещиц прибыл в с. Тли, расположенное на одном из значительных правых притоков р. Пацы, но не застал никого из жителей: все они, забрав скот и имущество, скрылись в лесах. Однако, когда до них дошла весть о цели прибытия к ним Наплещица, то они, не желая подвергать истреблению свои жилища, 21-го числа явились к нему, за исключением лишь немногих [67] и в том числе Бенизара Слан-швили. Наплещиц обязал их доставить остальных, и они в этом случае исполнили, что оказалось возможным; но трех главных представителей беспорядков, а также Бенизара, представить не могли. Приведя к присяге добровольно явившихся и взяв от них аманатов, Наплещиц арестовал тех, которые упорствовали в явке, истребил весь хлеб и дома не явившихся и затем отправился в с. Джави, в распоряжение командующего полком подполковника Бирюлева, а оттуда с ротою проследовал в Гори (Донесение Наплещица 22-го июля № 35.).

Итак, цель экспедиции, состоявшая в усмирении южных осетин, в приведении их к присяге, которую большая часть из них дотоле еще не давала нашему правительству, в отобрании от них аманатов и в поимке разбойников, была достигнута. Непокорные были наказаны оружием и истреблением их жилищ; добровольно явившиеся приведены к присяге, а в обеспечение покорности и верности населения, равно благонравного его поведения в будущем, отобраны аманаты: от джавского ущелья — 43, от кешельтцев — 28, от магладолетцев — 21, от жителей ущелья малолиахвского — 20, от кошкинцев — 10, от жителей кударского ущелья — 7, от рокцев — 4, от жителей селения Тли — 3, от згубирского и соседнего с ним обществ по 2, от жителей селений Ломиса и Охирь по 1. Аманаты эти содержались частью на счет правительства, а частью на счет своих односельцев. Так как содержание их стоило значительных издержек, то впоследствии многие отпущены на поруки, а некоторые поселены в других деревнях. 118 разбойников, известных из официальных бумаг и показаний священников и их земляков, схвачены; имущество их [68] конфисковано, пашни и дома истреблены. Небольшое число их, в том числе и вожаки — Созура Кабиса-швили и Бега Цховреба-швили, бежавший с дороги в Гори, хотя и скрылись в неприступных местах, но, лишенные главного достояния — скота и крова, в дальнейшем времени были для нас безвредны, тем более, что кешельтцы обещались их разыскать и выдать нам.

Затем, оставалось только учредить управление, под крылом которого окончательное покорение или, лучше сказать, укрощение нами южных осетин было бы прочное, надежное и бесповоротное. Для этого все общества, населявшие пространство в бассейнах рек большой и малой Лиахвы, Пацы и Ксаны, были разделены на четыре моуравства: первое состояло из кешельтского, джавского, Вхце, Дзивы и других ущелий, находящихся вниз от д. Джави; второе — из кошкинского, джамагского, рокского, згубирского, с. Шпа, гвидинского, чипранского, тлийского и герсевского ущелий; третье — из магладолетского, келиантского, бритаульского, кногского и мало-лиахвского до д. Белоты; четвертое — из джамурского. Управление первым моуравством возложено на дворянина Заала Бердзеева: вторым — на горского моурава князя Гогия Павленова; третьим на Лаурсаба Пурцеладзе и четвертым на дворянина Элиазара Тулаева. По близкому расстоянию джамурского ущелья от Кайшаура и по удобному между ними сообщению, главное начальство над ним поручено было управляющему горскими народами майору Чиляеву. Всем осетинам были разосланы строгие приказания повиноваться вновь назначенным властям, и в заключение всего приняты меры к распространению между ними закона божия, так как «церковное управление в Осетии находилось в самом несчастном виде» (Донесение Ренненкампфа Стрекалову 20, 22 и 23 июля №№ 110, 124 и 159.). [69]

Устроив таким образом управление южными осетинами, под сенью которого они вступили в новый фазис своей жизни, генерал Ренненкампф считал необходимым и вполне справедливым, а тем более назидательным для населения, рассчитаться с главными виновниками всех беспорядков и представителями возмущения, наделавшими столько бед внутри страны и столько хлопот нашему правительству. Для обсуждения их проступков и меры наказания он образовал, согласно предписанию тифлисского военного губернатора, особую комиссию, «презусом» которой 21-го июля назначил начальника милиции подполковника кн. Тарханова. По приговору этого полевого военного суда, последовавшему в 24 часа, из 118 подсудимых наказаны шпицрутенами 21: два через 1000 человек два раза, четыре через 500 человек по три раза и пятнадцать через 500 по два раза. Из числа последних преступников шесть отправлены в Сибирь, а остальные выселены навсегда. Кроме того, несколько человек наказаны розгами. Экзекуция была произведена в присутствии всех без исключения старшин, притом на месте жительства преступников, и ужасающим образом повлияла на население. Южные осетины помнили ее до последних дней умиротворения восточного Кавказа и с трепетом передавали о ней новому поколению, а самые благомыслящие из них утверждали, что этот последний акт покорения их страны и закрепления нашего в ней владычества был самый прочный и вполне надежный. 24-го июля отряд был распущен по квартирам.

Еще не завершилась всецело описанная выше экспедиция, как главнокомандующий отдал приказ о сборе войск для второй экспедиции в Осетию со стороны Имеретии; но развитие в войсках холеры заставило его отказаться от нее.

Комментарии

1. Все эти сведения о населенности южной Осетии едва ли могут быть безгрешны, так как даже в семидесятых годах мы не имели ничего окончательно достоверного. Только в 1880 году кавказский статистический комитет обнародовал данные о народонаселении края вообще, основанные на строгом исследовании и проверке, по которым численность осетин обоего пола на юге выразилась в следующих цифрах: в Горийском уезде 35452, в Душетском 13047, в Рачинском 2604, в Тифлисском 440, в Тифлисе 291, в Шаропанском уезде 106, в Ахалкалакском 48, — а всего по Закавказью 51988 душ обоего пола. («Сб. свед. о Кавказе» т. VII, 1880 г. «Таблица о народонаселении кавказского края по народностям».

Текст воспроизведен по изданию: Окончательное покорение осетин // Кавказский сборник, Том 13. 1889