|
|  |
|
|
» СООБЩЕНИЕ О РОССИИ МОСКОВСКОГО ПОСЛА В МИЛАН (1486 г.)
|
|
|
Он говорил, что в России есть большие города, среди прочих Володимир, город весьма населенный и имеющий около шестидесяти тысяч очагов (fochi); он назвал и другие, имеющие каждый около тридцати тысяч очагов, а именно Новогродия, Пасковия и Моска, которая по латыни называется Московия, и последняя одна окружена стенами, построенными названным государем, живущим здесь большую часть времени, держащим здесь двор, и здесь же находится его архиепископ. Он сказал, что там есть много других городов, числом более 60, имеющих от 4 до 6, 8 и 10 тысяч очагов в каждом. Деревень и сел количество бесконечное, но все дома в этих краях сделаны из дерева, за исключением немногих, построенных для архиепископа, других епископов и прелатов и для государей и некоторых других более мелких господ, которые начали строить из камня и кирпича на итальянский манер (alla italiana); он говорил, что они переняли эту манеру от итальянских мастеров и инженеров (meistri et ingegneri). Он говорил, что его государь весьма могуществен, имеет большие владения и хорошие доходы, превосходящие ежегодно миллион золотых дукатов, причем золотой дукат по цене и весу равен турецкому и венецианскому дукату, и что они употребляют также другие монеты из хорошего серебра, которых идет одной сто монет на дукат, а другой — 50, также как сольди и гросси. [Говорил], что некоторые провинции, в частности языческие, платят в качестве дани (tribute) каждый год большое число соболей, горностаев и спинок, другие платят полотнами (tele) и другими предметами, необходимыми для потребления и жизни двора, и что все вплоть до мяса, меда, пива (cervose), зерна и сена, потребляемых Государем и другими принадлежащими ко двору, доставляется общинами (comunita) и провинциями по определенному распределению (limitatione) и установленному порядку и что они полностью повинуются Государю; что говорят они на русском языке (lingua de Rossia), который похож на словенский (schiavona) и на язык Богемии и Польши, с небольшими различиями, как между нами и испанцами и французами и жителями всех других близких к нам районов. [Говорил он также], что одеваются зимой они обычно в лисьи меха, особенно в их белые горла, и что этих мехов у них великое количество. В средние сезоны они употребляют более легкие меха, летом же льняные ткани, из которых делают рубахи и другие одежды. Дворяне употребляют соболя и другие ценные меха, а в теплое время горностаев и спинки (dossi) мехом наружу, а кожей меха (cartha de la pelle) к рубашке, что дает возможность сохранять свежесть (che vene ad tenere frescho). Шерстяные ткани, шелка, парчи и подобные материалы носят иностранцы, а именно — германцы и другие купцы, приезжающие из Венгрии, Греции и других отдаленных мест, но немцы начинают посещать их более других. [Говорил он], что в этой стране имеется громадное количество скота крупного и мелкого, что есть в ней очень большие пастбища и в продаже много дешевого мяса, а также кур и что есть большие реки и озера, производящие много хорошей рыбы, что у них есть громадное изобилие зерна, так что в ряде мест из-за излишнего количества его собраны удивительные и поражающие запасы пшеницы и другого зерна, особенно в тех местностях, которые удалены от моря, так как там нет никого, кто мог бы взять его и отправить в другое место. Из напитков они употребляют пиво, сделанное чаще всего из ячменя (orzo), и мед с цветом (fiore de lovertise), что дает хороший напиток, которым они часто напиваются допьяна. Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» РУКОПИСЬ СТАРИЦЫ ИГУМЕНЬИ МАРИИ, УРОЖДЕННОЙ КНЯЖНЫ ОДОЕВСКОЙ
|
|
|
Слуги наши часто, бывали в Новегород и привозили Вести о государе моем батюшке, что он здоров. В один день сказали, что пришел из Москвы какой-то Боярин, а за чем, — народ говорил разно, и что в Великом Новегород была большая смута и смертоубийство: убили брата Юлии Яковлевны и зарезали Козьму у самой Святой Софии; народ рассвирепел, бросали друг друга с мосту, что у Святаго Арсения . Тогда Владыка пошел со крестами и начал унимать, а прежде ходил Игумен, но народ не слушал, и разорвал на нем в тесноте мантию. Владыка же унял. Народ, идучи в Рогатицу, кричал; «Не будет Москвы, если придут Москвичи; не отпустит Бог, когда будут у Десятины!» Другие поносили их неразумие и молились про себя о здравии Ивана Васильевича. Однажды прислал батюшка сказать мне, что хочет выйдти из Новагорода от людских смут, идти к Великому Князю Ивану Васильевичу, ударить ему челом, сказать про свою невинность, и молить его принять нас к себе в Москву, и будем, де, мы во веки служить ему и всему его Великого Государи роду-племени, во веки веков, доколе стоит мир и будут существовать на нем Одоевские! Ибо рады пролить кровь за Святую Церковь и землю Русскую. Я радовалась и молилась, услышав ото; но не могла вспоминать без печали о Назарие, что он виновен во всем том, в таких смутах, убийствах и крови; так поступил он окаянный! Еще я сильно боялась, чтоб Максимов и Борецкой не оклеветали батюшку в чем-нибудь неповинно; потому что они злы и лукавы; что же за вина, что прежде служил государь батюшка Новугороду на вере, потому что и крест в том целовал, когда мы пришли сюда из Торопца, и на Великого Князя никогда не поднимал руки? — Слышали мы, что Великий Князь велел уничтожить Вече, а люди не хотели этого, и отпустили Боярина честно, с дарами, а Великому Князю в Москву от всего Новагорода послали поклон и дары честные и многоценные. Две недели того Боярина склоняли к себе пирами. Но Боярин сказал: «будет уже вам не милость Великого Князя, а погром больше бывшего». Наши же Бояре сказали ему: «мы рады радеть Великому Князю, за что же обижает он нас рабов своих, и братию нашу заковал в Москве в железа, а имение их взял; да хотел взять и то, что от прадедов?» Батюшка не знал, как выйдти из Новагорода, потому что от сильной печали сделался нездоров, а послал брата (будто посетить меня), в самом же деле, на Русу и в Москву к Великому Князю, бить челом, чтоб принял нас в свою высокую руку. Лукавцы приходили к батюшке, особенно Борецкой, и говорили, что хотят быть рати, и называли его Воеводой; он же, будучи болен и весьма слаб, отговаривался истиною, что я, де, уже близ пристанища моего. И они отошли. Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» 1650 Г. ЯНВАРЯ 9 — ИЗ ОТПИСКИ ЯРОСЛАВСКОГО ВОЕВОДЫ В ПОСОЛЬСКИЙ ПРИКАЗ О ПРИЕЗДЕ В ЯРОСЛАВЛЬ КУПЦОВ С ВОСТОЧНЫМИ ТОВАРАМИ
|
|
|
Государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Русии холопи твои Ивашко Квашнин, Ивашко Патрекеев челом бьют.
В нынешнем, государь, во 158-м году генваря в 7 день, пришед в съезжую избу (Съезжая изба - канцелярия при воеводе, управлявшем городом и уездом) извещал нам, холопем твоим, таможенной целовальник (Таможенный целовальник — чиновник таможни) Иван Белуха, что приехали индейцы (Так в документе) из Астрахани в Ярославль торговать с товары 5 человек: астраханского жильца Сотры Кидекова зять ево Сокна с товарищи. А что (Что — сколько) у них товару, и тому он подал нам, холопем твоим, две проезжие их выписи, каковы им даны с саратовских таможенных книг казанского таможенного ларешного целовальника (Ларешный целовальник - должностное лицо, выполнявшее работу по сбору пошлин и судебно-полицейские функции) Онофрея Иванова. И тех индейцов велели мы, холопи твои, поставить до твоего государева указу на порожнем не Агленском дворе и заповедного товару, табаку, у них досмотрить. А таможенной голова Иван Голяков с товарищи поставили их на гостином дворе без нашего, холопей твоих, ведома. И мы, холопи твои, тех индейцов перед себя в съезжей избе ставили и их роспрашивали. А в роспросе нам, холопем твоим, те индейцы сказали, что они ехали из Астрахани на Саратов, а с Саратова на Арзамас, а из Арзамасу ехали на Суздаль и приехали в Ярославль с товары... А в Ярославле де те им свои товары продавать, а испродав те товары, ехать им к тебе, государю, к Москве и платить в твою государеву казну...
Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» ПРОТОПОП СИЛЬВЕСТР - ДОМОСТРОЙ
|
|
|
Каждый день и каждый вечер, исправив духовные обязанности, и утром, по колокольному звону встав и после молитвы, мужу с женою советоваться о домашнем хозяйстве, а на ком какая обязанность и кому какое дело ведено вести, всем тем наказать, когда и что из еды и питья приготовить для гостей и для себя. А то и ключник по хозяйскому слову прикажет, что купить на расход, и когда, купив назначенное, его принесут, все отмерить и тщательно оглядеть. А тому, кто на домашний расход закупает всякий припас, на еду, на рыбу и мясо и на приправу всякую, деньги давать на неделю или на месяц, а когда истратит деньги да даст в них отчет господину, снова возьмет. Так все и видно: и харчи, и издержки, и его служба. Повару же отослать то, что следует сварить, и хлебопеку, и для иных заготовок так же товар отослать. И всегда бы ключник держал в памяти то, что нужно сказать хозяину. А в поварню печь и варить яства мясные и рыбные отдавать по счету, как господин повелит, на столько блюд пусть испекут и сварят, и готовое все у повара взять по счету же. На стол же всякие яства ставить по хозяйскому приказу, по гостям смотря, а хлебный припас и всякой еды также по счету дать и взять по счету же, а если что из похлебок и готовки всякой от стола останется нетронутым и недоеденным, нетронутые блюда перебрать, а начатые – отдельно, и мясные и рыбные, и сложить все в чистую крепкую посуду и накрыть, и обложить льдом. Початые же блюда и разные остатки отдавать на подъедание, куда что сгодится, а нетронутое хранить для хозяина и хозяйки и для гостей. Напитки к столу подавать по наказу, судя по гостям, или без гостей, а госпоже только брага да квас. А столовую посуду: и тарелки, и братины, и ковши, и уксусницы, перечницы, рассольницы, солонки, поставцы, блюда, ложки, скатерти и покрывала, – все бы всегда было чисто и готово на стол или в поставцы. И комнаты были бы выметены, и горницы, да прибраны, а образа на стене развешены по чину как положено, а столы бы и скамьи были вымыты и вытерты, и ковры по лавкам расстелены. А уксус, рассол огуречный да лимонный да сливовый были бы отцежены через сита, огурцы же, лимоны и сливы очищены и перебраны, на столе было бы чисто и опрятно. А рыба сушеная и всякая вяленая, и разный студень, мясной и постный, и икра, и капуста – очищены и по блюдам разложены, уже до еды приготовлены. А напитки бы все были чистые, через сита процежены. А ключники бы и повара, и пекари, и стряпухи все еще до стола поели бы и выпили немного некрепких напитков, тогда и стряпают они спокойно. И в платьице бы нарядились, в какое хозяин велит, изготовились бы чистенько, и во всякой стряпне, что кому поручено хозяином, держали бы себя чисто и аккуратно. А всякая посуда и все снасти у ключника и у всех на кухне были бы вымыты и вычищены и в полной сохранности, а у хозяйки и у ее слуг также. Еду же и напитки на стол нести, оглядев, чтоб и посуда, в которой несешь, была чиста и дно подтерто, а еда и напитки также чисты, без мусора и без плесени и без пригарины; поставить, осмотрев, а поставив еду или напитки, тут уж не кашлять, не плевать, не сморкаться, но отойдя в сторонку, вычистить нос и прокашляться, или сплюнуть, отворотясь да растереть ногою; так-то любому человеку прилично. Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» 1550 Г. — СТАТЬИ ИЗ СУДЕБНИКА ЦАРЯ ИВАНА ВАСИЛЬЕВИЧА, КАСАЮЩИЕСЯ ХОЛОПОВ И КРЕСТЬЯН
|
|
|
Ст. 88. А крестьяном отказыватися из волости в волость и из села в село один срок в году, за неделю до Юрьева дни осеннего и неделя по Юрьеве дни осеннем. А дворы пожилые платят в полех за двор рубль да 2 алт., а в лесех, где 10 верст до хоромного лесу, за двор полтина да 2 алт. А которой крестьянин живет за кем год, да пойдет прочь, и он платит четверть двора; а два годы поживет, и он платит полдвора; а 3 годы поживет, и он платит три четверти двора; а 4 годы поживет, и он платит весь двор, рубль и 2 алт. А пожилое имати с ворот; а за повоз имати с двора по 2 алт.; а опричь того на нем пошлин нет. А останется у которого крестьянина хлеб в земли, и как тот хлеб пожнет, и он с того хлеба или с стоячего даст боран, 2 алт. А по кои места была рожь его в земли, и он подать цареву и великого князя платит со ржи. А боярского ему дела, за кем жил, не делати. А попу пожилого нет, и ходити ему вон безсрочно воля. А которой крестьянин с пашни продастся кому в полную в холопи, и он выйдет безсрочно ж, и пожилого с него нет. А которой хлеб его останемся в земли, и он с того хлеба подать цареву и великого князя платит. А не похочет подати платити, и он своего хлеба земляного лишен. Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» ВЫПИСКА ИЗ ЖИЗНИ КНЯЗЯ ШАХОВСКОГО
|
|
|
Я в полном удовольствии поехал домой придумывать разные способы к успешному отправлению новой своей должности, и через несколько дней сочинил правила для полицейского порядка. Мне вздумалось, не подавая Кабинетным Министрам доклада моего, прежде показать его Герцогу Бирону, моему высокому покровителю, и получить его одобрение. В один день приехавши к нему перед вечером, я узнал от камердинера, что у него сидят Генерал-Фелдмаршал Граф Миних и Президент Коммерц-Коллегии Барон Менгден. И так не рассудивши за благо явиться к ним с полицейским своим учреждением, я поехал домой; ибо тогда уже было поздно. Долго не мог я заснуть, занимаясь в мыслях своим планом, и тем, как бы на другой день поранее представить доклад свой Герцогу. Это было, помнится мне, в Декабре месяце 1740 года.
Еще до рассвету разбудил меня полицейский Офицер, приехавший объявить мне, что во дворце собирается множество людей, что полки гвардии туда же идут, что Принцесса Анна приняла государственное правление, и что Герцог Бирон и Министр Граф Бестужев взяты Фелдмаршалом Минихом под стражу. Будучи в крайнем смятении, тотчас поскакал я во дворец, продрался сквозь шумную толпу народа, взбежал вверх по лестницам в палаты, и увидев гвардейских офицеров и солдат, беспечно ходящих в разные стороны, не знал, к кому пристать и куда идти далее. В дворцовой зале нашел я множество разных чиновников, по большей части статских, теснящихся в дверях к придворной церкви, которая также была наполнена людьми и освещена великолепно. Тут один знакомой гвардейской офицер в радостном восторге ухватив меня за руку, начал поздравлять с новою Правительницею, а приметив, что я ничего еще не знаю, рассказал мне о случившемся, и советовал протесниться в церковь. Сие подробное уведомление поразила меня. Отменные ко мне милости Герцога Бирона - сказал я сам себе - сделают то же, что знакомство с Волынским, и дай Боже, чтоб еще худшим не окончилось! Мои знакомые являлись в разных личинах; одни, имея в руках бумагу, кричали: истинные дети отечества! извольте подписываться в верности нашей всемилостивейшей Правительнице, и ступайте в церковь целовать Крест и Евангелие; другие, спрашивая между собою как и что писать, вырывали из рук чернильницу и перья, и подписывались; третьи теснились в церковь присягать и кланяться находившейся там Правительнице. Таким образом удостоившись и я подписаться, и продравшись в церковь, стал позади господ, окружающих Принцессу. Я думал, что по моему званию должно мне быть подле Правительницы и ожидать ее повелений; но увы! скоро почувствовал, сколь неприятно было мое положение. Некоторые из господ, удостоившихся оказать услуги свои Принцессе, посматривали на меня с крайним презрением; другие, усмехаясь язвительно, спрашивали меня, каков я в своем здоровье, и все ли со мною благополучно; а площадные наши звонари, подле меня стоявшие, громко рассказывали, как я пользовался милостями Бирона, и как был его любимцем. Почти целой день ходил я во дворце между людьми, и не получая никаких по должности моей приказаний ни от Правительницы, ни от Министров, с прискорбною душею поехал домой. На другой или на третий день определен в Генерал-Полициймейстеры Тайный Советник и Сенатор Федор Васильевичь Наумов. Обо мне не сказано ни слова. Но как я сам себя отрешить от Полиции не осмелился, то и остался его товарищем, ожидая что будет далее.
Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» ОПИСАНИЕ ПОХОДА ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА ПЕТРА ВЕЛИКОГО К ЛЕЖАЩИМ ПРИ КАСПИЙСКОМ МОРЕ ПЕРСИДСКИМ ПРОВИНЦИЯМ
|
|
|
Июля 18-го дня отправился весь флот из Астрахани, и тогож дня не далее могли дойти как до Иванчука, рыбного лакола Сергиево-Троицкого монастыря, лежащего в 30ти верстах от Астрахани, где большие суда стали на якоре, и малые пристали к берегу. Июля 19-го дня, по утру, в начале 8-го часа, по данному сигналу, наши пошли далее и около полудня прошли последний учуг, а оттуда, к вечеру, к Ярковскому устью. Сию ночь стояли еще на реке. На 3-й день, то есть 21-го июля, пошли в море и стали на якорях у острова Четыре бугра называемого. На сем месте, 22-го числа, у генерала-адмирала на гупере, в присутствии государя императора, был совет, на котором определено следующее: 1) если погодою суда разнесет, то собираться им к устью реки Терека. 2) Государю императору положено командовать на корабельном своем боте авангардиею. Всем малым весельным судам, особливо Москворецкому стругу и островским лодкам, следовать за его величеством вдоль подле берегов. 3) Всем ластовым судам под командою капитана фон-Вердена идти прямо к острову Чеченю и там ожидать указа. 4) Гуперу и двум шнавам, на коих были граф Толстой и князь Кантемир, ехать подле берегов так близко как глубина дозволит. Тогоже дня, в 3-м часу по полудни, пошел весь флот, при тихом северном ветре, далее в море. Корабельный бот, на котором государь присутствовать изволил, и следующие за оным островские лодки видны были в малом отдалении, к вечеру в исходе 9-го числа настал юго-западный ветер и следовательно противный, с переменным порывом; для того приказал генерал-адмирал дать сигнал к бросанию якорей; чрез час стал ветер пакта благополучный, — новый дан сигнал к продолжению пути, но островские лодки, оного не слышав, стояли до следующего утра на якорях. Во время ночи гупер и шнавы отдалились несколько от берега. Как скоро день настал 22-го числа, то старались опять к оному приблизился, но уже был полдень, когда императорский бот стал у них в виду. Он стоял на якоре под мысом 12 колков. Пополудни около 4-х часов подошли они к боту весьма близко, а следующего утра 23-го дня повелел государь на своем боте якорь поднять, и направил путь свой прямо к устью реки Терека, куда его величество того же дня и прибыл, но генералу-адмиралу и двум шнавам надлежало прежде буктироваться вокруг мыса 12ти колков и для того они так скоро за государевым ботом следовать не могли. Сверх того императорской бот шел скорее нежели их суда. По сим причинам были они принуждены переночевать у острова Чеченя за пять миль от устья реки Терека.
Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» ДНЕВНИК ПУТЕШЕСТВИЯ В МОСКОВСКОЕ ГОСУДАРСТВО ИГНАТИЯ ХРИСТОФОРА ГВАРИЕНТА, ПОСЛА ИМПЕРАТОРА ЛЕОПОЛЬДА I К ЦАРЮ И ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ ПЕТРУ АЛЕКСЕЕВИЧУ В 1698 Г., ВЕДЕННЫЙ СЕКРЕТАРЕМ ПОСОЛЬСТВА ИОГАННОМ ГЕОРГОМ КОРБОМ
|
|
|
Так как у москвитян в четвертый раз жениться считается грехом, то они как можно наилучше обращаются с третьей женой, с первыми же двумя поступают словно с невольницами, ибо надежда на новый брак и бесчестное лакомство порождают [в них] мысль стараться о причинении смерти своей жене, да и ласки первой супруги тягостны мужу, так что первая жена едва ли год только пользуется любовью мужа. Как бы то ни было, но москвитяне даже и поговорку такую выдумали “У попа, мол, настоящая жена последняя, а у мирянина — третья”, потому что после кончины тех жен не позволяется вступать в новое супружество и тем и другим лицам, и потому москвитяне к таким только женам питают истинную супружескую любовь, после смерти которых они не могут более надеяться на новый брак. Впрочем, некоторые из властных лиц вынуждают патриарха делать в их пользу отступление от закона касательно четвертого брака, но в таком случае хотя тот и не запрещает им жениться, однако в то же время и не одобряет такого святотатственного супружества и, на основании непреложного воспретительного закона, считает четвертый брак недействительным.
У донских казаков другое обыкновение они могут разводиться с женами без малейшего стеснения, причем, по их обычаю, требуется только, чтобы муж вывел перед собранием всего общества (каковое собрание называется у них кругом) свою жену, поставил ее на середину круга перед атаманом и всем обществом и объявил во всеуслышание, что жена ему уже более не нравится, сказав это, муж должен оборотить жену кругом и, выпустив ее из рук, объявить, в силу супружеской власти, свободной, и кто таким способом отпущенную женщину схватит, тот и должен ее считать своей женой, содержать и печься о ней до дня новой сходки. Таким образом даже и у сих варваров совершение развода определено известными правилами, и разводы сии только тогда законны, когда совершены в кругу и в присутствии всего общества. Почти такие же обычаи замечаются и у турок, где вольные люди венчаются с невольницами в присутствии воеводы. Но такого вида бракосочетание мужчины с женщиной похоже на наложничество, так как мужчина всегда, по произволу, может разорвать эту связь. Что же касается до самой женитьбы такого рода на невольнице, то вот как она совершается жених, обратившись к воеводе, заявляет ему свое желание жениться. Тот, приступая к соединению представившихся ему особ, требует от жениха пояс, а от невесты венок, затем [жених] предлагает невесте брак, причем обещает ей известное приданое, например пятьдесят червонцев, после сего [воевода] отдает невесте пояс и венок и составляет акт, в который вносит все, что сделано, причем отмечает число, записывает имена бракосочетавшихся и некоторые их приметы. Если жена не нравится более мужу, то опять надо обратиться к воеводе и вновь ему объяснить дело, и тот за два или за три червонца (вытребовав прежде для жены обещанное вено) велит мужу принести назад венок, взятый им перед тем у жены, а у жены берет пояс и, отдав мужу пояс, а жене венок, разводит брачную чету и объявляет мужа и жену разлученными.
Полный текст |
|
|
|
|
|
|
|
|
