Мобильная версия сайта |  RSS |  ENG
ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
 
   

 

» ЖИЗНЬ А. С. ПИШЧЕВИЧА, ИМ САМИМ ОПИСАННАЯ
В первых числах сентября г-н Потемкин вместе с генерал-майором Александром Николаевичем Самойловым, племянником князя Потемкина, и немалою свитою прибыл в Владикавказ, будучи извещен чрез г-на Бурнашева, что царь Ираклий собирался оставить свою столицу и на половине дороги встретить гостей, к нему едущих. По сему известию г-н Потемкин отправил меня в город Тифлис; письмо, мною царю доставленное, содержало просьбу, дабы он его избавил от лишних почестей. Я, получа десять Козаков для моего конвоя, пустился в путь и не замедлил достигнуть до пропастей кавказских, ужас не привыкшему к оным человеку наводящих. Тут встретятся в одном месте горы, на которые поднимаясь казалось конца не предвидится, потом едва вершины оных достигнешь, должно паки спущаться в стремнины несоразмерной глубины, в другом месте можно видеть дорогу, которую едва тропинкой назвать можно, проложенную по косогору или в полугоре, на которой висят каменья чрезмерной величины и грозящие, так сказать, ежеминутным падением. Ударение быстротекущего Терека о каменья один стук ушам делает, а снег с гор скатывающийся с ужасным треском другой ужас наводит. В добавок к сему проезд в сем ужасном месте от живущих тут разных горских народов, нельзя сказать, чтоб был безопасен, которые не будучи никому подвластны и имея один образ человеков, а впрочем совершенные дикари, полагающие почти долгом себе подобного ограбить и даже убить. Жилища их или скудные хижины, или в камнях выдолбленные ямы. Козачий конвой меня проводил только до деревни Ларсы, принадлежащей осетинскому князю Ахмету. Сия деревня лежит на мысу вышедшей высокой горы, на которую надобно вскарабкаться с трудом, чтоб, войдя на оную, увидеть несколько выдолбленных в камнях ям, составляющих все строение деревни Ларсы. Я имел от генерал-поручика Потемкина открытый лист, на котором написано было: «Объявитель сего, войск Ее Императорского Величества поручик Пишчевич, отправленный мною к его высочеству, царю Ираклию, которому всем в Кавказе обитающим князьям и узденям повелеваю чинить всевозможную в проезде помощь». Таковой высокопарный вид казался генерал-поручику Потемкину достаточным для моего проезда, и потому он на прогоны не дал мне ни копейки. На другой стороне сего листа написан был смысл сей бумаги на турецком языке. Я, оставя мой конвой у подошвы горы с одним козаком, пошел к князю Ахмету. Его сиятельство я нашел сидящим у огня, разложенного посреди его норы, ноги поджавши. На одной стороне лежало ружье, а на другой сабля, по жилищу разбросана там и сям солома и несколько ковров. Сам же он занимался обстругивая своим острым ножом как бритва маленькие палочки, которые видно нарочито для препровождения времени ему приготовлены были, и сии потом стружки бросал в огонь. Двое из его рабов, стоя за спиной, ожидали его приказаний, из которых один говорил немного по-русски. Надобно знать, что сей Ахмет за что-то был в неудовольствии на генерал-поручика Потемкина, и, прочитав грозное повеление, повелитель Кавказа с сердцем начал говорить тому из своих прислужников, который разумел по-русски, и при сем разговоре указывал на небо и свою саблю. Слуга, выслушав своего господина, начал мне объяснять его слова, из которых я понял следующее: «Скажи этому офицеру (то есть мне), что так как он вошел ко мне с видом доброго расположения, а не наглостью, с какою некоторые из между их делают, то ему в угодность я дам лошадь и проводника до деревни Степанц-Минде, за безопасность в дороге отвечаю я, для того, что мой будет проводник; впрочем, вот мой бог (указывая на небо), а это мой государь (указывая на саблю), я никаких Потемкиных знать не хочу; я князь и никого не боюсь». После сего я вышел из норы сиятельного владыки и, возвратясь к своим козакам, увидел скоро приведенную мне лошадь и пешего провожатого. Отправив Козаков обратно в Владикавказ, пустился далее на сей нового рода почте и увидел, что горского князя гордость в силах переменить русскую пословицу: «Пеший конному не товарищ». – Следуя я за моим провожатым, имел много кое о чем подумать; с одной стороны, предстояли ужасы природы моим глазам, с другой, мое положение посреди сих пропастей с одним человеком, которого не разумел, ведущим меня Бог ведает куда-либо я и наслышался, что чрез Кавказ дорога проложена, а мне везде предлежали тропинки; следственно я мог думать, что мой провожатый ведет меня куда-либо на гибель, а не по настоящей дороге; притом из-за всякого камня я мог быть убит, я после узнал, что присутствие человека их земли предохраняет всякого иноземца от беды. И так мой сопутник, кроме того, что меня провожал, но был и мой Egide. – Далее, я удивлялся гордости нищего князя, презирающего повеление столь значащего в сем краю начальника, который почти вслед за мной шел, и приписывал это чувствам независимости. Но когда представлялось мне положение сего владыки, то я находил, что он точно мог безбоязненно braver пышного начальника. Что бы ему сделал Потемкин со всею силою у Кавказа стоящею, ежели бы пошел против его: Ахмет, навьючив нищенское свое имущество на своих скотов, пошел бы далее в пропасти и, нашед новые норы, поселился бы. Такому подвижному имению никакая сила не страшна. Сии размышления довели меня до деревни Степанц-Минде пред вечером....
...Таким образом провождал я дни в Тифлисе, обозревая в оном все, что было любопытства достойного. В один день, возвратившись домой позже обыкновенного, удивление мое было соразмерно тому удовольствию, которое г-н Измайлов устроил единственно в мою угодность. Он составил беседу из осьми наипрекраснейших грузинок, из коих самой старшей едва ли было двадцать пять лет; они все сидели, по своему обыкновению ноги поджавши полумесяцем на разосланных на полу коврах, имея свои покрывала на плечи опущенные, чрез что вся приятность их лиц являлась во всем своем блеске, пред ними горело несколько свеч и поставлены были блюда с разными фруктами. Я, войдя в комнату, сим зрелищем был приведен вне себя. Госпожа Измайлова представила меня им как друга ее мужа; они все наперерыв старались мне изъявить знаками свое удовольствие. Госпожа Измайлова взялась быть переводчицей своим подругам всего того, что я для их лестного в тот вечер ни говорил. Две из сих красот, взяв меня за руки, посадили между собой, потчевали фруктами, пели песни и, видя мой веселый нрав, то и они оставя ту робость и застенчивость, с каковою являются в публике; тут предались совершенной вольности как будто бы со мной век знакомы были, позволили мне с собой всякого рода резвости; истину говоря, я мыслями от удовольствия в тот день терялся. Когда подали ужин, за всякой так сказать ложкой, следуя обычаю той земли, следовал стакан вина, которое грузинки без всякой застенчивости пьют, и оное их развеселило до того, что после ужина пели, играли на бубнах и плясали. Таковая утеха продолжалась за полночь, после чего должно было расстаться, причем г-н Измайлов как хозяин дома учредил, чтобы всякая из них со мной поцелуем прощалась, уверяя их, что это есть обычай европейский, с которыми он тот вечер проводили, следственно и должны нравам оных следовать; грузинкам сие показалось кстати сказанным и потому хозяйскую волю выполнили. Признаться, они мне все нравились, но говоря по-султански: я бросил платок на одну лет шестнадцати красотку, которой имя было Нина; глаза ее в продолжение ужина беспрестанно с моими встречались, которых пламя довольно изъясняли огненное ее сложение, она потчевала меня фруктами, называла: Ламази Александре, то есть милый Александр. Госпожа Измайлова сие заметила и потому шепнула ей несколько слов на ухо; она, простившись с нами, вышла с прочими ее подругами из дому, но чрез полчаса опять явилась и отдалась в мои объятия. Какую ночь я проводил с сей более нежели милой женщиной, изъяснять был бы напрасный труд, ибо как описать то, что есть неизъяснимо; натура одарила нас в сем случае тем, что есть свыше всего. Наступивший день нас разлучил, но она обещала своего Ламази Александре посещать чаще, что, однако ж, не сбылось: муж ее, будучи довольно достаточный купец, летами уже более на ту древность походивший, при которой таковая юность не могла в верности свой счет сыскивать, и потому он, сведав о той счастливой ночи, которую его милая Нина со мной разделила, бил ее нещадно и заточил в деревню одного дворянина, своего приятеля, г-ну же Измайлову и его жене грозил за таковое ему нанесенное бесчестие отомстить; многие грузины, приятели г-на Измайлова, советовали и мне беречься сего ревнивца, как такого человека, который в мщении границ не полагал, но всеми сими георгиянскими страхами мы не уважая, продолжали делать свое, да и свойственно ли молодому воину знакомиться с опасностями?
Госпожа Измайлова опять пригласила на ужин к себе своих приятельниц, но оный без милой Нины был не столь весел или мне таким показался оттого, что я ею был занят. Я вышел на минуту в свою комнату, куда увидел вошедшую и одну из гостей, которая вела г-на Измайлова за руку, дабы он мне ее мысли изъяснил, состоящие в том, что тифлисским красавицам весьма обидно будет, ежели только одна Нина мое сердце тронуть могла. Я, чтоб ей показать, что она столько хороша, что можно и ею заняться, и потому просил г-на Измайлова ей сказать, что замеченная ею во мне задумчивость происходит оттого, что я занят одной из составляющих нашу беседу, но не ведаю, мыслит ли она обо мне. На что она отвечала: «Ежели Александре только о сем беспокоится, то это напрасно, ибо он всем моим подругам нравится, а мне преимущественно». За таковые лестные для меня мысли и за незнанием языка мне нечем было ей отвечать как не поцелуем. Г-н Измайлов, видя же себя лишним при столь коротком объяснении и что дело обойдется и без переводчика, и потому оставил нас одних; я обнял грузинку, которая для одного вида несколько пожеманилась, но сдача фортеции скоро последовала, ибо говоря солдатским языком: что может против россиянина устоять! – возвратясь мы опять к беседе, должны были выдержать на счет нашего тайного объяснения разные шутки, от которых я отделался молчанием и незнанием по-грузински, а моя подруга запела песнь и тем прекратила шпынства. Таким образом перешли чрез мои руки и еще некоторые в разные времена из женщин, посещавших дом моего хозяина, из которых ни к одной я особливым образом не был привязан, ибо в сем случае одна новость давала им преимущество. Но наконец сыскалась одна, которой я верность соблюл во все время моего в Тифлисе пребывания, и это великая жертва от молодого человека. Госпожа Измайлова имела приятельницей одну молодую вдову, которая со времени потери своего мужа вела жизнь весьма уединенную и потому благопристойность ей возбраняла являться в наши вечеринки; ей наговорено обо мне очень много хорошего, из чего родилось в ней любопытство меня видеть и для сего назначила женские бани; госпожа Измайлова уверяла меня, что я в ней увижу женщину, не уступающую красотой потерянной мною Нине. Все сие устроено было так, что в помянутых банях одна комната была откуплена для нашего свидания, в котором случае содержатели оных отвечают за безопасность тех, кто вверяет себя их присмотру. Когда я явился к оным, то банщик повел меня длинными темными сенями, в которых передал меня в руки старухи, а сия ввела меня в небольшую комнату, едва освещаемую небольшим окном, в куполе сделанном, где я увидел на диване сидящую грузинку, которой едва ли было двадцать лет, и при таковой молодости наиприятнейшее лицо. Она указала мне возле себя сесть, за которым приглашением, я доказал милой вдове, что россиянин горазд утешать сетующую красоту....
...Прибыв я в Екатеринград и исполнив возложенное на меня дело, пошел отыскивать моего тифлисского приятеля г-на Измайлова, который, возвратясь из Грузии, в сем месте находился. Свидание мое с ним и его женой было трогательно, ибо я ими был любим истинно; они меня пригласили взять мою квартиру с ними вместе: отдохновение мне тем нужнее было, что я для скорейшей езды пустился в сию поездку верхом; козачье седло заставило знать моим разломанным костям, сколь на оном невыгодно ездить непривыкшему.
После разных разговоров не спросить о любезной моей тифлисской Нине было бы преступление, которого сия красота не заслуживала, и я от них узнал, что дворянин, в доме которого я с нею ночь проводил, был приятель ее мужа и тот самый, к которому он ее отправил, дабы со мной разлучить. На другой день оставила она Душет и отправилась в Тифлис, ибо уже были, за несколько дней до моего в сию деревню приезда, присланы два служителя за ней, которых она склонила на свою сторону и, переодевшись в платье одного из них, явилась ко мне в Ананур, а на другой день соединившись с оными, остававшимися в одной деревушке, ожидая ее возвращения, отправилась в Тифлис, но, проезжая так называемое Мухраново поле, была захвачена лезгинцами, в числе которых был один князь, которого красота Нины пленила.
Два месяца она проводила в жилище сего лезгинца, которого страсть всякий день к ней умножалась, и он было положил на ней жениться, ежели она оставит свой закон; Нина, ведая всю власть, какую господин над пленницей в Азии имеет и потому на некоторое время положила притворяться, будто соглашается на его предложение. С сего времени князь ее часто брал с собою в разные поездки, в которых она всегда верхом его сопутствовала. В один день будучи они на охоте и, когда служители разбрелись по лесу, она оставалась одна с князем, которого жажда понудила встать с лошади, оставя на седле свое ружье, прилечь к ручейку, дабы напиться; предприимчивая грузинка, спрыгнув с лошади и схватив ружье, уставила оное дулом в его спину, выстрелила. Натурально в таком расстоянии нельзя было ожидать промаху. После сего сев на еголошадь, которая была добротнее, пустилась в путь и чрез несколько дней явилась в Тифлис, где, часто меня вспоминая, рассказывала г-ну Измайлову и его жене наше свидание в Душете. Наконец приключившаяся ей горячка вогнала ее в гроб. Таковой конец последовал сей любезной, в цветущих ее летах, женщины.
Полный текст
» РУСТАМ РАЗА - МОЯ ЖИЗНЬ РЯДОМ С НАПОЛЕОНОМ
Вечером Бонапарт велел перевести свой штаб в город Фридланд. А наутро посетил поле боя, затем поспешил на передовые позиции, находившиеся на расстоянии двух миль от Тильзита, чтобы узнать, что делается у князя Мюрата. Император переночевал тут же, в хижине на передовой. А наутро князь Мюрат доложил, что враг очень близко, все время атакует, причем тысяч пять-шесть калмыков и татар пускают стрелы. Наполеон успокоил его:
— Не имеет ровно никакого значения.
Он приказал целой дивизии надеть кольчугу, а сверху для маскировки плащи, так что никакие стрелы не могли поразить наших воинов. И только после этого дивизия князя Мюрата кинулась в атаку. Наши со всех сторон теснили врага и преследовали его по пятам до самого Тильзита, причем мост через Неман был заранее сожжен. Пришлось восстановить его, после чего с предложением о заключении мира на наши позиции явился один русский князь. Бонапарт очень любезно принял его, но долго беседовать с ним не стал, сказав:
— Я буду вести переговоры только с русским царем. Князь вернулся, мы переночевали в предместье Тильзита. На следующий день в городе приготовили для Наполеона новую резиденцию.
Французскую и русскую армии отделяла река Неман.
На фронте царило спокойствие. Наполеон велел украсить гирляндами цветов большой речной корабль, на котором он собирался принять русского царя. Когда оба императора с противоположных берегов поплыли на лодках к кораблю, поднялись на борт и подошли друг к другу, все войска в один голос закричали:
— Да здравствует император Наполеон!
Русский царь тоже остановился в Тильзите, ему отвели особую резиденцию. Специально для Александра Бонапарт послал на берег Немана прекрасного арабского скакуна. Когда подошло время, мы тоже сели на коней и поехали ему навстречу. Наши гвардейские войска, пехота и кавалерия стали в почетном карауле на улице, где должны были жить императоры.
Русский царь подъехал на коне со стороны Немана, вместе с Наполеоном принял почетный караул и остался очень доволен. Император по-очереди представлял всех:
— Это мои гренадеры, это стрелки, а это — драгуны...
Одним словом, он все показал царю. Под конец мы подошли к отведенному Александру дому и Бонапарт указал рукой:
— Вот резиденция Вашего величества. Александр, однако, войти не захотел:
— Сир, разрешите прежде дойти до конца улицы, полюбоваться вашими гвардейцами, которыми не устаю восхищаться...
Оба императора осмотрели гвардейские войска, вернулись в резиденцию Наполеона и сели обедать.
Через два дня в Тильзит прибыли также прусский король и королева. Они устроились в доме мельника и каждый день вместе с русским царем ходили к Наполеону в гости и обедали там.
Полный текст
» НРАВЫ И ОБЫЧАИ КАБАРДИНЦЕВ, ИЛИ ЧЕРКЕСОВ 18 ВЕКА
Кабардинцы более известны европейцам под названием «черкесы». Они занимают северные склоны Кавказа и распространяются до реки Кубань. В XVI веке русский царь подчинил их своему скипетру под предлогом обращения в христианство, но через некоторое время крымский хан подчинил их себе и наложил на них дань, состоявшую из 1 лошади, 1 панциря, 1 девушки по выбору посланника, которого посылал хан туда один раз в год. Посланник злоупотребил своей властью в Кабарде в такой степени, что возмутил весь народ, и был убит в 1708 году. Это стало причиной вооруженного нападения татар на кабардинцев, но кабардинцы добились покровительства Оттоманской Порты, оставаясь независимыми от нее.
Черкешенки ведут самую благополучную жизнь по сравнению с женщинами других областей Кавказа. С ними обращаются очень бережно, и, возможно, этому они обязаны своей красотой и умеренным нравом. Их естественная красота и фация сопровождаются их утонченностью, что принесло им заслуженную славу. Гаремы восточных поклонников женской красоты не могут обойтись без них; их покупают, несмотря на разорительные цены. Их волосы всегда окрашены не так, как у других. Неблондинки прилагают большие усилия, чтобы устранить этот недостаток; они мажут свое лицо помадой и посыпают красным порошком. Кабардинки не только красавицы: одаренные природой, они обычно прилагают все свое искусство, чтобы усовершенствовать свою красоту. Живость, мягкость и легкость характеризуют их походку. Все их существование посвящено тому, чтобы произвести впечатление, и применяют тысячи способов, чтобы понравиться, следуя при этом мягкости природы, и побуждаются темпераментом следовать во всем природе.
Из всех жителей Кавказа только кабардинцы имеют самые лучшие жилища, самые изящные и самые опрятные. Это прочные и удобные жилища, поддерживаемые в хорошем состоянии постоянным уходом. В деревнях насчитывается от 20 до 50 жилищ, в центре которых возвышается башня для укрытия женщин и детей в случае нападения на них. Дома знати по большей части построены из дерева, так же как и хижины простых жителей, но больше размерами и прочнее.
У них менее беспокойный характер, чем у окружающих их соседей, и более склонны к мирной жизни. Мало привязанные к своим господам или покровителям, они свободно переходят под власть более сильного. Это, возможно, более разумное решение, поскольку более искреннее. Десятая часть доходов в натуральной форме есть единственный налог, который они уплачивают своему господину, который иногда бывает недоволен этим и требует четверти доходов.
Правосудие у них отправляется по суду, как у турков, и расследование преступления не всегда предшествует наказанию, чаще всего произвольному. Чрезвычайная быстрота в проведении судебного процесса всегда более губительна, чем чрезвычайная медлительность.
Они обычно занимаются сельским хозяйством и уходом за стадами скота. Они также выращивают лошадей, которые стоят не дешевле арабских и столь послушны, что становятся на колени, когда всадник хочет сесть на нее или спешиться.
Торговлю они ведут меновую, и состоит она в произведениях их земли. Они изготавливают кинжалы, известные своей закалкой и угловатой формой, которую они считают наиболее смертоносной; они отливают мышьяковистую сталь, рана от которой смертельна.
У них есть общественный рынок, где юные черкешенки выставляются на продажу в наиболее привлекательном для покупателей виде, и здесь они переходят из рук родителей в руки армян, которые перепродают их в серали. Юная и красивая черкешенка, особенно рыжая, приносит своему продавцу до 7 тыс. пиастров в турецкой монете (около 17 тыс. франков). Родительская любовь не может устоять против названной суммы, особенно в стране, где существует обычай покупать тех, кого выдают замуж. Считается справедливым, когда муж платит за свою жену большую цену, возмещая издержки продажей за еще большую сумму ее детей.
Полный текст
» ПОХОД ПЕТРА ВЕЛИКОГО В ПЕРСИЮ
Пока назначались и приготовлялись суда в Астрахани для похода в Каспийское море, протекло времени слишком месяц. Флот состоял из следующих судов: из трех прежних шняв и двух больших корабельных ботов, одного гукера, девяти шуйт, семнадцати тялок, одной яхты, семи эверсов, двенадцати гальйотов, тридцати четырех ластовых судов разной величины и множества островских лодок, которые удобны были в морском прибрежном пути. Но бусов, употребляемых обыкновенно в Астрахани, не взято ни одного, потому что устройство их было очень невыгодно для морской езды: на них не льзя было лавировать, ни дрейфовать, ни стоять на якоре, ни ходить на парусах против ветра. Когда ветер дует в кормы, то они стрелой летят на большом парусе вперед, а лишь только подует ветер противный, то нужно поднимать малый парус так называемый гуляй и возвращаться назад, не достигши цели. Такое устройство судов было вовсе неудобно для военного похода. Всех судов в этом походе считали 442, хотя в одной реляции, приписанной самому Императору, означено их 274. Но, может быть, Петр Великий не включал островских лодок в число морских судов. Пехота, артиллерия, аммуниция и большой запас провианта, по неудобности сухого пути, отправлены были на этих судах. А конница и два корпуса Донских и Малороссийских казаков пошли степью и горами. По росписи, напечатанной тогда в иностранных газетах, войско русское состояло из двадцати двух тысяч пехоты, двадцати тысяч казаков, тридцати тысяч Татар, двадцати тысяч Калмыков, девяти тысяч конницы, пяти тысяч матросов, — всех было сто шесть тысяч человек. Но справедливо ли такое исчисление, — Г. Соймонов ничего не говорит об этом в своем журнале. Он упоминает только о важнейших судах и особах, которые ехали на них. Вот его перечисление:
Петр Первый назначил для себя корабельный бот, которым управлял Поручик Золотарев, бывший на этом боте и в первую поездку. При Государе находился Астраханской Губернатор Волынский.
Генерал-Адмирал, Граф Апраксин, Главнокомандующий всем флотом, должен был отправиться на гукере «Принцесса Анна»; при нем Лейтенант Соймонов. Тайный Советник Граф Толстой — на шняве «Астрахань», которую вел Поручик Лунин. Господарь Молдавский, Князь Кантемир — на шняве «Св. Александр», которую вел Поручик Юшков. Капитан от флота фон-Верден — на шняве «Св. Екатерина», как предводитель ластовых судов.
Прочие морские Офицеры распределены были по шуйтам, гальйотам, эверсам и другим малым судам. Один гальйиот назывался Кабинетным, потому что на нем ехал Кабинет-Секретарь Макаров с Канцеляриею. Два Капитана первого ранга — Мартын Рослер, командовавший обыкновенно собственным кораблем Великого Петра «Ингерманланд», и Никита Вильбоа, остались в Астрахани для отправления прочих ластовых судов; но вскоре потом и Вильбоа получил Указ следовать за Государем. Императрица с своею свитою осталась в Астрахани.
Полный текст
» ЖУРНАЛ ДВОРЯНИНА АНДРЕЯНА ЛОПУХИНА, ОТПРАВЛЕННАГО ОТ ПОСЛАННИКА ВОЛЫНСКОГО ИЗ ШЕМАХИ СУХИМ ПУТЕМ С СЛОНОМ И С НЕСКОЛЬКИМИ ЛОШАДЬМИ ЧРЕЗ ШЕВКАЛЬСКИЕ ГОРЫ ДО ТЕРКА И В МОСКВУ В 1718 Г.
1718 года указам его царскаго пресветлаго величества, всемилостивейшего нашего государя, его благородие господин посланник Артемей Петрович Волынской отправил из Шемахи дворенина Андреяна Лопухина сухим путем с слоном и несколькими лошедьми чрез Шевкальские горы, дав ему инструкцию, в которой именованно, дабы он от Низовой пристани имел журнал до границ росийских. И того ж вышепомянутого года марта 10-го числа по отправлении его благородия путь свой восприяли и в Низовую пристань приехали сего ж марта 14-го числа и тут по письму его благородия господина посланника взяли из команды господина маеора Мамкеева, которой ехал с Красных вод, а в Низовую от противных погод их занесло, и от онаго маеора взяли прапорщика Андрея Антрушина, вахмистра Ивана Теренина с 30-ю человеки салдат для провожания сего пути. И тако с сим конвоем от Низовой пристани с слоном отправились марта 17-го числа...
И тут стал нам говорить Аджи Челпуг, что приехал от усмия человек затем, чтобы мы подле моря от сего места не ехали, а ехали бы в деревню Хаякент Салтан Мамута утемышскаго и Мортузалея, для того что они сами тут навстречу к нам будут и проводят вас сохранно чрез свое владение, а естьли вы проедете подле моря, и вам тут будет худа, потому что место пустое, всяких людей ездит многа. Против сего дворенин говорил Аджи Челпугу - где лутче и безопасно можна проехать, туда изволите нас весть, а мы дороги не знаем, и где опасные места есть, не ведаем, в том изволите вы к нам показать по своему обещанию любовь, чтоб мы проехали беспечно, однако ж, как мы слышели, что подле моря дорога прямей и глаже, а та деревня она нам не по дороге, к ней же и дорога, сказывают, есть гориста и ехать бы нам в нее не для чего. Против сего Челпуг сказал — хотя бы усми к нам ныне не прислал, чтоб мы ехали в Хаякент, я бы и без его присылки вас туда провел, для того когда мы ехали из Тарков мимо Мортузалея, говорил он нам, чтоб мы вас проводили в деревню Хаякент, а он тут сам навстречу хотел приехать, и сия деревня брата ево салтан Мамута утемышскаго, где мы будем без всякаго опасения, а естьли поедем подле моря и зделается какая худоба хотя от их людей, они будут тем отговариваться, бутто не ведали о нашем проезде. Против сего дворенин спорить им не мог, и от сих теплых вод поехали в вышепомянутую деревню и ехали полями до лесу с агач, и тут есть бежит нефть местах в 5. И сим лесом ехали верст с 2, которой очень велик и част.
И тут мы переехали одну речку Куце, которая разделила владение усмиево с салтан Мамутом утемышим, и ехали подле сей речки вверх до деревни Хаякенте с полагача, в которую мы приехали за полчаса до полудни и стояли на лугу подле той жа речки Куце. И по приезде нашем послал Аджи Челпуг к салтан Мамуту и к Мортузалею ведомость, чтоб они к нам приехали навстречу и проводили б собща чрез свое владение сохранно. И тот мы день от них отповеди никакой не дождалися, чего ради дворенин говорил человеку — что эта будет, долга ли нам здесь стоять, уже бы сим временем далеко были. Челпуг сказал — как нам отсель ехать, недождався салтан Мамута и Мортузалея, и от них ко мне отповедь есть, что будут сюда скоро, естьли ночью не будут, так утре рано, однако ж мы еще пошлем своих людей к Мортузалею в Буйнаки, до которых отсель не будет больши, как 4 агача, чтобы он к нам утре ранее приехал. И тако мы послали к Мортузалею казанскова татарина Бехметку с челпуговым человеком, с которым приказал дворенин просить Мортузалея, чтобы он к нам пожаловал, приехал в сию деревню, где мы стоим, а ежели он сам не будет, хотя бы детей своих прислал к нам. И так от нас онай татарин поехал в другом часу ночи, и сию ночь подходили к нам воровские люди красть лошедей, толька за крепким караулом нашим того не учинили.
Апреля 21-го числа поутру в 5-м часу пополуночи приехал к нам наш посланной от Мортузалея казанской татарин, с которым приказывал нам Мортузалей, что он сюда сам не будет и детей своих не пошлет, как хотите, так и поезжайте, а не хуже бы, что и назад воротились в усмиево владение, для того что послал Шевкал во все горы людей своих, чтоб вас всех побить до смерти, а моей силы столька не будет, чтоб вас выручить. Когда услышели такие слова, стал дворенин говорить Аджи Челпугу, Мурзе Алию, какие к нам слова приказывал Мортузалей. Против сего они сказали — сам он, Мортузалей, боится выехать в поля и нас тем стал стращать, как сему можна статься, как нас смеет розбивать, есть у нас провожатые усмиевы и брат ево двоюродной, также сюда будет скоро сам салтан Мамут, кто к нам может приступиться. И в сие утро наехало к нам с ружьем людей пеших, и конных множество, сказывают, бутто слона смотреть пришли.
В тот же час пришел к дворенину Аджи Челпуг и с ним дятка: Мортузалеев и салтан Мамутовы, два человека знатные, усмиев; брат двоюродной, которые стали говорить, чтоб мы отсель ехали, не опасайся ничего, а мы вас проводим сохранно. Мортузалеев: дятка говорил, что его Мортузалей нарочно сюда послал за тем, ; чтоб вы ехали, и просил своего брата салтан Мамута утемышскаго чрез меня, чтоб он вас проводил до Буйнаков. Чего ради он ныне и прислал со мной своих знатных людей, чтоб вас провожать, а и, сам сюда скоро будет. Усмиев брат говорил — я вас не покину, хотя и не наша владение, а провожу вас до самых Тарков, а что вы слышите бутто вас хотят побить, и на сии слова сумнения не имейте, кто это смеет зделать, мы сами все наперед помрем. За что дворенин, как усмиеву брату, так и другим присланным от Мортузалея и салтан Мамута, благодарил и при том их просил, чтоб пожаловали, проводили в Буйнаки так, как обещались, чтоб мог беспечно проехать. На что они все вышепомянутые, усмиев брат, и Мортузалеев дятька, и салтан Мамута люди, и Аджи Челпуг, говорили — наши слова тебе лживы не будут, как мы говорим, в том и будем, что вас проводим сохранно.
И по сих словах стали мы збираться ехать, в то время приехал тут сам салтан Мамут великим людством затем, что ему нас провожать. Сам к нам не пришел и дворенина к себе не звал, а говорил он Аджи Челпугу, чтоб ево дворенин подарил 5 лошедьми лутчими да деньгами 50 рублев, что, увидя его умысл, Аджи Челпуг, не сказав нам, обещает дать ему деньги и лошеди. И с сими словами Аджи Челпуг пришел к нам, стал говорить дворенину, есть намерение худое салтан Мамута, просит он 5 лошедей и 50 рублев денег, и я ему то обещал, для бога за то не стойте, пускай берет, можем мы от него лошеди после чрез Мортузалея опять назад взять. Дворенин против сего ему сказал — как вы могли усмотреть, что есть от салтан Мамута такое на нас намерение худое, изволь ему давать. Аджи Челпуг сказал — в то время ему отдадим, когда в поля выедем, а теперь он нам приказал ехать.
И тако мы в их обнадеживани в путь свой поехали, повели они нас из сей деревни горами от моря верстах в семи, приехали на речку Нинку, которая от сей деревни с агач, где на нас все вышепомянутые провожатые, салтан Мамут, сам усмиев брат двоюродной с людьми усмиевыми, Мортузалеев дятька с людьми Мортузалеевыми, на нас ударили и почали стрелять все с тем намерением, чтобы никово из нас живых не пустить и слона убить, для того чтобы не было о сем к сыску ведения, от кого такая причина зделалась. А которые провожатые с нами были, от салтана дербенскова Аджи Челпуг, да от терскаго каменданта прислан к нам в Дербень для провожания Мурза Али с племянником ево Мурзой Абраим, и они нас во время сего бою покинули и ушли с своими людьми прочь, осталися толька мы одни. Что, увидя от них такое неприятство и великую стрельбу, стали мы по них сами палить и шли от них отводам больши десяти верст, что была сего бою с семь часов. Тем от них спаслись, оставя дорогу ту, куда оне нас вели, пошли прямо по горам к морю, а когда с гор спустились, и тут версты на четыре все место глаткое, где уже им нам вреды зделать было не можна, и тако они от нас отстали. А когда сперва в горах на нас ударили и тут отбили, которые с нами были, 5 телег с платьем нашим и с провиантом, как для людей, так и для слона, тут жа была и збруя конская и слонова, и то все от нас отбили, осталися в том, что на нас платья была. И во время сего бою вышепомянутой казанской татарин ухватил одное лошадь из аргамаков и поскакал к Мортузалею, за которым гналось с 10 человек, не настигли. А в лошедях великая учинилась драка, от чего нам великую остоновку в стрельбе нашей делали, отбили они тут у нас одиннатцеть лошедей и два катыря, у слоновщика две лошеди, до смерти убитых две лошеди и один катырь, итого всех от нас в упатке лошедей и катырей 18, раненых 4 лошеди и один катырь, ис которых одна после пала.
Людей с нами было салдат и драгун в конвое и из Низовой от маеора Мамкеева с прапорщиком Андреям Антрушкиным и с урядником Иваном Терениным 30 человек, да и конюхов 7 челозек, итого всех и с дворенином в бою людей было 40 человек, а с их сторону всех было, как мы могли видеть, пеших и конных, с 2000 человек. Убили оне у нас одного ис конюхов досмерти, из салдат, кои в канвое были, 5 человек ранено, ис конюхов одного человека ранили, дворянской человек один ранен, у слоновщика один человек ранен, итого раненых 8 человек. В слона в трех местах пульки проходили, толька ему великой вреды не учинили.
Полный текст
» ХАКОБО ФИТЦ ДЖЕЙМС СТЮАРТ, ГЕРЦОГ ДЕ ЛИРИА-И-ХЕРИКА - ДОНЕСЕНИЕ О МОСКОВИИ В 1731 Г.
Правящая ныне царица Анна Иоанновна родилась 8 марта 1693 г. 1 и была второй дочерью царя Ивана (старшего брата великого Петра I) и Прасковьи Салтыковой, русской дамы . В 1710 г. она вышла замуж за Вильгельма, герцога Курляндского, который умер в январе следующего года, оставив ей почетный вдовий удел в Курляндии, где она решила провести свою жизнь, хотя и бывала время от времени в Петербурге и Москве, чтобы увидеться с царем и царицей и принять участие в венчании царицы Екатерины с царем Петром I.
Никогда Анна не представляла себе, что ей придется однажды стать самодержавной повелительницей всей России. Но Бог возвел ее на трон в то время, когда она меньше всего думала об этом, на благо русских, которые никогда не смели бы надеяться на блаженство, подобное тому, которым они довольствуются под властью несравненной правительницы.
Царица Анна очень высока ростом и темноволоса, ее глаза красивы, руки восхитительны, а осанка величественна. Она очень полна, но в то же время подвижна. Вовсе нельзя сказать, чтобы она была красива, но она приятна во всем, очень щедра ко всем и милосердна к бедным, щедро награждает тех, кто этого заслуживает, и сурово наказывает тех, кто совершил какое-либо преступление. Она очень страшится пороков, в особенности содомии, ее размышления и идеи очень возвышенны, и она ничем так не занята, как тем, чтобы следовать тем же правилам, что и ее дядя Петр I. Одним словом, это совершенная государыня. Но при том она женщина, и несколько мстительная.
Как я уже говорил, она жила в уединении в Курляндии, когда 30 января 1730 г. ее племянник Петр II умер от оспы. Знать собралась сразу же, чтобы бросить взгляд на то, кто будет управлять Россией. Претендентом был юный герцог Гольштейнский, сын одной из дочерей Петра I, но те вовсе не захотели его, и не столько потому, что ему было лишь два года, а и потому, что он был иностранцем. Следующей, согласно праву крови, была принцесса Елизавета, дочь царя [Петра] I, но дурное поведение этой принцессы и влияние семьи Долгоруких лишили ее короны. За ними следовала герцогиня Мекленбургская, старшая дочь царя Ивана; но, учитывая то, что она была замужем за иностранцем, с общего согласия стали подумывать о ее младшей сестре — вдовой герцогине Курляндской. Этот выбор тотчас был объявлен, что было встречено общими аплодисментами; назначили депутацию, чтобы ехать в Митаву и объявить новой царице о ее возведении на престол. Депутатами были князь Василий Долгорукий от Верховного тайного совета, князь Михаил Голицын от Сената и генерал Леонтьев от всех выборных вместе.
Полный текст

Метки к статье: 18 век Российская империя

» ЛЕОНТИЙ ТРАВИН - ЗАПИСКИ
Леонтий Автономович Травин (1732—1818) — автор самых ранних по времени написания крестьянских записок. Родившись крепостным, он сумел из «самого подлого сословия» выслужиться и к 54 годам получить права личного дворянина.
...Не успел я, так сказать, расцвести своим благополучием, а не только чтоб вкусить плодов своих, то вскоре зависть, ранив глаза свои, не оставила наводить препятствий, ибо в 1754 году господин мой, граф Сергей Павлович, из чужих краев прибыл в Москву. Государыня императрица Елизавета Петровна, желая его женить на сестре господина Ивана Ивановича Шувалова, возвратила ему из описи дом и вотчины в полное владение. Те же, которые ненавидели управителя Залевского, недоброжелательны были и ко мне, по причине моей к нему услужности и что он меня отменно против прочих почитал и награждал, усмотря удобный для них случай при начале вступления графского во владение, выдумали оклеветать его управителя, якобы в неправосудии, во взятках, в обогащении и в прочем, что только могли выдумать. В сей партии не последний был дядя мой родной Афанасий Степанович Травин, который был в рассуждении его старшинства, а моего в выгодах преимущества, неприятен, а потому и проискивал средства, чем бы меня озлобить; выдумал он оклеветать графу, будто я к нему недоброжелателен, и, не желая быть за ним, желая за другого господина (чего по совести в мысли моей не было), но он, согласясь с прочими на то склонными, поехал в Москву для жалоб, по принесении которых прислали из Москвы повеление, чтобы меня туда выслать, почему я в августе того же 1754 года туда из Пскова отправился на ямских, с прапорщиком Иваном Львовым Большим, и чрез пять суток приехал, где прожил три недели, но, по оклеветанию их, Божьим защищением, скорбного ничего не видел, хотя и старались, пристав к дяде моему и другие коварные люди, оскорбление нанести; однако ж, слава Богу, благополучно отпущен 22 сентября того же 1754 года в дом свой; только вышеупомянутый управитель от должности его отрешен, а на место его никто не определен. Итак, открылась воля, по которой дядя мой и староста Ермолай десятский самовластно предприняли управлять вотчиною, причем важный их предмет был мстить всем своим соперникам, в числе коих я с братьями моими были первые. Случился тогда рекрутский набор, то дядя мой, ожесточась, вознамерился из нас которого-либо из братьев отдать в рекруты, позабыв ближнее родство и не сжалившись на наше сиротство. Видя мы с братом Алексеем намерение его непреложное, принуждены тайно уехать в Петербург для жалобы графу и просьбы о защищении, и только доехали до Пскова, там уведомились, что дворецкий Петр Добрин проехал в вотчину для разбирательства и прекращений неустройства, почему возвратились и мы.
Добрин прожил в вотчине не торопясь, и дела происходили неуспешно; но как бы то ни было, а я по услужности своей отменно у него был в милости. Дядя мой, заприметив то, более терзался и от злобы настоял навести мне притеснение в том, что поелику за неспокойство его велено Добрину, взяв с собою, привезти в Петербург, то чтоб и меня туда ж взять, хотя обо мне ни от кого никакого повеления не было. Однако ж ему хотелось меня потревожить, а ежели я взят не буду, то и он не поедет, на что Добрин, не хотя сурово с ним поступить, употребил притворство: лаская его, обнадежил меня взять, меня ж уверил, что он, конечно, из Пскова меня отпустит; итак, ехал я обще со всеми ими до Пскова, в том числе и Залевской по оклеветанию их был в огорчении взят и везен под караулом, а пожитки его опечатаны; выехали изо Пскова поутру на рассвете, и я провожал их в поле не более двух верст, отпущен обратно, чего дядя мой не знал, а отъехав верст с 28, на станции осмотрелся, посерчав, выговорил перед дворецким грубо, для чего я отпущен...
Полный текст

Метки к статье: 18 век Российская империя

» А. ИСКАНДЕР - НЕБЕСНЫЙ ПОХОД
В это время происходит нечто таинственное. Сперва мы видим, что Чечелев со своими партизанами постреливает по наступающим на кишлак большевикам, и очень даже удачно, так как есть фигуры, лежащие плашмя и не двигающиеся среди врага. Но вот Чечелев, находящийся как раз напротив нас, бежит назад к лошадям со своими воинами и усиленно машет своей папахой в том же направлении. Не иначе как нам сигнализирует, чтобы мы, в свою очередь, тоже бежали обратно. Вижу, как они, не садясь на лошадей, бросаются в воду. Бр-р! Даже за них стало холодно (от этого купания Чечелев простудился очень сильно и позже заболел, чем нам доставил немало хлопот, т. к. его пришлось тащить).
Меня это так заинтриговало, что решил зайти за камни и посмотреть, что там такое творится. Делаю три шага вперед. Но в это время слышу, Грамолин тихо вскрикивает, а пульки с той стороны реки просвистали над нами. Он встает, опираясь на винтовку, и идет, прихрамывая, ко мне: “Я ранен в ногу!” Я улыбнулся, Грамолину ужасно не везло. Это пятый раз, что он ранен за горный поход, а я его и до этого в шутку уже называл “пулесобирателем”. Он мрачно продолжает: “Знаешь, бери-ка мою винтовку, с которой я никогда не расстаюсь. Она хоть по крайней мере пристрелена, я из нее призы брал, а дай мне твое полено, оно мне подойдет, т. к. буду на него опираться, как на палку!” Радостно, с благоговением беру призовую винтовку у Грамолина и, не посмотрев с радости, сколькими патронами она заряжена (Грамолин стрелял перед этим), собираюсь идти к камням... Это, конечно, долго рассказывать — но, произошло все мгновенно... и вдруг уж можно сказать совсем неожиданно и для меня, и для засевших правее меня за камнями кадет... из-за глыбы камней выходит в затылок друг другу с десяток, а то и больше красных воинов... в малиновых шароварах, с красными звездами на папахах. В левых руках держат они винтовки, а в правых, поднятых кверху, — гранаты... Увидав нас, они завопили “Ура!”...
Еще до этого стрельба с этой стороны по нас прекратилась по неизвестной нам причине. Теперь было ясно почему! У меня мелькнула мысль: “Их много, они искалечат нас, заберут и замучат”. От страха, вернее, даже ужаса я озверел... Я было при виде большевиков присел за камень, но тут я вскочил, расставил ноги и, как на охоте по зверю, вскинул винтовку и в десяти шагах выпалил прямо в грудь первому из наступающих... Эффект превзошел все мои ожидания... Красные стали валиться как пешки. Три уже лежали не шевелясь, а четвертый на карачках уползал за удирающими остальными. Еще раз выстрелил. Остался неподвижен и раненый. Вскидываю винтовку и стреляю по остальным. Чик!.. а выстрела нет. Открываю затвор — пусто... Патронов нет... Быстро вкладываю обойму, выскакиваю за камни, одушевленный таким удачным оборотом дела, и вижу человек больше тридцати, в малиновых же шароварах, удирающих во все лопатки. Ну и дал же я им жару.
Но в это время вокруг меня снова зажужжал рой пуль с другой стороны, и мне пришлось бросить охоту и скрыться за камнями. Решил быстро отходить к окопам. Моя миссия была закончена более чем удачно. Забрал кадетиков, которые как загипнотизированные распластались среди камней. Перебежками от камня к дереву двинулись. Посылаю одного кадетика вперед с донесением устным о происшедшем.
Только спрятался я за дерево, к этому же дереву бросается кадет, вскрикивает. Пуля пробила мякоть ляжки, очень близко от низа моего живота... Кисмет! Веду, то есть тащу его, а сам думаю, какое счастье, что в винтовке Грамолина оказалось все же два патрона!.. А если бы их не оказалось?! Даже неприятно об этом думать! Долго потом меня во сне мучил кошмар, если ложился поевши. Вскакиваю во сне, вскидываю винтовку — чик! — а она не стреляет. Хоть кому угодно простительно проснуться в холодном поту...
Полный текст


Главная страница | Обратная связь | ⏳Вперед в прошлое⏳
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.