Метки к статье: 19 век Хивинское ханство Центральная Азия Российская империя

В пятницу (джума), т. е. в мусульманское воскресенье, мы обычно отправлялись в мечеть Шах-Абдул-Азим, место паломничества, в 5 — 6 верстах восточнее Тегерана. Здесь мы всегда встречали много женщин, которые совершали свой «зиарет», т. е. паломничество, верхом или на носилках (тах-тараван), которые несли два мула. Богатых персиянок сопровождали верхом и пешком евнухи или мужская свита. Другие, победнее, ехали одни, как обычно тщательно закутанные и с белой хлопчатобумажной сеткой, закрывающей лицо. Однако женщины везде одинаковы, и часто бывало, что, когда поблизости не было ее соотечественников, встреченная нами женщина, если она была красива и молода, стыдливо поднимала покрывало, чтобы приветствовать нас пылким взглядом своих черных, как уголь, глаз, и иногда тихо шептала: «Салам сахеб» («Приветствую вас, господин»).
Во время наших прогулок мы бывали и в садах покойного Фатх-Али-шаха. Все эти сады обнесены высокими стенами. За всегда запертой входной дверью, примерно в трех шагах от нее, находится вторая стена, высотой 7 и длиной 10 футов, которая, если даже открыта внешняя дверь, защищает внутреннюю часть сада от взоров любопытных, так как там в это время могут гулять или сидеть без покрывал женщины.
Ревнивые жители Востока принимают всевозможные меры предосторожности, охраняя своих женщин, но их все же часто обманывают. В одном из таких королевских садов имеется Аби-Сер, или Серд-Аб, т. е. подземный павильон, в который спускаешься по пологому коридору без ступенек. Внизу оказываешься вдруг в просторном помещении с боковыми комнатами, купола которых с оконцами из цветного стекла находятся на уровне поверхности сада. Тут же обставлено с восточной роскошью; стены украшены арабесками ярких тонов, везде бассейны с кристально-чистой водой и фонтаны.
Здесь в прохладных полутемных покоях шах проводил со своими одалисками жаркие летние дни и мог даже купаться. Старый сладострастник приказал устроить здесь приспособление, которое ласкало бы его взор. Из одной верхней комнаты этих подземных покоев (бала хане) прямо в бассейн вела узкая покатая плоскость, т. е. лестница без ступеней, из белого мрамора. Если шах желал искупаться, он садился в прохладную воду бассейна, и по его знаку к нему съезжали по этой плоскости его одалиски, единственным украшением которых была, конечно, естественная нагота. Во время этого спуска обрюзгший развратник мог наслаждаться прелестями своих наложниц. Можно только догадываться, какие здесь совершались оргии, о которых мы, европейцы, не имеем никакого представления.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Персия Российская империя Кавказ Центральная Азия

30 октября 1833 г., согласно приказу Вашего превосходительства от 28-го числа того же месяца, я выехал из Оренбурга в Орск, чтобы присоединиться к каравану, отправляющемуся в Бухарию. Я покинул Орскую крепость 11 ноября и после сорокапятидневного пути благополучно достиг Бухары, где имел честь вручить Ваше письмо и подарки кушбеги. Весть о моем приезде в Бухару опередила меня. Купцы нашего каравана отправили кушбеги письмо, уведомлявшее его в весьма расплывчатых выражениях, и без сомнения с умыслом, что с их караваном прибывает выехавший из Оренбурга русский чиновник, который является подателем письма, посланного его превосходительством военным губернатором Оренбурга, но о цели же его миссии они ничего не знают. А так как бухарское правительство не принимало еще русское посольство в ответ на свое, посланное в Россию несколько лет назад, и никогда еще в Бухару не приезжал служащий русского правительства, направленный непосредственно к первому министру, все посчитали, что я послан его императорским величеством к бухарскому хану. И поэтому все были очень удивлены, когда узнали, что я привез письмо и подарки от Вашего превосходительства именно к бухарскому первому министру. Кушбеги оказался в затруднительном положении — он не знал, как объяснить своему господину, подозрительно и ревниво относящемуся к своим правам, это обстоятельство, столь противоречащее обычаям Туркестана; он опасался зависти сановников, которые не упустили бы возможности навредить ему и очернить его перед ханом, выставив его честолюбцем, считающим себя равным с ним и принимающим послов. Он встретил меня холодно и с недоверием. Это породило во мне предчувствие будущих трудностей, с какими я вскоре и столкнулся. Его вопросы, взгляды — все выдавало в нем едва сдерживаемую тревогу. Он не осмелился даже вскрыть переданное ему письмо, позже я узнал, что перед тем как открыть, он показал его хану. Таким же образом он поступил и с ящиками с подарками, какие мне было приказано доставить ему. Всевозможные слухи о цели моей миссии, вскоре распространившиеся по Бухаре, усугубили подозрения бухарского правительства и сделали мое положение еще более трудным, вынудив удвоить бдительность. Я постоянно ощущал себя объектом пристального внимания и подозрений со стороны бухарцев. Мало-помалу мне удалось рассеять подозрения, вызванные своим появлением, благодаря моему мусульманскому костюму, той старательности, с какой я молился и выполнял малейшие предписания мусульманской религии, серьезным дискуссиям с муллами, муфтиями и самим кушбеги о теологии, коране, традициях, об арабском, турецком, персидском языках. Я не узнал бы многого, если бы меня не считали мусульманином. После многих месяцев скованности я был рад, завоевав доверие кушбеги, который стал теплее относиться ко мне и согласился на несколько свиданий со мной, чего раньше я не был удостоен. Кончилось тем, что наши встречи стали довольно частыми. Его обращение стало более дружественным, его разговор — более откровенным. День ото дня отношение ко мне улучшалось. За несколько дней до отъезда я удостоился чести быть представленным хану.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Бухарское ханство Центральная Азия Российская империя

Признаюсь, что при сем зрелище сердце мое сжалось, как высушенная губка, и вдруг налилось кровью, как губка, брошенная в воду. Все понятия об ужасах киргизского плена, все повествования об истязаниях пленников, слышанные и читанные мною в продолжение жизни, слились в одну мысль – и эта мысль с неизъяснимою быстротою проникла все мое существо! Надобно знать, что живучи в Оренбургском краю, должно поневоле беспрестанно слушать ужасные повествования о жестокостях Киргизцев и о бедственной участи их пленников (как здесь, например, слушаем мы иногда скучные разговоры о модах, журнальных перебранках, политике и погоде); а потому каждый, пускающийся в путь по линии – не говорю уже о степях – бывает заранее сильно напуган предполагаемыми опасностями и ужасается при одной мысли о появлении хищников. Так и мне слишком были известны разбойнические их подвиги, чтобы чувствовать весь ужас нашего положения. К тому же часто слыхал я, что по зверскому обыкновению Киргизцев, неприятель, упорный в сопротивлении и взятый с оружием в руках, не должен ожидать ни малейшей пощады. Сии варвары обыкновенно извлекают из него жизнь медленными муками: отсекают член за членом, морят голодом и жаждою, жгут на огне, сдирают кожу с живого.… Я окинул глазами наше местоположение: глубокий овраг, обрывистые берега – какие превосходные средства защиты! – Пусть они нападают! Будем обороняться до последней крайности, стрелять до последнего заряда, спустимся в овраг – бросимся в воду, если враги сделают удар решительный, – умрем, но не отдадимся в плен!...
Мне первому вздумалось тогда устроить из наших возов род цитадели, которая могла бы нам служить оградою со стороны, открытой нападению Ордынцев. Козаки поняли эту мысль и усердно помогали мне сдвигать тяжелые телеги и карандасы. Двум оробевшим Татарам приказано было держать оседланных лошадей, чтобы оне не разбежались, если испугаются киргизских воплей или выстрелов. – В суете и заботе я не видал, что делали в это время Мошнин и поручик, только слышал их проклятия и громкие крики.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Российская империя

Каждый караван, дошед до аулов султанов Адилевых, лишается уже свободного ходу и торга, который он не прежде там начинает, как по заплате той пошлины, какую захотят наложить на него сами султаны. Сей сбор не избавляет однако же караванов от другого побора, чинимого при переправе чрез реку Илю: тут должно заплатить снова с каждых 50 переправленных баранов одного барана, с 50 лошадей одну лошадь, с каждого верблюда 10 руб. и со всякого человека по одной мерлушке. Обе сии пошлины установлены самим султаном Куланом, но они не всегда исполняются. Достойный сего сотрудник в грабежах султан Иргалы мало смотрит на тягостное сие уложение, он сам рассматривает все караванные товары и, назначая свою цену, налагает уже сообразно сей последней такую пошлину, что торговцы, нередко лишаясь принесенного от торговли прибытка, истощают уже и тот самый капитал, который при оборотах коммерции должен был остаться целым, если бы непомерный сей налог не отнимал его приобретений. Нарочно оставаясь от отряда с двумя казаками на переправе сей, я сам был свидетелем того алчного побора, с торговых татар и ташкинцов не подданных российскому скипетру, а потому говоря о них с откровенностию, не умолчю также и о том, что бывшие при отряде с караваном семиполатинскаго купца Попова прикащики татарин Фозикий, Токжатулла и Нассыр Мулла избавились непомерной сей пошлины по одним только нашим внушениям и заплатили оную безобидно для себя и киргизских перевощиков.
После сего явного грабежа, прикрытого еще честным имянем пошлинного сбора, следует другой, столько же наглой, сколько и злостный в своем роде, ибо происходит от тайных ухищрений и потому у киргиз почитается маловажным, т. е. барантой или простым воровством, — он состоит в том, что киргизы ведения султана Аблая Адилева, кочующие за рекою Илею, быв научаемы самими их родоначальниками, не опасаясь уже никакого наказания, крадут из караванов скота во время переправы и после оной. Отважной сей краже способствуют скрытные берега реки Или и самое малое число караванных служителей, ибо самый большой караван имеет их не более 15 человек. На сем самом недостатке людей султаны основывая свое оправдание, укрывают воров и отказывают просителям. Сдесь самовластие родоначальников киргизских, не быв никогда и никем преследуемо, до такой степени достигло, что они, не разбирая уже прав чужеземцев, по своему произволу наказывают их телесно.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Российская империя

Отъехав 15 верст от Переволоцкой, он вдруг заметил скачущих к нему наперерез пятерых киргиз. Инстинктивно он понял, что это не мирные киргизы и выхватил саблю. Киргизы приостановились, высматривая нет ли у Подурова огнестрельного оружия. Увидав, что противник их вооружен лишь одною саблей, они с гиком и с пиками наперевес бросились на него. «Гони!» – крикнул Подуров ямщику. Но киргизы уже нагоняли скачущую тройку. Один из них на скаку ударил копьем Подурова в правое плечо. Подуров не хотел сдаваться без боя, хотя знал, что от хищников плохая пощада бойцу. Злоба и боль сверкнули в его очах. Он вырвал у киргиза пику и успел ударить его в щеку, проколов ее насквозь. Пика, к несчастью, сломалась и Подуров оборонялся обломком древка. В это время он был вторично ранен в левую ногу. Киргизы не ожидали столь мужественной самозащиты и, не успев сломить его в бою, придумали уловку: обскакав взмыленную тройку, они схватили лошадь под уздцы и моментально опрокинули тарантас.
Подуров упал вниз лицом. Степняк, которого он ранил, счел священным долгом отомстить противнику и ударил два раза топором по голове. К счастью, удары топора пришлись вскользь по задней стороне черепа, защищенной мохнатой шапкой и капюшоном шинели, завернувшимся при падении. Жизнь Подурова была защищена Провидением Божиим!
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Российская империя

Разделение полов соблюдается на обедах столь же строго, сколь на вечерних собраниях. Мужчины подают дамам руку, чтобы выйти из гостиной, но эта мгновенная вольность распространяется не далее дверей столовой: там все женщины усаживаются на одном конце стола, мужчины — на другом, и во все время обеда они могут лишь обмениваться односложными репликами поверх ваз с цветами. Этот обычай производит впечатление чего-то среднего между традициями Европы и Азии. Выигрывает ли от такой строгости правил нравственность, мне неизвестно, но дух общества, безусловно, теряет очень много.
Некоторые путешественники, в частности автор «Секретных записок», писали о невежестве российских женщин. Не знаю, было ли верно это суждение тогда, когда было вынесено, но сегодня я никак не могу с ним согласиться. Пользуясь привилегиями, связанными с моим положением иностранца, я многократно переступал границу, разделяющую два пола, и беседовал с дамами, которых обвиняли в необразованности. У большей части из них я нашел разносторонние познания, соединенные с исключительной тонкостью ума, часто близкое знакомство с различными европейскими литературами и изящество в выражении мыслей, которому позавидовали бы многие француженки. Более всего это присуще молодым барышням, из чего можно сделать вывод, что в нынешнем веке образование женщин в России приняло новое направление и то, что было верно тридцать лет назад, сегодня не соответствует действительности. В Петербурге можно встретить девушек, с равной легкостью изъясняющихся по-французски, по-немецки, по-английски и по-русски, и я мог бы назвать и таких, которые пишут на этих четырех языках слогом редкой верности и изящества. Возможно, эта обширность познаний и нравственное превосходство юных дам и объясняют невнимание к ним молодых людей и нежелание приближаться к ним.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя

Служащий при пограничной комиссии за депутата от народа киргизского надворный советник Бабекан ходжи Нурмухамет Абдалилов делал вечеринку, на которую собрались обоего пола ордынцы из ближайших аулов, по Уралу расположенных, куда и я с сыном высокостепенного, султаном Ишгазы Ширгазиевым, ездил и видел увеселение женского пола, совершенно противоположное нашим. Игры хотя уподобляются подобно, как играют в фанты, но сопряжены с чрезвычайною грубостью. Потчевание состояло все в простом вине, пряничных и каленых орехах, а ужин в бараньем мясе и раздавали весьма по малому кусочку лошадиные колбасы, что считается большой деликатностью, но около часу полуночи увеселения были нарушены прибытием с криком одного пастуха от стада баранов, и он уведомил: что джегалбайлинского отделения злодеи, приехав к стаду, захватили его других товарищей, калечат немилосердно, пытая, где находится табун высокостепенного, а сам он как находился от кибитки между баранами, то и успел уйти, почему Юсуп, выбрав из сего же собрания 16 человек и вооружа по их обыкновению некоторых дубинками, топорами, двое имеют ружья и двое же с пиками, пустился к табуну, в 10 верстах от станицы на речке Бурте находившемуся, а султан Ишгазы Ширгазиев послал с известием к высокостепенному, и как поблизости лошадей не находилось, то отправил нарочных по аулам, чтобы по возможности собрались к нему киргизцы на доброезжих лошадях, которые и собрались около двух часов полуночи, и он взял 16 человек, отправился к горе, называемой Бишагач, в том предположении, что если злодеи успели уже табуны угнать, то на пути переймет, а по отъезде двух сих партий в четвертом часу полуночи я, возвращаясь в станицу, встретился с высокостепенным ханом, уезжающим на Урал. Он чрезвычайно был встревожен, жаловался, что злодеи лишили его всего имущества и просил меня употребить все средства уговорить начальника станицы дать ему за Урал команду. Но когда же я объяснил невозможность по зимнему времени это сделать, то просил покорнейше дать ему до Урала моего толмача, ибо, кроме муллы, никого при себе не имел. Почему, видя расстроенное положение его, я исполнил желание и просил заехать в аул ходжи Нурмухамет Абзельдянова, от коего в подробности может обо всем осведомиться, я советовал [ему] самому отнюдь не пускаться [в степь], что хотя и пообещал он, но впоследствии открылось, что, не заезжая вовсе в аулы, высокостепенный ездил к табуну и, найдя его в целости, возвращаясь к Уралу, напал на след, идущий прямо к горе Биш-агачу, по которому и поскакал вперед, а отъехав более 10 верст, увидел вдали скачущих верховых, которых и признал за партию сына, а так как у него лошадь крепко устала и не надеясь догнать передовых, [то он] послал толмача моего Долгоаршинова, чтобы он, догнав султана Ишгазы Ширгазиева, если лошадь под ним устала, отдал бы свою, а сам высокостепенный воротился к Уралу и, можно сказать, сим только счастливым случаем избег несчастия.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Центральная Азия