Он был очень переносчив и, не смотря на свои страдания, не только успел показать нам приобретенных им кровных лошадей — двадцать семь жеребцов и четырнадцать кобыл, все превосходных статей — но и передал нам многое о жизни бедуинов, у которых он провел четыре месяца.
- Привольное житье этим пустынным арабам! говорил он. Простор, свобода, чистый, благорастворенный воздух... вот условия их существования. Нянченье с лошадьми, отыскивание пастбища, охотничьи набеги на соседние племена и удалые и ловкие воровские проделки, вот их занятия. Бесприхотность, простота жизни, необыкновенная переносчивость, верность данному ими слову, презрение к городским жителям, слепое повиновение своим племенным шейхам; а с другой стороны, жестокость, даже кровожадность, наклонность подстеречь на пути чужестранца, только что ими обласканного в своем кочевье, ограбить его, а при сопротивлении и убить, фанатизм, наконец, феноменальная нечистоплотность — таковы хорошие и дурные качества бедуинов. Конечно, все они, более или менее, известны обоим полушариям, но я рассказываю вам о них, как очевидец, как человек, собственным опытом убедившийся в истине этих положений.
И во-первых мне, вместе с ними, случалось по нескольким неделям обходиться без воды; мы пили одно верблюжье молоко и даже делились им с лошадьми; арабы, как известно, и как повелел им пророк их, при безводье делают свои омовения песком, женщины для обмывания волос и для придания им шелковистой мягкости, довольствуются средствами, добавляемыми верблюдом, кроме молока. Насекомые доводили меня до бешенства; из белья я выкуривал их огнем. Я питался вместе с арабами растертой пшеницей; смоченной водою, когда могли достать ее, тумбаланами или  трюфелями, без всякого запаха и вкуса, финиками в растопленном масле, молоком, сушеною стрекозой или саранчей. Во всем они себе отказывают или скорее вовсе не думают о нуждах своих; за то всю любовь, все заботы обращают на лошадей своих, которых они считают как бы своими крыльями... Ведь жизнь их состоит или в набегах или утеки от преследований: и потому они употребляют все свое старание, чтобы развить в животном силу и прыткость; так многие доводят лошадей своих до того, что они пробегают без пищи и питья, от заката до восхода солнечного, около ста двадцати верст; не принимайте это за сказку.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Персия Арабский Восток

Обыкновенно летом и весной шах встает в 4 — 5 часов утра, как и все вообще на Востоке, где в 8-9 часов утра зной уже дает себя чувствовать, но за то отдыхает днем. В 12 часов он завтракает. Шах садится на ковер по-турецки, со скрещенными под себя ногами, а перед ним ставят несколько десятков разных блюд, среди которых преобладают баранина, рис и пилав, и он выбирает из них по вкусу, не прибегая, конечно, к помощи вилок и пользуясь вместо них руками, а жажду утоляет холодным шербетом (прохладительным питьем, приготовляемым из сока свежих плодов, а также фруктового сиропа) и молоком. Придворные соблюдают при этой церемонии полную тишину, а рабы молчаливо и подобострастно прислуживают. Иногда шах прерывает молчание, обратившись к кому-либо с вопросом, и получает короткий, рабски почтительный ответ. Нечего и говорить, что присутствующие при этом стоят, что исполняется и принцами, которые приступают к трапезе тотчас после того, как окончит ее шах; затем начинают утолять голод придворные, а остатки жадно вылизывает шахская челядь.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Персия

Как однако любопытно для Европейца въехать в первый раз в восточный город! Все так необыкновенно в своей пестроте, все так занимательно в своем разнообразии, что глаз не знает, на чем остановиться! Грязные кривые улицы наполнены толпами народа: пышность с бедностью, опрятность с нечистотою, неприличие с чванством — так перемешаны, что эта суетящаяся толпа представляет любопытнейшую картину фламандской школы! Домов не видишь, стены скрывают их; разговаривать с кем-нибудь почти нет возможности, шум толпы — все заглушает! Разбросанный по бокам лавки товаров и ремесел, разнообразием своим обращают улицу в ковчег искусства! Тут видишь полунагих хлебопеков, (они обнажены с плеч по пояс); встречаешь полуобнаженных нищих, крикунов дервишей, лентяев ослов, [18] которых иногда не видно под ношею, и едва заметно под седоком; тебя толкают отовсюду и конные и пешие, и терпеливые верблюды, и не-сносные лошаки; на тебя плещут помоями, бросают сор, льют воду, и все это нечаянно, и за все это сердиться не должно . . . Словом, перед тобой такой хаос, что на первый paз ты не можешь отдать себе отчета, где ты?.. Но чтобы предостеречься от всяких неприятностей, которым подвергаешься среди толпы, то когда едешь или идешь по городу, тебя окружают всегда твои слуги, — одни идут впереди и толкают без пощады в стороны все, что встречается на дороге; другие идут с боков, и опять толкают все, приближаемое к тебе любопытством; и наконец остальная свита слуг следует сзади, чтобы тебе не пришлось в свою очередь пострадать от толчков едущего за тобою, а [19] вместе с тем посматривают, чтобы у твоей собственности не оторвали какого-нибудь кусочка, который, охотник до чужого, счел бы лишним для тебя и не лишним для себя. Я не забуду, как это случилось с одним из моих слуг: при повороте в улицу, какой-то мальчишка оторвал у него мимоходом целую полу сюртука с карманом, где думал найти что-нибудь не лишнее; прохожие это видели, смеялись вдоволь, но никто и не подумал остановить вора, преспокойно ушедшего, куда ему вздумалось.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Персия Кавказ

Я не люблю здешних Армян; Татары лучше. У Армян женщины, как отшельницы, собаки у них злые; женщинам у Армян дозволяется говорить только с мужьями. Я слышал однако же, что после первых родин им дозволяется, в необходимых случаях, разговаривать с отцом и с матерью, или по крайней мере отвечать на их вопросы; впрочем они должны хранить вечное молчание, выражаться только знаками, или вовсе не выражать своих мыслей, а главное, избегать присутствия кого-либо, как от ревности мужчин, так и потому, что женщина у Армян считается творением непристойным и нечистым; они не должны сквернить мужчин своим присутствием, и в продолжение всей своей молодости должны скрываться в мрачных подземельях от взора мужчин. Вот до какой степени ревность преобладает этим завистливым народом. Одни старые беспрепятственно лазят из одной норы в другую, как мертвецы, ползающие около своих могил (Иногда, особливо в сумерки, надо весьма осторожно ходить, чтобы не провалиться в ямы, служащие вместо дверей этим землянкам. Здесь вообще мужчины имеют мрачные лица, а женщины печальные и болезненные; черты у Армян продолговатые и лица вообще сжаты.
Ревность к женщинам и скупость мне показались главными чертами характера здешних Армян. Эти две страсти изображаются в их бледности, впалых глазах и беспокойных взглядах.
У Татар лица довольно широки, черты не велики, цвет лица свежий, хотя немного смуглый от солнца и чистого воздуха, на  котором они живут, кочуя летом на горах. Армяне же, как зиму, так и лето, томятся в тесных и сырых пещерах, и от того бледны и желты.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Кавказ Персия

Эта любопытная записка доставлена в редакцию родственниками почтенного автора ее, покойного генерал-майора Альбранта. В ней рассказывается, каким образом молодой Альбрант, в бытность капитаном кавказской армии, удачно исполнил возложенное на него трудное поручение вывести наших дезертиров из Персии. Генерал Альбрант большую часть своей деятельной службы провел на Кавказе. Во время управления Кавказом князя Воронцова, он находился в звании дежурного штаб-офицера при отряде, проникшем в 1845 году в самую глубь Чечни и разорившем Дарго, и при штурме завала был ранен пулею в правую руку, которая тут же и была отнята. Потом он командовал вторым отделением черноморской береговой линии, но сильно расстроенное здоровье принудило его оставить эту должность. Горячо рекомендованный наместником покойному Государю, Альбрант был назначен комендантом в Шлиссельбург, откуда по собственному желанию переведен снова на Кавказ, губернатором в Эривань, где и скончался. Князь Воронцов в своем представлении так отзывался о генерале Альбранте. "Генерал-майор Альбрант есть самый усердный слуга Государев. Он доказал это и в мире и в войне. Где дело идет о пользах службы, там он всегда примерный а истинный ревнитель ее.... Что же касается до солдат, то они любят генерала Альбранта как отца своего; каждый приезд его есть для них отрада; никто не имеет более искреннего попечения о их нуждах; никто не может лучше внушить им доброй нравственности и пламенного усердия к службе царской
Полный текст

Метки к статье: 19 век Персия Кавказ Российская империя

Император Николай Павлович, по вступлении своем на престол, отправил, в январе месяце 1826 года, генерал-майора князя А. С. Меншикова в Персию с грамотами, где, в самых дружественных выражениях, выражал персидскому шаху желание продолжать мир, основанный на Гюлистанском трактате 1813 года. Вскоре после отъезда князя Меншикова, был послан к шаху генерального штаба поручик Носков с подарками, в числе которых находилась знаменитая «хрустальная кровать» с фонтанами, изготовленная на петербургском стеклянном заводе и возбуждавшая тогда всеобщее удивление. В то время, когда Носков прибыл в пределы Персии, между этим государством и Россией неожиданно произошел разрыв. Сын шаха, Аббас-Мирза, и зять, Алаяр-хан, вопреки желанию своего государя, вовлекли его в несчастную для Персии войну. Вследствие этого, Носков очутился в крайне затруднительном положении и едва не сделался жертвой возбужденного фанатизма персиан; только благодаря быстрым успехам русских войск, ему удалось благополучно исполнить возложенное на него поручение и возвратиться в Россию. Он описал свое путешествие в весьма любопытных записках, печатаемых ниже и сообщенных нам его вдовой. К запискам Носкова приложен, между прочим, и рисунок «хрустальной кровати», доставившей ему столько хлопот и бедствий и воспроизведенный нами здесь в точной копии.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Кавказ Персия

Мой хозяин, свернувшись в клубок, прилег, лицом к земле, между двумя кипами товаров и в смертельном молчании ожидал решения своей участи. Один из туркменов, дикарь исполинского росту, отличавшийся своею свирепостью, открыл его в этом невинном убежище и, приняв, вероятно, за вьюк с постелью, одним ударом ноги повернул на спину. Осман-ага, полагая себя убитым, вдруг растянулся во весь рост, как опрокинутый червь, развивающий свои кольца, к немалому развеселению самого разбойника; потом, не меняя положения, он протянул к нему голову, руки и ноги и, с бледным лицом, неподвижными От ужаса глазами, с торчащею клином бородою и гадко разинутым ртом, стал умолять о пощаде самым отчаянным и негеройским образом. Он хотел тронуть его благочестие, произнося имя Омара и проклиная Али; но хищник казался глухим на все убеждения, обобрал его дочиста, оставив на плуте только рубаху и чалму, из уважения к зеленому ее цвету, и тут же, в его присутствии, надел на себя красные его шаровары и синюю ферязь. Мое платье не могло возбудить жадности, и потому я его сохранил вместе с единственным моим достоянием, парою исфаганских бритв.
Окончив грабеж каравана, хищники разделили между собою пленных, завязали нам глаза и посадили бедняжек на коней, позади всадников. Таким образом путешествовали мы Целый день, пока не остановились ночевать в одном ущелье.; На другой день, когда нам открыли глаза, мы увидели себя  в глухой пустыне, известной одним лишь туркменам.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Персия Кавказ

Два перехода сделаны. Сегодня мы отдыхаем; мне не дают припасов; я их покупаю. Мехмендар — это палач и вор, которого мне подсунули нарочно, я думаю, для того чтобы я лопнул от ярости. В Альваре он дал только половину хлебного провианта, а мяса только треть того, что определено по фирману, наконец он отменил контрибуцию мелким скотом, которой препятствовал. Когда я с ним крепко побранился, то он сослался на небольшие средства бедного селения Альвара, соблазняя меня тем, что в Маранде я встречу Эльдорадо для своих людей, и я смолчал. Вчера, в 2 часа ночи мой обоз тронулся в путь; я остался на три минуты, чтобы проститься с Шемиром, на три минуты буквально. Хочу следовать за моими людьми, но Мехмендар остается, очевидно, чтобы пополнить с крестьян вчерашний дефицит; он дает мне проводника, с которым я сбился с дороги и я проплутал всю ночь и часть утра, когда подоспел Мехмендар; я чуть его не убил. Изнуренный усталостью, я нашел, наконец, свой отряд. Один больной свалился в 2-х фарсангах отсюда во время моего ночного отсутствия, багаж сильно опередил пешеходов, ни осла, никакого вьючного животного под рукою. Я прошу у Мехмендара мула из Софияна, близ которого мы позавтракали хлебом и водой. — "Мула!.. Зачем?" — "Чтобы доставить больного". — "Боже сохрани, чтоб я помогал вам подбирать ваших отсталых людей; Шах-заде мне отрежет голову!" Наконец, он отказал мне наотрез, сказав, что человек, о котором идет речь, или уже доставлен в Тавриз, или же, в случае сопротивления, убит поселянами, ибо таков приказ правительства. Вот предатели! Такие слова по адресу несчастного, потерянного больного оказали свое действие на моих людей, которым я передал и не один раз в присутствии Мехмендара то, что узнал от него. Они были возмущены, больше не разбегались, и, не взирая на пройденный путь, на подъемы и спуски действительно тяжелые и каменистые, едва проходимые, — я привел их всех сюда в Маранд к 7 часам вечера.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Персия Кавказ Российская империя