|
|  |
|
|
» ГРУММ-ГРЖИМАЙЛО Г. Е. - ДУНГАНСКИЙ ПАРТИЗАН ДА-ХУ БАЯН-ХУР
|
|
|
 Впрочем, нравственное падение китайцев, вероятно, давно уже совершившийся факт, так как самый грубый разврат успел проникнуть во все решительно стороны их общественной и внутренней жизни. Я постараюсь иллюстрировать этот факт. Старик делает предложение родителям девочки и посылает подарки. Некоторые из последних удержаны — знак, что предложение принято. Жених идет в дом родителей, забирает девушку, призывает священнослужителя (хэ-шан) и гостей, и вот, после прочтения двух-трех молитв, брак считается заключенным. Затем, в течение трех суток муж не подходит к жене; зато каждый из гостей, да мало того, каждый прохожий с улицы имеет к ней доступ и изощряет свой ум в самых сальных анекдотах, в самом непозволительном заигрывании, в самых срамных телодвижениях. Бедная девочка, по этикету, не должна обижаться; наоборот, она должна улыбаться и на каждую грубую и пошлую шутку отвечать веселым смехом; иначе она осуждена общественным мнением и, как своенравная, может быть отослана обратно к родителям. И в течение этих трех дней испытания муж находится тут же. Он угощает, подносит вино и делает вид, что не видит проделок гостей... А затем, девочка, сделавшись уже фактической женой старика, запирается на замок и никого, кроме женщин, не видит... Читатель, без сомнения, не объясняет себе смысла такого обычая? Я ему его подскажу: развращая девочку, разжигая ее воображение и страсти в муже, гости тем самым стараются подготовить хозяину дома сладостную первую ночь... Умственный кругозор китайца весьма невелик. Система схоластического образования не воспитывает в нем высоких и честных идей, а скорее способствует развитию тех врожденных качеств, которые так отталкивают от него европейца — надменности и низости. Странно оказать, но это так: Китай — нация без самолюбия, без той истинной народной гордости и народного самоуважения, которые присущи, как кажется, всем цивилизованным народам земного шара. В моем воображении он представляется всегда каким-то надменным глупцом, непонимающим да и не желающим понимать ни себя, ни других, живущим преимущественно материальной стороной жизни и стремящимся собою олицетворить ту эмблему, которая малюется на стенах перед казенными учреждениями повсеместно в Китае. Это дракон, достигший уже в мире всего: у него под ногами и груда шариков (Как известно, шарики на шапках китайцев обозначают чин их владельца. Высший чин обозначается красным прозрачным (полагается рубин) шариком. Этот же шарик дается владетельным князьям (ванам) первых двух степеней. – прим. автора), и золото, и плоская палка для наказания каждого, включая и мандаринов; и вот он готовится проглотить теперь солнце, не сознавая того, что именно оно, это солнце, и обуславливает его существование на земле. Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» ГРУММ-ГРЖИМАЙЛО Г. Е. - ОПИСАНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ В ЗАПАДНЫЙ КИТАЙ
|
|
|
 Согласно с выраженным нами желанием, аудиенция у цзянь-цзюня была назначена нам на следующий день после полудня. К двум часам в консульское помещение прибыл китаец с сообщением, что цзянь-цзюнь нас ожидает; а минут двадцать спустя мы уже въезжали, миновав предместье, в южные ворота Суйдуна. Проехав китайский базар, мы свернули вправо и, оставив в стороне какую-то пустошь, очутились перед стеной с нарисованным на ней громадным драконом. Это означало, что перед нами находится «ямынь» (Ямынь соответствует русскому – «присутственное место». В Китае существует обыкновение соединять с присутственным местом и квартиру председательствующего в нем чиновника.), в данном же случае – помещение цзянь-цзюня. Проехав обширный двор, в котором мы застали десятка полтора не то солдат соседнего импаня, не то чернорабочих и любопытных, мы остановились перед так называемым «да-тан», т. е. воротами, с большим пестрым навесом над ними и судейским столом посредине. Обогнув помост, на котором стоял этот стол, мы через боковые двери вступили на второй или, точнее, внутренний двор. Здесь мы застали человек тридцать прилично одетых китайцев, крайне смущенных нашим неожиданным появлением: согласно обычаю, мы должны были выслать вперед свои визитные карточки, чего мы по незнанию однако не сделали! Часть этих китайцев тотчас же бросилась во внутренние покои; другие стали тут же при нас спешно облачаться в свой официальный костюм – темносиние курмы с золотым шитьем на груди и поярковые черные шляпы с цветными, преимущественно белыми фарфоровыми шариками на них. При виде такого переполоха мы в свою очередь заметно смутились и, предоставленные самим себе, совсем не знали, что предпринять. Из этого затруднения вывел нас какой-то простоволосый китаец, указавший нам деревянную постройку, напоминавшую обширную монгольскую юрту, в которой мы и должны были обождать выхода цзянь-цзюня. Когда, минут через пять, нас снова выпустили на двор, там все уже было готово к приему: шпалерами выстроившиеся чиновники военного и гражданского ведомств образовали узкую улицу, в глубине которой ожидал нас, приветливо улыбаясь, пожилых лет маньчжур, который, как мы тотчас догадались, и был сам цзянь-цзюнь. Визит наш был непродолжителен. Обменявшись несколькими любезными фразами и получив обещание всеми зависящими от него мерами содействовать успеху нашей экспедиции, мы очень церемонно простились с маньчжурским генералом и в его присутствии сели на поданных нам во внутренний двор лошадей. Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» БЕЛЬКОВИЧ Л. Н. - ЗАМЕТКИ О ПОЕЗДКЕ В НИНГУТУ ОСЕНЬЮ 1896 ГОДА
|
|
|
 Помещение это состояло из одной большой и сырой комнаты, в которой царил неприятный полумрак. Дверь, ведущая наружу, была сделана из старых и гнилых досок, закрывалась неплотно и сквозь дыры свободно пропускала наружный холод, который по ночам был очень чувствителен. Нары в этой комнате давным-давно были уже не топлены, да и топить-то их было нельзя, так как очаги под ними были сломаны. Жить в таком помещении в течение нескольких дней было невозможно, а потому мы и не согласились его занять. Сделав подробную рекогносцировку всех построек, помещающихся на дворе кумирни, мы нашли большую, чистую и светлую комнату, занятую под помещение какой-то канцелярии, в которой стояли большие столы, заваленные испещренными иероглифами бумагами. В этой же комнате помещались и служащие в канцелярии люди (писаря), коих было шесть человек. На заявление об отводе нам этого помещения последовал отказ, в виду того, что не было получено на сей предмет никаких распоряжений. Тогда мы решили ехать в город и искать там помещения в одном из постоялых дворов и хотели уже привести этот план в исполнение, как во двор кумирни верхом въехал какой-то старик, с красным и одутловатым лицом и одетый в белую замшевую куртку, отороченную по краям черным потертым бархатом; на голове у него была шапка с цветным шариком, из чего можно было заключить, что он чиновник. Подъехав к нам, он отрекомендовал себя городским полицмейстером.
С приездом этого полицмейстера обстановка переменилась для нас в лучшую сторону. Он посмотрел на отведенное нам помещение и, убедившись в его полнейшей непригодности, начал тут же распекать, со свойственным в данном случае полицейской власти авторитетом, хозяина этого помещения, за то, что он, получив еще неделю тому назад приказание о приготовлении для нас помещения, не потрудился привести его в порядок. Затем он немедленно же приказал очистить для нас помещение канцелярии, что и было тотчас же приведено в исполнение и, посидев с нами с 1/4 часа, уехал, очень довольный тем, что ему так наглядно пришлось проявить действие своей власти перед иностранцами.
Полный текст
|
|
|
|
|
|
|
» ПЕВЦОВ М. В. - ПУТЕВЫЕ ОЧЕРКИ ДЖУНГАРИИ
|
|
|
 16 (28) мая 1876 года капитан Генерального штаба Певцов в сопровождении топографа отправился в свое первое путешествие в Джунгарию. Поводом стало снаряжение большого, более 600 верблюдов, хлебного каравана в китайский город Гучен (Цитай). Начальником казачьей сотни для его охраны был назначен Певцов. Странствие во многом проходило по незнакомой местности. Обратно Певцов вернулся на Зайсанский пост 10 (22) сентября 1876 года. На реке Урунгу 20 августа (1 сентября) Певцов и его четыре спутника чуть не погибли, когда их плот попал в мощный водоворот.
Ниже приводятся записки Певцова об этом путешествии:
"Торгоуты говорят на особом монгольском наречии, столь мало отличном от языка монголов халха, что они понимают их свободно, равно как и урянхаев, вероятно их соплеменников, живущих к северу от верховьев р. Урунгу, по восточным склонам Южного Алтая. Татарского же языка и его киргизского наречия они не понимают совершенно, исключая тех, которые находятся в частом общении с нашими пограничными или китайскими киргизами, занимающими область Черного Иртыша.
Верхняя одежда у мужчин состоит из халата с талией, напоминающего своим покроем подрясник наших церковнослужителей и сшитого из светло-синей нанки с небольшим стоячим воротничком и круглыми металлическими пуговицами по бортам. Халат опоясывается ремнем, на котором висят в кожаных чехлах массивное огниво и короткий нож — неразлучные спутники торгоута. Обуваются торгоуты в черные или желтые кожаные сапоги с короткими, но широкими голенищами. Волосы мужчины заплетают в одну косу, выбривая слегка переднюю часть головы, а бороду и усы, должно быть, просто выщипывают. Головной убор у мужчин состоит из низенькой, усеченно-конической войлочной шляпы с небольшим обшлагом. Верхнюю одежду женщин составляет синий нанковый халат, похожий несколько покроем на наши прежние дамские пальто. Свои черные и жесткие волосы торгоутки мажут каким-то клейким веществом, придающим им лоск и устойчивость их затейливой прическе, с пробором посредине и как-то особенно вычурно приподнятыми и слегка изогнутыми волосяными прядями на висках. В ушах они носят серебряные или медные кольцеобразные серьги, достигающие у иных вершка в диаметре. По характеру торгоуты — добрый, простодушный пастушеский народ. Их радушие и гостеприимство, которые они оказывали нам в пути, оставили у нас приятные воспоминания об этом патриархальном народе. Когда мы останавливались в виду их аулов, они почти всякий раз привозили нам молоко и айран (Кислый, спиртуозный напиток, приготовляемый из молока). Если мы отказывались принимать эти приношения, то торгоуты начинали упрашивать, так как святой для них обычай гостеприимства, говорили они, налагает обязанность заботиться о нуждах посещающих их кочевья путников и оказывать им посильное пособие. Чиновники недобросовестно относятся к этому бедному народу. Хотя торгоуты никаких податей не платят, но зато разные случайные поборы и вымогательства обходятся им дороже правильных налогов. Они отбывают пикетную службу, кормят проезжих китайских чиновников и проходящих солдат, которые обращаются с ними самым бесцеремонным образом. Иногда китайские власти делают на них настоящие разбойничьи наезды, забирая лучший скот будто бы в казну, по требованию высшего начальства, а между тем сами продают его потом на стороне в свою пользу заезжим купцам. Мы были свидетелями, как один китайский офицер, посланный из Гучена с отрядом, собрал в Ю. Алтае с тамошних торгоутов около 1 000 верблюдов, не заплатив за них ни гроша, но обещая возвращение. Однако торгоуты не увидели более своих верблюдов, и им оставалось только оплакивать потерю столь дорогих для них животных..."
Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» ТИХМЕНЕВ Н. М. - МАНЗОВСКАЯ ВОЙНА
|
|
|
 «Еще зимой 1865–66 г., свидетельствует М. П. Тихменев, в бытность мою в Хабаровке, я слышал говор проживавших там и по Уссури китайцев, что русские не долго будут владеть краем и что китайцы нас выгонят отсюда». Манзы, жившие по р. Циму-хэ, приглашали весной 1868 г. на сход и совет хозяев с Сучана, Ле-фу и проч. соседних мест, причем решено было русских вырезать. В апреле 1868 г. начальник отряда на посту «Стрелок» получил известие, что Цимухинский старшина сказал одному манзе, заявившему желание переселиться на р. Май-хэ: «оставайся здесь – скоро наши вырежут всех русских, и земля эта по-прежнему будет наша». К сожалению, оба последние обстоятельства сделались известными уже после начала военных действий: первое – из показаний пленных хунхузов, а о втором начальник стрелецкого отряда хотя и донес тогда же, но бумага, по случаю распутицы и прекращения сообщений, задержалась. Несколько раньше, в декабре 1867 г., Сучанские манзы сделали нападение на команду поста «Находка» и произвели над ней и местными крестьянами ряд насилий. Донесение об этих событиях, как видно из последующей выписки, полно обрисовывает взаимное положение манз и русских колонистов и отношение первых к едва начавшей проявлять себя русской власти. Начальник Сучанского участка, подпоручик корпуса лесничих, Петрович, доносил своему начальству следующее [рапорт начальника Сучанского участка к начальнику Суйфунского округа и Новгородскому постовому начальнику от 10-го декабря 1867 г., № 99, п. «Находка»]: «рапортом от 10-го ноября с. г. за № 30 я имел честь донести о том, на вторичном собрании манзовских старшин, они объявили, что не признают себя обязанными подчиняться русским законам и предпочитают лучше выселиться отсюда. По настоящему ходу дел оказывается, что все это было не более, как проволочка времени, что они выжидали приезда своего главного старшины, бывшего в отлучке, чтобы действовать согласно его приказаний и что самоуправление свое и нежелание подчиниться русскому правительству будут поддерживать силой оружия, что выразилось уже отчасти беспорядками, произведенными ими с 6-го по 8-е число декабря с. г. (1867) в Сучанском участке». Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» РАССКАЗ ЕВНУХА ЧЖАН ФУ О СВОЕЙ ЖИЗНИ
|
|
|
 Выпив конопляного настоя, я впал в забытье. Моя голова отяжелела, а тело будто раздулось и одеревенело, потом каждую его частичку стала бить дрожь... В детстве я любил поозорничать. Помню, разные трюки я проделывал со змеей. Я выковыривал из курительной трубки никотиновую жижу и засовывал ее в змеиную пасть, отчего у змеи начинались судороги. Кажется, я сам напоминал теперь такую змею, проглотившую табачную слизь... Помню еще окно, заклеенное старой замусоленной бумагой, из-за чего в комнате обычно царил полумрак, но теперь она была наполнена солнечным светом. Значит, пришло мое время... Мне стянули руки и ноги, я послушно позволил привязать мое тело. Ветхой обмоткой мне завязали глаза, присыпали золой от конопляной соломы область мошонки и обсыпали ею доску, на которой я лежал; я не сопротивлялся. Лекарь разрезал кусок свиной печени на две части и один положил возле изголовья вместе с двумя заранее очищенными яйцами и ячменным стеблем. Теперь все было готово для Инструмент для оскопления совершения операции. Каждая частица моего тела трепетала. Мне вдруг показалось (не знаю почему), что в комнате похолодало. Мои зубы выбивали дрожь. Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» ЛЮ СЯН - ЖИЗНЕОПИСАНИЯ ЗНАМЕНИТЫХ ЖЕНЩИН
|
|
|
Девица из Циши, а Циши — это город в царстве Лу, пропустила время женитьбы и осталась одинокой. Это было при государе Му-гуне. Правитель был уже старый, а наследник еще ребенок. Однажды девица стояла, опершись о колонну, и горестно вздыхала. Прохожие слышали эти вздохи, и все жалели ее. Соседка пошла за девицей, когда она отправилась гулять, и спросила: — Что ты так тяжко вздыхаешь? Коли хочешь замуж выйти, я найду тебе пару. Девица из Циши ответила: — Ох! Я-то думала, что вы все понимаете, но вижу, что ничего вы не разумеете. Разве стала бы я печалиться и страдать из-за того, что не вышла замуж? Я грущу потому, что правитель Лу слишком старый, а наследник еще совсем юный. Соседка рассмеялась и сказала: — Да ведь это забота сановников царства Лу. Какое дело до этого женщинам? — Нет, ничего вы не знаете! Некогда жил в моем доме гость из царства Цзинь. Он привязал коня в моем огороде. Конь сорвался, поскакал и истоптал мои подсолнухи, так что я на целый год осталась без семечек. Потом соседская дочка сбежала с каким-то мужчиной, бросила родной дом. Ее семья попросила моего старшего брата пуститься в погоню. Он попал под ливень, упал в поток и погиб, так что я на всю жизнь осталась без брата. Слышала я, что река орошает землю на девять ли и постепенно заболачивает ее на триста бу. Ныне правитель стар и строптив, а наследник юн и неразумен, и каждый день появляются неумные советчики и самозванцы. Приди беда в царство Лу, государь и сановники, отцы и сыновья — на всех падет позор. Если народ окажется в беде, думаете, женщины смогут избежать несчастий и жить спокойно? Оттого я и страдаю. А вы говорите, какое дело до этого женщине. Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» ХУАНЬ КУАНЬ - СПОР О СОЛИ И ЖЕЛЕЗЕ
|
|
|
Сановник сказал: «Сюнну повернулись к нам спиной, взбунтовались и не ведут себя как подданные ; они неоднократно чинили насильственные захваты и грабежи в пограничных землях. Если заблаговременно принять меры [по обороне] от них, то заставишь тяжко трудиться мужчин государства центра ; если не принять, то вторжения и грабежи не будут остановлены. Покойный божественный властитель жалел жителей границы за то, что они страдают уже долгое время, мучаются оттого, что их захватывают в плен презренные варвары . Поэтому он построил пограничные крепости и крепостцы , привел в порядок сигнальные вышки , разместил пограничных солдат и таким образом принял заблаговременные меры [по обороне] от сюнну. Средств для расходов [на оборону] границ не хватало, поэтому [государь] создал казенные учреждения, [ведающие] солью и железом, основал казенные учреждения, [ведающие] монополией на [приготовление и продажу] опьяняющих напитков, и устроил казенные учреждения, (ведающие] уравниванием перевозок [налоговых поступлений]. Он умножал добро и увеличивал богатство, чтобы содействовать [обеспечению] расходов на [оборону] границ. Ныне же участники обсуждения хотят упразднить эти [казенные учреждения], исчерпать запасы [государственной] сокровищницы и хранилищ во внутренней [области мира], свести на нет средства для расходов на заблаговременные меры по обороне во внешней [области мира], заставить воинов , которые стоят наготове в пограничных крепостцах и взобрались на стены [укреплений], голодать и холодать на границе. Чем же [наши критики] намерены снабжать их? Упразднить эти [казенные учреждения] вредно». Полный текст |
|
|
|
|
|
|
|
|
