Генерал-аудиториат, рассмотрев военно-судное дело и признав князя Дадиана виновным в противозаконных действиях, приговорил его к лишению чинов, орденов, княжеского и дворянского достоинств и к написанию в рядовые, но вместе с тем представил на высочайшее усмотрение прежнюю беспорочную службу Дадиана, бытность в походах и сражениях, трехлетнее содержание в каземате и раскаяние в проступках и испрашивал милосердия к участи его.
Император Николай Павлович, рассмотрев доклад генерал-аудиториата в Динабурге, 12-го мая 1840 года, изволил написать на нем собственноручно: «Полковник князь Дадиан совершенно достоин присужденного наказания, вина его сугубо тяжка тем, что он носил звание моего флигель-адъютанта и, быв близким родственником корпусного своего командира, как бы обязан был сим еще более удаляться от всего законопротивного, служа скорее другим примером строгого соблюдения порядка службы. Нарушив столь наглым образом свою обязанность, он недостоин никакого помилования. Желая однако и в сем случае оказать возможное внимание к службе генерал-адъютанта барона Розена, повелеваю: лишив полковника князя Дадиана чинов, орденов, княжеского и дворянского достоинств и вменив ему трехлетнее содержание в каземате в наказание, отправить на жительство безвыездно в Вятку».
Полный текст

Метки к статье: 19 век Кавказ Российская империя

Получив громкое имя на весь округ, я вскоре набрал себе отважных товарищей, с условием никого напрасно не обижать, грабить не для корысти, а ради голода и голодных; таким образом я делал набеги в разные стороны, то на жителей, то на проезжих; но всегда только на людей достаточных, и притом на таких, которые бедным ничего не дают; я всегда отбирал у них не более как положено было по закону, то есть четвертую часть, потому-что хотя это приказание начальства и было объявлено, однакож оно никем не исполнялось; бедные, зная, что приказание такое есть, еще более встревожились и роптали; зажиточные также были недовольны, уклонялись и скрывали достаток свой как могли, что и рождало повсеместное беспокойство. Я завел у себя народную кухню, где каждый день пекли и варили все, что я добывал, не заботясь о завтрашнем дне, и сестры мои с братом оделяли всякого, кто приходил и садился под навес моей сакли. Я доставлял домой через товарищей моих все, что мог добыть, а сам изредка только наведывался, для порядка. Мало-помалу дошло до того, что ни один почти зажиточный человек не смел прогонять голодного от своего порога без подаяния, потому что лишь только бедняк приходил в саклю мою и объявлял об этом сестрам, как они давали мне знать, и я отправлялся для наказания виноватого.
Однажды наведался я домой и, сделав порядочный запас съестного, остался отдохнуть несколько дней. Тут пришел один из двоюродных братьев моих и позвал меня в гости к матери своей, моей тетке, жившей от Гадазихора верстах в сорока. Дорога наша лежала через Кубу; не доходя до города, брату моему вдруг сделалось дурно, и он почти не мог далее идти. Мы решились отдохнуть в одном загородном саду, вошли туда, присели и сказали подошедшему хозяину, что мы-де пришли к тебе в гости; коли примешь, то попотчуй нас плодами. Между тем стало смеркаться; Хозяин послал мальчика, который и принес нам плодов, а сам тотчас удалился. Через полчаса мы вдруг были окружены народом: ночь была светлая, и я заметил, что было человек до двадцати. Тут некоторые подошли и стали спрашивать, какие мы люди и зачем сюда зашли? Я сказал, что идем туда-то, что ночь нас застигла, а брат мой сделался нездоров, почему и попросились у садовника переночевать. Они отвечали, что Лезгин приказано брать, где попадутся, потому что они ныне много шалят, и доставлять в городской суд. Я отвечал, что мы не из тех Лезгин, которых велено брать, а из мирных; но они сказали: «мы этого не знаем; сложите с себя оружие, ступайте с нами в город, там и оправдаетесь». Я возражал, что мы никакого насилия, ни обиды не делали, попросились ночевать из чести, а за это-де еще не за что брать и доставлять в суд; но что я им ни говорил, они ничего не хотели слышать, а начали кричать, грозить и подступать ближе, готовясь взять нас силой. Тогда я толкнул брата, чтобы он встал, ударил одного человека в голову стволом ружья, он упал, толпа с криком расступилась, и мы побежали из саду. Но брат мой, будучи слаб, не мог долго бежать; его взяла одышка, он остановился и кричал мне, чтобы я его не покидал. Я воротился, и толпа, погнавшаяся за нами, опять на нас напала. Тут я одного поймал и дал ему четыре раны кинжалом; тогда прочие все отступились и кричали мне: «отпусти его, мы вас оставим, мы не станем за вами гнаться!» Я его отпустил, мы пошли шагом, а они надумались, опять догнали нас и непременно хотели меня взять. Я рассердился, стал обороняться не шутя и ранил еще двоих: одного из ружья, а другого кинжалом. Тут только они нас оставили совсем. И за делом гнались: чтобы дать переранить четырех человек!
Полный текст

Метки к статье: 19 век Кавказ Российская империя

С наступлением темноты, стрелки, облегавшие укрепление, были усилены резервами, а по сигналу, данному из единорога, произведена демонстрация со стороны Пацы. Между тем, 50 охотников, вызванных от гренадер и карабинер, с величайшею осторожностью подошли к замку, вломились во двор и, подбежав к дверям башни, поставили козлы, навалили сверху доски и фашины и, прикрывшись таким образом от навесных выстрелов, начали раскладывать костер. Испуганные тревогою и охмелевшие от водки, осетины сперва наудачу открыли беспорядочную пальбу; но, заметив солдат возле дверей, обратили на них весь огонь, расширили одну из амбразур и в темноте, полагая, что русские лезут на штурм, стали бросать сверху огромные камни, которыми два раза разрушали козлы. После некоторых усилий костер сухих дров разгорелся, и ужасное пламя, раздуваемое ветром, охватив всю башню, зажгло двери, [46] деревянную надстройку и проникло внутрь строения. Но и в эти последние минуты отчаянные головорезы не думали о сдаче: они пели во всю глотку веселую песню, неустанно бросали камни, издевались над нашими усилиями и видимо предпочитали смерть всякой пощаде. Когда же пламя проникло через дверь внутрь башни, они с самоотвержением тушили его до той минуты, пока не рухнул наконец потолок. Среди оглушительного треска четыре человека перепрыгнули с неимоверным проворством через костер и каменную стену вышиною в полторы сажени и хотели спастись бегством; но раздраженные солдаты, на которых они напали с кинжалами в руках, подняли их на штыки. Трое других, прикрываясь дымом тлевших бревен, спустились по веревкам из амбразуры и, наверное бы, ускользнули, если бы вовремя не были также подхвачены штыками. Остальные фанатики погибли под развалинами, и только один из них, выбросив ружье из амбразуры, спустился с замечательною ловкостью и сдался в плен. Это был Бега-Коче-швили, который на другой же день отправлен в Тифлис. В конце последнего периода атаки на северо-западных высотах появилась партия вооруженных людей, с видимым намерением подать помощь осажденным, с которыми она обменялась сигналами; но высланные против нее 30 карабинер, под командою кн. Гурамова, заставили ее скрыться. По истреблении Коло, войска возвратились в лагерь при сел. Даудонасто. Потеря дня заключалась для нас в следующем: убиты — 1 дворянин, 4 рядовых и 2 грузина; ранены, кроме подполковника, Бирюлева, двое дворян, 5 рядовых и 3 милиционера; контужено 10 человек, преимущественно камнями. С 21-го по 27-е число взято в плен 14 человек и выпущено 69 артиллерийских зарядов и 20852 патрона.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Кавказ Российская империя

Небольшое турецкое купеческое судно бросило якорь у берегов шапсугских. Накануне свирепствовавшая буря лишила его одной мачты. Турки поспешно занялись починкою своего корабля. Незнакомый берег их страшил, и они хотели, как можно скорее, от него удалиться и плыть к Геленджикскому заливу, где намерены были пристать для меновой торговли, под защитою своих туземных друзей-покровителей. Донекей жил недалеко от места, где турки занимались починкою корабля, и ему немедленно дали знать о богатой добыче, которую буря, не раз уже доставлявшая ему свою дань, пригнала к берегу. Донекей, как морской пират, держал при устьях речек довольно большие лодки; следовательно, ему недолго было готовиться. Со своими сподвижниками, людьми отчаянными и готовыми на все, знаменитый разбойник явился к берегу. В полночь спустили на воду три лодки, в которые поместилось человек по пятнадцати вооруженных, и на рассвете атаковали купеческое судно. Турки защищались с упорством, которым они так отличаются в оборонах. Пять или шесть человек горцев пали сраженные пулями и кинжалами, и едва ли не половина остальных была переранена, в том числе и сам их предводитель. Но, тем не менее, пираты одолели турок. Донекей взобрался на палубу первый. Богатая добыча — шелковые и бумажные ткани достались в руки победителей. К полудню, когда добыча не была еще разделена между ними, старшины окрестных жителей собрались к ним, и тут завязался жаркий спор об участи пленных турок. Старшины утверждали, что эти пленные рано или поздно, переходя из рук в руки, возвратятся в Турцию, и тогда правительство, узнав об участи, постигшей его подданных, пришлет флот и войско отомстить за них; или, по меньшей мере, по праву возмездия, захватить шапсугов, посещающих Трапезунт и Константинополь по торговым делам; или, наконец, — вовсе прекратить с ними торговлю. Судили, рядили, и, наконец, они порешили не брать пленных, чтобы некому было жаловаться — и несчастные пленники, числом семь, погибли под ударами гнусных убийц!.. Очевидец этого происшествия, который жил впоследствии также у нас в ауле, рассказывал, что, когда происходили эти споры и убийства, Донекей, одетый и вооруженный, несмотря на свои раны, лежал на одной бурке, а другую держали над ним для предохранения его от солнечного зноя, между тем как вокруг него стояли его приверженцы в полном вооружении: у него было много врагов, и потому боялись, чтобы в него не выстрелили во время спора.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Кавказ Российская империя

Метки к статье: 19 век Кавказ Российская империя

У мужчин обычно хорошая, статная и гибкая фигура: в этом смысле они не отличаются от своих предков, как их аттестует Абу-Эль-Касим, арабский историк, совершивший путешествие в страну черкесов, или Кашакию, как он ее называет. Это, — пишет он, — самая прекрасная порода людей среди всех кавказских народов; они отличаются особенно правильными чертами и белизной лица, а также высоким ростом. 
Женщины довольно красивы, но они не заслуживают той репутации, которую им приписывают армяне, которые до взятия Анапы русскими продавали их на невольничьем базаре в Константинополе. Из-за преувеличений армян европейцы оставались в своем заблуждении относительно красоты черкешенок (Грузинки, значительно превосходящие их по красоте, всегда продавались на Константинопольском базаре под именем черкешенок. Ошибочны обвинения в адрес отцов за то, что они продают своих дочерей; нет сомнения в том, что их крали евреи, армяне или турки). Однако следует признать, что они красивы, у них легкие и тонкие фигуры, красивейшие в свете глаза, брови красивого рисунка и длинные ресницы. Своим тонким станом черкесы обоего пола обязаны тому, что с самого раннего возраста они туго перетягивают фигуру — мужчины ремнем, а женщины корсетом; девушки снимают корсет только в замужестве; в первую брачную ночь супруг разрезает корсет острием кинжала.
При заключении брака черкесы платят родителям жены приданое; это приданое состоит из скота, оружия, верблюдов, лошадей, рабов и других предметов в зависимости от состояния родителей. Когда двое молодых людей хотят соединиться, молодой человек запрашивает через посредников согласие родителей своей возлюбленной; если он его получает, его отец отправляется к родителям невесты, чтобы обсудить вопрос о приданом, половина которого выплачивается сразу же, а вторая половина выплачивается в установленный по договоренности срок. Когда предварительные обсуждения закончены, молодой человек назначает своей возлюбленной свидание ночью, приезжает к иен в компании своих друзей и обычно отвозит свою невесту в дом жены общего друга обоих семейств.
Родители молодой на следующий день отправляются к родителям жениха и, изобразив разгневанный вид, требуют сообщить причину тайного похищения. Те отвечают, что их сын, желая жениться, поступил в соответствии с обычаями страны и что, следовательно, родители невесты должны дать согласие на этот союз. Хотя соглашение по всем пунктам достигнуто заранее, обычаи требует, чтобы этого не показывали и чтобы пригласили арбитров для решения спорного вопроса; однако судьи всегда выносят приговор в соответствии с договоренностью двух сторон.
На следующий день празднуется свадьба, на которую собираются все родственники и друзья — одни у соседей, где находится невеста, другие — у молодого человека; они сопровождают жениха, чтобы он во второй раз похитил свою невесту, в то время как первые поджидают их там, чтобы помешать ему сделать это. Все они вооружены палками и изображают баталию, во время которой невеста появляется в дверях дома, поддерживаемая двумя подругами; увидев ее, жених бросается вперед и уносит ее на руках. Молодые девушки заводят победную песню, и все «сражавшиеся» объединяются и сопровождают счастливых жениха и невесту.
Свадьба продолжается пять-шесть дней, но молодой муж не присутствует на торжествах, так как обычай требует, как мы видели выше, чтобы новобрачные не находились вместе в одной компании; вследствие этого он прячется в течение дня по соседству, а ночью его друзья приходят за ним в его убежище и провожают в апартаменты его жены, однако на рассвете он должен вновь скрыться. Такую жизнь он ведет приблизительно два месяца, избегая в особенности встречи со стариками. Такое же поведение требуется во время родов жены: с того момента, когда ему сообщают, что он будет отцом, он покидает дом и в течение нескольких дней решается появляться там только ночью. Рождение ребенка не имеет какого-либо религиозного характера; появление на свет ребенка отмечается небольшим праздником, и имя ему дают повивальные бабки по своему усмотрению.
Они носят одежду из сукна различной окраски, и шубу, когда они наносят церемониальные визиты; во время же летней жары на них нет ничего, кроме легкого платья из хлопчатобумажной белой ткани, подобие одежды татарских женщин в Крыму. Самые молодые заплетают волосы в косички, которые падают им на плечи. Поражает их искусство вышивания; они также занимаются шитьем и делают головные уборы для семьи. Помимо этих занятий, на их плечи почти исключительно ложится забота о пчелах.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Кавказ Российская империя

Возвратившись во дворец, государь принимал почетных жителей области и затем удалился во внутренние покои, где ему имело представиться персидское посольство. Прошло несколько минут и пред государем предстал Наср-эд-Дин, приведенный за руки эмир-низамом и бароном Розеном. Прием, оказанный принцу, был самый благосклонный. Рассказывают, что государь посадил принца к себе на колени и сказал: «помни тот час, в который ты сидел на коленах русского императора», и тут же подарил Наср-эд-Дину снятый с пальца драгоценный перстень. Прошло много после того лет и когда мне привелось в 1853 году, в Ниаверане (близь Тегерана), представляться Наср-эд-Дин-шаху, я лично убедился в том восторге, с каким шах переносился к минувшее, припоминая свое свидание с могущественным соседом.
После всех ласковых приветствий, обращенных к наследному принцу и эмир-низаму, государь перешел в действиях Персии, которая по наружности хотя и оказывала желание сохранить с нами дружеские соседственные связи, но в сущности поступала неприязненно. — «Можно ли, начал император, считать дружественною державу, которая принимает русских беглецов и, составя из них батальоны, наименовала оные русскими».
«Приличие и достоинство России страждут от такого нарушения дружбы, которая для пользы самой Персии должна бы остаться всегда ненарушимою.
«Эмир-низам, продолжал государь, вы видите, что я говорю хладнокровно, но истинное убеждение в неправильности направления, которое в этом отношении приняло персидское правительство, заставляет меня говорить с вами откровенно для избежания неприятных от того последствий».
На возражение эмир-низама, что это обстоятельство не было помещено в туркменчайском трактате, его величество заметил, что он единственно для сохранения собственного достоинства Персии запретил поместить эту статью в трактат, тем более, что исполнение ее было обещано Аббаз-мирзою гр. Паскевичу.
«Впрочем, сдавал государь, Мамед-шах не должен забывать те смутные обстоятельства, в которых находился он и вся Персия по смерти Фетх-Али-шаха, и что если спокойствие водворилось, то нельзя не сознаться, что Россия, с своей стороны, употребила все зависящие от нее к тому средства, для благополучного окончания дел в пользу нынешнего шаха. Не полагайте, что я от вас требую невозможного; возьмите пример от султана. Положение России с Турциею в 1828 и 1829 гг. было то же, что с Персией в 1826 и 1827 гг. Султан меня не понимал, но как скоро узнал правоту моих видов и требования, то и все недоразумения прекратились. Он выдает мне не только переметчиков из Россия, даже принявших мусульманскую веру, но и тех из русских подданных, которые бегают из Персии в Турцию, и мне остается желать только, чтобы сношения мои с Портою оставались навсегда в таком же положении, в котором ныне существуют.
«Прошу вас, сказал в заключение государь эмир-низаму, передать мои слова шаху, присовокупя, что я положительно требую выдачи двух русских батальонов и назначаю на то трехмесячный срок, и если по представлению вашему в означенное время требование мое не будет исполнено, то я, не объявляя вам войны, вызову миссию мою из Тегерана и прекращу с вами всякие сношения. Прибытие персидских принцев в мои пределы мне восьми тягостно, хотя правительство ваше еще ничего о них не упоминает, но я, по требованию шаха, их выдам; буду, однако-же, просить, чтобы их не наказывали и чтобы шах, но усмотрению своему, устроил их будущую участь; но не полагайте, что я хочу выдачею принцев получить взамен батальоны; нет, действия мои основаны за том, что требует приличие. Еще раз повторяю мои слова и остаюсь в полной уверенности, что требования мои будут исполнены. Может статься, что шах усумнится в справедливости слов, вами от моего имени ему передаваемых, посему я нарочно оставил дядю наследника, Иса-хана, дабы и он был свидетелем моих требований».
Полный текст

Метки к статье: 19 век Кавказ Российская империя Николай I

На ночлеге в Владикавказе меня ожидали мой конвой черкесов и линейных казаков, возвращавшихся из Петербурга по выслуге срока своей службы, и депутаты от разных горских племен. Надо бы видеть взгляды, с которыми мои молодцы казаки следили за каждым движением этих господ, из которых, правда, у многих были настоящие разбойничьи рожи.
Я растолковал депутатам, чего желаю от их одноплеменников, не для увеличения могущества России, а для собственного их блага и для спокойствия их семейств; сказал им далее, что они, для удостоверения в истине моих слов, могут спросить присутствующего тут муллу, который, по моему повелению, прожил несколько лет в Петербурге, чтобы учить магометанскому закону их собратий и детей, вверенных моему воспитанно, наконец, заключил тем, что я требую только, чтобы они жили спокойно, наслаждаясь благами своей прекрасной родины, и не покушались бороться против неодолимой для них силы русского оружия.
Они, кажется, вразумились в мои слова, и мы расстались приятелями; притом все изъявили желание проводить меня до Екатеринограда. Таким образом, в моем конвое было, по крайней мере, вчетверо более врагов, чем своих, и все усердствовали защищать меня против самих же себя. Все это представляло довольно любопытное зрелище. Некоторые из отцов просили меня взять их детей на воспитание. Надо сказать, что до сих пор местное начальство принималось за свое дело совсем не так, как следует; вместо того, чтобы покровительствовать, оно только утесняло и раздражало; словом, мы сами создали горцев, каковы они есть, и довольно часто разбойничали не хуже их. Я много толковал об этом с Вельяминовым, стараясь внушить ему, что хочу не побед, а, спокойствия; что и для личной его славы, и для интересов России надо стараться приголубить горцев и привязать их к русской державе, ознакомив этих дикарей с выгодами порядка, твердых законов и просвещения; что беспрестанные с ними стычки и вечная борьба только все более и более удаляют их от нас и поддерживают воинственный дух в племенах, без того любящих опасности и кровопролитие.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Кавказ Российская империя