Случается иногда, что жених, сговоривший себе невесту, умирает, не успев отпраздновать свадьбы. В этом случае сговоренная девица, имеет право, если пожелает, объявить себя вдовою умершего жениха; после чего, переселяется в дом его родителей, носит положенный траур, как по действительном муже; принимает фамилию своего умершего жениха, причесывается, как замужняя женщина и навсегда остается девственницею. По истечении 50-и лет такого вдовства, девица-вдова награждается государем пятьюдесятью ланами серебра и двумя кусками шелковой материи. Есть примеры подобного рода вдов. Доля незавидная, но бывают побуждения, пересиливающие все невзгоды вдовства. Таким вдовам народ оказывает большой почет.
(Из множества таковых побуждений, приводим главнейших два: 1-е бедность родителей невесты и зажиточность дома умершего жениха. 2-е предрассудок, по которому смерть жениха приписывается злой доле или даже дурному (стихийному, по теории Сунь-мин), влиянию невесты на жениха. Заслужив такую репутацию, потерявшая жениха девица рискует никогда не выйти замуж.)
*** Гун-чжу-ся-цзя, т. е. принцесса нисходит до брака с простым смертным.
У китайского императора от трех жен (одной прямой и двух побочных) и множества наложниц, объявленных и не объявленных, накопляется, иногда, немалое число принцесс — гун-чжу. Чтобы сбыть с рук этот прекрасный товар, богдохан награждает ими своих дворцовых гвардейцев, разумеется с выбором; т. е. жалует *** (в э-фу) в мужья принцессам сыновей офицеров, высших чинов и более богатых. Сватовство и свадьба совершаются с примесью церемоний, усвоенных царственным особам.
Э-фу, нареченый муж царевны, переселяется до свадьбы во дворец богдохана и здесь, вместе с царевичами, продолжает учение. Со совершении свадьбы, э-фу поставляется в почтительные отношения к своей жене, которая живет, обыкновенно, на отдельной, парадной половине. Муж не имеет права явиться к ней без приглашения. Не только он но и его родители, каждое утро обязаны предстать пред лицо гун-чжу и сделать ей цин-ань (малый поклон). Короче — она остается царевною и по выходе замуж. После смерти ее хоронят не на родовом ее мужа, а на отдельном кладбище.
*** Эр-фан-фу-жень, т. е. брак на второй жене. (Двоеженство).
По коренным народным обычаям китайскому императору позволяется жениться только на одной жене, которая называется *** чжен-гун, — прямая, законная жена. Сверх прямой жены богдохан может назначить к своей особе: двух побочных жен, *** пянь-гун (Одна из них называется дун-гун, другая си-гун, т. е. одна обитательницею восточного флигеля, другая западного. Предполагается, что чжен, всегда живет в прямом, главном отделении дворца. Лицо богдохана, в подражание магнитной стрелке, должно быть обращено прямо на юг — чжен-нань; применительно к этому дворцы царские всегда фронтом смотрят на юг, а боковые флигеля сами собою выходят: один дун, другой си.), брак с которыми ничем не отличатся от брака с наложницею: но сами они пользуются и особенным почетом и исключительною близостию к сыну неба.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Китай

Через несколько дней после этого прибыл из Афин Фимохар с несколькими кораблями, и тотчас по его прибытии снова вступили в бой лакедемонская и афинская эскадры, причем победили лакедемоняне, предводительствуемые Агесандридом. Короткое время спустя, в начале зимы, прибыл на рассвете из Родоса в Геллеспонт с флотом из четырнадцати кораблей Дориэй, сын Диагора. Заметив его, афинский караульный оповестил об этом стратегов, и они вышли против него с двадцатью кораблями. Чтобы избежать встречи с ними, Дориэй втащил на берег свои триэры около Ретия.
Когда афиняне приблизились, начался бой с кораблей и с берега; эта битва продолжалась до тех пор, пока афиняне не отплыли в Мадит к остальному войску, не добившись никаких успехов. Миндар из Илия, где он приносил жертву Афине, заметил, как идет эта битва, и решил оказать помощь с моря. Стащив свои триэры в море, от отплыл на соединение с флотом Дориэя.
Но и афиняне со своей стороны выплыли ему навстречу в море и, выстроившись вдоль берега, вступили около Абидоса в бой, продолжавшийся до сумерек. В одних местах побеждали афиняне, а в других сами терпели поражение, когда вдруг приплыл Алкивиад с восемнадцатью кораблями. Тогда пелопоннесцы устремились в бегство к Абидосу; Фарнабаз оказывал им всяческую помощь: и сам он сражался, пока только это было возможно, въехав на лошади в море, и другим своим всадникам и пехотинцам приказывал поступить так же. Пелопоннесцы составили сплошную стену из кораблей и, выстроившись на берегу, под их защитой продолжали бой. Вскоре афиняне уплыли назад в Сест, захватив тридцать вражеских кораблей без экипажа и вернув себе те корабли, которые они сами потеряли в сражении. В Сесте осталось только сорок афинских кораблей; прочие разошлись из Геллеспонта в разные стороны для сбора денег, а один из стратегов, Фрасилл, поплыл в Афины, чтобы оповестить афинян о случившемся и попросить войска и кораблей. После этого Тиссаферн прибыл в Геллеспонт, взял в плен Алкивиада, прибывшего к нему на одной только триэре с дарами гостеприимства, и заключил его в темницу в Сардах, говоря, что персидский царь повелевает воевать с афинянами. Спустя тридцать дней Алкивиад, вместе с взятым в плен в Карии Мантифеем, раздобыв лошадей, бежал ночью в Клазомены. В это время находившиеся в Сесте афиняне, узнав, что Миндар собирается напасть на них с флотом из шестидесяти кораблей, бежали ночью в Кардию. Туда же прибыл из Клазомен и Алкивиад с пятью триэрами и эпактридой. Здесь он узнал, что корабли пелопоннесцев уплыли из Абидоса в Кизик, и отправился сам в Сест во главе отряда пехотинцев, приказав кораблям обогнуть полуостров и прибыть туда же. Когда же они прибыли и Алкивиад уже собирался сняться с якоря и выйти в бой, приплывает Ферамен с двадцатью кораблями из Македонии и Фрасибул также с двадцатью из-под Фасоса; оба в это время уже взыскали взносы. Тогда Алкивиад отплыл в Парий, приказав и им следовать за собой, убрав большие паруса. Затем все корабли, собравшись в Парии в числе восьмидесяти шести, с наступлением ночи снялись с якоря и на следующий день во время завтрака прибыли в Проконнес.
Полный текст

Метки к статье: 5 век до н.э. Греция

Анна Сердюкова была девка лет 16, рослая, стройная, красивая, и не один станичник и наш брат благородье засматривались на черные огненные ее очи и роскошную русую косу; но строгий суровый казак-отец держал ее, как говорится, в ежовых рукавицах, так что баловаться не приходилось, несмотря на вообще далеко нестрогую нравственность станичного прекрасного пола. Подвиг, совершенный Анной, выходит из ряда обыкновенных и рельефно выставляет те условия, среди которых вырабатывались характеры, вращалась жизнь и воспитание казачества. Осенью, в сороковых годах, в праздничный день, вечером, Анна, с братом своим, мальчуганом лет одиннадцати, отправилась за станицу на свой огород, крайний к Лабе, и, как следует доброй хозяйке, до того углубилась в уборку овощей, что только крик брата заставил ее оглянуться, и можно представить ужас девки, когда она увидала пятерых горцев, бежавших к ней. Страх отнял язык; но ноги еще не изменили и она бросилась бежать по хайвану (Хайван — главная дорожка в виноградных садах и огородах, которые, быв обнесены плетнем из хвороста, имеют всегда густо накладенный терновник наверху, в защиту от воришек, и, служа своего рода укреплениями, не раз спасали жизнь) к калитке, между тем как казаченок с своим ружьем, забившись в кусты под забором, выглядывал сурком на эволюции сестры и джигитов, боясь не только выстрелить, но и крикнуть.
Ужас окрылил Анну: она не бежала, а летела, и хищник, ближе за ней гнавшийся, боясь поднять тревогу и упустить лакомую добычу, на бегу бросил кинжал в свою жертву; но судьба не дала ей погибнуть: кинжал, пролетев с боку, воткнулся далеко впереди Анны. Приостановясь инстинктивно, она схватила упавший кинжал, держа его острием назад. В это время горец набежал и охватил ее, но, каким случаем, она сама не помнит, кинжал прошел на вылет через живот хищника, повалившегося вместе с ней. Страх придал силы вырваться из этих далеко немилых объятий, но сбил с толку, и Анна бросилась не к калитке, а на забор, и, ухватясь за него руками, хотела перескочить... В этот момент, другой набежавший горец шашкой рассек ей зад (хотя и не глубоко). Боль и страх ошеломили бедняжку... она опомнилась уже за Лабой, сидя за седлом, привязанная ремнем к поясу всадника. Их было пятеро, убитого же везли перекинутым через седло. Отъехав на значительное расстояние от Лабы, горцы остановились на ночлег, развели костер и...
За-полночь горцы улеглись спать, и так были уверены в своей безопасности, считая себя уже дома, что не только не связали пленницы, но даже не очередовались караулом: эта-та оплошность спасла Анну, лежавшую возле вожака.
Великолепная кавказская ночь, озаренная полной луной и окружающая тишина, нарушаемая только сильным храпом джигитов, успокоили душевное волнение пленницы. Невзирая на физическое изнеможение, она тихо приподнялась, с намерением бежать; страх быть настигнутой дал ей решимость: придерживая одной рукой ножны, казачка вынула кинжал у вожака и мгновенно всадила ему в горло. Горец не успел даже пикнуть, так был силен и ловок удар.
Вид крови ошеломил и обезумил девку: она схватила шашку и пистолет убитого, принялась рубить спавших и прежде, чем они пришли в себя и поняли в чем дело, еще трое поплатились жизнью. Последний успевший вскочить на ноги, видя кровь и убитых товарищей, под влиянием панического страха, так потерялся, что бросился как угорелый бежать; но остервенившаяся Анна погналась за ним и выстрел положил и его на месте.
Не раздумывая долго, Анна обобрала, по обычаю горцев и казачества, оружье и одежду с убитых, переловила стреноженных коней, побатовала их и, навьючив их трофеями своей победы и мести, утром добралась до Лабы, выше станицы верстах в семи или восьми. И не странно ли, что, совершив уже столько, она не решилась переплыть Лабу, так ей страшна показалось переправа через ревущую и летящую стрелой реку. C противоположного берега пикет увидел татарина с конями (Анна переоделась и вооружилась горцем), и полагая встретить мирного или бежавшего от своих горца, переправился и доставил казачку с трофеями в станицу.
Недолго хворала Анна в госпитале, хотя следы остались на всегда. Вскоре появилась она снова между станичниками, такая же бойкая и говорливая, как была прежде. Золотая медаль за храбрость на георгиевской ленте, пожизненный пенсион в 50 рублей сер., и золотой браслет — подарок главнокомандующего, князя Воронцова, были наградами ее необыкновенного подвига.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Кавказ

Поход греческого войска в Переднюю Азию, описанный в "Анабасисе" Ксенофонта, вряд ли можно рассматривать как крупное историческое событие, оказавшее решающее влияние на судьбы народов древнего мира. Отряд греческих наемников, численностью примерно в 13000 человек, был присоединен к большой армии, собранной в 401 г. до н.э. сатрапом Лидии, Фригии и Великой Каппадокии персидским царевичем Киром в целях свержения с престола его старшего брата, царя Персии Артаксеркса II. Поход Кира на Вавилон в сущности мало чем отличался от нередких в Персии Ахеменидов восстаний сатрапов, стремившихся к царской власти, но, как и большинство этих восстаний, попытка Кира завладеть престолом успеха не имела. Кир погиб в решающем сражении при Кунаксе, на подступах к Вавилону, и, несмотря на победу, одержанную греками над войском царя, армия Кира распалась и эллинам удалось вернуться на родину только ценой огромных усилий и жертв.
Экспедиция персидского царевича не имела, таким образом, никаких непосредственных военных и политических результатов и, казалось, была обречена на быстрое и полное забвение. Однако этого не случилось. Поход греческих наемников Кира произвел глубокое впечатление на современников, почуявших в нем симптомы грядущей новой эпохи, эпохи эллинизма, а историки нового времени, имеющие возможность оценить это событие в исторической перспективе, в связи с постепенным развитием взаимоотношений Эллады с ее могущественным восточным соседом, продолжают и сейчас уделять ему много внимания. И нужно признать, что приговор истории в данном случае вполне справедлив.
Покорив греческие города западного побережья Малой Азии, персы задумали распространить свою власть и на греческий материк. Но жестокие поражения, понесенные ими на суше и на море во время греко-персидских войн (первая половина V века до н.э.), заставили их отказаться от подобных намерений. В дальнейшем Персия заняла по отношению к Элладе позицию стороннего якобы наблюдателя, заинтересованного в ослаблении противника и старающегося поэтому поддерживать внутренние распри в его лагере. Именно такую выжидательную политику, по словам Фукидида (VIII, 37), вела Персия во время жестокого кризиса, охватившего Элладу с началом Пелопоннесской войны (431 – 404 гг.), попеременно оказывая помощь то Спарте, то Афинам.
Полный текст

Метки к статье: 5 век до н.э. Греция Персия

17-го декабря, во время нашего обеда, барон Меллер прислал нам только что полученные с почтою из Воздвиженского высочайшие приказы, где красным карандашом подчеркнутые строки от 8 декабря я прочел с восторгом: “за отличное мужество и храбрость, оказанные в деле при истреблении аула Дубы, производятся такие-то, и из прапорщиков в подпоручики — Полторацкий со старшинством с 6-го марта сего года”. Все наши офицеры получили награды за 6-е марта. В числе их, орден св. Владимира — Меллеру, золотая шашка с надписью “за храбрость” — счастливцу капитану Тихонову; орден Анны 3-й ст. с бантом — Швахгейму, Мансурадзе, Мерклину, Руденку и другим. В подпоручики, кроме меня, произведены Юргенсон и Чекуанов. Но больше всех везет Тихонову. За лень и шалости исключенный из Полтавского корпуса и отправленный на Кавказ юнкером в Куринский полк он через две недели попадает в Даргинскую экспедицию и в сониках же получает солдатский Георгиевский крест, затем после роковой сухарной экспедиции, при отступлении из Дарго, 8-го июля, ранен пулею в бедро. Его кладут на носилки и влекут на перевязочный пункт, но по дороге встречается главнокомандующий, в тот день лично, с неимоверным самоотвержением, следящий за ходом боя в арьергарде.
— Кого несете, братцы? — спросил граф Воронцов куринцев.
— Юнкера Тихонова, ваше сиятельство, — ответили они.
— Поздравляю его прапорщиком, — громко возгласил гр. Михаил Семенович. Тихонова пронесли на сотню шагов далее, и солдаты, чтобы вздохнуть от ноши, остановились в стороне. Тем временем главнокомандующий с очень малою при нем свитой, при общем движении отряда, проезжает верхом вперед и снова останавливается в ожидании арьергарда, где тогда кипела отчаянная свалка. Мимо него опять проносят Тихонова.
— Кого несете, ребята? — спросил он. Куринцы, слышавшие о пожаловании их юнкеру чина, смело отчеканили:
— Раненого прапорщика Тихонова, ваше сиятельство!
— Поздравляю его подпоручиком, — объявил граф. Опять солдаты понесли раненого вперед и опять остановились. Снова главнокомандующий обогнал их и опять придержал коня своего.
— Кого несете, куринцы?
— Подпоручика Тихонова! — уже весело отвечают молодцы.
— Поздравляю его поручиком! — одобрительно, под градом пуль, кричит им граф, приказывая дежурному при нем адъютанту Глебову записывать фамилии всех ежеминутно проносимых мимо раненых, тут же для вящего поощрения награждая их чинами, в силу Высочайше дарованного главнокомандующему права, в своем личном присутствии, производить обер-офицеров на поле сражения. Тихонов хотя был ранен очень тяжело, но не на столько, чтоб не сознавать всего случившегося. Четверть часа спустя, в четвертый раз его пронесли мимо озабоченная графа, и на этот раз на вопрос, кто раненый, Тихонов приподнял голову и слабым голосом сам ответил:
— Поручик Тихонов, ваше сиятельство!
— Поздравляю вас, милейший Тихонов, штабс-капитаном! — улыбаясь утешил раненого страдальца гр. Михаил Семенович, конечно, не подозревая случившихся недоразумений. В этот же вечер на бивуаке, в приказе графа по отдельному корпусу, было объявлено о вновь произведенных, а в числе их и Тихонова — в штабс-капитаны. Рассказывают, но за достоверность не ручаюсь, что впоследствии было доложено главнокомандующему о происшедшем qui pro qui на что, будто бы, он только возразил: “от своих слов я никогда не отказываюсь”, — и это производство стало совершившимся фактом.
Предание свежо, но верится с трудом! — скажет какой-нибудь Фома неверный, но для убеждения стоит взглянуть в формулярный список Тихонова, где за одно число, 8-е июля, ему дано четыре чина. Впрочем и последние два года он служит счастливо: за Кабарду (1846 г.) он получил орден Анны 3-й ст. с бантом, за мелкие дела того же года — чин капитана, за Алдинские хутора — Владимира 4-й ст. с бантом, а за Дубу — золотую шашку.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Кавказ

С наступлением дня Никомед сошел с корабля, облеченный в царскую порфиру с диадемой на голове, а Андроник, встретившись с ним, приветствовал его как царя и со своими солдатами, а их было пятьсот, стал его сопровождать. Мена же, делая вид, что он только сейчас узнал о выступлении Никомеда, бросившись к своим двум тысячам солдат, стал выражать недовольство. Но в продолжение речи он сказал: «Так как у нас два царя, один у нас на родине, а другой выступает тут, то нам необходимо позаботиться о самих себе и устроить свое будущее. Ведь в данный момент мы можем укрепить счастье своей будущей жизни, если хорошо сумеем предвидеть, кто из них победит. Один из них старик, другой — молодой; и вифинцы, к одному чувствуя отвращение, другого предпочитают. Из римлян люди могущественные любят юношу; а то, что Андроник является уже его телохранителем, показывает на союз с Атталом; а Аттал владеет большой страной, он сосед вифинцев, не раз воевавший с Прусием». Говоря так, он постепенно вскрывал и жестокость Прусия, и то, сколько зла он сделал по отношению ко всем, и за это заслужил общую к себе ненависть вифинцев. Когда он увидал, что подлость Прусия отвращает от него солдат, он тотчас повел их к Никомеду вслед за Андроником, тоже приветствовал его царем и со своими двумя тысячами стал его телохранителем.
Аттал ласково принял юношу. Он предложил Прусию дать сыну несколько городов для жительства и страну для получения доходов. Тот ответил ему, что немедленно даст ему все царство Аттала, так как и раньше, желая приобрести его для Никомеда, он сделал нападение на Азию. Дав такой ответ, он в то же время отправил в Рим послов с обвинением против Никомеда и Аттала, требуя, чтобы вызвали их на суд. Аттал же со своим войском двинулся в Вифинию; при их приближении вифинцы мало-помалу стали переходить на их сторону. Не доверяя никому и надеясь, что римляне избавят его от этого заговора, Прусий попросил Диэгила, царя Фракии, своего тестя, дать ему пятьсот фракийцев и, получив их, поручил себя исключительно их охране, удалившись в акрополь Никеи. Городской претор в Риме, будучи расположен к Атталу, не дал тотчас аудиенции в сенате послам Прусия; когда же, наконец, он им дал эту аудиенцию и когда сенат вынес постановление, чтобы претор выбрал и отправил послов, которые должны будут прекратить эту войну, то он выбрал трех мужей, из которых у одного была как-то камнем разбита голова, так что он ходил с ужасной раной, у другого болели ноги от ревматизма, а третий вообще считался очень глупым. Катон, смеясь над этим посольством, сказал, что у него нет ни ума, ни ног, ни головы.
И вот, когда послы прибыли в Вифинию с приказом прекратить войну, то Никомед и Аттал отвечали, что согласны; но вифинцы, подученные ими, стали говорить, что они не могут больше выносить свирепости Прусия, особенно после того, как они показали ему свое нерасположение; тогда послы под предлогом, что римляне ничего этого не знали, уехали назад, не сделав ничего. Прусий, потеряв надежду на помощь римлян, на которых он особенно надеялся и потому ни у кого не думал просить помощи, удалился в Никомедию, чтобы, укрепив город, иметь возможность вести войну с наступающими. Но жители Никомедии, предав его, открыли ворота, и Никомед вступил в город с войском; Прусий бежал в храм Зевса, но был заколот людьми, подосланными Никомедом. Таким образом Никомед сделался царем над вифинцами вместо Прусия. Когда он с течением времени умер, ему наследовал его сын Никомед, которому было дано прозвище Филопатор, причем римляне своим постановлением передали ему власть над страной как отцовское наследие.
Таковы были дела в Вифинии; и если кому хочется знать вперед, что произошло потом, то я укажу, что внук этого Никомеда, тоже Никомед, оставил свою страну в наследство римлянам по завещанию.
Полный текст

Метки к статье: 1 век до н.э. Римская империя

В последних днях августа, распустив войска, с конвоем заахали в Кази-Кумух. На ханском дворе, где остановились, водили какую-то серую лошадь, у седла были привешены маленькие мешки, вышитые золотом. Оказалось, что Елисуйский султан Даниель-бэк посадил одного своего нукера в яму за желание его жениться на служанке султанши. Нукер был, как видно, молодец, вылез из ямы ночью, украл девушку, украл с конюшни султана добрую лошадь и сделал по горам 80 верст вдвоем на одной лошади. Ну и лошадь должна же быть здоровая. Я приказал ее осмотреть нашим татарам и променял ее сейчас же на свою с придачею 50 целковых.
Даниель-бэк был нашей службы генерал, лихой, но с кем-то из начальников не поладил, кажется, с генералом Шварцем, на Лезгинской линии и передался Шамилю. С тех пор был его наибом и, чтобы заслужить доверие подозрительного Шамиля, старался вредить русским, где только мог. Серый конь его, видимо выбранный знакомою рукою, был выбран удачно, отличной был езды и сильный ходок, аршин двух с половиною ростом. Лучше этой лошади я не имел на Кавказе за все три года моего пребывания. Она же и спасла двух беглецов, которые поплатились бы своей головой, что хорошо знал доверенный нукер Даниель-бека.
Наконец мы крупным шагом приехали в Шуру, пора было вздохнуть.
Кн. Аргутинский сказал мне, что находит приличным сделать 30 августа бал. Так и сделалось. Созвали, что было дам, начальство и танцоров. Аргутинский вошел в залу, раскланялся невпопад, как всегда, на разные стороны и скоро скрылся за карточный стол, за которым он также был чужой, как и за всеми общественными занятиями и развлечениями: путал, денег считать не умел и скоро утомлялся, но однако же выучился нарочно играть, говоря, что это будет ему развлечением.
В конце бала меня вызвали. В спальне кн. Аргутинского я нашел нашего мирзу Абдурахмана и с ним какого-то оборванного лезгина с огромным кинжалом между ногами. Он привез в шапке записку от коменданта кр. Ахты, полковника Рота. Рот писал, что укрепление обложено со всех сторон, что у него только 2 роты гарнизона, что он задержал еще 2 роты, пришедшие случайно за провиантом и просил поспешить к нему на помощь.
Я незаметно вызвал Аргутинского, и пока остальные танцовали, мы в кабинете у него вызывали по очереди полковых командиров, чтобы делать распоряжение о направлении с разных сторон баталионов, бывших еще в пути своем к штаб-квартирам. Здесь досталось командиру Дагестанская полка, Николаю Ивановичу Евдокимову. Аргутинский заметил, что своротил один из батальонов в штаб-квартиру, вместо другого назначения, ему данного, и догадался, что это для каких-нибудь хозяйственных работ. “Я бы советовал вам, полковник, думать больше о войсках, нежели о ваших карманах”, сказал он, стоя у дверей, будущему графу и владельцу многих тысяч десятин.
Евдокимов и тогда считался одним из надежных отдельных начальников. Умный, весьма храбрый и распорядительный, он перебывал в разных переделках, знал край и горцев, был приставом в горах, говорил по-татарски, был ранен в лицо два раза накрест, и знак на щеке в виде третьего глаза дал ему прозвище у горцев “учьгез” (пучеглазый). Одним словом, он был боевой администратора знал горы, как свои карманы, а последние, к сожалению, он туго набивал и, что хуже, имел эту репутацию, (Репутация однако едва ли справедливая, мы лично не склонны ей верить, у Евдокимова было много врагов и было кому распускать эти слухи. Б. Колюбакин).
Кн. Барятинский отличил его впоследствии есьма высоко, и думаю, что Евдокимов, командуя большими отрядами, оказал действительный заслуги при окончательном покорении Кавказа и заслуженно сделался графом, хотя на Кавказе не легко свыклись с этим титулом; менее заслуженно и справедливо отдали ему огромное количество земли, 10-12 тысяч десятин да еще с нефтяными колодцами, а скольким бедным служилым кавказцам не дали и 100 десятин для прокормления себя под инвалидную старость.
После этого разговора я видел Евдокимова только один еще раз в 60 годах в Царском, мы ждали на вокзале приезда государя из Гатчины. Евдокимов приехал представляться. Он уже был граф и очень богат и славен.
Приглашенное общество мирно покончило бал и узнало об Ахтах, когда мы выехали в поход. По дороге к Курагу, лежащей на Самуре, как и Ахты, мы еще получили сведения от Рота: неприятель обстреливал из орудий укрепления и делал попытки к штурму. Рот звал помощь самую скорую. К сожалению, на деле это не так-то скоро делалось. Войска находились на значительном расстоянии от передовых укреплений Ахты, и неприятель, конечно, выжидал, когда они разойдутся, чтобы быстро сосредоточиться на отдаленном пункте. В Кураге остановились, чтобы поджидать подхода войск. Мы сидели за обедом, как неожиданно вошел Бучкиев, обритый и одетый по-лезгински. Бучкиев офицер Графского полка, всегда командовал Самурской милицией, как человек, хорошо знающий край и язык. Он был в Ахтах застигнут неприятелем. Рот его послал, как живого свидетеля тому, до какой степени нужна была помощь. Букчиев вышел ночью по руслу реки Самура, за шумом ее быстрины, он счастливо прокрался и миновал все неприятельские посты и достиг Курага. Это было не легкая штука, но Бучкиев прошел бы медные трубы, если бы он их не проходил прежде.
Плохие были вести. Неприятелю удалось гранатами взорвать наш пороховой погреб и произвести большие опустошения внутри укрепления. Места для прикрытия гарнизона уже оставалось немного, храбрый Рот был ранен в грудь, убитых и раненых много, неприятель ежедневно делает штурмы; до сих пор все они были отбиты, но далее ручаться трудно, гарнизон слабеет, а неприятель видимо торопится взять укрепление. Помощью мешкать нельзя.
Аргутинский решился сделать движение прямо к укрепления через горный хребет, на Кудух и Араканы, хотя знал, что мост неприятелем разрушен, но чтобы только показать гарнизону идущую помощь и ободрить его держаться.. Признаюсь, я трудно понимал причины некоторой медленности в движениях Аргутинского: считал ли он необходимым явиться с достаточными силами и почему он надеялся, что гарнизон до тех пор удержится, когда ему очевидно было очень плохо. Но Аргутинский медлил. Движение наше прямо к Ахтам вызвало у бедного гарнизона сильное ура, пальбу и даже вылазку. Ободрили его, но день потеряли даром, должны были тотчас же отойти назад, чтобы поискать брода; думали даже строить тут мост, но безлесное Курагское ханство не представляло никаких к тому средств. Юсуф-бек Курагский был умный, очень надежный человек и очень приличный.
У нас в штабе был молодой горный инженер Хрещатицкий, сын Донского атамана. Несчастный жестоко страдал от этой медленности. На него жаль было смотреть: в Ахтах была его молодая, жена, приехавшая к дочери Рота погостить, и была застигнута неприятелем. Он ежеминутно ожидал известия, что Ахты взяты Шамилем и бедная его жена в руках горцев.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Кавказ

Фукидид афинянин описал войну пелопоннесцев с афинянами, как они воевали между собой. Приступил же он к своему труду тотчас после начала военных действий, предвидя, что война эта будет важной и наиболее достопримечательной из всех, бывших дотоле. А рассудил он так, потому что обе стороны взялись за оружие, будучи в расцвете сил и в полной боевой готовности; и кроме того, он видел, что и остальные эллинские города либо уже примкнули к одной из сторон сразу после начала войны, либо намеревались сделать это при первой возможности. И в самом деле война эта стала величайшим потрясением для эллинов и части варваров, и, можно сказать, для большей части человечества. И хотя то, что предшествовало войне, а тем более, что происходило еще раньше, установить точно не было возможности в силу отдаленности от нашего времени, но все же на основании проверенных и оказавшихся убедительными свидетельств я пришел к выводу, что все эти исторические события далекого прошлого не представляли ничего значительного как в военном отношении, так и в остальном.
Полный текст

Метки к статье: 5 век до н.э. Греция