|
|  |
|
|
» СМОЛЕНСКИЙ С. - КАНЛЫ ИЛИ КРОВНАЯ МЕСТЬ - ДРЕВНИЙ ОБЫЧАЙ ГОРНЫХ ПЛЕМЁН КАВКАЗА
|
|
|
 Почти у всех горных племен Кавказа, до окончательного покорения края, существовал древний, народный обычай канлы. «Кровомщение есть злая необходимость каждого полудикого народа», говорит барон Сталь, «не имеющего кроме этого никакой принудительной силы для обуздания сильного, который, не боясь никого, готов обижать и притеснять слабого. У черкесов, как и во всяком горском обществе, где своеволие лица не имеет никаких пределов, где столько средств безнаказанно совершать преступления, канлы есть единственная узда, хотя в некоторой степени обуздывающая дикие страсти удальца, готового на всё». У абазин, также с давних пор, существовал во всей силе обычай расправляться оружием вместо суда, не стесняясь в том никакими строго карательными мерами со стороны общества. Поводами к началу канлы служили обыкновенно: убийства, грабежи, воровство людей и продажа их в плен. За убитого или проданного в неволю обязаны были мстить его родственники и даже вся фамилия, к которой он принадлежал. Нередко и самые малозначительные обстоятельства были причиной возникновения подобной вражды. Обида, нанесенная отцу и деду, передаваясь потомству, никогда не забывалась, и месть, как родовое наследство, завещалась нисходящей линии, которая кровью врага старалась смыть пятно позора, нанесенного её предку. Вражда, разрастаясь с течением времени, принимала более ожесточенный характер и доходила иногда до обширных размеров. Не только отдельные семейства, но бывали примеры, что целые аулы переселялись в другие общества, находя вследствие канлы невозможным долее жить в таком близком соседстве с противною стороною. Нередко одно селение находилась с другим в подобных враждебных отношениях, наследованных от дедов, причем ненависть к противникам всасывалась вместе с молоком матери. И этот варварский обычай, освященный народными преданиями веков, свято исполнялся горцами.
Часто случалось, что вражда на время утихала и, как огонь, не находящий достаточно пищи, тлела понемногу, останавливаясь на более или менее значительные периоды времени, то вспыхивала опять с большей силой и энергически поддерживалась обеими сторонами. Обиженная сторона, ища случая убить кого-либо из лиц, заранее для того назначенных, старалась также обворовывать своих противников, и наносить им как можно больше вреда. Лица, преследуемые кровомщением, не смели открыто являться на народные собрания, или в те места, где могли встретиться со своими врагами; при отправлении в путь, они иначе не выезжали из дому, как только через такие места, где не надеялись встретиться с неприятелем, или ездили в сопровождении значительного конвоя, с которым рассчитывали отразить всякое нечаянное нападение, а иногда и под покровительством влиятельного лица в крае, причем враги их, из опасения новой канлы, не покушались делать нападения. В самом незавидном положении находился горец, преследуемый кровомщением, когда неумолимый противник мог подстеречь его на каждой тропинке, окружающей его двор. Ему невозможно было спокойно спать у своего родного очага, где он тоже не безопасен; с оружием он не должен был расставаться ни на минуту, ни днем, ни ночью, когда воображению его рисовался по скалам рыскающий враг, прокрадывающийся к его сакле. Только покровительство сильного лица, в доме которого он на некоторое время мог скрыться, делало преследуемого безопасным. Полная тревог жизнь и привычка к кровавым эпизодам приучала горца к подобной обстановке. Преследователь бывал действительно неутомим до тех пор, пока не достигал цели своих желаний, в чем он клялся на могилах предков. В противном случае, страдала слава джигита и терялась репутация удальца в глазах не только родного аула, но даже целого общества, если он не успевал смыть кровью врага позора со своей семьи, и не отомстить противнику. Женщины называли его трусом, что отнимает доброе имя у горца, а родственники делали ему упреки. Это-то и заставляло его скитаться целый недели по лесам для преследования стоящего на очереди канлы, и сторожить на тропинках, где мог врасплох проходить, или проезжать его заклятый враг. Нужно знать характер горца, чтобы иметь хотя приблизительное понятие о том, с каким почти нечеловеческим терпением преследовал он неприятеля, подвергаясь сам лишениям и опасностям. Но зато при удобной минуте, выжидаемой месяцами и нередко годами, с каким неистовством бросался он на противника и убивал его. Предсмертные агонии жертвы доставляли победителю-убийце наслаждения, вознаграждавшие его за все труды и опасности. Но триумф его бывал непродолжителен и опьянение дикой радости скоро проходило, сменяясь сознанием своей собственной небезопасности, так как теперь наступала его очередь подвергнуться такой же участи от родичей только что убитого им, потому что канлы переходила на их сторону. И отомщенный становился предметом преследований, и он, и его родственники должны были укрываться от кровомстителей, иногда целые столетия продолжались между двумя родами подобные убийства. Встречаясь неожиданно в чужом доме, кровомстители не показывали один другому притворного внимания или вежливостей, но делали вид, будто не замечают противника, и старались держаться один от другого подальше. В подобном случае никакая ссора не позволительна, потому что за обиженного гостя хозяин обязан отомстить обидчику. «При совершении канлы», говорит барон Сталь, «нет ничего рыцарского и откровенного. Кровомститель убивает из засады, сожигает хлеб и сено враждебного ему семейства, поджигает ночью сакли, крадет детей. Все это делает он скрытно, воровски, сам избегая опасности. Предприимчивый кровомститель, в непродолжительное время, столько наделает вреда, что обидевшее семейство бывает принуждено просить чрез посредников мира и уплатить обиженному установленную обычаем плату за кровь». Плата эта определена адатом, почти у всех горцев по сословиям; чем значительнее лицо, тем она выше; она иногда бывала до того велика, что одно лицо не в состоянии было заплатить её; в таком случае окладывался целый род виновного и единовременно или по частям выплачивал цену крови. Чаще всего случалось, что при договорах ответчик отдавал половину условленного платежа, и брал от обиженного семейства дитя, к себе на воспитание. Этим приобреталось родство, считавшееся кровным, и уничтожалась всякая вражда.
Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» ГАН К. Ф. - ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ПШАВОВ, ХЕВСУР, КИСТИН И ИНГУШЕЙ
|
|
|
 Хевсурский дом состоит из двух, редко трех этажей, из которых верхний этаж всегда значительно отступает назад, так что издали получается вид больших и высоких ступеней. Таким образом, плоская крыша нижнего этажа составляет что-то вроде веранды или балкона для верхнего этажа. Дом сложен из шиферных плит, сухою кладкою, отверстия для дверей и окон весьма малы, окна без стекол, местами плетень заменяет стену. Нижний этаж служит помещением для женщин и скота, тут стоить ткацкий станок и разная посуда домашнего обихода; во втором этаже живут мужчины, третий этаж, наконец, представляет из себя вроде гумна и только наполовину покрыт крышей. Тут стоят громадные плетеные корзины, в которых сохраняется зерно. Внутри дома царит невыразимая грязь, стены и потолки черны от дыма и сажи, воздух в этих жилищах ужасный. Для сообщения между этажами служат отверстия в потолках и приставные лестницы. Перед домами и на узких улицах еще грязнее, потому что тут наваливаются навоз и всякого рода нечистоты в неимоверном количестве. Нельзя себе представить того замечательного контраста, который существует между одеждой и жилищем хевсура. Костюм как мужчин, так и женщин отличается своим изяществом; он свидетельствует о замечательном вкусе, большом прилежании и искусстве женщин, которые ткут сукно, крася его в черный и темно-синий, а также в красный цвет и вышивают цветными нитками. Грудь, плечи и спина доходящей до колен чохи, а также и нижний край коротких шаровар вышиты красными, желтыми и зелеными нитками. Также искусно вышиты суконные гамаши, рукавица (носится только на правой руке), сумка для кремня, мешок для табаку и толстые чулки мужчин. Чоха имеет много продольных швов, должно быть, вследствие узкости материи; на летнем костюме замечаются большие прорехи по бокам, начиная с пояса. Прорехи эти обшиты позументом. У женщин на груди и у пояса масса украшений из тонких серебряных пластинок, юбка внизу украшена пестрыми полосами. Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» ПОЛЬ НАДАР - ПРОГУЛКА ПО БАКУ 1890 Г.
|
|
|
 Поль Надар родился в Париже в 1856. С 1874, он работает в студии своего отца, известного фотографа Гаспара-Феликса Турнашон по прозвищу Надар, портретиста крупных современных писателей и артистов (Бальзака, Вагнера, Бодлера, и т.д.). В 1886-1887 годах он официально возглавляет семейную студию. Вслед за своим отцом, сначала он развивает свое искусство в области портрета. В 1890, он предпринимает длинное путешествие, которое должно его привести в Ташкент на Всемирную Выставку. Уехав из Парижа, 18 августа он прибывает в Стамбул на Восточном Экспрессе, пересекает Чёрное море, сев на судно в Стамбуле, пересекает Кавказ через Тбилиси и Баку, затем достигает территорий русского Туркестана. Он объезжает регион в течение двух месяцев, сначала на поезде, направившись по Закаспийской магистрали, затем на конной повозке, и привозит оттуда более 1200 негативов, которые представляют повседневную жизнь, памятники, пейзажи, стройку строительства железной дороги и множество портретов. Фоторепортаж Поля Надара является одним из первых «больших репортажей» в истории фотографии. Недавнее усовершенствование и выпуск в продажу фотографического оборудования, более лёгкого и готового к работе, а именно использование броможелатиновой эмульсии серебра на гибких носителях (катушки), которая постепенно заменяет коллодиум на стеклянной пластине, позволяют выполнить большее количество снимков. Поль Надар путешествует с новыми аппаратами моментальной фотосъемки в руках, Kodak nº 2, разработанного Жоржем Истманом, увиденным в 1889 на Всемирной выставке в Париже, который работает с гибкой пленкой, а также с Détective Nadar своего собственного изобретения. В 1893, Поль Надар становится к тому же представителем компании Eastman-Kodak во Франции. Однако, Надар продолжает параллельно использовать классическое оборудование. В частности он привозит в своем багаже тяжелую традиционную камеру, которая позволяет снимать фотографии на стеклянных пластинах размером 30 x 40 см. Речь идет о хрупком и габаритном оборудовании, но, не будучи ни авантюристом, ни исследователем, Надар имеет скорее комфортабельные условия путешествия. Рекомендованный генералом Комаровым, губернатором русского Туркестана, и генералом Анненковым, инженером, занимающимся строительством Закаспийской магистрали, он путешествует в регионе с пропусками, которые ему позволяют бесплатно ездить на закаспийских поездах. Его проживание также оплачивается властями на протяжении всей его одиссеи, и повсюду, где он проезжает, его встречают и чествуют офицеры и местные влиятельные лица. С другой стороны почти достоверно известно, что Гюстав Перейр, выходец из крупной семьи банкиров, взял на себя значительные расходы Надара. Перейры интересовались финансированием железных дорог за границей и целая серия фотографий о железнодорожном оборудовании позволяет думать, что речь шла отчасти о получении некоторой конфиденциальной информации. |
|
|
|
|
|
|
» ПОЛЬ НАДАР - ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ БАТУМА В ТИФЛИС 1890 Г.
|
|
|
 24 августа 1890 года французский фотограф Поль Надар прибывает в Стамбул на Восточном Экспрессе, пересекает Кавказ через Тбилиси и Баку, затем достигает территорий русского Туркестана, современные Туркменистан и Узбекистан. Он объезжает регион в течение двух месяцев, сначала на поезде, направившись по Транскаспийской магистрали, затем на конной повозке, и привозит оттуда около 1200 негативов, которые представляют повседневную жизнь, памятники, пейзажи, строительство железной дороги и множество портретов. Ниже фотообзор его путешествия из Батума в Тифлис. |
|
|
|
|
|
|
» ПОЛЬ НАДАР - ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ СТАМБУЛА В ТРАБЗОН 1890 Г.
|
|
|
 24 августа 1890 года французский фотограф Поль Надар, прибыл на "Восточном экспрессе" в Стамбул, откуда совершил путешествие по Закавказью и Средней Азии. Путь его пролегал из Стамбула в Трабзон и Батум морем. Далее в Тифлис и Баку посуху. В Баку он пересел на пароход до туркменского Узун-Ада (бывший порт, построенный на восточном берегу Каспийского моря в бухте Узун-Ада Михайловского залива в Красноводском уезде Закаспийской области Российской империи. До 1899 года порт служил начальным пунктом Закаспийской железной дороги). Откуда по Закаспийской железной дороге (военная железная дорога, построенная в 1880—1891 годах российскими железнодорожными батальонами в Закаспийской области России), проехав через Асхабад, Мерв, Чаржуй, Бухару и Самарканд посетил работавшую тогда в Ташкенте Туркестанскую выставку. По пути Поль Нодар фотографировал местные достопримечательности, флору и фауну, памятники, древние крепости, жителей простых и именитых. Часть фотографий, снятых на 3,5-дюймовую черно-белую пленку, мы публикуем в данном репортаже. Для улучшения восприятия мы улучшили качество фотографий с помощью искусственного интеллекта и придали им цветность. |
|
|
|
|
|
|
» ВОСПОМИНАНИЯ АЛЕКСАНДРА СЕМЕНОВИЧА ГАНГЕБЛОВА. КАК Я ПОПАЛ В ДЕКАБРИСТЫ И ЧТО ЗА ТЕМ ПОСЛЕДОВАЛО
|
|
|
 Закончу мою Владикавказскую повесть эпизодом об Ингушском князьке Шефуке, изменившем нашему правительству и тем наделавшем много шуму и хлопот самому Ермолову. В одной статье Д. В. Давыдова, по поводу этого дела, о Ермолове выражено так, или почти так: «Ермолов, одним мановением бровей, сломил непокорного и заставил его покориться». В сущности дело это завершилось иначе. Вот что произошло. В начале войны с Персией, по горским мирным аулам стали появляться эмиссары от наследника Персидского престола, Аббаса-Мирзы с целию возбудить между ними восстание против Белого Царя. Эмиссары эти снабжены были деньгами, но не более того что было нужно для задатков; тем же из них, которые действительно отпадут от России, обещаны горы золота. В числе соблазнившихся такими щедрыми посулами был и Шефук, владелец аула, почти смежного с Владикавказом. В одно прекрасное утро открылось, что Шефук, забрав свое семейство, а с семейством и все что мог с собою захватить, бросил свой аул и ушел в горы. Уйти в горы значило объявить себя врагом России. Знали, где он находится; но силою возвратить его было невозможно, а по доброй воле он не сдавался. Шефук ждал награды из Персии, но не только награды, но и слухи оттуда до него не доходили. Беглец, наконец, убедился, что он обманут. И вот Шефук придумал как бы по крайней мере вернуть свой потерянный аул. Однажды из Грузии в Россию шла оказия. Оказии ходят медленно, так как их конвой из пехоты. Уже было недалеко до крепости, с версту что ли, как один из пассажиров оказии, барон Фиркс, желая скорее прибыть на место, дал шпоры коню и поскакал вперед один (так нередко позволяли себе наиболее нетерпеливые). Едва Фиркс заехал за половину оставшегося ему пути и поравнялся с кустарником невдалеке от дороги, как увидел, что из-за кустов на него несутся несколько человек горцев. Фиркс соскочил с лошади, думая от них отбиваться, пока подойдет конвой; не тут-то было: его приняли в нагайки, усадили и увязали на лошадь и погнали в горы. Героем этой так называемой шалости был Шефук. Во Владикавказе поднялся страшный переполох. В Тифлис засновали курьеры. С тем вместе к Шефуку посылали то мирных горцев, то переводчиков с разными предложениями; но он и слышать ничего не хотел, все еще не теряя надежды на Персидские подарки. Он укрылся с пленником в ауле у одного из своих кунаков, нам враждебных, в недоступной местности. Впрочем, с Фирксом он обращался хорошо и допускал, чтобы из крепости ему привозили все нужное. Шефук ждал, ждал; но из Персии ни слуху ни духу. Начались переговоры, от угроз перешли к предложениям и убеждениям. Шефук соглашался освободить своего пленника с тем, чтоб измена его была предана забвению, чтоб ему было дозволено, по прежнему, владеть аулом; от этих условий он не отступал ни на шаг. «Дай мне моя аул», говорил он, «будь моя кунак, и Фиркса твоя». Ермолов, может быть, и супил брови, но делать было нечего, согласился. Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» АНДРЕЕВСКИЙ Э. С. - ДАРГИНСКАЯ ТРАГЕДИЯ 1845 Г.
|
|
|
Наш поход был не что иное, как прелестная прогулка, оживленная толпою веселых радушных лиц, из которых мало кто подумывал о предстоящей опасности. Несколько выстрелов в арьергард переранили четырех человек, но почти никто на это не обращал внимания, и полковник Козловский не велел отвечать неприятелю. Выбравшись на самую значительную и уже безлесную возвышенность, граф осмотрел позицию, бывшую в прошедшем году под лагерем генерала Нейдгардта, нашел ее неудобною и велел подвинуться отряду еще на версту с лишком вперед. Здесь стали мы вправо от разоренного, весьма значительного аула, жители которого начали селиться в недалеком расстоянии в лесах. На месте, на котором должен был стать наш лагерь, находились богатые нивы пшеницы, проса и, кажется, кукурузы. Так как жители не вступили с нами ни в какие сношения, то граф не имел причины удержать кавалерию от фуражировки по хлебным полям. Не прошло часу, и надежда на богатую жатву исчезла. С нашей позиции мы могли различать свободно, посредством подзорной трубы, не только толпы горцев, но даже их лица. Мужчины и женщины смотрели с унынием на разорение их полей, но они оставались в совершенном бездействии. Мирные горцы, следующие с нами при отряде, говорили нам столько о намерениях салатавцев сделаться покорными русскому правительству, что мы начали верить им и их словам и полагали, что можем кое-где надеяться на доброе к нам расположение. Когда, однако, дошло дело до того, чтобы запастись водою и напоить наших лошадей и рогатый скот, то мы удостоверились, что обыватели Хубарских высот также желают нам вредить, как и все прочие приверженцы таригата.... Полный текст |
|
|
|
|
|
|
|
|
