Мой образ жизни в это время в Таш-Кургане был следующий: с раннего утра, до 9 часов, я занимался своими уроками, от 9 до 2 часов дня я принимал двор, выслушивал тяжбы, разбирал споры моих подданных; после 2 часов спал, затем занимался различными военными упражнениями, стрельбой, верховой ездой, игрой в поло и т. п. По праздникам, в пятницу, я целый день проводил на охоте, возвращаясь в форт Таш-Курган только ночью. Спустя пять  месяцев после моего назначения в Таш-Курган меня навестили отец и мать, которые все это время оставались в Кабуле. Я был очень рад поцеловать руки моих родителей; отец остался со мною в моей резиденции до следующей весны, после чего отправился в Балх, оставив со мною мою мать. Тем временем я продолжал свои учебные занятия, управляя также и вверенным мне округом. Так как я питал большое расположение к армии и к населению Таш-Кургана, среди которого у меня было не мало личных приверженцев, то я часто оказывал милость своим подданным, уменьшая количество назначенных к поступлению от них земельных податей, в случае неурожая.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Афганистан Центральная Азия

"Очерк путешествия по Европейской Турции", - сочинение покойного заслуженного профессора Новороссийского университета Виктора Ивановича Григоровича, — в первый раз был напечатан отдельной книгой в Казани, в 1848 г., в небольшом числе экземпляров, и в настоящее время составляет библиографическую редкость. Специалисты по науке славянских древностей и истории славянских литератур, знакомые с этим очерком, давно сделали справедливую ему оценку. Мы не беремся в этом кратком предисловии проследить, насколько эта книга, исполненная богатых научных сведений и наблюдений знаменитого труженика в деле разработки первых памятников церковно-славянской письменности, не утратила и ныне своего значения и интереса для науки славянских литератур и древностей.
Скажем только, что в настоящее время, когда идет святая брань, поднятая православною Русью и ее доблестным Царем-Освободителем за человеческие права и нравственно-религиозное существование наших единоплеменников, стонущих под гнетом невежественных и грубых Османов, предлагаемый очерк, сделавшись общедоступным, через напечатание его вторым изданием, может наилучшим образом ознакомить наших читателей с географией Балканского полуострова, с бытом Болгар, их материальным и нравственным состоянием, в порабощении у Турок, и их безотрадным положением между, с одной стороны, их неограниченными, но невежественными повелителями-турками, врагами их веры по принципу, и с другой стороны — будто бы просвещенными, но лукавыми их единоверцами — Греками и Куцовлахами.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Болгария Турция

В. Г. Тепляков, состоявший чиновником особых поручений при генерал-губернаторе Новороссийского края графе М. С. Воронцове, в 1829 г. совершил поездку на Балканы с целью приобретения памятников древности для Одесского музея. Венелин имел возможность познакомиться с отчетом Теплякова о командировке.
Особый интерес представляет вторая часть «Путевых записок», содержащая живые и яркие заметки о болгарских городах, взаимоотношениях болгар с турками; записи насыщены географическими, топографическими, статистическими, этнографическими сведениями. Они сделаны на основе данных, добытых или лично Венелиным, или же при посредстве других лиц. Особенно много подобных сведений сообщил Венелину житель Силистрии Кальчо Петков. Он подробно описал состояние Тырновской епархии. Некоторые части Записок, на наш взгляд, дописаны позднее (например, рассказы об истории Силистрии и Тырнова).
Полный текст

Метки к статье: 19 век Болгария

Наши военные, еще с 1861 года, отдалились от поляков и не бывали в их семействах, а потому и не могли знать положительно о приготовлениях к открытому восстанию; хотя все понимали, все чувствовали, что вокруг их готовится что-то недоброе. Поляки в своих действиях и поступках в отношении к русским стали чрезвычайно дерзки, нахальны. Русскому в Польше была жизнь не в жизнь: худо и дома, еще хуже вне его. Дома — русский каждую минуту мог ожидать, что или выбьют стекла его квартиры или устроят кошачью музыку. (Эта музыка состояла в том, что соберутся под окнами квартиры и начнут кричать, как кому вздумается: кто по-собачьи лает; кто мычит, как корова; кто мяукает по-кошачьи и т. д. И это делала толпа иной раз в две или три тысячи человек и более). Вне квартиры русский подвергался неприятности быть избитым или оплеванным. Не буду приводить всему этому примеры: они известны из газет 1861 и 1862 годов. Начальство не приступало к решительным мерам, полагая, что поляки опомнятся, придут в себя, и действовало мерами кротости. Приведу в доказательство следующее наставление военным начальникам покойного наместника князя Горчакова: держать себя с приличною гордостью, не давая вида, что подобное положение дел унижает их значение. Это наставление было объявлено по случаю жалоб на то, что жители-поляки, при встрече на улице с военными, не взирая на звание, проходя мимо, или обгоняя их, нарочно задевали и толкали их, либо  харкали и плевали. Все это я упоминаю, чтобы показать, как обходились русские с поляками до мятежа и как поступали поляки с русскими. Всякая мера правительства, клонившаяся к восстановлению спокойствия, тишины и порядка, нарушаемых поляками, выставлялась ими в виде насилия; всякое бесчинство, публичное оскорбление, наносимое русским, оправдывались, по иезуитски, патриотизмом. Словом сказать, смотря по обстоятельствам — из мухи делали слона и из слона — муху.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Польша

В 1844 или 1845 г., на Обдорскую ярмарку собралось очень много торговцев. Чиновный люд: исправник, местный заседатель, кой-кто из тобольских чиновников также был на лицо. Был, кажется, тут же приезжий жандармский офицер. Торговля шла бойко. Русские торгаши потирали, от удовольствия, руки, скупив весьма выгодно пушнину. Добродушный исправник Скорняков был чрезвычайно доволен удачным сбором ясака. Инородцы, пребывающие на своих нартах и ночующие под красивым полярным небом, просветленным 35—40 град. морозами — также находились в блаженном состоянии, лакомясь, ежедневно, волшебным напитком и куском сырого оленьего мяса или вкусной рыбы. Наслаждались они и набиванием рта нюхательным табаком, действие которого напоминало им, несколько, одуряющее свойство водки. Все шло хорошо! Было несколько неприятных случаев; но это не в счет; без них не обойтись: замерзло на своих нартах несколько сильно опьяневших инородцев, в том числе молодая женщина с ребенком, плотно прижавшимся к открытой груди кормилицы. Было несколько драк; одного торгаша пообокрали, другого поймали с продажной влагой, напоминавшей, по запаху, низкодобротную водку — все уладилось!
Вдруг весь Обдорск был поражен страшным известием. Верстах в 30 или 40 от города появился, с многочисленной ватагой, известный уже правительству грабитель Вауль Пиеттомин.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя

Казаки, обходя аул, заглядывали через невысокие саманные заборы во внутрь дворов.
— Все дворы битком набиты лошадьми! заметил Пудей.
— Да... Должно-быть, правда, что собираются в набег, решил начальник. Ну, да, дьявола лысого получат... осторожно засмеялся он. Завтра мы с Яковом Петровичем зададим им чёсу... Вот будет потеха! потирая себе руки, заметил Тарарин.
В это время в нескольких шагах от них из-за угла сакли появилась верхоконная фигура Чеченца, закутанного в белый башлык. Казаки присели было к земле, но абрек ехал прямо на них. Пластуны, из боязни возбудить подозрение, опять встали. Чеченец, поравнявшись с ними, обратился с вопросом:
— Где сакля Хаджи-Бея?
— А вот там! смело ответил по-чеченски начальник пластунов, указав на край аула.
Чеченцы проехали мимо.
— Однако пора, а то чего доброго орда подымится, тогда и ног не унесем.
— Небось унесем, много их видали, гололобых!.. задорно возразил начальник.
— Гололобые-то не так страшны, а вот к командиру надо поспеть раньше рассвета; сам знаешь, любит, чтобы и свои не знали, когда мы придем. Больше смотреть нечего, по всему видно что партия собирается здесь...
Между тем на небе опять собирались черные тучи, и переставший было дождь опять полился на мокрую землю. Легко одетые пластуны промокли до костей; свежий ветерок пронизывал их, но, привычные и увлеченные своими разведками, они не замечали своего невыгодного положения...
 Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Кавказ

Туркменцы (Туркоманы), обитают на западной границе ханства и ведут кочевую жизнь в палатках. Они носят барашковые шапки с красным суконным верхом, как русские казаки. Чиновники их надевают иногда, в честь хана, хивинские шапки. Кафтаны их узки и достают только до колен; из приготовляемого ими-самими сукна делают они свою зимнюю одежду; летом же носят кафтаны из китайки, приготовляемой в Персии. Панталоны их покроем подобны турецким, из аладжи (полосатой материи); Туркменцы носят короткую рубашку, красные юфтяные сапоги, на фасон киргизских, и сильно шнуруются. Они почти единственно живут грабежом и воровством, и для этого употребляют аргамаков. Когда в 1825 году хивинская армия напала на несчастный русский караван и принудила его отступить с большею потерею товаров, Туркменцы отняли у Хивинцев и Каракалпаков все похищенные товары, назначенные для отвоза в Бухару и на которые с жадностию бросилась вся армия, как скоро отряд, сопровождавший караван, отретировался. При споре, возникшем но этому поводу, Турменцы обругали хана, который, узнав об этом, приказал повесить 10 туркменских аксакалов. После этого 200 кибиток Туркменцев откочевали на берег Каспийского Моря, разрушив, на дороге, в окрестностях Ташгауса, два базара и угнав скот. Ташгауса они однакож не могли взять. Жены Туркменцев прилежны и искусны в рукодельях. Они ткут ковры, попоны, тонкую армянину (из верблюжьей шерсти), поясы, сукно, и делают войлок. Мужчины холят своих прекрасных лошадей и хищничествуют.Каракалпаки (Черношапочники), кочуют более всего около горы Айбугур и на правом берегу Аму-Дерья. Богатейшие из них окружают двор стенами; в этом маленьком укреплении они держат запас хлеба, а в окрестностях сих магазинов проводят зиму; летом же перекочевывают с места на место. Они одеваются как Киргизы, но шапки носят хивинские. Зимняя одежда их шьется из русского сукна; летом они носят армяки, вытканные из верблюжьей шерсти. Многие Каракалпаки постоянно поселены в Хиве, где не имеют собственных домов, а живут на счет султана; они носят шелковые  платья и посреди кочующих земляков своих принимают важный и гордый вид.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Российская империя

Было совершенно темно, когда я очнулся. В несколько мгновений припомнил я себе все случившееся со мною до моего беспамятства, но не так-то легко было мне разгадать свое настоящее положение. Я хотел приподняться и тут только почувствовал, что связан по рукам и по ногам; нестерпимая боль в плече напоминала мне о моей ране. Но где же я? Вокруг меня было темно, и я не мог сомневаться в том, что нахожусь внутри какого-то строения; притом и воздух казался мне душен и отличен от того чистого, которым дышал я столько времени прежде. С величайшим усилием приподнялся я несколько целым туловищем, и по всем направлениям почувствовал прикосновение чего-то твердого и холодного. Страшная догадка, от которой кровь застыла у меня в жилах, упала снежным комом на мою голову. Мне представилось, что напавшие на меня киргизы, видя меня столь долго в беспамятстве, по всей вероятности сочли меня мертвым и похоронили заживо. На несколько мгновений, эта мысль совершенно подавила своею тяжестью всю мою душевную энергию: в безмолвном в бездейственном отчаянии опустился я опять на землю. Мало-по-малу, однако снова возвратилась ко мне, если не бодрость, то по-крайней-мере, деятельность. С бешенством, подкреплявшим силы мои, метался я во все стороны и везде встречал однообразное, непреодолимое препятствие. Вопль отчаяния вырвался из груди моей; вслед за тем, кто-то схватил меня за ногу, и я услышал весьма явственно слова, сказанные по-киргизски незнакомым мне голосом: молчи, или убьют тебя. Этот не слишком приветливый голос показался мне в эту минуту так сладок, что у меня как будто целая гора спала с груди. В первую минуту радости, я даже и не подумал о том, что нахожусь в плену у дикарей, и что быть может, одна только смерть освободит меня из тяжкой неволи. Всякое положение казалось мне сносным в сравнении с ужасом быть заживо похороненным. Повинуясь таинственному голосу, я лежал  смирно, тем более, что малейшее движение причиняло мне почти нестерпимую боль. Вокруг меня все снова затихло. Через несколько времени, однакож, желание объяснить себе свое положение преодолело слабость, и я с величайшим трудом начал подвигаться вперед, не приподнимаясь от земли и упираясь в нее локтями и затылком взамен ног и рук, которые так крепко были связаны, что я не мог ими пошевелить. Каждый вершок пути стоил мне чрезвычайных усилий; наконец удалось мне вылезть из моей загадочной темницы.
Я так долго находился в совершенной темноте, что обыкновенный ночной мрак не мог уже мне препятствовать видеть вокруг себя, и с одного взгляда я открыл что нахожусь внутри могильного памятника, подобного тем о которых я уже прежде говорил. Заходящая луна золотила лучами своими землю, перед отверстием служившим вместо двери. По киргизскому обыкновению, место, где зарыт был покойник, обозначалось невысокою грудою камней, между которыми оставалась некоторая пустота, и в эту-то пустоту киргизы запрятали меня, как вязанку дров. Немудрено было, в самом деле, счесть себя заживо похороненным. На земле лежали три человеческие фигуры; по неподвижности их, я догадался, что они спят, или по-крайней-мере, не замечают моего появления между нами. Мысль об освобождении себя из плена тотчас же сверкнула в голове моей. Мне пришло в голову множество слыханных мною прежде рассказов о том, как пленники почти всегда успевают уходить от киргизов, пользуясь их беспечностью, которой доказательство было у меня перед глазами. Я не знал только, как освободиться от проклятой веревки, которою разбойники, должно признаться, мастерски связали мне руки и ноги.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Российская империя