30 октября 1833 г., согласно приказу Вашего превосходительства от 28-го числа того же месяца, я выехал из Оренбурга в Орск, чтобы присоединиться к каравану, отправляющемуся в Бухарию. Я покинул Орскую крепость 11 ноября и после сорокапятидневного пути благополучно достиг Бухары, где имел честь вручить Ваше письмо и подарки кушбеги. Весть о моем приезде в Бухару опередила меня. Купцы нашего каравана отправили кушбеги письмо, уведомлявшее его в весьма расплывчатых выражениях, и без сомнения с умыслом, что с их караваном прибывает выехавший из Оренбурга русский чиновник, который является подателем письма, посланного его превосходительством военным губернатором Оренбурга, но о цели же его миссии они ничего не знают. А так как бухарское правительство не принимало еще русское посольство в ответ на свое, посланное в Россию несколько лет назад, и никогда еще в Бухару не приезжал служащий русского правительства, направленный непосредственно к первому министру, все посчитали, что я послан его императорским величеством к бухарскому хану. И поэтому все были очень удивлены, когда узнали, что я привез письмо и подарки от Вашего превосходительства именно к бухарскому первому министру. Кушбеги оказался в затруднительном положении — он не знал, как объяснить своему господину, подозрительно и ревниво относящемуся к своим правам, это обстоятельство, столь противоречащее обычаям Туркестана; он опасался зависти сановников, которые не упустили бы возможности навредить ему и очернить его перед ханом, выставив его честолюбцем, считающим себя равным с ним и принимающим послов. Он встретил меня холодно и с недоверием. Это породило во мне предчувствие будущих трудностей, с какими я вскоре и столкнулся. Его вопросы, взгляды — все выдавало в нем едва сдерживаемую тревогу. Он не осмелился даже вскрыть переданное ему письмо, позже я узнал, что перед тем как открыть, он показал его хану. Таким же образом он поступил и с ящиками с подарками, какие мне было приказано доставить ему. Всевозможные слухи о цели моей миссии, вскоре распространившиеся по Бухаре, усугубили подозрения бухарского правительства и сделали мое положение еще более трудным, вынудив удвоить бдительность. Я постоянно ощущал себя объектом пристального внимания и подозрений со стороны бухарцев. Мало-помалу мне удалось рассеять подозрения, вызванные своим появлением, благодаря моему мусульманскому костюму, той старательности, с какой я молился и выполнял малейшие предписания мусульманской религии, серьезным дискуссиям с муллами, муфтиями и самим кушбеги о теологии, коране, традициях, об арабском, турецком, персидском языках. Я не узнал бы многого, если бы меня не считали мусульманином. После многих месяцев скованности я был рад, завоевав доверие кушбеги, который стал теплее относиться ко мне и согласился на несколько свиданий со мной, чего раньше я не был удостоен. Кончилось тем, что наши встречи стали довольно частыми. Его обращение стало более дружественным, его разговор — более откровенным. День ото дня отношение ко мне улучшалось. За несколько дней до отъезда я удостоился чести быть представленным хану.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Бухарское ханство Центральная Азия Российская империя

Признаюсь, что при сем зрелище сердце мое сжалось, как высушенная губка, и вдруг налилось кровью, как губка, брошенная в воду. Все понятия об ужасах киргизского плена, все повествования об истязаниях пленников, слышанные и читанные мною в продолжение жизни, слились в одну мысль – и эта мысль с неизъяснимою быстротою проникла все мое существо! Надобно знать, что живучи в Оренбургском краю, должно поневоле беспрестанно слушать ужасные повествования о жестокостях Киргизцев и о бедственной участи их пленников (как здесь, например, слушаем мы иногда скучные разговоры о модах, журнальных перебранках, политике и погоде); а потому каждый, пускающийся в путь по линии – не говорю уже о степях – бывает заранее сильно напуган предполагаемыми опасностями и ужасается при одной мысли о появлении хищников. Так и мне слишком были известны разбойнические их подвиги, чтобы чувствовать весь ужас нашего положения. К тому же часто слыхал я, что по зверскому обыкновению Киргизцев, неприятель, упорный в сопротивлении и взятый с оружием в руках, не должен ожидать ни малейшей пощады. Сии варвары обыкновенно извлекают из него жизнь медленными муками: отсекают член за членом, морят голодом и жаждою, жгут на огне, сдирают кожу с живого.… Я окинул глазами наше местоположение: глубокий овраг, обрывистые берега – какие превосходные средства защиты! – Пусть они нападают! Будем обороняться до последней крайности, стрелять до последнего заряда, спустимся в овраг – бросимся в воду, если враги сделают удар решительный, – умрем, но не отдадимся в плен!...
Мне первому вздумалось тогда устроить из наших возов род цитадели, которая могла бы нам служить оградою со стороны, открытой нападению Ордынцев. Козаки поняли эту мысль и усердно помогали мне сдвигать тяжелые телеги и карандасы. Двум оробевшим Татарам приказано было держать оседланных лошадей, чтобы оне не разбежались, если испугаются киргизских воплей или выстрелов. – В суете и заботе я не видал, что делали в это время Мошнин и поручик, только слышал их проклятия и громкие крики.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Российская империя

Каждый караван, дошед до аулов султанов Адилевых, лишается уже свободного ходу и торга, который он не прежде там начинает, как по заплате той пошлины, какую захотят наложить на него сами султаны. Сей сбор не избавляет однако же караванов от другого побора, чинимого при переправе чрез реку Илю: тут должно заплатить снова с каждых 50 переправленных баранов одного барана, с 50 лошадей одну лошадь, с каждого верблюда 10 руб. и со всякого человека по одной мерлушке. Обе сии пошлины установлены самим султаном Куланом, но они не всегда исполняются. Достойный сего сотрудник в грабежах султан Иргалы мало смотрит на тягостное сие уложение, он сам рассматривает все караванные товары и, назначая свою цену, налагает уже сообразно сей последней такую пошлину, что торговцы, нередко лишаясь принесенного от торговли прибытка, истощают уже и тот самый капитал, который при оборотах коммерции должен был остаться целым, если бы непомерный сей налог не отнимал его приобретений. Нарочно оставаясь от отряда с двумя казаками на переправе сей, я сам был свидетелем того алчного побора, с торговых татар и ташкинцов не подданных российскому скипетру, а потому говоря о них с откровенностию, не умолчю также и о том, что бывшие при отряде с караваном семиполатинскаго купца Попова прикащики татарин Фозикий, Токжатулла и Нассыр Мулла избавились непомерной сей пошлины по одним только нашим внушениям и заплатили оную безобидно для себя и киргизских перевощиков.
После сего явного грабежа, прикрытого еще честным имянем пошлинного сбора, следует другой, столько же наглой, сколько и злостный в своем роде, ибо происходит от тайных ухищрений и потому у киргиз почитается маловажным, т. е. барантой или простым воровством, — он состоит в том, что киргизы ведения султана Аблая Адилева, кочующие за рекою Илею, быв научаемы самими их родоначальниками, не опасаясь уже никакого наказания, крадут из караванов скота во время переправы и после оной. Отважной сей краже способствуют скрытные берега реки Или и самое малое число караванных служителей, ибо самый большой караван имеет их не более 15 человек. На сем самом недостатке людей султаны основывая свое оправдание, укрывают воров и отказывают просителям. Сдесь самовластие родоначальников киргизских, не быв никогда и никем преследуемо, до такой степени достигло, что они, не разбирая уже прав чужеземцев, по своему произволу наказывают их телесно.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Российская империя

Отъехав 15 верст от Переволоцкой, он вдруг заметил скачущих к нему наперерез пятерых киргиз. Инстинктивно он понял, что это не мирные киргизы и выхватил саблю. Киргизы приостановились, высматривая нет ли у Подурова огнестрельного оружия. Увидав, что противник их вооружен лишь одною саблей, они с гиком и с пиками наперевес бросились на него. «Гони!» – крикнул Подуров ямщику. Но киргизы уже нагоняли скачущую тройку. Один из них на скаку ударил копьем Подурова в правое плечо. Подуров не хотел сдаваться без боя, хотя знал, что от хищников плохая пощада бойцу. Злоба и боль сверкнули в его очах. Он вырвал у киргиза пику и успел ударить его в щеку, проколов ее насквозь. Пика, к несчастью, сломалась и Подуров оборонялся обломком древка. В это время он был вторично ранен в левую ногу. Киргизы не ожидали столь мужественной самозащиты и, не успев сломить его в бою, придумали уловку: обскакав взмыленную тройку, они схватили лошадь под уздцы и моментально опрокинули тарантас.
Подуров упал вниз лицом. Степняк, которого он ранил, счел священным долгом отомстить противнику и ударил два раза топором по голове. К счастью, удары топора пришлись вскользь по задней стороне черепа, защищенной мохнатой шапкой и капюшоном шинели, завернувшимся при падении. Жизнь Подурова была защищена Провидением Божиим!
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Российская империя

Служащий при пограничной комиссии за депутата от народа киргизского надворный советник Бабекан ходжи Нурмухамет Абдалилов делал вечеринку, на которую собрались обоего пола ордынцы из ближайших аулов, по Уралу расположенных, куда и я с сыном высокостепенного, султаном Ишгазы Ширгазиевым, ездил и видел увеселение женского пола, совершенно противоположное нашим. Игры хотя уподобляются подобно, как играют в фанты, но сопряжены с чрезвычайною грубостью. Потчевание состояло все в простом вине, пряничных и каленых орехах, а ужин в бараньем мясе и раздавали весьма по малому кусочку лошадиные колбасы, что считается большой деликатностью, но около часу полуночи увеселения были нарушены прибытием с криком одного пастуха от стада баранов, и он уведомил: что джегалбайлинского отделения злодеи, приехав к стаду, захватили его других товарищей, калечат немилосердно, пытая, где находится табун высокостепенного, а сам он как находился от кибитки между баранами, то и успел уйти, почему Юсуп, выбрав из сего же собрания 16 человек и вооружа по их обыкновению некоторых дубинками, топорами, двое имеют ружья и двое же с пиками, пустился к табуну, в 10 верстах от станицы на речке Бурте находившемуся, а султан Ишгазы Ширгазиев послал с известием к высокостепенному, и как поблизости лошадей не находилось, то отправил нарочных по аулам, чтобы по возможности собрались к нему киргизцы на доброезжих лошадях, которые и собрались около двух часов полуночи, и он взял 16 человек, отправился к горе, называемой Бишагач, в том предположении, что если злодеи успели уже табуны угнать, то на пути переймет, а по отъезде двух сих партий в четвертом часу полуночи я, возвращаясь в станицу, встретился с высокостепенным ханом, уезжающим на Урал. Он чрезвычайно был встревожен, жаловался, что злодеи лишили его всего имущества и просил меня употребить все средства уговорить начальника станицы дать ему за Урал команду. Но когда же я объяснил невозможность по зимнему времени это сделать, то просил покорнейше дать ему до Урала моего толмача, ибо, кроме муллы, никого при себе не имел. Почему, видя расстроенное положение его, я исполнил желание и просил заехать в аул ходжи Нурмухамет Абзельдянова, от коего в подробности может обо всем осведомиться, я советовал [ему] самому отнюдь не пускаться [в степь], что хотя и пообещал он, но впоследствии открылось, что, не заезжая вовсе в аулы, высокостепенный ездил к табуну и, найдя его в целости, возвращаясь к Уралу, напал на след, идущий прямо к горе Биш-агачу, по которому и поскакал вперед, а отъехав более 10 верст, увидел вдали скачущих верховых, которых и признал за партию сына, а так как у него лошадь крепко устала и не надеясь догнать передовых, [то он] послал толмача моего Долгоаршинова, чтобы он, догнав султана Ишгазы Ширгазиева, если лошадь под ним устала, отдал бы свою, а сам высокостепенный воротился к Уралу и, можно сказать, сим только счастливым случаем избег несчастия.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Центральная Азия

В половине прошлого столетия Действительный Тайный Советник Наплюев, бывший одним из первых Губернаторов нового еще тогда Оренбургского края, воспользовался барантою, употребив ее как политическое средство к удержанию Башкирцев от общего побега в Киргизские степи и соединения с Ордынцами, чего надлежало ожидать от сих первобытных жителей губернии, безпрерывно бунтовавших против распоряжений Правительства и целыми волостями уже скрывавшихся в Орду.
Неплюев объявил, что Государыня жалует перебежавших в степь Башкир с женами, детьми и всеми имуществами их в вечное и потомственное владение Киргизцам. Жадные и сладострастные Ордынцы обрадовались сей нечаянной добыче, предъявили гостям свои права и обладания, и когда те воспротивились, начались неистовые управы, насилие, истребления. Несчастные боролись, сколько могли, но тем более раздражили врагов своих. Наконец они стали искать защиты у Правительства и помощи у соплеменников своих, оставшихся в отечестве и уже не смевших удаляться за границу. Неплюев только того хотел и ждал; объявил всем бежавшим амнистию, а в Башкирии разсеял тайные внушения, что дается позволение выручить порабощенных Башкирцев и вознаградить потерю табунов и стад их на счет достояния разбогатевших Киргизцов. С невероятным ожесточением вспыхнула тогда баранта между обоими народами и вечное мщение укоренилось во всех сердцах.
Таким образом достиг Неплюев своей цели; но лекарство сделалось хуже болезни в наше время. Башкирцы доныне не могут забыть причиненных им оскорблений; доныне, не смотря на строгость и меры Начальства, ходят на баранту против Ордынцев; сии мстят нападениями на линию, отгоняют табуны, увозят людей, грабят караваны и к прекращению всех сих зол при настоящем состоянии пограничной стражи, начальство затрудняется в достаточных средствах.
Средняя Орда не была в подобном положении и не имеет столь невыгодного соседства, на стороне которого должен быть при взаимных хищениях перевес по превосходству огнестрельного оружия, приобретаемого Башкирцами с большею против Киргизцов удобностию: от того и нравы в Средней Орде спокойные и народ богатее и Правительство менее имеет причин к неудовольствиям на него.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Центральная Азия

Бухара, 18 Января 1821 года. Благодарение Промыслу! мы достигли счастливо Бухарии, счастливо во всех отношениях. Во весь поход не беспокоили нас ни морозы, ни снег, ни дожди, ни нападения неприятелей (В 1803 году Российское посольство, в Бухарию отправленное также с Оренбургской линии, оскорблено было на походе Киргизцами, ограблено и принуждено возвратиться, претерпев многие бедствия. В сем происшествии оно лишилось между прочими своего Доктора, который близ года изнемогал в плену у Киргизов), нижу нужды, ежели исключить все те неизъяснимые трудности пути, какие мы равнодушно переносили, и которые привычка сделала для нас возможными.
18 Декабря подошли мы к столичному городу Бухаре. За два дни до вступления в оный, ехали Бухарскими селениями по садам, орошаемым каналами, при многочисленном стечении народа. На границу выслано было для встречи нашей человек 500 Бухарской конницы и 20 навьюченных верблюдов с печеным хлебом, дынями, гранатами, фисташками, виноградом для нас и кормом для лошадей наших; всего было в таком изобилии, что мы и все сподвижники наши насытились гостинцами приветливых Бухарцев. Множество Русских пленников, похищенных на линии и проданных сюда Киргизами, влекущих здесь иго рабства, встречали нас с неописанным восторгом; а природных жителей отовсюду стекалось столько, что при всей деятельности полиции, мы едва могли пройти в порядке. Прибытие наше представлялось народным праздником.
Часу в 3-м по полудни прибыли мы к замку, отстоящему от города версты на три. Здесь встретил нашего Посланника Куш-Беги, т. е. Визирь; поздравил его с прибытием и приветствовал от имени своего Государя. На третий день назначен въезд в Бухару. Войска шли парадом: впереди пехота с барабанным боем, потом кавалерия: пушек не льзя было провезти по кривым и узким улицам, почему артиллерия под своим прикрытием осталась перед городом. Барабаны почитаются здесь чудом, и если бы привести сюда Оренбургскую военную музыку, то для побеждения Бухарцев не нужно бы употреблять другого оружия: от удивления они бы онемели, а от тесноты передушили бы друг друга.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Бухарское ханство Российская империя

Об эмире Хорезма. Он — великий эмир Кутлудумур, имя его означает «благословенное железо», так как кутлу значит «благословенный», а думур — «железо». Эмир этот — сын тетки по матери великого султана Мухаммада Узбека и величайший из его эмиров. Он же является его наместником (вали) в Хорасане. Его сын Харун-бек женат на дочери упомянутого султана. Ее мать — царица Тайтугли, о которой было сказано ранее. Жена Кутлудумура Турабек-хатун известна своим благородством. Когда кади пришел, чтобы приветствовать меня, как я о том говорил, он сказал мне: «Эмир уже знает о твоем приезде, но он еще болен, и это не позволяет ему прийти к тебе» .
Я поехал вместе с кади навестить эмира. Мы прибыли к нему домой и прошли в обширное приемное помещение (мишвар), большинство покоев которого были деревянные. Затем мы вошли в малый зал с деревянным инкрустированным куполом; стены в нем были обиты разноцветным сукном, а потолок — златотканым шелком. Эмир сидел на шелковой постели; ноги его были укутаны по причине подагры. Эта болезнь распространена среди тюрок.
Я приветствовал эмира, и он усадил меня рядом с собой. Сели также кади и факихи. Эмир расспрашивал меня о своем повелителе, царе Мухаммад Узбеке, о хатун Байалун — о ее отце и о городе Константинополе. Я рассказал ему обо всем этом. Затем были принесены подносы с угощениями: жареные куры, журавли и молодые голуби, пирожки, замешанные на масле, называемые кулича, печенье и разные сладости. Принесли еще другие подносы, на которых были фрукты — очищенные гранатовые зернышки в золотых и серебряных сосудах с золотыми ложками, а часть — в иракских стеклянных сосудах с деревянными ложками, виноград и удивительные дыни.
У этого эмира было принято, чтобы кади приходил каждый день в его приемную и садился на место, отведенное для него, а вместе с ним факихи и писцы. Напротив него садился один из главных эмиров и с ним восемь старших тюркских эмиров и шейхов, называемых йаргуджи. Люди обращаются к ним с тяжбами. Если дело относится к шариатским, то по ним решение выносит кади, а по другим делам выносят решение эти эмиры. Их решения точны, справедливы, потому что их не заподозрят в пристрастии и они не берут взяток.
Мы вернулись в медресе, после того как были приняты эмиром, и он послал нам рис, муку, овец, масло, разные приправы и вязанки дров. Во всей этой стране не знают угля, так же как в Индии, Хорасане и Персии. Но в Китае используют для топлива камень (т. е. каменный уголь), который горит, словно древесный уголь, и потом, когда превращается в золу, ее замешивают с водой, сушат на солнце и готовят на этом топливе до тех пор, пока оно совсем не исчезнет.
Полный текст

Метки к статье: 14 век Центральная Азия Ближний Восток