Я стал приглядываться к киргизскому жилью. Стены сложены были из кусков дерна, а вместо потолка над самой головой висела плоская тростниковая крыша. От дверей землянку перегораживал плетень аршина в два. За плетнем виднелись телята. В той половине, где помещались люди, посредине был устроен большой очаг, с вмазанным котлом; от него была выведена кривая труба наверх. Это сооружение жены Магмета сильно растрескалось от огня, и дым свободно выходил из щелей. На некотором разстоянии от очага лежала широкая, во всю ширину землянки, кошма... На ней под одеялами копошились трое детей Магмета. Кошма была местом и для спанья и для сиденья. На ней уселся и я. Около стен тянулся ряд сундуков, обшитых белым войлоком с коричневыми полосками. Возле самого очага лежали кухонные   принадлежности.
Я стал раскладывать свои съестные припасы и расспрашивать Магмета, но дело это оказалось довольно затруднительным: он почти не умел говорить по-русски и очень плохо понимал меня.
Детишки, движимые любопытством, вылезли из под одеял и придвинулись поближе ко мне. Их узкие, щелевидные глаза так и бегали за каждым моим движением. Каждая коробочка вызывала у них ужимки, перемигивание; они сидели на корточках и все ежеминутно чесали то одну, то другую часть тела...
Это были настоящие маленькие обезьянки!
Киргизка достала маленький жестяной самоварчик и начала деревянной миской черпать кипяток из котла и наливать в самовар. Этот самовар без углей она поставила около меня. Для своей же семьи она отлила кипятку в большой чайник и из него уже наливала чай. Первая чашка досталась Магмету. Ему же первому была подана и деревянная миска с молоком. Мне молоко киргизка подала отдельно. Каждый член семьи впускал себе в чай молока, — не больше одной чайной ложки, — и я, вероятно, сделал большое неприличие, когда бухнул молока в свой стакан без меры дети сделали резкое движение и вопросительно взглянули на отца.
Сделал я это потому, что кипяток имел очень мутный цвет и запах чая не перебивал какого-то странного привкуса...
Полный текст

Метки к статье: 20 век Центральная Азия Российская империя

Население Каракола большею частию военное; в нем помещаются: 1-й Туркестанский линейный батальон, в полном составе, гарнизон и горная батарея. Служащие в этих учреждениях и оживляют своим присутствием жизнь такого отдаленного уголка нашего обширного отечества. Несмотря на недавнее существование Каракола, в нем уже есть очень хорошенькие домики, прекрасно и хозяйственно расположенные, как, напр., дом батальонного командира, уездного судьи, начальника батареи и др.; разводятся сады с цветниками, устраивается летнее помещение для клуба, общественный сад и уже ассигнована порядочная сумма на постройку каменного дома для училища. При таких быстрых успехах есть надежда, что лет через 10 Каракол сделается хорошеньким уездным городом; а по своему прекрасному и здоровому климату и дешевизне содержания может привлечь к себе большое число жителей.
Летом сильных жаров не бывает, а зима самая умеренная и короткая. Морозы достигают не более как до 10°; на санях почти не ездят. Сначала был здесь недостаток в огородных овощах; на при правильном уходе, основанном на опыте, разные овощи начали родиться в избытке; только арбузы не могут дозревать и достигать такой величины, как в Верном. В плодах также нет недостатка, но они не местные: яблоки и виноград привозятся из Кульджи, которая отсюда не очень далеко. Хлеб не дорог: мука, как пшеничная, так и ржаная, по З5 к. четверть; четверть овса 1 р. 50 к., дрова 2 р. сажень, свечи 6 р. пуд. Дороги только квартиры и привозные товары, — первые оттого, что город еще не отстроился, а последние от недостатка конкурентов.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Центральная Азия

Тюрьма, называемая зинаданом, состоящая из трех этажей. Два нижние этажа выложены камнем, третий представляет из себя саклю. В нижний этаж опускают преступников на блоках. Свет туда никогда не проникает. В отделения второго этажа впускают немного света через маленькие отверстия. Заключают обыкновенно в эту тюрьму на всю жизнь. Пищу для заключенных казна не выдает; заботу эту предоставляют родственникам преступников. В противном случае им остается голодная смерть. 
Пытки, как то: поджаривание на раскаленных подносах, отрубливание носов, ушей, рук и ног; выкалывание глаз, выдергивание ногтей, волос и языков; прижигание раскаленным железом; разламывание молотками суставов и множество других. 
И, наконец, самая обыкновенная казнь — перерезывание горла (наподобие того, как режут баранов) и отсечение головы. За прелюбодеяние закапывают (этому подвергаются женщины) по пояс в землю и побивают потом каменьями. Вот перечень некоторых более замечательных лиц, которые подверглись разным наказаниям: 
Абдул-Адир, бывший еще при Насрулле в должности кушбеги, несмотря на свои заслуги, был Сеид-Музаффаром заключен в крепость Нурата, где его три дня подряд били палками, потом жгли на раскаленном подносе, и наконец зарезали. Было же это сделано только потому, что эмиру захотелось приобрести его имущество. 
Баратбек, бывший Ура-Тюбинским беком, был после ужасных пыток зарезан пред дворцом за то только, что был разбит коканцами, которые овладели крепостью Ура-Тюбе. Трое суток тело его лежало на дворцовой площади. 
Начальник полиции Абдулла был зарезан в тюрьме за то, что отсоветовал воевать с русскими. 
Все семейство Сеид-Ахат-хана, племянника эмира, было перерезано. Сам Сеид-Ахат-хан едва успел спастись бегством в Ташкент, где проживает и ныне на счет русского правительства.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Центральная Азия

Однажды партия  киргизских хищников напала на наших. Двадцать пять человек казаков бросились их преследовать, но Киргизы, увидев русские стволы, повернули направо-кругом – и были таковы. Следы скрали, а лошадей угнали. Погоня длилась двое суток. Наконец наши молодцы, усталые, полуголодные, на изморенных лошадях, добрались до какой-то речки и уж тут настигли притаившихся в камышах хищников. Те врассыпную и прямо в воду. Казаки за ними. В реке завязалась рукопашная. Казаки осилили. Двое витязей обратили тут на себя общее внимание – старый урядник и киргизский батырь; долго оба боролись, барахтаясь в воде Они рубили друг друга, кололи, топили, грызли, двадцать раз ныряли на дно, и двадцать раз снова схватывались с полным ожесточением. Наконец, Русский скрутил Киргиза и на аркане поволок его в плен.
   За набег Киргизы, разумеется, были наказаны, по закону. Когда все было уж кончено, побежденный батырь явился в суд с жалобой на старого урядника.
   – А-а, русский закон!  Совсем, батышка, беда ево, эта русской закон! ... Ево, батышка, бульна, бульна строгая! Казакам то ево уши кусить не давал, батышка, русский закон! 
   Так начал начальству жалобу свою на русского, киргизский батырь, доказывая, что закон велит воину преследовать хищника, но велит ему в самом преследовании соблюдать известные условие  человеколюбия; а урядник поступил нечеловеколюбиво: он у Киргиза ухо отнял.
   Завязалось дело; пошло следствие, и урядник на допросе отозвался сперва запамятованием, а потом чистосердечно сознался, что теперь точно, он вот что припомнил: Киргиз в воде подставлял ему подножку, сшибал его с ног, щипал его, грыз ему плечо, и силился утопить; он же, с своей стороны, стараясь невестке сделать отместку, сам не упускал случая удружить Киргизу; но когда тот стал уж сильно его притеснять и мучить, то, сохраняя свою жизнь, он, для собственного спасения, вынужденным нашелся ухватиться, но не руками, а зубами, за ухо своего врага. Теперь же он только одного обстоятельства не помнит, именно, что он впопыхах, или сгоряча, с этим ухом сделал – съел ли его, в самом деле, или выплюнул в воду?
   За храбрость урядник был награжден, а за отгрызенное ухо ему сделано увещание. Уж сколько десятков лет прошло этому происшествию, а память о нем все еще живет в предании. И теперь, если вздумается постороннему человеку спросить казака;
   – А что, брат казак, по добру ли, по здорову в степь сходил? Казак ответит:
   – Э-эх, ваше благородие, вишь нынче времена какие! с Киргизами «комиссия»! с ней и за ухо не разделаешься!.. Живи, говорят смирно!
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Центральная Азия

Казнь была назначена через удавление. От очевидцев из русских я слышал о ней следующие подробности.
Дамеджана вывезли из маньчжурской крепости в телеге с пешими солдатами впереди и конными сзади. Все время шла трескотня от взрыва в разных местах нарочно устроенных пороховых зарядов. Дамеджан стоял в телеге на коленях, со связанными сзади руками, причем его держал за плечи сидевший в той же телеге китаец. Во время переезда Дамеджан проклинал китайские власти, и его никто не останавливал. Недалеко от крепости заранее был вбит столб высотой в 4 аршина с какой-то перекладиной наверху и веревкой внизу, связанной кругом. Когда телега подъехала к месту казни, Дамеджана стащили с неё и поставили на коленях около столба так, что веревка окружила его шею и столб. Дамеджан ужасно кричал... Затем два палача стали по бокам Дамеджана и начали скручивать веревку с двух сторон при помощи палок. Лицо Дамеджана синело, глаза расширялись, но кричать он не мог. Тогда веревку раскручивали, давали казнимому очнуться, чтобы через несколько минут приняться за ту же пытку. Ноги у Дамеджана вытянулись, третий палач раздвигал их палкой и бил ногой Дамеджана по животу, так что у него оказались разбитыми мочевой пузырь и проч. Наконец, несчастному забили рот глиной и новое скручивание веревки положило конец его мукам. Казнь продолжалась около часа...
Сами китайские чиновники нашли потом, что при совершении казни было допущено много излишней жестокости. Так, по закону, бить Дамеджана было нельзя, и самое скручивание веревки могло производиться лишь три раза, после чего преступник, если подает признаки жизни, отдается желающим его взять, причем он объявляется в таких случаях стоящим вне покровительства законов. Во время казни протестов среди сбежавшейся толпы не было, но, в общем, она вызвала глубокое негодование против китайцев среди мусульман. Через день тело казненного было передано его семейству и при громадном стечении народа похоронено на магометанском кладбище в русской фактории.
Полный текст

Метки к статье: 20 век Российская империя Центральная Азия Китай

Вы очень интересуетесь знать про наше житье-бытье и хотите, чтобы я сообщил вам о всем, что здесь происходит. Но как однообразна эта жизнь — если б вы знали! Здесь все как по рецепту. Может быть, вы желали бы узнать, какие здесь сходки, вечера, собрания? Если описать вам один, то вы будете иметь понятия обо всех; на всех — неизбежный ералаш, неизбежная водка (которую мы называем sanctus spiritus) неизбежные разговоры о наших местных интересах. Дамы на сборищах не участвуют; они больше промеж себя. Иногда вечер разнообразится небольшим банчиком. Не пугайтесь!.. Страсти не слишком здесь разыгрываются — банк обыкновенно бывает от 10 до 20 целковых, не больше, а понтеры ставят от полтинника до пятачка серебра. Вы видите, в каких миниатюрных размерах производится эта страшная игра. Что до меня, то я предпочитаю всем играм палки [Палка — особая азартная игра в карты.] (солдатский вкус, — сказал бы охотник до плохих каламбуров). Другого рода разнообразие — песни… Молодежь собирается в кружок и запевает хором русские или малороссийские песни (по большей части скоромного содержания), а иногда и сентиментальные романсы, в которых обыкновенно отвергнутый любовник жалуется на жестокость какой-нибудь неземной девы — и тоска неизбежно рифмуется с гробовой доской.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Российская империя

Находясь далеко от Хивы, столицы ханства, Кунградское бекство мало подчинено хану. Бек, хотя и назначаемый ханом, пользуется почти полною независимостью. Все его подчинение ограничивается уплатою податей и налогов; больше от него ничего не требуется и он полный хозяин в своем бекстве. Даже и подати уплачиваются Бог-весть как, ибо у хана нет средств держать в покорности своего отдаленного вассала. Бек собирает налоги с население по-своему усмотрению и творит полновластный суд и расправу. Каждый день, с утра, сидит он у ворот своего дома, и сюда приходят к нему обыватели разбирать споры, тяжбы и судиться. Здесь же и кончается дело: ответчик платит больше, истец меньше, вообще оба платят и тем все кончается. Судопроизводство это составляет важный источник доходов бека, и он очень горюет, когда получки мало и приходится сидеть даром. При таком примитивном способе судопроизводства выходит, что для правителя гораздо лучше, если его подданные вздорят и бесчинствуют, — благонравным народом управлять невыгодно. Для непокорных и строптивых существует зиндан, устроенный наподобие описанных мною выше, — наказание довольно внушительное. Впрочем, бек, который управлял Кунградом во время нашего приезда, был человек добрый, народ не слишком его ненавидел и платил деньги покорно, почему он весьма редко имел случай прибегать к помощи зиндана. Жизнь он вел, насколько можно было видеть, довольно однообразную и совершенно в восточном вкусе: с утра сидел поджав ноги у ворот дома и курил кальян, а вечером отправлялся во внутренние покои, иначе говоря в саклю, садился на подушки таким же порядком и опять курил кальян, мурлыкая себе под нос бесконечную песню. По окончании сего второго акта своей деятельности, отправлялся спать. Таким образом проводил он время постоянно, изо дня в день, целыми годами, без всякого изменение раз принятых правил. Если встречалась необходимость исполнить что-либо необыкновенное, выходившее из ряда обыденной деятельности, то он поручал дело кому-нибудь из приближенных и успокаивался на лаврах, зная, что зиндан обеспечивает его от исполнения, не согласного с его желаниями.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Российская империя

Нравы в Астрахани несколько странны для нас — мы привыкли называть такие нравы дикими. Типы «Кит Китычей», которых описывают у нас в юмористических журналах, не выродились там нисколько. Купец играет первую роль в Астрахани: если он богат, то он сила — он царь. В Астрахани все помешались на быстрых оборотах, им способствует материал торговли, как-то нефть, соль и т. д.; многие скоро богатеют, но и быстро теряют свое состояние, благодаря какой-нибудь оплошности. Чтобы поставить дело на солидную ногу, чтобы стать конкурентом таких иностранных фирм, как Нобель — об этом думают очень немногие. Средний купец Астраханский производит очень неприятное впечатление: он груб, он рутинен, не образован — он не культурен. Все эти качества выражаются во всей своей непривлекательной наготе, когда «Кит Китыч» разгуляется; хотя нередко свою грубость он выказывает и в совершенно трезвом состоянии. Так один купец, обладающий паровой шхуной с паровой помпой Большой силы, пробуя её достоинство и разъезжая по Болде, утешал себя тем, что обрызгивал водой вышедших на палубу других судов полюбопытствовать на зрелище и проезжавших тут же на лодках. Всего лучше — то, что он этим не вызывал ни малейшего негодования со стороны пострадавших — настолько привыкли все в Астрахани к купеческой «забаве».
Другой купец отличился на моих же глазах еще лучше. Он за свое богатство пользовался общим «уважением». К нему на даче, Бог весть за какие заслуги, приставлены двое стражников, т. е. верховых полицейских. Как то раз, выезжая со своей дачи кутить, он только крикнул у ворот стражнику.
—     «Стражник, поезжай вперед, оберегай своего господина, потому что я буду сегодня кутить, буду пьянствовать», — он уже был выпивши. Въехавши в город, велел он стражнику скакать вперед, чтобы «дескать знали, кто едет».
—     «Да по мостам то свищи»!
Стражник поехал вперед и, въезжая на мост, каждый раз свистел, чтобы все сидящие на мосту знали, что едет дескать вот кто. Но этим дело не кончилось: встретив по дороге случайно проезжавшего верхового полицейского, он и ему, бросив денег, велел впереди скакать и свистеть. Так и ехал Астраханский купец-богач по улицам родного города со «свистом на мостах». Прибыли в сад «Аркадию»; тут хотел богач себя показать во всем своем блеске, во всей своей силе. Шла опера; во время увертюры, сидевший в директорской ложе, «Кит Китыч» закричал на оркестр «стой» — выбросил им пачку денег и крикнул: «камаринского валяй» — и, о удивление! при полном театре, в присутствии местной полиции, оркестр, прервав увертюру, начинает играть «камаринского». Ни одного звука негодования, ни малейшего протеста не было заявлено со стороны присутствовавших в театре.
—    «Зови ко мне артиста Ш.!*» — крикнул лакею богач, успевший в своей ложе, из которой вел ход за кулисы, устроиться с вином. Является артист, загримированный, в костюме.
—    «Пей»!— велит ему «Кит».
—    «Помилуйте, мне надо сейчас выходить».
—    «Кто тебе велел»?
—    «Да режиссер».
—    «А я тебе велю — пей»! — и артист должен был повиноваться.
Сначала может все это показаться смешным и забавным; но если взглянуть на это дело серьезно, то нельзя не погоревать о той рутине, которая еще в такой силе царит у нас, и в таком именно месте, где при уме и культурности можно было бы держать знамя русского имени высоко. Ведь Астрахань у ворот Азии!
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Центральная Азия