От Елисея Васильевича человеку нашему Артемию.– А как получишь ты сию грамотку,–и сходить бы тебе к Петру Ильичу, а буде тебе Петр Ильич скажет идти тебе к дьяку Василию Сычину, и сходить бы тебе к нему, а пришедши к дьяку, в хоромы не входи, а прежде разуведай, весел ли дьяк, и тогда бы тебе войдти к нему и побить челом крепко, и грамотку, буде Петр Ильич даст тебе, дьяку отдать, а примет дьяк грамотку прилежно, и тебе бы ему три рубля дать, да обещать еще, а курей, и пива, и ветчины самому дьяку не отдавай, а стряпухе. Буде дьяк не весел, не ходи, а жди Петра Ильича совета. А отдать бы тебе однорядку мурано-зелену Петру Ильичу, да телогрею камчатую Федосье Васильевне, а кунью шубу у Петра Ильича возьми, да с Гришкою пришли, а соболей на Москве приторгуй и о том ко мне отпиши. А о Прошкином деле сходить бы тебе к подъячему Степке Ремезову, и попросить бы его тебе, чтобы сделал, а к Кирилл Семенычу не ходи: тот проклятый Степка все себя в лапы забрал; а от моего имени Степки тебе не просить: я его подлаго вора чествовать не хочу; а понесть бы тебе ему три алтына денег, да рыбы сушеной, да вина, и он тебе Прошкино дело сдеает; – а он Степка – жадущая рожа и пьяная. А сходить бы тебе Артемью к Немцу Грейнзию, да напомнить бы ему, да побить челом о вине заморском, и о том мне отпиши с Гришкою. А отцу Дорофею поклонись и благословение попроси, и чтобы молебен отслужил, а рыбу ему отдай, а Гришке накажи, чтобы у Петра Ильича боярской мед сытить и мед с зельем сытить выучился, а зелья того для меда пришли. А я твою работу помню и не забуду.
Полный текст

Метки к статье: 17 век Московия Российская империя

Государю и многим людем добродею и к нам многомилостивому Юрию Даниловичю бьют челом и милости просят от бога забвенные и пред человеки паче всех человек грешные племянники твои пять человек. Умилостивись, государь наш дядюшка Юрья Данилович! Пожалуй, не вводи нас в большай грех, а себя в большай убытак и не вводи и детей своих в напрасную смерть. Ото всево от тово откупись, дай нам денег пятьдесят рублев. А положи, едучи к Вяблонову: сверх Халани речки по левую сторону дороги стоит столб на гранях, от тово столба отмерей дватцать шахов влево ж, и тут ямка, а в ней поставлен маленькой кусток вишневой, и тебе бы тут положить. А будет не положишь, или то будет от тебя или от тово, кто станет прочитать вслух, и тот у нас жив не будет. А у тово места у нас будет караул. И тебе бы тово не учинить, что нас не наделить — отнюдь от нас нигде и з детьми не укроесся. Уже нам лихим лиха за обычей всякое делать! А пишем мы к тебе для тово, чтоб доспеть тайно, а тебя бы добре не разгневить. А буди не положишь, житье твое достанетца нивесть кому. А больше недели ждать не станем-то уже нас буди опасен...
Полный текст

Метки к статье: 17 век Московия Российская империя

В Новогородском уезде имелся дворянин Фрол Скобеев; в том же Новогородском уезде, у стольника Нардин-Нащокина имелись его вотчины, и в тех вотчинах того стольника имелась дочь Аннушка, которая жила в тех вотчинах. Испроведал Фрол Скобеев о той стольнической дочери, и взял себе намерение, чтоб возъиметь любовь с тою Аннушкою и видеться; однакож, умыслил спознаться той вотчины с прикащиком, и всегда ездил в дом того прикащика. По некоторому времени случилось быть Фролу Скобееву в дом, и в то ж время пришла к тому прикащику мамка дочери Нардина-Нащокина; и усмотрел Фрол Скобеев, что та мамка живет всегда при Аннушке. И как пошла та мамка от прикащика к госпоже своей Аннушке, Фрол Скобеев вышел за нею, и подарил тое мамку двумя рублями. И та мамка объявила ему: «господин Скобеев, не по заслугам моим ко мне милость свою казать изволишь, для того, что моей услуги к вам никакой не находится». Фрол Скобеев отдал оные деньги той мамке и пошел от ней прочь, и ничего о том ей не объявил. И мамка та пришла к госпоже своей Аннушке, ничего о том ей не объявила; а Фрол Скобеев посидел у того прикащика, и поехал в дом! И во время увеселенных вечеров, которые бывали в веселость девичеству, называемые, по девическому званию, святки, и та стольника Нардина-Нащокина дочь Аннушка приказала мамке своей, чтоб она ехала ко всем дворянам, которые в близости той вотчины стольника Нардина-Нащокина имеют жительство; у которых дворян имеются дочери девицы, чтоб тех дочерей просить к той стольничей дочери Аннушки, для веселости на вечеринку. И та мамка поехала просить всех дворянских дочерей к Аннушке, для веселости на вечеринку, и потому ее прошению все обещали быть. И ведает та мамка, что у Фрола Скобеева есть сестра девица; и приехала та мамка в дом Фрола Скобеева просить сестры его, чтоб она пожаловала в дом к дочери стольника Нардина-Нащокина, к Аннушке. И та сестра Фрола Скобеева объявила той мамке пообождать малое время: «я схожу к брату своему; ежели прикажет мне ехать, то вам о том объявлю». И как пришла сестра Фрола Скобеева к брату своему, и объявила ему, что приехала к ней мамка от стольничей дочери Нардина-Нащокина Аннушки, просить меня, чтоб я приехала в дом к ним. Фрол Скобеев сказал сестре своей: «поди, скажи той мамке, что ты будешь не одна, а некоторого дворянина с дочерью девицею». И та сестра Фрола Скобеева о том весьма стала думать, что брат ей сказать велел; однакож, боялась преслушать воли брата своего, и объявила той мамке, по приказу брата своего, яко она будет к госпоже ее сей вечер с некоторою дворянскою дочерью девицею. И та мамка поехала в дом к госпоже своей Аннушке.
Полный текст

Метки к статье: 17 век Московия Российская империя

21 Сентября. Был день отдохновения. Заказаны делать Турецкие платья к назначенному на 23 число маскераду. Обедал у нас Александр Петровичь Сумароков. Его Высочество весьма смеялся, когда он описывал господина Эмина и свои с ним ссоры, и также бывшие побранки свои с Обер-Маршалом Сиверсом. Следующие назначены были товарищами Его Высочеству в маскераде, и определено было им идти показанным здесь порядком: Церемониймейстер Сергей Алсуфьев. Капитан Янычарской Князь Белосельской в паре с Бостанжи Башею Степаном Апраскиным. Начальник стражи Граф Петр Разумовский в паре с Капитан Башею Графом Андреем Разумовским. Визирь Граф Николай Шереметьев в паре с Муфтием Графом Матюшкиным. Султан Его Высочество. Евнух черный Граф Скавронский в паре с Капитаном Гвардии Неплюевым. Евнух белый, Селиктар-Ага, Либрагдар-Ага, Пеик Алексий Спиридов, двое Вадковских, Граф Лев Разумовский. Ввечеру для всех сих господ написаны билеты, и послана к ним повестка.
22 Сентября. День коронации Ее Императорского Величества. Поутру Его Высочество ходил к Государыне с поздравлением и потом с нею же в церковь. В галлерее, не доходя дверей церковных, стояло тридцать шесть человек кавалергардов в новом своем уборе, надетом на них в первый раз нынешний день. Командовал ими вахмистр их Дмитрий Васильевичь Арсеньев. По окончании обедни говорил проповедь Преосвященный Гавриил, а после его Преосвященный Митрополит Новгородский, Дмитрий Сеченов, поздравлял Ее Величество по обыкновению своему в словах кратких, но важных и выразительных. Ввечеру был во дворце бал. Часов в восемь перед окончанием бала, Его Высочество, занят будучи в воображении завтрашним маскерадом, и желая лечь поранее, чтобы встать завтра также ранее, начал показывать нетерпеливое желание возвратиться в свои покои - дело дошло почти до слез. Никита Ивановичь, для сохранения благопристойности, принужден был его удовлетворить; но пришед в опочивальню, весьма порядочно журил Его Высочество; потом пошел к себе, а нам приказал обходиться с ним соответственно его поступку. Во время ужина до самой той минуты, как Его Высочество лег опочивать, наблюдали мы особливую скромность, и представляли Английскую беседу, говоря с великими расстановками и важностию.
Полный текст

Метки к статье: 18 век Российская империя Павел I

В лагерях все денщики помещались в бараке вместе, и вот однажды у одного из них пропал кошелек, в котором было рубля три денег. Прихожу в офицерскую столовую, мне говорят, что подозрение падает на моего Черкашина. Я решительно отверг подобное обвинение, заявив, что моих денег у Черкашина на руках бывает больше и я никогда не замечал, чтобы он совершил что-либо бесчестное. Вышел из столовой и, вызвав Черкашина, расспросил его, в чем дело. По натуре он был человек мрачный, замкнутый. Черкашин заявил, что никакого кошелька он не брал и обвинили его напрасно. Инцидент был исчерпан тем, что кошелек с деньгами нашелся. Оказывается, один мудрый денщик из украинцев нарезал равных палочек и раздал их всем денщикам, предупредив, чтобы все хранили их, а через сутки он посмотрит — и у вора палка обязательно вырастет. Заметили, что Черкашин подносил палочку ко рту, и решили, что она выросла, а он откусил, — так возникло обвинение. Но, очевидно, на действительного вора это произвело действие, и он решил подбросить кошелек, боясь, как бы действительно палка не дала рост.
Вовремя разбудить, приготовить утром чай, сходить за обедом и ужином и вообще заботиться о ведении хозяйства — было главными обязанностями денщиков. Поэтому при получении жалованья прежде всего выдавались денщику деньги на месяц вперед на все хозяйственные нужды, а остальные уже оставались как карманные деньги. В конце месяца денщик представлял отчет за израсходованные деньги. Если приходилось уезжать в командировку, я почти всегда брал с собой денщика.
Денщиков я никогда не наказывал, разве иногда делал словесный выговор. Было, конечно, и другое отношение к денщикам, особенно у семейных офицеров, о чем приходилось выслушивать жалобы от самих денщиков. У холостого офицера положение денщика было более благоприятное, и он не терял своего воинского вида.
Полный текст

Метки к статье: 20 век Российская империя Центральная Азия

Казаки, обходя аул, заглядывали через невысокие саманные заборы во внутрь дворов.
— Все дворы битком набиты лошадьми! заметил Пудей.
— Да... Должно-быть, правда, что собираются в набег, решил начальник. Ну, да, дьявола лысого получат... осторожно засмеялся он. Завтра мы с Яковом Петровичем зададим им чёсу... Вот будет потеха! потирая себе руки, заметил Тарарин.
В это время в нескольких шагах от них из-за угла сакли появилась верхоконная фигура Чеченца, закутанного в белый башлык. Казаки присели было к земле, но абрек ехал прямо на них. Пластуны, из боязни возбудить подозрение, опять встали. Чеченец, поравнявшись с ними, обратился с вопросом:
— Где сакля Хаджи-Бея?
— А вот там! смело ответил по-чеченски начальник пластунов, указав на край аула.
Чеченцы проехали мимо.
— Однако пора, а то чего доброго орда подымится, тогда и ног не унесем.
— Небось унесем, много их видали, гололобых!.. задорно возразил начальник.
— Гололобые-то не так страшны, а вот к командиру надо поспеть раньше рассвета; сам знаешь, любит, чтобы и свои не знали, когда мы придем. Больше смотреть нечего, по всему видно что партия собирается здесь...
Между тем на небе опять собирались черные тучи, и переставший было дождь опять полился на мокрую землю. Легко одетые пластуны промокли до костей; свежий ветерок пронизывал их, но, привычные и увлеченные своими разведками, они не замечали своего невыгодного положения...
 Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Кавказ

Туркменцы (Туркоманы), обитают на западной границе ханства и ведут кочевую жизнь в палатках. Они носят барашковые шапки с красным суконным верхом, как русские казаки. Чиновники их надевают иногда, в честь хана, хивинские шапки. Кафтаны их узки и достают только до колен; из приготовляемого ими-самими сукна делают они свою зимнюю одежду; летом же носят кафтаны из китайки, приготовляемой в Персии. Панталоны их покроем подобны турецким, из аладжи (полосатой материи); Туркменцы носят короткую рубашку, красные юфтяные сапоги, на фасон киргизских, и сильно шнуруются. Они почти единственно живут грабежом и воровством, и для этого употребляют аргамаков. Когда в 1825 году хивинская армия напала на несчастный русский караван и принудила его отступить с большею потерею товаров, Туркменцы отняли у Хивинцев и Каракалпаков все похищенные товары, назначенные для отвоза в Бухару и на которые с жадностию бросилась вся армия, как скоро отряд, сопровождавший караван, отретировался. При споре, возникшем но этому поводу, Турменцы обругали хана, который, узнав об этом, приказал повесить 10 туркменских аксакалов. После этого 200 кибиток Туркменцев откочевали на берег Каспийского Моря, разрушив, на дороге, в окрестностях Ташгауса, два базара и угнав скот. Ташгауса они однакож не могли взять. Жены Туркменцев прилежны и искусны в рукодельях. Они ткут ковры, попоны, тонкую армянину (из верблюжьей шерсти), поясы, сукно, и делают войлок. Мужчины холят своих прекрасных лошадей и хищничествуют.Каракалпаки (Черношапочники), кочуют более всего около горы Айбугур и на правом берегу Аму-Дерья. Богатейшие из них окружают двор стенами; в этом маленьком укреплении они держат запас хлеба, а в окрестностях сих магазинов проводят зиму; летом же перекочевывают с места на место. Они одеваются как Киргизы, но шапки носят хивинские. Зимняя одежда их шьется из русского сукна; летом они носят армяки, вытканные из верблюжьей шерсти. Многие Каракалпаки постоянно поселены в Хиве, где не имеют собственных домов, а живут на счет султана; они носят шелковые  платья и посреди кочующих земляков своих принимают важный и гордый вид.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Российская империя

Было совершенно темно, когда я очнулся. В несколько мгновений припомнил я себе все случившееся со мною до моего беспамятства, но не так-то легко было мне разгадать свое настоящее положение. Я хотел приподняться и тут только почувствовал, что связан по рукам и по ногам; нестерпимая боль в плече напоминала мне о моей ране. Но где же я? Вокруг меня было темно, и я не мог сомневаться в том, что нахожусь внутри какого-то строения; притом и воздух казался мне душен и отличен от того чистого, которым дышал я столько времени прежде. С величайшим усилием приподнялся я несколько целым туловищем, и по всем направлениям почувствовал прикосновение чего-то твердого и холодного. Страшная догадка, от которой кровь застыла у меня в жилах, упала снежным комом на мою голову. Мне представилось, что напавшие на меня киргизы, видя меня столь долго в беспамятстве, по всей вероятности сочли меня мертвым и похоронили заживо. На несколько мгновений, эта мысль совершенно подавила своею тяжестью всю мою душевную энергию: в безмолвном в бездейственном отчаянии опустился я опять на землю. Мало-по-малу, однако снова возвратилась ко мне, если не бодрость, то по-крайней-мере, деятельность. С бешенством, подкреплявшим силы мои, метался я во все стороны и везде встречал однообразное, непреодолимое препятствие. Вопль отчаяния вырвался из груди моей; вслед за тем, кто-то схватил меня за ногу, и я услышал весьма явственно слова, сказанные по-киргизски незнакомым мне голосом: молчи, или убьют тебя. Этот не слишком приветливый голос показался мне в эту минуту так сладок, что у меня как будто целая гора спала с груди. В первую минуту радости, я даже и не подумал о том, что нахожусь в плену у дикарей, и что быть может, одна только смерть освободит меня из тяжкой неволи. Всякое положение казалось мне сносным в сравнении с ужасом быть заживо похороненным. Повинуясь таинственному голосу, я лежал  смирно, тем более, что малейшее движение причиняло мне почти нестерпимую боль. Вокруг меня все снова затихло. Через несколько времени, однакож, желание объяснить себе свое положение преодолело слабость, и я с величайшим трудом начал подвигаться вперед, не приподнимаясь от земли и упираясь в нее локтями и затылком взамен ног и рук, которые так крепко были связаны, что я не мог ими пошевелить. Каждый вершок пути стоил мне чрезвычайных усилий; наконец удалось мне вылезть из моей загадочной темницы.
Я так долго находился в совершенной темноте, что обыкновенный ночной мрак не мог уже мне препятствовать видеть вокруг себя, и с одного взгляда я открыл что нахожусь внутри могильного памятника, подобного тем о которых я уже прежде говорил. Заходящая луна золотила лучами своими землю, перед отверстием служившим вместо двери. По киргизскому обыкновению, место, где зарыт был покойник, обозначалось невысокою грудою камней, между которыми оставалась некоторая пустота, и в эту-то пустоту киргизы запрятали меня, как вязанку дров. Немудрено было, в самом деле, счесть себя заживо похороненным. На земле лежали три человеческие фигуры; по неподвижности их, я догадался, что они спят, или по-крайней-мере, не замечают моего появления между нами. Мысль об освобождении себя из плена тотчас же сверкнула в голове моей. Мне пришло в голову множество слыханных мною прежде рассказов о том, как пленники почти всегда успевают уходить от киргизов, пользуясь их беспечностью, которой доказательство было у меня перед глазами. Я не знал только, как освободиться от проклятой веревки, которою разбойники, должно признаться, мастерски связали мне руки и ноги.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Центральная Азия Российская империя