Я стал приглядываться к киргизскому жилью. Стены сложены были из кусков дерна, а вместо потолка над самой головой висела плоская тростниковая крыша. От дверей землянку перегораживал плетень аршина в два. За плетнем виднелись телята. В той половине, где помещались люди, посредине был устроен большой очаг, с вмазанным котлом; от него была выведена кривая труба наверх. Это сооружение жены Магмета сильно растрескалось от огня, и дым свободно выходил из щелей. На некотором разстоянии от очага лежала широкая, во всю ширину землянки, кошма... На ней под одеялами копошились трое детей Магмета. Кошма была местом и для спанья и для сиденья. На ней уселся и я. Около стен тянулся ряд сундуков, обшитых белым войлоком с коричневыми полосками. Возле самого очага лежали кухонные   принадлежности.
Я стал раскладывать свои съестные припасы и расспрашивать Магмета, но дело это оказалось довольно затруднительным: он почти не умел говорить по-русски и очень плохо понимал меня.
Детишки, движимые любопытством, вылезли из под одеял и придвинулись поближе ко мне. Их узкие, щелевидные глаза так и бегали за каждым моим движением. Каждая коробочка вызывала у них ужимки, перемигивание; они сидели на корточках и все ежеминутно чесали то одну, то другую часть тела...
Это были настоящие маленькие обезьянки!
Киргизка достала маленький жестяной самоварчик и начала деревянной миской черпать кипяток из котла и наливать в самовар. Этот самовар без углей она поставила около меня. Для своей же семьи она отлила кипятку в большой чайник и из него уже наливала чай. Первая чашка досталась Магмету. Ему же первому была подана и деревянная миска с молоком. Мне молоко киргизка подала отдельно. Каждый член семьи впускал себе в чай молока, — не больше одной чайной ложки, — и я, вероятно, сделал большое неприличие, когда бухнул молока в свой стакан без меры дети сделали резкое движение и вопросительно взглянули на отца.
Сделал я это потому, что кипяток имел очень мутный цвет и запах чая не перебивал какого-то странного привкуса...
Полный текст

Метки к статье: 20 век Центральная Азия Российская империя

У мужчин обычно хорошая, статная и гибкая фигура: в этом смысле они не отличаются от своих предков, как их аттестует Абу-Эль-Касим, арабский историк, совершивший путешествие в страну черкесов, или Кашакию, как он ее называет. Это, — пишет он, — самая прекрасная порода людей среди всех кавказских народов; они отличаются особенно правильными чертами и белизной лица, а также высоким ростом. 
Женщины довольно красивы, но они не заслуживают той репутации, которую им приписывают армяне, которые до взятия Анапы русскими продавали их на невольничьем базаре в Константинополе. Из-за преувеличений армян европейцы оставались в своем заблуждении относительно красоты черкешенок (Грузинки, значительно превосходящие их по красоте, всегда продавались на Константинопольском базаре под именем черкешенок. Ошибочны обвинения в адрес отцов за то, что они продают своих дочерей; нет сомнения в том, что их крали евреи, армяне или турки). Однако следует признать, что они красивы, у них легкие и тонкие фигуры, красивейшие в свете глаза, брови красивого рисунка и длинные ресницы. Своим тонким станом черкесы обоего пола обязаны тому, что с самого раннего возраста они туго перетягивают фигуру — мужчины ремнем, а женщины корсетом; девушки снимают корсет только в замужестве; в первую брачную ночь супруг разрезает корсет острием кинжала.
При заключении брака черкесы платят родителям жены приданое; это приданое состоит из скота, оружия, верблюдов, лошадей, рабов и других предметов в зависимости от состояния родителей. Когда двое молодых людей хотят соединиться, молодой человек запрашивает через посредников согласие родителей своей возлюбленной; если он его получает, его отец отправляется к родителям невесты, чтобы обсудить вопрос о приданом, половина которого выплачивается сразу же, а вторая половина выплачивается в установленный по договоренности срок. Когда предварительные обсуждения закончены, молодой человек назначает своей возлюбленной свидание ночью, приезжает к иен в компании своих друзей и обычно отвозит свою невесту в дом жены общего друга обоих семейств.
Родители молодой на следующий день отправляются к родителям жениха и, изобразив разгневанный вид, требуют сообщить причину тайного похищения. Те отвечают, что их сын, желая жениться, поступил в соответствии с обычаями страны и что, следовательно, родители невесты должны дать согласие на этот союз. Хотя соглашение по всем пунктам достигнуто заранее, обычаи требует, чтобы этого не показывали и чтобы пригласили арбитров для решения спорного вопроса; однако судьи всегда выносят приговор в соответствии с договоренностью двух сторон.
На следующий день празднуется свадьба, на которую собираются все родственники и друзья — одни у соседей, где находится невеста, другие — у молодого человека; они сопровождают жениха, чтобы он во второй раз похитил свою невесту, в то время как первые поджидают их там, чтобы помешать ему сделать это. Все они вооружены палками и изображают баталию, во время которой невеста появляется в дверях дома, поддерживаемая двумя подругами; увидев ее, жених бросается вперед и уносит ее на руках. Молодые девушки заводят победную песню, и все «сражавшиеся» объединяются и сопровождают счастливых жениха и невесту.
Свадьба продолжается пять-шесть дней, но молодой муж не присутствует на торжествах, так как обычай требует, как мы видели выше, чтобы новобрачные не находились вместе в одной компании; вследствие этого он прячется в течение дня по соседству, а ночью его друзья приходят за ним в его убежище и провожают в апартаменты его жены, однако на рассвете он должен вновь скрыться. Такую жизнь он ведет приблизительно два месяца, избегая в особенности встречи со стариками. Такое же поведение требуется во время родов жены: с того момента, когда ему сообщают, что он будет отцом, он покидает дом и в течение нескольких дней решается появляться там только ночью. Рождение ребенка не имеет какого-либо религиозного характера; появление на свет ребенка отмечается небольшим праздником, и имя ему дают повивальные бабки по своему усмотрению.
Они носят одежду из сукна различной окраски, и шубу, когда они наносят церемониальные визиты; во время же летней жары на них нет ничего, кроме легкого платья из хлопчатобумажной белой ткани, подобие одежды татарских женщин в Крыму. Самые молодые заплетают волосы в косички, которые падают им на плечи. Поражает их искусство вышивания; они также занимаются шитьем и делают головные уборы для семьи. Помимо этих занятий, на их плечи почти исключительно ложится забота о пчелах.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Кавказ Российская империя

Население Каракола большею частию военное; в нем помещаются: 1-й Туркестанский линейный батальон, в полном составе, гарнизон и горная батарея. Служащие в этих учреждениях и оживляют своим присутствием жизнь такого отдаленного уголка нашего обширного отечества. Несмотря на недавнее существование Каракола, в нем уже есть очень хорошенькие домики, прекрасно и хозяйственно расположенные, как, напр., дом батальонного командира, уездного судьи, начальника батареи и др.; разводятся сады с цветниками, устраивается летнее помещение для клуба, общественный сад и уже ассигнована порядочная сумма на постройку каменного дома для училища. При таких быстрых успехах есть надежда, что лет через 10 Каракол сделается хорошеньким уездным городом; а по своему прекрасному и здоровому климату и дешевизне содержания может привлечь к себе большое число жителей.
Летом сильных жаров не бывает, а зима самая умеренная и короткая. Морозы достигают не более как до 10°; на санях почти не ездят. Сначала был здесь недостаток в огородных овощах; на при правильном уходе, основанном на опыте, разные овощи начали родиться в избытке; только арбузы не могут дозревать и достигать такой величины, как в Верном. В плодах также нет недостатка, но они не местные: яблоки и виноград привозятся из Кульджи, которая отсюда не очень далеко. Хлеб не дорог: мука, как пшеничная, так и ржаная, по З5 к. четверть; четверть овса 1 р. 50 к., дрова 2 р. сажень, свечи 6 р. пуд. Дороги только квартиры и привозные товары, — первые оттого, что город еще не отстроился, а последние от недостатка конкурентов.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Центральная Азия

Тюрьма, называемая зинаданом, состоящая из трех этажей. Два нижние этажа выложены камнем, третий представляет из себя саклю. В нижний этаж опускают преступников на блоках. Свет туда никогда не проникает. В отделения второго этажа впускают немного света через маленькие отверстия. Заключают обыкновенно в эту тюрьму на всю жизнь. Пищу для заключенных казна не выдает; заботу эту предоставляют родственникам преступников. В противном случае им остается голодная смерть. 
Пытки, как то: поджаривание на раскаленных подносах, отрубливание носов, ушей, рук и ног; выкалывание глаз, выдергивание ногтей, волос и языков; прижигание раскаленным железом; разламывание молотками суставов и множество других. 
И, наконец, самая обыкновенная казнь — перерезывание горла (наподобие того, как режут баранов) и отсечение головы. За прелюбодеяние закапывают (этому подвергаются женщины) по пояс в землю и побивают потом каменьями. Вот перечень некоторых более замечательных лиц, которые подверглись разным наказаниям: 
Абдул-Адир, бывший еще при Насрулле в должности кушбеги, несмотря на свои заслуги, был Сеид-Музаффаром заключен в крепость Нурата, где его три дня подряд били палками, потом жгли на раскаленном подносе, и наконец зарезали. Было же это сделано только потому, что эмиру захотелось приобрести его имущество. 
Баратбек, бывший Ура-Тюбинским беком, был после ужасных пыток зарезан пред дворцом за то только, что был разбит коканцами, которые овладели крепостью Ура-Тюбе. Трое суток тело его лежало на дворцовой площади. 
Начальник полиции Абдулла был зарезан в тюрьме за то, что отсоветовал воевать с русскими. 
Все семейство Сеид-Ахат-хана, племянника эмира, было перерезано. Сам Сеид-Ахат-хан едва успел спастись бегством в Ташкент, где проживает и ныне на счет русского правительства.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Центральная Азия

Однажды партия  киргизских хищников напала на наших. Двадцать пять человек казаков бросились их преследовать, но Киргизы, увидев русские стволы, повернули направо-кругом – и были таковы. Следы скрали, а лошадей угнали. Погоня длилась двое суток. Наконец наши молодцы, усталые, полуголодные, на изморенных лошадях, добрались до какой-то речки и уж тут настигли притаившихся в камышах хищников. Те врассыпную и прямо в воду. Казаки за ними. В реке завязалась рукопашная. Казаки осилили. Двое витязей обратили тут на себя общее внимание – старый урядник и киргизский батырь; долго оба боролись, барахтаясь в воде Они рубили друг друга, кололи, топили, грызли, двадцать раз ныряли на дно, и двадцать раз снова схватывались с полным ожесточением. Наконец, Русский скрутил Киргиза и на аркане поволок его в плен.
   За набег Киргизы, разумеется, были наказаны, по закону. Когда все было уж кончено, побежденный батырь явился в суд с жалобой на старого урядника.
   – А-а, русский закон!  Совсем, батышка, беда ево, эта русской закон! ... Ево, батышка, бульна, бульна строгая! Казакам то ево уши кусить не давал, батышка, русский закон! 
   Так начал начальству жалобу свою на русского, киргизский батырь, доказывая, что закон велит воину преследовать хищника, но велит ему в самом преследовании соблюдать известные условие  человеколюбия; а урядник поступил нечеловеколюбиво: он у Киргиза ухо отнял.
   Завязалось дело; пошло следствие, и урядник на допросе отозвался сперва запамятованием, а потом чистосердечно сознался, что теперь точно, он вот что припомнил: Киргиз в воде подставлял ему подножку, сшибал его с ног, щипал его, грыз ему плечо, и силился утопить; он же, с своей стороны, стараясь невестке сделать отместку, сам не упускал случая удружить Киргизу; но когда тот стал уж сильно его притеснять и мучить, то, сохраняя свою жизнь, он, для собственного спасения, вынужденным нашелся ухватиться, но не руками, а зубами, за ухо своего врага. Теперь же он только одного обстоятельства не помнит, именно, что он впопыхах, или сгоряча, с этим ухом сделал – съел ли его, в самом деле, или выплюнул в воду?
   За храбрость урядник был награжден, а за отгрызенное ухо ему сделано увещание. Уж сколько десятков лет прошло этому происшествию, а память о нем все еще живет в предании. И теперь, если вздумается постороннему человеку спросить казака;
   – А что, брат казак, по добру ли, по здорову в степь сходил? Казак ответит:
   – Э-эх, ваше благородие, вишь нынче времена какие! с Киргизами «комиссия»! с ней и за ухо не разделаешься!.. Живи, говорят смирно!
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Центральная Азия

Казнь была назначена через удавление. От очевидцев из русских я слышал о ней следующие подробности.
Дамеджана вывезли из маньчжурской крепости в телеге с пешими солдатами впереди и конными сзади. Все время шла трескотня от взрыва в разных местах нарочно устроенных пороховых зарядов. Дамеджан стоял в телеге на коленях, со связанными сзади руками, причем его держал за плечи сидевший в той же телеге китаец. Во время переезда Дамеджан проклинал китайские власти, и его никто не останавливал. Недалеко от крепости заранее был вбит столб высотой в 4 аршина с какой-то перекладиной наверху и веревкой внизу, связанной кругом. Когда телега подъехала к месту казни, Дамеджана стащили с неё и поставили на коленях около столба так, что веревка окружила его шею и столб. Дамеджан ужасно кричал... Затем два палача стали по бокам Дамеджана и начали скручивать веревку с двух сторон при помощи палок. Лицо Дамеджана синело, глаза расширялись, но кричать он не мог. Тогда веревку раскручивали, давали казнимому очнуться, чтобы через несколько минут приняться за ту же пытку. Ноги у Дамеджана вытянулись, третий палач раздвигал их палкой и бил ногой Дамеджана по животу, так что у него оказались разбитыми мочевой пузырь и проч. Наконец, несчастному забили рот глиной и новое скручивание веревки положило конец его мукам. Казнь продолжалась около часа...
Сами китайские чиновники нашли потом, что при совершении казни было допущено много излишней жестокости. Так, по закону, бить Дамеджана было нельзя, и самое скручивание веревки могло производиться лишь три раза, после чего преступник, если подает признаки жизни, отдается желающим его взять, причем он объявляется в таких случаях стоящим вне покровительства законов. Во время казни протестов среди сбежавшейся толпы не было, но, в общем, она вызвала глубокое негодование против китайцев среди мусульман. Через день тело казненного было передано его семейству и при громадном стечении народа похоронено на магометанском кладбище в русской фактории.
Полный текст

Метки к статье: 20 век Российская империя Центральная Азия Китай

Возвратившись во дворец, государь принимал почетных жителей области и затем удалился во внутренние покои, где ему имело представиться персидское посольство. Прошло несколько минут и пред государем предстал Наср-эд-Дин, приведенный за руки эмир-низамом и бароном Розеном. Прием, оказанный принцу, был самый благосклонный. Рассказывают, что государь посадил принца к себе на колени и сказал: «помни тот час, в который ты сидел на коленах русского императора», и тут же подарил Наср-эд-Дину снятый с пальца драгоценный перстень. Прошло много после того лет и когда мне привелось в 1853 году, в Ниаверане (близь Тегерана), представляться Наср-эд-Дин-шаху, я лично убедился в том восторге, с каким шах переносился к минувшее, припоминая свое свидание с могущественным соседом.
После всех ласковых приветствий, обращенных к наследному принцу и эмир-низаму, государь перешел в действиях Персии, которая по наружности хотя и оказывала желание сохранить с нами дружеские соседственные связи, но в сущности поступала неприязненно. — «Можно ли, начал император, считать дружественною державу, которая принимает русских беглецов и, составя из них батальоны, наименовала оные русскими».
«Приличие и достоинство России страждут от такого нарушения дружбы, которая для пользы самой Персии должна бы остаться всегда ненарушимою.
«Эмир-низам, продолжал государь, вы видите, что я говорю хладнокровно, но истинное убеждение в неправильности направления, которое в этом отношении приняло персидское правительство, заставляет меня говорить с вами откровенно для избежания неприятных от того последствий».
На возражение эмир-низама, что это обстоятельство не было помещено в туркменчайском трактате, его величество заметил, что он единственно для сохранения собственного достоинства Персии запретил поместить эту статью в трактат, тем более, что исполнение ее было обещано Аббаз-мирзою гр. Паскевичу.
«Впрочем, сдавал государь, Мамед-шах не должен забывать те смутные обстоятельства, в которых находился он и вся Персия по смерти Фетх-Али-шаха, и что если спокойствие водворилось, то нельзя не сознаться, что Россия, с своей стороны, употребила все зависящие от нее к тому средства, для благополучного окончания дел в пользу нынешнего шаха. Не полагайте, что я от вас требую невозможного; возьмите пример от султана. Положение России с Турциею в 1828 и 1829 гг. было то же, что с Персией в 1826 и 1827 гг. Султан меня не понимал, но как скоро узнал правоту моих видов и требования, то и все недоразумения прекратились. Он выдает мне не только переметчиков из Россия, даже принявших мусульманскую веру, но и тех из русских подданных, которые бегают из Персии в Турцию, и мне остается желать только, чтобы сношения мои с Портою оставались навсегда в таком же положении, в котором ныне существуют.
«Прошу вас, сказал в заключение государь эмир-низаму, передать мои слова шаху, присовокупя, что я положительно требую выдачи двух русских батальонов и назначаю на то трехмесячный срок, и если по представлению вашему в означенное время требование мое не будет исполнено, то я, не объявляя вам войны, вызову миссию мою из Тегерана и прекращу с вами всякие сношения. Прибытие персидских принцев в мои пределы мне восьми тягостно, хотя правительство ваше еще ничего о них не упоминает, но я, по требованию шаха, их выдам; буду, однако-же, просить, чтобы их не наказывали и чтобы шах, но усмотрению своему, устроил их будущую участь; но не полагайте, что я хочу выдачею принцев получить взамен батальоны; нет, действия мои основаны за том, что требует приличие. Еще раз повторяю мои слова и остаюсь в полной уверенности, что требования мои будут исполнены. Может статься, что шах усумнится в справедливости слов, вами от моего имени ему передаваемых, посему я нарочно оставил дядю наследника, Иса-хана, дабы и он был свидетелем моих требований».
Полный текст

Метки к статье: 19 век Кавказ Российская империя Николай I

На ночлеге в Владикавказе меня ожидали мой конвой черкесов и линейных казаков, возвращавшихся из Петербурга по выслуге срока своей службы, и депутаты от разных горских племен. Надо бы видеть взгляды, с которыми мои молодцы казаки следили за каждым движением этих господ, из которых, правда, у многих были настоящие разбойничьи рожи.
Я растолковал депутатам, чего желаю от их одноплеменников, не для увеличения могущества России, а для собственного их блага и для спокойствия их семейств; сказал им далее, что они, для удостоверения в истине моих слов, могут спросить присутствующего тут муллу, который, по моему повелению, прожил несколько лет в Петербурге, чтобы учить магометанскому закону их собратий и детей, вверенных моему воспитанно, наконец, заключил тем, что я требую только, чтобы они жили спокойно, наслаждаясь благами своей прекрасной родины, и не покушались бороться против неодолимой для них силы русского оружия.
Они, кажется, вразумились в мои слова, и мы расстались приятелями; притом все изъявили желание проводить меня до Екатеринограда. Таким образом, в моем конвое было, по крайней мере, вчетверо более врагов, чем своих, и все усердствовали защищать меня против самих же себя. Все это представляло довольно любопытное зрелище. Некоторые из отцов просили меня взять их детей на воспитание. Надо сказать, что до сих пор местное начальство принималось за свое дело совсем не так, как следует; вместо того, чтобы покровительствовать, оно только утесняло и раздражало; словом, мы сами создали горцев, каковы они есть, и довольно часто разбойничали не хуже их. Я много толковал об этом с Вельяминовым, стараясь внушить ему, что хочу не побед, а, спокойствия; что и для личной его славы, и для интересов России надо стараться приголубить горцев и привязать их к русской державе, ознакомив этих дикарей с выгодами порядка, твердых законов и просвещения; что беспрестанные с ними стычки и вечная борьба только все более и более удаляют их от нас и поддерживают воинственный дух в племенах, без того любящих опасности и кровопролитие.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Кавказ Российская империя