Кроме того, полагаем за благо и повелеваем, чтобы ни один христианин из наших владений любого сословия или состояния, какого бы ни был, не ходил растрепанным, и тот, кто будет обнаружен идущим растрепанным, пусть платит десять либр каждый раз, как будет таковым обнаружен, и заключен, пока не сделает топете. И если окажется такой человек, что ему неоткуда будет заплатить эти десять либр, пусть остается в темнице десять дней. И если за эти десять дней не заплатит их, пусть ему сделают топете и публично в конселью дадут десять кнутов. И пусть то же самое делают с ним каждый раз, как обнаружат его идущим растрепанным, если ему неоткуда заплатить эти десять либр. И даже если их никто не обвинит, повелеваем, чтобы наши власти делали это, несмотря на то, что никто их не обвиняет; а с деньгами пусть поступают так, как было сказано выше относительно других случаев.
Полный текст

Метки к статье: 14 век Португалия Западная Европа

Во имя господа. Угодно было мне, графу Энрике, и супруге моей Терезе, дочери короля дона Альфонсо, пожаловать вам, жителям Коимбры, великий и малый, и любого сословия (cuisecumque ordinis) и вам, и детям, и потомкам вашим- грамоту относительно неизменности (жизни) вашей, а также обычаев в службы.
Во-первых, (постановляю), чтобы вы никогда не были обязаны нам senara, а из добычи, захваченной во время похода (fossato), отдавали бы нам не больше пятой части ее, и две части-тыловым частям (azaga), а вам пусть остается две части. А из взятого во время набега (azaria) -нам пятая часть, вам-четыре части без каких-либо платежей алкайду (alcaidaris).
Если какой-либо кавалейру (miles) купит у трибутарин виноградник, пусть виноградник будет свободным; а если возьмет в супруги жену трибутария, то весь надел, который она имела, пусть будет свободным. А если трибутарий захочет стать кавалейру, пусть живет по обычаю кавалейру.
Сколько бы держателей (iugarios) не имели кавалейру на своих наделах как в пределах Коимбры, так и вне ее, как в селениях, так и внутри укреплений, пусть те служат им, как свободные, и не касаются их штрафы за насилие либо убийство (rapsum vel homicidium).
Если же какой-либо кавалейру достигнет столь преклонных лет, что не сможет более воевать, то, пока он жив, пусть пользуется достоинством кавалейру. А если кавалейру умрет, то пусть жена его почитается как при жизни мужа, и пусть никто ни ее (вдову), ни чью-либо дочь не берет в жены без согласия ее или ее родичей (parentes).
Полный текст

Метки к статье: 12 век Португалия Западная Европа

Сказали все: Мы хотим, чтобы он был королем. И сказал представитель: Как вы хотите чтобы он был королем: он сам и его сыновья или только он сам? И сказали все: Пусть будет так во имя божие. Поднялся архиепископ Браги и взял из рук аббата Лорвана большую золотую корону готских королей со многими жемчужинами, которая была отдана монастырю, и возложили ее на короля. И сеньор король с обнаженным мечом в руке, с которым ходил в битву, сказал: Благословен господь, который помог мне; этим самым мечом я освободил вас и победил наших врагов, и вы поставили меня королем и вашим сеньором. А поскольку вы содеяли так, установим же законы, по которым земля наша пребудет [230] в мире. Сказали все: Желаем сеньора короля, и угодно нам установить законы, которые покажутся вам добрыми, и мы все с сыновьями и дочерьми, внуками и внучками — в вашей воле. И тут же созвал сеньор король епископов, благородных мужей и прокурадоров, и говорили они меж собой: Создадим вначале законы о наследовании королевства. И создали их таковыми:
Пусть сеньор король Афонсу здравствует и владеет королевством. Если он будет иметь детей мужского пола, пусть они здравствуют и владеют королевством таким образом, чтобы не надо было снова ставить их королями. И пусть все идет следующим образом: если отец владеет королевством, когда он умрет, пусть владеет им сын, после него — внук, после него — сын внука, а после того сыновья сыновей, всегда, вовеки веков. Если умрет первый сын при жизни короля — отца, пусть второй будет королем, если второй [умрет], то третий, если третий — то четвертый и далее в таком же порядке.
Если умрет король без сыновей, но имеет брата, пусть тот будет королем в [течение] своей жизни. И когда умрет, не будет королем сын его, если не поставят его епископы, прокурадоры и знатные королевских кортесов; если же поставят его королем, он будет королем, не поставят — не будет королем.
Полный текст

Метки к статье: 12 век Португалия Западная Европа

В тот день император, дослушав [содержание «записки»], возрадовался и подпрыгнул [от радости]; обратившись к послам, сказал: «Мы исстари и до сегодняшнего дня еще не имели возможности слышать о таком глубоком и чудесном Законе. Однако мы сами навряд ли решим [вопрос о его принятии]». И [он] спросил каждого из [своих] министров: «Лицо Будды, [изваяние] которого преподнесла соседняя страна на Западе, ослепительно блистает. Такого [у нас] до сих пор: не было. Должны ли [мы] почитать [его]?» Ооми Сога Инамэ-но сукунэ, обратившись [к императору], сказал: «Все соседние страны на Западе как одна почитают его. Неужели одна [страна] Урожайной Осени Восходящего Солнца; отвернется [от него]?» Омурадзи  Мононобэ Окоси, мурадзи Накатоми Камако, обратившись [к императору], разом сказали: «Те, кто в нашей стране правили Поднебесной, весной, летом, осенью, зимой - постоянно поклонялись ста восьмидесяти престольным божествам из небесных святилищ. [Если] сейчас [начать] заново поклоняться чужеземному божеству, можно опасаться, что божества [нашей] страны за это прогневаются». Император сказал: «Человек, пожелавший; принять [буддийскую веру], - Инамэ-но сукунэ, поэтому пусть попробует [он] почитать [Будду]». Ооми воспринял [эти слова], встав на колени, и возрадовался. [Он] установил [изваяние Будды] и в [своем] доме в Охариде. Прилежно выполнял обряды выхода из мира. Очистил дом в Мукухара и сделал [из него] храм.
Полный текст

Метки к статье: 6 век Япония

Въ продолженіи всей компаніи 1812 года до Москвы, будучи квартирмейстерскимъ офицеромъ, находился я при казацкихъ полкахъ, составлявшихъ арьергардъ 2-й арміи. На кануне вступленія непріятеля въ столицу, отпросился я въ оную, дабы разъ еще побывать въ Москве и дома; 1-го сентября передъ вечеромъ въехалъ я верхомъ въ городъ съ двумя казаками, при мне находившимися. Не буду описывать то, что я чувствовалъ тогда; описать трудно и невозможно, а чувство это известно всемъ Русскимъ, бывшимъ тогда въ арміи или Москве. Переночевавъ дома, на другой день, 2-го сентября утромъ, ездилъ я по городу за некоторыми надобностями. Безпокойство приметно было по всемъ улицамъ, но многія лавки еще были открыты, и въ нихъ торговали по обыкновенію, что вселяло обманчивое спокойствіе во многихъ жителей, и было, вероятно, причиною ихъ гибели. Возвратившись домой, отправился я верхомъ изъ города чрезъ ближнюю заставу (Лефортовскую); часъ былъ, я думаю, пятый. Отъехавъ съ версту отъ города въ право, увидели мы конницу, и хотя отъ насъ еще довольно далеко, но можно было различить, что тутъ была и наша и непріятельская. Подъехавъ еще. ближе, велелъ я казакамъ подождать меня, а самъ поскакалъ къ стоящимъ вместе верхомъ офицерамъ. То былъ нашъ генералъ-маіоръ На.....евъ и французскій ген. Себастіани съ своими адьютантами: у одного изъ последнихъ спросилъ я о предмете разговора обоихъ генераловъ. "Они уговариваются о томъ, чтобы пропустили полки наши, отвечалъ онъ мне; наша бригада отрезана, но насъ пропустятъ, и на сегодняшній день заключено перемиріе". Въ то же время, по команде, раздалась Французская коннида, и нашъ драгунскій и казацкій полки пошли въ интервалы. Начинало смеркаться. Я поскакалъ на то место, где оставилъ двухъ казаковъ своихъ. Пріехавъ, искалъ и кликалъ ихъ, но, не находя, поехалъ весьма скоро обратно. Не прошло пяти минутъ, какъ я говорилъ съ адьютантомъ генерала П. Не смотря на сумерки, видны были еще мне войска наши, но французы протянули уже ночную цепь свою, и когда я подъехалъ къ ней, меня окликнули. Зная, что существуетъ перемиріе, не имелъ я причины скрывать, кто я, да къ тому же и обмануть было бы трудно не приготовившись. Итакъ я отвечалъ часовому: "Русской". Въ это время подъехалъ офищеръ, разставливавшій ночные посты; и сказалъ мне, что не можетъ пропустить меня безъ позволенія генерала. "Поедемъ къ нему", отвечалъ я. Онъ былъ недалеко и сиделъ еще верхомъ, раздавая приказанія окружавшимъ его офицерамъ. Дабы избавиться вопросовъ, сказалъ я ему, что я адьютантъ генерала П., и что немного отставши прошу я его дать приказаніе пропустить меня чрезъ аванпосты; онъ тотчасъ приказалъ о томъ, и я поехалъ, радуясь, что такъ скоро отделался. Но не отъехалъ еще ста шаговъ, какъ услышалъ за собою голосъ генерала, который кликалъ меня. Я воротился: "Здесь въ близости находится король Неаполитанскій, сказалъ онъ мне, вы говорите по французски, и онъ верно радъ будетъ поговорить съ вами. Сделайте одолженіе подождите немного, я уже послалъ адьютанта сказать ему объ васъ". Не имея ни малейшаго опасенія быть долго задержану, а еще более взятому въ пленъ, остался я безотговорочно. Генер. Себастьяни слезъ съ лошади, вошелъ въ маленькій деревянный домъ, подле коего мы стояли, и попросивъ меня войти съ нимъ, велелъ принять мою лошадь. Вошедши распрашивалъ про Бородинское сраженіе, про Москву и проч. Такимъ образомъ прошло съ полчаса. Наконецъ воротился посланный адьютантъ и донесъ, что король занятъ, и никакъ меня видеть не можетъ. Я тотчасъ всталъ, изъявляя генералу мое сожаленіе, что не могъ исполнить его желанія, и опять просилъ его приказать проводить меня и про пустить чрезъ передовые посты.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Российская империя Франция

Но Великая Княгиня, по совершении вышесказанного дела (т. е., похорон), оказалась в решительном горе о покойном своем Государе: совсем отреклась от высокой мирской почести и всякого величия, поручила приказанное ей пpaвление Царством Князьям и Боярам, добровольно рассталась и простилась с своим обычным Княжеским жилищем и покоями и поступила в монашество в девичий монастырь (Teutsche monstra), находящийся в полумиле расстояния от Кремля, однако ж в стенах города. Toлько что проведав о воле и намерении Великой  Княгини, еще до отправления ее в монастырь, весь Московский народ пошел в Кремль: с великим сетованием, плачем и рыданием он сказал Княгине: “Ах, Милостивейшая Княгиня! Ты покидаешь нас и расстаешься с нами: кто ж будет нашею защитою и помощью? Ты наша отрада, надежда и прибежище; тебе приказал и вверил правление бывший наш Великий Князь, покойный Государь”. — “У вас есть Князья и Бояре, отвечала им Великая Княгиня; пусть они и начальствуют и правят вами”.
А народ объявил опять ей: “Князья и Бояре нам не начальники; ты — наша Милостивейшая Княгиня; тебя мы хотим, да твоего брата, Бориса Федоровича (Boris Fedrowiz) и никого другого”. Затем Борис Федорович сказал народу, чтобы они оставались спокойными: во все продолжение печального времени (траура), которое у них продолжается 40 дней, он берет на себя управление Царством, а Князья и Бояре будут его помощники.
Полный текст

Метки к статье: 16 век Московия Российская империя

7-го Октября опять приходил ко мне переводчик Рейхардт Бекман, спрашивал меня от имени Верховного Государственного Канцлера, Василья Яковлевича Щелкалова (Bassilio Jacoblowiz Solokalof), нет ли со мной чего-нибудь от Вашего Императорского Величества для подарка Великому Князю, но я отвечал на это переводчику, что, по случаю великой опасности от Поляков, в теперешнее время мне ничего не было дано; есть только у меня двое своих боевых часов; если они понравятся Г. Великому Канцлеру и не очень плохи для подарка, я с охотою отдам их. Переводчик дал знать мне, что об этом сообщит он Великому Канцлеру.
15-го того же месяца Г-н Великий Канцлер потребовал от меня через переводчика посмотреть двои мои часы.
16. Переводчик явился опять с уведомлением, что они понравились Великому Канцлеру; только он, Канцлер, хотел назначить к ним еще другие вещи, которые и должно мне поднести Великому Князю от имени Вашего Императорского Величества; потом Его Державность сам лично возьмет письма Вашего Императорского Величества и дозволит мне представиться ему, (Autienz geben), в Качестве большого Посла. Г. Великий Канцлер приказал втайне переводчику привести ко мне трех человек в Немецком платье, а потом хотел отрядить еще троих, которые должны будут нести подарки, так как при мне было только трое служителей. Но он велел мне сказать это по чрезвычайной доверенности, а то никто не знает об этом, кроме его, да переводчика и меня; такое распоряжение сделано для большего и лучшего значения Думных Бояр и целого народа, а более всего для Великокняжеского почета.
Полный текст

Метки к статье: 16 век Московия Российская империя Борис Годунов Австрия

Глаза у яванцев коричневые или черные,волоса черные, лоснящиеся, des cheveux plato и жесткие,собраны в шиньон и завязаны узлом на затылке.Лицо большей частью лишено всякой растительности, так что безусого и безбородого яванца на первый взгляд не легко отличить от женщины, тем более, что и одежда т. е. саронг,обмотанный вокруг бедер, у тех и других почти тожественная. Нельзя сказать, чтобы яванский тип был вообще красив; выдающиеся азиатские скулы,толстые губы, подпиленные и черные зубы, десна,красные от жевания “сири” (бетеля), делают яванца и яванку мало привлекательными для европейского глаза. Но они грациозны, и все движения их гибки и плавны.
Вместо отсутствующей на лице растительности высшие классы наводят себе черною краскою искусственную, клином заостренную, бородку, усы, уходящие кверху острием, и такие же заостренные густые брови, не имеющие ничего естественного. Эти две темные линии бровей, начинаясь непосредственно по обе стороны носа почти достигают висков и пропадают под искусно и живописно сложенным цветным платком, который плотно обтягивает голову и образует на лбу маленький открытый треугольника.
Благодаря таким густо намалеванным бровям, усам и эспаньолки, plus noirs que nature, скуластые и коричневые, например, камергеры его величества императора в Соло, в цветных саронгах с резкими разводами, в широких панталонах с вопиющеколющими глаза узорами, с турнюром позади, как у женщин, с шиньонами, затканными бисером и жемчужным нитями, являют собою нечто неимоверно извращенное и исковерканное. Эти удивительные фигуры напоминают своим внешним обликом техларов, суккубов и инкубов, которые порою являются во сне и кружатся в вихре ужасающего кошмара. Все эти яванские гранды и сановники в полном параде,т. е. обнаженные до пояса, согласно требованиям придворного этикета, с кривыми криссами, которые торчат сзади и сбоку над левым бедром, мало похожи на живых людей. Они искусственны и условны, подобно кожаным марионеткам и деревянным куклам своего национального“вайонга” (театра), которые, со своей стороны,составляют условное воспроизведение древнеяванских героических типов с угловатыми членами и изгибами преувеличенно удлиненных руки ног, с длинными клювообразными носами и скошенными глазами.
Полный текст

Метки к статье: 19 век Юго-Восточная Азия и Океания