Мобильная версия сайта |  RSS |  ENG
ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
 
   

 

» КВИНТ КУРЦИЙ РУФ - ИСТОРИЯ АЛЕКСАНДРА МАКЕДОНСКОГО
Македонский на мозаике, изображающей битву при Иссе14. Наконец на помощь царю пришел Певкест, проложивший себе путь в другой части города, сбив защитников стены. 15. Александр, увидев его и подумав, что он несет ему облегчение не жизни, а смерти, упал обессиленным телом на щит. Затем явился Тимей, немного позже Леоннат, за ними Аристон. 16. А инды, узнав, что у них в городе царь, бросив остальных, сбежались к нему и теснили защищавших его. Из них Тимей, приняв много ран в грудь, геройски пал в славной битве. 17. Певкест тоже был ранен 3 дротиками, но не столько себя прикрывал щитом, сколько царя — своим телом; Леоннат, отражая сильно напиравших врагов, получил тяжелый удар в шею и упал к ногам царя. 18. Уже и Певкест, истощенный ранами, опустил щит; последняя надежда была на Аристона. Но тот тоже был тяжело ранен и не мог больше сдерживать такое множество врагов. 19. Между тем до македонцев дошла весть, что царь пал в бою. Других эта весть могла бы напугать, в них она разбудила мужество. Забыв о всякой опасности, они топорами пробили стену, через брешь ворвались в город и перебили много индов, обращавшихся перед ними в бегство и не решавшихся объединиться. 20. Не было пощады ни старикам, ни женщинам, ни детям; кто бы им ни попадался, они считали, что именно он ранил царя. Наконец-то таким избиением врагов было дано удовлетворение справедливому гневу. 21. Историки Клитарх и Тимаген утверждают, будто Птолемей, который позднее стал царем, принимал участие в этой битве. Сам же он хотя и не был склонен умалять свою славу, оставил свидетельство, что он не участвовал в деле, но был послан в поход. Вот каковы были у составителей старинных записей о деяниях небрежность или, что не меньший порок, легковерие.
22. Царя отнесли в палатку, и врачи прежде всего отрезали древко застрявшей в нем стрелы, не тронув острия. 23. Затем, обнажив тело, они заметили, что у стрелы есть зубцы и что ее можно вынуть, только если разрезом увеличить рану. 24. При этом они опасались, что поток крови может помешать разрезу: стрела была большая и, как стало ясно, проникла во внутренние органы. 25. Критобул, обладавший выдающимся искусством врача, в данном тяжелом случае боялся прикоснуться к ране, как бы при неудачной операции беда не обрушилась на его голову. 26. Царь взглянул на плачущего и охваченного крайней тревогой и почти лишившегося сил врача и сказал: «Что же ты медлишь и не освободишь сейчас же от страданий меня, обреченного несомненно на смерть? Или ты боишься оказаться виновным в том, что я получил неизлечимую рану?» 27. Тогда Критобул, справившись со своим страхом или скрыв его, начал убеждать царя, чтобы тот дал себя связать, пока он будет вынимать острие, ибо опасным может быть даже малейшее телодвижение. 28. Царь же, сказав, что нет надобности его связывать, предоставил свое тело врачу и, как ему было указано, пролежал совершенно неподвижно. Итак, рана была расширена, и, когда вынуто было острие, кровь хлынула потоком. Силы покинули царя, в глазах у него потемнело, и он лежал, как мертвый. 29. Тщетно врачи старались лекарствами унять кровь, и друзья, подумав, что царь умер, подняли громкий вопль и плач. Но кровь наконец, остановилась, понемногу вернулось к царю сознание, и он начал узнавать окружающих. 30. Весь этот день и следующую ночь вооруженное войско окружало шатер. царя; все сознавали, что живут дыханием одного и не расходились до тех пор, пока не было сообщено, что царь заснул. Надежда на спасение распространилась отсюда по всему лагерю.
Полный текст
» ТОМАС МЕДВИН - ПЛАВАНИЕ НА КОРАБЛЕ С ЛОРДОМ БАЙРОНОМ
Я никогда не видывал Лорда Байрона, и он показался мне чрезвычайно привлекательным. Было что-то очаровательное в его виде и манерах; физиономия его была не столько правильна, как выразительна и благородна; невозможно было не заметить его чела — белого, чистого и гладкого, как алебастр; небольшие светлорусые усы придавали нечто мужественное нежным чертам его, имевшим выражение несколько женоподобное; темноголубые глаза его навыкате, казалось, плавали в сладострастной влажности, которой удивляемся мы у женщин чувствительных и слабых нервами. Под его кожею, чрезвычайно тонкою, видны были длинные голубые жилки, которые, извиваясь пониже его лба и около вискрв, показывали обращение крови в его венах. В улыбке его, как в улыбке Наполеона, было нечто очаровательное; но едва улыбнувшись, он  делал какую-то странную ужимку, как дитя, которое сердится, или избалованная женщина, которая хочет немножко помучить мужа или любовника. Бонапарте тоже улыбался как-будто случайно. Веселость его начиналась с важности, и оканчивалась важностию, что, по словам Г-жи де Сталь, производило самое странное действие. Гордость этих людей непозволяла им вполне предаваться радости, которая казалась им недостойною их. Кудрявые волосы Лорда Байрона начинали седеть. Трудно было расслушать что он говорит, особенно в конце фраз: он привык говорить стиснув зубы, и когда он оживлялся, слова в его устах производили звук неясный, какой-то смешанный шум. Что касается до его физиономии, то один только скульптор, Торвальдсен, схватил главные черты лица его, и мраморный его бюст, который я видел у Г. Дугласа Нинкерда, довольно удачно изображает голову Байрона; но оттенки, цвет, нежность, тысячи изменений выражения, которыми отличалось это лице — этого ни один живописец не передал и никогда не передаст. Одежда его была странна и прихотлива; он ходил в нанковой вышитой куртке, под которою виден был белый пикеевый жилет, едва застегнутый, в широких нанковых брюках, сжатых в подъеме, в тонких сапогах, а иногда в штиблетах; белье его всегда было чрезвычайно тонко и отогнутый воротник рубашки открывал всю его шею. Этот необыкновенный костюм дополняла широкая шляпа из Тосканской соломы. Лорд Байрон терпеть не мог нечистоты, любил даже изысканность, чрезвычайную разборчивость и щегольство.
Полный текст
» МАЙНОТЫ
В Английском Журнале, the monthly repertory of english litterature etc. находится следующее любопытное известие о Майнотах, народе новой Греции:
Майноты населяют ту часть Мореи, которая образует мыс Мотапан, и называют себя потомками древних Спартанцев. Юноши их, достойные отрасли великих предков, один перед другим стараются отличиться проворным воровством: с отменным искусством похищают они у соседей своих плоды, хлеб и прочие жизненные припасы, и хвалятся сею промышленностию, как некоторым достоинством.
Телесное наказание здесь не в обычае; похитителя принуждают заплатить седмеричную цену кражи, но смертию никогда не наказывают. "Все сокровища света, говорят Майноты, не стоют жизни одного человека." Действительно и краденое никогда не бывает великой цены - обыкновенно плоды или растения. Здесь самое сильнейшее средство, удержать от воровства, состоит в том, что Священник лишает вора Святого Причастия.
Майнот никогда не употребляет при воровствах своих обмана или насилия - это обесчестило бы его на всю жизнь. Малейший обман лишает здесь навсегда доброго имени. Привыкнув с молодых лет к воздержанию и бескорыстию, молодой Майнот не имеет никакого понятия о приобретении денег; только в уважении своих сограждан и добродетели, единственных сокровищах свободных людей, поставляет он все свое достоинство.
Полный текст
» АНТУАН ФРАНСУА АНДРЕОССИ - ПУТЕШЕСТВИЕ. О КОНСТАНТИНОПОЛЕ, НАСТОЯЩЕМ СОСТОЯНИИ ОТТОМАНСКОГО ГОСУДАРСТВА И НЫНЕ ЦАРСТВУЮЩЕМ СУЛТАНЕ
В Турции всякой чиновник правительства есть безмолвный раб власти верховной; на нем лежит все бремя деспотизма, и его в первого раза можно узнать по той беспокойной заботливости, которая обнаруживается в его движениях. Стoит только посмотреть внимательно на человека сего звания, и вы в нем не ошибетесь: голова его неподвижна; опытный глаз его беспрестанно действует и все замечает; на лице его невидно совершенно никакого выражения внутреннего чувства; он говорит, но всегда тихо и в полголоса. Мучительный страх заставляет его всякую минуту быть на страже; смотря на его поступки, можно подумать, что око и ухо Государя следуют за ним повсюду. Класс граждан независимых оказывает сим людям совершенное презрение; особливо женский пол поступает с ними без всякой пощады. Мало таких земель, где бы женщины даже перед самим Государем говорили так свободно, как в Константинополе. Сею вольностию, кажется, пользуются они в замену того удаления от общества и пренебрежения, которые достаются им в удел общий. Не смотря однакож, что в Турции женщины обязаны проводить жизнь свою во внутренности Гарема (Всем известное слово, которым означается жилище жен Турецких; собственно же слово сие значит священное место, куда никто не может иметь доступа. Соч.), и что по видимому не пользуются никаким уважением, они умеют в заключении сем столь же хорошо, как и во всяком другом месте, употреблять в свою пользу ту власть, которая дана их полу от Природы. В Турции, как и везде, где только честолюбие находит пути к сердцу женщин, влияние сих последних на дела общественные бывает часто полезным для Монарха и его подданных, и на оборот причиняет иногда страшные бедствия государству.
Турецкие жены суть большею частию покупные невольницы. Если многоженство вредит народонаселению, что еще не совсем доказано; то по крайней мере оно способствует сохранению здоровья и красоты телесной, которые в противном случае от браков, основанных на корысти или договорах, приметно повреждаются. Впрочем многоженство бывает иногда причиною значительных беспокойств, особенно внутри сераля. Жены Султанские называются Кадины (Кадина есть то же что госпожа или замужняя женщина (dame). В серали этим именем называют жен Султана в отличие от его наложниц. Кадины суть действительные супруги его, ибо рожденные от них дети предназначаются быть наследниками престола. Но для возведения их в сие достоинство вероятно не бывает ни законного акта, ни празднества. Впрочем они, подобно супругам других отличных чиновников, суть не что иное, как прекрасные невольницы, купленные за деньги, или полученные в подарок. Во время моровой язвы в Константинополе, с 1812 по 1814 год, Рейс-Ефенди (Министр иностранных дел) лишился одной из своих жен, к которой был весьма привязан. Я посылал по сему случаю изъявить ему мое соболезнование. Да, сказал он, я весьма жалею об ее смерти; она стоила мне пять тысяч пиастров. Они предназначаются для размножения царского рода; но не будучи соединены с властелином своим никакими торжественными узами брака, они не могут именоваться Султаншами. Почетное титло сие делается обыкновенно принадлежностию той из них, которой сын вступает на Престол; в таком случае называют ее уже Валида-Султан, т. е. матерью Султана, и переводят из старого сераля во Дворец Императорский. Тогда, находясь близко своего сына, часто она имеет на него и на все правительство опасное влияние. Султан, оставивший по себе малолетных детей от многих жен, открывает обширное поле для крамол и распрей, которые не редко бывают причиною великих неустройств в Империи. Посему нет страны, где бы малолетство и регентство были столь страшны, как в Константинополе.
Полный текст
» АЛФЕРОВ Н. А. - ДВА ПИСЬМА РУССКОГО ПУТЕШЕСТВЕННИКА

Не имея денег и не заставши в Корфу Министра Италинского, я не нашел иного средства избавиться от голода и потери понапрасну времени, как ехать в Мальту. Я утешал себя наперед лестною надеждою на благосклонность ко мне и на глубокое просвещение в Науках Министра Италинского, предполагая, что естьли он не пожелает снабдить меня на счет моих покровителей небольшою суммою денег, дабы я мог отправиться для продолжения моих упражнений к знаменитым остаткам древнего Агригента, то по крайней мере, по любви своей к Наукам, и особенно для ободрения и покровительства тех, которые в них упражняются, не откажет дать мне у себя кусок хлеба, позволит мне воспользоваться обширною Мальтийскою библиотекою и обращением со сведущими людьми, пока не переменятся политические обстоятельства; или наконец доставит мне случай возвратиться в мое Отечество, естьли уже ничто не будет благоприятствовать моему предприятию. - Но тщетны были все мои ожидания! Получив от него нерешительный ответ, принужден я был относиться к его Секретарю, который несколько времени обольщал меня одними лестными обещаниями: сначала обнадежил отправлением в Сицилию, и наконец вдруг, без всякого приготовления, ночью, прислал мне от имени Министра приказ немедленно возвратиться с отправляющимся тогда судном в Корфу, лишив меня таким образом последнего с ним свидания и без всякой о мне рекомендации, кроме словесного поручения Капитану судна: попросить Министра при Ионической Республике, Графа Мочениго, отправить меня в Россию.
Обремененный грустию и отчаянием, возвратился я назад в Корфу, и желая узнать решение моей участи, явился к Графу Мочениго: натурально, что такое странное мое возвращение не могло подать ему выгодных о мне мыслей; со всем тем, он тронулся моею участию и обещал мне покровительствовать, хотя неоднократно изъявлял свое удивление, свидетельствуясь обширным письмом Министра, в котором не было сказано обо мне ни слова. Секретарь его, гордый Италианец, старался потом всеми образами уверить меня, что Министр на покровительство путешественников, в подобных моим обстоятельствах, никакого предписания от Двора не имеет; что отправить меня в Россию на казенный счет, или с казенным каким-нибудь препоручением, не можно; словом, не трудно было приметить, что этот случай, не смотря на доброе сердце Графа, по застенчивости моей, не мог быть благоприятнее Мальтийского.
Полный текст

» КВИНТ КУРЦИЙ РУФ - ИСТОРИЯ АЛЕКСАНДРА МАКЕДОНСКОГО
Между тем Александр, отправив Клеандра с деньгами, чтобы привести солдат из Пелопоннеса, и уладив дела в Ликии и Памфилии, подвел войско к городу Келенам. 2. Посреди города в то время протекала река Марсий, прославленная в греческих легендах. 3. Эта река берет начало на самой вершине горы, с большим шумом низвергает свои воды на стоящую внизу скалу, затем, растекаясь, орошает прилегающие поля, оставаясь прозрачной и несущей только свои воды. 4. Вот почему цвет ее воды, подобный цвету спокойного моря, дал основание для поэтического вымысла, будто бы нимфы, полюбившие эту реку, пребывают здесь на скале. 5. Пока она течет по городу, она сохраняет свое название, но там, где она вытекает за пределы его и катит воды с большой силой, ее называют Ликом. 6. Итак, Александр вошел в город, оставленный жителями; намереваясь взять приступом крепость, в которую они убежали, он посылает туда вестника сказать им, что если они не сдадутся, то претерпят крайние бедствия. 7. Те приводят вестника к башне, выдающейся своим расположением и укрепленной, предлагают ему посмотреть, какова ее высота, и передать Александру, что он и местные жители по-разному расценивают укрепления города: они считают их неприступными, а в крайнем случае готовы умереть по долгу верности. 8. Впрочем, когда они увидели, что крепость осаждена и что у них с каждым днем становится все меньше запасов, они, заключив перемирие на 60 дней, обещали сдать город, если в течение этого времени Дарий не придет им на помощь; так как никакой помощи прислано не было, в назначенный день они сдались царю.
9. Затем приходят послы от афинян с просьбой вернуть им пленных, захваченных у реки Граник. На это Александр ответил, что по окончании войны с персами он прикажет возвратить своим не только этих, но и остальных греков. 10. Сам же Александр, угрожая Дарию, о котором он узнал, что тот еще не перешел Евфрат, собирает отовсюду войска, чтобы вступить в столь опасную войну со всеми своими силами. 11. Во Фригии, через которую Александр вел войско, было больше сел, чем городов. 12. Там же находился прославленный в то время дворец Мидаса. Название города — Гордий; через него протекает река Сангарий, и он находится на одинаковом расстоянии от Понтийского и Киликийского морей. Здесь, между этими морями, как мы знаем, самое узкое место Азии, так как и то и другое море сдавливают землю, создавая теснины. 13. Хотя Азия и соединена с континентом, но большей частью окружена водой и схожа с островом; и если бы не было этого перешейка, то они слились бы друг с другом. 14. Александр, подчинив город своей власти, вступает в храм Юпитера. Там он увидел колесницу, на которой, как утверждают, ездил Гордий, отец Мидаса. Она по своему убранству ничем не отличалась от самых дешевых, наиболее распространенных. 15. Примечательным было ярмо, стянутое многочисленными узлами, спутанными между собой и скрывающими связи. 16. Когда жители города сообщили Александру, что, по предсказанию оракула, Азию покорит тот, кто развяжет этот запутанный узел, им овладело страстное желание выполнить то, что предсказано. 17. Вокруг царя собралась толпа фригийцев и македонцев: первые напряженно ждали, а вторые испытывали страх из-за безрассудной самоуверенности царя. И действительно, ремень был так плотно связан узлами, что было невозможно ни рассчитать, ни разглядеть, где начинается и где кончается сплетение. Попытки царя развязать узел внушали толпе опасение, как бы неудача не оказалась плохим предзнаменованием. 18. Долго и напрасно провозившись с этими запутанными узлами, царь сказал: «Безразлично, каким способом будут они развязаны», и, разрубив все узлы мечом, он тем самым не то посмеялся над предсказанием оракула, не то выполнил его. 19. Затем, решив захватить Дария, где бы тот ни был, чтобы иметь прочный тыл, он поручил Амфотеру командование флотом у берегов Геллеспонта, а Гегелоху — сухопутными войсками, чтобы освободить от вражеских гарнизонов острова Лесбос, Хиос и Кос. 20. Им было выдано на военные расходы 500 талантов, а Антипатру и защищавшим греческие города послано 600 талантов. От союзников царь потребовал, согласно договору, прислать корабли для охраны Геллеспонта. 21. Александр еще не знал тогда о смерти Мемнона, внушавшего ему большие заботы, так как Александр понимал, что все будет легко выполнить, если не помешает Мемнон.
22. И уже он прибыл в город Анкиру, откуда, произведя подсчет своим войскам, выступает в Пафлагонию. По соседству с ней жили генеты, от которых, как думают, происходят венеты. 23. Вся эта страна покорилась царю; дав заложников, жители ее добились, чтобы их не принуждали платить подать, которой они не платили даже персам. 24. Во главе этой страны был поставлен Калат, а сам Александр, приняв только что прибывшие из Македонии войска, направился в Каппадокию.
Полный текст
» КСЕНОФОНТ - ГРЕЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ
Через несколько дней после этого прибыл из Афин Фимохар с несколькими кораблями, и тотчас по его прибытии снова вступили в бой лакедемонская и афинская эскадры, причем победили лакедемоняне, предводительствуемые Агесандридом. Короткое время спустя, в начале зимы, прибыл на рассвете из Родоса в Геллеспонт с флотом из четырнадцати кораблей Дориэй, сын Диагора. Заметив его, афинский караульный оповестил об этом стратегов, и они вышли против него с двадцатью кораблями. Чтобы избежать встречи с ними, Дориэй втащил на берег свои триэры около Ретия.
Когда афиняне приблизились, начался бой с кораблей и с берега; эта битва продолжалась до тех пор, пока афиняне не отплыли в Мадит к остальному войску, не добившись никаких успехов. Миндар из Илия, где он приносил жертву Афине, заметил, как идет эта битва, и решил оказать помощь с моря. Стащив свои триэры в море, от отплыл на соединение с флотом Дориэя.
Но и афиняне со своей стороны выплыли ему навстречу в море и, выстроившись вдоль берега, вступили около Абидоса в бой, продолжавшийся до сумерек. В одних местах побеждали афиняне, а в других сами терпели поражение, когда вдруг приплыл Алкивиад с восемнадцатью кораблями. Тогда пелопоннесцы устремились в бегство к Абидосу; Фарнабаз оказывал им всяческую помощь: и сам он сражался, пока только это было возможно, въехав на лошади в море, и другим своим всадникам и пехотинцам приказывал поступить так же. Пелопоннесцы составили сплошную стену из кораблей и, выстроившись на берегу, под их защитой продолжали бой. Вскоре афиняне уплыли назад в Сест, захватив тридцать вражеских кораблей без экипажа и вернув себе те корабли, которые они сами потеряли в сражении. В Сесте осталось только сорок афинских кораблей; прочие разошлись из Геллеспонта в разные стороны для сбора денег, а один из стратегов, Фрасилл, поплыл в Афины, чтобы оповестить афинян о случившемся и попросить войска и кораблей. После этого Тиссаферн прибыл в Геллеспонт, взял в плен Алкивиада, прибывшего к нему на одной только триэре с дарами гостеприимства, и заключил его в темницу в Сардах, говоря, что персидский царь повелевает воевать с афинянами. Спустя тридцать дней Алкивиад, вместе с взятым в плен в Карии Мантифеем, раздобыв лошадей, бежал ночью в Клазомены. В это время находившиеся в Сесте афиняне, узнав, что Миндар собирается напасть на них с флотом из шестидесяти кораблей, бежали ночью в Кардию. Туда же прибыл из Клазомен и Алкивиад с пятью триэрами и эпактридой. Здесь он узнал, что корабли пелопоннесцев уплыли из Абидоса в Кизик, и отправился сам в Сест во главе отряда пехотинцев, приказав кораблям обогнуть полуостров и прибыть туда же. Когда же они прибыли и Алкивиад уже собирался сняться с якоря и выйти в бой, приплывает Ферамен с двадцатью кораблями из Македонии и Фрасибул также с двадцатью из-под Фасоса; оба в это время уже взыскали взносы. Тогда Алкивиад отплыл в Парий, приказав и им следовать за собой, убрав большие паруса. Затем все корабли, собравшись в Парии в числе восьмидесяти шести, с наступлением ночи снялись с якоря и на следующий день во время завтрака прибыли в Проконнес.
Полный текст

Метки к статье: 5 век до н.э. Греция

» КСЕНОФОНТ - АНАБАСИС
Поход греческого войска в Переднюю Азию, описанный в "Анабасисе" Ксенофонта, вряд ли можно рассматривать как крупное историческое событие, оказавшее решающее влияние на судьбы народов древнего мира. Отряд греческих наемников, численностью примерно в 13000 человек, был присоединен к большой армии, собранной в 401 г. до н.э. сатрапом Лидии, Фригии и Великой Каппадокии персидским царевичем Киром в целях свержения с престола его старшего брата, царя Персии Артаксеркса II. Поход Кира на Вавилон в сущности мало чем отличался от нередких в Персии Ахеменидов восстаний сатрапов, стремившихся к царской власти, но, как и большинство этих восстаний, попытка Кира завладеть престолом успеха не имела. Кир погиб в решающем сражении при Кунаксе, на подступах к Вавилону, и, несмотря на победу, одержанную греками над войском царя, армия Кира распалась и эллинам удалось вернуться на родину только ценой огромных усилий и жертв.
Экспедиция персидского царевича не имела, таким образом, никаких непосредственных военных и политических результатов и, казалось, была обречена на быстрое и полное забвение. Однако этого не случилось. Поход греческих наемников Кира произвел глубокое впечатление на современников, почуявших в нем симптомы грядущей новой эпохи, эпохи эллинизма, а историки нового времени, имеющие возможность оценить это событие в исторической перспективе, в связи с постепенным развитием взаимоотношений Эллады с ее могущественным восточным соседом, продолжают и сейчас уделять ему много внимания. И нужно признать, что приговор истории в данном случае вполне справедлив.
Покорив греческие города западного побережья Малой Азии, персы задумали распространить свою власть и на греческий материк. Но жестокие поражения, понесенные ими на суше и на море во время греко-персидских войн (первая половина V века до н.э.), заставили их отказаться от подобных намерений. В дальнейшем Персия заняла по отношению к Элладе позицию стороннего якобы наблюдателя, заинтересованного в ослаблении противника и старающегося поэтому поддерживать внутренние распри в его лагере. Именно такую выжидательную политику, по словам Фукидида (VIII, 37), вела Персия во время жестокого кризиса, охватившего Элладу с началом Пелопоннесской войны (431 – 404 гг.), попеременно оказывая помощь то Спарте, то Афинам.
Полный текст

Метки к статье: 5 век до н.э. Греция Персия



Главная страница | Обратная связь | ⏳Вперед в прошлое⏳
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.