Когда же донос поступал к царю, тотчас (так как, слыша что-нибудь, он не молчал) царь с таким беспокойством приказывал исследовать дело, как будто бы оно касалось не другого, а его самого. При этом подсудимый мог быть оправдан не судейскими мнениями, не представлением свидетелей, не принесением клятв, не рассмотрением прежней его жизни, — нет, все это обличалось во лжи. Подсудимого спасало только одно, — если он решался взять рукою кусок раскаленного железа из горящего огня, который назывался священным, к чему требовалось трехдневное приготовление. Решившийся на это должен был сперва провести три дня в посте и молитве, а рука его на то время покрывалась сеткою и обвязывалась полотенцем, запечатанным печатью, чтобы кто-нибудь не вздумал намазать ее мастью, уничтожающей действие огня. И пишущий это, приходя тогда уже в совершеннолетие, сам видел такое диво, что некоторые, подвергшись сему испытанию, выдерживали его невредимо. В те времена державный определял жениться на девицах благородного происхождения и таким людям, которые сами происходили иногда от семени неблагородного; надлежало только, чтобы царь почтил их благородством, удостоил почестей и, вместо награды, устроил брачный союз обоих лиц, дабы мужчины справедливо гордились своими, как говорят римляне, матронами, а эти принимали участие в достоинствах своих мужей. Так приказал он между прочим одному придворному, по имени Валанидиону, который еще при жизни прежнего царя был в числе пажей нынешнего державного, вступить в брак с племянницею Палеолога Феодорою, дочерью Марии или Марфы, которая родила ее Тарханиоту, великому доместику. Слово царя было для них твердым ручательством, и потому, когда обе стороны согласились на брак, жених стал свободно ходить в дом невесты. Оставалось уже немного времени до свадьбы, как вдруг, неизвестно по какому побуждению, державный, поставив свою власть выше справедливости, повелевает выдать упомянутую девицу благородного происхождения за сына Каваллариева Василия, тоже из благородных. Этот с радостью принимает такой дар, как благодеяние, и требует брака. Но второй жених не нравился женщинам, которые держались первого выбора и считали бесчестным отвергнуть его. Несмотря, однако ж, на то, вскоре, по назначению державного, они, волею-неволею, должны были выполнить приказание, и свадьба торжественно отпразднована. Но молодой на первых днях не имел со своею женою дела, свойственного мужчинам. Когда же спросил царь, отчего это так, — он сперва отвечал обоюдно, не желая открыть настоящую причину, а потом, испытываемый настоятельнее, сказал что препятствует чародейство. Тут вдруг возбудилось в державном подозрение относительно самого себя, и овладел им сильный гнев; он требовал, чтобы чародей был сейчас же открыт. И вот берут мякинный мешок и кладут в него вместе с кошками обнаженную благородную старуху; потом начинают извне колоть кошек шиповником, отчего они вонзаются своими когтями в страдалицу, и эта бедная принуждена была нехотя высказать свое признание. Впрочем, от ней нельзя было услышать более того, что она не знает за собою никакого дела и что, может быть, ее дочь ненавидит нового жениха, по любви к прежнему.
Полный текст

Метки к статье: 13 век Византия

1. Все то, с чем пришлось встретиться римскому народу в его военных предприятиях вплоть до сегодняшнего дня, я излагал до сих пор в таком порядке, при котором мог все свое повествование о событиях связать с определенным временем и местом действий. Но теперь рассказ мой пойдет не этим путем, так как я стану повествователем того, чему суждено было совершиться в различных местах и в различные сроки в пределах Римской державы. 2. Причина этого в том, что описывать все как следует раньше было мне совершенно невозможно, пока были еще живы вершители всех этих дел. Ведь сделать это незаметно при том множестве шпионов, какое тогда было, для меня не представлялось возможным, а уличенный — я неизбежно должен был погибнуть самою жалкою смертью: ведь в этом случае я не мог полагаться даже на самых близких своих родных. 3. Да и в прежних своих работах я был вынужден умолчать о причинах многого из того, о чем я писал. Поэтому я считаю своим долгом в данном сочинении высказать все, о чем до сих пор я должен был молчать, а равно и объяснить причины событий, рассказанных мною прежде. 4. Но приступая к этому новому предприятию, труду тяжкому и трудно преодолимому, к рассказу о жизни Юстиниана и Феодоры, лишь только я как следует подумаю об этом, робость нападает на меня, и я готов отказаться от своего намерения: я боюсь, как бы то, о чем я теперь буду писать, позднейшим потомкам нашим не показалось и недостоверным, и неправдоподобным. Особенно, когда в дальнейшем течении времени то, о чем мы слышим теперь, по давности времени станет забываться; Я боюсь, как бы меня не сочли составителем каких-то басен и не занесли в число писателей и исполнителей трагедий для театра. 5. Однако, несмотря на все бремя моего столь важного предприятия, я не откажусь от своей решимости, ввиду того, что рассказ мой имеет себе многих свидетелей. Ведь ныне живущие люди, являясь непререкаемыми свидетелями всех этих дел, и на будущие времена будут вернейшими спутниками правдивости всех моих сообщений. 6. Но было и другое соображение, которое при всем моем горячем стремлении к предпринятой мной работе, не раз и в течение долгого времени держало меня как бы в узде. Мне представлялось, что для людей будущих поколений все это не принесет никакой пользы, так как для будущих времен лучше всего не знать о позорных деяниях прошлого, а то как бы, услыхав о них, тираны не захотели подражать и превзойти их. 7. Ведь большинство властителей — люди малообразованные, легко и охотно подражают всему дурному, что было у их предшественников, и без труда, не задумываясь, склоняются к порокам и преступлениям прошлых веков.   8. Но затем к решимости написать историю этих деяний меня привело вот какое соображение: ведь для тех, кто в будущем станут тиранами, будет совершенно ясно, что и им никак не избегнуть отмщения за свои преступления, подобно тому, как и этим людям пришлось понести такое же, возмездие, а затем и их позорные поступки и образ жизни, записанные в истории, будут всегда напоминать об их преступлениях; потому они с большим опасением будут совершать свои правонарушения. 9. Кто из позднейших людей знал бы распутную жизнь Семирамиды или безумие Сарданапала и Нерона, если бы память о них не была сохранена в работах тогдашних историков? С другой стороны, и для тех, которым предстоит, если такова уж будет их судьба, стать жертвами подобных беззаконий со стороны будущих тиранов, не совсем бесполезным будет знакомство с моим рассказом. 10. Для находящихся в несчастии обычно является утешением, что не они одни подверглись таким бедствиям. Поэтому я хочу сначала рассказать, что было сделано постыдного Велизарием; а затем изложу и постыдные деяния Юстиниана и Феодоры. 11. У Велизария была жена (Об Антонине, кроме Прокопия, сообщает Свида (под словом egguhsksJai и автор о «начале города Византии»), о которой я упоминал в своих прежних книгах. Ее дед и отец были возницами (в цирке), занимавшимися этим делом в Византии и в Фессалонике, мать же была из тех, которые служили при театре, занимались проституцией. 12. Сама она вначале вела распутную жизнь, по своему характеру не зная удержу в своих страстях; она была опытной в ядах и снадобьях — знание, наследственное в их семье. Обучившись всему, что ей было нужно, она впоследствии стала законной женой Велизария, бывши до него матерью многих детей. 13. Но и затем, даже после брака, с самого же начала она считала для себя допустимым нарушать развратом супружескую верность, однако старалась делать это в тайне, не потому, чтобы она хотела скрывать свои прирожденные привычки или испытывала какой-либо страх перед мужем (она никогда не стыдилась никакого позорного дела, а мужа своего, ослепленного многими ее чарами, держала в своих руках), но боясь наказания от императрицы: Феодора была очень на нее сердита и открыто гневалась на нее. 14. Но затем, оказав Феодоре услугу в очень тяжелый для нее момент, Антонина приобрела ее дружбу и забрала ее в свои руки; она сначала умертвила (папу) Сильверия, — каким образом, об этом будет рассказано позднее (Прокопий нигде об этом не рассказывает), а потом покончила с Иоанном из Каппадокии, о чем я говорил в прежних книгах; с этого времени она без малейшего страха, и уже ничуть не скрываясь, считала для себя вполне дозволенным всякий грех (и распущенность).
Полный текст

Метки к статье: 6 век Византия

В лета Костянтина царя Греческаго, от създаниа миру  в лето 6961, сие зло бысть. Обращаше уже в мысли своей Амуратов сын Моамеф, коим мощно образом Констянтинаграда себе покорити, ниже бо в славу себе быти непщеваше граду християнскому посреде Турков зретися не покорену дръжаве своей, и толь велицей славе своему имени оттуду приложитися мняше, аще град сей покорити възможет, елико его праотцы, тоже истое наченше, с неподобными начинании престашя. Малым убо мысль свою сказав, градок на брезе Фракийскаго Въспора, малым чим от Костянтинаграда далее, другым изветом, великою скоростию постави и утверди. И по сих брань въздвиже противу Костянтинаграда не по чину, но съпротиву сътвореных сложений, съпротиву клятв воинство приведя и ратовати начя. Ощутиния его устремление Грецы и, о своей силе единей не дръзающе, к латынским областей прибегония с слезами и рыдании, пособие просяще. Глухи же их слухи — оле студа! — быша, слепи же очи, иже разоряемой Елладе, рекше Греческой стране, не познашя, яко разоритися имать и прочая часть благочестивых. Моамеф убо в того времени събраным бывшим отвсюду силам, предивным оплъчением и страшным движением по суши и по морю приступив к царствующему граду и сице тайником съкровенным и копанием глубочайшим съделаным и мосту от страны Галата града долготою 2000 стопам скоро сътворенну и стрелницам древяным в толико възвышеным,  яко стены градския и высочяйшиа сущия превзыти, ухищрениам же и пушкам многообразным приведеным, преодолен бысть град. Таже по малех днех последним гласом проповедника всему въинсту заповедася, да в пятый день майя воине вся постятся, а в последующий день въоруженыя да приидут последними подвиги градразорити и в трех днех расхитили и. В уставленый же день посту до нощи продолжену бывшу, яко звезды явишяся.званиа и пированиа везде бываху, и всяк друга и сродника и знаема приемля, с ним радуяся питашеся, егда же довольне насытишяся пищею и питием, аки к тому друг друга не видети, объемляше друг друга и целовавше, последнюю радость себе пригласили. В граде же  священницы святыя иконы обносяще, людей последующим, последнее обхождаху, вышнюю помощь просяще, постом и бдением предсмирившеся, и в молитвах упразднившеся со всеми гражданы и посадникы. В последующей же нощи кои-ждо хождаше, в них же заставлен бысть местех супостатов възбраняти. Бяху же стены градскиа и высотою и красотою в всей вселенней преславнейши, но за ветхость и греческое нерадение промысла и покрова пусты, а предградиа добре и зело укреплена бышя, в них же и спасение свое Грецы пологаху.
Полный текст

Метки к статье: 16 век Московия Российская империя Византия Османская империя

Зосим — последний языческий историк, комит и экс-адвокат фиска Восточной Римской империи (Византии). Новая история в VI кн. носит ярко языческую направленность. Закончена в 498 г. Единственная языческая история на греческом языке, сохранившаяся полностью от V в.
Власть в государстве унаследовали добрые мужи: Нерва, Траян, Адриан, Антонин Пий и коллеги-братья Вер и Люций. Все они исправили много злоупотреблений и не только возвратили то, что было потеряно их предшественниками, но даже сумели расширить империю. Однако, когда сын Марка Коммод вступил на трон, он предался зверствам и тирании, из-за которых был убит Марцией, своей конкубиной, которая тем самым обнаружила доблесть, достойную мужчины. Затем верх взял Пертинакс,  но преторианцы не желая терпеть его крайнюю строгость в военных упражнениях и жестокую дисциплину, взбунтовались и убили его.
Полный текст

Метки к статье: 5 век Римская империя Византия

Метки к статье: 5 век Римская империя Византия

Метки к статье: 7 век Византия Славяне

Метки к статье: 7 век Византия Славяне

Метки к статье: 11 век Византия Константинополь