 Чрез несколько дней появилась у нас афиша, возвещавшая о прибытии в Калугу труппы вольтижеров и с ними сорока-пяти лошадей. Зная, что Шамиль очень любит эти представления и даже неоднократно спрашивал, нет ли здесь вольтижеров и не приедут ли они, я показал ему афишу и спросил: поедет ли он смотреть конское ристание?
— Кызлар булур? спросил он в свою очередь.
— Будут, отвечал я.
— Так я не поеду.
Незадолго перед приездом вольтижеров, явился в Калугу «Франсуа Кери, механик или восточный кудесник, ученик Боско», как гласила афиша. В это время гостил у нас г. Богуславский, приезжавший навестить Шамиля. Мы позвали ученика Боско к себе, надеясь доставить удовольствие Шамилю, еще не видавшему чудес «черной магии» и «экспериментальной физики». Успех превзошел наши ожидания. [576]
Шамиль явился в комнаты Гази-Магомета, отведенные для представления, в обыкновенном своем домашнем костюме: в простой горской панахе и в нагольном, накинутом на плечи тулупе. Тот, кто его не знает, конечно, и не мог подозревать, чтобы такой костюм принадлежал грозному повелителю Чечни и Дагестана. Пока шли приготовления, Шамиль уселся на диване посреди комнаты, оглядел своим проницательным взглядом восточного кудесника и затем, до самого начала представления, безмолвно слушал его рассказ о том, как он, г. Керн, бывши в 1857 году в отряде под Бартунаем, где увеселял войска своими представлениями, очень усильно просил начальника отряда, генерал-адъютанта князя Орбелиани, пустить его к Шамилю, в Ведень, на что, однако, князь не согласился. Окончив свой рассказ, ученик Боско просил г. Богуславского передать Шамилю о том, что вот он чуть-чуть не был у него в гостях. Когда г. Богуславский исполнил его желание, Шамиль пресерьезно отвечал: «пусть благодарить Бога, что князь Орбелиани не пустил его: я бы непременно его повесил». Озадаченный механик, совсем и не подозревавший, что он стоит возле Шамиля, на которого до сих пор он не обращал ни малейшего внимания, сначала немного удивился такому предположению г. Богуславского и сконфуженным голосом спросил:
— Где же Шамиль? Удостоить ли он своим присутствием мое представление?
— Да вот он, отвечал г. Богуславский, указывая на Шамиля.
Надо было видеть весь ужас восточного кудесника: он сделал такой прыжок в сторону, какого, конечно, не делал во время своих представлений в минуту самого высокого пафоса: целую минуту он молчал и заметно трясся, но потом, воспользовавшись разговором г. Богуславского с Шамилем и веселостью, возбужденною в семь последнем его прыжком, ученик Боско оправился и начал свое представление, в котором, можно сказать, превзошел себя, по крайней мере, относительно впечатления, произведенного на Шамиля.
Однако, начало вышло у него по пословице «первый блин комом»: с первого же приема в известной всем нашим губерниям штуке с коробочкою, Шамиль остановил фокусника и потребовал коробочку для освидетельствования. Кудесник было заупрямился, но, увидя блистающие глаза и притянутые руки Шамиля и услышав его громкий голос: «э! гэ! дай! дай!» он поспешил вручить ему коробочку, которую Шамиль осмотрел самым пристальным образом и, тотчас же открыв фальшивое дно, показал его нам, с величайшею радостью повторяя:
— А, он обмануть нас хотел!...
Оправившись скоро от смущения, в которое был ввергнут проницательностию Шамиля, ученик Носко продолжал свое дело безостановочно, возбуждая постепенно в Шамиле неподдельный восторг. Только один раз это чувство было немного отравлено, и то не надолго, сомнением по поводу одного серебряного рубля, вышедшего, к особенному удивленно Хаджио, из его собственного носа. Успокоенный уверениями, что ни один из его членов не будет осквернен, Шамиль продолжал смотреть на фокусы с прежним интересом. Каждая штука доставляла ему много удовольствия: особенное же удивление возбудил в нем французский хлеб, из которого были вынуты платки, принадлежащие некоторым зрителям. Но верхом торжества для Кери был вынутый из мюридова носа рубль, который, по предложению фокусника, Хаджио обернул в большой платок и, взяв его затем пальцами, поднял руку и держал ее в этом положении с минуту. По данному знаку, Хаджио откинул платок и, вместо монеты, увидел у себя в руке большой султан из петушиных перьев. Долго, в немом удивлении, смотрели наши горцы на этот султан; наконец Шамиль и его мюрид разразились громким, продолжительным хохотом, вызвавшим даже у них слезы.
Этот последний фокус Шамиль до сих пор не может забыть: вспоминая о нем, он от души смеется и однажды при этом воспоминании сказал мне:
— Зачем показали мне это! Теперь не могу Богу молиться: как только начну намаз делать, этот султан так и станет у меня перед глазами....
Однако, несмотря на удовольствие, доставленное Шамилю учеником Боско, он все-таки не изменил о нем своего мнения, и когда, по окончании представления, у него спросили, что, вероятно, если бы подобный фокусник, обладающий таким даром развеселять каждого, явясь в стане Шамиля, не был бы повешен, Шамиль отвечал:
— Тем скорее бы повесил.
Полный текст
Метки к статье: 19 век Российская империя Кавказ
Если Вы заметили в тексте опечатку, выделите ее и нажмите Ctrl+Enter
|
