Возвратившись во дворец, государь принимал почетных жителей области и затем удалился во внутренние покои, где ему имело представиться персидское посольство. Прошло несколько минут и пред государем предстал Наср-эд-Дин, приведенный за руки эмир-низамом и бароном Розеном. Прием, оказанный принцу, был самый благосклонный. Рассказывают, что государь посадил принца к себе на колени и сказал: «
помни тот час, в который ты сидел на коленах русского императора», и тут же подарил Наср-эд-Дину снятый с пальца драгоценный перстень. Прошло много после того лет и когда мне привелось в 1853 году, в Ниаверане (близь Тегерана), представляться Наср-эд-Дин-шаху, я лично убедился в том восторге, с каким шах переносился к минувшее, припоминая свое свидание с могущественным соседом.
После всех ласковых приветствий, обращенных к наследному принцу и эмир-низаму, государь перешел в действиях Персии, которая по наружности хотя и оказывала желание сохранить с нами дружеские соседственные связи, но в сущности поступала неприязненно. — «Можно ли, начал император, считать дружественною державу, которая принимает русских беглецов и, составя из них батальоны, наименовала оные русскими».
«Приличие и достоинство России страждут от такого нарушения дружбы, которая для пользы самой Персии должна бы остаться всегда ненарушимою.
«Эмир-низам, продолжал государь, вы видите, что я говорю хладнокровно, но истинное убеждение в неправильности направления, которое в этом отношении приняло персидское правительство, заставляет меня говорить с вами откровенно для избежания неприятных от того последствий».
На возражение эмир-низама, что это обстоятельство не было помещено в туркменчайском трактате, его величество заметил, что он единственно для сохранения собственного достоинства Персии запретил поместить эту статью в трактат, тем более, что исполнение ее было обещано Аббаз-мирзою гр. Паскевичу.
«Впрочем, сдавал государь, Мамед-шах не должен забывать те смутные обстоятельства, в которых находился он и вся Персия по смерти Фетх-Али-шаха, и что если спокойствие водворилось, то нельзя не сознаться, что Россия, с своей стороны, употребила все зависящие от нее к тому средства, для благополучного окончания дел в пользу нынешнего шаха. Не полагайте, что я от вас требую невозможного; возьмите пример от султана. Положение России с Турциею в 1828 и 1829 гг. было то же, что с Персией в 1826 и 1827 гг. Султан меня не понимал, но как скоро узнал правоту моих видов и требования, то и все недоразумения прекратились. Он выдает мне не только переметчиков из Россия, даже принявших мусульманскую веру, но и тех из русских подданных, которые бегают из Персии в Турцию, и мне остается желать только, чтобы сношения мои с Портою оставались навсегда в таком же положении, в котором ныне существуют.
«Прошу вас, сказал в заключение государь эмир-низаму, передать мои слова шаху, присовокупя, что я положительно требую выдачи двух русских батальонов и назначаю на то трехмесячный срок, и если по представлению вашему в означенное время требование мое не будет исполнено, то я, не объявляя вам войны, вызову миссию мою из Тегерана и прекращу с вами всякие сношения. Прибытие персидских принцев в мои пределы мне восьми тягостно, хотя правительство ваше еще ничего о них не упоминает, но я, по требованию шаха, их выдам; буду, однако-же, просить, чтобы их не наказывали и чтобы шах, но усмотрению своему, устроил их будущую участь; но не полагайте, что я хочу выдачею принцев получить взамен батальоны; нет, действия мои основаны за том, что требует приличие. Еще раз повторяю мои слова и остаюсь в полной уверенности, что требования мои будут исполнены. Может статься, что шах усумнится в справедливости слов, вами от моего имени ему передаваемых, посему я нарочно оставил дядю наследника, Иса-хана, дабы и он был свидетелем моих требований».
Полный текст
