ПУТЕШЕСТВИЕ В МОСКОВИЮ НИКОЛААСА ВИТСЕНА

1664-1665

В СОСТАВЕ ПОСОЛЬСТВА ИХ ВЫСОКОМОГУЩЕСТВЕННЫХ ГОСПОД ГЕНЕРАЛЬНЫХ ШТАТОВ ОБЪЕДИНЕННОЙ НИДЕРЛАНДИИ

ЕЖЕДНЕВНЫЕ СОБЫТИЯ ВО ВРЕМЯ МОЕГО ПУТЕШЕСТВИЯ ПО МОСКОВИИ

Начато 1664 г. 17 сентября

Н. Витсен ¹

17 сентября.

В этот день вечером я с послом прибыл в порт Хелдер, и на следующий день, 18 сентября в 11 часов, мы были на борту корабля "Борзая" ². Дул сильный холодный ветер с юго-запада, когда подняли якорь. Во время посадки стреляли из пяти пушек и играли трубы. Когда мы вышли в море, дул такой сильный ветер, что все члены нашей свиты без исключения мучились от морской болезни: все лежали вповалку. В первую ночь море продолжало действовать на нас так, что у некоторых шла горлом кровь.

19 сентября.

Рано утром море успокоилось. После полудня подул северный ветер, и тогда вокруг судна появилось большое количество тунцов. Здесь я убедился в правдивости пословицы "он плавает, как тунец"; действительно, они так быстро плавают, что за ними не уследить. [16]

20 сентября.

Суббота. Держался северо-западный ветер, мы продвигались довольно быстро. Ночью ветер стал попутным; боясь, что бакштаг ³ сбросит нас к берегу Ютландии, мы легли в дрейф.

21 сентября.

Утром на рассвете увидели мыс Скаген, он похож на наш берег. Это высокие песчаные дюны, видны несколько домов, издали они кажутся очень простыми, и бакен. Теперь все были здоровы. Казалось, что мы находимся в двух милях от берега. Было около 9 часов, когда мы подошли к упомянутому мысу, и здесь увидели наши два флейта ⁴ на мели: у одного был еще бушприт, другой был без вантов и швартовых. В этот день наш пастор читал проповедь, во время которой начался большой шум — приближалась буря; все бросились к парусам и снастям. Вскоре после полудня мы увидели Анголт и твердый берег Ютландии, а к вечеру берег Норвегии. Была очень тихая, хорошая погода и попутный ветер. Ночью я заметил, что луна заходила очень странно: сперва она казалась настоящим серпом с ручкой, а затем прямым столбом. В эту ночь, во время собачьей вахты ⁵, мы прошли мимо Анголта. На рассвете подошли к норвежскому берегу, он здесь высокий, и земля, видимо, плодородная. В следующую ночь мы совсем сбились с пути, бросали лот раз 50, прежде чем распознали, что глубина воды 10 сажен, а не 20, как думали и как должно было быть; оказалось, что мы подошли слишком близко к норвежскому берегу. С помощью поворота переменили курс и тогда почувствовали глубину. Наш флейт, который раньше заметил эту опасность, шел перед нами и, чтобы дать знак, что он почти попал на мель, поспешно повернулся к нам, но все кончилось благополучно. Вода вблизи Ютландии белая, в Остзее ⁶ она черная и солоноватая, а в Северном море — зеленая. Течения здесь непостоянные, что и послужило причиной нашего отклонения от курса. Это происходит [17] оттого, что пролив Белт выбрасывает огромную массу воды то в одну, то в другую сторону, поэтому и трудно учесть курс.

22 сентября,

в понедельник, мы еще шли около Норвегии. Берег там высокий, горы голые. Около полудня, все еще с попутным ветром, мы увидели мыс Куллен, там начинается территория Швеции. Перед мысом каждый, кто проходит здесь в первый раз, должен на рейде опуститься в море. У нас это сделали три матроса — женихи — они сверх требуемого обычаем несколько раз спускались (в море) в честь того или другого члена посольства. Этот мыс, когда к нему подходят, кажется сперва продолговатым, а потом округленным.

В этот день, около второго перерыва на еду, мы видели Кроненбург, Элсенер и Элсенбург. В 5—6 часов бросили якорь в проливе Зунд между Элсенером и Элсенбургом, выполнив обычные церемонии: спустили флаг и марсель и дали 9 выстрелов. Датчане из замка ответили тремя-пятью выстрелами. Шведы тоже стреляли из двух пушек, на что мы снова ответили первому тремя, а последнему одним выстрелом. К вечеру, когда мы собрались сойти на берег, нам в этом отказали. Наша лодка стояла у берега. Но нам, голландцам, под угрозой телесного наказания, запретили сходить на берег, так как они боялись чумы. Одного датчанина, который хотел войти в нашу лодку, я нелюбезно повернул назад, сказав ему: "Не хотите нас пускать к себе в страну, так оставьте наше судно". Негостеприимные датчане с любопытством подходили к нам. Мы же, считая, что отказ в выходе на берег есть неуважение к нам, немедленно отчалили.

23 сентября.

На следующий день мы убрали паруса и покинули Зунд. С попутным ветром прошли в тот день мимо Копенгагена и острова Амак, где живут голландские крестьяне ⁷, до [18] устья Балтийского моря. Корабль "Адмирал Аделаар" ⁸ стоял на якоре у Копенгагена под датским флагом и следил за соблюдением карантина. Отсюда мы еще видели шведский берег.

24 сентября,

среда. Погода была хорошая, но совершенно безветренная. Берег местами виден с обеих сторон, как обозначено на карте. Вечером поднялся сильный встречный ветер, и мы бросили якорь на острове Борнхольм.

25 сентября.

На острове, перед городком Ротте, нам удалось хитростью выйти утром на берег, заверив, что мы пришли из Бордо и вышли на берег купить свежие продукты. Обнаружили, что на этом острове довольно хорошие пастбища, здесь делают много хорошего масла, гуси и свиньи пасутся сотнями. Городок Ротте ⁹ застроен беспорядочно, дома из глины, церкви построены из белого камня, внутри украшены многими фигурами святых и крестами в католическом стиле; там же алтарь, орган. У каждого дома свой двор, окруженный стеной из собранных в кучи камней, очень неряшливый; так же ограждены земельные участки и кладбище. В конце острова виден большой неуклюжий замок ¹⁰. У берега много мелких скал и утесов, что неудобно для причала больших судов. У них красивые женщины, и самые знатные одеты по-датски.

Когда мы отправились осматривать местность, один офицер подошел к нам и сказал, что по приказу Его Величества не велено пускать голландцев на берег. От матросов они узнали, кто мы. Я ответил, что мы готовы в точности подчиниться приказанию Его Величества, но не знали о таком запрете, и попросил извинения. Они предложили принести нам все необходимое на судно, но мы должны были покинуть берег. У нас был заказан обед, и нам было жалко оставлять приготовленную пищу и накрытый стол. Но нас немедленно окружили солдаты и, едва позволив забрать купленные [19] продукты, погнали к пристани, где стояли солдаты с пиками в ружьями, чтобы не пускать нас обратно. Некоторые из наших набросились на них с бранью, говоря, что они не боялись голландцев, когда мы освободили Копенгаген и заняли Фунен. Как только мы покинули берег, губернатор прислал нам пропуск с правом выходить на берег острова, с извинением, так как оказывается, он не знал, что мы из свиты посла. Здесь мы дешево купили рыбу, похожую на нашу треску по вкусу и виду, но мельче. Мы покинули остров еще со встречным ветром до шестой склянки [3 часа]. В здешнем гарнизоне находились 500 солдат, 200 всадников.

25—28 сентября.

Шли с легким ветром до утра воскресенья, когда увидели землю, как оказалось, — берега Курляндии ¹¹, откуда, как думали штурманы, мы находились еще далеко. Наше счастье, что мы подошли к этой земле уже с рассветом, иначе положение для нас было бы весьма опасным. Теперь дул сильный ветер, повар с трудом подавал еду. Значительное время мы шли вдоль берега и считали, что находимся недалеко от мыса ¹² в проливе, в который нам надо войти, чтобы плыть до Риги. Однако мы находились еще на расстоянии 20—30 миль оттуда, так что, как оказалось, наши моряки очень просчитались.

29 сентября.

Ветер был встречный, и в понедельник утром мы увидели, что далеко отошли от берега, но не продвинулись вперед. Курляндия расположена в низине, местами видны деревья, дюны похожи на наши. Нам попалось место, которое они называют Сефенберген [Семигорье] из-за его семи холмов.

29-го мы спокойно плыли вдоль лифляндского берега, которого не было видно. Ночью ветер усилился, а именно в нашу пользу, так что в полдень мы увидели мыс, который ожидали и должны были обогнуть. Там высокие холмы, покрытые лесами, они кончаются пляжем на песчаном берегу. [20]

После полудня мы быстро продвинулись. Нашего флейта мы уже два дня не видели, и так и не увидели до реки Дуны ¹³. На этом месте кончается Курляндия и начинается Лифляндия ¹⁴. Там виден высокий бакен из дерева ¹⁵. Здесь же в проливе ¹⁶ мы увидели остров Русел ¹⁷. Издали берег кажется очень синим, почему его и называют Синей Землей. После полудня мы прошли этот пролив и увидели остров Рунен ¹⁸. Мы вошли в залив к вечеру и бросили якорь около 10 часов, боясь, что сильный ветер мог бы посадить нас на мель.

30 сентября.

Утром в 5 часов снова подняли якорь, шли берегом и пришли к полудню к реке г. Риги — Двине. В бухте вода спокойная; в устье реки с обеих сторон видна земля, песчаные холмы, местами с деревьями, над водой выступают мели. Прошли по фарватеру шириной примерно с выстрел. В устье реки лежит Дунамунда ¹⁹ — сильный шанец со множеством солдат шведской короны; они охраняют все течение реки и удержали город, когда русские 9 лет назад [в 1656 г.] его осаждали ²⁰. Шанец построен со стороны реки из камня, а с суши — из глины. Валы полые и служат солдатам жилищами, на них видны дымовые трубы, выглядит это странно. Рядом с простым домом губернатора возвышается деревянное строение, не смею назвать его башней, хотя оно несколько похоже на китайскую фарфоровую башню ²¹ своими зубцами и формой, только ниже. На другое берегу реки на расстоянии видны зеленые бастионы, очень низкие. В устье реки удобный бассейн, он служит гаванью, сейчас здесь стояло на якоре много голландских судов. На побережье здесь много дюн, как на о. Тессел [Texel], однако кое-где есть отмели и растет тростник. Против замка или крепости, на том же берегу, стоят несколько домов, где живут воины, охраняющие город. Здесь купили семгу — 7 штук меньше, чем за 5 гульденов; сами мы ловили окуней и другую рыбу.

Когда вошли в реку, то, после спуска флага и парусов, мы дали в честь крепости пять, а шведы — четыре выстрела, но когда собрались идти прямо к городу вверх по реке, то [21] сразу к борту подошел офицер из крепости и сказал, что у него приказ нас пока не пускать; он хотел сразу послать в город сообщение о нашем прибытии. С нами говорили издали, запретили выходить на берег и не хотели принять наши бумаги. Наше судно дало три выстрела в его честь, когда он возвращался на берег. Он немного обиделся, что мы, не бросив якоря, продолжали идти дальше, тогда как там принято просматривать каждое судно. Мы извинились: не знали, что этот закон касается и военных судов. Когда посол сказал, что хочет кого-нибудь из своих послать с корабля в город к его превосходительству генерал губернатору ²² для выполнения необходимых церемоний вежливости, он извинился и сказал, что этого не разрешит. Я видел здесь странные суда, похожие на кельнские баржи, покрытые травой.

К вечеру на нашем судне появились два человека из города: капитан здешних городских солдат и Харман Беккер, купец из Риги, предложивший послу свою усадьбу, чтобы там расположиться, так как он беспокоился, что нам придется пройти карантин. Посол сказал, что на следующий день придет посланец графа, который известит его о королевском приказе. Он благодарил Беккера за приглашение в усадьбу, но предпочел остаться на судне. Воздух здесь был уже довольно холодный, ясный и по-зимнему морозный.

1 октября.

В 10 часов следующего дня упомянутый человек подплыл к борту нашего судна. Это был старший лейтенант Стефкен. Посол пошел к нему навстречу, оставаясь на борту своего судна. Первое, что он [Стефкен] сказал, был вопрос, не желает ли посол на короткое время переехать в усадьбу Беккера. Посол сказал, что не имеет инструкции оставить судно таким образом, но любезно передал просьбу к графу прислать подводы, повозки и все необходимое для дороги, тогда он не войдет в город, а если ему и в этом и в высадке откажут, то он вернется назад и пристанет к другим берегам. Они обращались друг к другу весьма любезно. Эта встреча была похожа на беседу Сереалиса и Сивила, как они [22] изображены на картине в нашей ратуше, когда они издали кричали что-то друг другу, стоя на перерубленном мосту ²³. Когда лодка отчаливала, загремели пушки и зазвучали трубы. В этот день у нас гостили трое господ, которые пришли на наш флейт, двое из Риги и один из Курляндии.

2 октября.

NB: как мы пили под звуки труб и гром пушек. На следующий день мы все еще не получили ответ на вчерашнее предложение. Погода была скверная, шел град и снег. Наши земляки, шкиперы, стоявшие на судах вокруг нас, не смели или им не разрешили перейти на наше судно, и их карантин или стоянка были опять продлены на 8 дней.

3 октября,

пятница, погода успокоилась. Лейтенант Стефкен принес разрешение губернатора Оксенштирны, по которому мы могли подойти к городу на расстояние одной мили до определенного места [усадьбы Хермана Беккера]; обещал доставить нам все необходимое и сказал, что эта стоянка якобы будет длиться не более 5—6 дней. Перед отправкой мы палили из пушек, и из шанца тоже выстрелили. Едва мы прошли четверть часа, как ветер стал встречным, и нам пришлось бросить якорь.

Берег с одной стороны равнинный, а с другой — высокий, холмистый. На низком берегу некоторые дома сложены из бревен, покрытых камышом. На противоположном берегу мы нашли деревню, где стояли на земле только 3—4 дома или избушки, остальные дома — это землянки, а вокруг них деревянные частоколы, воткнутые в землю. Землянки покрыты навозом и глиной. В некоторых было два, а в других только одно помещение. Я влез в одно из них, подарил жителям табак, который употребляют и мужчины и женщины. Место для сна — это угол, куда все лезут на подостланное сено. Пол грязный и мокрый от просачивающейся из-под земли влаги. Очаг в середине, дым выходит из единственного отверстия. На детях, хотя уже было очень холодно, ничего [23] не было, кроме рубах, а у большинства женщин верхняя часть тела ничем не покрыта, мужчины же одеты в тулупы. Их обувь — это подошвы из древесной коры. Я видел новорожденного, он лежал совершенно голый, без всяких пеленок, в корыте; короче, нищета такая, что невозможно описать, хуже, чем у рабов. Несмотря на это, они еще обязаны платить дань господину и даже за свое пребывание там тоже должны платить деньги. У нас свиньи живут лучше. Однако эти люди здоровые и рослые, их пища — это сухой хлеб и рыба, питье — вода. Они все рыбаки, держат свиней в своих ямах в одном помещении с собой. У детей и поросят одна судьба: постоянно копаться в земле; почти у всех детей большие пупки. За небольшие деньги они дали нам много рыбы. Женщины, как и мужчины, занимаются рыбной ловлей, работают не менее тяжело. В большие сети они ловят семгу, в этом участвуют все жители деревни. Женщины сопровождают своих мужей в плавании, участвуют в рыбной ловле и во всякой работе. Один из наших слуг застрелил здесь тюленя.

4 октября.

Из-за плохой погоды мы не могли двинуться; узнали, что на следующий день снова кто-то придет от губернатора к послу. На обоих берегах этой реки говорят на нескольких языках: где на не-немецком, где на курляндском ²⁴. Сегодня услыхали, что в городе издан приказ не допускать чужих из Курляндии. Пока наш корабль не в городе и не разгружен, они не хотели, чтобы мы пришли к ним в город. В субботу, после полудня, к нам опять подошел старший лейтенант Стефкен с разрешением дойти до усадьбы X. Беккера, куда мы сразу направились, но встречный ветер вновь помешал нам.

5 октября.

Рано утром, в воскресенье, мы подошли к упомянутому месту и в тот же день присутствовали на церковной службе. Река имеет с одной стороны много рукавов. Берег на той стороне, где стоит усадьба, очень низкий, на противоположной [24] стороне — высокий песчаный. После полудня я направился на лодке к усадьбе: она расположена по-голландски, постройки — по обычаям страны — из скрепленных бревен. Я видел, что дети здесь, как и в той деревне с землянками, ходили нагими, в одних лишь рубашках; взрослые тоже плохо одеты; они ни слова нашего не понимали, это странно, потому что в соседнем городе говорят по-немецки. Здесь в течение двух дней стояли 20 солдат, чтобы охранять посла, когда он выйдет на берег, но теперь они уже ушли; осталось только несколько офицеров, которые нас спросили, собирается ли посол сойти на берег, в этом случае они отправят к нему вестового; мы сказали, что не знаем его намерений.

Эти все тоже очень боялись нас, не смели близко подойти, и мы кричали друг другу издали.

6 октября,

в понедельник, некоторые из нас хотели выйти на берег купить у крестьян молочные продукты. Нам отказали в этом солдаты, находившиеся на берегу, сказав, что у них есть приказ никого из наших не пускать на берег, в чем мы скоро убедились, ибо, когда я и еще один (из наших) хотели выйти на берег немного прогуляться, нас не пустили солдаты, и мы, чтобы не подвергаться оскорблениям, сразу вернулись. Теперь на обоих берегах были солдаты, они мешали всякому допуску к нам. Вскоре после полудня двое из ратуши пришли как депутаты приветствовать посла и выразили свое сожаление, что его так долго задержали здесь, предложили свои услуги и т.п. в длинной немецкой речи по их обычаю. От нашей стороны посол ответил с такой же вежливостью и любезностью. Отчаливая, мы выстрелили три раза.

7 октября.

На следующий день мы получили разрешение выйти на берег, не подходя близко к домам. Посол отправился с целой свитой прогуляться по высокому берегу реки; солдаты следовали за нами издали. То же самое произошло и после [25] полудня. Земля здесь просторная, место высокое и сухое, заросшее вереском и кое-где соснами, домов немного, хорошо для прогулок и проветривания, что нам и предписали, так они боялись чумы. К вечеру подошли к нам несколько нидерландских купцов, с которыми мы, все оставаясь на своих судах, стоящих борт о борт, выпили глотка два, не переходя друг к другу.

8 октября,

в среду, к полудню, упомянутый старший лейтенант снова пришел к нам от имени генерал-губернатора, извиняясь, что еще не может дать нам возможности заниматься делами (т.е. выйти на берег), он предложил свои услуги расквартировать нас всех у горожан, как только кончится срок карантина; жаловался, что некоторые наши люди были в кабаке на берегу и плохо себя вели, вопреки обещанию и запрету.

После полудня погода позволила нам снова немного прогуляться по этой сухой и незаселенной земле, мы ловили рыбу и стреляли дичь. Куда бы мы ни пошли, финские солдаты шли за нами по пятам, все время отстраняя нас от немногочисленных жилищ.

9 октября.

9-го ничего значительного не произошло. Мы развлекались на берегу игрой в "метание камней".

10 октября,

перед полуднем, один человек приходил на наш корабль, предлагая свои услуги; его схватили, когда он вернулся на берег. Вскоре после полудня появился тот самый старший лейтенант, в сопровождении двух капитанов, уже не около нашего корабля, как прежде, а на корабле. Он принес разрешение входить в город со следующего вторника, где хотели нас встретить и просили подойти несколько ближе к городу. В понедельник мы могли при желании [26] отправить людей в город, чтобы все приготовить. Прием должен был состояться в понедельник, но это был такой день, когда шведы не начинают ни одного праздника или военного похода, потому что в этот день они когда-то потерпели поражение в бою.

11 октября.

В субботу погода была опять холодная, теперь каждый приходил беспрепятственно на наш корабль.

12 октября.

В воскресенье мы находились на расстоянии примерно полутора пушечных выстрелов от города. Это было удобное место для высадки, там большая площадь для размещения карет при встрече. Река здесь имеет несколько островков. Берег с одной стороны высокий, а с другой низкий, на обоих берегах луга, и хотя мы были уже вольны пускать к нам любого, и даже самим выйти на берег, они все же еще не допускали, чтобы мы заходили в дома, занятые солдатами.

13 октября,

в понедельник, опять загвоздка: старший лейтенант Стефкен принес известие, что наш шкипер флейта умер, и именно от чумы, а также, что мы ему солгали, сказав, что уже 6 недель назад выехали из Голландии: оба эти известия были неверными. Шкипер должен был сам и через своих знакомых засвидетельствовать, что он жив, и показаться лейтенанту. После этого все было налажено, но наши люди должны были до вечера оставаться с багажом около городка, прежде чем их туда впустят. Сочинили также, что мы выбросили мертвого шкипера за борт и что его тело всплыло. Погода была теперь хорошая, и для развлечения мы стали грести. Узнали, что рыбаки, многие из которых ловили рыбу вокруг нашего корабля, использовались, чтобы доносить, приходят ли к нам на борт какие-либо купцы. [27]

14 октября.

Наконец во вторник, 14 октября, когда мы уже 13 дней стояли на этой реке, нас встретили, и мы получили возможность заняться делами. После нашего выхода на берег срок стоянки опять увеличили. Если бы мы не были впущены до этого приказа, то, без сомнения, еще долго стояли бы.

Итак, в этот день точно в два часа к нашему кораблю подошли за послом две королевские шлюпки со старшим лейтенантом; шлюпки были покрыты синим сукном, и все гребцы были тоже одеты в синее сукно. После долгих речей посол, трое дворян и старший лейтенант вошли в первую шлюпку, другая часть свиты, кроме слуг, — в другую шлюпку, трубачи впереди. Когда посол сошел с корабля, сразу спустили флаг и стреляли из пушек. Швед не хотел сидеть рядом с послом, все же его удалось уговорить, но он оставил большое пространство между ними, так что посол сидел как бы отдельно.

На берег посол шел по приготовленному мосту, где его сразу приветствовал и принял барон Кроненштерн ²⁵ с ассистентом Королевского Совета Хелмисом от имени генерал-губернатора Оксенштирны. Он говорил по-латыни длинную речь, но так тихо, что я, стоя позади посла, с трудом мог понять, на каком языке он говорил. Посол ответил по-французски. После него пришли приветствовать посла от имени Совета секретарь Кихман и советник Хилболт. Они говорили на верхненемецком языке, и им ответили на нидерландском. После них подошли двое нашей нации ²⁶ и выступили с речью, в которой были хорошо подобранные слова и смысл. Они говорили так, чтобы слышали все. Когда они подходили, присутствующие начали ухмыляться, не ожидая ничего хорошего. Все это происходило на берегу в окружении многих людей и рижских всадников. После этого посол сел вместе с упомянутыми господами ²⁷ в карету губернатора, которая была последней в процессии, что по правилам страны считалось почетным местом, а впереди губернатора ехала карета посла, в которой сидел шталмейстер, перед ними дворяне [свиты] в карете, запряженной шестью лошадьми, а также карета [28] второго губернатора. Перед ними еще карета с шестью лошадьми, в которой сидели другие господа из города. Перед ней карета, запряженная четырьмя лошадьми, в которой сидел наш доктор, секретарь и т.д., впереди них шли еще 13 карет, заказанных нидерландскими купцами к нашему приему; так что там были: 1 карета генерал-губернатора, 1 — губернатора, 2 — от города и 13 от купцов. Перед послом ехал телохранитель с войсковым молотком ²⁸ в кулаке, после него наш гофмейстер ²⁹, затем пажи, которые шли за хирургом, камердинеры и т.д. Лакеи шли вокруг кареты пешком; продвигались медленно, нас провожала большая толпа пешеходов — поляки, лифляндцы, русские, немцы. Когда въехали в город, по обе стороны стояли войска. Основная часть, не менее 200 человек, стояла в хорошем порядке на площади внутри ворот. Рынок, мимо которого мы ехали, тоже был занят солдатами, в большинстве это финны и лапландцы. Как только посол появился внутри городских ворот, дали 24 выстрела из орудий, стоявших на валах; наш корабль ответил на них.

Итак, нас привезли в предназначенный нам большой дом, в прихожую которого можно въехать в карете с шестью лошадьми, с четырьмя можно поворачиваться. Стены толщиной 6—8 футов. Стену, по-старинному отделанную деревом, украшают вместо картин оловянные тарелки: 200—300 штук едва хватает на одну комнату. Постройка грубая и бесформенная, каждое помещение имеет печь, кухня находится в передней части дома.

15 октября.

В первый день после нашего приезда старший лейтенант Стефкен пришел беседовать с послом, а после полудня его приветствовал бургомистр и Совет города Риги. По обычаю страны они принесли ему пищу и питье, но посол отказался принять. Это показалось им странным и необычным, они даже предположили, что наше правительство плохо относится к ним. Но когда посол извинился, сказав, что у нас не принято принимать дары, они остались довольны ³⁰. То же [29] самое произошло и с графом, который прислал приветствие послу. С нашей стороны подобные приветствия были переданы ему через секретаря.

В этот день я был на проповеди и на праздновании — благодарность Богу за освобождение этого города от длительной осады русских 8 лет назад. У царя тогда было 180 тыс. человек [войска]. Ими был сожжен весь пригород, и сейчас еще видны следы их лагеря. В церкви, где слышны красивая музыка и пение, я имел возможность наблюдать за многими дамами: все одеты в самые лучшие платья, на голове ценные собольи шапки. Женщины-горожанки всю красоту вкладывают в них, так как им не разрешается носить драгоценностей; на плечах — короткие пальтишки, на длинных юбках белые передники. Другие, дворянки, одеты по-французски, у некоторых голова [убрана] по-французски, а одеты — по обычаю страны. Женщины из простонародья ходят по улице с накинутыми на голову одеялами. Люди знатные ездят в санях, покрытых искусной резьбой. На священниках во время проповеди — длинные кафтаны с воротниками и шапки. В церкви алтарь, горящие свечи и образа, как у католиков. Консистория ³¹ состоит из восьми пасторов, из которых один является главным интендантом и четверо занимаются мирскими делами. Городское управление состоит из четырех бургомистров, при нем полиция, суд и большое число советников. Один из четырех бургомистров представляет там короля Швеции.

16 октября.

На следующий день посол отправил нашего секретаря к графу, чтобы приветствовать его и справиться о здоровье. С той же целью старший лейтенант Стефкен пришел от имени графа к послу. Наш переводчик сегодня ездил к русскому послу, чтобы от имени нашего посла справиться о здоровье царя, но русский не посмел его принять. Вечером я посетил рижских дам; полагается поцеловать их протянутую руку, они же кивнут головой и иногда поклонятся. [30]

Каждое утро здесь большой рынок с сотнями людей: поляки, русские горожане, не-немецкие и курляндские крестьяне; продают там все. Местные крестьяне — очень бедные люди, они считают себя богатыми, если у них есть лошадь, топор, корова и лопата; они все крепостные, каждый находится под властью своего господина; это грубый народ, язык их странный, и они не понимают горожан.

Наши земляки в этот же день пришли приветствовать посла, среди них был крестьянин из Де Рейп, который живет и торгует здесь уже 30 лет. У него усадьба размером в 5 миль, в которой 100 крестьян, его рабы, обрабатывают землю и ежегодно приносят ему свою дань.

Люди из простонародья открыто, без стыда, купаются, мужчины и женщины выбегают из бань на улицу в чем мать родила и кидаются в холодную воду или обливаются ею. У людей знатных отдельные бани в своих домах, где девушки моют купающихся мужчин и женщин.

17 октября,

в пятницу, у нас снова появился старший лейтенант. Мы осмотрели 20 пушек, взятых у русских. После полудня приехал сам граф Оксенштирна приветствовать посла с большой свитой из алебардщиков, благородных пажей и слуг. Я и мой коллега проводили его от кареты до прихожей дома, навстречу послу. Мы провели всех шведов внутрь дома, и они пошли вперед, чтобы приветствовать посла и его свиту. Сидя, они беседовали больше получаса в нашем присутствии. На шляпе, перевязи и перчатках графа было много бриллиантов, его одежда была украшена позументом. Уходя, дворяне шли впереди, мы следовали за послом.

В этот день у нас рассказывали, как дешева здесь дичь. Если господин дает своему охотнику 1 фунт пороха и к тому еще и дробь, тот должен принести ему 80 штук дичи: зайцев, рябчиков, серых куропаток, глухарей и т.д., и тому это еще и выгодно, ибо он может застрелить больше ста штук.

Кто здесь грешит против правил веры, должен каяться в церкви, перед всеми, одетый в белое. [31]

18 октября,

после полудня, посол сделал ответный визит графу Оксенштирне; поехали ко двору в двух каретах. Мы все прошли вперед до малого внутреннего зала. Наверху они вдвоем беседовали, что продолжалось четверть часа. После этого посол отправился посетить жену Беккера. (NB: это было после того, как мы, уйдя от графа, снова сели в карету.) Замок — четырехугольный колосс, построенный из белого гранита [Hartsteen] ³². Он находится в запущенном виде, окружен рвом и земляными валами для защиты. Когда посол прибыл, графиня стояла со своими дамами у окна. Граф принял посла так же, как его приняли у нас (т.е. у входа). Теперь пришел приказ, что нидерландские корабли должны вместо двух стоять шесть недель в карантине.

19 октября.

После полудня, в воскресенье, к послу пришел с приветствием председательствующий бургомистр Риги. Сразу после его ухода посол поехал к нему с ответным визитом и передал ему грамоту от Их Высокомогуществ этому городу.

20 октября.

20-го были у нас двое из Совета, предлагали послу свои услуги и всякую помощь и сказали нам, что магистрат немного недоволен заглавием послания к нему: в титуле позабыли слово "Высокочтимый", тогда как со времени последней осады им [членам магистрата] пожаловали дворянство.

21 октября.

Во вторник я отправился осматривать город, в том числе водопроводное сооружение, через которое горожане из Двины получают воду в свои дома с помощью труб. Насосы, приводимые в движение лошадьми или ветром, нагоняют воду вверх в бак. [32]

В этот день посол еще посетил здешний дом холостяков ³³, где мы пили из больших серебряных чарок; и пьянствуют же в этом доме! Наши имена здесь записали. Этот дом, говорят, построен 400 лет назад Артом, королем Польши, для холостяков, здешних жителей, из них некоторые являются постоянными его управителями, среди которых один является самым старшим. Дом имеет большие доходы, там едят и пьют за небольшие деньги, все в пользу горожан-холостяков. В доме много старых обычаев и правил. Это добротное здание внутри и снаружи; на фасаде фигура Мавра ³⁴; внутри помещения — очень ценный серебряный сосуд для питья. Скамьи для сиденья и столы украшены красивой резьбой. На балке висит шкура волка, который, как говорят, убил здесь многих людей, перелезая через стены города. Говорят еще, что юноши оказывали королю Арту большие услуги во время беды, почему он им в награду и подарил это здание со своими привилегиями. Но я не мог узнать истинную правду, а также собственные их законы самоуправления; они их сами едва ли знали, хотя их очень много и они содержатся в древних письменах.. Они показывали нам и большие шпоры, длиной и шириной в пядь в диаметре, а также и оружие для рослых людей, их предков.

В тот же день я осматривал самую большую их церковь ³⁵. Поистине, как все это похоже на католичество: перед хорами наверху изображены Страсти Господни в 9—10 плоскостях, все искусно вырезано из дерева и разрисовано; распятие находится наверху в виде изваяния больше человеческого роста. На хорах у алтаря видны сакрифиция ³⁶, большие горящие свечи и много скульптур. Эти евангелики устраивают свои утренние и вечерние пения в церкви, женщины стоят на коленях. Мимо церкви мужчины проходят с непокрытой головой и молитвой.

Люди здесь одеты великолепно, роскошно и утонченно, так что король вынужден был назначить налог на одежду; горожанам запрещено носить на одежде серебро, золото, кружево или позумент, а женщинам — ходить с распущенными волосами. Дворяне и чужеземцы носят то, что им нравится. Несмотря на запрет, горожане вешают на себя [33] вещи, стоящие тысячи, а именно меха. Когда они выходят из города, женщины и мужчины украшаются, важно выставляя напоказ свое богатство, надевая на себя все, что они могут носить. Но, как только возвращаются в город, они все это должны снять. Питание здесь в изобилии и дешевое, особенно куропатки, зайцы, рябчики, фазаны, глухари, тетерева и т.д.

Мы чувствовали себя все очень вяло, сильно болела голова от слишком натопленных помещений, к чему мы не привыкли.

22 октября.

На следующий день, в среду, мы думали отправиться дальше, но отправка была отложена из-за плохих дорог: шли проливные дожди, и нам сказали, что если бы мы поехали, то рисковали бы здоровьем и багажом. Посол снова отправил несколько человек к московитскому послу передать привет и справиться о его здоровье, однако тот вновь передал, что не может нас принять; а я думаю, что он не смел с нами беседовать, потому что на это у него не было приказа и это могло быть истолковано в дурную сторону. Без приказа они ничего не могут сделать, даже самое малое.

Когда я в тот день для развлечения пошел гулять, то увидел на полях кости сотен убитых, непохороненных русских, ямы, полные трупами, многие едва покрытые землей. Это осталось от недавней осады города, во время которой сам царь с войском около 200 тысяч человек находился под Ригой.

28 октября.

Мы поехали со всей нашей свитой посмотреть большую рыбную ловлю на реке Двине. Участвуют несколько сотен лодок; рыбу гонят сверху вниз по течению на несколько миль, ударами и всплесками по воде, и здесь ее ловят целыми косяками. Этот способ рыбной ловли применяется один раз в году для всех, кто хочет в этом участвовать. [34] Охота здесь тоже разрешается всем. Там, где рыбаки собирались и поднимали свои сети, находилось дворцовое имение, нечто вроде поместья. Там стояли рядом 3—4 деревянных отапливаемых домика; некоторые служили спальнями, другие складами для хлеба, который здесь сушили и собирали, третьи — стойлами для скота. Погреба стояли прямо в поле и открывались через люк; кухня такого же типа, покрыта и огорожена ветками и кустами. Это место называют Девичий двор; здесь работают более 100 крепостных крестьян, которые, по обычаю страны, все, вплоть до детей, обязаны выполнять всякую работу для местной власти или для владельца; без разрешения они не могут сделать и шага, не имея никаких личных прав. Каждый знает, сколько он должен принести продуктов, в зависимости от количества земли и членов семьи. В определенное время они должны явиться на барский двор, послать слугу или прислугу; девушек обычно сажают за прялку. Самым богатым считается крестьянин, у которого большее количество детей, если он может их удержать у себя, ибо господа имеют власть торговать ими и продавать их. Во время уборки урожая эти крестьяне работают день и ночь почти без сна, подремав только час или полтора; это мне кажется достойным удивления. Считаются богатыми те, у кого собственная лошадь, корова, плуг и топор, этим они могут обойтись и все устроить. Это народ вороватый, одеты очень скудно и бедно, носят обувь из коры и т.п. Если их не держать в такой бедности и подчинении, они выйдут (из повиновения. Господа имеют право распоряжаться жизнью и смертью своих крепостных, что в Курляндии еще часто практикуется; но все же их права более ограничены, чем это было в Древнем Риме.

Здесь сами господин и госпожа угощали нас пищей и напитками. Госпожа сидела во главе стола и всем раздавала угощение; ели из маленьких блюдечек и тарелочек; кисловатое вино с сахаром и пища — все приготовлено по их обычаю, всего было в достатке.

Мы проехали мимо покинутого русского лагеря: это большое пространство более получаса езды в окружности, [35] огороженное бруствером и сухим рвом; посередине — небольшая речка, видны еще два кладбища и большие кучи костей убитых. Здесь стоял сам царь и с ним около 200 тысяч людей, еще было видно, где стояла его палатка.

29 октября.

Я был на рижской свадьбе, или хоогтейт, как они говорят. Все там происходит совсем по-другому, чем у нас. Невеста и жених без встречи или приветствия сами по себе приходят к дому гильдии, где празднуют свадьбу. Так же приходят и все гости, отдельно мужчины и женщины. Когда все соберутся, происходит бракосочетание молодых в свадебном зале. После длинной проповеди священник в плоской шапке и ризе с воротником надевает молодым кольца, соединяет их руки и женит их, при этом долго поет и благословляет их словами и жестами. После этого все садятся за стол, мужчины вверху, а женщины внизу стола, в соответствии со своим положением. Пищу подают на маленьких блюдечках, пиво — в кружках, вино — в кубках. И так сидят до вечера. Музыканты меж тем не сидят без дела; затем ведут на танец невесту, украшенную венцом из ценных камней. Она танцует первой, что происходит по польскому обычаю: мужчины следуют впереди, женщины — за ними, держа их за руки; одна пара тянет за собой другую, и так семенят по комнате друг за другом, без особого искусства. Кто выглядит в танце наиболее чопорно и скромно, тот, считается, и танцует лучше, чем они все очень гордятся. Женщины стоят вместе в углу, а мужчины тем временем пьют. Ухаживать, а тем более целовать женщин, не позволяет обычай. Когда кто захочет танцевать, он выбирает одну и, окончив танец, приводит ее туда, откуда взял. Мужчины сидят за маленькими круглыми столиками, вроде треножников, перед ними стоят напитки, и каждый пьет, когда хочет. После этого невеста и жених с гостями уезжают к своему дому. Там снова танцуют и едят, и до рассвета чета не ложится в постель. Но перед этим отец невесты передает жениху его любимую с важным видом, речью и увещеванием, [36] пожеланиями и тому подобным, а жених ему отвечает. Музыканты встают и прерывают речь, часто прямо на середине. Люди здесь так великолепно празднуют свадьбы, что иногда треть, да даже половину своего добра тратят на это. Здесь два общественных свадебных дома: один для большой, другой для малой гильдии ³⁷.

30 октября.

Наш шталмейстер ³⁸ отправился в Псков, чтобы сообщить о приезде посла. Ночью сгорел дотла великолепный дом; здесь хороший порядок при тушении пожаров.

31 октября.

Главные из наших, по обычаям страны, были приглашены на праздник официальным напечатанным письмом. Мы узнали, что дороги к Пскову хорошие.

1 ноября.

На следующий день Совет прислал послу письмо для Их Высокомогуществ, но ввиду того, что титул был составлен неправильно, оно не было принято; это звучало так: "Его наисветлейшим, великомощным штатам Голландии и Западной Фрисландии". NB: об этом я с городским секретарем крепко поспорил. Все было приготовлено к выезду.

Город Рига, по-моему, окружен восьмью больверками, очень высокими и укрепленными оборонительными палисадами, с валами, перекладинами и т.д. На наружной части каждых ворот находится оборонительное сооружение; здания некрасивые, улицы застроены без порядка, дома большие и неуклюжие; фасады тяжелые, кирпичные, окна такие, как у нас в стенах пивоваренной, с телегой и лошадью можно въехать прямо в дом. Комнаты отапливают, каждая с двойными дверями, чтобы сохранять тепло; на стенах блюда вместо картин.

Город имеет шведскую, немецкую и латышскую церкви; все эти великолепные здания покрыты медью; одна из них [37] имеет очень высокую острую башню ³⁹. Внутри они разукрашены по католическому обычаю; священники, которые здесь участвуют в управлении, в ратуше, ходят одетые в пышные рясы и носят плоские шапочки. Один из них — главный управитель или епископ; у них большие доходы. Здесь лютеранское богослужение, свои заутрени и вечерни, поют и молятся внешне набожно; когда после проповеди произносят "Отче наш", пастор уходит, и каждый молится про себя, затем поют, играет орган. Мужчины выходят первыми, а женщины остаются еще молиться, каждый уходит, когда захочет. Этот город имеет Латинскую школу; здесь была и гимназия, но по недостатку учеников она теперь закрыта ⁴⁰.

Мне кажется, что город имеет 4 наземных и 5 водных ворот. Каждый вид судов имеет свою стоянку или пристань. Голландцам отведено самое большое место. В городе высокая старая пороховая башня, теперь пострадавшая от русских. Ратуша не стоит своего названия; когда собирается Совет, закрывают рынок. Управление города состоит из бургомистров, советников и старейшин ⁴¹. Четыре тысячи солдат находятся в гарнизоне от имени шведской короны. Здесь резиденция генерал-губернатора Лифляндии и губернатора ⁴².

Здесь жесткие порядки: впрягают людей рядом с животными в телегу с навозом. Народ очень корыстный и торгашеский, друг другу не доверяют. Если покупают сапоги, то сапожник держит один сапог, пока не получит деньги. О вкусной пище и питье они очень заботятся, до мелочей; что касается одежды, то они потеряли бы всякую меру, если бы сверху за этим не следили. Ни один купец не должен носить кружево, белые чулки или серебро; так же и женщины, которым запрещено носить распущенные волосы. Дворяне, солдаты, иноземцы носят что им угодно. Надо отметить, что когда купец выезжает [из города], он роскошно одевается, как бы выражая этим свой протест, назло дворянству; это. им разрешается. Женщины ходят в церковь одетые по-особенному: в трех пальтишках, надетых одно на другое, — верхнее из соболя, которым замужние женщины покрывают и голову. У них всякого рода рыба, идущая в пищу: караси, карпы, судаки, странный угорь, мелкая сельдь и такие же [38] рыбы, как у нас. Много мяса и дичи: глухарь, серая куропатка, рябчик и тетерев. Люди говорят здесь на разных языках: некоторые горожане говорят только на латышском языке, другие — на верхненемецком, третьи по-рижски, т.е. на нижненемецком, самые знатные говорят на этих трех языках. Бани здесь тоже в обычае. Молодые люди обоих полов общаются иначе, чем у нас; здесь существует обычай, по которому летом целые семьи, все вместе, молодые и старые, уезжают к крестьянам развлекаться. Ночью старые спят вместе, так же и молодые, они лежат все рядышком, то юноша, то девушка. Однако одна старуха ночью караулит, чтобы не совершилось греха. Это называется выезжать, чтобы "лежать в рядах". В городе очень много лошадей, они имеются у каждого горожанина. В обиходе монеты — риксдальдеры, польские гульдены, серебряные шиллинги, марки и т.д. Барки и повозки очень простые, первые все низкие, вторые — едва 2 фута высотой, все сделаны без железа.

4 ноября.

К послу пришли голландские купцы [живущие в Риге], которых обидели: они просили, чтобы посол выхлопотал у генерал-губернатора для них свою церковь. Несколько дней они не появлялись, пока посол их не пригласил, чтобы поговорить о своей поездке. После полудня посол простился с генералом, который в свою очередь на следующий день пришел в дом посла прощаться. Теперь купцы снова пришли поговорить с послом о своем деле, но для них ничего не было сделано. Когда я увидел парад солдат и удивился, почему ни у кого из них нет ружья, мне сказали, что их отняли, чтобы не было баловства на улицах. Эти воины, получая мало денег, часто начинают воровать и грабить. Мы отправили наш багаж вперед, примерно на 50 повозках.

6 ноября.

Депутаты Совета пришли прощаться с послом.[39]

7 ноября.

Мы выехали из Риги, нас проводили члены Совета и несколько человек от имени графа, присланные с каретами. Посол сидел в карете графа, вокруг ехали и шли его слуги. Нас провожали также несколько человек верхом, дворяне и горожане. Свита посла ехала перед его каретой. Как только мы очутились за воротами, сразу дали залп из пушек. Нидерландские купцы нас проводили не так, как встретили. NB: на расстоянии получаса езды от города нас оставили провожатые после надлежащего прощания, и мы ехали через горы и леса еще 4 мили ⁴³, остановились, не доехав полмили до реки А ⁴⁴. Лес здесь и до самой Москвы состоит из сосен и елей, ими и удобряют землю: дерево сжигают, и зола служит удобрением; когда земля истощается, она снова заращивается лесом. В деревушке Нойермюлен мы переехали рукав Двины. Там стоит старый замок, который я наспех срисовал; там же с нами попрощались наши последние друзья. Здесь я видел двух медведей, которые очень забавно танцевали в такт звукам труб. Мы еще прошли мимо озера под названием Белое. Остановились ночевать в Ионкерсгофе ⁴⁵. Дворы у дворян здесь все из дерева, низкие, дома из 2-3 комнат. В тот день мы ехали около 6 часов.

8 ноября.

На следующий день отправились в 9 часов и спустя полчаса проехали мимо реки А, здесь я срисовал ее волок. Она впадает недалеко оттуда в море ⁴⁶. В тот день мы квартировали на 3 мили дальше у одного дворянина по имени Вольф. Эта земля заселена редко, дома встречаются кое-где, церквей очень мало, почти все дворяне живут в провинции, занимаются земледелием.

9 ноября.

На следующий день мы уехали от Вольфа в 10 часов и за 7 часов проехали 3,5 мили через горы, долины, пустоши, леса. Мы остановились под горой, среди высокого соснового [40] леса, на постоялом дворе, вблизи реки Брасле ⁴⁷. Здесь уже попадались бревенчатые мосты ⁴⁸. Было любопытно видеть, как наши возчики устроили лагерь из подвод, зажгли большие костры, у которых они ночью вместе с лошадьми легли спать под дождем и ветром. Место ночевки было очень скверное: нам дали нарубленную солому, отнятую у свиней, наши лошади и скот не получили корма; харчевни имеют здесь только одно помещение, куда мы все втиснулись.

10 ноября.

Продвинулись только на одну милю, и то за 2 часа; сделали остановку, потому что дальше не было вблизи жилья. Место, где мы ночевали, они называли Большой Рооп, но оно немного лучше прежнего. Здесь находятся два замка ⁴⁹, на расстоянии пушечного выстрела друг от друга, один на этом, другой на том берегу реки. Больший замок расположен на горе, прежде он служил укреплением. Одна его половина спускается к реке, а другая половина — это крепость; забавно видеть крепость наполовину сухую и наполовину мокрую от высокого водопада. Здание построено частично из кирпича, частично из выжженных изразцов; позади него — старая разрушенная церковь, как показано на моем рисунке. Через два дня владелец этого замка собирался хоронить своего сына, тело которого уже год стояло на земле. В знак траура о нем ежедневно звонят колокола. NB: о похоронах дворян здесь. Другой замок стоит тоже на выступе, ho не в таком хорошем состоянии и не так укреплен, как первый, что и видно на моем рисунке.

11 ноября.

Мы уехали за 3 часа до рассвета из Роопа по непроезжим дорогам и пустошам. Из-за множества болот и неудобства от бревенчатых мостов много наших подвод опрокинулось и получило повреждения. Это опасные места, особенно для лошадей, так как мосты — это уложенные сплошь деревья, которые местами сгнили; из-за них провалилось несколько [41] наших лошадей. Квартира наша была в очень плохом трактире, где мы должны были ночевать под зерном на земле у дымового отверстия. Мы приспособили палатки и шалаш из веток и зелени как кухню и жилье для слуг; ночью, в 4 часа, начали топить печь, чтобы нам всем согреться. Этот трактир принадлежал одному шталмейстеру. По пути в течение этого дня мы встретили мало селений и ни в одном не было более шести домов. Молодые женщины одеты почти как мужчины: в шапках, белых плащах и обуви из коры. В этот день мы продвинулись всего на 3 мили, так как в пути мы должны были сами делать мосты.

12 ноября.

Продвинулись на 4 мили до городка Вольмар. Посередине пути мы остановились в харчевне под названием Паткилс у речки или ручья. В четверти часа езды до города нас встретил комендант замка в Вольмаре, который при нашем появлении приветствовал Его Превосходительство [посла] пальбой из пушки. В замке нам предоставили квартиру. Это был третий замок, что мы встретили в пути, и еще оставили в стороне три замка, построенных неким отцом для своих трех сыновей. Замок в Вольмаре ⁵⁰ довольно большой, построен почти треугольником из кирпичей; план его я набросал наспех (так как это не позволено). Он сильно разрушен: внутри ничего нет, только развалины, кроме одного крыла, где живет комендант, сохранились также внешняя стена, вал и ворота. По случаю того, что здесь при странных обстоятельствах погибла одна из лошадей, нас хотели уверить, что это дело злого духа этого замка, который всегда показывается в виде коменданта, и то поражает караульного, то таскает кого-нибудь за волосы, то убивает животных и т.п., в этом солдаты и местные жители усердно старались нас уверить. Здесь же в тюрьме находилась старуха, которая слыла колдуньей; я говорил с ней, но она толком ничего мне не хотела рассказать; говорили, что она не тонет в воде, — спустя некоторое время ее сожгли. [42]

Этот замок служил прежде жилищем епископов, от него там еще сохранились останки. Прежде весь город и окрестные земли были им подчинены, теперь же все это является владением графа Оксенштирны, подарено ему короной, может давать доход около 50 тысяч риксдальдеров в год. Размер владений [графа] почти равен территории города Мёйдена [в Голландии], но постройки здесь хуже. Дома покрыты землей, деревом, а некоторые черепицей. Город имеет двое ворот; одна сторона его смотрит на [реку] А. Замок стоит в конце города, как показывает мой рисунок. Его охраняет команда из крепостных финнов, они подарены замку, чтобы навечно со всеми своими мужскими потомками служить здесь солдатами. Ох и велика же их зависимость!

Церковь довольно хорошо построена, по обычаям страны. Здесь я присутствовал на молении, но с какими церемониями и суеверием они его совершают! Сперва поют, затем молятся, снова поют громко молитвы, то поют, то говорят. Священник поворачивается к алтарю и спиной к народу, пока те молятся, а потом крестит и благословляет их. Еще я увидел там крещение и заклинание дьявола. Служба происходит на латышском и немецком языках. Крестьянки приходят в церковь в вышитых шапочках, набросив на себя одеяло, как бы в пальто. Когда мы здесь веселились, палили пушки, — на каждый глоток вина по два выстрела, а всего выстрелили более 100 раз, это вызвало большой шум в маленьком городке. Эти замки обслуживаются окрестными крестьянами, которые там по очереди отрабатывают барскую службу: укладывают сено в стога, прядут и выполняют любую работу, какую им приказывают. Над ними надзиратель, который часто и весьма ощутимо напоминает им об их долге. Говорят, что здесь еще действует древнее право хозяина на первую ночь невесты.

16 ноября.

Воскресенье, мы здесь приняли причастие, вместе с комендантом Ван де Бруком и его женой — голландцами. Кладбище находится вне городка, ров со стороны берега [43] был бы сухим, если бы не маленькая речка. Наш пастор крестил здесь ребенка. Я видел, что местные жители в своей церкви тоже причащались: они употребляли облатки, которые пастор клал им в рот, после того как он сам перед алтарем прикладывал губы к чаше. Церемонии, хотя и лютеранские, у этих латышей странные: они постоянно крестятся и кланяются, как мужчины, так и женщины. Я видел, как две пары венчались, церемонии похожи на наши, каждый по желанию давал пастору деньги или серых куропаток, рябчиков. Мужчины, как и многие женщины, одеты в белые кафтаны, головы некрасиво острижены; кружевные шапки декоративной работы неплохо идут девушкам, они сделаны из листвы, мишуры, соломы, тряпок, перьев, мха и т.д. Теперь здесь был сильный мороз и шел снег.

17 ноября.

Понедельник, мы уехали из городка Вольмар; пушка палила 16 раз. Некий военачальник со своими всадниками провожал нас одну милю за город. Некоторые из наших поссорились с ними, разгорелся спор, но кончился полюбовно. После трех миль пути мы приехали в трактир, названный по имени хозяина, господина Стренсена. Шел довольно сильный снег, и у лошадей под копытами были комья снега, что затрудняло езду. Я уже два раза падал вместе с лошадью. Нам встречались выдолбленные деревья, которые здесь служат ульями. Мы узнали, что здесь опасно, почему мы удвоили караул и снабдили охранников патронами.

18 ноября.

На следующий день мы продвинулись на 5 миль лесом. Странно, что на этой дикой земле встречается так мало зверей, хотя, говорят, что их там много. Теперь нашей квартирой был трактир Кагера. Здесь я опять упал вместе с лошадью. Командир Вольмара проводил нас до половины пути. Теперь уже показалась река А.[44]

19 ноября.

Мы проехали три мили, одну милю по таким же голым местам, как и прежде, две остальные — через лучше устроенные и заселенные земли, до постоялого двора Вал. Здесь говорят на другом языке, похожем на финский ⁵¹, а люди в предыдущем трактире его не понимали.

20 ноября.

На следующий день мы проехали только две мили. Квартировали у ротмистра Укскойла. Переехали на плоту через ручей, названный по своей окраске "черный". Я видел здесь суденышко, похожее на американское каноэ, которым и управляют так же. Молодые крестьянки очень бедно одеты, на них наброшено только одеяло, ноги обвязаны корой, голова острижена, как у норвежских крестьян, круглая, как будто голая. Когда они собираются вступить в брак, они сбрасывают рубаху, которая длиной не ниже пупка, несомненно, у нас тысячи людей приняли бы их за мужчин.

Здесь нам впервые встретилась группа польских купцов. Сегодня был день, когда медведи впадают в спячку на 6 месяцев, чтобы отдыхать, и только сосут свою лапу. Это послужило причиной разных толков о них: два дня назад они утащили с верфи красивую собаку. Много рассказывали об их проделках, как они нападают на животных и людей. Из-за них в этих местах было небезопасно.

21 ноября.

Прошла ночь, и наступило 21 ноября; мы продвинулись на одну милю по высокой сухой дороге, а дальше на две мили тянулось болото, где многие из наших подвод опрокинулись. Ночевали мы в трактире, никогда еще не было так плохо, как здесь: наши лошади должны были стоять на открытом воздухе, а мы все расположились в маленькой дымной комнатке. Майор Хем был здесь управителем. [45] Следует знать, что все трактиры в этой стране принадлежат дворянам, которые берут себе все прибыли. Простые люди в Эстонии, как и в Лифляндии, все крепостные, но их здесь содержат лучше, почему эта страна и больше заселена.

22 ноября.

Снова прошла ночь, и мы проехали 4,5 мили до двора Бранта мимо высоких гор, холмов и многих стоячих вод ⁵². Остановились у подножия горы на озере Корсел. Сегодня мы снова встретили много польских купцов. Этот двор был лучшим пристанищем за весь наш путь. В нем было много отдельных помещений, одно из них служило мельницей, другое — хлебным амбаром, третье — винокурней и т.п. Водку перегоняют из овса, пшеницы, ячменя, ржи и т.п. Эти зерна варят все вместе, затем пропускают пар через перегонную трубку, проточная вода охлаждает трубы, отчего спирт опускается, что, по их словам, дает больше спирта. Здесь ловят медведей, загоняя их в большие ямы.

23 ноября.

Мы прибыли в добром здравии в замок Нивен-Хойзен ⁵³, нас сопровождали старший лейтенант Стефкен и два лейтенанта ⁵⁴, которые помогали нам во всем пути. Теперь мы узнали, как обстояло дело с нашим приемом: русские, из боязни чумы, заняли все проходы, чтобы мы не прошли в их страну. Воевода Пскова не решался открывать письма посла, не подпускал к себе близко и наших посланцев: когда он разговаривал с ними, то между ними зажигали костры, а письма окуривали. Он требовал письменное свидетельство о том, что мы здоровы и что в Риге мы спокойно ходили по улицам, что и было сделано. Их же уверили, что большая часть свиты умерла в Риге. Сегодня мы прошли одну милю верхом. При нашем въезде палила пушка. Замок — это очень старая постройка, сделанная еще рыцарями-крестоносцами ⁵⁵, на его стенах заметны кресты. Замок стоит на высоте, [46] валы сухие. Прежде чем добраться до замка, переходят через маленькую речку. В замке устраивают службу в маленькой церквушке. Здесь хранится лук, из которого много лет назад был поражен один великий князь. По легенде, замок был осажден 10-тысячным войском, а когда осажденные собрались сдаваться, они помолились, затем еще раз выстрелили и попали как раз в царя [князя]; поэтому они и освободились ⁵⁶. Замок очень разрушен, как обычно разрушены замки в этих морских районах, раньше их было 150. В гарнизоне 25 шведов из Скопена, русские посты находятся на расстоянии не более выстрела от замка, и оттуда можно бросить в Россию камень.

Две недели мы потратили на этот путь. Рано утром мы сели на лошадей и не слезли, пока не добрались до ночной квартиры. Там мы разбили лагерь из подвод, около которого сами несли караул. Наши русские и латышские возчики зажгли костры, легли около них, набросили на себя снятую одежду и спали так, несмотря на мороз, дождь или снег. Они питаются хлебом с водой. Лифляндия — это как бы сплошной лес, в большинстве сосновый, через одну-две мили встречается дом или грязный трактир. Крестьяне живут бедственно: пашут для господина, а о своей жизни говорят:

"Я лифляндский мужик,
Жизнь моя отравлена,
Полезу я на березу,
Вырублю из нее седло и повод,
Свяжу обувь лыком,
Наполню своему юнкеру шкаф,
Отдам пастору долг
И ничего не знаю про Бога и его слово",

из чего вкратце можно судить и об их жизни. Хотя здесь резкий холод, эти крестьяне не мерзнут, у них есть одежда и бани, моются два раза в неделю.

Находясь в замке, мы ежедневно ждали, что скоро за нами приедут, ждали известий из России, но нам отвечали, [47] то — что большой господин приедет за нами, но еще не явился, то — что боярин приедет нас приветствовать, или — что подводы ⁵⁷ уже готовы. Однако ни тот ни другой не появлялись. Однажды прислали крестьянина к послу с просьбой, чтобы он не писал в Москву, а все адресовал бы князю ⁵⁸, который находился на границе для поддержания порядка. Мы написали ему, что если он не хочет пропустить нас в Псков, то пусть лучше скажет; в свое время на это будет жалоба Его Величеству, и что дорога обратно была тоже еще открыта. Очевидно, они уже получили приказ принять посла, но из-за боязни чумы мешкали возможно дольше; это видно было из того, что они говорили с нами только через костер и обкуривали наши письма.

На границе стояла стража из крестьян, которые нас всегда задерживали, когда мы, прогуливаясь, хотели пойти в их сторону, спрашивая каждого, откуда идет и куда. Стража располагается примерно в получасе ходьбы от замка, оттуда был слышен барабанный бой и команды. Около места караула лежит небольшой круглый камень, который они называют Теплым. Назван он так потому, что поляки, когда пытались вытащить пограничные столбы Лифляндии ⁵⁹, стреляли горячей пулей, чтобы определить расстояние, на которое хотели переместить столбы [к востоку]. Русские считают свои границы проходящими около замка, т.е. граница — это речушка, омывающая замок, она проходит несколько ниже, через деревню [Мегетситс], поэтому деревня полурусская, полулифляндская; как пограничная речка она известна на всех картах. По поводу этой границы часто бывают большие споры. Недавно, когда русские собрались принять некоего князя у себя вблизи замка, им заявили, что откажут в этом, если они явятся с оружием, но если безоружными, — то разрешат. Немногочисленное население, живущее вокруг замка, из которых нет знатных на расстоянии 6 миль в окрестностях замка, говорит только на финском и русском языках. Лук, о котором говорилось [выше], высотой 5 футов, очень тяжелый и сделан из толстого слоя рыбьих костей, положенных друг на друга. Железяки, с помощью которой лук натягивали, — нет. Когда 8 лет назад русские заняли [48] замок ⁶⁰ и один из них спросил, почему этот лук должен был висеть рядом с другими, никто не посмел ему сказать, что из этого лука 300 лет назад было поражено сердце их царя [князя] и что здесь празднуют этот день. Тогда русский забрал это железо и подковал им своих лошадей, а остаток бросил.

Пока мы находимся в Лифляндии, я еще скажу, что вся страна вместе с крестьянами подарена шведской короной ее фаворитам и что у нее здесь ни фута земли собственной, но summum imperium [вся власть] остается за нею, и она взимает дань. Все эти фавориты и любимцы живут в деревнях, в своих имениях, в простых бревенчатых домах, у них мало или почти нет домашней утвари, кроме сундука, стола, стула, скамьи и ружья; русские во время войны разорили их добро. Пьют они здорово, часто вместо вина пиво. Крестьяне живут далеко друг от друга; на вид они сухопарые и костлявые, их пища — простой хлеб, питье — вода, а также и пиво из хмеля и ячменя. Это люди дурные, вороватые, чему было у нас несколько примеров, впрочем, они простые и простоватые. На ярмарках женщины украшаются цепями из монет, бус и рожков, которыми они себя обвешивают, и голову обматывают украшениями; одежду надевают белую. Лица у обоих полов неприятные, бледные и морщинистые. Молодежь ходит с непокрытой головой. Скот такой же, как у нас. В лесу есть тоже волки, медведи, лисы и лоси. В одиночку ездить опасно, особенно ночью: только за два дня до нашего приезда у одного жителя волк среди бела дня утащил нескольких его собак. Язык содержит много греческих и латинских слов: do — я даю, theus — бог, tu es pecus — я устал, gramma — письмо. Детей часто не крестят до 2-3 лет из-за того, что мало священников, и по небрежности крестьян.

Комментарии

1 Собственноручная подпись Н. Витсена.

2 "Борзая" — военный корабль "Winthont". Капитан — Антон де Марре. Об этом судне Витсен писал в своей книге "Древнее и современное судостроение и судовождение" (Witsen N. Aeloude en Hedendaegsche Scheepsbouw en Bestier. Amsterdam, 1671).

3 Бакштаг — косой попутный ветер.

4 Флейт — трехмачтовое транспортное судно XVII в.; на таком судне находились часть свиты посольства и багаж.

5 В эту ночь, во время собачьей вахты...— Т.е. с полуночи до 4 часов утра.

6 Остзее — Балтийское море. Далее в тексте дается современное название.

7 ...мимо... острова Амак...— В 1516 г. группа голландских крестьян переселилась по приглашению на этот датский остров; их потомки живут там и сейчас.

8 Курт Сивертсен Аделаар (Curt Sivertsen Adelaer) — датский адмирал норвежского происхождения, родился в 1622 г., недолгое время состоял на морской службе в Голландии, затем много лет служил в Венеции. В 1663 г. был назначен адмиралом Датского флота, после чего занялся его преобразованием по голландскому образцу. Умер в 1675 г. Фамилия "Аделаар", под которой он в 1666 г. был инкорпорирован в датское дворянство, добавилась к его имени во время его службы в Голландии. Слово "adelaar" по-голландски значит "орел": Курта Сивертсена так прозвали за то, что он умел водить суда по морю с необыкновенной скоростью. С Николаасом Витсеном Аделаар был знаком, поскольку, служа в Голландии, часто бывал в доме его родителей. См.: Bruun Chr. Curt Sivertsen Adelaer. Kjobenhavn, 1871; а также письма Н. Витсена 1714—1716 гг., опубликованные И. Ф. Хебхардом (Gebhard J.F.jr. Het leven van Mr. Nicolaas Comelisz Witsen. Utrecht, 1881—1882. P. 410, 446).

9 Pomme — т.е. Ренне (Rцnne) на западном побережье о. Борнхольм (Bomholm); на голландских картах XVI и XVII в. часто обозначался также как Роттюм (Rottum).

10 Замок Хаммерсхус (Hammershus) на северо-западной оконечности острова Борнхольм; в средние века был яблоком раздора между датскими королями и архиепископом Лунда (Lund). В XVII в. служил государственной тюрьмой. В настоящее время от замка сохранились руины — едва ли не самые грандиозные во всей Скандинавии.

11 Курляндское герцогство возникло в XVI в. на территории современной Латвии.

12 Имеется в виду мыс Домеснес (Domesnas).

13 Дуна — Западная Двина (Даугава); далее в тексте — Двина.

14 Лифляндией называлась область Прибалтики между Рижским заливом, Псковским озером и Западной Двиной. В XIII в. была захвачена немецким орденом меченосцев. После Ливонской войны 1558—1583 гг. отошла к Польше, затем, в 1621 г., — к Швеции, а в 1721 г.— к России. (Прим. Р.И.Максимовой.)

15 Витсен слегка запутался в том, где проходит граница между Курляндией и Лифляндией. Сначала он говорит о Лифляндском побережье до мыса Домеснес, а позже утверждает, что Лифляндия начинается у этого мыса. На самом деле граница находилась немного западнее Риги.

16 Здесь же в проливе... — Имеется в виду Ирбенский пролив.

17 Остров Русел — современное название Сааремаа.

18 Остров Руно, на русских картах — остров Рухну (в Рижском заливе).

19 Дунамунда — крепость, построенная в XVII в. на левом берегу Двины.

20 Когда русские 9 лет назад... его осаждали. — В 1656 г. (т.е. не девять, а восемь лет назад, как это и сказано в записи от 15 октября) царь Алексей Михайлович безуспешно осаждал Ригу. Сам город и большая часть Лифляндии были в 1621 г. завоеваны у Польши шведским королем Густавом II Адольфом (Gustaaf Adolf).

21 Вероятно, подразумевается знаменитая фарфоровая пагода в Нанкине, построенная в 1411—1430 гг. и разрушенная в 1856 г. во время тайпинского восстания. См.: Wells Williams S. The Middle Kingdom. London, 1883. 1. P. 102.

22 Шведский генерал - губернатор Лифляндии — Оксеншерна (Oxenstierna).

23 Имеется в виду картина Якоба Иорданса в тогдашней ратуше, нынешнем Королевском дворце в Амстердаме. Картина называется "Заключение мира", написана около 1662 г. Входила в серию из восьми полотен, изображающих эпизоды освободительной борьбы батавов против римлян. Первой в этой серии была картина Рембрандта "Заговор Юлия Цивилиса, или Трапеза". Полотно Иорданса, посвященное заключению мира между Цивилисом (Civilis) и Цереалисом (Cerealis), воспроизводится в книге Ван де Ваала (Van de Waal Н. Drie eeuwen vaderlandse geschied-uitbeelding 1500—1800, een iconologische studie. 's-Gravenhage, 1952. Deel 1. P. 225, 226).

24 Под "курляндским языком" ("Coerlants") подразумевается курляндский вариант латышского, под "не-немецким" ("Onduyts") — вероятно, южнолифляндский вариант латышского; между этими двумя вариантами имелись значительные диалектные различия. Однако не исключено, что в данном случае Витсен "не-немецким" называет ливский язык, родственный финскому. В записи от 16 октября также не вполне ясно, употребляет ли он слова "не-немецкие" и "курляндские" (крестьяне) в качестве синонимов или нет. Адам Олеарий пишет об обитателях Риги, что они "кроме немецкого, пользуются курляндским и литовским языком". Иохан Арнолдс ван Бранд (Johan Arnolds van Brand) различает пять языков, на которых разговаривают в Лифляндии: 1) ливский, 2) латышский, или курляндский, 3) эстонский, 4) немецкий, 5) шведский. Если исходить из такого перечня языков, то правильнее будет считать, что Витсен под "курляндским" подразумевал латышский, а под "не-немецким" — ливский язык.

25 Барон Кроненштерн — военный комиссар от короля Швеции.

26 ...двое нашей нации...— Нидерландские купцы, жившие в Риге.

27 Т.е. с бароном Кроненштерном, Хелмисом и Стефкеном.

28 ...с войсковым молотком... — С молотоподобным войсковым оружием. {Правильнее было бы – с боевым молотом. Хотя, это лучше, чем "медвежья алебарда" — HF}

29 Гофмейстер — дворецкий.

30 Это правило было установлено специальной резолюцией Генеральных Штатов от 1651 г.

31 Консистория — учреждение при архиерее с церковно - административными и судебными функциями.

32 Замок генерал - губернатора — старый замок немецкого ордена в Риге, построен в 1330 г. В конце XV в. был снесен, а в середине XVI в. вновь отстроен.

33 Дом холостяков — дом гильдии Черноголовых, основанной еще в XIII в. как общество неженатой купеческой молодежи, избравшей своим патроном мавра. Св. Маврикия (отсюда название "Черноголовые"). Дом гильдии был разрушен немецко-фашисткими оккупантами в 1941 г.

34 Скульптурное изображение святого Маврикия. В ПРН (466—472) указывается, что фигура святого Маврикия находилась справа от входа, а верхнюю часть фасада украшал бюст короля Артура.

35 Домский собор, или Марией Кирхе, — старейшая церковь Риги, построена в начале XIII в.

36 Сакрифиция — жертвоприношение. В данном случае употреблено в смысле — дарохранительница.

37 Большая гильдия — купеческая, малая — гильдия ремесленников.

38 Шталмейстер — старший конюший.

39 Вероятно, имеется в виду Петри Кирхе; ее башня вскоре после посещения Витсеном (в 1666 г.) обрушилась. Впрочем, Домский собор тоже имел в ту пору высокую остроконечную башню.

40 Витсен имеет в виду Академическую гимназию, которая была создана на базе старших классов Домской школы в 1631 г.; прекратила свою деятельность в 1656 г. и возобновила в 1678 г.

41 "Старейшины" гильдий, с 1604 г. числом не меньше 63, могли участвовать в Совете городского управления.

42 Губернатор — от имени короля Швеции.

43 Немецкая миля составляла 1/15 меридианного градуса. В результате измерения градуса Снеллиусом (Snellius) в 1617 г. было установлено, что одна немецкая миля равна 1900 рейнландским рутам. Позднее было обнаружено, что немецкая миля составляет 7407,4 метра. Однако Витсен, как то явно следует из его книги "Северная и восточная Тартария" (Witsen N. Noord en Oost Tartarye... Amsterdam, 1692. D. II. P. 812), продолжал придерживаться данных Снеллиуса и после 1669—1670 гг. Так что для него 1 немецкая миля равна 7157,3 метра.

44 Река А — современное название — река Гауя.

45 Йонкерсгоф — у Витсена — jonkere hoff, в Verbaal (168) — vrouwe Hillekens. Возможно, это местечко недалеко от Риги.

46 Ома впадает недалеко оттуда в море... — Т.е. в Рижский залив.

47 Река Брасле — рукав реки А.

48 По-голландски knuppelbrug — мост из грубо обработанных стволов деревьев. Слово происходит от верхненемецкого Knuppelbrucke. Хутерис описывает такой мост следующим образом: "...мы сочли, что хуже этого моста быть не может, что даже мост, по которому проходит дорога в ад, и то, наверное, лучше. Эти мосты делаются из круглых сосновых стволов и прокладываются через болота и реки. Подобных мостов там очень много, и бывают они очень длинными, от 1, 2, 3, 4 до 8, 10 и 14 миль... причем многие бревна во многих местах от старости истлели и поломались, а кое-где прогнило по 1, 2, 3, 4, 5 бревен подряд, и сверху на них положены новые, причем эти новые никак не закреплены и катаются туда-сюда, так что человеку через них очень трудно перебраться, а лошадям с грузом еще труднее..." (Goeteeris A. Joumael der legati, ghedaen in de jaren 1615 ende 1616 by Reynhout van Brederode, Dirck Bas en Aelbrecht Joachimi. 's-Gravenhage, 1619. P. 25—26).

49 Здесь находятся два замка... — Большой и Малый Рооп.

50 Замок Вольмар основан в 1283 г. немецким орденом, был в 1561 г. разрушен поляками.

51 Это эстонский язык.

52 ...и многих стоячих вод. — Т.е. мимо прудов и озер.

53 Замок на границе Лифляндии и русского государства. Ныне сохранились лишь руины замка в 18 км от Печоры.

54 Смит и Берг — переводчики.

55 То есть рыцарями немецкого ордена Kreuzherren, который господствовал в Лифляндии и Эстляндии до 1561 г., когда Эстляндия отошла к Швеции, а Лифляндия — к Польше. Хорошо укрепленный пограничный замок Ноехаузен (Nieuwehuijsn — Neuhausen), первоначально называвшийся Фрауэнбург (Frauenburg), был построен орденом Крестоносцев в середине XIV в. (1340—1345), равно как и расположенный несколько южнее замок Мариенбург (Marienburg), для охраны границ от русских. См.: Schiemann Th. Russland, Polen und Livland bis ins 17 Jahrhundert. Berlin, 1887. S. 87, 307; Seraphim E. Geschichte von Livland. 1. Gotha, 1906. S. 99.

56 События, лежащие в основе этой истории и имевшие место приблизительно за 300 лет до Витсена, никак не могли быть связаны с царем, поскольку первые цари появились на Руси лишь в XVI в. Возможно, историческим ядром этого рассказа послужили события, описанные в ПЛ (28, 104), согласно которым в 1368 г. (в 6876 г. по древнерусскому летоисчислению) замок Нивенхёйзен осаждался псковичами под предводительством князя Александра Псковского. В связи с этой осадой воевода Пскова Селило Скертовский вел свои войска в Керепигу (Kirepiga), но по дороге был убит неожиданно напавшими на него немцами. Псковичам, осознавшим после этого убийства свою слабость, пришлось вернуться восвояси. Таким образом, многое сходится: это происшествие имело место примерно за три века до Витсена, замок Нивенхёйзен сначала осаждался русскими, но потом осада была снята, погиб русский военачальник, однако он не был князем и погиб, по-видимому, не у стен Нивенхёйзена. См. также: Тихомиров И. О первой псковской летописи // Журнал Министерства народного просвещения. СПб.. 1883. № CCXXIX. С. 218—219.

57 Подводы — у Витсена — podenwoden.

58 Здесь Витсен подразумевает Федора Григорьевича Ромодановского — воеводу Пскова. Впрочем, Псков находился достаточно далеко от границы.

59 Поляки владели Лифляндней в 1561—1621 гг., после них — шведы.

60 В 1656 г. царь Алексей Михайлович завоевал Дерпт, но был задержан под Ригой. При заключении мира в Кардисе в 1661 г. русские вернули свои завоевания Швеции. Это на 50 лет задержало выход России к Балтийскому побережью.

Текст воспроизведен по изданию: Николаас Витсен. Путешествие в Московию. СПб. Symposium. 1996