ЖОФФРУА ДЕ ВИЛЛАРДУЭН

ЗАВОЕВАНИЕ КОНСТАНТИНОПОЛЯ

LA CONQUESTE DE CONSTANTINOPLE

101

Многие из меньшого люда убегали на купеческих нефах ²³⁰. На одном нефе бежали почти пятьсот человек, и все они утонули и погибли. Другая группа бежала сушей и собиралась пройти через Склавонию; и жители той земли напали на них и многих поубивали; а другие возвратились, прибежав обратно в войско. И таким образом с каждым днем рать уменьшалась. В это самое время некий знатный человек из войска, он был из Германии, Гарнье де Борланд ²³¹, содеял такое, что сел на какой-то купеческий неф и оставил рать, за что его сильно хулили.

102

Немного времени спустя некий знатный барон из Франции по имени Рено де Монмирай при поддержке графа Луи упросил, чтобы его отправили в посольство в Сирию на одном из нефов флота: и положив ладонь правой руки на святые мощи, он поклялся, что и он, и все рыцари, которые с ним отправятся, вернутся в войско [28] через пятнадцать дней после того, как прибудут в Сирию и выполнят свое поручение: под этим условием он уехал от войска ²³² и с ним Эрве де Шатель, его племянник, Гийом, видам Шартрский ²³³, Жоффруа де Бомон, Жан де Фрувиль, Пьер, его брат, и многие другие. Клятвы, однако, которые они принесли, не были исполнены как следует, ибо в войско они не вернулись.

103

В это время в войско пришла весть, которую услышали весьма охотно, а именно что флот из Фландрии, о коем вы уже слышали раньше, пристал в Марселе ²³⁴. И Жан де Нелль, шателен Брюгге, который был капитаном этого войска, и Тьерри, который был сыном графа Филиппа Фландрского, и Николя де Майи послали к графу Фландрскому, своему сеньору, сообщить, что они зазимуют в Марселе, и пусть он выразит им свою волю, а они исполнят то, что он им повелит. И он повелел им, по совету дожа Венеции и других баронов, отправиться в конце марта в путь и прибыть для встречи с ним в гавань Мутон ²³⁵ в Романии. Увы! Они ждали его здесь столь худо, что не сдержали своего слова, а отправились в Сирию, где, как они знали, им не содеять никаких подвигов.

104

Так вот, знайте, сеньоры, что если бы Бог не возлюбил эту рать, она не могла бы оставаться в целости, когда столько людей стремились причинить ей зло.

105

Тогда ²³⁶ бароны ²³⁷ переговорили между собой и сказали, что они пошлют в Рим к апостолику, ибо, как им было известно, он считал, что они совершили злое дело завоеванием Задара ²³⁸; и они выбрали послами двух рыцарей и двух клириков, таких, которые, полагали они, вполне подходят для этого посольства. Из двух клириков один был Невелон, епископ Суассонский ²³⁹, а другой — мэтр Жан де Нуайон, который был канцлером графа Бодуэна Фландрского; а из рыцарей один был Жан Фриэзский, а другой — Роберт де Бов ²⁴⁰. И они по установившемуся порядку поклялись на святых мощах, что честно выполнят посольское поручение и что вернутся в войско.

106

Трое прекрасно сдержали свою клятву, а четвертый — худо, и это был Роберт де Бов: ибо он исполнил посольское поручение так худо, что хуже не мог ²⁴¹, и нарушил клятву, и вслед за другими [29] уехал в Сирию. А трое остальных исполнили его очень хорошо, и сдержали клятву, и выполнили свое посольство как раз так, как им поручили бароны; и они сказали апостолику: «Бароны просят вас простить их за взятие Задара, ибо они действовали подобно людям, которые не могли поступить лучше из-за отсутствия тех, кто уехал в другие гавани, и потому, что иначе не могли сохранить рать в целости ²⁴²; потому они взывают к вам как своему доброму отцу, чтобы вы высказали им свое повеление, которое они готовы исполнить».

107

И апостолик сказал послам, что хорошо знает о том, что именно из-за отсутствия других им пришлось поступить таким образом и что он окажет им великую милость; и тогда он послал свой привет баронам и пилигримам ²⁴³ и сказал, что он отпускает им прегрешения как своим чадам, и повелевает им, и просит их удерживать рать в целости, ибо он хорошо знает, что без этой рати невозможно сослужить службу Богу ²⁴⁴; и он предоставил Невелону, епископу Суассонскому, и мэтру Жану де Нуайону право вязать и решить ²⁴⁵ пилигримов, пока в войско не прибудет его кардинал ²⁴⁶.

108

Между тем прошло так много времени, что наступил Великий пост; и они стали снаряжать свой флот, чтобы отплыть на Пасху. Когда нефы были нагружены, на другой день после Пасхи пилигримы расположились за пределами города в гавани, а венецианцы разрушили город, и башни, и стены ²⁴⁷.

109

И тогда случилось происшествие, которое весьма огорчило рать, ибо один из знатных баронов войска по имени Симон де Монфор заключил соглашение с королем Венгрии ²⁴⁸, который был врагом тем, кто находился в войске, и он уехал к нему и оставил войско. Вместе с ним уехали Гюи де Монфор, его брат, Симон де Нофль и Роберт Мовуазен, и Дрию де Крессонессар, и аббат де Во, который был монахом цистерцианского ордена, и многие другие. А вскоре не замедлил уехать и другой знатный [30] человек из войска, которого звали Ангерран де Бов, и Гюг, его брат, и столько людей из их земель, сколько они смогли увести с собой ²⁴⁹.

110

И вот так-то они уехали из войско, как вы слышали ²⁵⁰; это был очень большой урон войску и великий позор для тех, кто так поступил. Тогда нефы и юиссье начали выходить в море ²⁵¹. И было решено, что они причалят в гавани Корфу ²⁵² — некоего острова в Романии — и что первые обождут остальных, пока не соберутся все вместе. Так они и сделали.

111

Прежде чем дож и маркиз с галерами отплыли из гавани Задара, сюда прибыл Алексей ²⁵³, сын императора Сюрсака Константинопольского ²⁵⁴; а его послал сюда король Филипп Германский; и он был принят с великой радостью и великими почестями. И дож предоставил ему столько галер и кораблей, сколько ему было нужно. И таким образом они отплыли из гавани Задара, и был попутный ветер; так плыли они до тех пор, пока не достигли гавани Дюраз ²⁵⁵. И жители города весьма охотно сдали город своему сеньору, когда узрели его ²⁵⁶, и поклялись ему в верности ²⁵⁷.

112

И они выехали отсюда, и прибыли на Корфу, и застали там войско, которое разместилось перед городом, раскинув палатки и шатры, а кони были выведены из юиссье, чтобы попастись. И когда пилигримы узнали, что в гавань прибыл сын императора Константинопольского ²⁵⁸, вы могли бы увидеть, как множество добрых рыцарей и множество добрых оруженосцев поспешали им навстречу и вели множество добрых коней. Так приняли они его с великой радостью и великими почестями ²⁵⁹. И он приказал поставить свою палатку посреди войска, и возле раскинул свою маркиз Монферратский ²⁶⁰, покровительству которого его вверил король Филипп, чьей женой была его сестра.

113

Они оставались три недели на этом острове, который был весьма богат и плодороден ²⁶¹. И во время этого пребывания с ними случилась беда, огорчительная и тяжкая ²⁶²: большая часть тех, кто хотел, чтобы войско распалось, и которые уже до того злоумышляли против него ²⁶³, посоветовались между собой и сказали, что дело это кажется им чересчур долгим и весьма опасным, и что они не останутся на острове и покинут рать, чтобы уехать прочь, и что с помощью жителей Корфу, когда рать отбудет, они пошлют к графу Готье де Бриенну ²⁶⁴, который в то время держал Брандиз ²⁶⁵, чтобы он прислал суда, на которых они отправятся в Брандиз. [31]

114

Я не могу назвать вам всех тех, кто споспешествовал этому делу. Но я назову вам часть главных предводителей. Это были Эд Шампанец де Шанлитт, Жак д’Авень, Пьер Амьенский, Гюи, шателен де Куси, Ожье де Сен-Шерон, Гюи де Шапп и Кларембо, его племянник, Гийом д’Онуа, Пьер Куазо, Гюи де Пем и Эм, его брат Гюи де Конфлан, Ришар де Дампьер, Эд, его брат, и многие другие, которые втайне обещали им принять их сторону и которые из чувства стыда не решались объявить об этом открыто; и книга свидетельствует, что более половины рати было с ними согласно.

115

И когда об этом узнали маркиз Монферратский, равно как и Бодуэн Фландрский, и граф Луи, и граф де Сен-Поль, и бароны, которые держали их сторону ²⁶⁶, они были в сильном смятении и сказали: «Сеньоры, дело наше худо: если эти люди уедут от нас вслед за теми, которые многажды оставляли нас, то наше войско погибло и мы не сможем произвести никакого завоевания ²⁶⁷. Так пойдем же к ним и будем умолять их, Бога ради, чтобы они прониклись жалостью к самим себе и к нам, и чтобы не обесчестили себя, и чтобы не помешали подмоге Заморской земле».

116

Такое решение было ими принято, и вот все они разом, двинулись в некую долину, где те ²⁶⁸ собрались на свою сходку, и они привели с собой сына императора Константинопольского и всех епископов, и всех аббатов войска. И когда они туда явились, то сошли с коней и двинулись им навстречу. И бароны припали к их стопам ²⁶⁹, обливаясь слезами, и сказали, что они не уйдут, покуда те не обещают им не покидать их.

117

И когда те увидели такое, они прониклись великой жалостью и восплакали, узрев, что их сеньоры и их родичи, и их друзья припали к их стопам; и они сказали, что посоветуются об этом, и отошли в сторону, и стали говорить меж собой. И итог их совета был таков, что они еще останутся с ними до праздника св. Михаила ²⁷⁰ при условии, что им поклянутся, как положено, на святых мощах, что начиная с этого дня ²⁷¹ в любое время, как только они того потребуют, в течение пятнадцати дней им предоставят честно и без всяких хитростей флот, на котором они сумеют отправиться в Сирию ²⁷².

118

Так было договорено и скреплено клятвою. И тогда было великое ликование во всем войске; и они погрузились на нефы, а кони были введены в юиссье.[32]

119

Так они отбыли из гавани Корфу накануне Троицы ²⁷³, которая была в год от воплощения Господа нашего Иисуса Христа 1203; и там были собраны вместе все нефы, и все юиссье, и все галеры войска, а также довольно много купеческих кораблей, которые здесь к ним присоединились. и день был прекрасен и ясен, и дул тихий и легкий ветер. И они поставили паруса по ветру.

120

И Жоффруа, маршал Шампанский, который продиктовал это произведение и который ни разу ни единым словом не солгал с умыслом о том, что ему ведомо, — а он бывал на всех советах — верно свидетельствует вам, что никогда не видано было столь прекрасного зрелища: и флот этот казался именно тем, который непременно должен завоевать землю, ибо, настолько охватывал взгляд, только и виднелись паруса нефов и кораблей, так что сердца людей были преисполнены радости.

121

Так плыли они по морю ²⁷⁴, пока не достигли Кадмеле, пролива, который находился в море; и тогда они повстречали два нефа с пилигримами, и рыцарями, и оруженосцами, которые возвращались из Сирии; и они были из тех, которые отправились через гавань Марсель ²⁷⁵. И когда они увидели флот, столь прекрасный и столь богатый, то устыдились так, что не осмелились показаться. И граф Бодуэн Фландрский и Эно выслал со своего нефа лодку, чтобы узнать, что это были за люди, и они сказали, кто они были.

122

И некий оруженосец спрыгнул с нефа в лодку и сказал тем, кто был на нефе: «Что остается моего на корабле, то мы с вами сквитались, ибо я поеду с ними, потому что, как сдается мне, они должны завоевать землю» ²⁷⁶. И этого оруженосца очень хвалили, и он был весьма радушно принят войском. Недаром говорят люди, что можно воротиться и с тысячи худых путей ²⁷⁷.

123

Так достигло войско Нигра ²⁷⁸. Нигр — это весьма добрый остров и весьма добрый город, который зовется Нигрепонтом. Там бароны держали совет ²⁷⁹. И оттуда отправились маркиз Бонифаций Монферратский и граф Бодуэн Фландрский и Эно с большей частью юиссье и галер и с сыном императора Сюрсака Константинопольского на некий остров, который называется Андр ²⁸⁰; и они высадились [33] на сушу, и рыцари вооружились и вступили на землю, и жители страны отдались на милость сыну императора Константинопольского и дали ему столько из своего добра, что заключили с ним мир ²⁸¹.

124

И они вернулись на свои корабли и двинулись по морю ²⁸². И тогда приключилось у них великое несчастье: один знатный человек из рати, которого звали Гюи, шателен де Куси, умер и был опущен в море.

125

Другие нефы, которые не направились в эту сторону ²⁸³, вошли в Бош д’Ави ²⁸⁴, а это там, где рукав св. Георгия вливается в большое море ²⁸⁵; и они проследовали, идя против течения рукава, до города, который называют Ави и который находится на берегу рукава св. Георгия со стороны Тюркии, — он весьма красив и очень удобно расположен ²⁸⁶. И там они вошли в порт и высадились на сушу; а жители города вышли им навстречу и сдали им город как люди, которые не отважились его защищать. И они поставили столь добрую охрану, что жители города не потеряли ни единого денье.

126

Так оставались они там восемь дней, чтобы обождать нефы, галеры и юиссье, которые еще должны были прибыть ²⁸⁷. И во время этой остановки взяли они зерно, потому что было время жатвы; а они имели в нем большую нужду, ибо у них было очень мало хлеба. И за эти восемь дней к ним подоспели все суда и все бароны ²⁸⁸; и Бог дал им хорошую погоду.

127

Тогда они вышли все вместе из гавани Ави, и вы могли бы видеть рукав св. Георгия, весь расцвеченный плывущими против течения нефами, галерами и юиссье, и было великим чудом видеть такое великолепное зрелище. И вот таким-то образом держали путь против течения рукава св. Георгия, пока не достигли аббатства Сент-Этьен, которое было в трех лье от Константинополя ²⁸⁹. И тогда те, кто находился на нефах, галерах и юиссье, увидели перед собой весь Константинополь, вошли в гавань и поставили свои корабли на якорь.

128

Так вот, вы можете узнать, что они долго разглядывали Константинополь, те, кто его никогда не видел ²⁹⁰, ибо они не могли и представить себе, что на свете может существовать такой богатый город, когда увидели эти высокие стены, и эти могучие [34] башни, которыми он весь кругом был огражден, и эти богатые дворцы, и эти высокие церкви, которых там было столько, что никто не мог бы поверить, если бы не видел своими глазами ²⁹¹, и длину, и ширину города, который превосходил все другие города. И знайте, что не было такого храбреца, который не содрогнулся бы, да это и вовсе не было удивительно; ибо с тех пор, как сотворен мир, никогда столь великое дело не предпринималось таким числом людей ²⁹².

129

Тогда графы и бароны и дож Венеции сошли на сушу, и собрался совет в монастыре св. Этьена ²⁹³. Там говорено было много разных мнений и подавались разные предложения. Все слова, которые были там сказаны, книге вам не передать; но конец совета был таков, что дож Венеции встал и сказал им:

130

«Сеньоры, я знаю положение в этой стране лучше, чем вы, ибо некогда я бывал здесь ²⁹⁴. Вы предпринимаете самое великое и самое опасное дело, которое люди когда-либо предпринимали; нужно поэтому поступать разумно. Знайте, что коли мы сойдем на сушу, то ведь страна велика и обширна, наши же люди бедны, и у них мало съестного, и они разбредутся по всей стране в поисках провизии, а в стране живет огромное множество народа; и мы не смогли бы обеспечить всем защиту, не понеся потерь; а нам нельзя нести потери, потому что у нас и так маловато людей для того, что мы хотим содеять.

131

Неподалеку отсюда имеются острова, которые вы можете видеть отсюда ²⁹⁵ и которые населены многими жителями и обильны хлебом, съестным и всяким другим добром; давайте-ка подъедем туда, остановимся в какой-нибудь гавани и заберем зерно и всякую провизию в этой стране; и когда у нас будет достаточно запасенной провизии, то двинемся к городу и содеем то, что предначертал наш Господь. Ибо гораздо уверенней воюют те, у кого есть пропитание, нежели те, у которых его едва-едва». Графы и бароны согласились с этим советом, и все они возвратились каждый на свои нефы и на свои корабли.

132

Таким образом, эту ночь они отдыхали; а поутру, на следующий день, который был днем праздника монсеньера Иоанна Крестителя, что в июне ²⁹⁶, знамена и флаги были подняты на башни нефов и щиты вынуты из чехлов и подвешены к бортам нефов ²⁹⁷.[35] Каждый осматривал оружие, которое ему было нужно, словно они наверняка знали, что скоро оно им понадобится.

133

Моряки подняли якоря; и поставили паруса по ветру; и Бог послал им попутный ветер, как им было нужно, и вот они прошли прямо перед Константинополем, так близко от стен и башен, что многие корабли едва не касались их; и на стенах и башнях стояло так много людей, словно все собрались туда ²⁹⁸.

134

И тогда наш Господь Бог внушил им отринуть решение о том, чтобы двинуться к островам, которое было принято накануне вечером, будто никто никогда и не слышал, что об этом было говорено; и вот теперь они тотчас же устремились прямым путем к твердой земле. И они вошли в гавань перед неким дворцом императора Алексея в том месте, что называлось Кальшедуан ²⁹⁹ и было супротив Константинополя, на другом берегу рукава, со стороны Тюркии. Дворец этот был одним из самых прекрасных и великолепных, какие когда-либо видывали человеческие очи, и были в нем всякие услады, которые надобны человеку в княжеском жилье.

135

И графы, и бароны сошли на сушу и расположились во дворце и близ города, и многие раскинули свои палатки. Кони были тогда выведены из юиссье, а рыцари и оруженосцы сошли на сушу при всем своем оружии, так что на корабле остались лишь моряки. Земля та была прекрасна и богата и изобиловала всяким пропитанием; и из снопов сжатого хлеба, которые были среди полей, каждый взял себе, сколько хотел взять, ибо они испытывали в нем большую нужду.

136

Так остались они в этом дворце и на следующий день ³⁰⁰. А на третий день ³⁰¹ Бог послал попутный ветер и моряки подняли свои якоря и подставили свои паруса по ветру так, что они, двигаясь против течения рукава около одного лье выше Константинополя, подошли к некоему дворцу, который принадлежал императору Алексею и назывался Эскутэр ³⁰². Там бросили якоря нефы, юиссье и все галеры. И рыцарство, которое расположилось было во дворце Кальшедуан, двинулось сушей вдоль берега.

137

Таким образом французская рать расположилась по рукаву св. Георгия в Эскутэре и еще выше от него против течения. И когда император Алексей ³⁰³ увидел это, он приказал своему войску выйти из Константинополя, так что оно расположилось на другом [36] берегу, насупротив них, и повелел раскинуть свои палатки, чтобы пилигримы не смогли силою захватить у него землю. Вот так французская рать стояла девять дней ³⁰⁴; и кто имел нужду в продовольствии, обеспечил себя, а нуждалась все рать.

138

Во время этого стояния один отряд весьма добрых рыцарей вышел охранять рать, чтобы не причинили зла ни ей, фуражирам, ни тем, кто рыскал по стране. В этом отряда были Эд де Шанлитт Шампанец и Гийом, его брат. Ожье де Сен-Шерон, и Манассье де Лиль, и граф Жерар, ломбардский граф, который был вассалом маркиза Монферратского; с ними были около 80 рыцарей из весьма добрых людей.

139

И они заметили у подножия горы ³⁰⁵, примерно в трех лье от войска, палатки, и то был мегадук ³⁰⁶ императора Константинопольского, у которого имелось около 500 греческих рыцарей. Когда наши их увидели, они построили своих людей в четыре боевых отряда и уже решили было сразиться с ними. А когда греки увидели их, то выстроили своих людей и составили свои боевые порядки перед палатками и стали их ждать. И наши воины двинулись и напали на них с большой силой.

140

С помощью нашего Господа Бога бой этот продолжался недолго, и греки повернули тыл, и были разбиты в первой же схватке, и наши преследовали их чуть не целое большое лье. Они завладели таи немалым числом коней, и молодых жеребцов, и боевых коней, и мулов, и кобылиц мулов, и палатками, и шатрами, и такой добычей, которая бывает в подобных случаях. И они возвратились в лагерь, где были весьма радостно встречены, и поделили свою добычу, как полагалось.

141

На другой день император Алексей послал к графам и баронам вестника с грамотой ³⁰⁷. Вестника этого звали Никола Ру ³⁰⁸, и он был родом из Ломбардии; и он нашел баронов в богатом дворце Эскутэр, где они держали совет; и он приветствовал их от имени императора Алексея Константинопольского; и он предъявил его грамоту маркизу Бонифацию Монферратскому. И тот принял ее, и она была прочитана перед всеми баронами. И в грамоте этой было столько разных слов, что книга [37] этого не рассказывает. И после всего прочего там были слова, чтобы верить тому, кто доставил грамоту и чье имя было Николя Ру.

142

«Прекрасный сеньор, — сказали они ³⁰⁹, — мы прочитали вашу грамоту, и она говорит нам, чтобы мы доверяли вам, и мы вполне вам доверяем. Так скажете же, что вам угодно» ³¹⁰

143

И вестник, стоя перед баронами, сказал: «Сеньоры, император Алексей передает вам, что он хорошо знает, что вы являетесь лучшими людьми из тех, кто не носит корону ³¹¹, и что вы происходите из лучшей земли, какая только есть на свете, и он сильно недоумевает, почему и для чего вы пришли в его землю и в его царство: ведь вы христиане, и он христианин, и он хорошо знает, что вы отправились в поход, чтобы помочь святой Заморской земле, и святому кресту, и гробу Господню ³¹². Если вы бедны и нуждаетесь, он охотно выдаст вам из своих запасов провизии и денег из своей казны, а вы уж уйдете из его страны. Он не хотел бы причинять вам зло каким-либо образом, хотя располагает властью для этого, ибо если даже у вас было в 20 раз больше людей, то, коль скоро он захотел бы причинить вам зло, вы не смогли бы уйти отсюда без того, чтобы не быть разгромленными и убитыми».

144

С согласия и по совету других баронов и дожа Венеции встал Конон Бетюнский, который был добрым рыцарем, мудрым и весьма красноречивым; и он ответил вестнику: «Прекрасный сеньор, вы сказали нам, что ваш государь очень изумлен, почему наши сеньоры и наши бароны вступили в его царство и в его землю. Но они отнюдь не вступили ни в его царство, ни в его землю, ибо он держит ее неправедно и греховно, против Бога и против справедливости; она принадлежит его племяннику, который восседает здесь между нами и который является сыном его брата императора Сюрсака. Но если он отдастся на милость своему племяннику и вернет ему корону и империю, то мы попросим его, чтобы простил его и дал бы ему вдоволь для того, чтобы он мог жить в полном достатке. И если вы явитесь сюда во второй раз, не принеся известия об этом, то не вздумайте быть столь дерзким, чтобы приходить вновь». Тогда вестник отбыл и возвратился в Константинополь к императору Алексею.

145

Бароны потолковали между собой и решили, что на другой день они покажут Алексея, сына императора Константинопольского, жителям города ³¹³. И вот они вооружили все галеры: дож Венеции [38] и маркиз Монферратский взошли на одну и взяли с собой Алексея, сына императора Сюрсака; а на другие галеры взошли рыцари и бароны, кто пожелал.

146

И таким-то образом они двинулись чуть не вплотную к стенам Константинополя, и показывали юношу народу греков, и говорили: «Глядите, вот ваш законный сеньор; и знайте, что мы явились не для того, чтобы содеять вам зло, а чтобы ограждать и защищать вас ³¹⁴, если вы поступите, как вам надлежит поступать. Ибо тот, кому вы повинуетесь как своему сеньору, царствует над вами неправедно и греховно, против Бога и против справедливости: и вы хорошо знаете, как бесчестно поступил он со своим сеньором и братом, ведь он выколол ему глаза и отнял у него царство неправедно и греховно. А вот, смотрите, законный наследник. Если вы признаете его своим государем, то поступите, как и должно поступить; если же вы не сделаете этого, то мы причиним вам наихудшее, что только сможем». Ну так вот, ни один человек этой земли и страны не сделал и вида, что склоняется на его сторону ³¹⁵, из страха и боязни перед императором Алексеем. Так вернулись они в лагерь и каждый пошел в свое жилище.

147

На другой день, когда они отслушали обедню, то собрались на совет, и совет происходил на конях, посреди поля. Вы могли бы там увидеть много добрых коней и многих рыцарей, восседавших на них. А совет был о том, чтобы определить, сколько они сумеют выставить боевых отрядов и каких именно ³¹⁶. Немало велось там споров о том и о сем; но конец совета был таков, что графу Бодуэну Фландрскому поручили авангард, потому что у него было множество добрых ратников, а лучников и арбалетчиков больше, чем у кого-либо в войске ³¹⁷.

148

А потом было решено, что второй боевой отряд составят Анри, его брат Матье де Валинкур и Бодуэн де Бовуар и многие другие добрые рыцари из их земель и из их стран.

149

Третий боевой отряд составили граф де Сен-Поль, Пьер Амьенский, его племянник, Эсташ де Кантелэ, Ансо де Кайо и многие добрые рыцари из их земель и из их стран.

150

Четвертый боевой отряд, который был весьма многочислен, и силен, и грозен, ибо там имелось множество добрых рыцарей и добрых воинов, составил граф Луи Блуаский и Шартрский. [39]

151

Пятый боевой отряд составили Матье де Монморанси и шампанцы ³¹⁸: в нем были Жоффруа, маршал Шампанский, Ожье де, Сен-Шерон, Манассье де Лиль, Мильон ле Бребан, Макэр де Сент-Менеу, Жан Фуанон, Гюи де Шапп, его племянник, Кларебмо, Робер де Ронсуа; все эти люди составили пятый боевой отряд. Знайте, что там имелось множество добрых рыцарей.

152

Шестой боевой отряд составили люди из Бургундии. В нем были Эд де Шанлитт Шампанец, Гийом, его брат, Ришар ле Дампьер и Эд, его брат, Гюи де Пем, Эм, его брат, От де ла Рош, Гюи де Конфлан и люди из их земель и из их стран.

153

Седьмой боевой отряд составил маркиз Бонифаций Монферратский, и отряд тот был очень большим. Там были ломбардцы, и тосканцы, и германцы, и все люди, которые были из земель, что лежат за Мон-Сени и до Лиона на Роне. Все они были в боевом отраде маркиза ³¹⁹, и было решено, что он образует арьергард ³²⁰.

154

Был назначен и день, когда они соберутся на нефы и корабли, чтобы захватить землю и либо остаться в живых, либо погибнуть ³²¹. И знайте, что им предстояло совершить одно из самых опасных деяний, которые когда-либо предпринимались. Епископы и духовенство говорили тогда рати и увещевали, чтобы каждый исповедался и составил свое завещание ³²²: ведь они не ведали, когда Бог свершит над ними свою волю ³²³. И они исполнили это всем войском весьма охотно и весьма благочестиво.

155

И вот настал тот срок, который был определен ³²⁴; и все рыцари были в юиссье со своими боевыми конями, и все они были вооружены, с опущенными забралами шлемов, а кони были покрыты и оседланы; другие же, кто не был столь привычен к сражению, все были на больших нефах; и все галеры были вооружены и снаряжены ³²⁵. [40]

156

И стояло прекрасное утро вскоре после восхода солнца. И император Алексей ждал их со множеством ратников, построенных в боевые отряды, и с многочисленной свитой по ту сторону ³²⁶. И вот затрубили трубы, каждую галеру связали с юиссье, чтобы легче было переплыть ³²⁷. И никто не спрашивал, кому выступать первым; кто мог раньше, раньше и причаливал. И рыцари выходили из юиссье и прыгали в море, погружаясь по пояс в воду; все они были в полном вооружении, с опущенными забралами и с мечами в руках; а добрые лучники, и добрые арбалетчики, и добрые оруженосцы — каждый отряд высаживался в том месте, где ему случилось пристать к берегу.

157

И греки прикинулись, будто намерены всерьез сдержать их. А едва только наши нацелили копья, как греки обернули к ним тыл; и вот они пустились наутек и оставили им берег. И знайте, что еще никогда какая-нибудь гавань не была взята столь славно. Тогда моряки начали отворять дверцы юиссье и перекидывать мостики; и вот начали выводить коней; и рыцари начали вскакивать на своих коней, а боевые отряды начали выстраиваться так, как должны были.

158

Бодуэн, граф Фландрии и Эно, составляющий авангард, поскакал вперед, а за ним другие боевые отряды, каждый в том порядке, в каком он должен был выступать. И так они доскакали до того места, где прежде располагался император. А он повернул к Константинополю и побросал раскинутые палатки и шатры ³²⁸; и наши люди взяли там довольно добычи.

159

Решение наших баронов было таково, что они расположатся близ гавани перед башней Галатой, где замыкалась цепь, которая натягивалась и спускалась из Константинополя. И знайте воистину, что всякому, кто хотел войти в гавань Константинополя, нужно было пройти через эту цепь ³²⁹; и наши бароны хорошо видели, что если они не возьмут эту башню и не разорвут эту цепь, то они погибли и им придется худо. Так, расположились они этой ночью перед башней и в еврейском квартале, который называют Эстанор и который образует целый город, очень красивый и очень богатый.

160

Ночью они выставили добрую стражу; а на следующий день с третьими петухами ³³⁰ те, кто находился в башне Галата ³³¹, и те из жителей Константинополя, которые прибыли к ним на подмогу ³³² [41] в баржах, произвели вылазку; и наши люди схватились за оружие. Там бился Жак д'Авень ³³³ и его пешие люди; и знайте, что ему пришлось туго и что он был равен мечом в лицо и оказался в смертельной опасности. И один из его рыцарей по имени Николя де Жанлэн вскочил на коня и превосходно выручил своего сеньора, и он держался так доблестно, что был удостоен за это великой похвалы.

161

И в лагере прозвучал клич ³³⁴ и со всех сторон сбежались наши люди; и они храбро отбросили их назад ³³⁵, так что весьма многие были там убиты и взяты в плен. И были такие, которые не вернулись к башне, но помчались к баржам, на которых они приплыли; и многие утонули там ³³⁶, а кое-кому удалось спастись. Тех же, которые повернули к башне, находившиеся в лагере преследовали по пятам, так что они не успели запереть ворота. И там, у ворот, разгорелся большой бой и наши силой отняли у них ворота и взяли их. Многие были там убиты и взяты в плен.

162

Так была взята крепость Галата, и Константинопольская гавань захвачена силой. Ратники войска были этим сильно ободрены и от души благодарили Господа, а жители города были сильно расстроены. И на следующий день ³³⁷ нефы и другие суда, и галеры, и юиссье вошли в гавань. И тогда в войске держали совет ³³⁸, чтобы решить, что им делать дальше: напасть ли на город с моря или с суши. Венецианцы горячо ратовали за то, чтобы установить на нефах лестницы и чтобы весь приступ производить с моря. Французы же говорили, что они не умеют воевать на море так хорошо, как венецианцы, зато, когда у них есть кони и они имеют при себе свое оружие, им сподручнее сражаться на суше. Конец совета был таков, что венецианцы пойдут на приступ с моря, а бароны и прочие ратники — с суши.

163

Так оставались они четыре дня. После этого, на пятый день ³³⁹, вся рать вооружилась и боевые отряды поскакали в том порядке, какой был определен ³⁴⁰, вдоль берега гавани ³⁴¹ до самого Влахернского дворца; а флот прошел прямо к месту у гавани напротив них и доплыл до самого конца гавани ³⁴². И там есть речка ³⁴³, которая впадает в море таким образом, что через нее нельзя перейти иначе, кроме как по каменному мосту ³⁴⁴. Греки порушили мост, и бароны повелели войску трудиться целый день и целую ночь, чтобы [42] починить мост. Таким образом, мост был починен, и наутро боевые отряды взялись за оружие ³⁴⁵; и они поскакали один вслед за другим, сообразно тому, как были построены, и подступили к городу. И никто из города не выступил против них; и это было великим чудом, ибо на одного ратника в войске приходилось двести в городе.

164

Тогда совет баронов постановил, что они расположатся между Влахернским дворцом ³⁴⁶ и замком Боэмунда ³⁴⁷, который являл собой аббатство, обнесенное стенами. И тогда были раскинуты палатки и шатры, и оттуда открывался горделивый вид, ибо у Константинополя, который тянулся в ширину по суше на три лье ³⁴⁸, войско могло осаждать лишь одни из его ворот ³⁴⁹. А венецианцы были на море на нефах и судах; и они установили лестницы ³⁵⁰, и мангоньо, и камнеметы, и они очень хорошо подготовились к своему приступу. И бароны тоже подготовились к своему приступу с суши, установив камнеметы и мангоньо.

165

И знайте, что они не были в покое, ибо не было ни одного часа ни ночью ни днем, чтобы какой-нибудь из боевых отрядов не стоял вооруженным у ворот, дабы охранять осадные орудия и препятствовать вылазкам. И, несмотря на все это, греки не оставляли множества попыток предпринимать вылазки то через эти, то через другие ворота; и они совершали их так часто, что 6 или 7 раз на дню всей рати приходилось браться за оружие. И у них не было возможности отходить от лагеря в поисках провизии далее, чем за четыре арбалетных выстрела; и провизии было очень мало, за исключением разве что муки и солонины; да и из этого получали мало, а свежего мяса и вовсе не было, если не случалось, что у них убивали лошадей; и знайте, что для всего войска было у них съестного на три недели ³⁵¹. И они были в весьма большой опасности, ибо еще никогда столь малым числом людей не было осаждаемо столько людей в каком-нибудь городе.

166

Тогда они использовали одно прекрасное приспособление: они укрепили весь лагерь добрым палисадом, и добрыми брусьями, и добрыми поперечными балками ³⁵²; и под этим укрытием они почувствовали себя более надежно и безопасно. Греки же устраивали вылазки так часто, что не давали им передохнуть ³⁵³, и те, кто был в лагере, живо отбрасывали их прочь; и всякий раз, когда греки предпринимали вылазку, они теряли много своих людей.[43]

167

Однажды ³⁵⁴ охрану несли бургундцы, и греки совершили вылазку против них, и выступила из города часть их лучших воинов; а те, кто был в лагере, со своей стороны ринулись на них и весьма решительно отбросили их и прижали так близко к воротам, что сверху на них бросали целый град камней. Там был взят в плен один из лучших греков города по имени Константин ли Аскр ³⁵⁵, и Готье де Нюлли взял его прямо на коне. И там Гийому де Шанлитт ударом камня разбило руку, и это было большой потерей, ибо он был весьма храбр и весьма доблестен.

168

Я не могу назвать вам все стычки, и всех раненых, и всех убитых. Но когда сражение заканчивалось, прибыл рыцарь из окружения Анри, брата графа Бодуэна Фландрского и д'Эно по имени Эсташ дю Марше; а облачен он был только в гамбизон ³⁵⁶ и в железную каску ³⁵⁷, со щитом наперевес через шею, и он много постарался, чтобы отбросить врага, и ему воздавали великие похвалы. Не проходило дня, чтобы не предпринималось вылазок, но я не могу рассказать вам обо всех. Греки держались так близко от них, что они не могли ни спать, ни отдыхать, ни есть иначе как при оружии.

169

Еще одну вылазку предприняли греки из ворот, что были выше ³⁵⁸, где они потеряли еще многих, людей; но там был убит и рыцарь по имени Гийом де Жи; и там прекрасно выказал себя Матье де Валинкур, и он потерял своего коня, который был под ним убит на мосту у ворот; и многие, кто участвовал в этой стычке, держались очень доблестно. У этих ворот, что выше Влахернского дворца, откуда они чаще всего производили вылазки, отличился, как никто другой, Пьер де Брашэ, ибо он расположился ближе всего к воротам и чаще всего вмешивался в схватки.

170

Эти опасности и эти испытания продолжались для них около десяти дней ³⁵⁹, пока однажды в четверг утром они не подготовили свой приступ, равно как и лестницы. А венецианцы приготовили свой с моря. Приступ решено было вести таким образом, что три боевых отряда из семи ³⁶⁰ будут прикрывать лагерь, четыре же пойдут на приступ. Маркиз Бонифаций Монферратский охранял лагерь со стороны полей, так же как и отряд шампанцев и бургундцев во главе с Матье де Монморанси ³⁶¹. А граф Бодуэн Фландрский и д'Эно двинулся со своими людьми на приступ; на приступ двинулись также Анри, его брат, и граф Луи Блуаский и Шартрский, и граф Гюг де Сен-Поль, и те, кто шел с ними.[44]

171

И они приставили две лестницы к одной барбакане ³⁶² вблизи моря. А стена вся была усеяна англами и данами ³⁶³, и приступ был весьма могуч, и суров, и продолжителен. И в живом порыве два рыцаря и два оруженосца взобрались на лестницы и захватили у них стену. И на стену влезло их около пятнадцати, и там сражались они один против одного секирами ³⁶⁴ и мечами. И те, кто был в городе, поднатужились во всю мочь и резко отбросили наших, а двоих даже захватили; и те из наших людей, которые были захвачены, были приведены к императору Алексею, и он был этому очень рад. Так со стороны французов приступ прекратился ³⁶⁵, и было там много раненых и покалеченных, и бароны были этим очень раздосадованы.

172

А дож Венеции не забыл своих обязанностей, он расположил свои нефы, и свои юиссье, и свои суда в один ряд; и этот ряд вытянулся примерно на три арбалетных выстрела. И вот начал он приближаться к берегу, который был у стен и башен. Вы могли бы видеть тогда, как мангоньо бросали камни с нефов и юиссье, и как летели стрелы из арбалетов, и как непрерывно стреляли из луков, и как те, кто был в городе, очень отважно защищали стены и башни, и как лестницы нефов приближались вплотную к стенам настолько, что во многих местах ратники бились между собой на мечах и копьями; и шум стоял столь великий, что казалось, будто земля и море раскалываются. И знайте, что галеры не отваживались пристать к суше.

173

А теперь вы можете услышать об удивительной доблести: дож Венеции, который был старым человеком и ни капельки не видел, стоял весь в кольчуге на носу своей галеры и держал перед собой знамя св. Марка ³⁶⁶. И вот он закричал своим людям, чтобы его вывели на сушу, а если не сделают этого, то он их покарает. И они повели галеру так, что она пристала к берегу; и они выскочили из нее и вынесли перед ним на сушу знамя св. Марка.

174

И когда венецианцы увидели на суше знамя св. Марка и галеру своего сеньора, который высадился на берег прежде них, каждый из них почувствовал себя пристыженным и все они выскочили на сушу. И те, кто на юиссье, выскочили и вышли на сушу, кто куда как мог быстрее. Тогда вы узрели бы чудесный приступ. И Жоффруа де Виллардуэн, маршал Шампани, который сочинил это произведение, свидетельствует, что более 40 человек передавали ему как истину, что они видели знамя св. Марка на одной из башен и никак не могли понять, кто его туда водрузил.[45]

175

А теперь послушайте об удивительном чуде; те, кто был в городе, побежали, покинув стены; а венецианцы вступили в город, кто куда как мог быстрее, так что они овладели 25 башнями и заняли их своими людьми. И дож взял лодку и послал гонцов к баронам войска и велел известить их о том, что у венецианцев 25 башен и что они наверняка знают, что смогут удержать их. Бароны так обрадовались этому, что не могли поверить, что это правда. И венецианцы начали посылать войску на судах коней и боевых скакунов ³⁶⁷ из тех, которых они захватили в городе.

176

И когда император Алексей увидел, что венецианцы вошли таким образом в город, он начал высылать против них своих людей в великом множестве; и когда венецианцы увидели, что они не смогут выстоять, то запалили огонь между собой и греками; и со стороны наших людей налетел ветер, и огонь стал полыхать так сильно, что греки не могли видеть наших людей. Тогда венецианцы возвратились в башни, которыми завладели и которые завоевали.

177

Затем император Алексей Константинопольский вышел со всеми своими силами из других ворот города, что были от лагеря примерно в одном лье, и он начал выводить столько людей, что казалось, будто там был весь свет. Потом он выстроил свои боевые отряды в поле, и они поскакали к лагерю. И когда наши французы их увидели, они повсюду схватились за оружие. В этот самый день на страже у орудий были Анри, брат Бодуэна, графа Фландрского и Эно, и Матье де Валинкур, и Бодуэн де Бельвуар, и их люди, которые находились с ними. И прямо на виду у них император Алексей построил множество ратников, которые должны были, выйдя из трех ворот, ринуться и напасть на лагерь с другой стороны.

178

И тогда выступили из лагеря шесть боевых отрядов, которые были образованы раньше, и они выстроились перед своим палисадом, а их оруженосцы и конюшие пешими встали позади крупов их коней, лучники же и арбалетчики впереди них; и они составили боевой отряд из своих пеших рыцарей, которых у них было около 200, тех, что совсем не имели коней. И так они оставались, не двигаясь, перед своим палисадом, и это было весьма мудро, ибо коль скоро они выступили бы в поле, чтобы атаковать их, то ведь у тех имелось такое великое множество людей, что все мы были бы ими раздавлены.[46]

179

Казалось, будто вся равнина покрыта боевыми отрядами врагов; и они продвигались понемногу полным строем. Это представлялось весьма опасным делом, ведь у наших-то было всего 6 боевых отрядов, у греков же их было чуть не 60, и не было у нас ни одного, который был бы больше, чем какой-либо из их отрядов. Однако наши были построены таким образом, что к ним нельзя было подступиться иначе как спереди. И император Алексей подходил к нашим до тех пор, пока не подошел так близко, что одни стреляли в других. И когда дож Венеции узнал об этом, он велел своим людям выйти и оставить свои башни, которые они завоевали, и сказал, что хочет жить или умереть вместе с пилигримами. Так он двинулся к лагерю, и сам первым сошел на землю со столькими из своих людей, сколько мог привести.

180

Боевые отряды пилигримов и греков долго стояли так друг против друга, так что ни греки не отваживались отойти со своих позиций и напасть на наших, ни наши не хотели отдаляться от палисада. И когда император Алексей увидел это, он начал отводить своих людей. И когда он стянул своих людей, он повернул оттуда назад. И когда рать пилигримов увидела это, она мало-помалу поскакала в его сторону; и боевые отряды греков начали трогаться с места и отступили ко дворцу, который назывался Арфелиппос ³⁶⁸.

181

И знайте, что никогда Бог не избавлял каких-либо людей от большей опасности, чем та, которой он подверг рать пилигримов в этот день. И знайте, что не было среди них такого храбреца, который бы не испытывал великой радости. Так остановилась в этот день битва, ибо ничто не делается иначе, чем как это угодно Богу. Император Алексей возвратился в город, а те, кто находился в войске, отправились в свой лагерь, и они скинули оружие и снаряжение, усталые и утомленные; а потом они подкрепились немного и немного выпили, ибо у них было мало провизии.

182

А теперь послушайте-ка о чудесах нашего Господа, как они великолепны повсюду, где ему угодно их сотворить. Этой самой ночью император Алексей Константинопольский взял из своей сокровищницы столько, сколько мог унести, и увел с собой тех из своих людей, которые захотели уйти оттуда; так он бежал и покинул [47] город ³⁶⁹. А те, кто пребывал в городе, были сильно поражены. И они отправились к темнице, где был император Сюрсак, у которого были вырваны глаза, и они облачили его по-императорски; и они отвели его в знатный дворец Влахерны, и они усадили его на высокий трон, и они выказали ему повиновение как своему сеньору. И потом они назначили послов по совету императора Сюрсака и послали их в войско; и они известили сына императора Сюрсака и баронов, что император Алексей бежал и что они восстановили императором императора Сюрсака.

183

Когда молодой царевич узнал об этом, он известил маркиза Бонифация Монферратского; и маркиз созвал баронов всей рати. И когда они собрались в шатре сына императора Сюрсака, он рассказал им эту новость. И когда они узнали ее, то нечего и говорить, какова была их радость: ибо никогда не было на свете большей радости; и все они с великим благочестием воздавали хвалу нашему Господу за то, что он в столь короткое время оказал им поддержку и из столь плачевного положения, в котором они находились, столь их возвысил. Вот почему можно сказать: «Тот, кому Бог захочет помочь, тому никакой человек не в состояние причинить зла».

184

Тогда начало светать ³⁷⁰ и рать начала вооружаться; и все в лагере вооружились, потому что они не слишком доверяли грекам. А из города начали выходить вестники, по одному или по двое, и они рассказывали те же новости. Совет баронов и графов, а также дожа Венеции решил так, что они направят послов в город, чтобы разузнать, как там обстоят дела, и коль скоро то, что им поведали, окажется правдой, то пусть потребуют от отца, чтобы он подтвердил условия, которые взял на себя его сын, а иначе они не позволят сыну вступить в город. Послы были избраны: одним был Матье де Монморанси, другим — Жоффруа, маршал Шампани, а еще два венецианца от дожа Венеции.

185

Послов проводили до ворот города, и отворили им ворота, и они спешились. И греки расставили англов и датчан с их секирами от ворот до Влахернского дворца ³⁷¹. Там они увидели императора Сюрсака, столь богато одетого, что напрасно было бы искать человека, одетого более пышно, а рядом с ним его жену, императрицу, которая была прекрасной дамой, сестрой короля Венгрии ³⁷². И там было столько других знатных мужей и знатных дам, что нельзя было и шагу ступить, и дам, столь богато разодетых, что пышнее и быть не может ³⁷³. И все те, кто за день до того был против него, в этот день все повиновались его воле. [48]

186

Послы подошли к императору Сюрсаку; и император, и все остальные оказали им великие почести. И послы сказали, что они хотели бы поговорить с ним с глазу на глаз от лица его сына и баронов рати. И он встал; и он вошел в некие покои и повел с собой только императрицу, и своего канцлера, и своего толмача, и четырех послов. По согласию послов Жоффруа де Виллардуэн, маршал Шампани, взял слово и сказал императору Сюрсаку:

187

«Государь, ты видишь, как мы послужили твоему сыну и насколько мы выполнили наши обязательства по отношению к нему. Но он не может войти сюда, пока не получит подтверждения обязательств, которые взял по отношению к нам. И он просит вас как ваш сын подтвердить его обязательства в том виде и таким образом, как он их принял в отношении нас». «Каковы же обязательства?» — спросил император. «Они такие, как я вам скажу», — ответил посол.

188

«Прежде всего поставить всю империю Романии в повиновение Риму, от которого она некогда отпала; потом выдать 200 тыс. марок серебром тем, кто находится в войске, и обеспечить малых и великих съестным на год; и доставить 10 тыс. человек на своих кораблях и содержать их за свой счет в течение года; и содержать за свой счет к заморской земле до конца своей жизни 500 рыцарей, которые будут охранять эту землю. Таково соглашение, которое сын ваш заключил с нами; и он скрепил его клятвой и грамотами с висячими печатями, причем и от имени короля Филиппа из Германии, чья жена — ваша дочь. Мы желаем, чтобы вы тоже подтвердили это соглашение» ³⁷⁴.

189

«Разумеется, — сказал император, — обязательства очень велики, и я не вижу, как они могут быть исполнены. И тем не менее вы так послужили ему, и ему и мне, что, если даже вам отдать всю империю, вы этого вполне заслужили бы». И много было говорено и повторено всяких слов в этом роде. Но конец был таков, что отец подтвердил обязательства в том виде, как их принял сын, скрепив клятвой и висячей грамотой с золотой буллой. Грамота была вручена послам. Затем они покинули императора Сюрсака и возвратились обратно в войско и сказали баронам, что выполнили свое поручение.

190

Тогда бароны уселись на коней и с превеликой радостью привели молодого царевича в город к его отцу. И греки открыли ему ворота и приняли его с превеликой радостью и с превеликим [49] торжеством ³⁷⁵. Радость отца и сына была очень большой, ибо они давно не виделись, и еще потому, что прежде всего благодаря Богу, а потом благодари пилигримам она из столь великой бедности и столь великих невзгод вознеслись на такую высоту. Весьма велика была радость также и в Константинополе и вне его, среди рати пилигримов, по причине успеха и победы, которую даровал им Господь.

191

И на следующий день император, а также его сын попросили графов и баронов пойти и разместиться Бога ради по другую сторону гавани, близ Эстанора ³⁷⁶: ибо если бы они расположились в городе, то могли бы опасаться распри с греками, в которой город ведь мог бы быть уничтожен ³⁷⁷. И наши сказали, что они уже столько и всячески послужили царевичу, что не могли бы отказать ему в таком деле, о котором просили его отец и он. Так они отправились расположиться по другую сторону ³⁷⁸. И они пребывали таким образом в мире и спокойствии, пользуясь великим изобилием доброй провизии.

192

Теперь вы можете узнать, что многие из войска отправлялись повидать Константинополь, и богатые дворцы, и высокие церкви, которых там было так много, и великие богатства, каких никогда вообще не было столько в каком-либо городе. Что до реликвий, то о них и говорить нечего, ибо их было в то время в городе столько же, сколько имелось во всем мире ³⁷⁹. Греки и французы вели между собой торг всякой всячиной, разными товарами и прочим добром.

193

По общему согласию французов и греков было решено, что новый император будет коронован в праздник монсеньера святого Петра, в начале августа ³⁸⁰. Как было решено, так было и сделано. Он был коронован торжественно и с большими почестями, как короновали греческих императоров. Затем он начал выплачивать деньги, которые должен был ратникам войска, и они поделили деньги между всеми, и вернули каждому столько за его перевоз, сколько он уплатил в Венеции ³⁸¹.

194

Новый император часто навещал баронов в лагере ³⁸²; и он выказывал им великие почести, самые большие, какие только мог выказать; и, конечно, он должен был так поступать, ибо они [50] ведь сослужили ему весьма добрую службу. И вот однажды он явился один повидать баронов в доме Бодуэна, графа Фландрии и Эно. Туда позвали частным же образом дожа Венеции и знатных баронов. И он молвил им слово и сказал им ³⁸³: «Сеньоры, я стал императором благодаря Богу и благодаря вам; и вы сослужили мне самую большую службу, какую когда-либо предоставляли христианину. Так знайте, что многие делают вид, что благоволят ко мне, а на самом деле вовсе меня не любят; и что греки весьма раздражены тем, что я вашими силами восстановлен в своем наследии.

195

Близок срок, когда вы должны уехать; а ваш уговор с венецианцами продлится лишь до праздника св. Михаила ³⁸⁴. В такой короткий срок я не могу исполнить своих обязательств по отношению к вам. Знайте, коль скоро вы меня покинете, что греки ненавидят меня из-за вас; я потеряю свою землю, и они меня убьют. Сделайте же то, что я вам сейчас скажу: если вы останетесь до марта, тогда я обеспечу вам ваш флот еще на год начиная с праздника св. Михаила, и я оплачу венецианцам расходы, и я выдам вам все, что будет надобно вам, до Пасхи. А за это время я сумею так укрепиться в моей земле, что уже не потеряю ее; и мои обязательства вам тоже будут исполнены, ибо я получу деньги, которые притекут ко мне со всех моих земель; и у меня будут тогда корабли, чтобы плыть с вами или чтобы послать их с вами так, как я это обещал ³⁸⁵. И тогда у вас будет целое лето, с начала до конца, чтобы воевать».

196

Бароны сказали, что они поговорят об этом без него. Они хорошо понимали, что то, что он говорил, — правда и что это было бы лучше всего и для императора, и для них самих. И они ответили, что могут сделать это только с согласия всей рати, и что они потолкуют об этом со всеми ратниками, и что известят императора о том, что смогут узнать. Итак, император Алексей покинул их и возвратился обратно в Константинополь. А они остались в лагере и на следующий день держали совет, куда собрали всех баронов и всех командиров войска и большую часть рыцарей. И тогда всем были поведаны эти слова императора.

197

И тут в войске возникло великое несогласие, как это случалось не единожды из-за тех, которые хотели, чтобы войско распалось, ибо им казалось, что дело тянется слишком долго. И та часть, которая на Корфу была в несогласии с остальными, убеждала других сдержать свою клятву и сказала им: «Дайте нам корабли, как вы поклялись сделать, ибо мы намерены двинуться на них в Сирию» ³⁸⁶. [51]

198

А другие заклинали их и говорили: «Сеньоры, Бога ради, да не погубим честь, которую оказал нам Господь. Коль скоро мы двинемся в Сирию, то прибудем туда уже с наступлением зимы и не сумеем воевать: таким образом, дело нашего Господа будет загублено. Зато ежели мы обождем до марта, то оставим этого императора в хорошем положении и отправимся туда, имея вдосталь денег и провизии; и тогда мы двинемся в Сирию и повернем в землю Вавилонию ³⁸⁷; и флот наш останется с нами до самого праздника св. Михаила, а потом со дня св. Михаила до Пасхи, потому что венецианцы не смогут нас покинуть зимой. И таким-то образом Заморская земля сможет быть завоевана».

199

У тех, кто хотел расколоть войско, не было иных помыслов, лучших или худших, лишь бы войско распалось. А те, кто хотел сохранить войско в целости, потрудились так, что с помощью Бога дело решилось в конце концов вот каким образом: венецианцы снова поклялись оставить на год свой флот начиная с праздника св. Михаила. И император Алексей дал им, сколько требовалось. Пилигримы же со своей стороны поклялись венецианцам продолжить на этот самый срок союз с ними, так как это они уже однажды сделали. И таким-то манером в войске были восстановлены мир и согласие.

200

Приключилась тогда у них в войске великая беда, ибо умер Матье де Монморанси, который был одним из лучших рыцарей королевства Франции, одним из самых почитаемых и любимых; и были великий траур и великая скорбь, одна из самых глубоких, причиненных войску кончиной одного лишь человека ³⁸⁸. И он был похоронен в церкви иерусалимского госпиталя св. Иоанна ³⁸⁹.

Комментарии

230 По рассказу автора хроники «Константинопольское опустошение», меньшой люд испытывал большие лишения и, страдая от голода, проявлял недовольство, тем более что знать присвоила себе почти всю добычу, взятую в Задаре. Он сообщает далее, что тысяче человек, настоятельно потребовавших у баронов корабли, позволено было уехать: эта тысяча ратников погрузилась на предоставленные им суда и достигла Анкони. Кроме того, дезертировало свыше тысячи других «воинов креста», но два юиссье из тех, которые их перевозили, затонули.

231 Вернер фон Боланден, но, возможно, также Генрих фон Бургланд.

232 По данным хроники «Константинопольское опустошение», 30 марта 1203 г.

233 Видам — феодальный титул, означавший светского сеньора, который представлял высокопоставленного церковного магната в «мирских» делах, являлся главой его административного персонала и предводительствовал соответствующими вооруженными силами.

Здесь имеется в виду Гийом де Феррьер, видам Шартрский, известный ь качестве автора кансон. Еще в 1190 г., во время осады Акры, как показала западногерманская исследовательница М. Л. Бульст-Тиле, он был принят в местное братство ордена тамплиеров. Э. Фараль ошибочно считал, что этот сеньор стал впоследствии великим магистром ордена и погиб под Дамиеттой в 1219 г. Французский историк в данном случае перепутал, очевидно, двух сеньоров: упоминаемого Виллардуэном видама Шартрского, участника Третьего и Четвертого крестовых походов — Гийома де Феррьера и его тезку Гийома Шартрского из рода Вер, избранного в 1210 г. великим магистром тамплиеров, а до того являвшегося начальником крепости крестоносцев в Святой земле — Шатель Блан. Последний и в самом деле был тяжело ранен в бою за Дамиетгу в августе 1219 г., после чего ему пришлось сложить с себя должность великого магистра. Что касается рыцаря-поэта Гийома де Феррьера, то он отправился в Четвертый крестовый поход в мае 1202 г., продав церкви Бельом-ра свои права на долю причитавшейся ей десятины и совершив тогда же «дарственный» акт в пользу шартрской церкви Пресвятой девы. После захвата крестоносцами Задара вместе с Рено де Монмирай уехал в Сирию. Позднее, когда Бодуэн Фландрский был коронован императором латинской империи, Гийом де Феррьер прибыл в Константинополь и, видимо, в том же 1204 г. умер.

234 См. выше, § 48—49. Как там уже отмечалось, фламандский флот вопреки обещаниям, данным его капитанами графу Бодуэну фландрскому, отказался участвовать в операциях против Задара и Константинополя и, не заходя в греческие гавани, направился в Сирию.

235 Так Виллардуэн переиначивает название гавани Модоны на юге Пелопоннеса.

236 Хронист передает весь последующий эпизод (§ 105—107), уже рассказав (§ 91—102) о прибытии послов из Германии в Задар и о последствиях этого посольства. Они прибыли, как указывалось, 1 январи 1203 г. Между тем посольство крестоносцев выехало в Рим, по-видимому, в декабре 1202 г. Дата определяется на основании сообщения Гунтера Пэрисского, согласно которому весть о прибытии в Задар послов из Германии (царевича Алексея и короля Филиппа) достигла Рима в то время, когда послы крестоносцев находились уже там. Иными словами, порядок изложения событий у Виллардуэна не соответствует их реальной последовательности, и это имеет свое объяснение: дело в том, что послание Иннокентия III «воинству Христову» дошло по назначению уже после прибытия в Задар византийских и немецких послов (послы же крестоносцев выехали в Рим раньше).

237 Судя по рассказу Робера де Клари (гл. XV), венецианцы не участвовали в каких-либо контактах крестоносцев с Римом. Действительно, они оставались в стороне от переговоров, что подтверждается и последующими событиями. Любопытно, однако, что Виллардуэн хранит на сей счет полное молчание.

238 То есть крестоносные бароны решили отправить депутацию к папе, который после взятия Задара крестоносцами в самом деле выразил свое негодование. Получив сообщение о захвате Задара, папа в послании к крестоносцам высказал «безмерную скорбь» в связи с тем, что они «пролили братскую кровь» и «уклонились с пути», нарушив его, папы, запрет нападать на христианские земли. Иннокентий III даже отлучил крестоносцев от церкви! Именно озабоченность этим обстоятельством и побудила предводителей, опасавшихся потерять влияние на массу рядовых воинов, участников захвата Задара, отрядить в декабре 1202 г. депутацию в Рим, чтобы в оправдание перед рыцарством испросить хотя бы формальное «прощение» апостольского престола за совершенное «прегрешение». Предводителям крестового похода приходилось считаться с тем, что негативная позиция «апостолика» усиливала дезертирство из крестоносной рати, а папское «прощение» могло бы по крайней мере предотвратить ее дальнейший распад.

239 Имя Невелона Суассонского называют и другие авторы, в том числе Гунтер Пэрисский, а также сам папа (в своих письмах). Гунтер, впрочем, «включает» в состав посольства и своего аббата Мартина, чью роль в этой миссии (да и вообще в крестовом походе) всячески старается подчеркнуть.

240 В других источниках имена этих послов-мирян обходятся молчанием. Исключение составляют только записки Робера де Клари, который упоминает Робера де Бона и, подобно Виллардуэну, указывает, что в Риме он покинул посольство. Текст Робера де Клари гласит: «Знатные крестоносцы и венецианцы совещались по поводу отлучения, которому они подверглись из-за того, что взяли город; и порешили между собой послать в Рим епископа Суассонского и монсеньора Робера де Бои, которые испросили у апостолика грамоту, что отлучение снимается со всех пилигримов и всех венецианцев (?— М. 3.). Когда они получили эту грамоту, епископ вернулся как.можно раньше; мессир же Робер де Бов не вернулся вместе с ним, а прямо из Рима отправился за море».

241 Выражения, в которых Виллардуэн отзывается о поведении этого рыцаря, позволяют предполагать, что Робер де Бов, явившись в Рим, представил перед папой «задарскую ситуацию» в достаточно неблагоприятном для крестоносцев свете и, наверное, воздержался присоединиться к высказывавшимся остальными послами уверениям в невиновности «воинства Христова», в вынужденном характере его действий и проч. Действительно, из предыдущего повествования Виллардуэна явствует, что Робер де Бов уже раньше не только открыто выступал против захвата Задара, но и уговаривал жителей города дать отпор венецианцам. В конечном счете, правда, дипломатическая миссия, предпринятая Робером де Бов на собственный страх и риск, осложнила положение задарцев, ставших жертвой неистовства завоевателей. Тем не менее позиция этого рыцаря явно шла вразрез с политическими «симпатиями» Виллардуэна и венецианско-баронской партии.

242 Бросается в глаза искусственный характер этого объяснения причин войны против Задара: ссылкой на возможный в перспективе распад войска в случае, если бы крестоносцы воздержались от нападения на город и не подчинились требованию венецианцев, хронист явно стремится оправдать линию поведения предводителей крестового похода.

243 Обращает на себя внимание, что папа, как об этом ясно пишет хронист, приветствовал лишь «баронов и пилигримов», венецианцы в данной связи Виллардуэном вообще не упоминаются.

244 Иннокентий III действительно поручил своему легату — кардиналу Пьстро Капуанскому снять отлучение, которому он только что подверг крестоносцев, причем легат должен был взять с них клятвенное обещание, что впредь они будут неукоснительно повиноваться апостольскому престолу. Папа, руководствуясь прежде всего политическими интересами курии, отправил в лагерь крестоносцев нунциев с письмом, в котором признал в качестве обстоятельства, извиняющего поведение захватчиков, то, что завоеватели Задара якобы действовали, «подчиняясь необходимости». Сохранялось, правда, в силе отлучение, которому были подвергнуты венецианцы, но это вовсе не должно было, по мысли «апостолика», помешать крестоносцам и в дальнейшем пользоваться их флотом. Тем самым в сущности последствия отлучения на практике сводились к нулю.

245 «Взять и решить» — евангельское выражение, означавшее в средние века право священника отпускать грехи или право епископа снимать отлучение.

246 Виллардуэн здесь допускает, видимо, неточность, ибо его утверждение, будто епископ Нивелон Суассонский и мэтр Жан Нуайонский получили от папы все полномочия, чтобы «вязать и решить», не согласуется с данными переписки Иннокентия III. Из нее явствует, что уже накануне отъезда посольства в Рим крестоносцам дано было отпущение епископами, но папа объявил это отпущение недействительным, поскольку власть «вязать и решить» принадлежит ему одному. Он вверил ее кардиналу Пьетро Капуанскому лишь после просьб послов крестоносцев, прибывших в Рим, поручив своему легату принимать или требовать присяги послушания от крестоносцев в качестве предварительного условия отпушения грехов им самим, папой,

247 7 апреля 1203 г. Упоминания о разрушении стен и укреплений Задара венецианцами содержатся также в некоторых других хрониках, например в «Константинопольском опустошении» и у Гунтера Пэрисского, который сообщает, впрочем, что полное разрушение укреплений было произведено венецианцами, одержимыми к городу «невыразимой ненавистью», почти сразу же после того, как Задар сдался победителям. Напротив, Аноним Гальберштадтский полагает; что эта акция была осуществлена уже при оставлении города... «в майские иды», т. е. 15 мая 1203 г. Однако немецкий хронист допускает тут явную ошибку, и вместо «май» нужно, конечно, читать в его тексте «апрель». Кстати, и дата 15 апреля тоже сомнительна: флот ведь начал покидать гавань Задара примерно с 20 апреля (см. ниже примеч. к § 110) и оставалось, следовательно, слишком мало времени, чтобы успеть разрушить город. Правда, венецианцы задержались там дольше «пилигримов»... Вполне допустимо, однако, слово «иды» толковать в смысле «около ид» (6—13 апреля), и тогда сведения Анонима Гальберштадтского точнее совпадают с хронологией Виллардуэна (7 апреля).

248 Это был король Имрэ (1196—1204 гг.), унаследовавший власть у Белы III (1172—1196 гг.).

249 Относительно времени этих событий сведения хронистов расходятся. По сообщению Виллардуэна, отъезд Симона де Монфора и его вассалов, аббата де Во, а позднее также Ангеррана де Бова и прочих произошел уже в то время, когда войско вышло за пределы городских стен, чтобы погрузиться на корабли, т. е. после того, как крестоносцы собрались отплывать из Задара. По Роберу де Клари, Симон де Монфор и Ангерран де Бов оставили войско раньше — еще тогда, когда «пилигримы» только намеревались брать Задар приступом, т. е. в ноябре 1202 г. В отличие от остальных, данная группа рыцарей провела зиму в Венеции. Предложение завоевать Задар, внесенное через Бонифация Монферратского, вызвало поначалу замешательство среди определенной части вождей и рядовых рыцарей, а также оппозицию у «меньшого люда», у тех, кто, по словам Гунтера Пэрисского, имел с собой мало денег и, израсходовав имевшиеся средства, не располагал ничем, чтобы продолжать путь: «Оставив войско, они повернули стопы свои назад и возвратились восвояси». Таким же образом, добавляет он, поступили и «некоторые могущественные и богатые мужи, причем не столько из-за нехватки средств, сколько будучи охвачены ужасом о совершении бесчестного деяния».

Вопрос о времени отъезда сеньоров и рыцарей от основной части войска остается неясным. Аноним Гальберштадтский сообщает, что вслед за разделом города некоторые аббаты заявили, что необходимо разорвать с венецианцами и, сопутствуемые многими «пилигримами», уехал в Венгрию. Следовательно, хронист относит отъезд части рыцарей ко времени после взятия Задара. Как явствует из рассказа автора хроники «Константинопольское опустошение», уход аббата де Во, Симона де Монфора и Ангеррана де Бова в Венгрию был вызван заключением соглашения с царевичем Алексеем и данной ему баронами клятвой (январь 1203 г). Причем если следовать хронологии этого летописца, то еще до них войско покинул Рено де Монмирай (30 марта). Судя по хронике аббата Пьера де Во де Сернэй («История альбигойцев»), Симон де Монфор, с большим трудом пересекший пустынную и бездорожную местность (вдоль берега Адриатики), достиг порта Барлетта (Апулия) и уже оттуда, наняв корабли, ндпрапилсч н Святую землю, где оставался свыше года. Напротив, по рассказу Виллардуэна и Робера де Клари, Симон де Монфор отбыл именно в Венгрию и выступил затем в поход на Восток.

250 Согласно хронике «Константинопольское опустошение», во второе воскресенье после Пасхи, т. е. 20 апреля 1203 г.

251 Автор ясно пишет, что отчаливали «нефы и юиссье», желая обратить внимание на то обстоятельство, что галеры остались с дожем Дандоло и Бонифацием Монферратским. См. § 111.

252 Корфу — остров Ионического архипелага, славившийся плодородием почвы и тонкими винами. Крестоносцы избрали Корфу, имея в виду возможности прокормить войско.

253 Робер де Клари (гл. XXXI) и Аноним Гальберштадтский также сообщают, что царевич Алексей прибыл в Задар после отплытия оттуда основной части флота. По сведениям Анонима Гальберштадтского, это было в день праздника св. Марка, т. е. 25 апреля 1203 г.

254 То есть Исаака II Ангела.

255 Дюразом Виллардуэн называет порт Драч (античный Диррахий), откуда начиналась проложенная еще в древнеримские времена главная сухопутная дорога, ведшая от берега Адриатического моря к Константинополю — так называемая Эгнациева дорога (через Охрид, Солунь, Родосто). За сотню с небольшим лет до этого, во время Первого крестового похода, по ней проследовала дружина норманнского князя Боэмунда Тарентского, этот же путь обычно избирали папские нунции, направлявшиеся с дипломатическими поручениями в Константинополь.

256 Виллардуэн имеет в виду царевича Алексея как «законного» наследника византийской короны, имевшего «права» на эти земли.

257 По сообщению хроники «Константинопольское опустошение», все города и все крепости от Рагузы до Корфу принимали Алексея с миром. Византийский хронист Никита Хониат, подобно Виллардуэну, уточняет это известие, говоря, что жители Лрача признали греческого царевича императором.

258 Как видно из последующего рассказа, крестоносцы находились на Корфу три недели (см. § 113) и отбыли 24 мая (§ 119), следовательно, царевич Алексей появился здесь в начале месяца. Это вполне согласуется с известием Анонима Гальберштадтского о том, что Алексей прибыл на Корфу в неделю Троицы, т. е. в неделю, предшествующую этому церковному празднику, иными словами, где-то между 19 и 25 мая.

259 Излагая события, связанные со встречей царевича Алексея крестоносной ратью, Виллардуэн, подчеркивающий, что византийский престолонаследник занял почетное положение среди предводителей похода, явно впадает в преувеличение. В действительности, столь теплый прием царевичу Алексею оказала (и в Задаре, и на Корфу) лишь часть крестоносцев. Аноним Гальберштадтский, внося большую ясность в ход событий, прямо писал, что с радостью встретили византийского наследника одни только венецианцы — тезис, который представляет ситуацию тоже крайне односторонне, но все-таки близко к действительности.

260 О том, что Алексея взял под свое покровительство маркиз Бонифаций Монферратский, упоминает также и Робер де Клари.

261 По рассказу Анонима Гальберштадтского, население Корфу встретило крестоносцев весьма враждебно. Хронист передает, в частности, такой эпизод, иллюстрирующий это более чем неприязненное отношение: архиепископ, пригласивший на обед некоторых церковнослужителей из крестоносного воинства, во время застольной беседы ядовито заметил им по поводу супрематии римского престола, что он, архиепископ, знает только одно обоснование такого рода супрематии, заключающееся в том, что «Христа ведь распяли римские воины». Более того, горожане, узнав о прибытии Алексея, напали на венецианский флот, забросали его камнями и зажигательными «снарядами», пытаясь оттеснить крестоносцев из гавани; в ответ остров был предан «пилигримами» разграблению.

262 Данный эпизод относится к концу пребывания «пилигримов» на Корфу, ко времени после прибытия сюда греческого наследника и маркиза Монферратского (между 19 и 24 мая 1203 г.).

263 Виллардуэн делает явный намек на разногласия, выявившиеся еще в Задаре, после прибытия туда послов Алексея и Филиппа Гогенштауфена.

264 Выше, в § 33, Виллардуэн упоминает о том, что во время своего возвращения из Венеции в 1201 г. он повстречал графа Готье де Бриенна, направлявшегося в Апулию отвоевывать земли своей жены, дочери Танкреда де Лечче, наследницы трона Сицилийского королевства, перешедшего в 1197 г. к сыну германского императора Генриха VI — Фридриху (II).

265 Брандиз — Бриндизи в Апулии, портовый город, откула обычно суча с паломниками отправлялись в Святую землю.

266 Эти четыре сеньора, предводительствовавшие прочими сторонниками двукратного «отклонения крестоносцев с пути» (сперва завоевания ими Задара, потом поворота войска в направлении на Константинополь), фактически выступали главными вершителями судеб всего Четвертого крестового похода.

267 Довод, формулируемый Виллардуэном, таким образом, в высшей степени выразителен: он ясно раскрывает подлинные мотивы действий предводителей крестоносного предприятия.

268 Те, т. е. сторонники «оппозиции».

269 Сцена, чрезвычайно важная для понимания глубинной сущности крестового похода: гордые и надменные бароны идут на крайнее унижение, преклоняют колени перед теми, кто настроен против похода на Константинополь, вовсе не во имя высших христианских идеалов и целей, а ради сохранения в целости войска, без котоpoго, по словам Виллардуэна, «мы ничего не сумеем завоевать».

270 29 сентября 1203 г. — дата окончания срока договора крестоносцев с Венецией. Правда, строю говоря, год, предусматривавшийся условиями этого договора (от 1201 г.), исчислялся со дня отбытия крестоносцев из Венеции (1 октября 1202 г.). См. далее, § 195.

271 То есть с 29 сентября 1203 г.

272 Соглашение, о котором сообщает Виллардуэн, имело, как видно, компромиссный характер. Известие хрониста соответствует тому, о чем рассказывает в своем письме к герцогу Анри Лувенскому граф Гюг де Сен-Поль.

273 24 мая 1203 г. Впрочем, по сообщению хроники «Константинопольское опустошение», — в день праздника Троицы, 25 мая.

274 Маршрут флота крестоносцев, указывают хронисты Аноним Гальберштадтский и Альорик де Труафонтэн. Первый повествует об этом более общо, второй же довольно подробно. Притом немецкий хронист загромождает свой рассказ всевозможными домыслами, свидетельствующими лишь, что сам он не сведущ в географии тех мест, о которых упоминает. Напротив, Альбрик де Труафонтэн со знанием дела называет до трех десятков пунктов, обнаруживая ясные географические познания, правда почерпнутые в уже имевшихся тогда описаниях, т. е. извлеченные из сочинений других авторов. Во всяком случае, он, подобно Виллардузну, отмечает — в соответствии с действительными фактами — детали, адекватно отражающие путь крестоносцев: остановки флота сперва в Негропонте, затем в Абидосе, где они пополнили свои продовольственные запасы. Впрочем, этот автор ничего не говорит о пребывании в Халкедоне и в Скутари, так что создается впечатление, будто из Абидоса флот двинулся прямо в Галату.

275 См. выше, § 50.

276 Довод, приведенный, судя по рассказу хрониста, этим рядовым крестоносцем (явно принадлежавшим к низшей прослойке рыцарей) в обоснование собственного поведения (вернувшись ни с чем из Сирии, он примкнул теперь к тем, кто направлялся на Константинополь), весьма поучителен: этому ратнику представлялось, что «Они должны завоевать землю»!

277 Смысл этой нравоучительной сентенции хрониста в том, что, по его мнению, «пилигримы», отправившиеся в Сирию и ничего там не достигшие, шли «худыми», или «неправедными», путями, а воин, присоединившийся по возвращении оттуда к крестоносной рати, которая направлялась в Византию, вернулся на «добрый», или «праведный», путь. Виллардуэн, таким образом, приводит данный эпизод, стремясь обставить свою концепцию еще одним, дополнительным аргументом в ее псшьзу.

278 Нигр — Негропонте, о. Эвбея и ее главный город (древняя Халкия).

279 По-видимому, в Негропонте крестоносцы высадились, так что совет баронов, о котором сообщает хронист, принял свои решения, собравшись уже на суше.

280 Остров Андрос в Эгейском море.

281 Иными словами, местное население откупилось от Алексея и крестоносцев, т. е., попросту говоря, жители «купили мир» для себя за золото, а не просто «заключили мир» с пришельцами, как старается представить ситуацию Виллардуэн.

282 Речь все время идет здесь о тех, кто сделал остановку у о. Андрос.

283 То есть миновали о. Андрос и плыли морем дальше.

284 У Виллардуэна Boche d’Avie — старофранцузский термин, этимологически равнозначный выражению Bouch d'eau, т. е. «горловина воды» (осмысление географического понятия в духе доступной рыцарскому мировосприятию этимологии), иначе говоря, Дарданеллы. Ави — город Абидос (или Авидос), действительно находившийся там, где начинается Дарданелльский пролив. Робер де Клари (гл. XL) тоже называет начало этого пролива «Бук д'Ав» (на пикардийском диалекте соответствует виллардуэновскому «Бош д'Ави») и, отмечая, что это был порт, где высадились крестоносцы, добавляет: он расположен был на том месте, где некогда стояла Великая Троя. Аналогичный и столь же краткий «исторический экскурс» дают Аноним Гальберштадтский и Альбрик де Труафонтэн.

285 Виллардуэн, подобно другим хронистам, называет рукавом св. Георгия и Дарданеллы, и Босфор. Свое название пролив этот получил по константинопольскому монастырю св. Георгия в Манганах (предместье столицы), на берегу Пропонтиды, а возможно также, согласно другой версии, от арсенала в той столичной крепости, которая господствовала над Босфором. Наименование «рукав св. Георгия» применялось на Западе со времен Первого крестового похода,

286 Плавание от о. Корфу до Абидоса при благоприятном ветре, как свидетельствует Никита Хониат, продолжалось обычно не более восьми дней; то же подтверждают данные уже неоднократно упоминавшегося выше письма графа Гюга де Сен-Поля к Анри Лувенскому. Следовательно, первые корабли крестоносцев причалили к якорной стоянке у Абидоса где-то около 1 июня 1203 г.

287 То есть те суда, которые задержались, поскольку сделали остановку у о. Андрос.

288 Следовательно, остальная часть флота, отбывшая с Андроса, причалила к Абидосу примерно 8 июня.

289 Имеется в виду монастырь св. Стефана (французский аналог — «Сент-Этьен») к югу от Константинополя, в 5 милях от крепости Семь Башен. По этому монастырю получило свое название и позднейшее предместье Сан-Стефано. В некоторых исторических трудах прибытие флота в этот пункт датируется 23 июня 1203 г. У Виллардуэна эта дата тоже встречается, но в иной связи. См. § 132.

290 Сходные впечатления отразились и в повествовании Робера де Клари (гл. ХI).

291 По данным Альбрика де Труафонтэна, в Константинополе в начале XIII в. насчитывалось около 500 церквей и монастырей. Об огромном количестве храмов в византийской столице сообщает и русский паломник Добрыня Ядрейкович в своей «Книге Паломник»: по его словам, в церквах службу несли 40 тыс. священников, не считая тех, кто выполнял соответствующие обязанности при монастырях.

292 Подразумевается, что «столь великое дело никогда не предпринималось таким небольшим количеством людей».

293 Ни один из современных хронистов, кроме Виллардуэна, не упоминает об этом совете.

294 См. об этом выше, § 65.

295 Имеются в виду острова к юго-востоку от Константинополя, ныне называемые Принцевыми: византийская аристократия понастроила здесь роскошные дворцы, служившие для загородных увеселительных надобностей.

296 24 июня 1203 г.

297 Эта традиция имела не только символический смысл: таким образом сооружался своего рода заслон из щитов, ограждавший с бортов тех, кто находился на палубах кораблей. Ср. выше, § 75. Щиты выставлялись обычно при отплытии из гавани, потом, во время плавания их убирали.

298 О скоплении константинопольцев на городских стенах (а также на крышах домов) сообщает и Робер де Клари (гл. XL).

299 То есть на правом (восточном) берегу Босфора. Робер де Клари называет это место «Машидуан», вероятно, следуя «нормам» той своеобразной этимологии, по которой греческие наименования «офранцуживались» (в данном случае — от слова «Македония»). В действительности — «Кальшедуан». Это был Халкидон, где находилась резиденция василевсов (ныне — Кади-Кэи).

300 То есть 25 июня 1203 г.

301 26 июня 1203 г.

302 Скутари, на азиатском берегу Босфора, севернее Халкидона, прямо напротив Константинополя. Здесь тоже находился императорский дворец. По известиям Никиты Хониата, сюда пристали легкие суда, а нефы бросили якорь в предместье столицы — Пере, в недосягаемости для стрел.

303 Речь идет об императоре Алексее III (1195—1203 гт).

304 Включая день прибытия, однако исключая день отплытия из Скутари, следовательно, с 26 июня по 4 июля 1203 г. Флот покинул эту гавань 5 июля, о чем см. ниже, § 155.

305 Имеется в виду, должно быть, Чамлыджадаг, гора на азиатском берегу «рукава», восточнее Скутари.

306 Мегадукс — мегадука, т. е. «великий адмирал», иначе говоря, командующий флотом в Византии. Им был в то время Михаил Стрифна, зять императора. Поскольку у Виллардуэна речь идет о предводителе обычного боевого отряда («рыцари»), вероятно, хронист спутал этот греческий титул с близким к нему, носитель которого мог получить командование сухопутными силами, находясь под начальством севастократора.

307 Об этой попытке византийского императора снестись через своего посланца с вождями крестоносцев, чтобы избежать войны, упоминают также Робер де Клари (гл. XLI) и граф Гюг де Сен-Поль в письме к Анри Лувенскому. Граф де Сен-Поль, правда, сообщает очень немногое: в его письме говорится только о том, что бароны потребовали от василевса отречения. Что касается Робера де Клари, то его известия об этом эпизоде дипломатической истории Четвертого крестового похода целиком совпадают с сообщением Виллардуэна,

Особняком стоят сведения венецианских источников, которые относят посольство Алексея III к тому времени, когда крестоносцы только собрались в Венецию: император якобы имел намерение разорвать связь Венеции с крестоносной ратью и побудить к союзу с Византией против «пилигримов». На самом деле, как явствует из гораздо более надежных в данном случае известий Виллардуэна и упомянутого эпистолярного источника, Алексей III отправил в Скутари своего посланца с грамотой, в которой предлагал полюбовное решение возникших в связи с прибытием крестоносной рати проблем, и с соответствующим устным сообщением Бонифацию Монферратскому. Однако предводители крестоносцев — ответ послу дал в этом духе Конон Бетюнский — категорически отказались вести всякие переговоры с узурпатором, пока тот не отречется от власти.

308 Николя Ру — латинянин, скорее всего итальянец, живший в Константинополе. Подобно другим французам и итальянцам, иногда служившим при дворе василевсов, его там использовали время от времени для оказания услуг дипломатического свойства. Выбор императора пал на этого ломбардца — настоящее его имя было Никколо Росси, — поскольку он, видимо, в состоянии был лучше всего объясниться со своим соотечественником Бонифацием Монфер-ратским.

309 То есть бароны.

310 Виллардуэн воспроизводит здесь традиционную формулу верительной грамоты, аккредитующей представителя государства.

311 См. примеч. к § 16.

312 Судя по этим выражениям, хорошо осведомленный Алексей III, по-видимому, старался обставить свою аргументацию возможно более убедительными для крестоносцев доводами: ведь разногласия, обнаружившиеся до этого в их войске, во всяком случае с формальной точки зрения, определялись нежеланием части крестоносцев действовать вразрез с религиозными целями крестового похода. Папское отлучение воспоследовало в свое время именно в качестве «кары» за «уклонение с пути». Отсюда — расстановка акцентов в речи императорского вестника на переговорах с вождями крестоносцев.

313 Крестоносцы, видимо, были сильно обескуражены тем, что после легкого подчинения Драча (§ 111) в Константинополе им был оказан столь враждебный прием. Об этом свидетельствует и рассказ, содержащийся в письме графа де Сен-Поля к Анри Лувенскому. Вероятно, они предполагали, что царевича там ждут как желанного человека — об этом довольно ясно сообщается в названном письме. Они были также удивлены, писал Гюг де Сен-Поль, что никто из родичей не пришел приветствовать наследника во время пребывания войска в Скутари. Этим, вероятно, и объясняется намерение, исходившее, как отмечает Робер де Клари, от дожа Дандоло, обратиться непосредственно к грекам, к столичному люду: в верхах крестоносцев питали надежду, что народ, вопреки императору, выкажет, узрев «законного наследника», свое расположение к нему, что подлинные настроения жителей Константинополя подавляются насильственными средствами и пр. Вот почему решено было продемонстрировать грекам царевича Алексея. Повествование об этом эпизоде содержится также и в письме графа де Сен-Поля, где рассказывается о том, что крестоносцы отнюдь не преуспели в задуманном деле, несмотря на многократные попытки заставить греков прислушаться, объяснив им мотивы своего прибытия к Константинополю; в ответ греки забрасывали их корабли снарядами каждый раз, когда они приближались к стенам города.

314 То есть ограждать и защищать от императора Алексея III.

315 То есть на сторону царевича Алексея.

316 О том, что накануне отплытия из Скутари было определено боевое построение войска, упоминают также Робер де Клари (гл. XLI) и Гюг де Сен-Поль. По наблюдению Э. Фараля, перечень боевых отрядов, приводимый в § 147—153, внешне напоминает перечень «колонн» Карла Великого в «Песни о Роланде»; однако Виллардуэн, чуждый погоне за литературными эффектами, стремится лишь к тому, чтобы дать ясное представление о числе и составе отрядов, поскольку это необходимо для понимания хода событий. Действительно, в описыпаемых им далее боевых операциях отряды рыцарей будут действовать как раз в соответствии с порядком, в котором они здесь перечислены.

317 Мотив передачи командования авангардом графу Фландрскому, приводимый хронистом, чрезвычайно существен, поскольку сражение начиналось обычно с перестрелки.

318 Хотя владения Матье де Монморанси находились на территории королевского домена, он взял на себя и командование ратниками из Шампани: дело в том, что юный граф этой «земли» (Тибо IV) отсутствовал среди крестоносцев, а Матье де Монморанси издавна находился в близких отношениях с графами Шампани. Он был свидетелем смерти Тибо III Шампанского; после его кончины участвовал в посольстве к Эду Бургундскому, в лице которого бароны хотели найти замену умершему (см 6 38).

319 Объединение рыцарей Северной Италии с выходцами из Германии объясняется, несомненно, политическими и фамильными связями Бонифация Монферратского с домом Гогенштауфенов, т. е. гибеллинской принадлежностью маркиза.

320 Виллардуэн детально рассказал здесь о разбивке воинства крестоносцев на семь боевых подразделений, каждым из которых предводительствовал кто-либо из наиболее видных сеньоров. Судя по рассказу хрониста, венецианцы вовсе не принимали участия в формировании сухопутных отрядов.

321 О том, что крестоносцы находились тогда перед необходимостью «победить или погибнуть», говорится и в их более позднем послании к Иннокентию III. Быть может, Виллардуэн в данном случае использовал в своих целях этот документ?

322 Аналогичное известие содержится в повествовании Робера де Клари, (гл. XLI) и в письме Гюга де Сен-Поля к Анри Лувенскому.

323 Буквально: «распорядится ими», или «исполнит над ними свой приговор» (feroil son conmandement d'els).

324 Вероятно, погрузка «пилигримов» на корабли в Скутари и высадка в константинопольском предместье Галата намечались на 5 июля 1203 г. Действительно, в Халкидон они прибыли 24 июня (§ 134), в Скутари — 26 июня (§ 136), а истекший с того времени период в девять дней длился до 5 июля (§ 137). Автор хроники «Константинопольское опустошение» датирует высадку в Галате 1 июля («июльские календы»), смешивая, должно быть, день, когда грекам был показан царевич Алексей, с днем высадки крестоносцев в Галате. Дата 5 июля вполне согласуется с последующим рассказом Виллардуэна об осаде Галатской башни, подтверждаемом многими свидетельствами современников.

325 По данным письма Гюга де Сен-Поля, кроме нефов, юиссье и галер, флот насчитывал еще 200 судов разного типа, не считая небольших лодок и шаланд (барж)

326 То есть на противоположном берегу Рукава св. Георгия.

327 Иными словами, чтобы легче было пересечь пролив и пристать к другому берегу. По рассказу Робера де Клари, впереди с дожем во главе плыли венецианцы, пустившие перед собой баржи, на которых находились арбалетчики и лучники (гл. XLIII). Вероятно, галеры вели за собой на буксире нефы, менее подвижные, с малой маневренностью, непременно нуждавшиеся в попутном ветре и к тому же не имевшие весел.

328 Тот факт, что император Алексей III не оказал никакого сопротивления крестоносцам, находит свое подтверждение и в других источниках, в частности в хронике «Константинопольское опустошение», в хронике Робера де Клари (гл. XLIII) и в письме Гюга де Сен-Поля к Анри Лувенскому. По сообщению этого графа, греки бежали столь поспешно, что их нельзя было настичь даже стрелой; Робер де Клари отмечает, что греков преследовали до моста, по которому они проходили в город.

329 Железная цепь, преграждавшая вход в залив Золотого Рога, как видно из рассказа Никиты Хониата, поднималась и натягивалась при приближении вражеских кораблей. Укрепленная на громадных «балках», она тянулась от Галатской башни в Пере до городских стен, точнее до Акрополя (башня Кентинарий), и, судя по сведениям Робера де Клари, поддерживалась на поверхности воды деревянными брусьями-поплавками (гл. LIII). Эта цепь, защищая константинопольский порт, позволяла контролировать вход в него и выход кораблей в открытое море. Чтобы прорвать цепь, нужно было пустить боевой корабль, оснащенный специальным приспособлением — гигантскими «ножницами», или прочным тараном, под натиском которого цепь разрывалась. Цепь, перегораживавшая Золотой Рог, была проведена еще в VIII в. На протяжении истории Византии она по крайней мере пять раз натягивалась для противодействия вражеским судам: в 717—718 гг.— против арабского флота, в декабре 821 г. — во время восстания Фомы Славянина, пытавшегося в союзе с арабами захватить столицу, в 969 г. — перед лицом опасности со стороны Руси, в 1203 г. — во время событий, описываемых Виллардуэном, в 1453 г. — во время осады Константинополя османами. Механизм, регулировавший положение цепи, был устроен таким образом, что ее натягивали и отпускали со стороны города. В Пере она была наглухо присоединена к Галатской башне. Часть этой цепи позднее была перевезена в Акру, другая, оставшаяся в Константинополе, доныне находится близ церкви св. Ирины. Такие же ограждающие устройства имелись в те времена в других портовых городах, например в Задаре (§ 78), в Афинах и т. д.

330 То есть на рассвете 6 июля. Эта дата подтверждается сообщением хроники «Константинопольское опустошение». Гюг де Сен-Поль говорит в своем письме о многократных попытках осаждавших захватить башню: она была взята, согласно его рассказу, только через день после высадки.

331 Как сообщает в своем письме Гюг де Сен-Поль, гарнизон башни Галаты состоял из англов и датчан, а также генуэзцев и пизанцев. Последние, отстаивая свои коммерческие интересы, стремились воспрепятствовать успеху крестоносцев, ибо он привел бы к усилению позиции Венеции. Интересно, что венецианские источники обходят полным молчанием этот эпизод, не забывая, однако, упомянуть о том, что цепь, запиравшая гавань, была разорвана венецианским кораблем «Орел».

332 Позади цепи выстроились бортами друг к другу греческие корабли и баржи, как бы блокировавшие цепь; об этом упоминают и Гюг де Сен-Поль, и Робер де Клари (гл. XLIV). Когда суда крестоносцев разорвали цепь, часть этих кораблей, передают и латинские, и византийские авторы, была захвачена нападавшими или потоплена.

333 Однако, судя по письму Гюга де Сен-Поля, «героем» дня был другой рыцарь — Пьер де Брашэ.

334 То есть в лагере подняли сигнал тревоги — вероятно, звуками рогов.

335 «Metre enz», или «remelre enz», — выражение, означавшее «отбросить врага на те линии, с которых он выступил».

336 Никита Хониат уточняет: утонули те, кто пытался по цепи добраться до греческих галер.

337 7 июля 1203г.

338 Об этом совете упоминает и Робер де Клари (гл. XLIV).

339 10 июля 1203г.

340 То есть таким образом, как это было определено на баронском совете перед отплытием из Скутари (см. § 147 и след.).

341 То есть по берегу с северо-восточной стороны Золотого Рога.

342 То есть флот проследовал на юго-запад, где находилась пристань для кораблей (причал).

343 Имеется в виду, видимо, речка Барбисса, впадающая в залив Золотой Рог.

344 Этот мост, уточняет Никита Хониат, находился в местности, называвшейся «Пробитый Камень», — на расстоянии то ли одного лье от Галаты (по известию Гюга де Сен-Поля), то ли двух лье (по сообщению Робера де Клари). Как писал граф де Сен-Поль, мост этот был короче Малого моста в Париже «и до того узок, что три всадника едва-едва могли проехать по нему бок о бок». А подходящего брода, по его словам, «мы не могли найти иначе как на расстоянии трех лье» (по Роберу де Клари — четырех лье). По-видимому, то был Юстинианов мост, или мост св. Каллини-ка, перекинутый через Золотой Рог в северо-восточной части Константинополя, у Влахернского дворца (несколько выше современного Галатского моста). Он находился на расстоянии около 6 км от палаты. Граф де Сен-Поль утверждал, что греки не обороняли этот мост; по рассказам Робера де Клари и Никиты Хониата, некоторое сопротивление крестоносцам здесь все же было оказано.

345 11 июля 1203г.

346 Влахернский дворец, или Влахерны, — резиденция византийских императоров, построенная на северо-западе Константинополя, близ укреплений, неподалеку от гавани.

347 «Замок Боэмунда» — монастырь св. Космы и Дамиана, иначе, по Никите Хониату, — Космидион. Латиняне называли его «замком Боэмунда» потому, что некогда, во время Первого крестового похода, монастырские строения были отведены отряду предводителя южноиталийских норманнов — Боэмунду Тарентскому. Монастырь Космидион располагался вне городских стен, напротив Влахернского дворца. Лагерь крестоносцев был разбит на холме. С северо-востока его окаймляло море, а с юго-запада он господствовал над равниной, которую с юга замыкала стена, воздвигнутая в свое время императором Мануилом (сведения, которые нетрудно почерпнуть в хронике Робера де Клари и в «Истории» Никиты Хониата).

348 В действительности — около 7 км.

349 Влахернские ворота.

350 Венецианский флот, судя по рассказу Никиты Хониата, остановился против Петриона. Суда были прикрыты бычьими шкурами, предохранявшими от греческого огня. «Лестницей» в просторечии у крестоносцев называлась система сооружений, воздвигавшихся на кораблях; с ее помощью осаждавшие могли взбираться на стены города. Сюда входили: «платформа» (мостик), на которой умещались 3—4 рыцаря; поддерживавшие ее корабельные «антенны» — длинные деревянные рангоуты (нок-реи), поставленные вертикально и прикрепленные к мачте. Подняться на «платформу» можно было по лестнице, которая была, как описывает Робер де Клари, ограждена с боков натянутой плотной холщовой тканью. «Платформа», или собственно перекидной мостик, нависала над морем с носовой части корабля, имея в длину то ли 100 «стоп» (Гюг де Сен-Поль), то ли почти вдвое более (Робер де Клари).

351 В посланном уже позднее письме крестоносцев к папе утверждается, что они не могли тогда продержаться долее двух недель.

352 Об этом заграждении, предназначенном для оборонительных целей, упоминает и граф Гюг де Сен-Поль в своем письме к герцогу Лувенскому. Имеется в виду так называемый палисад — воздвигавшееся вокруг лагеря деревянное ограждение из мощных бревен, заостренных сверху, врытых в землю и соединенных поперечными брусьями.

353 Примерно так же описывает эти схватки Никита Хониат.

354 Жоффруа де Виллардуэн рассказывает здесь, собственно, о двух вылазках, предпринятых греками; одна была произведена из Влахернских ворот (§ 167—168), другая — из ворот, расположенных южнее (§ 169). О двух вылазках упоминает и Гюг де Сен-Поль, который, однако, переставляет их последовательность. Первую он описывает, говоря о действиях, предпринятых в том месте, где крестоносцы расположили свои осадные орудия, т. е. перед Влахернским дворцом. Граф де Сен-Поль вовсе не называет при этом по имени Константина Ласкаря, как Виллардуэн, а обозначает его только титулом («канцлер императора»). Вторая вылазка греков, судя по письму Гюга де Сен-Поля, была произведена из ворот Влахернского дворца, находившихся «правее» (по отношению к французам).

355 Константин ли Аскр — так именует хронист византийского магната Константина Ласкара, брата более известного в истории Феодора Ласкаря, который позднее назначил Константина командующим греческими войсками в Малой Азии. Впоследствии он был разбит при Адрамиттии латинским императором Анри II.

356 Набитый шерстью капюшон, который носили под металлической кольчужной шапкой.

357 Головной убор оруженосцев, в отличие от которых рыцари прикрывали голову шлемом. Снаряжение Эсташа дю Марше свидетельствует о поспешности, с ко-торойрн ринулся в бой.

358 к югу от главных Влахернских ворот, там, где уровень берега был выше.

359 От 7 июля до утра 17 июля 1203 г.

360 Имеются в виду три боевых отряда из числа тех семи, которые были сформированы еще в Скутари.

361 Матье де Монморанси командовал шампанцами.

362 Барбакана — выдвинутое вперед предстенное укрепление. Возможно, речь идет о так называемой стене Льва, где открывались Влахернские ворота. Ею как бы «удваивалась» с наружной стороны «стена Ираклия».

363 Крестоносцы уже встречались с этими византийскими наемниками во время боя за Галатскую башню. Из англов и датчан состояла императорская гвардия. Начало этой «варяжской» гвардии относится к царствованию Романа III (1028—1034). Вообще же чужеземцев широко использовали в Византии на военной службе с X в., и со временем они образовывали все более многочисленный воинский контингент. Численность англов особенно возросла после нормандского завоевания Британии (1066 г.): притесняемые завоевателями, англы стали наниматься на службу к Алексею I Комнину, а затем и к его преемникам. См. также § 185.

364 Секира — обычное оружие датчан и англов.

365 Следовательно, приступ продолжался теперь с той стороны, где находился венецианский флот.

366 На этом знамени, в верхней его части, изображен был крылатый лев, окруженный нимбом, — символ св. Марка, принятый в качестве герба Республики Венеция. В XV в. об этом сообщал Паоло Раннузий, переводивший записки Жоффруа де Виллардуэна на латинский язык. Старинное предание гласило, что евангелист Марк якооы бывал в Венеции, вследствие чего венецианский кардинал-епископ и поныне носит титул патриарха венецианского. Поскольку эмблемой св. Марка являлся лев, венецианцы стали изображать его крылатым. Такие изображения сохранились вплоть до настоящего времени в виде барельефов на дворце дожей и в гавани Венеции, а также на колонне, стоящей на о. Лидо. где в 1202 г. были размещены крестоносцы. Знамя, о котором упоминает Виллардуэн, находилось постоянно на корабле Энрико Дандоло и сопровождало его во всех странствованиях и во время сражений.

367 О том, что венецианцы, проникнув в город на пол-лье, послали графу Фландрскому 200 коней, сообщает также французский хронист Альбрик де Труафонтэн.

368 Имеется в виду императорская резиденция Филопатион, расположенная вне пределов городских стен, у Селимврийских ворот.

369 Согласно данным, содержавшимся в письме графа Гюга де Сен-Поля к герцогу Лувенскому, а также по известиям Робера де Клари (гл. L—LI), Алексея III, возвратившегося в Константинополь, убедили было дать наконец бой крестоносцам. Он пообещал сделать это на следующий день, но в конце концов ясе же предпочел уклониться от сражения и сбежал. Как рассказывает Никита Хониат, Алексей III, едва забрезжил рассвет, погрузился на корабль и, прихватив с собой золото и прочие драгоценности на сумму в тысячу фунтов, бросив жену и детей, подался в Дельбет.

370 Это происходило ранним утром 18 июля 1203 г.

371 По византийскому обычаю, никто не имел права въезжать в императорский дворец на коне, за исключением самого василевса. Аналогичной привилегией во Франции обладали короли и принцы королевского дома.

372 Имеется в виду Мария (Маргарита), дочь венгерского короля Белы III и сестра Имрэ, унаследовавшего его трон. В 1186 г., когда Маргарите было всего 8 лет, ее выдали замуж за уже пожилого тогда Исаака II Ангела, и она приняла имя Мария. По традиции к торжеству бракосочетания василевсы собирали дань натурой с подвластных империи народов. Сбор такой дани в 1186 г. послужил поводом для восстания болгар, в результате которого Болгария добилась политической самостоятельности и образовалось Второе Болгарское царство.

373 Виллардуэн не случайно подчеркивает пышность одеяний придворной аристократии в Константинополе: богатство Византии обычно производило сильное впечатление на выходцев из феодальных кругов Западной Европы, особенно на рыцарство.

374 Виллардуэн излагает здесь в несколько сокращенном виде условия соглашения, подписанного царевичем Алексеем с крестоносцами (см. выше, § 93). Текст одной из редакций рукописи содержит дополнение, по которому крестоносцы оставляли за собой право определить соотношение рыцарей и пехотинцев в том контингенте, который будет направлен императором в Святую землю.

375 Об этом пышном приеме рассказывают также Гюг де Сен-Поль в письме к герцогу Лувенскому, где сообщается также и о пиршестве, устроенном по этому поводу,Ребер де Клари и византийский историк Никита Хониат.

376 Эстанор — еврейское предместье Константинополя.

377 Жоффруа де Виллардуэн употребляет здесь сослагательное наклонение вместо прошедшего времени, потому что этот пассаж передается у него как бы в виде полупрямой речи.

378 Большинство современных крестовому походу авторов отмечают, что в действительности крестоносцы и сами не замедлили расположиться в районе предместья Перы. Бодуэн Фландрский, первый латинский император, в своем письме папе излагает, однако, ситуацию таким образом, что это было сделано по просьбе византийского императора (но, судя по письму крестоносцы расположились там уже после того, как было решено зазимовать в Константинополе). Согласно известию Робера де Клари (гл. LXV), «пилигримы» приняли меры предосторожности: для охраны Влахернского дворца они оставили Пьера де Брасье и, кроме того, срыли на 50 туаз (более 10 м) городские укрепления.

379 Подробные сведения о константинопольских реликвиях, об их «ценности» (с историко-религиозной точки зрения) и об их пересылке на Запад были собраны и приведены в двухтомной публикации французского католического исследователя, графа П. де Риана «Священная Константинопольская добыча» (Женева, 1877—1878). Там же автор поместил ряд «малых хроник» (Гунтера Пэрисского и др.), содержащих данные об этих реликвиях.

380 1 августа 1203 г.

381 Иными словами, из полученных денег возместили расходы тем, кто еще в Венеции уплатил за свой собственный перевоз и за перевоз других крестоносцев. Из письма крестоносцев Иннокентию III явствует, что Алексей IV обязан был обеспечить «пилигримов» провизией сроком на год и уплатить 200 тыс. марок. По сообщению Робера де Клари (гл. LVI), молодой император выплатил им 100 тыс. марок, из которых венецианцам пошли 50 тыс. (по соглашению, им ведь полагалась половина всей добычи!. а еще 36 тыс. марок — в уплату того, что им должны были за перевоз крестоносцы; остаток был употреблен на оплату тем, кто еще в Венеции авансировал «пилигримов», оказавшихся там без достаточных средств.

382 Византийский историк Никита Хониат с негодованием упоминает об этих визитах Алексея, во время которых тот фамильярничал с крестоносцами, пьянствовал, играл в кости, лишаясь тем самым всякого уважения в глазах соотечественников.

383 Хроника «Константинопольское опустошение» излагает содержание обещаний, данных тогда Алексеем IV, менее полно, но все же подтверждает, что император действительно обещал продлить время пребывания крестоносцев в столице до марта 1204 г. и обязался добиться согласия венецианцев на то, чтобы они продлили срок фрахта своего флота до конца сентября того же года. По известиям, содержащимся в письме Бодуэна к папе, написанном после его избрания латинским императором 16 мая 1206 г., было якобы договорено и то, что в августе 1203 г. (как раз тогда и велись все эти переговоры) патриарх Константинопольский получит паллиум из рук папы, для чего совершит поездку в Рим. Очевидно, однако, что это условие могло быть выдвинуто лишь по получении письма от папы, отправленного вскоре после первого завоевания Константинополя (18 июля 1203 г.) и достигшего адресата уже поле того, как Алексей заключил соглашение с крестоносцами в августе месяце 1203 г.: среди обсуждавшихся пунктов соглашения такое условие, во всяком случае, отсутствует.

384 По договору, заключенному еще в Венеции в 1201 г., флот предоставлялся крестоносцам сроком на один год начиная со дня их отплытия из Венеции, т. е. фактически с 1 октября 1202 г. до 30 сентября 1203 г. Праздник св. Михаила отмечался 29 сентября 1203 г.

385 По соглашению, подписанному еще во время пребывания в Задаре.

386 См. выше, § 113—118.

387 Крестоносцы, следовательно, в какой-то мере не отказывались от мысли, что в конечном счете им все же удастся отправиться в Святую землю — факт, подтверждаемый и более поздним письмом Гюга де Сен-Поля, в котором как раз этот вопрос поставлен со всей определенностью, хотя некоторые другие пункты изложены в нем не столь четко.

Судя по письму, предлагалось известить «тех, кто за морем», что они могут рассчитывать на скорое прибытие войска крестоносцев.

388 Кончину Матье де Монморанси особенно остро, по-видимому, пережили рыцари из Шампани, отрядом которых он командовал.

389 Некоторые комментаторы высказывали предположение, что речь идет о церкви тамплиеров, находившейся в районе храма св. Георгия на Манганах (о котором писал русский паломник Добрыня Ядреикович в своей «Путешественной книге»). Однако, с нашей точки зрения, правильнее думать, что это была церковь ордена госпитальеров, или св. Иоанна. Неточна формулировка, данная в переводе О. Смолицкой: «в храме Святого Иоанна Гостеприимца Иерусалимского» — такой святой в памятниках церковной литературы не значится.

Текст воспроизведен по изданию: Жоффруа де Виллардуэн. Завоевание Константинополя. М. Наука. 1993