Этот самый Кетелл любил говорить, что одни демоны были большими, крепкими и коварными, и когда это дозволялось высшей властью, были чрезвычайно пагубны. Другие были маленькими и презренными, не имевшими силы и тупые умом, но все они, по своей природе, вредны людям и очень радуются, когда наносят им вред, хотя бы даже самый маленький. Еще он рассказывал о такой их такой разновидности, что сидели на обочине дороги, бросали камни на пути перед путниками и злобно хохотали, если могли заставить либо человека, либо животное, споткнуться, но особенно сильно радовались, если человек приписывая это спотыкание своему коню и вымещал на нем свой гнев, либо бранью, либо шпорами. Более того, если человек просто расстраивался, произнося при этом имя Спасителя, как у некоторых ведется в похвальной привычке, то дьяволы немедленно удалялись огорченные и смущенные. Еще он упоминал, что однажды он вошел в общественное здание и увидел дьяволов, сидящий на плечах у всех пьющих и они плевали в стаканы и смеялись над глупостью этих людей с глумливым и насмешливым кривляньем. Но когда среди людей на которых они сидели, произносилась, как обычно бывает, молитва, и звучало имя Спасителя, они в испуге отпрыгивали прочь, будучи неспособны снести силу священного имени, но когда поселяне опускались на свои стулья и продолжали пить, дьяволы возвращались и продолжали свое прежнее занятие со своим обычным кривляньем. В конце концов, этот человек, наделенный свыше столь исключительным даром, чтобы пресечь действия и хитрости злых духов, ушел из этой жизни, в которой отличался великой непорочностью и чистотой, упокоился в Господе, и был похоронен в Фарнехэме.

Глава 22.

О долгой вакантности в церкви Линкольна.

На четырнадцатом году правления короля Генриха II, который был 1167 от разрешения Девы, умер Роберт, епископ Линкольна и приемник Александра, и доходы от епископства стали забираться в королевскую казну, а церковь почти на 17 лет лишилась пастырской заботы – от 14-го до 30-го года правления короля, так что уже стали полагать, что впредь в том месте больше никто не будет епископом, и более того, прислушивались к некому лже-брату в Тейме (Thame), который определенно утверждал, что после кончины вышеупомянутого прелата, впредь у Линкольна никогда больше не будет епископа. Поскольку этот человек (как говорили) казался наделенным даром пророчества, а также из-за его святой жизни, и из-за того, что сбылось несколько его аналогичных предсказаний, многие люди поверили в то, что он не обманывается в этом вопросе. Однако, спустя короткое время его предсказание стало казаться сомнительным – Жоффруа, побочный сын короля, который его чрезмерно любил, был избран на вышеупомянутое епископство. Но когда отдавая в большей степени предпочтение роскоши, он пренебрег каноническим посвящением в сан (будучи удовлетворенным обильными доходами епископского престола и игнорируя пастырство над Господними овцами, хотя и был искусен в их стрижке), и в течении долгого времени занимал церковь Линкольна под титулом выбранного епископа, то тогда слова человека, о которых говорилось выше, вновь стали с доверием вспоминаться многими людьми. Спустя короткое время (и это еще больше поразило людей) король, раскаялся в том, что из-за личной привязанности, отдал столь высокую должность нежному юноше, и несомненно, посчитав, что столь высокое положение чрезмерно для него, а тот мудро отказался от прав и от титула выбранного епископа, и король вновь забрал епископство в казну. Однако, со временем выявилась обманчивость как предсказания, так и веры в него, о чем мы упомянем в надлежащем месте.

Глава 23.

О двух походах в Египет короля Иерусалимского Амальрика.

Около этого же времени, Амальрик, король Иерусалима, приглашенный королем Вавилона, возглавил поход христиан в Египет, который обычно называют Вавилоном, хотя, на самом деле, это не тот древний Вавилон, о котором говорит святое Писание (и который был основан Нином и Семирамидой в земле халдеев после всемирного потопа и господствовал на Востоке в течение более чем 1000 лет, а затем был разрушен и, как говорят, сейчас всеми покинут), но один египетский город, который (как мы читали) был основан Камбизом, когда тот покорял Египет, и который был назван Вавилоном.

Причина похода была такая: Турки, народ коварный и воинственный, при короле Норадине и под предводительством Сарако (Saraco), главного полководца этого государя и мужа весьма искушенного в военных делах, нанесли поражение империи Египта (поскольку египтяне славятся больше своим богатством, но гораздо меньше своим умением воевать) - предприняв тайный поход и пройдя через самые отдаленные границы христианских владений, они вторглись в египетские провинции и быстро взяли или принудили к сдаче несколько городов, превратившись в непереносимый кошмар для короля Вавилона. Когда сарацины поняли, что сама по себе египетская отвага не может ни сдержать их, ни отразить, то он стал умолять о помощи христианского короля, обещая в будущем великую верность вместе с определенной ежегодной данью. Сразу после того, как отважный Амальрик обустроил дела своего королевства, выделил часть своего войска для отражения нападений Норадина (поскольку, если к этому представлялась возможность, он время от времени устраивал набеги), и с остальной частью христианского войска, вошел в Египет и, придя к соглашению с королем Вавилона, он осадил в каком-то городе Сарако с его турками, и в конце концов, стеснил их, победил и изгнал из пределов Египта, позволив свободно пройти через христианскую территорию. Когда все эти дела в Египте были устроены, Норадин не успокоился, а напротив, притворяясь умиротворенным, он стал еще больше вредить своими уловками и хитростями. Наконец, он соблазнил своими посулами некого человека с нашей стороны, прославленного своей верой и стойкостью, которому была доверена забота и охрана города, лежащего против вражеских земель, и который теперь зовется Белиной (Belinae), а прежде – Цезареей Филиппой. Турки были этим человеком тайком впущены в город и никого не убили, но лишь изгнали христиан вместе с их епископом и укрепили город свежим гарнизоном. Этот несчастный случай отравил радость короля по возвращении из Египта, омрачив славу его триумфа. Однако, спустя несколько лет, турки, ставшие более храбрыми и побуждаемые не столько жаждой новых приобретений, как желанием отомстить за оказанный им отпор, еще раз, под началом Сирако, проникли в сердце Египта. При их приближении все советники египетского монарха покинули его, и по этой причине, он сразу же отправил послов унижено умолять христианского короля об обещанной помощи. Тот, с большой заботой быстро организовав свои дела, вступил в Египет со значительными силами конницы и пехоты, и присоединившись к египетской армии, решился атаковать турок. Те, благоразумно уклонились от битвы и отступили в пустыню.

Пока христиане их преследовали, наступил праздник пасхи. Разбив свой лагерь на берегу прославленной реки Нил, они с радостью принимали участие в торжествах этого наисвященного дня, и когда мясные припасы предназначенные для дней этого радостного праздника оказались ограниченными, то как мы слышали от тех, кто там был, по воле божественного Провидения, произошло необычайное событие – когда христианская армия находилась в своем лагере, разделяя со своими священниками духовную пищу, как и пристало в этот священный день, внезапно, из прилегающего к лагерю болота, раздалось хрюканье огромного стада диких кабанов и свиней. И эти доблестные мужи, достав вместо охотничьих орудий, свои мечи и копья, с радостью перерезало его, и не только ради еды, но и для своего удовольствия, вознося при этом благодарности Дарителю за столь нежданный подарок. Таким образом, благодаря богатой добыче, они получили столь обильные припасы, что им хватило их еще и на вторую и на третью трапезу, после этого дня.

Утром они продолжили преследование врагов, но когда пехота утомилась, король приказал ей остановиться, и поспешил вперед с одной конницей. Когда об этот стало известно коварному предводителю вражеского войска, он решился на сопротивление, постаравшись найти удачу в битве, и так как конницы у него было гораздо больше, то в отсутствии пехоты, он исполнился уверенности в победе. После этого последовала очень суровая и кровавая схватка, продолжавшаяся от седьмого часа дня и до вечера. Каждая из армий равно уменьшившись в числе и растеряв боевой дух, удалилась в свои лагеря разделенные только рекой, броды через которую христиане тщательно охраняли. Но ночью, король, созвав командиров, оплакал свои потери, видя причину несчастья в отсутствии большей части своих сил, и ознакомил их с положением, что поскольку они изнурены и изранены, то битва не может быть возобновлена утром, но что они должны соблюдая тишину вернутся к свои соратникам. Это предложение было всеми принято, и в полночь они тихо отступили по дороге, по которой пришли. Аналогично вели себя и враги, с той же тревогой и осторожностью. И действительно, турки сами вернулись в Александрию, а христиане воссоединились со своей пехотой. Более того, король, собрав свою армию, с увеличившимися силами, осадил Александрию, и испытав много трудностей, захватил ее после сдачи и еще раз изгнал турок из Вавилонского королевства и с великой славой возвратился домой.

Глава 24.

О раздоре и о примирении королей Франции и Англии.

На 16-м году правления Генриха II этот государь и король Франции, между которыми случилась короткая размолвка, вновь помирились, благодаря вмешательству миролюбиво настроенных людей. Причина их разногласий была следующая:

В те времена, когда король Стефан был целиком занят смутами в Англии, граф Анжу вторгся и покорил всю Нормандию, за исключением Жизора и еще двух других зависимых от нее замков, которые уже перешли под власть короля Франции. С течением времени, Генрих II, король Англии и сын вышеупомянутого государя, не стерпел такого умаления своего нормандского владения и нашел необходимым применить в этом деле скорее ловкость, чем грубую силу. В конце концов, благодаря искусству одного человека, своего канцлера Томаса, он сумел так обойти короля Франции, что дочь последнего (от дочери испанского короля, на которой он женился после Элеоноры) была обручена с его перворожденным сыном, а эти крепости составляли ее приданное, которое, тем не менее, пока находилось в залоге у тамплиеров, с условием, что так и будет до тех пор, пока дети, которые еще не достигли брачного возраста не будут способны сожительствовать в браке, а тем временем король Англии будет опекуном их обоих. Однако, по прошествии нескольких лет, король Генрих, не способный больше откладывать это дело, отпраздновал преждевременно брак между детьми и получил у тамплиеров замки. Вследствие этого, французский король был взбешен и обвинял его в двуличии, а тамплиеров - в измене, и они перешли к враждебности и войне. Однако, будучи наученным частыми опытами, что насилие ничего не может поделать против величия королевской власти, и когда их ярость постепенно подутихла, они допустили, чтобы при определенных условиях между ними был заключен мир, и после этого мир был заключен, как оказалось в дальнейшем, не прочный но лишь временный. Вообще, два вышеупомянутых короля никогда не были в длительном мире друг с другом, их народам, по обоим сторонам, стало привычно расплачиваться за то, что их короли заслужили своим высокомерием.

Глава 25.

О коронации Генриха III и об убийстве Томаса Бекета.

В году 1170 от разрешения Девы, который приходился 17-м годом правления Генриха Второго, король приказал, чтобы его сын Генрих, который был еще юношей, был бы торжественно помазан и коронован королем в Лондоне, из рук Роджера, архиепеископа Йоркского. Поскольку король все еще не успокоился, то достопочтенный Томас, архиепископ Кентерберрийский все еще находился в ссылке во Франции, хотя римский понтифик и король Франции были чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы добиться примирения. В тот миг, когда Томас услышал об этом деянии, он, возревновал о правах церкви, быстро уведомил об этом папу (чьей благосклонностью и покровительством он пользовался), утверждая, что имеет место ущемление его самого и его престола, и он получил от папы письма с суровыми упреками, в которых указывалось на неправоту равно архиепископа Йоркского, который провел службу в чужой епархии, так и присутствовавших на церемонии епископов, которые освятили ее. Однако, король оставался после коронации лишь короткое время в Англии и отправился за море, и когда он внял частым обращениям папы и убедительным просьбам славного короля Франции, что он должен, по хотя бы снизойти до примирения с достойным изгнанником, то после 7 лет ссылки, он наконец на это согласился, и между ними состоялось торжественное примирение, которого все тем больше и желали и тем радостней приветствовали, чем больше оно откладывалось.

Таким образом, пока король находился за границей, архиепископ, по королевскому милости и позволению вернулся в свой диоцез, имея при себе письма папы, направленные против архиепископа Йоркского и других прелатов, присутствовавших на этой самой несчастливой коронации, о чем королю не было известно, и именно это стало тем, что разрушило недавно заключенный мир и послужило причиной еще большего гнева короля. Эти письма о приостановке служения прелатов, были привезены им в Англию, и сам он следовал их указаниям с рвением разжигая огонь правосудия, и хотя лишь Богу известно, все ли его поступки соответствовали их содержанию, но в любом случае, не моему ничтожеству, поспешно судить о делах такого великого человека. Тем не менее, я думаю, что благословенный папа Григорий, в то недолгое, но все же еще свежее в памяти, время его примирения с королем, действовал бы с большей умеренностью, и можно полагать, что вероятно (учитывая время и обстоятельства их примирения), он мог бы сквозь пальцы посмотреть на такие вещи, которые можно было бы снести без ущерба христианской вере, согласно словам пророка: "разумный безмолвствует в это время, ибо злое это время" (Амос, 5,13). Поэтому, то, что именно было сделано достопочтенным понтификом при данном стечении обстоятельств, я думаю не заслуживает ни благодарности, но не достойно и осуждения, но все же я скажу, что если этот святой человек, из-за чрезмерной горячности своего рвения и был виновен в том, что хватил через край, то все это было очищено огнем святого мученичества, которое, как известно, вскоре последовало. Следовательно, хотя святые люди и любимы и благодаримы нами, теми, кто сознает свое гораздо более низкое положение, все же мы не обязаны любить или гордиться теми их делами, в которых они проявили слабость человеческой натуры, но просто, мы не должны им безоговорочно подражать. Кто может, сказать, что им нужно подражать во всем, если сам апостол Иаков утверждает: "Ибо все мы много согрешаем" (Послание Иакова, 3,2). По этой причине, их надо одобрять, но не во всех их делах, а с благоразумием и осторожностью, ибо только Богу, в чьей хвале никто, как бы не пытался, не может достичь совершенства, свойственно быть непогрешимым.

Епископы, по причине допущенного нарушения, о котором говорилось выше (и я бы хотел, чтобы оно в это время осталось незамеченным), были отстранены от своих епископских обязанностей, по требованию достопочтенного Томаса, и властью апостолического престола. Король был разгневан жалобами некоторых из них, и его негодование и возмущение разгорелись сверх всякой меры, так что он потерял контроль над собой, и в разгаре этого гнева, от избытка возмущения, с его языка слетели неосмотрительные слова. И их было четверо, присутствовавших при нем людей, мужей благородной крови и опытных воинов, и они приняли их как руководство к действию и, из рвения к своему земному господину, решили привести в исполнение это беззаконие. И покинув королевскую свиту и пересеча море с такой поспешностью, будто мчались на почтовых лошадях на торжественный пир, и распаляясь яростью, которую в них возникла, они приехали в Кентерберри в пятый день после Рождества, и там они нашли достопочтенного архиепископа, с благочестивой радостью занимавшегося службами этого священного праздника. Пройдя к нему прямо во время обеда , где он восседал за столом вместе с некоторыми почтенными людьми, и даже не поприветствовав его и наводя ужас именем короля, они приказали ему (скорее приказали, чем попросили или предупредили), чтобы он немедленно отменил отстранение тех прелатов, которые выполняли королевскую волю, и чьему позору и бесчестию ведет его указ. На его ответ, что приговор высшей власти, не может быть отменен низшей, и что это не его делом было добиваться возмещения от этих людей, но было приказом римского папы, они стали яростно угрожать ему. Не насторожившись этими словами, хотя они и были произнесены людьми разгневанными и чрезвычайно возбужденными, он говорил с ними свободно и с доверием. Разгневавшись после этого еще больше, они поспешно ушли и принеся с собой оружие (ибо они вошли без него), с громкими криками выражая возмущение, они сами себя настроили на совершение наиужаснейшего преступления.

Некие друзья убеждали почтенного прелата избегать безумия этих разъяренных дикарей и удалиться в святую церковь. Со своим намерением храбро встретить любую опасность, он на это не согласился, но при буйном и шумном приближении его врагов, благодаря дружелюбному насилию людей своей свиты, он все же был перенесен под защиту святой церкви. Монахи торжественно пели вечернюю службу Всемогущему Богу как раз тогда, когда он вступил в священный храм Христа, незадолго до времени вечернего причастия. Слуги сатаны не испытывали, как христиане, ни уважения к священной службе, ни к священному месту, ни к священному времени, но напали на достойного прелата так, как он стоял на молитве перед святым алтарем, и прямо во время празднования Рождества, эти, воистину подлые христиане, убили его самым бесчеловечным образом. Совершив это деяние, они удалились, словно триумфаторы, ведя себя с нечестивой радостью. Однако, вспоминая о том, что это дело может вызвать недовольство того, ради кого они были столь ревностны, они уехали на север Англии, выжидая, когда смогут узнать намерения своего монарха относительно них.

Последовавшие за этим частые чудеса, показали, сколь драгоценной, в глазах Бога, была смерть благословенного прелата и насколько было ужасным совершенное злодеяние, особенно учитывая время, место и личность убитого. В самом деле, весть о столь ужасном насилии быстро распространилась по всему западному миру и запятнала славного короля Англии, и очень испортила его справедливую славу среди христианских властителей. И поскольку едва ли можно было поверить, что все это было совершено без его позволения, то на него упала почти всеобщая ненависть, и он стал объектом всеобщего отвращения. Узнав об этом деянии своих приближенных, и разузнав как они забросали грязью его славу, поставив на нем почти несмываемое клеймо, он был так подавлен, что в течении нескольких дней ничего не ел. Простит ли он убийц, или нет, он чувствовал, что люди будут склонны приписывать злодеяние ему. Более того, если он пощадит этих подлых негодяев, то это будет выглядеть как то, что он дал им смелость и сам был автором этого преступления, но если, с другой стороны, он накажет их, за то, что они сделали это без его приказа, он поступит самым гнусным образом. Поэтому, он решил, что будет лучше простить их, и для того, чтобы добиться равным образом и доверия к себе и их спасения, он приказал им предстать перед святым престолом, чтобы подвергнуться торжественной эпитимии. Так и было сделано, и они, с нечистой совестью, отправились в Рим, и по приказу правящего папы, в качестве эпитимии, отправились в Иерусалим, где, как сообщалось, все они и окончили свои дни, замечательно исполнив назначенную им меру наказания, но об этом - позже.

Пока что почти все приписывали смерть этого святого человека королю, и особенно - французские нобли, которые проявили рвение в том, в чем увидели свой шанс, и они настраивали против него апостолический престол, но бесспорно также и то, что сам автор этой большой сумятицы, сам король, послал своих представителей в Рим, чтобы смиренной мольбой смягчить поднявшееся против него негодование. Когда они приехали в Рим, то поскольку все люди уже были едины в ненависти к королю Англии, то им было трудно даже добиться приема. Однако, постоянно утверждая, что это ужасное насилие не было совершено по приказы их господина, они все же добились того, чтобы от папы во Францию был послан легат, наделенный всей полнотой власти, который и должен был бы произвести тщательное расследование, установить истину в этом деле и решить, позволяется ли королю очиститься от обвинения, или же надо наложить на него, в соответствии с установленной виной, церковное осуждение, которое и следовало бы наложить. От святого престола были посланы два кардинала - достопочтенный Альберт, который затем и стал старшим в этом деле, и Теодин (Theodinus). Они приехали во Францию, и для их торжественной встречи на землях короля Англии, были созваны прелаты и нобли, которые всячески обеляли этого государя. Там же состоялось скромное явление и его самого, твердо отрицавшего, что имело место что-либо пятнавшее его честь, и что все произошло без его воли и без его приказа, и что он никогда прежде так не сожалел ни о каком деянии. Действительно, он не отрицал, что эти убийцы, вполне возможно, могли получить повод и смелость для проявления своей чрезмерной ярости, исходя также и из некоторых его слов, слишком неосторожно произнесенных, в тот момент, когда он услышал об отрешении прелатов и придя в бешенство говорил необдуманно. "И по этому поводу, - сказал он, - я не отказываюсь от наказания Церкви - я преданно покорюсь всему, что вы решите, и исполню решение вашего суда". Сказав это, и сбросив свои одежды, как было положено для общественного преступника, он голым предоставил себя церковной власти. Кардиналы, возрадовавшись смирению такого великого государя, плакали от радости, а остальные присоединились к их плачу, и вознеся хвалу Богу, они распустили собрание. Совесть короля осталась спокойной, и его характер, до некоторой степени, вернулся к прежнему состоянию. После этого, на престоле Кентерберри блаженному Томасу наследовал Ричард, приор Дувра.

Глава 26.

О покорении ирландцев англичанами.

Примерно в это же время, англичане, под предлогом воинской службы, тайно стали проникать на остров Ирландия, намереваясь туда вторгнуться и, получив доступ к ее крепостям, завладеть ее большей частью. Как мы слышали, Ирландия занимает среди островов следующее место, после Британии, но (как описал ее достопочтенный Беде) далеко превосходит ее по чистоте и здоровью воздуха, Он чудесным образом изобилует пастбищами и рыбой, и имеет достаточно плодородную почву, когда ей помогают правильной обработкой. Но ее обитатели не цивилизованы и имеют поведение варваров. Они почти полностью игнорируют законы и порядок, ленивы в сельском хозяйстве, и поэтому, в основном питаются молоком, а не зерном. Еще. они получили исключительную особенность и природный дар заключающийся в том, что, в отличии от всех других народов, у них нет никаких злобных животных и ядовитых тварей, а если, кто-нибудь и завезет их туда из других стран, то их ждет скорая и верная смерть после первого же вдоха ирландского воздуха. А вот что не было бы принесено оттуда, так то становится средством против яда. И опять, еще одним исключительным обстоятельством, свойственным только этому острову, является то, что хотя Великобритания - тоже остров в океане, и расположен он недалеко - имеет большой опыт по части ведения войн, и так часто становился добычей далеких народов, так часто подвергался иноземному влиянию - был покорен сначала римлянами, затем германцами, затем данами, и наконец, норманами; а вот Ирландия (хотя римляне и владели Оркнейскими островами) была труднодоступна и редко, и лишь только слегка, ее затрагивали какие-нибудь воюющие стороны, она никогда не подвергалась нападению извне и не была покорена, никогда не переходила под власть иноземцев до тех пор, пока не наступил год 1171 от разрешения Деву, который был 18-м годом правления Генриха II, короля Англии. То что бриттты говорят по поводу того, что этот остров находился под властью их Артура, это всего лишь басня, также как и другие анекдоты о нем, придуманные из чистого хвастовства или изо лжи, но вот каким образом ирландцы, попав под власть короля Англии, окончили эпоху своей долгой, безмятежной и прирожденной свободы - это легко объяснить, поскольку произошло это совсем недавно.

Причина этого изменения следующая: Ирландия, следуя древнему обычаю Британии была разделена на несколько королевств, и привыкнув к тому, что имела много королей, постоянно расплачивалась за их ссоры. И в насколько они были свободны от иноземных войн, настолько же ее обитатели, временами, оказывались в жалком состоянии из-за того, что их собственные дети стремились к взаимному смертоубийству. Случались так, что на одного из королей этой страны напали соседние принцы, и оказавшись в крайне стесненном положении и растеряв свою власть, он был близок к тому, чтобы на себе самом испытать злобу врагов, и по этой причине, он принял поданный совет и спешно отправил сына в Англию, и там тот собрал для помощи воинов и отряд дерзкой молодежи, которые были соблазнены надеждой на большое вознаграждение. С их помощью, он сначала добился передышки, затем восстановил свои силы и, в конечном счете, одержал победу над своими врагами. При этом, он не понуждал своих помощников оставить страну, но напротив, так благородно вознаградил их, что они забыли свой народ и свои отчие дома и обосновались там. Но когда самые свирепые люди со всей Ирландии стали восставать и нападать на этого принца, за то, что тот привел на остров англичан, то они, опасаясь своей малочисленности, послали в Англию за теми, кто там боролся с бедностью либо жаждал выгоды, и таким способом, значительно увеличили свое могущество. Однако, они все еще оставались без полководца, подобно овцам без пастуха, и поэтому, они пригласили графа Ричарда, могущественного и знатного человека из Англии, чтобы он стал их вождем. Будучи человеком высокого духа и отличаясь сумасбродным поведении, и поскольку он растратил все свое вполне достаточное состояние и почти истощил свой домен, и поскольку его преследовали кредиторы, то он уже созрел для честолюбивых предприятиям и с готовностью дал согласие. Собрав многочисленный и отважный отряд из молодых искателей приключений, он приготовил на своих землях флот для переправки в Ирландию, но когда он был почти готов к отплытию, то получил запрет на плавание от людей, действовавших от имени короля. Однако, его не задержала угроза лишиться какой-либо собственности в Англии и, к радости своих нетерпеливых соратников, которые желали его присутствия, он отплыл.

Объединив свои силы, он посчитал целесообразным рискнуть и попытаться совершить одно громкое предприятие, чтобы на будущее внушить варварам ужас. С дерзкой стремительностью он выступил против Дублина, приморского города и метрополии Ирландии, а по известности своей гавани - соперника нашего Лондона во внутренней и внешней торговле. Храбростью и быстротой напав и взяв город, он, благодаря произведенному впечатлению, заставил людей даже живущих вдали, вступить с ним в союз. Путем строительства крепостей в удобных местах и постепенного расширения своих владений, он настойчиво оказывал давление на пограничные области, которые пытались поддерживать свою древнюю свободу. Более того, он приобрел некоторое небольшое уважение этого варварского народа тем, что стал связан с ним - он взял в жены дочь союзного с ним короля и получил значительную часть королевства в качестве приданного.

Когда об этих успехах стало известно королю Англии, то он разгневался на графа, за то, что тот достиг такого успеха не только не посоветовавшись с королем, но и вопреки ему, и тем, что он сам себе добыл такую славу и таким благородным способом, который подобает только королю, как его суверену. Вследствие этого, он конфисковал все состояние графа, находившееся в его владениях, и чтобы из Англии в Ирландию не могла больше быть отправлена никакая помощь, он запретил все морские сообщения. Угрожая принять еще более суровые меры, он заставил его, уже почти короля, быстро отказаться от своих приобретений. Постепенно, он заставил его отдать самый славный город - Дублин, и все лучшее из его приобретений, и сохранив за ним остальное и вернув ему все английские владения, и приказал этим и быть довольным. После этих событий, тот же самый граф, который незадолго до того, по расточительности промотал все свое состояние, и имел благородный титул едва ли не на голом теле, теперь наслаждался своим состоянием и в Ирландии и в Англии, и жил в большом достатке. Однако, спустя несколько лет, преждевременная смерть оборвала его карьеру. И это событие ясно выявило всю переменчивость фортуны, которая, в случае этого человека, столь быстро исчезла, равно как и вся ее обманчивость, которая проявилась в том, что когда он уже всем обладал, то внезапно положила конец всем его наслаждениям. Из своих ирландской захватов, ради которых он столько старался, и которые столь страстно желал приобрести с угрозой для себя самого, он с собой не унес ничего, но завещал свое с трудом доставшееся приобретение своим неблагодарным наследникам, и одновременно оставил, на примере своей судьбы полезный урок всем людям. Вскоре после этого, король Англии отправился в Ирландию с многочисленной армией и ужасом своего имени подчинил, без кровопролития, тех королей острова, которые до этого времени еще сопротивлялись, и устроив там дела согласно своим желаниям, он уехал в Англию в добром здравии и довольный собой.

Глава 27.

О том, как король Генрих III восстал против своего отца и призвал против него короля Франции и прочих иных.

В 1173 году от разрешения Девы, который проходился 12-м годом правления короля Генриха II, пока король возвращался из Ирландии в Англию, а из Англии вскоре отправился в Нормандию, между ним и его сыном, Генрихом Третьим, которого он, как говорилось выше, за два года до того он торжественно посвятил в короли, возникли отвратительные и грязные раздоры. Когда принц подрос до возраста возмужания, ему не терпелось получить вместе с присягой верности и титулом, действительную присягу и титул, и по меньшей мере, править совместно со своим отцом, хотя он и имел право править единолично, поскольку был коронован, а царствование его отца находилось на исходе - по крайней мере, так ему нашептывали некоторые люди. Кроме того, он был крайне разгневан, поскольку его отец слишком экономно обеспечил его деньгами, чтобы он мог нести расходы соответствующие его королевскому достоинству.

Таким образом, будучи раздражен и разгневан против него, он тайно бежал к своему тестю, королю Франции, для того, чтобы возбудить раздражение против собственного отца и у него. Будучи любезно принят французским королем, не столько из-за того, что приходился ему зятем, как из-за того, что ушел от своего отца, он во всем доверился его советам, и таким образом, поощряемый и подстрекаемый против своего отца ядовитыми увещеваниями французов, он не усомнился попрать великий закон природы и последовал примеру неразумного Авессалома.

Как только отец узнал о ненависти к себе своего сына и установил, куда тот бежал, он послал к королю Франции достойных людей со словами мира, требуя своего сына по своему праву отца и обещая, что если что-либо в отношении него покажется нуждающимся в исправлении, то по его совету, он немедленно это исправит. На эти слова король Франции спросил: "Кто есть тот, кто отправил ко мне этих посланников?" Те отвечали: "Король Англии". "Это ложь - ответил он, поскольку король Англии - здесь, и он не отправлял с вами мне никакого послания, но если, даже теперь, вы так титулуете его отца, прежнего короля Англии, то знайте, что как король, он теперь мертв, и хотя он еще и может еще поступать как король, то все же, это вскоре должно быть исправлено, поскольку он оставил королевство своему сыну, чему свидетель - весь мир". Сбитые, таким образом, с толку посланники вернулись к своему господину.

Вскоре после этого, молодой Генрих, исходя злобой на все. что было связано с его отцом, по совету французов, тайно отправился в Аквитанию, где вместе со их матерью, находились его два младших брата, Ричард и Жоффруа, и, как говорили, с ее попустительства, взял их с собой во Францию. А в свое время их отец пожаловал одному Аквитанию, а другому - Бретань. Благодаря этому, молодой Генрих, по советам французов, верил, что благодаря Ричарду, народ Аквитании может очень легко присоединиться к его партии, а бретонцы - благодаря Жоффруа. Еще он заключил союз с графом Фландрии, троюродным братом своего отца, человеком, обладавшим большой властью и неумеренными амбициями, что привлекло к его заговору многих воинственных людей, которыми тот управлял, его он также, с согласия короля Франции, привлек на свою сторону благодаря великим обещаниям. Затем, многие могущественные и знатные люди, как в Англии, так и в заморских провинциях, побуждаемые либо просто ненавистью, которую до сих пор скрывали, либо привлеченные щедрыми посулами разного рода, стали постепенно перебегать от отца к сыну и делать все для подготовки к войне. Например, граф Лестерский, граф Честерский, Гуго Биго (Bigot), Ральф де Фужер (Fougeres) и многие другие, грозные размером своих владений и силой своих замков. Многие из тех, кто располагал меньшим состоянием и могуществом, также проявили свое враждебном настроении тем, что уехали во Францию, чтобы остаться в бездействии. К этому добавился еще более жестокий враг - король Шотландии, готовый послать на английские границы свой свирепый народ, который не щадил ни пола, ни возраста. Таким образом, пока столь многочисленные и столь могущественные нобли покинули старого короля и повели против него всех своих людей, как если бы от этого зависели их жизни, оставались еще и такие немногие, кто искренне и твердо поддерживал его, в то время как остальные колебались вокруг него в нерешительности и с робостью боялись как бы не быть уничтоженными победой молодого суверена. Тогда, старый король наконец, увидел (как об этом обычно рассказывали), сколь необдуманно, в сущности просто глупо, он поступил, преждевременно создав себе приемника, но он не ожидал, что столько людей поступит так, как поступили – что они, с нетерпением рассчитывая на новое царствование, последуют за его сыном. Поэтому, было ему пришлось нелегко, и при том тревожном состоянии дел в государстве, когда на него давили и внутренние и внешние враги, и лишь немного доверяя тем, кто казался надежным, а на самом деле был нерадивым и симпатизировал его сыну, он послал собрать наемное войско брабантцев, называемых рутой, поскольку королевская казна (которая не экономилась в столь критическом положении) позволяла ему иметь в изобилии наличные деньги.

Глава 28.

О делах в Омале, Шатонефе и Вернее.

В месяце июне, когда короли привыкли отправляться на войну, соседние государи, собрав войска со всех своих владений, выступили с враждебными намерениями против короля Англии, и утверждали при этом, что они лишь ревнуют о сыне против отца - ничто не могло быть нелепее этого, поскольку, в действительности, они приняли участие в этом деле либо из-за личной ненависти, как король Франции, либо ради выгоды, как граф Фландрии. Король Англии едва-ли был готов, чтобы отразить нападения столь многочисленных врагов по причине возникших среди его подданных междоусобных раздоров, которыми он был чрезвычайно озабочен. Поэтому, по причине того, что его войска были слабее, он не мог встретить своих противников открыто, но все же он внимательно изучил возможность укрепления и снабжения гарнизонами крепостей вдоль своих границ. Король Франции, окружив город Верней (Verneuil), который был рассчитан на то, чтобы смог выдержать длительную осаду, решил не идти дальше до тех пор, пока не возьмет его силой или не принудит к сдаче. Но фландрский граф, со своими войсками из Фландрии ринулся вперед и осадил Омаль, который хоть и имел сильный гарнизон, но от того было мало толку, ибо сам граф Омальский, сеньор того города, как и многие другие, колебался в верности старому королю. Определенно полагали, что он был в сговоре с графом Фландрии, поскольку город, после небольшого сопротивления, был быстро взят, и когда он попал в плен к графу Фландрии, то не только сдал весь гарнизон, который был прислан туда королем, но и отдал все свои собственные замки. Фламандская армия, воодушевленная этим начальным успехом, предприняла более значительные предприятия и смело осадила королевскую крепость называемую Шатонефом, и со своими машинами штурмовала ее много дней. Наконец, и она была взята, но все же граф Фландрии не получил от этого радости, поскольку его брат Матье, граф Булони, которого ему было угодно рассматривать как своего будущего приемника, так как у него самого не было и не ожидалось собственного потомства от своей жены, во время осады этого города был ранен стрелой в колено. Рана становилась все хуже, он был прикован к постели, и спустя несколько дней, во время медицинской операции умер. Его смерть поразила брата до такой степени, что он прекратил свой поход и вскоре в печали вернулся в свое графство, проклиная и виня себя за то, что это несчастье случилось из-за того, что он как враг, ради дурного сына, напал на своего троюродного брата, от которого никогда не испытывал несправедливости, но от которого часто получал подарки.

Когда об этом стало известно королю Генриху, то он посчитал, что теперь избавился на время от половины своих воинских забот и вскоре ощутил в себе большую уверенность в делах против той половины, что еще оставалась. Собрав войска, которые находились у него на жаловании, а также и многих других, которые, как он рассчитывал, не должны были бросить его в опасности, он отправил посланцев к королю Франции, который уже потратил большую часть лета на осаду Вернея, и уже надеялся вскоре завладеть ею, с предложением о том, что он должен либо снять осаду, либо приготовиться в назначенный день к сражению в открытом поле. Вначале французы (которые по своей природе жестоки и высокомерны, особенно, когда они видят себя превосходящими в численности и лучше подготовленными к войне) насмеялись над его посланием, думая, что он не решить выступить против них. Но когда им стало известно, что он бесстрашно приближается вместе со своими воинами, которых насчитывается великое множество, тогда они, впервые стали подозревать, что он может попытаться совершить что-нибудь решительное. Их король немедленно собрал своих ноблей и совещался с ними о войне, а затем послал епископа и аббата встретить короля Англии и узнать из его собственных уст, приближается ли он действительно для сражения, а тем временем приготовил к такому случаю свои войска. И вот, те, кто был послан, встретили короля полностью вооруженного, следующим, вместе с несколькими сопровождающими, в нескольких фарлонгах (фарлонг - одна восьмая мили) впереди своей армии. Он казался полностью уверенным в себе и отдавал какие-то распоряжения, я уж не знаю какие. Когда они сказали ему, что король Франции желал бы получить заверения относительно сражения, он сказал с жестким выражением лица и грозным голосом: "Уходите и скажите своему королю, что, как вы сами можете видеть, я готов". И когда они поспешно вернулись и описали свирепость и решимость государя, который быстро приближался, король Франции и его нобли держали совет, и было решено, что пока они должны отступить и умерить свои притязания, чтобы в будущем быть способными сражаться за наследие своих отцов. Таким образом, они оставили свой лагерь и вместе со своими огромными силами, отступили во Францию, однако будучи в полном вооружении и в порядке так, чтобы это не могло показаться бегством. И так, те, кто только что перед этим, свирепостью своего духа и неистовой хвастливостью своих слов казались подобными львам, внезапно в своем отступлении и бегстве оказались похожими на нищих.

Однако, король Англии был доволен позорным бегством своих надменных врагов и не желал следовать за ними и преследовать их в их отступлении, но повернул свою армию в сторону, чтобы разграбить вражеский лагерь, и он с радостной торжественностью вступил в город, и поздравил людей, которые там отважно сражались. В лагере было найдено изобилие зерна, вина и припасов, вместе с различным добром, которое враги, будучи неспособными унести с собой, оставили в своем поспешном бегстве.

Глава 29.

О тех, кто был взят в Доле (Dol).

Хотя внешние враги Генриха, такие как король Франции и граф Фландрии, чье могущество было очень велико, были таким образом, с Божьей помощью, отражены, но его враги дома, ни в коем случае не успокоились. Многие из них собрались вместе по предварительному сговору, и захватили город Дол, который по праву принадлежит Бретани, хотя и находится в пределах границ Нормандии. Узнав об этом, брабантцы, находившиеся на королевской службе, быстро пришли под этот город и пошли на штурм, после чего множество мятежников бежало внутрь города, который вскоре также был взят, и они были вынуждены отступить внутрь тесных пределов замка. Когда они были, таким образом, заперты, королю, который находился в Руане, с наивозможной быстротой послали об этом донесение. Он, забыв про еду и сон, все время меняя лошадей, пересек большую часть страны и прибыл так быстро, что казалось, что он летел по воздуху. И когда он приступил к осаде замка, то множество находившихся там людей, не вынося тягости осады, стали умолять его о милосердии. Король согласился даровать им свободу и сохранить их члены, но после сдачи замка приказал взять под стражу всех обнаруженных там знатных пленников, и граф Честерский, и Ральф де Фужер, вместе с еще примерно сотней других ноблей, попали, по Божьему промыслу, в лапы к королю, на которого они нападали со столь ярой ненавистью. Однако, он обошелся с ними с гораздо большим милосердием, чем они того заслуживали. Хотя он некоторое время и продержал их в оковах, но два вышеупомянутых нобля, которые были самыми видными из пленников, дав удовлетворение королю в том, что впредь они будут соблюдать свою верность, получили свободу. В этом деле милосердием столь великого государя по отношению к самым предательским изменникам и к самым заклятым врагам, можно, без сомнения, только восхищаться и одобрять.

Глава 30.

Об осаде Лестера, о войне с шотландцами и о пленении графа Лестера.

Пока все эти вещи происходили в заморских землях либо при личном участии короля, либо около него, такие же события происходили и в Англии. Когда граф Лестер первым покинул короля и своим бесчестным примером испортил многих других, Ричард де Люси, который в это время управлял Англией от имени короля, получив на это королевские полномочия, поспешно собрал армию и осадил Лестер. Город был сдан и сожжен, но он не стал штурмовать замок, поскольку был отвлечен более важными делами. В это время, король шотландцев, зная, что король Англии занят в Нормандии, вместе с бесчисленными полчищами своих варварских и кровожадных людей пересек английские границы, и осадил Карлайл, заодно опустошив грабежами и убийствами всю окрестную провинцию, но когда он узнал, что из северной Англии приближается большая армия, то он оставил осаду, и после немилосерднейших грабежей в графстве Нортумберленд, отступил в свои собственные владения еще до того, как наши полководцы могли с ним встретиться. Однако, те, со своими войсками, перешли Твид, которая разделяет королевства Англию и Шотландию, и не встречая сопротивления пришли на ту вражескую землю. Правда вскоре вести принесенные спешными гонцами отозвали их обратно в Англию, но все же это случилось уже после того, как они немного ограничили свирепость вражеского короля, заключив с ним необходимое перемирие.

Таким образом, с помощью коварного притворства, наши полководцы скрыли от него события, что стали им известны - о том, что граф Лестер, вместе с вражеским флотом из Фландрии, высадился на побережье Восточной Англии и был там хорошо встречен своим сообщником, Гуго Биго, человеком могущественным и лукавым и на какое-то время остался там со своей армией. Вскоре после этого, при содействии и под руководством этого Гуго, его армия продвинулась до города Норвич, и взяла его после лишь небольшого сопротивления, поскольку он не имел гарнизона и был парализован внезапным ужасом. После его полного разграбления, армия, нагруженная добычей, вернулась в лагерь. С тем же человеком в качестве своего советника и руководителя, он таким же образом подступил к Данвичу, знаменитому приморскому городу, полному разнообразных сокровищ, намереваясь также взять и его штурмом, но он был смущен твердостью его жителей, которые единодушно приготовились встретить нападение врага, и когда он обнаружил, что его усилия против них будут тщетными, он вернулся назад без какого-то ни было успеха. Гуго, который делал для этой армии все, что он желал, позже дал понять графу Лестерскому, что он должен увести в свои собственные земли и замки те иностранные войска, что привел с собой. Однако, граф Лестер много и долго колебался, поскольку не мог пересечь страну, направляясь в Лестер, не подвергнувшись при этом большой опасности, во время перехода через сердце неприятельских земель, которые, как он слышал, уже готовились к его приходу. Наконец, уверившись в численности и доблести своих союзников (он имел уже около 800 отборных всадников и 4 или 5 тысяч храбрых пехотинцев), и рассчитывая, что никто не сможет противостоять ему на его пути, поскольку у него было много друзей среди тех, кто казался находившимся на стороне короля, он смело отправился в свой поход, вместе со всеми своими силами, взяв с собой свою жену и одного знатного француза, Гуго де Кастелло (Castello).

Но нобли королевской партии находились у Сент-Эдмундсбери, уже поджидая его с вполне достаточными силами, и когда армия графа находилась недалеко от этого места, они выпустили против него свои многочисленные отряды. Войска графа не заняли позицию и не могли повернуться ни направо, ни налево, и они обратили стесненность своего положения в храбрость и смело пошли вперед в боевом порядке, и началась отчаянная битва, в которой одна сторона сражалась ради славы, а другая ради своего спасения. Победа, однако, досталась королевской партии. Граф был взят в плен, вместе со своей женой, женщиной мужественной духом, а также с Гуго де Кастелло и почти всеми всадниками, при этом, почти все пехотинцы были убиты. Знатные пленники были отосланы к королю в Нормандию, а с остальными распорядились по его усмотрению.

Глава 31.

Об отступничествеот короля Давида Шотландского и других.

Это несыновье безумие сына против отца бушевало почти два года, и наиболее важные события первого года уже описаны в предыдущем повествовании. Действительно, в течении короткого времени - во время зимы, во владениях по ту сторону моря прекратился шум войны, но не так было в Англии, поскольку в крепостях, принадлежавших графу Лестеру, войска какое-то время остававшиеся спокойными и притихнув, узнав про судьбу, доставшуюся их сеньору, вновь, как это уже бывало, осмелели и воспламенившись духом, вознамерились отомстить за это бедствие. Они собрались в большом количестве под предводительством неких дурных людей и стали наводнять соседние провинции своими набегами. И почувствовав, что они добьются большего, если во главе них будет принц, носящий громкое имя, они выбрали своим полководцем и вождем Давида, графа Хантингтона, брата короля шотландцев, который до этого уже разбойничал с некоторым успехом, и ему сопутствовала удача и в дальнейших беззакониях. Также и граф Феррар (Ferrars), и один знатный человек по имени Рожер де Моубрей (Mowbray) открыто объявили о своих намерениях, которые они долго скрывали, и последовали за остальными мятежниками. Зародившийся в них порыв ярости лишь едва ослаб даже в священное время великого поста, но после празднования Пасхи, они разразились новыми дерзкими предприятиями. А молодой король в это время не отказывался от совращения тех английских ноблей, что внешне казались поддерживающими его отца, посулами, тайными письмами, и даже угрозами, что может причинить им ущерб силами своей партии. По этому поводу говорили, что в это время в Англии осталось лишь несколько знатных людей, которые не колебались в своей верности королю, и были готовы следовать за ним в любое время, если бы была необходимость быстро проверить их намерения.

Глава 32.

О прибытии короля в Англию и о том, что сделали там шотландцы.

Поэтому, на второй год после начала войны, она была с новой силой возобновлена против старого короля Англии его могущественными врагами - королем Франции, графом Фландрии и королем Шотландии, вместе со всеми их войсками. Граф Фландрии (уже забывший о смерти своего брата и притязающий теперь на английское графство Кент, за которое он и в самом деле уже принес оммаж Генриху Молодому) приготовил флот, чтобы переправиться в Англию вместе с молодым королем и его войсками. Король Франции намеревался вторгнуться в Нормандию и также подготовил армию, которую собрал со всех уголков своей страны. Когда об этих приготовлениях стало известно, старый король, предпочитая, чтобы скорее его заморские владения оказались в опасности, нежели, таковая будет угрожать его собственному королевству Англии (и еще он принял тщательные меры, чтобы усилить укрепления в этих владениях), и поскольку он предвидел, что если его не будет, то в его отсутствии, никто в Англии не станет противится тому, кто, как ожидалось станет его наследником, то упреждая маневры врагов, он с небольшим числом всадников и одним отрядом брабантцев быстро отплыл в Англию.

Тем временем, король шотландцев, с бесчисленным числом варваров из своего собственного народа и с сопровождающей его наемной конницей и пехотой из Фландрии, вторгся в английские пределы и овладел Бургом и Эпплби (Appleby), двумя королевскими крепостями в Уэстморленде, в которых не оказалось гарнизонов. Уйдя оттуда, он намеревался вновь начать осаду города Карлайла, но напуганные горожане заключили с ним соглашение, что сдадут город в назначенный день, если к этому времени король Англии не пришлет им достаточный гарнизон, и он со своей армией отправился осаждать одну крепость на реке Тайн под названием Прадхо (Prudhoe). Тогда к нему туда пришел Рожер де Моубрей, о котором мы упоминали выше, и потребовал помощи, поскольку две его крепости были смело атакованы и взяты Жоффруа, побочным сыном короля Англии, который позже стал выбранным епископом Линкольна, и он с трудом удерживал третью, под названием Тирск (Thirsk). Этот Роджер, задолго то этого, отдал своего четвертого сына в заложники королю Шотландии, который в то время замышлял вторжение в провинцию Йорка, и он взялся помогать и повиноваться ему во всем, и в свою очередь, получил заверения, что никогда не останется без помощи, если в ней у него когда-нибудь возникнет нужда. Но после того, как шотландский король потратил без результата много дней и сил под Прудхо, что чрезвычайно плохо сказалось на его людях, и услышав о том, что против него поднялась вся военная сила графства Йорк, он пересек Тайн и вторгся в графство Нортумберленд. Шотланды забирали все, для них никой вид еды не кажется гадким для их жратвы, даже тот, что пригоден в еду одним собакам, и пока они собирали свою добычу, самым большим удовольствием для этого нечеловеческого народа, более дикого, чем дикие животные, было вырезать глотки у стариков, резать маленьких детей и выпускать наружу кишки у женщин и совершать в том же духе такие деяния, о которых ужасно даже упомянуть. Поэтому, пока эта армия наипозорнейших грабителей залила несчастную провинцию, и варвары упивались своей бесчеловечностью, сам шотландский король, сопровождаемый более благородной и цивилизованной частью воинов, которые несли около него караулы, казался ничем не занятым и оставался вблизи от очень сильного замка, называемого Элнвик (Alnwick), для того, чтобы находившейся там отряд воинов не имел возможности выходить из него и тревожить грабителей, что грабили и убивали все вокруг.

Глава 33.

О пленении короля шотландцев.

Пока такие вещи происходили в северных частях Англии, нобли королевской стороны из графства Йорк, справедливо негодуя, что шотландцы должны кишеть в английский пределах, собрались в Ньюкасле-апон-Тайне с сильным отрядов конницы. Дело было столь срочное, что у них не было времени собрать еще и пехоту, и они отправились в ту сторону в пятницу, в шестой день недели, уставшие от долгого и трудного марша. Когда они совещались между собой о том, что надо делать, более знающие люди говорили, что большая часть дела уже сделана - поскольку король Шотландии, услышав об их приближении, отступит прочь, и что этим и надо удовлетвориться до лучших времен, принимая во внимание малочисленность их сил, и что они не обезопасят сами себя и не принесут пользы королю Англии, если двинутся еще дальше, и что они не должны выставлять напоказ малочисленность исвоих сил такому огромному множеству варваров, которые могут проглотить их как кусок хлеба, и что у них имеется не более 4 сотен лошадей, тогда как вражеская армия насчитывает более 80 тысяч вооруженных людей. На это более нетерпеливые отвечали, что эти наизлейшие враги должны быть атакованы любыми средствами, и что они не должны отчаиваться в победе, которая, несомненно, будет на правой стороне.

В конце концов, мнение этих последних возобладало (раз Бог решил так, то это следует скорее приписать Божественной воле, нежели человеческому разуму или человеческой власти), и доблестные мужи, первыми среди которых были Роберт де Стутвилль (Stuteville), Ральф де Гланвилль (Glanville), Бернар де Бальол и Уилльям де Весей (Vesey), немного освежились после ночного отдыха, рано утром сели в седла и поспешили вперед с такой стремительностью, как будто ими двигала какая-то неведомая сила - ведь они проскакали 24 мили за 5 часов - вещь едва-ли возможная для людей отягощенных весом доспехов, и говорили, что пока они скакали, их окутывал такой плотный туман, что они едва соображали куда едут. Тогда, наиболее благоразумные их них, имея в виду рискованность пути завили, что им будет грозить неведимая опасность, если они не повернут и не вернутся назад. На что Бернар де Бальол, муж благородный и великодушный сказал: "Пусть вернутся те, кто этого хочет, но я пойду вперед, даже если за мной не пойдет никто, ибо я не хочу сам себя заклеймить вечным позором".

Пока они, таким образом, продвигались вперед, туман внезапно расссеялся, и они увидели перед собой замок Элнвик. Они обрадовались, полагая, что у них будет безопасное место для отступления, если они будут вынуждены к этому врагами, и вдруг! король шотландцев, с отрядом примерно в 60 или немного больше рыцарей, остановился для осмотра в открытом поле недалеко от них, чувствуя себя в полной безопасности - он не боялся угрозы наших людей, так как множество его варваров с частью конницы широко рассеялись вокруг для грабежа. Когда он сперва увидел наших людей, он несомненно подумал, что они принадлежат к его людям, возвращающимся с грабежа, но более внимательно разглядев знамя нашего предводителя, он быстро понял, что наши достигли того, чего и не могли и сами ожидать, если бы и попытались. Однако, он не испугался, будучи окруженным огромной, хотя и менее сосредоточенной армией, он полагал, нет - он не изволил даже сомневался, что наши немногочисленные и скудные войска будут легко сокрушены тем множеством, что находилось вокруг него. Поэтому, свирепо бряцая оружием и воодушевляя своих людей словами и личным примером, он сказал: "Сейчас станет ясно, кто знает, что значит быть воином", и первым бросился на врага, а остальные последовали за ним. И он был немедленно встречен нашими людьми, низвергнут на землю (его лошадь была под ним убита) и взят в плен почти со всем своим отрядом - поскольку те, кто смог бежать, презрели бегство, после того как он попал в плен, и сами, по своей воле, отдали себя в руки врагов, ради того, чтобы быть взятыми в плен вместе с ним. Также, некоторые нобли, которым почему-то там отсутствовали, но были неподалеку, услышав о том, что случилось, вскоре прискакали полным галопом, и даже не попали, а сами отдали себя в руки врагов, полагая, что поступят благородно, если разделят судьбу своего сеньора. Однако, Рождер де Моубрей, который находился там в это время, после пленения короля бежал и нашел убежище в Шотландии.

Наши нобли, радостные, вернулись вечером, вместе с королевским пленником, в Ньюкасл, откуда они вышли утром и определили ему находится под стражей в Ричмонде, намереваясь в удобное время переправить его к своему славному сеньору, королю Англии. Битва эта была счастливо выиграна, по Божьей милости, в субботу, в 3-и иды июля (13 июля), в 1174 году от того времени, когда Слову надлежало сделаться плотью, и известие об этом вскоре распространялось вширь и вдаль, и с радостью встречалось во всех графствах Англии, и колокола звонили, чтобы выразить радость.

Глава 34.

О том, что случилось с армией и землей Шотландии после пленения короля.

Таким образом, король шотландцев оказался в руках своих врагов, и жажда мести ясно выраженная Господом, не позволила его наиненавистнейшей армии уйти безнаказанной. Когда о пленении короля стало известно, варвары сперва были словно поражены громом и оставили грабеж, но вскоре, будто бы объятые яростью, они обратили друг против друга мечи уже обагренные невинной кровью, но теперь они приняли друг друга за врагов, поскольку в этой армии было большое число англичан, из-за того, что города и бурги Шотландии населены англичанами. По этому случаю, скотты проявили свою скрытую ненависть к ним, которая до этого скрывалась из страха перед королем, и они убили многих из них, а те, кому удалось ускользнуть, нашли убежище в королевских крепостях. Также, в этой армии было два брата, Гилберт и Актред (Uctred), лорды провонции Гэллоуэй, вместе с многочисленным отрядом своих собственных людей. Они были сыновьями Фергуса, прежнего государя этой провинции, и когда их отец умер, то они наследовали ему, поскольку король Шотландии, который является верховным лордом этой страны, разделил наследство между ними. Но Гилберт, старший, недовольный тем, что его лишили всего отцовского достояния, всегда в своем сердце ненавидел своего брата, однако, некоторое время, боязнь королевского неудовольствия сдерживала пыл его ярости. Но когда король был взят в плен, то он нашел себя свободным от этого чувства, и он вскоре наложил руки на своего брата, который ничего не подозревал, и чтобы насытить свою отвратительную ненависть, он убил его не простой смертью, но еще и подверг мучительным пыткам. Затем он вторгся во владения Актреда, и варвары обратили свою ненависть на варваров, учинив не малую резню. Однако, был еще сын того брата, что был так подло убит, по имени Роланд, проницательный и энергичный юноша, который, с помощью друзей своего отца, дал отпор беспредельному гневу своего дяди. Таким образом, по наиразумнейшей воле Божьей, который отмерил злодеям той же мерой, которой они отмеряли другим, все королевство Шотландия находилось в состоянии анархии. Как говорили, те, кто незадолго до этого, нарушили мир безмятежных людей и жаждали напиться крови англичан, по наипрекраснейшему Божьему суду, получили возмездие друг от друга.

Глава 35.

О достопамятной эпитимии короля Англии и о ее последствиях.

Король Генрих Второй теперь приехал из Нормандии в Англию, чтобы силу своего личного присутствия обратить против своего сына, который ожидался вместе с войсками фламандцев, то помня о том, насколько сильно он согрешил против церкви Кентерберри, он сразу же после высадки проследовал туда и, проливая обильные слезы, молился у могилы блаженного епископа Томаса. При появлении старшего монаха, он распростерся перед ним на земле и с крайним смирением просил прощения, и обратился к нему с необычайнейшей просьбой – чтобы его, столь великого человека, братья высекли бы по очереди розгами. Следующей ночью одному почтенному старому монаху этой общины во сне были сказаны слова: "Видел ты сегодня изумительное чудо королевского смирения? Знай, что те события, что произойдут и будут касаться его, вскоре покажут сколь приятно его королевское смирение Королю королей". Я узнал об этом от наипочтеннейшего и простоватого человека - аббата Биланда Роджера, который, рассказывая об этом, говорил, что сам слышал об этом от заслуживающего доверия человека, который в то время случайно оказался в Кенте. Тот, кто касается гор и они дымятся (см. Псалмы 143,5), вскоре после этого со всей очевидностью показал, как высоко он оценил преданность этой дымящейся горы, поскольку именно в тот же день, и как говорили, именно в тот же час, в который эта гора задымилась в Кентерберри, божественное правосудие низвергло его самого могущественного врага в английских пределах - короля Шотландии, так что сама награда за это благочестивое деяние едва ли не предшествовала самому деянию, но скорее была дана в одно время с ним, и никто не может сомневаться в этом.

Этот государь, выйдя из Кентерберри, поспешил в Лондон, послал оттуда войска против Гуго Биго, и сделав там короткую остановку, отворил себе кровь. И вдруг, в полночь прибыл очень спешный гонец, посланный Ральфом де Гланвиллем, и стал стучаться в ворота дворца. Его обругали и дворецкий и стража и велели вести себя потише, но он стал стучать еще громче, говоря, что принес на своих губах хорошие вести, и положительно необходимо, чтобы король узнал о них прямо ночью. Его настойчивость, наконец, взяла верх, особенно потому, что все надеялись, что он принес действительно хорошие вести. Когда его впустили в ворота, он таким же образом убедил королевского камердинера. Когда его впустили в королевскую палату, он смело подошел к кушетке короля и разбудил его. Очнувшись ото сна, король сказал: “Кто ты?” На что тот ответил: “Я - человек из свиты Ральфа де Гланвилля, Вашего вассала, который послал меня к Вашему высочеству, и я принес хорошие вести”. “Ральф, друг наш, с ним все в порядке?” - спросил король”. “С ним все в порядке, милорд, ответил тот, - и вот - он держит в плену твоего врага, короля Шотландии, который в оковах находится сейчас в Ричмонде”. Король, пораженный этой новостью, сказал: “Говори!”. Но тот только повторил свои слова. “У тебя нет письма?” - спросил король. На что тот достал запечатанное письмо, в котором содержались детали происшедшего. Король, спрыгнув с кровати, сразу же просмотрел его, и глубоко потрясенный, с увлажненными от благочестивых слез глазами, воздал хвалу тому, Кто только и может совершать такие удивительные дела. Он созвал своих домашних людей и разделил с ними свою радость. Утром прибыли другие гонцы, сообщившие то же самое, но только один - тот, который прибыл первым, получил награду. Хорошие новости немедленно были обнародованы, под радостные крики и под звон колоколов во всех концах Лондона.

Глава 36.

Об осаде Руана и о коварной атаке противника.

Тем временем, король Франции с превосходящими силами вторгся в Нормандию с востока. К слову сказать, с той стороны граница выглядела открытой, из-за того, что тамошние замки были взяты графом Фландрским. Он двинулся вперед и осадил Руан, столицу этой провинции. Руан является одним из самых знаменитых городов Европы и расположен на великой реке Сене, по которой проходит взаимная торговля многих земель, и он так хорошо защищен рекой и холмами вокруг нее, что едва ли третья часть его может быть осаждена одной армией. Молодой король и граф Фландрии, в окружении своих многочисленных войск, выжидали возможности переправиться через море вместе с флотом, который они приготовили в порту Морини (Morini) и из которого открывается самый короткий путь в Англию. Однако, узнав о том, что старый король уже находится в Англии, и несомненно хорошо подготовился встретить их нападение, они решили, что в этом месте переправляться через море небезопасно. Поэтому, они изменили свои намерения и, таким образом, все оснащение для флота, которое они подготовили, оказалось бесполезным. Рассудив, что осада Руана будет великим предприятием, и что было бы очень выгодным делом взять этот город, они стянули к этому месту свои огромные и внушающие страх силы и усилили армию осаждавших до невообразимой степени. Хотя столь огромная армия была невиданна в Европе уже много лет, все же, по причине трудности подступов к городу, они смогли подвергнуть осаде едва лишь его третью часть. По мосту через реку существовал свободный путь в город, а равно и путь из города, поэтому осажденные были снабжены всем необходимым в изобилии, тогда как вражеская армия, находясь поблизости, могла только наблюдать за этим и завидовать им. Так что, пожалуй, мы могли бы на это заметить, что "Для сицилийских тиранов нет большего мучения, чем испытывать зависть". Когда сильные и бодрые люди созерцали это почти во все дни, не имея возможности помешать этому, они испытывали сильную досаду.

Для нападения на город были подготовлены осадные машины, осада была начата всерьез, и армия была разделена на 3 части, день также разделяется на 8 часов, так что люди могли сменять друг друга таким образом, чтобы свежие сменяли уставших, и таким образом они могли непрерывно сражаться и ни на малое время не оставляли в покое осажденных ни дне, н ночью, чтобы те не смогли перевести дух. Но достигнуть своей цели им не удалось, поскольку горожане оборонялись с таким же искусством и предосторожностями, и также разделились на 3 отряда, и при малейшей тревоге встречали врага, который продолжал атаки одну за другой. Так, достойным способом, они обеспечили себя от невыносимых трудов и усталости, которыми их пытались истощить.

После того, как они уже сражались в течении многих дней на пределе сил, и ни одна из сторон ничего не потеряла и не добилась какого-то ни было успеха, в день рождения Св.Лаврентия (10 августа), король Франции, из уважения к столь выдающемуся святому, которого он привык особенно глубоко почитать, приказал торжественно объявить, что на этот день городу даруется отдых. Горожане с благодарностью восприняли эту милость и с удовольствием воспользовались короткой передышкой предавшись самому бурному веселью. Молодые люди и девушки, старики и дети, так радовались этому дню, что врагов раздражили громкие голоса, звучащие в городе, а в это время отряд воинов развлекал себя тем, что на виду у врага, на берегах реки вне стен города он устроил турнир. Как об этом говорили, граф Фландрии отправился к королю и сказал: “смотрите, город, на который мы уже положили так много трудов, сам собой отдается нам, так как те, кто находятся внутри заняты танцами, а те, кто снаружи предаются воинским упражнениям, чувствуя себя в безопасности. Поэтому, пусть войска, тихо возьмутся за оружие и пусть напротив городских стен быстро принесут осадные лестницы, и мы будем хозяевами города, еще до того, как те, что состязаются, нам в насмешку, вне городских стен смогут вернутся в город”. “Мне чуждо намерение запятнать мою королевскую честь такой грязью, сказал король, - тебе хорошо известно, что я предоставил городу отдых на этот день из уважения к наиблагословеннейшему Лаврентию”. На это все командиры присутствовавшие там, с фамильярной смелостью порицали его мягкость и сказали: “Кто спрашивает, будет ли это обманом или доблестью если мы обманем врага?”, и постепенно он позволил себя уговорить. Поэтому, ни по звуку трубы, ни по объявлению герольда, но по отдаваемым командирами шепотом приказам, в палатках армия была приведена в готовность атаковать город.

Однако, по воле Божьей, случилось так, что в этот час некие клирики, забавляясь тем или иным образом в высокой башне, находившейся внутри городских стен, с которой, когда враг приближался в стенам, обычно подавался сигнал горожанам, звоном в очень древний, но чудесно звучный колокол. Один из клириков случайно выглянул в окно, и ему в глаза бросилось то, что армия выходит из своих палаток, и сперва он удивился необычной тишине в лагере, который казался окутан какой-то тайной. Вскоре, взглянув попристальнее с этого высокого места, он увидел их тайные сборы, и когда он сообщил об этом своим товарищам, то те, звоня в Рувелль (так назывался этот колокол), сразу же подали хорошо известный сигнал в город,. Когда его услышали, то обе стороны поспешно устремились вперед со всеми своими силами. Войско, которое уже приготовилось, выбежало из лагеря и устремилось к стенам с осадными лестницами, а горожане, подстегиваемые нежданной опасностью, схватили свое оружие и с пылким духом устремились дать отпор противнику. Те, кто были заняты развлечениями вне города, прибыли на место с замечательной скоростью. Враги, добравшись до мест против стены для установки осадных лестниц, преодолели вал и уже слышались их триумфальные крики. Но вот! - они были храбро атакованы и отражены горожанами, и на валах разгорелся самый яростный бой на копьях, оружие и тела встречались друг с другом, и много крови пролилось с обеих сторон, и наконец, те, кто так гордо поднимались, были вновь скинуты головой вниз. Ночь положила конец битве, и армия предателей, понеся намного большие потери, чем нанесли сами, с позором удалилась в лагерь. Король возложил вину на графа Фландрии, но пятно такого позорного предательства впредь лежало в большей степени лично на короле. С этого дня осажденные определенно действовали более уверенно, а осаждающие более слабо и с чувством безнадежности.

Глава 37.

О том, как король восстановил мир в Англии и освободил Руан.

Тем временем, остававшийся в Англии король Генрих Старший, послал сказать комендантам замков, принадлежащих графу Лестеру, которого он в цепях привез с собой из Нормандии, предупредив их, что для блага их господина, они должны оставить свои замки, из которых, совершая вылазки, они наводняли провинции. Они потребовали разрешения спросить совета у своего господина, но в этом им было отказано, после чего они заявили, что не будут повиноваться королевской воле до тех пор, пока он не освободит их господина. Король ответил: “Я не буду заключать с вами соглашения по этому поводу, но если, вы сделаете то, что угодно мне, то вы поступите хорошо”. И как говорили, что когда были принесены святые мощи, он поклялся, сказав: “Да поможет мне Бог и эти святые останки, но граф Лестер ничего не будет есть до тех пор, пока вы не сделаете с этими замками то, что угодно мне, однако, вам дается возможность оставить их как можно быстрее”. Тогда, видя, что их господину грозит быстрая и неминуемая погибель, если они будут сопротивляться и дальше, они немедленно оставили крепости. Однако, граф Дэвид, который был у них главным, покинул замок Хантингтон, и тот вскоре сдался королю, а сам граф поспешно уехал в Шотландию. Эти успехи короля устрашили Гуго Биго и графа Феррара, и они также пришли к соглашению на условиях их личной безопасности в обмен на мир и верность.

Таким образом, обустроив, по воле Божьей, дела в Англии согласно своим желаниям, король с многочисленной армией быстро пересек море, захватив с собой короля Шотландии (который был к нему незадолго до этого доставлен), графа Лестера и других знатных пленников. Сопровождаемый ликованием людей по всей Нормандии по поводу его быстрого возвращения, он с большой торжественностью, на виду у врага, вступил в Руан,. За несколько дней до этого, прибыли посланники с известием о пленении короля Шотландии, чем враги были очень огорчены, но при внезапном и триумфальном возвращении короля из Англии, они были поражены от своего удивления. Полагаясь, однако, на силу своего численного превосходства, они упорствовали в продолжении осады. Король ночью, тайком, выпустил отряд валлийцев, которых взял с собой из Англии, и они, пользуясь темнотой леса, укрылись в удобных местах (поскольку люди этого сорта проворны и опытны в лесах), чтобы наблюдать за тем, откуда обозы будут доставлять припасы для такой большой армии. Валлийцы, использовали эту возможность для собственной выгоды и выскочив из леса, напали на обозы и обратили охранявших их всадников в бегство. И уничтожив всех обозных, с великим смертоубийством людей и вьючных животных, они опять ушли в леса. Вскоре распространились вести, что леса полны валлийцев, и армия, из-за того, что ее обозы были перехвачены, испытывала голод в течении 3 дней. При такой нужде, осада была свернута, и принцы распустили свои огромные армии, не унеся никакой другой награды за свои великие труды, кроме позора. Однако, они сохранили свои боевые порядки, чтобы отвратить угрозу удара врага в тыл. Таким образом, чтобы ни пытались приготовить против короля Англии его многочисленные враги, все обращалось к его славе, поскольку ему благоприятствовал сам Бог.

Глава 38.

О примирении королей и успокоении их королевств.

Пока Бог улыбался этому государю во всем, что делал он, или что делалось около него, его враги были столь испуганы и унижены его многими славными и успешными действиями, что стали задумываться о мире, и именно те, кто были главными зачинателями смуты, теперь стали посредниками в деле восстановления единства. В соответствии с этим, состоялся большой съезд всех сторон, на котором были успокоены и смертельная вражда государей и смуты в провинциях. Граф Фландрии вернул королю Англии все, что принадлежало тому по праву, но чего он лишился из-за случайностей войны, и он обещал на будущее, в залог безопасности, принести оммаж. Что до наинеблагодарнейшего сына, то он также вернул милость отца, и обещал на будущее повиновение и сыновнюю почтительность, под поручительство многих людей, которые поклялись в его преданности. Но король, принял и новые меры против этих неблагодарных и не внушающих доверия сыновей тем, что благоразумно истребовал от них оммаж, который и был торжественно принесен. И было это желанием его отца, что тот, кто так непочтительно порвал сильнейшую природную связь, связь подобную паутине паука, должен, по крайней мере, быть связанным еще и той связью, которая почетна и принята гражданским или народным правом, и поскольку написано “И нитка в трое скученная, не скоро порвется” (Екклезиаст 4,12), то тот, кто попрал природу и законы природы, которые должен был соблюдать по отношению к отцу, должен быть, с учетом двойных уз и присяги и вассальной верности, по крайней мере, быть честным в соблюдении оммажа. И он должен был на будущее остерегаться своего отца, который был теперь не просто отцом, но и прямым сеньором, и не мог бы по справедливости объявить против него приговор, как было возвещено Господином господ, устами его пророка, против неверного народа: “Если я отец, то где почтение ко Мне? и если я Господь, то где благоговение передо Мной?” (Малахия 1,6). Его юные братья, которых он, по совету французского короля, также увел от отца, он же и вернул к нему, и о них было мало вопросов, поскольку их юность была их оправданием.

Кроме того, по заступничеству короля Франции и других государей, которые там присутствовали, он полностью освободил графа Лестера и остальных пленников, за исключением короля Шотландии, и дав им свободу, он восстановил все их состояние и положение. Он также намеревался, в свое время, на принципах благоразумия и милосердия, таким же образом поступить и с королем Шотландии. Однако, со временем, когда, вероятно уже казалось, что он уже забыл то, что делали против него неблагодарные и неверные, он внезапно приказал срыть стены Лестера, а также укрепления всех, кто покинул его оставив одного. Таким образом, он обезопасил себя на будущее, обломав у гордых рога, так, чтобы они не смогли сделать ничего подобного при следующем удобном случае. Впоследствии он также освободил и короля шотландцев, обеспечив себя с его стороны тем, что тот должен был выполнить определенные условия. Приехав в Англию, местом осуществления этих обязательств он назначил город Йорк. Придя туда в окружении большого числа ноблей, он встретил короля шотландцев, вместе со всей знатью его королевства, и все они, в церкви благословенного князя апостолов, принесли оммаж и вассальную присягу королю Англии, как своему верховному сеньору, и таким образом, они связали себя торжественным обязательством действовать с ним и рядом с ним против всех, даже против своего собственного сюзерена. Король Шотландии, также перед всем множеством ноблей обоих королевств, обычным способом, признал короля Англии своим сеньором и то, что теперь он сам является его вассалом. Он также передал ему, в качестве залога, три главные крепости своего королевства, а именно - Роксборо, Бервик и Эдинбург. Когда все это свершилось, то люди возрадовались долгожданному миру, и король Англии стал, благодаря своим успехам в столь многих предприятиях, известен во всем мире. Так окончилась эта война, война еще более худшая, чем гражданская, война между отцом и сыном, которая принесла так много тревог столь многих людям.

Рассказав об этих вещах, мы теперь подвели к концу вторую книгу нашей истории.

Здесь кончается вторая книга.

Текст переведен по изданию: The Church Historians of England, volume IV, part II; translated by Joseph Stevenson (London: Seeley's, 1861).
Электронная версия: http://www.fordham.edu/halsall/basis/williamofnewburgh-intro.html