ЮХАН ВИДЕКИНД

ИСТОРИЯ ДЕСЯТИЛЕТНЕЙ ШВЕДСКО-МОСКОВИТСКОЙ ВОЙНЫ

СОЧИНЕНИЕ Ю. ВИДЕКИНДА КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ СМУТНОГО ВРЕМЕНИ

В русской исторической литературе до сего времени нет специальной работы, посвященной русско-шведской войне начала XVII в. и вообще русско-шведским отношениям этого периода в целом. Война со Швецией, возникшая и протекавшая одновременно с бурными событиями гражданской войны в Московском государстве и с чрезвычайно напряженной борьбой его с польской интервенцией, оказалась как бы заслоненной этими событиями от внимания русских историков. Перипетии гражданской войны, захват поляками Москвы, официальное признание боярским правительством королевича Владислава царем московским и дальнейшая борьба русского народа с польскими захватчиками - вот вопросы, которые с большим вниманием рассматривались русскими историками при общем изучении ими периода так называемого "Смутного времени". Шведская же интервенция, захват Новгорода и Новгородской земли, всегда оставалась несколько в тени. Мало того, до самых последних лет наблюдалось даже некоторое затухание интереса русских историков к этой теме. Если в старых работах, например Д.И. Бутурлина (См.: Бутурлин Д. Истории Смутного примени и России и начале XVII века. СПб., 1839-1846. Ч.I-III.) и Н.И. Костомарова (См.: Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. СПб., 1866.), вопрос о шведско-русских отношениях этого периода исследовался довольно подробно, если в "Истории России" С.М. Соловьева вопросу этому уделялось все же достаточно внимания, то в последующих курсах по русской истории и в специальных монографиях "шведский вопрос" почти совсем не был освещен. В "Курсе русской истории" В.О. Ключевского не упомянут даже факт захвата шведами Новгорода. В специальной монографии С.Ф. Платонова (См.: Платонов С.Ф. Очерки но истории смуты в Московском государстве XVI-XVII ив М., 1899.) о шведах сделаны лишь беглые замечания. В "Русской истории" М.Н. Покровского несколько слов сказано о "союзе" царя Василия Шуйского со шведским королем Карлом IX в 1609 г., а о последующей шведской интервенции не говорится ничего. Несколько больше внимания уделено русской историографией частным вопросам этого периода. Так, например, вопросу об [510] избрании шведского королевича Карла Филиппа на русский престол посвящены специальные работы Г.А. Замятина (См.: Замятин Г.А. К вопросу об избрании Карла Филиппа на русский престол (1611-1616 гг.). Юрьев, 1913; Он же. К истории Земского собора 1613 г. //Труды Воронежского государственного университета. Воронеж, 1926. T.III.). Этот же вопрос был затронут в публикациях, касающихся избрания в 1613 г. на царство Михаила Федоровича Романова, написанных в связи с 300-летием этого события. За последние годы опубликован ряд статей В.А. Фигаровского о событиях в Новгороде (См.: Фигаровский В.А. О грамоте новгородского правительства и Москву 1615 г. // НИС. Л.. 1937. Вып. II; Он же. Отпор шведским интервентам в Новгороде//Там же. Новгород, 1938. Bып. III-IV.). Политика Швеции по отношению к Московскому государству в начале XVII в. была рассмотрена профессором Г.В. Форстеном (См.: Форстен Г.В. Россия и Швеция и Смутное время //ЖМНП. 1889. Вып.II, X, XI.). Сравнительно небольшой его очерк до сих пор представляет собой наиболее полный рассказ, о взаимоотношениях Швеции с Москвой с 1608 по 1616 г. Наконец, можно отметить старую монографию Н.П. Лыжина о Столбовском мире 1617 г., положившем конец шведско-русской войне (См.: Лыжин Н.П. Столбовский договор и переговоры, ему предшествующие. СПб., 1857.). Общей же работы, касающейся рассматриваемой темы в целом, на русском языке нет. [511]

Шведская историческая литература по этому вопросу гораздо богаче. Первое крупное сочинение на эту тему, предлагаемое в настоящем переводе вниманию русского читателя, было издано шведским историком Юханом (Иоганном) Видекиндом еще в 1671 г. Работа по специальному изучению шведско-русской войны начала XVII в., ведется в стране вплоть до настоящего времени. В восьмитомной истории войн короля Густава Адольфа, выпущенной в свет Шведским Генеральным Штабом в 1936-1939 гг., этой войне посвящен почти весь I том (Sveriges krig 1611-1632. Stockholm. 1936. Del I.).

Сочинение Видекинда, вышедшее всего через 60-65 лет после описываемых в нем событий, само может рассматриваться как первоисточник, отражающий настроения шведских правящих кругов второй половины XVII в. В этом его особая ценность. Но, пользуясь этим сочинением, всегда нужно помнить, что автор этого первоисточника далеко не беспристрастен. Под внешней объективностью изложения чувствуется определенная тенденциозность, стремление автора показать действия шведов, в частности, действия шведских королей Карла IX и сына его Густава Адольфа, а также представителей высшего шведского командования — полководцев Якоба Делагарди и Эверта Горна, — в духе полного их бескорыстия по отношению к Московскому государству и, наоборот, представить действия русских в виде сплошной цепи обманов, вероломства, нарушений договоров и т.п. Но, несмотря на эту тенденциозность, а отчасти и благодаря ей, сочинение Видекинда как исторический источник не теряет своей ценности.

"История шведско-московитской войны" Видекинда, насыщенная огромным количеством фактов, частью вовсе неизвестных по русским источникам, уже давно обратила на себя внимание наших историков. В трудах Бутурлина, Костомарова, Соловьева ссылки на сочинение Видекинда - постоянное явление. Но названные авторы не всегда достаточно критически относились к приводимым Видекиндом фактам, а иногда излагали эти факты, даже не ссылаясь на свой первоисточник. Отсюда могут возникнуть и уже возникали различные недоразумения. Например, Н.И. Костомаров пишет: "Московское государство между тем, по-видимому, все более и более разлагалось. На севере, вслед за Новгородом, сдались шведам новгородские пригороды: Ям, Копорье, Ладога, Тихвин, Руса, Порхов. Торопец прислал к Делагарди дворян и купцов с изъявлением подданства от города и уезда. Устюг с уездом отвечал на окружное послание Делагарди, что ожидает прибытия обещанного шведского королевича и признает его царем, когда он приедет. Противодействие шведской власти прорывалось в северных землях, но от разбойничьих казацких шаек, а не от земщины" (Костомаров Н. И. Указ. соч. С. 588.). Какой-либо ссылки на первоисточник Костомаров в этом месте не дает. Факт сдачи шведам перечисленных Костомаровым в первом ряду городов несомненен. Отсюда у читателя остается впечатление, что так же несомненны и сведения, сообщаемые Костомаровым во втором ряду, о Торопце и Устюге. Но оказывается, что эти данные заимствованы Костомаровым только у Видекинда, русские же источники ничего об этом не говорят, а в отношении Устюга даже этому противоречат (Судя по указанному Видекиндом расстоянию от Новгорода до области "Швидас" - 80 миль - под этим названием следует скорее разуметь Устюжну, а не Устюг, сходство наименования которых часто вызывает путаницу у исследователей.). О том, как следует толковать и понимать приводимые Видекиндом [512] свидетельства, сказано в комментарии к данному тексту. Такие примеры у Костомарова не единичны. Именно в целях сопоставления и тем самым некоторой проверки фактов в наших комментариях приводятся выдержки из русских первоисточников о событиях, которые Видекинд описывает по шведским документам.

Не останавливаясь на частностях, попробуем выяснить правильность основного акцента изложения Видекинда: действия шведов - "справедливые", лишь вынуждаемые "несправедливыми" действиями русских. При этом анализе будем опираться исключительно на слова самого же автора. Нетрудно заметить, что при всем "добросовестном" стремлении доказать эту свою якобы "объективную" точку зрения у Видекинда, очевидно, помимо его желания прорываются отдельные фразы и сообщаются факты, с несомненностью вскрывающие истинную суть дела.

Начнем со сравнительно отдаленного времени, когда еще ничто не обнаруживало шведско-русского столкновения. Видекинд повествует о времени, когда царствованию Василия Шуйского в 1607 г. начали угрожать успешные действия Болотникова. Казалось бы, король шведский никак не мог быть задет этими событиями настолько, чтобы ответить на них попыткой захвата русской территории. Об этом молчат и русские источники, но Видекинд проговаривается и сообщает, что Карл IX в это время вдруг предъявляет свои "наследственные" права на русские города - Корелу, Орешек и Ивангород и даже поручает одному из своих офицеров наскоро набрать отряд в несколько тысяч из Финляндии для угрозы Кексгольму (Кореле). Вот первый факт, который вряд ли свидетельствует о бескорыстии шведского короля.

Рассмотрим теперь сообщение Видекинда о ходе переговоров в Выборге в феврале 1609 г., об условиях, на которых Швеция обязалась оказать помощь царю Василию Шуйскому в его борьбе против Тушинского лагеря и поляков. Как известно из опубликованных русских источников, достигнутое по этому вопросу соглашение отражено в двух разных, совершенно самостоятельных договорах (АИ. СПб., 1841. Т. II. № 158, 160.). По первому договору Шведское и Московское государства оформляют военный союз против Польши. Ни одно из государств не может самостоятельно заключить с ней мир без "ведома и хотенья" другого. Швеция предоставляет Московскому государству вспомогательный отряд войск в 5 тысяч человек за определенное, точно установленное жалованье и, кроме того, некоторое количество войск "в знак дружбы к царю". Московское государство обязуется в случае нужды Швеции предоставить ей такое же количество войск "за такой же платеж" и т.д. В этом документе нет ни одного пункта, который свидетельствовал бы о стремлении Швеции поживиться за счет Московского государства, если не считать условия об отказе Москвы от каких-либо притязаний на Лифляндию, что при тогдашней политической обстановке не могло иметь практического значения. Зато второй документ явно вскрывает захватнические стремления Швеции. За предоставление военной помощи Москве Швеция навсегда отторгала от нее город Корелу с уездом. Через три недели после перехода вспомогательных шведских войск через русскую границу Швеции должно было быть передано полномочие на получение этой территории, а через 11 недель — произведена фактическая ее передача. До сего времени оставалось не совсем понятным, почему понадобились [513] эти два столь различные по своему внутреннему содержанию документа. Видекинд со всею ясностью вскрывает нам это. В Выборге нужно было выработать окончательную редакцию договора, так как предварительное соглашение было заключено Скопиным-Шуйским со шведским представителем Мортенсоном еще в Новгороде, причем в этом соглашении стороны уже договорились о посылке вспомогательного отряда в помощь русскому царю за определенное жалованье, идущее из средств Московского государства. Но эти условия показались недостаточными "справедливому" шведскому королю-союзнику". Видекинд с удивительной наивностью приводит слова шведских уполномоченных на Выборгских переговорах: "Но чего надо ждать в качестве вознаграждения? Солдатам должно быть уплачено жалованье согласно договору с Мансфельдом, а что же получит король за свою услугу и за посылку стольких тысяч наемных воинов? Русские отвечают, что у них есть кое-какие поручения в этом отношении, но из-за ненадежности и изменчивости настроения у народа это должно быть облечено глубоким молчанием, ибо, если распространится по Московии слух о предстоящей передаче Кексгольмской области шведам, многие покинут Шуйского. Поэтому, велев выйти своим спутникам, они, под клятвой молчания, уславливаются о присоединении Кексгольмского замка с областью навсегда к шведским владениям, а также об утверждении великим князем в течение двух месяцев актов, касающихся этого, и о взаимном обмене актами. Пока же, в виде залога, шведы должны были занять места, каким предстоит оставаться в их обладании". Вот второй факт, [514] с одной стороны проливающий свет на "справедливую", говоря словами Видекинда, политику Швеции по отношению к Московскому государству, a с другой - обрисовывающий внутреннюю обстановку в Московском государстве, когда боярскому царю приходилось спасать свое положение путем уступки иностранной державе части русской государственной территории, но проделывать это втайне от народа, гораздо более ревниво относившегося к целости своего государства, чем царское правительство.

Этого мало. У Видекинда встречаются иногда рассуждения, уже решительно не соответствующие его утверждениям об отсутствии у шведов захватнических планов. Например, сообщая о попытках Делагарди в 1610 г. "военной хитростью, голодом или внезапным приступом захватить Кексгольм (правомерность этого захвата Видекинд обосновывает тем, что Кексгольм подлежал передаче шведам согласно Выборгскому договору 1609 г.), Видекинд, по-видимому не отдавая себе отчета, сам вскрывает дальнейшие захватнические планы шведов. Именно он приводит соображения Делагарди о том, что в случае захвата Кексгольма "удобнее будет следить за военной обстановкой и вести войну под Новгородом". Итак, захват Корелы (Кексгольма) уже не удовлетворяет шведов и, по показанию самого же Видекинда, перед ними встает вопрос о захвате Новгорода, никакими договорами, как это было хорошо известно Видекинду, не предусмотренного. Так началась "справедливая", уже ничем не прикрытая, шведская интервенция.

Но, как говорят, "аппетит приходит во время еды". Насильственного присоединения Новгорода и целого ряда других соседних русских городов становится мало шведскому главнокомандующему. Видекинд не удерживается, чтобы не изложить грандиозного плана Делагарди о захвате шведами всего севера России. Предполагалось отправить из Новгорода трехтысячный шведский отряд для захвата Холмогор. Взяв Холмогоры, легко было бы завоевать Сумский посад и Соловецкий монастырь. Видекинд вполне одобряет этот план и с грустью констатирует, что он не мог быть осуществлен не по нежеланию шведского короля, а лишь вследствие финансовых затруднений Швеции, из-за которых "все шло медленным шагом".

Остановимся теперь на моменте выдвижения кандидатуры шведского принципа Карла Филиппа на московский престол. Оставляя в стороне само по себе очень любопытное указание Видекинда о том, что инициатива в этом вопросе принадлежала Делагарди, обратим внимание на то, как понимал и воспринимал Делагарди это выдвижение. Избрание государя из числа членов какого-либо иностранного царствующего дома по тем временам было для Европы делом обычным. Так, враг шведских королей Карла IX и Густава Адольфа, польский король Сигизмунд III был по избрании призван оттуда в Польшу, будучи наследным принцем в Швеции, но государство, которое призывало на свой престол иностранного принца, вовсе не становилось вследствие этого зависимым. Так было в Европе. Так же представляли себе дело и русские, принимая кандидатуры польского и шведского королевичей. Справедливость требовала согласия или несогласия шведского короля на занятие московского престола шведским королевичем и предоставления в первом случае полной самостоятельности и независимости будущему царю московскому и отказа Швеции от каких-либо притязаний. Однако посмотрим, что говорит Видекинд? Из письма Делагарди шведскому королю, приводимого в пересказе Видекинда, вопрос этот освещается [515] совсем иначе. Из-за спешности дела Делагарди выдвинул на московский престол кандидатуру шведского принца, не дожидаясь согласия шведского короля, и, сообщая ему об этом, "скромно просил извинить, что не дожидается его (короля – В.Г.) распоряжений, когда дело идет о расширении государства в далеком краю и уничтожении врага, поскольку позволительно утверждать, что венценосцы всегда помышляют не о сокращении, а о расширении своих границ". Итак, по мысли шведского главнокомандующего, призвание на московский престол шведского принца есть просто "расширение границ" Швеции.

После захвата Новюрода шведские интервенты в конце 1611 и в 1612 г развивают свой успех; ряд более мелких русских городов переходит в их руки, и вот Видекинд, не сумев сдержать своего "патриотического" настроения, невольно [516] проговаривается: "В этом предприятии все как будто выходило по желанию шведов: казалось, что скоро либо вся Московия покорится шведскому принцу, либо по крайней мере ее окраинные области станут добавлением к Шведскому королевству". В этом неосторожном высказывании - "вся Московия покорится шведскому принцу" - как нельзя лучше обнаруживается сущность шведских планов и мечтаний, связанных с будущим воцарением на московском престоле шведского королевича, и тем самым выясняется подлинная цена жалоб Видекинда на "вероломство" русских, отвергнувших "избранного и провозглашенного ими царя всех московских владений (!?) принца Карла Филиппа".

Наконец, чтобы покончить с выявлением подлинной сущности шведского плана о проведении в московские цари шведского принца, следует остановиться еще на одном моменте, именно на изложении Видекиндом переговоров новгородского посольства с прибывшим уже в Выборг принцем Карлом Филиппом осенью 1613 г. Новгородские послы просили между прочим, чтобы Карл Филипп скорее ехал в Новгород или хотя бы на границу. План скорейшего прибытия Карла Филиппа в Россию поддерживался и Делагарди, а также вполне оправдывался Видекиндом, который неоднократно в своем труде высказывал сожаление, что задержка с отъездом Карла Филиппа из Стокгольма в Выборг и неприбытие его вовремя в Новгород сорвали все подготовленное уже Делагарди дело избрания шведского наследного принца на московский престол. Но, специально останавливаясь на этом плане в рассказе о выборгских переговорах, Видекинд в латинском издании своего труда бросает такую не совсем ясную фразу: "Этот план, по-видимому, имел целью внести разделение в души русских, придать силы домогавшимся власти над Москвой..." Но если обратиться к шведскому изданию труда Видекинда, то смысл фразы не вызывает уже никаких сомнений: "Это было бы не плохо, - пишет Видекинд, - так как, очевидно, можно было бы таким образом вызвать раскол среди русских, а его королевское величество мог бы, прикрываясь именем герцога, заявить претензии на часть России".

Видекинд на протяжении всего своего труда неизменно проводит мысль, что утверждение на московском престоле кандидатуры польского королевича Владислава было бы величайшим несчастием для Москвы и подчинило бы ее тем самым враждебной Швеции Польше. Но почему призвание шведского королевича не было бы таковым же несчастием для Москвы и подчинением ее тем самым Швеции - не известно!

Приведенных примеров, кажется, достаточно (а их можно было бы умножить), чтобы, несмотря на все старания Видекинда, истинный смысл шведской политики как политики ничем не оправданной интервенции был вскрыт.

Видекинд строит свой труд главным образом на основе архивных документов, хранящихся в Стокгольмском Государственном Архиве. Но всем хорошо известно, что специальный подбор архивных документов и выдержек из них, а также пропуск документов, излагающих нежелательные для автора-исследователя сведения, - всегда может дать картину, нужную для данного автора. Теми же документами, что и Видекинд, пользовался русский профессор Г.В. Форстен, работая над своим трудом "Политика Швеции в Смутное время". Именно сравнение приводимых Видекиндом и Форстеном сведений из архивных документов, относящихся к одним и тем же историческим событиям, позволяет воочию убедиться в тенденциозной выборке Видекиндом подходящих ему материалов. Из архивных [517] шведских источников, используемых Форстеном, со всей очевидностью выступает агрессивная захватническая политика Швеции по отношению к Московскому государству, начиная с первых же годов XVII в. В наших комментариях к отдельным высказываниям Видекинда читатель найдет множество тому подтверждений. Правда, можно предположить, что некоторые документы, взятые Форстеном, ускользнули по тем или иным причинам от внимания Видекинда, что его нельзя поэтому обвинять в сознательном сокрытии неприятных для него фактов; но и это предположение должно быть отвергнуто при внимательном изучении текста Видекинда. Например, Видекинд пытается утверждать, что шведы в захваченных ими русских областях вовсе не отягощали местное население налогами. Излагая начало мирных переговоров в январе 1616 г. в Дедерине между русскими и шведскими уполномоченными, Видекинд обижается на несговорчивость русских: "Особенно охотно, - говорит автор, - они (русские. - В.Г.) ссылались на большие налоги, которые король будто бы собрал с населения занятых им крепостей. На деле же там не было собрано ни одного таллера". Не будем приводить десятки достоверных свидетельств русских источников, говорящих о тяжелом налоговом обложении, разорявшем русское население занятых шведами областей. Укажем только, что Видекинд хорошо знал и в другом месте и по другому поводу даже излагал содержание письма Эверта Горна королю Густаву Адольфу из Новгорода от 12 декабря 1614 г., в котором Горн между прочим писал: "Теперь никто в Новгороде не уплачивает добровольно тех высоких податей, какими мы их обязали, и нередко приходится прибегать к силе, чтобы добиться от них этой уплаты. В городе такая бедность, что некоторые решительно ничего не могут дать. Мы прибегаем и к насильственным мерам, но напрасно. Многие бегут из города, оставляя жен и детей... Много от голода умирает людей; крестьяне так обеднели, что не в состоянии засевать своих полей" (Форстен Г.В. Указ. соч. Кн. X. С. 203.). Видекинд не рискнул привести содержание этого письма полностью, а дал его в сокращенном изложении, но, несмотря на сокращение и искажение, все же сохранилась следующая фраза Горна: "У них (новгородцев. - В. Г.) было отнято все, так что нечем стало жить". По-видимому, касаясь вопроса о налогах при изложении истории Дедеринских переговоров, Видекинд забыл, что ранее, по другому поводу он приводил указанное свидетельство в письме Горна.

Королевский придворный историк, несомненно тесно связанный с правящими кругами Швеции, отражающий и защищающий их идеологию, Видекинд излагает "историю шведско-московитской войны", как войны "справедливой". Изобразить войну так требовалось прежде всего лицам, непосредственно заинтересованным в ее ведении, - королю Густаву Адольфу и его правительству. А что думали по этому поводу представители различных сословий шведского боярства? Швеция времен Густава Адольфа была государством конституционным, на ведение войны требовалось согласие шведского ригсдага (парламента), в частности согласие не только сената, но также и представителей от "сословий". Считали ли они войну с Московским государством "справедливой"? В этом, на основании указаний Видекинда, приходится усомниться. В январе 1614 г. был создан ригсдаг в Эребро. На нем Густав Адольф поставил вопрос о продолжении войны с русскими, и тут Видекинд приводит следующее замечательное сообщение. [518] Оказывается, что договоренность "между высокопоставленными лицами" Швеции относительно ведения войны была почти полная, но зато "договориться с сословиями было труднее. Всем (читай, всем "высокопоставленным лицам". – В.Г.) было известно, какие в высшей степени важные причины заставили короля Карла IX послать подкрепления русским, а затем короля Густава содержать войско с величайшими заботами и издержками. И вот в простом народе зародилось смущение, или как бы смутное подозрение, что его королевское величество стремится захватить чужие земли, чтобы расширить свои владения". Густаву Адольфу пришлось пустить в ход все свои дипломатические способности, чтобы поколебать это подозрение народа и получить согласие его на продолжение войны. Но этим дело не кончилось. Если в январе 1614 г. все ограничивалось лишь "смущениями" и "подозрениями", то через два года "многие из представителей сословий" начали уже высказывать недовольство. Описывая ригсдаг, созванный по тому же поводу в январе 1616 г. в Гельсингфорсе, Видекинд сообщает: "Король прибыл в Гельсингфорс 19 января. Многие из представителей сословий, утомленные как описываемой, так и продолжительной польской и только что закончившейся датской войнами, стали высказывать ненадлежащие мысли (курсив авт. – В.Г.) вроде того, что русская война якобы ведется более из жадности к чужой земле, чем по необходимости". Вряд ли можно найти лучшие доказательства для признания несправедливости войны, чем эти, только что приведенные высказывания самого же шведского народа!

Излагая события в сложном их переплетении, Видекинд неизбежно должен был касаться и фактов, связанных с внутренними делами Московского государства и с взаимоотношениями его не только со Швецией, но и с Польшей. Анализ этой стороны "Истории" приводит к выводу, что для нас несомненный и главный интерес представляет та основная часть книги, которая касается русско-шведских отношений, написана на основе шведских архивных материалов и дает, несмотря на все сделанные выше оговорки, ряд новых фактов, малоизвестных и неизученных русской историографией. Что касается внутренней жизни России, ее истории, географических, исторических и тому подобных сведений, то здесь Видекинд довольно откровенно пользуется сочинением своего соотечественника Петра Петрея "История о великом княжестве Московском", давно уже переведенным на русский язык и хорошо известным русским историкам. В этом отношении Видекинд ничего нового не дает, повторяя все ошибки Петрея. Заимствования без указания на источник были в духе того времени. Беззастенчиво использованный Петрей для написания своего сочинения еще более беззастенчиво обошелся с трудом Конрада Буссова "Московская хроника".

Что касается событий, относящихся к польско-русским отношениям, то Видекинд обычно заимствует их описания, иногда почти дословно, из книги польского историка Станислава Кобержицкого "История Владислава..." (Kobierzicki St. Historia Vladislai Poloniae et Sueciae Principos…Dantisci, 1655.), также на него не ссылаясь. Труд Кобержицкого, написанный на латыни, на русский язык не переведен, и поэтому некоторые подробности польско-русских связей, излагаемых Видекиндом по Кобержицкому, могут представить интерес как мало известные русскому читателю. В наших комментариях по возможности указаны все места, где Видекинд использует Кобержицкого. При этом нельзя забывать, что [519] Кобержицкий - поляк, враждебно настроенный не только по отношению к Московскому государству, но и к Швеции. Широко используя Кобержицкого и нисколько не стесняясь повторять тенденциозные, а иногда и просто лживые выпады против русских, Видекинд внимательно "очищает" текст Кобержицкого от всех фактов, так или иначе задевающих или компрометирующих Швецию. Для примера укажем на описание Клушинской битвы 24 июня 1610 г., в которой, как известно, полякам удалось разгромить русскую армию Д.И. Шуйского и шведские вспомогательные войска Делагарди и Горна. Излагая ход этой битвы, Кобержицкий прямо указывает, что при одном из первых же натисков поляков на вспомогательные отряды шведов вожди этих отрядов, Делагарди и Горн, постыдно бежали. Видекинд, описывая ту же битву и в основном повторяя Кобержицкого, конечно ни о каком бегстве не упоминает, а объясняет отсутствие Делагарди и Горна на поле сражения тем, что они в это время собирали своих людей, рассыпавшихся по лесу. Таких и тому подобных примеров можно было бы привести множество.

"История шведско-московитской войны" Видекинда являлась основным источником для всех последующих трудов шведских историков, писавших об этом. Как уже было сказано, ею частично пользовались и русские исследователи, но до сего времени на русский язык она переведена не была. При возрастающем в последнее время интересе к изучению шведско-русских отношений Институт истории Академии Наук СССР счел своевременным дать, наконец, этот перевод, снабдив его комментариями и приложив ряд специально для этого выполненных историко-географических карт.

"История шведско-московитской войны" напечатана была в двух редакциях. Первая — на шведском языке, вышла в 1671 г., вторая, на латинском - в 1672 г., причем, как видно из некоторых мест текста, автор при писании латинского варианта мог уже располагать шведским изданием и ссылаться на него.

Полнота шведского и латинского текстов неодинакова. Оба издания состоят из 10 частей (книг), но в латинском - две последние главы (9 и 10) представлены только подробным конспектом, тогда как в шведском даны полностью и занимают около половины всей книги. Есть и другие небольшие сокращения в латинском тексте, но наряду с этим и некоторые дополнения.

В нашей, да, пожалуй, и в общей историографии наиболее известна вторая, латинская, редакция "Истории". По этой причине (а также в силу большей сжатости) мы и положили именно ее в основу нашего издания. Поскольку, однако, своеобразная ценность шведского издания не подлежит никакому сомнению, мы дали все существенные отличия последнего по первым восьми книгам, в вариантах под текстом (Шведский текст первых восьми книг читан был А.Ф.Костиной параллельно с чтением латинского Г. А. Аннинским. Помощи А.Ф.Костиной мы обязаны вариантами к этим книгам.), а девятую и десятую книги публикуем в полном переводе со шведского.

Есть некоторая разница и в стиле между шведской и латинской редакциями. Особенности этих языков, большая легкость обращения с родным языком, чем с латинским, наконец, чисто этикетная необходимость полного, торжественного титулования высоких особ в шведском тексте, делают последний гораздо многословнее латинского. Недостатком же латинского текста надо признать [520] неточность военной и административной терминологии, лишь приблизительно передающей понятия XVII в., и искусственные латинизированные формы собственных имен. Сопоставление со шведским вариантом вносит в перевод необходимые коррективы.

Язык Видекинда представляет неблагодарный материал для перевода. В шведской части автор чрезвычайно многословен, язык его запутан и архаичен даже для своего времени. В латинской - при несомненной претензии на ученость и красноречие - отличается в большей мере напыщенной усложненностью, чем ясностью и простотой. Щеголяя редчайшими словами времени Энния, цитируя изредка Плавта и Вергилия, автор все-таки остается маленьким университетским гелертером, путающим прозаический стиль с поэтическим, архаизмы с неологизмами, элементарным в синтаксисе и иногда ошибающимся даже в этимологии. Сам он был не очень доволен своей работой и в одном из писем к графу Магнусу Делагарди писал, что язык и изобразительные средства его сочинения нуждаются в улучшении.

Как латинская, так и шведская версии книги дополнены небольшим подбором латинских стихотворений, написанных элегическими двустишиями. Назначением их, видимо, было служить стихотворными подписями под гравюрами, какие предполагалось поместить в книге. Так как гравюр оказалось всего две (и то в шведском тексте), почти все стихотворения остались без применения и заключают повествование. В смысле техники стихи Видекинда, пожалуй, выше его прозы. 

Текст воспроизведен по изданию: Юхан Видекинд. История шведско-московитской войны XVII века. М. Российская Академия Наук. 2000