ГАРСИЛАСО ДЕ ЛА ВЕГА

ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА ИНКОВ

COMENTARIOS REALES DE LOS INCAS

КНИГА ДЕВЯТАЯ ПОДЛИННЫХ КОММЕНТАРИЕВ ИНКОВ

Глава XXIX

О ЗЕЛЕНИ И ТРАВАХ И ИХ ОГРОМНОЙ ВЕЛИЧИНЕ

Следует знать, что из овощей, которые едят в Испании, ничего не было в Перу: [это] салат-латук, огородный цикорий, редька, капусты, репа, чеснок, лук, баклажаны, шпинат, белая свекла, мята, кориандр, петрушка, огородный и полевой чертополох, спаржа (портулак был и порей [тоже]); также не было биснаги (visnagas) и других каких-либо полезных трав, которые имеются в Испании. Не было также бобовых /и других растений/, как-то: гороха, бобов, чечевицы, аниса, горчицы, дикой горчицы, алькаравеа, кунжута, риса, лаванды, тмина, оригана (oregana), лютиков (axenus) и авената (avenate), ни маков, клевера, садовых и полевых ромашек. Также не было ни роз, ни полевых гвоздик разных видов, которые имеются в Испании, ни жасминов, ни лилий, ни шиповника.

Все эти цветы и травы, которые мы назвали, и другие, которые не пришли мне на память, сейчас имеются [там] в таком изобилии, что многие из них стали уже вредными растениями, как-то: репа, горчица, мята и ромашка, которые так разрослись в некоторых долинах, что побороли всю человеческую силу и умение, которые были применены для того, чтобы вырвать их, и они до такой степени взяли верх, что стерли из памяти старые названия [некоторых] долин и вынудили их называться своими именами, как например Долина Мяты на побережье моря, которую раньше имели обыкновение называть Рукма, и другие подобные. В Городе Королей первый посаженный огородный цикорий и шпинат выросли такими высокими, что человек едва доставал рукой [верхушку] их молодых побегов, и они выросли такими густыми, что лошадь не могла пробраться между ними; поразительная величина и изобилие некоторых овощных и зерновых [культур], которых они достигали в начальный период, казались немыслимыми. Пшеница вначале в некоторых местах давала до тридцати фанег и более с одной фанеги посевов. [623]

В долине Варку в селении, которое было заново заселено по приказу вице-короля дона Андреса Уртадо де Мендоса, маркиза де Каньете, которое я проезжал в году тысяча пятьсот шестидесятом, направляясь в Испанию, меня пригласил в свой дом житель того селения, который называл себя Гарей Веласкес и был [прежде] слугой моего отца; угощая меня ужином, он сказал мне: «Поешь этого хлеба [из пшеницы], которая уродилась по триста фанег, чтобы было что рассказать в Испании». Я был восхищен изобилием, потому что обычно, как я это прежде видел, она не давала столько и так много, а Гарей Веласкес мне сказал: «Не проявляй неразумность недоверия этому, так как я говорю тебе правду, как христианин, ибо я засеял две с половиной фанеги пшеницы, а получил шестьсот восемьдесят, а еще столько же я потерял, потому что не было чем ее убирать».

Когда я рассказал этот самый рассказ Гонсало Сильвестре, о котором мы подробно упоминаем в своей истории Флориды и поступим также в этой [книге], если дойдем до должного места, он мне ответил, что это было не так уж много, потому что в провинции Чуки-сака, недалеко от реки Пильку-майу, на землях, которыми он там владел, в первые годы, когда он ее посеял, она дала по четыреста и по пятьсот фанег с одной фанеги. В году тысяча пятьсот пятьдесят шестом, когда дон Гарсиа де Мендоса, сын уже назначенного [в Перу] вице-короля, ехал губернатором в Чили, прибыв в порт Арика, он узнал, что недалеко оттуда в долине, именуемой Кусана, выросла редька такой удивительной величины, что под тенью ее листьев могли стоять привязанные пять лошадей; они хотели притащить ее, чтобы он на нее посмотрел. Дон Гарсиа ответил, что редьку не следует вырывать, ибо он хотел посмотреть на нее своими собственными глазами, чтобы иметь что рассказать; и так это и случилось, и он со многими сопровождавшими его лицами увидел, что то, что им рассказали, было правдой. Редька была такой толстой, что один человек едва мог охватить ее руками, и такой нежной, что затем ее принесли в лагерь дона Гарсиа и многие ели ее. В долине, которую называют Долиной мяты, многие стебли мяты имели в длину две с половиной вары. Те, кто ее измерял, сегодня находятся в моем доме, [и] с их слов я пишу об этом.

В святом кафедральном соборе Кордовы в году тысяча пятьсот девяносто пятом, это было в мае месяце, в разговоре с кабальеро, который называет себя доном Мартином де Контрерасом, племянником знаменитого губернатора Никарагуа Франсиско де Контрераса, когда я рассказал ему, что именно пишу в этой части нашей истории и что я опасаюсь указывать огромные размеры этих новых [для Перу] злаковых и овощных растений, которые плодоносили на моей земле, потому что они представляются немыслимыми для тех, кто не покидал свои земли, он мне сказал: «Ты не должен из-за этого не писать то, что имеет место; пусть думают, что хотят, тебе же достаточно говорить правду. Я являюсь [624] свидетелем, видевшим огромной величины репу из долины Кусапа, потому что принадлежу к числу тех, кто был вместе с доном Гарсиа де Мендоса в том путешествии, и я свидетельствую как кабальеро и идальго, что видел пять лошадей, привязанных к ее стеблям, а затем вместе со всеми остальными я ел [ту] репу. И ты можешь добавить, что во время того же путешествия в долине Ика я видел дыню, которая весила четыре арробы и три фунта, а это было засвидетельствовано у нотариуса, чтобы было бы доверие к столь чудовищным вещам. А в долине Йукай я съел кусок салата-латука, весившего семь с половиной фунтов». О зерновых фруктах и овощах этот кабальеро рассказал мне много подобных вещей, которые я не стану рассказывать, чтобы не наскучить ими тому, кто их прочтет.

Отец учитель Акоста в книге четвертой, глава девятнадцать, в которой он касается зелени, овощей и фруктов Перу, говорит то, что следует, взятое дословно: «Я не нашел, чтобы у индейцев были бы иными огороды для овощей, а только то, что они возделывают землю участками под овощи, которые они используют и которые называют фрисоли и палъяры, служащие им тем же, чем здесь являются турецкий горох, и бобы, и чечевица; и я не слышал, чтобы эти или другие виды овощей из Испании имелись бы [там] до прихода испанцев, которые привезли зелень и овощи из Испании, а там они вырастают необычайно; а в некоторых местах плодородие значительно выше, чем здесь, как мы могли бы сказать [на примере] дынь, которые растут в долине Ика в Перу; там корень дыни превращается в корневище и живет [в земле] годами, и каждый год дает дыни, а с него собирают [плоды], словно это дерево, что не случается ни в одной части Испании, насколько я знаю», и т. д. Досюда из отца Акосты, чей авторитет придает силы моей душе, чтобы без страха рассказывать о великой плодовитости, которую подарила та земля в первый период плодам Испании, выраставшим такими [огромными], что они вызывали ужас и недоверие; и это не относится к малым чудесам, о которых пишет отец Акоста, к чему можно было бы добавить, что дыни тогда отличались и другим великолепным качеством, ибо ни одна из них не портилась, сколько бы ей ни давали созревать; в этом та земля проявляла свое плодородие, и это же самое можно наблюдать сейчас, если обратить внимание; а так как первые дыни, которые выросли в округе [Города] Королей, явились причиной забавного рассказа, будет правильно, если мы изложим его здесь, чтобы показать простоту, которой отличались в древности индейцы; а случилось так, что испанец, владевший индейцами в том городе, конкистадор из числа первых, именовавшийся Антонио Соларом, человек благородный, владел поместьем в Пачй-камаке в четырех лигах от [Города] Королей, где у него был испанский надсмотрщик, который следил за его поместьем, и он направил своему хозяину десять дынь, которые понесли на своей спине два индейца, как они обычно носят грузы, и письмо. Перед уходом надсмотрщик сказал [625] им: «Не ешьте ни одной дыни, потому что если их съедите, то письмо расскажет об этом». Они пошли по своей дороге и посредине пути сняли с себя груз, чтобы отдохнуть. Один из них, движимый желанием полакомиться, сказал другому: «Не узнать ли нам, каков собой этот плод земли нашего хозяина?». Другой сказал ему: «Нет, потому что если мы какой-нибудь из них съедим, об этом расскажет письмо, ибо так нам сказал надсмотрщик». Первый возразил: «Есть хорошее средство; положим письмо за той стеной, и, так как оно не увидит, как мы едим, оно ничего не сможет сказать». Товарищ удовлетворился советом, и, чтобы осуществить его на деле, они съели дыню. В тот первоначальный период индейцы, поскольку они не знали, что такое буквы, полагали, что письма, которые испанцы писали один другому, являлись как бы посланцами, которые произносили словами то, что им приказывал испанец, и что они были словно шпионы, которые также рассказывали то, что видели во время пути; и поэтому тот индеец сказал: «Положим его за стеной, чтобы оно не увидело, как мы едим». Намереваясь продолжить своп путь, тот, которому нужно было нести пять дынь груза, сказал другому:

«Мы поступили неудачно; нам следует сделать одинаковыми оба груза, потому что, если ты несешь четыре, а я пять, они заподозрят, что мы съели ту, что недостает». Его товарищ сказал: «Ты очень правильно сказал». И так, чтобы покрыть один проступок, они совершили другой, еще больший, ибо они съели [и] другую дыню. Восемь, которые они принесли, были переданы хозяину; тот же, прочтя письмо, сказал им: «Что случилось с двумя дынями, которых здесь недостает?». Они, как один, ответили: «Господин, нам дали только восемь». Антонио Солар сказал: «Почему вы лжете, ибо это письмо говорит, что вам дали десять и что вы съели две из них?». Они поняли, что погибли, когда услышали, что так в открытую их хозяин говорил им то, что они совершили тайно; и поэтому, смущенные и уличенные, они ничего не могли противопоставить правде. Уходя, они говорили, что с большим основанием испанцев именовали богами, называя их Вира-коча, раз они постигли такие великие тайны. Другой похожий рассказ приводит Гомара о случившемся на острове Куба в первоначальный период, после того как его завоевали. И это не чудо, что одно и то же невежество имело место в разных местах и с разными народами, потому что простота индейцев Нового Света, [выражавшаяся] в том, что они [многое] не могли понять, всюду была единой.

По причине любого превосходства, которым обладали испанцы над индейцами, как-то: езда на лошадях, укрощение бычков и пахота земли с их помощью, строительство водяных мельниц и мостов со сводом через крупные реки, стрельба из аркебуза, и убиение с его помощью [на расстоянии] ста и двухсот шагов, и другие подобные вещи, все приписывалось божественному происхождению [испанцев], и поэтому их называли богами, как это случилось с письмом. [626]

Глава XXX

О ЛЬНЕ, СПАРЖЕ, БИСНАГЕ И АНИСЕ

Льна также не было в Перу. Донья Каталина де Ретес, уроженка местечка Сан-Лукар-де-Баррамеда, теща Франсиско де Вильяфуэнте, конкистадора из числа первых и жителя Коско, женщина благородная и очень набожная, которая была одной из первых обитательниц монастыря святой Клары в Коско, в году тысяча пятьсот шестидесятом ожидала в том городе присылки льняного семени, которое она просила направить из Испании, чтобы посадить его, а [также] ткацкий станок, чтобы ткать домашние полотна; а так как я в тот год уехал из Перу, то не знаю, прибыли ли они или нет. Позже здесь я узнал, что [там] собирают много льна, однако я не знаю, сколь хорошими прядильщицами являются [тамошние] испанки и метиски, мои сородичи, потому что я никогда не видел их за пряжей, а только за работой и приготовлением еды, ибо тогда не было льна, хотя у них был прекрасный хлопок и богатейшая шерсть, которую индианки превращали в пряже в тысячу чудес; шерсть и хлопок вычесывали пальцами, ибо индейцы не додумались до чесальных машин, а индианки [не придумали] прялку, чтобы с ее помощью делать пряжу. Если они не стали хорошими прядильщицами, у них есть оправдание: они не умеют вырабатывать лен.

Возвращаясь к тому, как высоко ценились в Перу вещи, которые пришли из Испании, какими бы грубыми они не были бы, но не всегда, а в начальный период, сразу же после того, как их привозили, я вспоминаю, что в году тысяча пятьсот пятьдесят пятом или в пятьдесят шестом Гарсиа де Мело, уроженец Трухильо, который был тогда в Куско казначеем владений его величества, прислал Гарсиласо де ла Вега, моему господину, три спаржины из тех, которые имеются в Испании, ибо там их не было — я не знаю, где они выросли, — и он приказал сказать ему, чтобы он съел бы тот плод Испании, новый для Коско, ибо, поскольку это было впервые, он его направил; спаржины были прекрасными; две были толстыми, как палец на руке, и в длину больше одной трети вары; третья была более толстой и более короткой, а все три такие нежные, что сами по себе распадались. Для большей торжественности мой отец приказал приготовить эту траву из Испании внутри своих апартаментов на жаровне, которая там была, в присутствии семи или восьми кабальеро, ужинавших за его столом. Когда спаржа была сварена, принесли растительное масло и уксус, и Гарсиласо, мой господин, своими руками распределил две более длинные, дав каждому, кто был за столом, один кусочек, а третью он взял себе, прося, чтобы его простили, ибо, поскольку это была вещь из Испании, он хотел бы на этот раз обладать этим преимуществом. Таким образом они съели спаржу с великим ликованием и праздником, словно то была птица феникс, и, хотя я обслуживал стол и [627] давал указание приносить все закуски, мне не досталось ни кусочка [спаржи].

В те же самые дни капитан Бартоломе де Террасас прислал моему отцу (как великий подарок) три биснаги, привезенные из Испании; их подавали к столу, когда появлялся новый гость, и в качестве великой милости ему давали ее дольку.

В это время в Коско появился анис, который добавляли в хлеб как весьма ценную вещь, словно это был нектар или амброзия поэтов. Вот так ценились все вещи из Испании в первоначальный период, когда они появлялись в Перу, и это описано [нами], хотя они не имели [тогда] большого значения, потому что в наступающие времена, а именно тогда истории, [подобные настоящей], больше всего нужны, быть может, будет приятно узнать об этих начальных периодах. Я не слышал, что спаржа прижилась бы там или что та земля родит биснаги. Однако злаковые, овощи и остальные растения, а также скот расплодились в изобилии, как было рассказано. Также были посажены тутовые деревья и привезены личинки гусеничного шелкопряда, которого также не было в Перу; однако [там] нельзя вырабатывать шелк по причине наличия весьма значительного препятствия.

Глава XXXI

НОВЫЕ ИМЕНА ДЛЯ ОБОЗНАЧЕНИЯ РАЗНОГО ПОТОМСТВА

Мы запамятовали самое лучшее, что оказалось в Индиях, ибо этим [лучшим] были испанцы и негры, которых позже привозили сюда в качестве рабов, чтобы они служили им [испанцам], поскольку прежде их также не было на моей земле. Из двух народов (naciones) там возникли другие [народы], смешавшиеся [между собой] всевозможным образом, а чтобы различать их, их стали называть различными именами, под которыми они подразумеваются. И, хотя мы в нашей истории Флориды кое-что говорили об этом, я счел необходимым повторить это здесь, потому что именно здесь тому подлинное место. Вот почему испанца или испанку, которые приезжают [в Индии] отсюда, называют испанец или кастилец, ибо оба эти названия там обозначают одно и то же, и именно так я пользовался ими в настоящей истории и в истории Флориды. Детей же испанца и испанки, рожденных там [в Индиях], называют креол или креолка, чтобы сказать этим, что они родились в Индиях. Это название выдумали негры, что подтверждает оно само. Между ними оно означает рожденного в Индиях негра; они придумали его, чтобы отличать тех, кто прибывает отсюда, рожденный в Гвинее, от тех, кто родился [в Индиях], потому что [первых] считают более достойными и лучшего качества, поскольку они в отличие от своих детей, родившихся на чужбине, родились на родине, и они обижаются, если их называют креолами. [628]

Испанцы по аналогии ввели это название в свой язык, чтобы называть им [испанцев], рожденных там. Таким образом, испанцев и гвинейцев, рожденных там [в Индиях], называют креолами или креолками. Негра, привезенного отсюда, называют просто негр или гвинеец. Детей негра и индианки или индейца и негритянки называют мулат или мулатка. А их детей зовут чоло; это слово с островов Барловенто; оно означает собака, но не кастильская, а очень хитрая гасконская [собака]; а испанцы пользуются им для оскорблений и ругани. Детей испанца и индианки или индейца и испанки — нас называют метисами, чтобы сказать, что мы являемся смесью обоих народов; его ввели первые испанцы, у которых родились дети в Индиях, и, поскольку это имя было нам дано нашими отцами и исходя из того, что оно означает, я в полный голос называю себя этим именем и горжусь им. Хотя в Индиях, если кому-нибудь из них [или про них] говорят «ты — метис» или «он — метис», они считают это [знаком] пренебрежения. Отсюда родилось то огромное удовлетворение, с которым они стали воспринимать имя горец, которое навязывают им вместо имени метис, что является еще одним среди прочих оскорблений и унижений, которым их подвергает сильный [мира сего]. Ибо они не учитывают, что хотя в Испании имя горец и является почетным, [но только] для жителей гор Астурии и Бискайи, которым были даны [специальные] привилегии; когда же им называют любого другого [человека], который родом не из тех [двух] провинций, оно становится оскорблением, поскольку оно само по себе означает некий предмет с гор, как об этом говорит в своем словаре великий учитель Антонио де Лебриха, кредитор всей прекрасной латыни, которая сегодня живет в Испании; а на всеобщем языке Перу, чтобы сказать горец, говорят сача-руна, что в прямом значении [этого слова] означает дикарь, и чтобы скрытно назвать их дикарями, тот добрый человек назвал их горцами; а мои сородичи, не понимая злонамеренность того, кто навязал им это имя, высоко ценят свое оскорбление, когда следовало бы избегать его и питать к нему отвращение, а себя называть так, как наши отцы нас называли, и отвергать новые оскорбляющие имена, и т. д. Детей испанца и метиски или метиса и испанки называют куатральвами, чтобы сказать, что они имеют одну четвертую часть от индейца и три четверти от испанца. Детей метиса и индианки или индейца и метиски называют тресальвами, чтобы сказать, что они имеют три четверти от индейца и одну от испанца. Все эти и другие имена, которые мы не станем называть, чтобы не вызывать чувства досады, были придуманы на моей земле, чтобы называть [ими] потомство, которое появилось после того, как испанцы пришли туда; и мы можем сказать, что они привезли его туда вместе со всеми остальными вещами, которых там не было раньше. И на этом мы вернемся к королям инкам, сыновьям великого Вайна Капака, которые зовут нас, чтобы дать нам возможность рассказать о делах великих. [629]

Глава XXXII

ВАСКАР ИНКА ПРОСИТ СВОЕГО БРАТА АТА-ВАЛЬПУ ПРИЗНАТЬ ВАССАЛЬНУЮ ЗАВИСИМОСТЬ

После смерти Вайна Капака два его сына царствовали четыре года или пять лет в мире и спокойствии как сами по себе, так и один с другим, не совершая новых завоеваний и даже не замышляя их, потому что королю Васкару был отрезан путь на север королевством Киту, принадлежавшим его брату, где находились новые земли для завоевания, ибо с трех других сторон уже все было захвачено, начиная от скалистых гор Анд вплоть до моря, что значит с востока на запад, а на юге было покорено все вплоть до королевства Чили. Инка Ата-вальпа также не пытался вести новые завоевания, поскольку был занят благодеяниями для своих вассалов и для себя самого. Они прожили те немногие годы в этом мире и спокойствии, однако, поскольку царствование означает неумение терпеть [рядом] равного или второго, Васкар Инка начал думать, что он поступил неверно, согласившись с тем, что ему приказал его отец относительно королевства Киту, а именно, что оно должно было принадлежать его брату Ата-вальпе, потому что, помимо того, что такое важное королевство оказалось отобрано и отчуждено от его империи, он видел, что оно преграждало ему путь для продвижения дальше вперед в своих завоеваниях, в то время как такая возможность была открыта для осуществления его братом и он мог расширить свое королевство [и] таким образом сделать его большим, нежели его собственное; [он думал], что, будучи монархом, — это обозначал титул сапа инка, что значит единственный господин, — он со временем будет иметь другого равного, а возможно, и более главного [правителя], а поскольку его брат отличался честолюбием и беспокойным характером, он мог бы, видя себя [столь] могущественным, утвердиться в стремлении отнять у него империю.

Эти соображения изо дня в день росли все больше и больше и вызывали в груди у Васкара Инки такую тоску, что, не будучи в состоянии переносить ее, он направил своего родича посланцем к своему брату Ата-вальпе, сообщая, что он хорошо знал, что по древней конституции первого инки Манко Капака, соблюдаемой всеми его потомками, королевство Киту и все остальные провинции, которыми он владел вместе с ним, входили в корону и империю Коско; а что его согласие на то, что приказал ему его отец, было скорее вынужденным подчинением отцу, нежели справедливостью правосудия, ибо оно причиняло вред короне и убыток тем, кто ее наследовал; по этой причине отец не должен был приказывать такое, а он не был обязан выполнять это. Однако, поскольку его отец уже приказал, а он согласился, он рад будет терпеть это при двух условиях: первое, что [Ата-вапьпа] ни на пядь земли не увеличит свое королевство, потому что все то, что могло быть завоевано, принадлежало [631] империи; и другое, что он прежде всего должен был признать свою вассальную зависимость и быть его вассалом.

Это послание Ата-вальпа принял со всей покорностью и унижением, на которые было способно его притворство, и через три дня, поразмыслив о том, что его устраивало, он ответил с большой проницательностью, хитростью и осмотрительностью, заявив, что всегда в своем сердце он признавал и признает вассальную зависимость от сапа инки, своего господина, и что он не только не будет расширять хоть на сколько-нибудь королевство Киту, но готов, если его величеству оно нравилось, отказаться от владения им, и отречься от него, и жить частным лицом при его королевском дворе, как любой из его подданных, служа ему в мире и на войне, как следовало [служить] своему князю и господину во всем том, что он ему повелит. Ответ Ата-вальпы посланец инки отправил почтой, как ему было приказано, чтобы он не задержался бы так в пути, как если бы он сам его доставлял, а он сам остался при дворе Ата-вальпы, чтобы возразить и ответить то, что инка пришлет приказать. Инка с большим удовлетворением воспринял ответ и возразил, заявляя, что был очень рад, что его брат владел тем, что оставил ему отец, и что он заново подтверждал это, для чего через такое-то время он должен прийти в Коско, чтобы изъявить ему покорность и принести торжественную клятву верности и лояльности, которую он задолжал [ему]. Ата-вальпа ответил, что для него было большим счастьем узнать волю инки, чтобы исполнить ее; что он придет в назначенный срок, чтобы изъявить свою покорность, и что для того, чтобы клятва получилась бы более торжественной и более обязательной, он умолял его величество дать ему разрешение, чтобы все провинции его страны пришли вместе с ним отметить в городе Коско поминание по инке Вайна Капаку, его отцу, согласно обычаям королевства Киту и других провинций, и что, выполнив тот торжественный акт, он даст клятву и его вассалы вместе с ним. Васкар Инка согласился со всем, о чем его просил брат, и сказал, чтобы он по своему желанию распорядился обо всем том, что было необходимо для поминания их отца, ибо он очень рад, [что] оно произойдет на его земле, согласно чужим обычаям, и пусть он приходит в Коско, когда ему будет удобно; оба брата остались весьма довольны этим: один — очень далекий от понимания махинации и предательства, которое готовилось против него, чтобы лишить его жизни и империи; а другой — очень хитрый и осторожный, занятый [подготовкой] глубочайшей пропасти предательства, которое не должно было дать возможность [первому] наслаждаться ни тем и ни другим. [632]

Глава ХХХIII

ХИТРОСТИ АТА-ВАЛЬПЫ, ЧТОБЫ ОТВЛЕЧЬ ВНИМАНИЕ БРАТА

Король Ата-вальпа приказал публично издать закон для всего своего королевства и остальных провинций, которыми владел, чтобы все годные люди готовились бы направиться в Коско через столько-то дней отметить поминания великого Вайна Кайака, его отца, согласно древним обычаям каждого народа, и принести клятву, и совершить поклонения, которые следовало оказать монарху Васкару Инке, и что для одного и для другого нужно было взять с собой все наряды, украшения и праздничные костюмы, которые они имели, потому что он желал, чтобы праздник был наиторжественнейшим. С другой стороны, он тайно приказал своим капитанам, чтобы каждый из них в своей округе отобрал бы наиболее пригодных для войны людей и приказал бы им тайно взять с собой оружие, потому что они были, нужны ему не для поминания, а для сражений. Он приказал им двигаться отрядами по пятьсот и по шестьсот индейцев, более или менее; чтобы они так притворялись бы, чтобы были похожи на людей из [гражданских] служб, а не войны; чтобы каждый отряд шел бы в двух, трех лигах от другого. Он приказал, чтобы первые капитаны, когда они окажутся в десяти или двенадцати днях пути от Коско, укоротили бы шаг, чтобы те, которые идут им вслед, могли бы их быстрее догнать, а капитанам последних отрядов он приказал, подойдя к такой-то местности, удвоить переходы, чтобы вскоре соединиться с первыми. В этом порядке король Ата-вальпа направил более тридцати тысяч воинов, большинство из которых были опытными и отборными людьми, которых ему оставил его отец, с опытными и знаменитыми капитанами, которых он всегда брал с собой; вождями и главной головой были два мастера боя: одного называли Чальку-чима, а другого Кис-кис; инка же пустил слух, что сам идет с последними [людьми своего королевства].

Васкар Инка доверял словам своего брата, а еще больше—столь долгому опыту, который был у тех индейцев в отношении уважения и преданности, которые проявлялись вассалами к инке, а еще больше — его родичами и братьями, как об этом рассказывает следующими словами отец учитель Акоста, книга шестая, глава двенадцатая: «Без сомнения поклонение и любовь, которые испытывали эти люди к своим инкам, были большими, и не обнаружено какого-либо случая, чтобы кто-либо из своих когда-либо совершил предательство», и т. д. По этой причине Васкар Инка не только не заподозрил что-либо о предательстве, а скорее с великой щедростью приказал дать им провиант и оказывать им как можно лучший прием, словно родным братьям, которые шли на поминание их отца и на принесение ему должной клятвы. И в этом пребывали одни и другие: люди Васкара во всей простоте и доброте, которыми они обладали по природе; а люди Ата-вальпы во всей злонамеренности и коварстве, которым они обучались в своей школе. [633]

Ата-вальпа Инка применил против своего брата ту хитрость и предосторожность передвижения с переодеванием и маскировкой, потому что он не был [достаточно] силен, чтобы начать с ним открытую войну; и он использовал и надеялся больше на обман, чем на свои силы, ибо беспечность короля Васкара, в которой он пребывал, давала ему возможность выигрывать игру; если же он дал бы ему время подготовиться, игра была бы проиграна.

Глава XXXIV

ВАСКАРА ПРЕДУПРЕЖДАЮТ; ОН ПРИЗЫВАЕТ ЛЮДЕЙ

В том порядке, о котором было сказано, люди Киту прошагали почти четыреста лиг, пока не дошли [до места] в ста лигах от Коско. Некоторые старые инки, губернаторы провинций, по которым они проходили, которые прежде были капитанами и потому являлись опытными людьми в мире и на войне, видя, что проходит столько людей, почувствовали, что это не к добру, потому что им казалось, что для торжеств поминания хватило бы пять или шесть тысяч людей, самое большое — десять тысяч, а для клятвоприношения в простых людях не было необходимости, ибо вполне хватало кураков, которые являлись господами вассалов, и губернаторов, и капитанов, и короля Ата-вальпы, который был главным лицом, от беспокойного, коварного и воинственного характера которого не следовало ожидать мира добрых братских отношений; испытывая эти подозрения и страхи, они направили тайные предупреждения своему королю Васкару, умоляя его быть осмотрительным в отношениях со своим братом Ата-вальпой, ибо им казалось, что не к добру он ведет впереди себя так много людей.

Эти послания пробудили Васкара Инку ото сна доверия и беспечности, в котором он пребывал; он со всей поспешностью направил посланцев к губернаторам провинций в Анти-суйу, Кольа-суйу и Кунти-суйу; он приказал им прибыть в Коско со всеми воинами, которых они смогут собрать в необходимо короткие сроки. В округ Чинча-суйу, который являлся самым крупным и в котором жили наиболее воинственные люди, он не направил посланцев, потому что он был отрезан враждебным войском, передвигавшимся по его землям; люди Ата-вальпы, видя беспечность Васкара и его людей, с каждым днем все больше и больше воодушевлялись и укреплялись в своей злонамеренности; так они шли, пока первые [из них] не оказались в сорока лигах от Коско, а оттуда они пошли короткими дневными переходами, а вторые и последние шли, удлиняя их; этим путем немногими днями спустя у перехода через реку Апу-римак оказалось более двадцати тысяч воинов, и они перешли его без всякого сопротивления, а оттуда они уже шли, открыто объявив себя врагами, с оружием, и знаменами, и военными значками, которые уже не прятали; они шли медленно, разбившись по эскадронам на два лег она, [634] каковыми являлись авангардный и боевой легион, пока к ним не присоединился арьергардный легион, насчитывавший еще более десяти тысяч человек; они прошли до верхней части склона Вильан-кунка, который находится в шести лигах от города. Ата-вальпа остался на территории своего королевства, ибо не рискнул находиться так близко, пока не станет известен ход первого сражения, на которое он возлагал всю свою надежду, рассчитывая на беспечность и доверчивость своих противников и на боевой дух и храбрость своих ветеранов, капитанов и солдат.

В то время, как враги приближались, король Васкар Инка призвал людей [прибыть] со всей возможной поспешностью; однако его люди из округа Кольа-суйу из-за больших его размеров, ибо он имеет в длину более двухсот лиг, не смогли прийти во время, которое оказалось бы полезным [для него]; из Анти-суйу пришло мало людей, потому что эта земля сама по себе плохо заселена из-за огромных гор, которые там имеются; из Конти-суйу, поскольку этот округ наименее растянутый и с большим населением, пришли все кураки с более чем тридцатью тысячами воинов, однако они плохо владели оружием, потому что, пребывая так долго в мире, они не упражнялись в его владении. Они были новобранцами, людьми беспечными в военных делах. Инка Васкар со всеми своими родичами и людьми, которых он собрал [в городе], вышел встречать своих к западу от Коско, куда они приходили, чтобы соединиться вместе с ними и ждать там остальных, прибывавших [к нему] людей.

Глава XXXV

СРАЖЕНИЕ ИНКОВ; ПОБЕДА АТА-ВАЛЬПЫ И ЕГО ЖЕСТОКОСТИ

Люди Ата-вальпы, как люди искушенные, понимая, что промедление вело к риску упустить победу, а поспешность обеспечивала ее, направились искать Васкара Инку, чтобы дать ему сражение до того, как он соберет еще больше людей для своей службы. Они обнаружили его на огромных полях, которые находились в двух или трех лигах на западе от города; здесь [и] произошло ожесточеннейшее сражение, [начавшееся] без каких-либо предупреждений или подготовки как с одной, так и с другой стороны; они сражались наижесточайшим образом: одни, чтобы заполучить в свою власть Васкара Инку, являвшегося бесценной добычей, а другие, чтобы не утратить его, ибо то был их король и очень любимый; сражение шло целый день с огромными потерями убитыми с обеих сторон. Однако в конце концов из-за отсутствия людей Кольа и потому что у Васкара были новобранцы, совсем не искушенные в войне, победили люди Ата-вальпы, которые, будучи натренированными и опытными в военных упражнениях, стоили один десяти противников. В погоне они пленили Васкара Инку, приложив для этого все свое старание, ибо они понимали, [635] что если бы он скрылся, то их победа ничего не стоила бы; он убегал почти с тысячей воинов, собравшихся вокруг него, [и] все они умерли у него на глазах — одних убили враги, другие убили сами себя, видя своего короля в плену; помимо королевской особы, они взяли в плен много кураков, господ вассалов, много капитанов и огромное число знатных людей, которые, словно овцы, потерявшие пастуха, бродили как потерянные, не пытаясь убежать и не зная, что делать. Многие из них, имея возможность скрыться от врага, [но] зная, что их инка пленен, пошли вместе с ним в плен из-за любви и верности, которую они к нему испытывали.

Люди Ата-вальпы остались очень довольны и испытывали большое удовлетворение от столь великой победы и столь богатой добычи, как императорская особа Васкара Инки и все остальные начальники его войска; они предприняли самые серьезные меры предосторожности; для его охраны были отобраны четыре капитана и самые надежные солдаты, которые только имелись в их войске; сменяясь по часам, они охраняли его, не спуская с него глаз ни днем, ни ночью. Затем они обнародовали приказ, извещавший о пленении короля Васкара, чтобы он разошелся бы по всей империи, чтобы те люди, которые отправились в путь для оказания ему помощи, узнав о том, что он уже находится в плену, исправили свою ошибку. Они с курьером направили сообщение о победе и пленении Васкара своему королю Ата-вальпе.

Таков был итог и наиболее важные события войны между теми двумя братьями, последними королями Перу. Другие сражения и стычки, о которых испанские историки рассказывают, [говоря] о ней, были эпизодами, которые случались на границах одного королевства с другим между капитанами и воинами гарнизонов, которые там имелись, а пленение, как это рассказывают, Ата-вальпы было сочинением, которое он сам приказал распространить, чтобы отвлечь внимание Васкара и его людей; а [эта] выдумка и его разговоры о том, что после пленения его отец Солнце превратил его в змею, чтобы он мог уйти из плена через дыру, имевшуюся в помещении, имели место для того, чтобы с помощью той сказки придать авторитет и укрепить его тиранию, чтобы простые люди решили, что их бог Солнце благосклонно отнесся к его делу, поскольку освободил его от власти своих врагов, а так как те люди были такими простыми, они очень по-настоящему верили любой выдумке, которую инки приписывали Солнцу, потому что считали их его сыновьями.

Ата-вальпа использовал свою победу самым жесточайшим образом, потому что, притворяясь и делая вид, что он хочет восстановить Васкара на королевском престоле, он приказал позвать всех инков, которые имелись в той империи, как губернаторов и министров мира, так и мастеров боя, капитанов и солдат войны, чтобы они через некоторое время собрались вместе в Коско, потому что, как он заявил, он хотел вместе с ними всеми договориться о некоторых законах и статутах, которые с того момента [636] и дальше должны будут выполнять оба короля, чтобы жить в мире и братстве. По этому извещению явились все инки королевской крови, ибо отсутствовали только лишь парализованные болезнью или старостью, и еще некоторые, которые находились так далеко, что не смогли или не решились прийти к [назначенному] времени, или они не доверяли победителю. Когда все они были собраны, Ата-вальпа направил [людей] приказать, чтобы всех их убили разными смертями, дабы обезопасить себя от них, чтобы они не замыслили какое-нибудь восстание.

Глава XXXVI

ПРИЧИНЫ ЖЕСТОКОСТЕЙ АТА-ВАЛЬПЫ И ИХ БЕСЧЕЛОВЕЧНЕЙШИЕ РЕЗУЛЬТАТЫ

Прежде чем мы пойдем дальше, имеет смысл рассказать о причинах, которые побудили Ата-вальпу совершить жестокости, которые он применил к людям своего рода; для этого следует знать, что, согласно законам и статутам того королевства, применявшимся и нерушимо сохранявшимся начиная с первого инки Манко Капака вплоть до великого Вайна Капака, Ата-вальпа, его сын, не мог унаследовать королевство Киту, потому что все, что захватывалось, принадлежало имперской короне, а он сам просто был неправомочен владеть королевством Коско, так как для того, чтобы унаследовать его, он должен был быть сыном от законнорожденной жены, которая, как было видно, должна была быть сестрой короля, чтобы ему [наследнику] наследование королевством доставалось бы как от матери, так и от отца; если же этого не было, то король должен был быть по крайней мере чистых королевских кровей, сыном пальи, у которой не было бы чужеродной крови; таких сыновей они считали имеющими право наследовать королевство; однако у тех, что со смешанной кровью, такого права не было, по крайней мере в [деле] наследования империи, ни даже для того, чтобы вообразить такое. Таким образом, Ата-вальпа, видя, что ему недостает всех необходимых условий, чтобы стать инкой, ибо он не был сыном койи, что значит королевы, ни пальи, что значит женщины королевской крови, ибо его мать была уроженкой Киту, а королевство это не могло быть отчленено от империи, поэтому он счел нужным устранить неудобства, которые могут в дальнейшем возникнуть для его столь неправомочного (violento) царствования, поскольку он опасался, что, когда утихнут имевшие место войны, какой-нибудь инка, обладающий всеми названными условиями, должен будет потребовать всю империю и с всеобщего согласия они сами изберут его и посадят [на престол]; этого Ата-вальпа не мог предотвратить, потому что то было заложено в основу их идолопоклонства и пустой религии благодаря предсказаниям и указаниям, которые им оставил первый инка Манко Капак, и послушания к примеру всех его потомков. [637]

По всем этим причинам, не найдя лучшего выхода, он подверг жестокости и уничтожению всю королевскую кровь, и не только ту, которая могла иметь право на унаследование империи, каковыми являлись чистокровные [инки], но также и всю остальную, которая, как и его собственная [кровь], предполагала такую возможность, чтобы никто из ее [представителей] не сделал бы то, что сделал он сам, ибо своим дурным примером он им всем открывал дверь. То было средство, которым в большинстве случаев пользуются все короли, которые насильственным путем захватывают чужие королевства, потому что им кажется, что если не будет законного наследника королевства, то вассалам некого будет позвать [на престол], а их самих некому будет сместить, и [этим путем] они обезопасят себя как перед [людским] сознанием, так и правосудием; об этом подробно свидетельствует древняя и современная история, которой мы не будем касаться, чтобы не впадать в многословие. Достаточно указать на дурной пример турецкого [королевского] дома, в котором наследник империи хоронит вместе с отцом всех своих братьев, чтобы обезопасить себя от них.

Жестокость Ата-вальпы была большей и более ненасытной в отношении своей собственной [инкской] крови, чем у турок, потому что она, не насытившись кровью своих двухсот братьев, сыновей великого Вайна Капака, двинулась дальше, пожирая кровь его племянников, дядей и родичей четвертого и более поколений, ибо все, кто имел королевскую кровь, законнорожденные или бастарды, не смогли от нее уберечься. Всех их он приказал убить разными смертями: одних обезглавили; других повесили; других побросали в реки и озера с огромными камнями на шее, чтобы они утонули и им бы не помогло их умение плавать; другие были сброшены с высоких утесов и обрывов. Все это было совершено в очень короткие сроки, как только это поспевали делать министры тирана, потому что он не мог чувствовать себя в безопасности, пока всех их он сам не увидит мертвыми или не узнает об этом, потому что, несмотря на всю свою победу, он не решался покинуть Савсу, которую испанцы называют Хауха,—девяносто лиг от Коско. Бедному Васкару Инке в тот момент он еще сохранил жизнь, потому что он хотел располагать им для защиты от любого восстания, направленного против Ата-вальпы, ибо он знал, что если Васкар прикажет им смириться, ему подчинятся вассалы. Однако для больших страданий несчастного инки его водили смотреть избиение его родичей, чтобы в каждом из них он испытал свою смерть, ибо для него она была бы меньшим горем, чем видеть, как их убивают с такой жестокостью.

Жестокость не могла позволить, чтобы остальные пленники оказались бы не наказаны, дабы на них проучить всех других кураков и знатных людей империи, испытывавших любовь к Васкару; для этого их вывели со связанными руками на равнину в долине Сакса-вана (где позже имело место сражение. между президентом Гаска и Гонсало Писарро) [638] и построили их в виде длинной улицы; затем они взяли бедного Васкара, одетого в траур, со связанными за спиной руками и веревкой на шее, и провели его по улице, составленной из его людей; они же. видя своего князя столь низко павшим, с великими криками и воплями падали на землю, и поклонялись, и кланялись ему, ибо спасти его от этого несчастья они уже не могли. Всех, кто поступал так, они убивали маленькими одноручными топорами и дубинками, которые называются чампи; у них имеются другие большие топоры и дубинки; ими сражаются двумя руками. Так на глазах у своего короля были убиты почти все кураки, и капитаны, и знатные люди, находившиеся в плену, из которых едва ли кто-нибудь спасся.

Глава XXXVII

ЖЕСТОКОСТИ РАСПРОСТРАНЯЮТСЯ НА ЖЕНЩИН И ДЕТЕЙ КОРОЛЕВСКОЙ КРОВИ

Поубивав всех мужчин как королевской крови, так и вассалов и подданных Васкара, находившихся у него [в плену] (ибо жестокость не знает насыщения; скорее испытываемые ею голод и жажда человеческой крови и плоти становятся тем больше, чем больше она поглощает человеческую кровь и плоть), Ата-вальпа принялся дальше пожирать и поглощать ту кровь, которую еще можно было пролить, [убивая] женщин и детей королевской крови; и хотя эта кровь больше заслуживала милосердия по причине нежного возраста и слабости пола, она вызывала еще большую ярость у жестокого тирана, который приказал, чтобы все женщины и дети королевской крови, каких только смогут обнаружить, вне зависимости от возраста и положения, были бы все собраны вместе, исключая лишь тех [женщин], которые находились в монастыре в Коско и были предназначены в жены Солнцу, и чтобы вне города. [применяя] разные и жестокие пытки, их умерщвляли бы мало-помалу, чтобы они умирали очень долгой смертью. Именно так с ними поступали министры жестокости, где бы они их ни обнаруживали; они собрали всех, кого смогли найти во всем королевстве, проведя со всей старательностью поиски, чтобы никто не смог скрыться; законнорожденных и незаконнорожденных детей собрали огромнейшее количество, потому что род инков, которым было дозволено законом иметь столько жен, сколько они пожелают, был самым многочисленным и распространенным родом из всех, которые имелись в той империи. Всех их отвели в поле, именуемое Йавар-пампа, что значит кровавое поле. Это название ему дали после кровавого сражения, которое произошло на нем между людьми Чанка и Коско, как мы подробно рассказывали об этом в должном месте. Оно находится на севере от города почти в одной лиге от него. [639]

Там они их держали, а чтобы кто-нибудь не сбежал от них, они окружили его тремя рядами [воинов]. Первый состоял из воинов, расположившихся лагерем вокруг них, чтобы для них они являлись бы охраной, и тюрьмой, и гарнизоном против города, наводя на противника ужас и страх. Два других окружения состояли из часовых — одни стояли ближе, другие — дальше, дабы они дни и ночи следили, чтобы кто-либо не вышел или не вошел без их ведома. Свою жестокость они проявили многими способами; они давали им есть только сырой маис и сырую зелень в малых количествах: это был суровый пост, который то язычество соблюдало в своей религии. Жен, сестер, теток, племянниц, двоюродных сестер и мачех Ата-вальпы вешали на деревьях и на очень высоких виселицах, которые были сооружены [там]; одних подвешивали за волосы, других, [пропуская веревку] под мышками, а других — отвратительными способами, которые мы умолчим ради приличия; им давали их детишек, которых они держали в руках; они держали их, пока могли, а когда они падали из их рук, их добивали дубинками; других подвешивали за одну руку, других—за обе руки, других—за пояс, чтобы пытка длилась бы долго и они как можно медленнее умирали, потому что быстрая смерть была бы для них милостью; а они, печальные, умоляли о ней громкими воплями и стонами. Мальчиков и девочек они убивали постепенно — по столько-то каждую четверть месяца, совершая над ними великие жестокости, такие же, как и над их отцами и матерями, хотя их возраст взывал к милосердию; многие из них умирали от голода. Диего Фернандес в Истории Перу, часть вторая, книга третья, глава пятая, коротко касается тирании Ата-вальпы и частично его жестокостей, [рассказывая о них] этими словами, взятыми текстуально:

«Между Гуаскаром Ингой и его братом Атабалипой было много разногласий о правлении королевством и кто из них должен был стать господином. Когда Гуаскар Инга находился в Куско, а его брат Атабалипа в Кахамарке, Атабалипа направил двух своих очень главных капитанов, которые назывались один Чалькучиман, а другой Кискис, которые были храбрыми и вели большое число людей, а шли они с намерением взять в плен Гуаскара Ингу, потому что так было договорено и так им было приказано, по достижению чего, когда Гуаскар будет пленен, Атабалипа станет господином и сделает с Гуаскаром то, что сочтет за благо. Они шли по дороге, завоевывая касиков и индейцев, подчиняя все власти и рабству Атабалипы, а так как Гуаскар получил известие об этом и о том, что они совершали, он сразу подготовился, и вышел из Куско, и пришел в Кипайпан (он находится в лиге от Куско), где имело место сражение; и хотя у Гуаскара было много людей, он в конце концов был побежден и пленен. С обеих сторон погибло много народа, и его было столько убито, что называют как подлинную цифру (cosa) более ста пятидесяти тысяч индейцев; после того как они с победой вошли в Коско, они убили много народа — мужчин, женщин и детей; потому что всех [640] тех кто заявлял, что служит Гуаскару, убивали, и они искали всех детей, которых имел Гуаскар, и убивали их; и точно так. же женщин, которые говорили, что забеременели от него; а одна жена Гуаскара, которая зовется Мама Варкай, оказалась настолько ловкой, что сумела спрятаться со своей дочкой от Гуаскара, именуемой койя Кухи Варкай, которая сейчас является женой Хайре Топа Инги, о котором мы упомянули в основном [лишь] в этой истории», и т. д. Досюда из того автора; затем последовательно он рассказывает о плохом обращении в плену с бедным Васкаром Инкой; в должном месте мы вставим его собственные слова, отличающиеся большой жалостью; копу Кухи Варкай, которая, как он говорит, была женой Хайре Топа, [в действительности] зовут Куси Варке; дальше мы поговорим о ней. Поле, где произошло сражение, которое называют Кипайпан, имеет исковерканное название; следует произносить Кепайпа; это родительный падеж; оно означает из моей трубы, словно бы там прозвучал самый мощный звук грубы Ата-вальпы, согласно фразеологии языка [кечва]. Я был на том поле два или три раза с другими мальчиками, моими соучениками по грамматике, куда мы ходили на охоту с соколятами с той земли, чему нас обучали наши индейцы-охотники. Таким путем, о котором было рассказано, была уничтожена и погасла вся королевская кровь инков в период за два с половиной года, которые ушли на то, чтобы пролить ее всю, и хотя они могли сделать это более быстро, они не захотели этого, чтобы к своему великому удовольствию иметь над кем проявлять свою жестокость: Индейцы говорили, что благодаря королевской крови, которая была пролита на том поле, получило подтверждение его название Йавар-пампа, что значит кровавое поле, потому что там стало намного больше по количеству и без всякого сравнения по качеству крови инков, нежели чанков, а больше всего вызывали страдания и сочувствие нежный возраст детей и слабое естество их матерей.

Глава XXXVIII

КОЕ-КТО ИЗ ЛЮДЕЙ КОРОЛЕВСКОЙ КРОВИ СПАССЯ ОТ ЖЕСТОКОСТЕЙ АТА-ВАЛЬПЫ

Кое-кто спасся от той жестокости; некоторые не оказались в его власти, а другим сами люди Ата-вальпы, испытывая жалость при виде, как гибнет кровь, которую они считали божественной, устав от вида столь зверской бойни, позволили выйти из того окружения, в котором они их держали, и они сами выгоняли их оттуда, снимая с них королевские одеяния и одевая на них одежду простых людей, чтобы они не были бы узнаны, ибо, как было сказано, по покрою одежды узнавали положение того, кто ее носил. Все, кого недосчитались таким путем, были мальчики и девочки, юноши и девушки десяти и одиннадцати и менее лет одной из них была моя мать, а [другим] был ее брат, именовавшийся [641] дон Франсиско Вальпа Тупак Инка Йупанки, с которым я был знаком [и] который писал мне уже после того, как я стал жить в Испании; и из его сообщения, которое я много раз слышал, взято все то, что я рассказываю об этом горе и несчастье; помимо них, я был знаком еще с немногими, спасшимися от того бедствия. Я был знаком с двумя Ауки, что значит инфант; они были сыновьями Вайна Капака; одного звали Паульу, который во время того бедствия был уже мужчиной [и] о котором упоминают испанские истории; другого называли Титу; он был из чистокровных; тогда он был ребенком; об их крещении и христианских именах мы говорили в другом месте. От Паульу осталось потомство со смешанной с испанской кровью, ибо его сын дон Карлос Инка, мой соученик по школе и грамматике, женился на одной знатной женщине, родившейся там от родителей-испанцев, от которой он имел [сына] дона Мельчиора Карлоса Инку, который в прошлом шестьсот втором году прибыл в Испанию как для того, чтобы посмотреть ее королевский двор, так и для того, чтобы получить милости, которые, как там ему было предложено, будут оказаны здесь за услуги, которые оказал его дед при конкисте и умиротворении Перу, а затем и против тиранов, как это можно будет увидеть в истории той империи; однако главным образом они были должны их ему, поскольку он является правнуком Вайна Капака по мужской линии, и потому что из немногих оставшихся [лиц] королевской крови он самый знаменитый и самый важный. Сейчас он пребывает в Вальядолиде, ожидая милости, которые должны быть оказаны ему, однако сколь великими они ни окажутся, они ему должны еще большие.

Мне неизвестно, что у Титу оставался бы наследник. Из ньуст— это значит инфанта, — чистых по крови дочерей Вайна Капака, о которых было известно, одну называли доньей Беатрис Копа; она вышла замуж за Мартина де Мустинена, знатного человека, который был казначеем или агентом имущества императора Карла Пятого в Перу; у них было трое детей мальчиков, которых звали Бустинсиами, и еще один, помимо них, которого звали Хуан Сиерра де Легисамо, бывший моим соучеником в школе и в обучении; другую ньусту называли донья Леонор Койа; в первый раз она вышла замуж за испанца, которого звали Хуан Бальса [и] с которым я не был знаком, потому что это случилось в моем младенческом возрасте; у них был сын с тем же именем, который был моим соучеником в школе; во второй раз она вышла замуж за Франсиско де Вильякастина, который был из числа первых конкистадоров Перу; он также был конкистадором Панамы и других земель. Один исторический рассказ, достойный памяти, мне вспоминается о нем, а дело в том, что Франсиско Лопес де Гомара говорит в своей истории, глава шестьдесят шесть, следующие слова, взятые текстуально: «Педрариас заселил Номбре-де-Диос и Панаму. Он открыл дорогу, которая проходит от одного места до другого с великими трудностями и усталостью, [642] потому что она вся сплошь из гор и утесов; [там] было бесчисленное количество львов, тигров, медведей и рысей, как об этом рассказывают, и такое множество обезьян разных пород и размеров, что когда они приходили в раздражение, то так кричали, что оглушали рабочих; они поднимали камни на деревья и швыряли их в того, кто приближался [к ним]». Досюда из Гомары. Один из конкистадоров Перу сделал своей рукой пометки на полях одной из книг этого автора, которые я видел, а у этого отрывка он написал эти слова: «Одна ранила камнем одного арбалетчика, который называл себя Вильякастин, и выбила ему два зуба; потом он стал конкистадором Перу и господином доброго репартимьенто, который называется Айа-вири; он умер пленником в Коско, потому что находился на стороне Писарро в Хакихагуана, где получил удар кинжалом в лицо после того, как был взят в плен, от одного враждовавшего с ним [испанца]; он был богатым человеком и многим сделал много добра, хотя и, умер бедным и лишенным индейцев и имущества. Вильякастин убил обезьяну, которая его ранила, потому что они одновременно поспешили метнуть — он свою стрелу, а обезьяна камень». Досюда [написано] конкистадором, а я добавлю, что видел у него сломанные зубы — два передних верхних, и в Перу было всем известно, что ему сломала их обезьяна; я вставил это здесь, имея свидетелей, поскольку это известный случай, и каждый раз, когда я их [свидетелей] обнаружу, я с удовольствием буду представлять их в подобных случаях. Я знал других инков и пальей той же самой королевской крови; их не насчитывалось и двухсот, [но] их имена были менее значимы; те же, о которых я сообщил, были детьми Вайна Капака; поэтому я написал о них. Моя мать была его племянницей, дочерью его брата, законнорожденного по отцу и по матери, именовавшегося Вальпа Тупак Инка Йупанки.

Я был знаком с сыном и двумя дочерьми короля Ата-вальпы; одну из них звали донья Анхелина, от которой маркиз дон Писарро имел сына, которого звали дон Франсиско; он был моим великим соперником, а я его, потому что в возрасте от восьми до девяти дет, когда нам обоим было по столько лет, нас заставлял соревноваться в беге и прыжках его дядя Гонсало Писарро. Маркиз также имел дочь, которую звали донья Франсиска Писарро; она оказалась мужественной сеньорой; она вышла замуж за своего дядю Эрнандо Писарро; ее отцу, маркизу, ее родила дочь Вайна Капака, которую звали донья Инее Вальяс Ньюста; позже она вышла замуж за Мартина де Ампуэро, который был жителем Сиу-дад-де-лос-Рейес. Эти оба ребенка маркиза .и сын Гонсало Писарро, которого называли дон Фернандо, были привезены в Испанию, где мальчики рано умерли к великому сожалению тех, кто был с ними знаком, потому что они вели себя именно как дети таких [выдающихся] родителей. Имя другой дочери Ата-вальпы я не могу никак точно вспомнить — то ли она называлась донья Беатрис, то ли донья Исабель; она вышла замуж за одного испанца из Эсгремадуры, который называл себя [643] Блас Гомес; во второй раз она вышла замуж за одного кабальеро метиса, именовавшегося Санчо де Рохас. Сына [Ата-вальпы] звали дон Франсиско Ата-вальпа; он был красивым юношей как фигурой, так и лицом, как и все инки и пальи; он умер юношей; дальше мы приведем рассказ о его смерти, который мне сообщил старый инка, дядя моей матери, когда коснемся жестокостей Ата-вальпы, о которых мы говорим. От Вайна Капака остался в живых еще один сын, с которым я не был знаком; его звали Манко Инка; он был законным наследником империи, ибо Васкар умер, не оставив сына; дальше о нем будет подробно рассказано.

Глава XXXIX

ЖЕСТОКОСТЬ ПЕРЕХОДИТ НА СЛУГ КОРОЛЕВСКОГО ДОМА

Возвращаясь к жестокостям Ата-вальпы, скажем, что, не удовлетворяясь теми, которые он приказал совершить над [людьми] королевской крови и над господами вассалов, капитанами и знатными людьми, он приказал перерезать слуг королевского дома, которые служили им на различных придворных службах и занятиях; слуги же, как мы рассказали в должном месте, говоря об их службах, были не частными лицами, а [жителями] селений, на которые были возложены обязанности направлять таких-то слуг и исполнителей, которые, сменяя друг друга по времени, несли свои службы; их ненавидел Ата-вальпа как за то, что они были слугами королевского дома, так и за то, что они носили имя инка по привилегии и в качестве милости, оказанной им первым инкой Манко Капаком. Кинжал Ата-вальпы вонзился в те селения с большей или меньшей жестокостью, соответствовавшей тому, служили ли они вблизи или в отдалении от особы короля; потому что тех, чья служба была приближена к ней, как-то: дверные, хранители драгоценностей, разносчики напитков, повара и другие подобные, их подвергли более строгому наказанию, ибо он не удовлетворился тем, что обезглавил всех жителей обоих полов и всех возрастов, но и сжег и разрушил селения, и дома, и королевские здания, находившиеся в них; те же, которые служили на большем отдалении, как-то: дровосеки, доставщики воды, садовники и другие подобные, пострадали меньше; однако, несмотря на это, в некоторых [таких] селениях подвергли наказанию каждого десятого, убив десятую часть всех жителей, взрослых и детей, а в других — пятую часть, а в других — третью часть; таким образом, ни одно селение из тех, что были расположены вокруг города Коско на расстоянии в пять, и шесть, и семь лиг, не оказалось без специального наказания той жестокости и тирании, и это, помимо общих преследований, которым была подвергнута вся империя, потому что всюду имело место кровопролитие, пожарища в селениях, грабеж, насилие, применение силы и другое зло, как случается, когда война. сама себе предоставляет свободу. Не избежали [644] этих бедствий также селения и провинции, удаленные от города Коско, потому что сразу же после того, как Ата-вальпа узнал о пленении Васкара, он приказал начать войну в пламени и крови против соседних с его королевством провинций, особенно против каньаров, потому что в начале его восстания они не хотели подчиниться ему; после, ощутив свое могущество, он жесточайше отомстил им, как об этом также говорит Агустин де Сарате, глава пятнадцатая, этими словами:

«И придя в провинцию каньаров, он убил шестьдесят тысяч человек из них, потому что они были против него, и он придал огню и крови и стер с земли селение Тумибамба, расположенное на ровном берегу трех больших рек; оно было очень большим, а оттуда он пошел завоевывать земли, а те, кто сопротивлялся ему, он их всех до единого уничтожил», и т. д. То же самое говорит Франсиско Лопес де Гомара — почти одни и те же слова. Педро де Сиеса говорит об этом более подробно и более выразительно, потому что, рассказывая о нехватке мужчин и об избытке женщин, что имело место в его времена в провинции Каньари, и о том, что во время войн между испанцами вместо мужчин они давали индианок для переноски грузов войска, рассказывая, почему они так поступали, он говорит эти слова, глава сорок четвертая: «Некоторые индейцы хотят сказать, что поступают так больше из-за недостатка, который имеется в мужчинах, и изобилия женщин по причине великого зверства, учиненного Атабалипой над местными жителями этой провинции в то время, когда он в нее вошел после того, как в селении Амбато он убил и растерзал генерал-капитана Гуаскара Инки, своего брата, именовавшегося Антоко; они утверждают, что, несмотря на то что мужчины и мальчики вышли встречать его с зелеными ветвями и листьями пальмы, чтобы просить милосердия, он с лицом, налитым яростью, с великой суровостью приказал своим людям и капитанам войны всех их убить; и так было убито огромное число мужчин и мальчиков, как я об этом трактую в третьей части истории. По этой причине те, что живы сейчас, говорят, что женщин в пятнадцать раз больше, чем мужчин», и т. д. Досюда из Педро де Сиеса, и на этом будет достаточно сказано о жестокостях Ата-вальпы; большую их часть мы сохраним для должного места. Эта жестокость породила рассказ, который я предложил рассказать о доне Франсиско, сыне Ата-вальпы, а случилось так, что он умер за несколько месяцев до моего отъезда в Испанию;, на следующий день после его смерти, рано утром еще до его погребения, к моей матери пришли немногочисленные родичи, которые ее всегда посещали, и среди них пришел старый инка, о котором мы упоминали в других местах. Вместо того чтобы выразить печаль, поскольку умерший доводился племянником моей матери, сыном ее двоюродного брата, он выразил ей поздравления, сказав, что Пача-камак уже много лет поджидает его, чтобы увидеть смерть и конец всех своих врагов, и еще он сказал много подобных слов с великой радостью и ликованием. Не понимая причину [645] праздника, я сказал ему: «Инка, как мы можем так радоваться смерти дона Франсиско, если он столь близкий наш родственник?». Весьма рассерженный, он повернулся ко мне, взял кончик пледа, который носил вместо плаща, укусил его (что между индейцами является знаком величайшего негодования) и сказал мне: «Ты хочешь быть родственником аука, сына другого аука (что означает предатель, тиран}, того, кто уничтожил нашу империю, того, кто убил нашего инку, того, кто сожрал и угасил нашу кровь и наше потомство, того, кто совершил столько жестокостей, столь чуждых инкам, нашим отцам? Дайте мне его такого, мертвого, как сейчас, и я съем его сырого и без перца; ибо тот предатель Ата-вальпа, его отец, не мог быть сыном Вайна Капака, нашего инки, а какого-нибудь индейца Киту, с которым его мать обманула нашего короля; ибо, если бы он был инкой, он не только не совершил бы жестокости и отвратительные мерзости, которые он совершил, но даже не сумел бы их себе представить, потому что учение наших предков никогда не [направляло] нас на причинение зла кому бы то ни было, даже врагам, и тем более родственникам, а только оказания множества добра для всех [людей]. Поэтому не говори, что наш родственник тот, кто оказался таким врагом всех наших предков; смотри, ты их, и нас, и себя самого тяжело оскорбляешь, называя нас родственниками жестокого тирана, который нас, немногочисленных королей, спасшихся от его жестокости, теперь превратил в рабов». Все это и еще многое другое сказал мне тот инка в ярости, которую порождало в нем уничтожение его [родичей], а воспоминания бедствий от причиненных Ата-вальпой мерзостей превратили радость, которую они ждали от смерти дона Франсиско, в нескончаемый плач; он же [умерший], пока был жив, ощущая эту ненависть, которую испытывали к нему инки и вообще все индейцы, не имел с ними никаких отношений и не выходил из дома; точно так же поступали две его сестры, потому что на каждом шагу они слышали эти слова аука, столь точно выражавшие тиранию, жестокости и злодеяние, оказавшиеся достойным именем и геральдическим знаком для тех, кто к ним стремился.

Глава XL

ПОТОМСТВО, КОТОРОЕ СОХРАНИЛОСЬ ОТ КОРОЛЕВСКОЙ КРОВИ ИНКОВ

Много дней спустя после того, как я закончил эту девятую книгу, я получил некоторые поручения из Перу, из которых была извлечена глава, следующая дальше, потому что я счел, что она подходит к [моей] истории, и поэтому ее добавил сюда. От немногих инков королевской крови, которые пережили жестокости и тиранию Ата-вальпы, и от тех из них, которые после находились здесь, сохранилось потомство, которое оказалось более многочисленным, нежели я думал, потому что в конце [646] шестьсот третьего года все они написали дону Мельчиору Карлосу Инке и дону Алонсо де Meca, сыну Алонсо де Meca, который был жителем Коско, а также и мне, прося нас, чтобы мы от имени их всех умоляли бы его величество не отказать в любезности приказать освободить их от подати, которую они платили, и от других издевательств, которым они подвергались, как и остальные индейцы. Всем, .трем они прислали права in solidum и доказательства своего происхождения — кто и сколько [человек] (перечисленные поименно) происходили от такого-то короля, и сколько от такого-то, вплоть до последнего из королей; и для большей достоверности и лучшего доказательства они направили нарисованное на полуторах варах белой тафты из Китая королевское дерево, исходящее от Манко Капака и вплоть до Вайна Капака и его сына Паульу. Инки были нарисованы в своих древних одеяниях. На голове у них была красная бахрома, а в ушах их ушные круги; а в каждой из рук они держали секиры вместо королевского скипетра; они были нарисованы от груди и выше и не более. Все это поручение было направлено мне, а я его направил дону Мельчиору Карлосу Инке и дону Алонсо де Meca, которые живут при королевском дворе в Вальядолиде, ибо я из-за этих занятий не мог ходатайствовать по этому делу, которому с радостью посвятил бы жизнь, ибо вряд ли ее можно было использовать лучше. Письмо, которое они мне прислали, было написано рукой одного из них и очень красиво; фразеология или язык, на котором они говорят, во многом соответствует их [родному] языку и много также от кастильского, ибо они уже во всем испанизированы; оно от шестнадцатого апреля тысяча шестьсот третьего года. Я не привожу его здесь, чтобы не причинять боль [картиной] нищеты, о которой они рассказывают, [говоря] о своей жизни. Они пишут с великой надеждой (и так думаем вое мы), что, узнай об этом его католическое величество, он прикажет помочь и окажет им многие другие милости, потому что они потомки королей. У каждой нарисованной фигуры короля инки сбоку указывается его потомство под названием: Капак Айльу, что означает августейшее или королевское потомство, ибо все они происходят от первого инки Манко Капака. Дальше они указывают другое частное название потомства каждого короля с [их] различными именами, чтобы по ним можно было понять, что они относятся к тому или к этому королю. Потомство Манко Капака называют Чима Панака: из того непрерывного ряда потомков [до этих дней] сохранилось сорок инков. Потомство Синчи Рока называют Раурау Панака: семьдесят четыре инка. Потомство Льоке Йупанки, третьего инки, называют Аванина Айльу: шестьдесят три инка. Потомство Капака Йупанки называют Any Maeoa: тридцать пять. Потомство Инки Рока называют Викакирау: пятьдесят. Потомство Йавар Вакака, седьмого короля, называют Айльу Панака: пятьдесят один. Потомство Вира-кочи Инки называют Соксо Панака: семьдесят девять. Потомство Инки Пача-кутека в его сына Инки Йупанки — взятые оба [647] вместе — называют Инка Панака, и поэтому число их потомков вдвое больше, всего их девяносто девять. Потомство Тупака Инки Йупанки называют Капак Айльу, что означает имперское потомство, чтобы подтвердить то, что я сказал выше об этом же названии, — их более восемнадцати. Потомство Вайна Капака называют Туми Пампа из-за торжественнейшего праздника, который Вайна Капак посвятил Солнцу на том поле, которое находится в провинции Каньари, где имелись королевские дворцы и хранилища для .воинов, дом для избранниц и храм Солнца — все, столь же главное и совершенное и столь же наполненное сокровищами и провиантами, как там, где все было самым совершенным, как указывает, восхваляя как может, Педро де Сиеса, глава сорок четвертая, а поскольку ему кажется, что он все же обедняет [действительность], он в заключение говорит: «Иными словами, что бы я ни сказал, желая возвеличить сокровища, которые инки хранили в этих своих королевских дворцах, все равно этого будет мало», и т. д. Вайна Капак хотел сохранить память о том, столь торжественном празднике в имени и прозвище своего потомства, каковым является [имя] Туми Пампа, а из него осталось всего двадцать два [инка]; поскольку потомки Вайна Капака и его отца Тупака Инки Йупанки были самыми близкими [по времени] на королевском дереве, Ата-вальпа приложил наибольшее, чем к другим, старание, чтобы вырвать его с корнями, и поэтому очень немногие избежали его жестокости, как показывает список всех инков; суммирование он дает пятьсот шестьдесят семь особ; и следует принять во внимание, что все они потомки по мужской линии, ибо на женскую, как говорилось выше, инки не обращали внимания, если только речь не шла о детях испанцев, конкистадоров и завоевателей [той] земли, потому что этих они также называли инками, считая, что они потомки своего бога Солнца. Письмо, которое они мне написали, подписали одиннадцать инков, согласно одиннадцати потомствам, а каждый из них подписал за всех своих, [поставив] имя, данное ему [уже] после крещения, и имена своих предков. Я не знаю, что означают названия всех потомств, исключая тех двух последних, потому что эти названия на особом языке, который имели инки, чтобы разговаривать между собой, одни с другими, а не из всеобщего языка, на котором говорил королевский двор. Нам остается сказать о доне Мельчиоре Карлосе Инке, внуке Паульу и правнуке Вайна Капака, о котором мы сказали, что он приехал в Испанию в году шестьсот втором, чтобы получить милости [от испанской короны].

Так случилось, что в начале этого шестьсот четвертого года вышла консультация по его делу, согласно которой ему оказывалась милость [в виде] семи тысяч пятиста дукатов вечной ренты, которая помещалась в королевской кассе его величества в Сиудад-де-лос-Рейес; что ему должны были оплатить стоимость перевоза в Испанию его жены и дома, [причислить] к ордену святого Яго и с надеждой ожидать должностное [648] место в королевском доме; что же касается индейцев, которыми он владел в Коско, то они отходили к королевской короне, а ему [самому] запрещалось возвращение в Индии. Мне написали из Вальядолида, что все это было принято в качестве консультации; я не знаю, было ли что или ничего не было выполнено [из этого] по сей день (а сейчас конец марта), чтобы написать об этом здесь. И на этом мы переходим к книге десятой, чтобы рассказать о героических и немыслимых подвигах испанцев, которые завоевали ту империю.

Конец книги девятой

(и подлинных комментариев инков)

Текст воспроизведен по изданию: Гарсиласо де ла Вега. История государства инков. Л. Наука. 1974