ГАРСИЛАСО ДЕ ЛА ВЕГА

ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА ИНКОВ

COMENTARIOS REALES DE LOS INCAS

КНИГА ДЕВЯТАЯ ПОДЛИННЫХ КОММЕНТАРИЕВ ИНКОВ

ОНА СОДЕРЖИТ [РАССКАЗ] О МОГУЩЕСТВЕ И БЛАГОРОДСТВЕ ВАЙНА КАПАНА; О ЗАВОЕВАНИЯХ, КОТОРЫЕ ОН ОСУЩЕСТВИЛ; О НАКАЗАНИЯХ РАЗЛИЧНЫХ БУНТОВЩИКОВ; О ПРОЩЕНИИ ЧАЧА-ПУЙЦЕВ; О ТОМ, ЧТО ОН СДЕЛАЛ КОРОЛЕМ КИТУ СВОЕГО СЫНА АТА-ВАЛЬПУ; О ВЕСТЯХ, ПОЛУЧЕННЫХ ИМ ОБ ИСПАНЦАХ; О СООБЩЕНИИ О ПРЕДСКАЗАНИИ, КОТОРОЕ О НИХ ИМЕЛОСЬ СРЕДИ [ИНКОВ]; О ТОМ, ЧТО КАСТИЛЬЦЫ ЗАВЕЗЛИ В ПЕРУ [И] ЧЕГО ТАМ НЕ БЫЛО ДО НИХ; И О ВОЙНАХ МЕЖДУ ДВУМЯ БРАТЬЯМИ-КОРОЛЯМИ BAGKAPOM И АТА-ВАЛЬПОЙ; О ВЫСКАЗЫВАНИЯХ ОДНОГО [ИЗ НИХ] И О ЖЕСТОКОСТЯХ ДРУГОГО. ОНА СОДЕРЖИТ СОРОК ГЛАВ.

Глава I

ВАЙНА КАПАК ПРИКАЗЫВАЕТ ИЗГОТОВИТЬ ЗОЛОТУЮ ЦЕПЬ; ПОЧЕМУ И ДЛЯ ЧЕГО

Став абсолютным господином своей империи, могущественный Вайна Капак в первый год был занят выполнением обрядов поминания по своему отцу; после этого он направился посетить свои королевства ради великой радости вассалов, ибо где бы он ни проходил, кураки и индейцы выходили [ему навстречу], чтобы устлать дорогу цветами и зеленью, возводя из них же триумфальные арки. Они принимали его, громко провозглашая королевские титулы, среди которых чаще всего они повторяли тот из них, который являлся собственным именем инки;

они говорили: «Вайна Капак, Вайна Капак!», поскольку это имя больше остальных возвеличивало его, ибо он заслужил его с детства, и они поклонялись ему (как богу) [уже] при жизни, называя его этим именем. Рассказывая об этом князе, отец Хосеф де Акоста, помимо других величественных дел, о которых он пишет, восхваляя его, говорит следующие слова, книга шестая, глава двадцать вторая: «Этому Вайна Капаку при жизни поклонялись его люди как богу, чего, как утверждают старики, не случалось ни с одним из его предшественников», и т. д. В то время как инка Вайна Капак» продолжал это посещение, к нему пришло сообщение, что родился принц-наследник, которого позже назвали Васкаром Инкой. Поскольку этот принц был так желаем, его отец пожелал присутствовать на праздниках по случаю его рождения, и поэтому он возвратился в Коско со всей доступной ему поспешностью, где его встретили с проявлениями ликования и радости, как того требовал случай. [565]

По прошествии праздничных торжеств, продолжавшихся более двадцати дней, испытывая чрезвычайную радость в связи с появлением сына, Вайна Капак приказал придумать нечто великое и доселе невиданное специально для дня, когда его отымут от материнской груди, и впервые постригут волосы, и дадут имя собственное, что, как мы говорили в другом месте, являлось одним из самых торжественных праздников, отмечавшихся теми королями и соответственно людьми, стоящими ниже, вплоть до самых бедных, потому что они очень высоко ценили перворожденных [сыновей]. Среди других великих дел, которые были придуманы для того праздника, было изготовление столь известной всему миру золотой цепи, которую по сей день так и не увидели чужеземцы, хотя они страстно желают этого. Для приказа о ее изготовлении у инки был повод, о котором мы [сейчас] расскажем. Следует знать, что все провинции Перу, каждая в отдельности, имели отличные друг от друга виды плясок, которые, как и головные уборы, которые они носили, позволяли узнавать каждый народ. И эти пляски всегда оставались одними и теми же, поскольку они никогда не меняли их на другие. У инков был [свой] сдержанный и суровый танец, без прыжков и подскоков и иных резких изменений движений, которые были характерны для остальных. Его исполняли мужчины, и не допускалось, чтобы среди танцующих находилась какая-либо женщина; танцующие брали друг друга за руки, но не те, кто стояли рядом, а через одного; и так они, взявшись друг с другом за руки, двигались [в танце], словно скованные в цепь. Танцевали вместе двести, или триста, или больше мужчин, что определялось торжественностью праздника. Они. начинали танец в отдалении от князя, в [честь] которого он исполнялся. В танец вступали все вместе; в такт делались три шага — первый назад, а [затем] два других вперед; они похожи на шаги в испанских танцах, которые называются добле и репреса [двойной и остановка], с помощью этих шагов, [то] приближаясь, [то] удаляясь, они постоянно продвигались вперед, пока не достигали центра круга, в котором находился инка. Они шли и время от времени пели — то одни, то другие, чтобы не утомляться всем вместе от пения; в такт танца произносились стихи, сложенные в честь присутствующего инки и его предков и других [родичей] той же крови, которые благодаря своим подвигам, совершенным в мире или на войне, стали знаменитыми. Присутствующие инки помогали их пению, чтобы в празднике участвовали все. Иногда сам король танцевал на торжественных праздниках, чтобы придать им еще большую торжественность.

То, что они брались за руки, чтобы двигаться [как бы] закованными в цепь, породило у Вайна Капака мысль приказать изготовить золотую цепь, ибо он решил, что было бы более достойно, более торжественно и более величественно танцевать, взявшись за нее, а не за руки. В частности, этот факт, не получивший всеобщую известность, я узнал от старого инки, дяди моей матери, о котором я упоминал в начале этой истории, [567] [говоря], что он рассказывал о древнем прошлом своих предков. Когда я спросил его, какой длины была цепь, он сказал мне, что она составляла длину двух сторон главной площади Коско, т. е. ее ширину и длину, на которой совершались главные празднества, и что (хотя для танца не было необходимости, чтобы она была такой длинной) инка приказал изготовить ее такой ради большего своего величия и большего украшения и торжественности праздника, [посвященного] сыну, рождению которого он хотел придать чрезвычайную торжественность. Для тех, кто видел ту площадь, которую индейцы называют Хаукай-пата, нет не- обходимости говорить о ее размерах; для тех же, кто не видел ее, [скажу, что], как мне кажется, она должна иметь в длину, с севера на юг, двести простых шагов, которые по два фута, а в ширину, с запада на восток, примерно сто пятьдесят шагов — вплоть до самого ручья, включая дома, которые вдоль ручья построили испанцы в году тысяча пятьсот пятьдесят шестом, когда Гарсиласо де ла Вега, мой господин, был губернатором и верховным судьей того великого города. Таким образом, по этому подсчету цепь была длиною в триста пятьдесят шагов, что составляет семьсот футов; на мой вопрос тому же самому индейцу о ее толщине он поднял правую руку и, показывая на запястье, сказал, что каждое звено было такой же толщины, как и оно. Генеральный казначей Агустин де Сарате, книга первая, глава четырнадцатая, уже во второй раз привлекаемый мною, когда разговор заходит о немыслимых богатствах королевских домов инков, рассказывает грандиозные вещи о тех богатствах. Я счел нужным повторить здесь то, что он говорит, в частности, о той цепи, и это то, что следует, взятое дословно:

«Во время, когда у него родился сын, Гуайнакава приказал изготовить цепь из золота, столь толстую (согласно имеющимся многим живым индейцам, которые это говорят), что двести ушастых индейцев, взявшись за нее, с трудом ее поднимали, а в память об этой столь отмеченной драгоценности, сына назвали Гуаска, что на их языке должно означать веревка, с прозвищем инга, которое имелось у всех королей, как римские императоры называли себя Августами», и т. д. Досюда из [труда] того кабальеро, историка Перу. Эта вещь, столь богатая и великолепная, была спрятана индейцами вместе с остальными сокровищами, которые исчезли после того, как испанцы пришли на ту землю, и сделано это было так, что от нее не осталось и следа. Поскольку та, столь огромная, богатая и великолепная драгоценность увидела свет, когда [впервые] остригли и дали имя ребенку, наследному принцу империи, ему, помимо его собственного имени, каковым было Инти Куси Вальпа, прибавили в качестве прозвища имя Васкар, чтобы придать большее значение и значимость драгоценности. Васка означает веревка; а так как индейцы Перу не знали слова цепь, они назвали ее веревкой, прибавив название металла, из которого была сделана веревка, как здесь мы говорим, золотая, или серебряная, или железная цепь, а чтобы для [568] принца не звучало бы скверно имя Веревка, из-за значения этого [слова], чтобы устранить его, они изменили его с помощью [буквы] р, добавленной к последнему слогу, ибо с ней оно ничего не означает; а они хотели сохранить имя Васка, но без [его] значения как веревка; вот таким образом имя Васкар было дано тому принцу и так оно стало его именем собственным, ибо его собственные вассалы называли его присвоенным ему именем, а не его собственным, каковым являлось Инти Куси Вальпа, что означает Валъпа Солнце радости, ибо в те времена инки чувствовали себя уже такими могущественными, а поскольку могущество в большинстве случаев склоняет людей к тщеславию и высокомерию, их уже не удовлетворяло присвоение своему принцу-[наследнику] какого-нибудь из тех имен, которые до этого считались величественными и могущественными именами, и они направились прямо на небо и взяли имя того, кого они чтили и кому поклонялись как богу и присвоили это имя человеку, назвав его Инти, что на их языке означает Солнце; куси означает радость, наслаждение, удовлетворение и ликование, и этого хватит об именах и прозвищах принца Васкара Инки. Возвращаясь же к его отцу Вайна Капаку, следует знать, что, оставив приказ и план [изготовления] цепи и других величественных дел, которые следовало подготовить к торжествам по случаю остригания волос и присвоения имени своему сыну, он продолжил посещение своих королевств, которое прервал, и занимался этим более двух лет, пока не настало время отнимать от груди ребенка; тогда он возвратился в Коско, где имели место праздники и ликования, которые можно себе представить, [а принцу] дали собственное имя и прозвище Васкар.

Глава II

ПО СОБСТВЕННОЙ ВОЛЕ ПОКОРЯЕТСЯ ДЕСЯТЬ ДОЛИН, А ТУМПИС СДАЕТСЯ

Год спустя после того торжества Вайна Капак приказал снарядить сорок тысяч воинов, и с ними он пошел в королевство Киту, и в тот поход он взял сожительницей перворожденную дочь короля, утратившего то королевство, которая дядями была помещена в дом избранниц: он имел от нее Ата-вальпу и других его братьев, с которыми мы познакомимся в [нашей] истории. Из Киту инка спустился в долины, что значит к морскому побережью, движимый желанием осуществить завоевание; он дошел до долины, именуемой Чиму, которая сейчас называется Трухильо, вплоть до которой его дед добрый Инка Йупанки захватил и завоевал [земли, включив их] в свою империю, как было сказано. Оттуда он направил обычные требования мира и войны жителям долины Чакма и Пакас-майу, которая расположена еще дальше; они же, поскольку [многие] годы были соседями вассалов инки и знали мягкость правления [569] тех королей, уже многие дни жаждали их господства и поэтому ответили, что очень рады быть вассалами инки, и подчиняться его законам, и хранить его религию. По примеру тех долин также поступили другие восемь, которые расположены между Пакас-майу и Тумписом, каковыми являются Саньа, Кольке, Синту, Тукми, Сайанка, Мутупи, Пучийу, Сульана; на их завоевание ушло два года, правда больше на культивацию их земель и рытье оросительных каналов, чем на их покорение, потому что большинство из них сдались с очень большим желанием. В этот период инка приказал три или четыре раза обновить свое войско, чтобы, когда приходили одни, уходили бы другие, ибо было рискованно для здоровья жителей внутренних районов страны [долго] пребывать на побережье, поскольку эта земля была жаркой, а та холодной.

Закончив завоевание тех долин, инка возвратился в Киту, где он потратил два года на прославление того королевства величественными зданиями, гигантскими оросительными каналами и множеством благодеяний, которые он оказал местным уроженцам. По прошествии того периода времени он приказал снарядить войско в пятьдесят тысяч воинов, и с ними он спустился к побережью моря, пока не пришел в долину Сульана, которая находится у моря рядом с Тумписом, откуда он направил обычные требования мира или войны. Люди Тумписа были более богатыми и избалованными, чем все остальные, которых завоевал инка до этого на побережье моря; этот народ в качестве знака различия носил на голове убор, похожий на гирлянды, который они называли пилъу. При касиках находились шуты, непристойные пошляки, певцы и танцоры, которые доставляли им удовольствие и удовлетворение. Они практиковали всякие мерзости, поклонялись тиграм и львам, приносили им в жертву человеческие сердца и человеческую кровь; их люди им верно служили, а чужие боялись; однако, несмотря на все это, они не рискнули оказать сопротивление инке, опасаясь его великой силы. Они ответили, что с добрым желанием покоряются ему и принимают своим господином. Точно так же ответили другие долины на побережье и другие народы, [проживавшие] в глубине материка, которые именуются чумана, чинтуй, кольонче, йакваль и еще многие другие, находящиеся в том округе.

Глава III

НАКАЗАНИЕ ТЕХ, КТО УБИЛ МИНИСТРОВ ТУПАКА ИНКИ ЙУПАНКИ

Инка вошел в Тумпис и приказал среди других королевских деяний соорудить красивую крепость, где он оставил гарнизон воинов; был построен [также] храм для Солнца и дом для его избранниц; закончив все это, он направился в глубь материка к провинциям, [в] которых [570] убили капитанов, и учителей его законов, и мастеров-строителей, направленных туда его отцом Тупак Инкой Йупанки, чтобы обучить вере и научить тех людей, как было рассказано выше; эти провинции были охвачены ужасом от воспоминания о своем преступлении. Вайна Капак направил к ним посланцев с приказом, чтобы они сразу же явились и объяснили причину своего злодеяния и получили бы заслуженное наказание. Те народы не рискнули оказать сопротивление, потому что испытывали на себе бремя обвинения из-за своей неблагодарности и предательства, а огромная мощь инки устрашала их; и так они пришли с покорностью, чтобы просить о милосердии за свое преступление.

Инка приказал, чтобы были собраны вместе все кураки, и послы, и советники, капитаны, и вся знать, которые находились при обсуждении и отправке посольства, которое они направили к его отцу, когда попросили его прислать министров, которых [затем] убили, потому что он хотел говорить с ними всеми вместе. А когда они были собраны вместе, один из мастеров боя по приказу инки обратился к ним, резко осудив их за предательство, коварство и жестокость, ибо вместо того, чтобы поклоняться инке и его министрам за благодеяния, которые они им оказали, спасая их от тупого существования и делая из них людей, они так жестоко и с таким непочтением к инке, сыну Солнца, убили их; по причине этого они заслужили наказание, достойное злодеяния; и что если бы они были бы подвергнуты наказанию, которое они заслужили, то от всех их народов никого не осталось бы в живых вне зависимости от пола и возраста. Однако инка Вайна Капак, следуя своей природной мягкости и высоко чтя имя Вакча-куйак, что означает любящий бедных, прощал всех простых людей; что он также простил присутствующих, являвшихся виновниками и исполнителями предательства, заслуживших смерть за [злодеяния] всех своих людей, но при этом он ставил условие, что в память и в наказание их преступления будет обезглавлена десятая их часть. Для этого, разбившись на десятки, они должны тянуть жребий между собой, и пусть умрут самые несчастливые; [он приказал также], чтобы куракам и главным людям народа ванка-вилька, которые были главными зачинщиками посольства и предательства, каждому из них и их потомкам во все времена вырывали бы по два передних верхних и по два нижних зуба в память и как свидетельство того, что в своих обещаниях стать вассалами и преданными людьми они солгали великому Тупаку Инке Йупанки, его отцу.

Правосудие и наказание свершились, и их приняли с великим унижением все те народы, и они считали себя счастливыми, потому что опасались, что всех их перережут ножами за предательство, которое они совершили; потому что ни одно преступление не наказывалось с такой строгостью, как восстание после покорения и включение в империю инков; ибо те короли считали себя очень оскорбленными тем, что вместо благодарности за многие благодеяния, которыми они одаривали [вассалов], [571] те оказались столь неблагодарными, что, испытав их на себе, восставали и убивали министров инки. Весь народ ванка-вилька (сам для себя) воспринял наказание с большим унижением и благоговением, чем остальные народы, потому что, являясь зачинщиками прошедшего восстания, они боялись, что будут полностью истреблены; когда же они увидели, что наказание было таким мягким, и что совершалось оно к тому .же над столь незначительным числом людей, и что выдергивание зубов, в частности, касалось лишь кураков и капитанов, весь народ решил, что эта была милость, а не наказание, и поэтому все люди той провинции, мужчины и женщины, с общего согласия стали считать своим геральдическим и отличительным знаком то наказание, которому были подвергнуты его капитаны, [поступив так] только лишь потому, что так приказал инка, и они стали вырывать у себя зубы, и с тех пор и в дальнейшем они [сами] вырывали их своим сыновьям и дочерям, как как только у них сменялись [молочные] зубы. Таким образом, будучи варварами и отсталыми людьми, они испытали большую благодарность за отсутствие наказания, чем за излишние благодеяния.

В Коско в доме моего отца я познакомился с одной индианкой из этого народа, которая подробно рассказала эту историю. Ванка-вильки, мужчины и женщины, проделывали в носу дырку, чтобы носить небольшую золотую или серебряную драгоценность, подвешенную к нему. Я вспоминаю, что в детстве знал одну лошадь каштановой масти по имени Кока, принадлежавшую жителю моего селения, который владел индейцами; лошадь была очень хорошей, но, так как ей не хватало дыхания, ей сделали отверстие в носу над ноздрями. Индейцы были поражены при виде этой новости, и они предпочитали называть ее Ванка-вилька, чтобы этим сказать, что у нее были продырявленные ноздри.

Глава IV

ИНКА ПОСЕЩАЕТ СВОЮ ИМПЕРИЮ, СОВЕТУЕТСЯ С ОРАКУЛАМИ. ЗАВОЕВЫВАЕТ ОСТРОВ ПУНА

Покарав и подчинив своему служению те провинции и оставив в них необходимых для гарнизона людей, инка Вайна Капак поднялся [в горы], чтобы посетить королевство Киту, а оттуда он направился назад на юг, и, посещая свою империю, он продвинулся вплоть до города Коско, и прошел до Чаркас, что составляло более семиста лиг в длину. Он направил [посланцев] посетить Чили, откуда ему и его отцу приносили много золота, затратив на то посещение почти четыре года; два следующих [года] он отдыхал в Коско. По прошествии этого времени он приказал снарядить пятьдесят тысяч воинов из провинций округа Чинча-суйу, которые расположены к северу от Коско; он приказал, чтобы они собрались бы на окраинах Тумписа, а сам спустился в долины, [572] посещая храмы Солнца, которые имелись в главных провинциях той местности. Он посетил богатый храм Пача-камака, которому они поклонялись как неведомому богу; он приказал жрецам посоветоваться с демоном, который там разговаривал, о завоевании, которое он думал предпринять; ответ был таков, что он осуществит его, как и все остальные, которые пожелает, ибо из всех он выйдет победителем, потому что он избран господином четырех частей света. С этим он отправился в долину Римак, где находился знаменитый разговаривающий идол. Он приказал посоветоваться с ним о своем исходе, чтобы выполнить то, о чем его прадед договорился с йунками, а именно, что инки будут почитать того идола; и получив его ответ, который содержал множество вздора и много лести, он прошел дальше, посещая долины, расположенные вплоть до Тумписа; прибыв туда, он направил обычные требования мира и войны жителям острова, именуемого Пуна, который стоит недалеко от материка, [отличающийся] во всем плодородием и изобилием; остров имеет по окружности двенадцать лиг, [а] его господина называли Тумпальа; он отличался чванливостью, ибо никогда ни он, ни его предки не признавали над собой кого-либо старшим, скорее они сами стремились стать таковыми над своими соседями с континента; и поэтому они воевали одни с другими; раздоры же эти были причиной того, что они не могли оказать сопротивление инке, ибо, пребывая все в согласии, они могли бы защищаться [от него] долгое время. Тумпальа (который, помимо чванливости, отличался дурными наклонностями, изнеженностью [и] имел множество женщин и содомитов-сожителей, приносил в жертву человеческие сердца и кровь своим богам, каковыми являлись тигры и львы, помимо общего для всех индейцев побережья бога — моря и рыб, которых они в изобилии добывали для своего пропитания) с великим сожалением и горечью принял послание инки, и, чтобы ответить ему, он позвал начальников своего острова, и с великой болью сказал им:

«Чужая тирания стоит у дверей наших домов, ибо она уже угрожает отнять их у нас, а нас самих прикончить ножами, если мы не примем ее добровольно; а если мы признаем его [инку] господином, он отнимет у нас нашу древнюю свободу, власть и владения, которые оставили нам наши предки со столь давних времен; и, не доверяя нам, они заставят нас построить башни и крепости, в которых будут находиться их тюрьма и люди их гарнизона, которых мы будем содержать за свой счет, чтобы никогда не мечтать о свободе. Они отнимут у нас лучшие владения, которые мы имеем, и самых красивых наших жен и дочерей, а что больше всего причиняет страдания, это то, что они запретят наши древние обычаи и дадут новые законы, прикажут поклоняться чужим богам и сбросить на землю наших собственных и родных; иными словами, они заставят нас жить в вечном рабстве и в вассальной зависимости, и, я не знаю, лучше ли это, чем умереть сразу; а так как это касается всех, я поручаю вам подумать, что нам подходит лучше, и посоветовать [573] мне то, что является для вас более приемлемым». Индейцы долго разговаривали между собой; они плакали потому, что располагали столь малыми силами для оказания сопротивления силам столь могущественного тирана, и [еще] потому, что соседи с материка скорее чувствовали себя оскорбленными, нежели обязанными оказать им помощь из-за налетов, которые они совершали одни против других. Видя себя лишенными всякой надежды на сохранение своей свободы и что им придется погибнуть всем, если они попытаются защитить ее оружием, они согласились избрать то, что им казалось меньшим злом, а именно покориться инке с притворными и фальшивыми послушанием и любовью, выжидая время и случай, чтобы освободиться от его империи, как только станет возможно. Придя к этому соглашению, курака Тумпальа не только со всем смирением и покорностью ответил посланцам инки, но и направил собственных послов с огромными подношениями, которые должны были от его имени и от имени всей страны сказать ему об их покорности и вассальной зависимости, чего добивался инка, умоляя его, чтобы он счел бы за добро сказать милость своим новым вассалам и всему тому острову своей королевской особой, что было бы для них самым полным счастьем, о котором они только могли мечтать.

Инка поверил кураке Тумпальа; он приказал занять позиции на его земле и снарядить все необходимое, чтобы переправить войско на остров. Когда все это было обеспечено с возможной точностью, в соответствии с малым временем, [которым они располагали], однако с пышностью и показной роскошью, которые желали показать Тумпальа и его [люди], инка переправился на остров, где его приняли с огромным праздничным торжеством и танцами, вновь сложенными песнями в честь величия Вайна Капака. Они разместили его во вновь построенных дворцах, по крайней мере в той их части, которая предназначалась для особы инки, потому что было непристойно королевской особе спать там, где уже спал другой. Вайна Капак пробыл несколько дней на острове, отдавая распоряжения по его управлению, согласно своим законам и приказаниям. Он приказал его уроженцам и их соседям, которые жили на материке, образуя все вместе великую неразбериху из различных народов и языков (ибо они также сдались и покорились инке), чтобы они оставили бы своих богов, не приносили бы в жертву человеческую кровь и плоть и не ели бы ее, не занимались бы содомией, поклонялись бы Солнцу как всеобщему богу, жили бы как люди, следуя законам разума и справедливости. Все это он приказывал им как инка, сын Солнца, законодатель той великой империи, чтобы они не нарушили бы ничего — ни полностью, ни частично — под страхом смерти. Тумпальа и его соседи заявили, что они будут поступать так, как им приказывал инка.

Когда прошли торжество и праздник принятия закона и уложений инки [и] кураки получили большую возможность поразмыслить о строгости законов и [осознать], насколько противоположными они были их [574] законам, и всему их времяпровождению, и их изнеженности, чужая империя стала для них строгой и тяжкой, [и], желая возвратиться к своим непристойностям, жители острова вступили в тайный сговор со всеми своими соседями, теми, кто жил на материке, чтобы убить инку и всех его людей с помощью предательства при первом же случае, который им представится. Обо всем этом они посоветовались со своими поверженными богами, тайно установив их в подходящих местах, чтобы вернуть их дружбу и испросить их милость; принеся им множество жертв и дав большие обещания, они спрашивали их совет и приказ для осуществления того дела, и ответ [на вопрос]: случится ли благоприятное или наоборот. Демон сказал им, чтобы они действовали, что они выиграют свое дело, потому что на их стороне были благосклонность и поддержка их природных богов; все это привело тех варваров к такому высокомерию, что они начали бы свое предприятие без дальнейших промедлений, если бы колдуны и волшебники не помешали им, заявив, что они должны дождаться какого-либо случая, чтобы осуществить его с меньшей опасностью и большей уверенностью, поскольку таковы были совет и указание их богов.

Глава V

ЖИТЕЛИ ПУНЫ УБИВАЮТ КАПИТАНОВ ВАЙНА КАПАКА

Пока кураки строили махинации своего предательства, инка Вайна Капак и его совет занимались правлением и цивилизованной жизнью тех народов, ибо большую часть времени они потратили на это, а не на их покорение. С этой целью возникла необходимость направить некоторых капитанов королевской крови к народам, которые жили на материке, чтобы их, как и все остальные народы их империи, обучить своей пустой религии, законам и обычаям; он приказал им направить гарнизоны людей в крепости (presidios), а также для могущих возникнуть военных действий. Он приказал местным жителям отвести тех капитанов по морю на своих плотах вплоть до устья одной реки, где им было удобно высадиться для выполнения своих задач. Отдав этот приказ, инка возвратился в Тумпис ради других важных дел своего правления, ибо у тех князей не было иного занятия, кроме оказания добра своим вассалам; отец учитель Блас Валера очень точно называет их отцами семейства и заботливыми покровителями [своих] воспитанников; возможно, он дал им эти имена, интерпретируя одно из тех имен, которые, как мы говорили, те индейцы давали своим инкам, называя их любящими и оказывающими благодеяния бедным.

После того как король покинул остров, капитаны приказали отплыть туда, куда им было необходимо; они приказали доставить плоты, чтобы переправиться через тот рукав моря; находившиеся в сговоре кураки, видя, что настал случай для исполнения предательства, решили не [575] отдавать [им] все плоты, (Перуанские морские плоты, управлялись с помощью специальных «выдвижных килей», кеч. вара (исп. гуара)) которые у них имелись, чтобы переправить капитанов инков за два плавания и облегчить для себя то, о чем они договорились, а именно убить их в море. На плотах разместились половина людей и часть капитанов; и те и Другие были по тогдашним временам отборными в военных делах [людьми]; они носили много украшений и нарядной одежды, как люди, наиболее приближенные к королевской особе, и все они были инками или по крови, или по привилегии от первого инки; достигнув определенного места в море, где местные жители решили осуществить свое предательство, они развязали и обрезали веревки, которыми были связаны бревна плотов, и в одной точке сбросили в море капитанов и всех их людей, которые пребывали в беспечности, доверяя мореплавателям; они этими же веслами и оружием самих инков, направленным против своих владельцев, всех поубивали, не сохранив никому жизнь, и хотя инки стремились спастись вплавь, чтобы сохранись жизнь, ибо, как правило, индейцы умеют плавать, им это не помогло, потому что жители побережья, так много упражнявшиеся на море, имеют такое же преимущество над жителями материка, как на воде, так и под водой, как морские животные над сухопутными. Поэтому победа осталась за жителями острова, и они наслаждались добычей, которая была большой и очень богатой, и с великим ликованием и праздником они приветствовали друг друга со своих плотов, передавая поздравления по случаю своих подвигов, и, будучи людьми дикими и тупыми, они считали, что не только оказались свободными от власти инки, но и имели достаточно сил, чтобы отнять у него империю. С этой пустой надеждой они возвратились за капитанами и солдатами, которые оставались на острове, маскируясь со всей возможной тщательностью; и они повезли их туда, куда они направлялись, и на том же месте и таким же способом, как первых, они убили вторых. То же самое они проделали на острове и в остальных союзнических провинциях с теми, кто был оставлен там в качестве губернаторов и министров правосудия и владений Солнца и инки; они убили их со всей жестокостью и с великим презрением к королевской особе; они выставили их головы на дверях своих храмов; их сердца и кровь принесли в жертву своим идолам, тем самым выполнив обещание, которое в начале своего восстания они им дали, если демоны окажут их измене свою помощь и покровительство.

Глава VI

НАКАЗАНИЕ, КОТОРОЕ БЫЛО СОВЕРШЕНО НАД БУНТОВЩИКАМИ

Когда инка Вайна Капак узнал все об этом дурном событии, он много страдал из-за смерти стольких мужей своей королевской крови, таких опытных в мире и на войне, и еще потому, что они остались без погребения, [576] став кормом для рыб; он оделся в траур, чтобы показать свою боль. Траур тех королей символизировал бурый цвет, который здесь называют vellori. Когда [церемониал] оплакивания был закончен, он показал свой гнев; он приказал собрать людей и, заполучив необходимое [количество], с великой поспешностью пошел на восставшие провинции, расположенные на материке; с большой легкостью он покорял их, потому что у них не было ни военных, ни гражданских намерений и соображений (animo militar ni consejo ciudadano), чтобы защитить себя, ни сил, которые могли оказать сопротивление силам инки.

После покорения тех народов, он переправился на остров; его жители оказали кое-какое сопротивление на море, но оно было таким слабым, что они сразу сдались. Инка приказал схватить всех начальников, авторов и советников восстания, и капитанов, и солдат из самых знатных, которые находились во время казни и смерти губернаторов и министров правосудия и военных дел; он приказал обратиться к ним с речью одному мастеру боя из [числа] инков, в которой гот осудил их за их злодеяния, и предательство, и жестокость, проявленную к тем, кто был занят оказанием им благодеяний и стремился вырвать их из их животной жизни, чтобы сделать ее жизнью человеческой; за это, не имея возможности применить свою природную мягкость и доброту, ибо ему не разрешало поступить так правосудие, а совершенное злодейство не было достойно какого-либо снисхождения, инка приказывал подвергнуть их наказанию смертной казнью, которую заслуживало их предательство и коварство. Как только был объявлен приговор, они казнили их разными способами (как они казнили министров инки), ибо одних бросили в море с большими гирями; других проткнули пиками в наказание за то, что они выставили головы инков у дверей своих храмов на копьях и пиках; других обезглавили и четвертовали; других убили их же собственным оружием, как они сами поступили с капитанами и солдатами [инки]; других повесили. Педро де Сиеса де Леон, рассказавший об этом восстании и наказании более подробно, чем о любом другом факте об инках, суммируя то, что было сказано выше, говорит следующие слова, которые взяты из пятьдесят третьей главы: «И поэтому были убиты разными способами убиения многие тысячи индейцев, и посажено на кол и утоплено немало начальников, которые участвовали в совете. После совершения наказания, достаточно большого и наводящего ужас, Гуайна Капак приказал, чтобы в грустные и злополучные времена они обращались бы в своих песнях к злодеянию, совершенному там. Они поют об этом вместе с другими песнями на своих языках на манер исполнения печальных надгробных песен; а затем он намеревался приказать построить через очень широкую реку Гуайакиль дорогу, которая действительно, как это видно по некоторым ее участкам, которые можно видеть, была великолепным сооружением, однако его не закончили и не было целиком построено то, что он хотел, а называется оно — то, о чем я говорю, — [577] проход Гуайна Капака; и, совершив это наказание и приказав, чтобы все подчинялись бы его губернатору, который находился в крепости Тумбес, и приказав другие вещи, инка ушел из того округа». Досюда Педро де Сиеса.

Глава VII

БУНТ ЧАЧА-ПУЙА И БЛАГОРОДСТВО ВАЙНА КАПАКА

Когда король Вайна Капак находился в пути [и] когда он отдал приказ возвращаться в Коско и посетить [по дороге] свои королевства, к нему пришло много касиков тех провинций побережья, которое он покорил и включил в свою империю, с великими подношениями всего того лучшего, что они имели в своих землях, и среди прочих вещей они принесли свирепейших льва и тигра, которых очень высоко оценил инка, и он приказал, чтобы их охраняли и кормили с большой заботой. Дальше мы расскажем о чуде, которое совершил бог, наш господин, с теми животными ради блага христиан, по причине которого индейцы стали им поклоняться, говоря, что они дети Солнца. Инка Вайна Капак вышел из Тумписа, оставив все необходимое для правления в мире и на войне; по дороге он посещал половину своего королевства, [если разделить его] по длине, вплоть до Чича—последней оконечности Перу, имея намерение при возвращении посетить вторую половину, которая расположена восточное; из Чича он направил посланцев в королевство Тукма, которое испанцы называют Тукуман; он также направил их в королевство Чили; он приказал, чтобы одни и другие взяли бы много одежды инков для ношения вместе с другими подношениями от его особы для королевских губернаторов, капитанов и министров и для местных кураков, чтобы от имени инки им была бы оказана милость теми знаками отличия, которые так ценились среди тех индейцев. В Коско по пути туда и обратно он посетил крепость, строительство здания которой уже заканчивалось; он приложил свои руки к кое-каким делам стройки, чтобы оказать милость и ободрить старших мастеров и всех остальных, работавших на ней. Закончив посещение, которое заняло у него более четырех лет, он приказал подымать людей, чтобы начать завоевание за Тумписом дальше по побережью моря в сторону севера; когда инка находился в провинции Каньарис, ибо он думал идти на Киту, чтобы оттуда спуститься к побережью для [его] завоевания, ему доставили известие, что большая провинция Чача-пупа, видя, что он занят войнами и завоеваниями такой большой важности, восстала, доверившись трудной доступности своего месторасположения и множеству очень воинственных людей, которыми она располагала; и что, прикрываясь дружбой, они убили губернаторов и капитанов инки, и среди солдат было много убитых и много взято в плен, чтобы использовать их как рабов. Это причинило Вайна [578] Капаку огромнейшую боль и [вызвало] досаду, и он приказал, чтобы воины, со многих сторон шагавшие к побережью, свернули бы к провинции Чача-пуйа, которую он намеревался подвергнуть строгому наказанию; а он сам направился в местность, где должны были соединиться вместе солдаты. Пока [его] люди сосредотачивались, инка направил посланцев к чачапуйцам, которые должны были предложить им прощение, если они покорятся его служению. Эти же, вместо того чтобы ответить по-хорошему, плохо обошлись с посланцами, [обозвав их] непочтительными словами и угрожая смертью, что привело инку к полнейшему негодованию; он приказал ускорить сбор людей; с ними он зашагал к большой реке, где было уже построено много очень легких плотов, которые на всеобщем языке Перу называют чучав.

Считая, что его особе и [его] войску было непристойно переправляться через реку группами по шесть или по семь [человек] на плоту, инка приказал составить из них мост, соединив их все вместе, словно плетень, брошенный на воду. Индейцы — воины и из [вспомогательных] служб — приложили столько усердия, что за один полный день построили мост. Инка прошел [по нему] со своим войском, построенным по эскадронам, и с большой поспешностью зашагал в направлении к Каса-маркилье, которая является одним из главных селений той провинции; он шел с намерением разрушить и опустошить [его], потому что этот князь кичился всегда тем, что был так же строг и суров с восставшими и упорствующими, как мягок и кроток с униженными и покорными.

Узнав о гневе инки и о силе его войска, восставшие слишком поздно оценили свое преступление и их охватил страх, ибо наказание было уже близко. И не зная, что предпринять, потому что им казалось, что, помимо главного преступления, [их] упорство и то, как они ответили инке на его требования, закрыли двери его милосердию и жалости, они решили покинуть свои селения и дома и убежать в горы, и так поступили все, кто только мог. Старики, оставшиеся вместе с остальными немощными людьми, как более опытные, вспомнили о благородстве Вайна Капака, который никогда не отказывал какому-либо прошению, если к нему обращалась женщина; они призвали одну чачапуйскую матрону, урожденную того селения Каса-маркилья, которая была женой великого Тупака Инки Йупанки, одной из его многочисленных сожительниц, и с помощью лести и слез, которых требовала нависшая опасность, они убедили ее, что для них не было иного выхода, ни надежды для себя, и своих жен, и детей, и всех своих селении и провинции, которая будет опустошена, кроме как если она попытается уговорить инку, своего сына, простить их.

Матрона, видя, что и она и вся ее родня, без какого-либо исключения, также подвергаются той же самой опасности, вышла со всей поспешностью в сопровождении других женщин всех возрастов, не согласившись, чтобы с ними пошел хоть один мужчина, и пошла навстречу инке, которого она нашла почти в двух лигах от Каса-маркильи. И, распластавшись [579] у его ног, с великой храбростью и решительностью она сказала ему: «Единственный господин, куда ты идешь? Разве ты не видишь, что гнев и ярость толкают тебя на разрушение провинции, которую твой отец завоевал и присоединил к твоей империи? Ты разве не замечаешь, что идешь против своей же доброты и милосердия? Ты не думаешь, что завтра тебе будет тяжело из-за того, что сегодня ты не сдержал свой гнев и свою ярость, и не пожалеешь ли ты о том, что было сделано? Почему ты не вспомнишь о своем прозвище Вакча-куйак, что значит любящий бедных, которым ты так гордишься? Почему ты не испытываешь жалость к этим обедненным разумом, хотя и знаешь, что это самая большая из всех бедностей и из любой нищеты человека? И, хотя они не достойны этого, вспомни о своем отце, который завоевал их, чтобы они были бы твоими. Вспомни о себе самом, что ты сын Солнца; не позволяй, чтобы несчастье, порожденное твоим гневом, запятнало бы великую славу твоего прошлого, настоящего и будущего за то, что ты применил бесполезное наказание, пролив кровь людей, которые уже покорились тебе. Смотри, ведь, чем страшнее были преступление и вина этих ничтожеств, тем больше будут сиять твои мягкость и милосердие. Вспомни, что все твои предки отличались этими [качествами] и как они гордились ими; смотри, ты же вся их сущность. Я умоляю тебя, зная, кто ты есть, простить этих бедных, а если ты не окажешь мне честь, уступив этой просьбе, по крайней мере уступи мне [в другом] — пусть я буду первой, на кого обрушится меч твоего правосудия, чтобы я не видела полного уничтожения своих [родичей], ибо я также урожденная этой провинции, которая так разгневала тебя».

Сказав эти слова, матрона умолкла. Остальные индианки, которые пришли вместе с ней, подняли жалобный крик и плач, множество раз повторяя прозвища и имена инки, говоря ему: «Единственный господин, сын Солнца, любящий бедных, Вайна Капак, будь милосерден к нам и к нашим отцам, мужьям, братьям и сыновьям».

Инка долго пребывал в удивлении, обдумывая суждения мамакуны, а так как к ней присоединились другие индианки, призывы и плач которых молили о том же, он, испытывая к ним жалость и усмиряя своей природной мягостью и милосердием пламя своего справедливого гнева, подошел к [своей] мачехе и, подняв ее с земли, сказал: «Тебя справедливо считают маманчикой — это означает всеобщая мать (он хотел [этим] сказать моя мать и мать всех своих),— ибо ты смотришь так далеко и заботишься о том, что оказывает мне честь и что достойно памяти величия моего отца; я тебе весьма и очень благодарен, ибо нет сомнения в том, как ты сказала, что завтра мне будет тяжело из-за того, что сегодня я поддался своей ярости. Ты действительно выполнила долг матери в отношении своих, потому что столь успешно выкупила их жизни, и спасла их селения, и для всех нас оказалась такой доброй матерью; сделаю то, что ты приказываешь, и подумай, может быть, есть еще что-то, [580] что ты должна приказать мне. Возвращайся в добрый час к своим, и прости их от моего имени, и окажи им любую другую милость и любезность, какую ты сочтешь нужной, и скажи им, что им следует отблагодарить тебя, а чтобы они лучше убедились бы в том, что они прощены, ты возьмешь с собой четырех инков, моих братьев и твоих сыновей, которые пойдут без воинов, а только с нужными министрами, чтобы привести их к полному миру и доброму правлению». Сказав это, инка повернул свое войско, приказав ему шагать в сторону побережья, согласно своему первоначальному намерению.

Чачапуйпы так поверили в то, что совершенное ими было преступлением, и в милосердие инки, что с тех пор были всегда верными вассалами, а в память и в знак почтения того великодушия, которое было проявлено к ним, они окружили изгородью место, где случилась беседа мачехи со своим пасынком Вайна Капаком, чтобы оно охранялось бы как священное место (поскольку на нем произошел столь великий подвиг) и никто, ни человек, ни зверь, ни даже птица, если это было бы возможно, не ступали бы там ногой. Они поставили вокруг него три изгороди; первая — из очень хорошо отполированного камня, вторая — из неотесанного камня, чтобы она защищала бы первую; третью изгородь построили из адобов, чтобы она защищала две другие. Сегодня кое-где все еще видны их развалины; они бы простояли много веков — так хорошо они были построены, — однако этого не захотела признавать [человеческая] алчность, ибо, разыскивая в подобных местах сокровища, она обрушила на землю все стены.

Глава VIII

БОГИ И ОБЫЧАИ НАРОДА МАНТЫ, И ЕГО ПОКОРЕНИЕ И ПОКОРЕНИЕ ДРУГИХ ЧРЕЗВЫЧАЙНО ВАРВАРСКИХ НАРОДОВ

Вайна Капак изменил свой маршрут и направился к побережью моря для завоевания, которое он там намеревался осуществить; он подошел к границам провинции, которая известна под названием Манта, в округе которой расположен порт, именуемый испанцами Пуэрто-Вьехо; почему они назвали его так, мы рассказали в начале этой истории. Местные жители той округи на многие километры по побережыо в направлении на север имели одни и те же обычаи и одно и то же идолопоклонство: они поклонялись морю и рыбам, которые в большом изобилии убивали для еды; они поклонялись [также] тиграм и львам, и большим змеям, и другим пресмыкающимся, как им взбредет в голову. Среди прочего в долине Манта, которая была чем-то вроде метрополии всей той округи, они поклонялись огромному изумруду, который, как они говорили, был немногим меньше яйца страуса. Они выставляли его напоказ на своих крупнейших праздниках; индейцы приходили издалека, чтобы поклоняться ему, и совершать жертвоприношения, и принести подношения [в виде] [581] других меньших изумрудов; потому что жрецы и касик Манты заставляли их верить, что для главной богини изумруда получение других, более мелких изумрудов было весьма приятным жертвоприношением, и подношением, потому что они являлись его дочерьми. С помощью этого жалкого учения они собрали в том селении большое количество изумрудов, где их и обнаружили дон Педро де Альварадо и его товарищи, одним из которых был Гарсиласо де ла Вега, мой господин, когда они направились на завоевание Перу, а большую их часть они разбили на наковальне, утверждая (поскольку они были плохими ювелирами), что если они были бы драгоценными камнями, они не должны были раскалываться, какой бы силы не были удары, а если они дробились, то это были стекла, а не драгоценные камни; тот [изумруд], которому они поклонялись как богине, индейцы спрятали сразу же после того, как испанцы вошли в то королевство; и они спрятали его таким образом, что, несмотря на огромные старания и угрозы, которые из-за них были здесь применены, он никогда больше не появлялся, как случилось и с другими неисчислимыми сокровищами, которые были утеряны на той земле.

Жители Манты и ее округи, особенно побережья (но не те, что живут в глубине материка, которых называют горцами), занимались содомией наиболее открыто и наиболее бессовестным образом, чем все остальные народы, у которых мы отмечали этот порок. Они женились при условии, что родичи и друзья жениха, а не муж, первыми насладятся невестой. Они сдирали кожу с тех, кого брали в плен на войне, и набивали пеплом скальпы, так что они казались такими, какими были [при жизни], и в знак победы они подвешивали их к дверям своих храмов и на площадях, где совершали свои праздники и пляски.

Инка направил им свои обычные требования, чтобы они подготовились бы к войне или покорились его империи. Люди Манты уже давно знали, что не смогут оказать сопротивление могуществу инки, и, хотя они попытались объединиться с многочисленными народами своей округи для совместной защиты, они не смогли привести их к согласию и к союзу, потому что большинство из них жило без всякого порядка, законов и правления; по этой причине одни и другие с большой легкостью покорились Вайна Капаку. Инка принял их любезно, одарив их милостями и подарками, и, оставив губернаторов и министров, чтобы они обучили бы их своему идолопоклонству, законам и обычаям, он прошел дальше в своем завоевании к другой большой провинции, именуемой Каранке; в ее округе живет много народов; они не знали ни порядка, ни законов, ни правления. Они легко покорились, потому что не стремились защитить себя и не смогли бы этого сделать, даже если бы захотели, ибо силе инки уже ничто не могло противостоять, такой огромной она была; с этими они поступили так же, как и с предыдущими, и, оставив учителей и губернаторов, они продолжили свое завоевание и пришли к другой провинции, [где жили] самые варварские и безрассудные люди из всех, которые [582] были завоеваны до этого на побережье: мужчины и женщины острыми кончиками камней наносили узоры на свои лица; детям при рождении уродовали головы: они клали им на лоб и на затылок по дощечке и сжимали их день ото дня, пока они не достигали четырех или пяти лет, отчего голова становилась широкой от одной стороны до другой и узкой ото лба до затылка; и, не удовлетворяясь той ее шириной, которую они могли ей придать, они стригли волосы на макушке и затылке, оставляя те, что растут по обеим сторонам [головы]; а те волосы также не должны были быть причесаны или уложены; они стояли и торчали [по сторонам], чтобы делать еще более чудовищными их лица. Они кормились своей рыбной ловлей, ибо они великолепнейшие рыбаки, и дикими травами, и корнями, и плодами; ходили они обнаженными; поклонялись как богам [тем же] вещам, о которых мы рассказали, [говоря] об их соседях.

Эти народы называются апичики, пичунси, сава, пекльан-симики, пампа-васи и другие, которые живут в той округе. Покорив и включив их в свою империю, инка прошел дальше к другой [провинции], именуемой Сарамису, а оттуда к другой, которую называют Пасау, расположенной прямо под экваториальной линией; люди той провинции были самыми дикими из всех народов, которые покорили инки; у них не было богов, и они не знали, что такое поклонение; у них не было ни селений, ни домов; они жили в дуплах деревьев, растущих на горах, которые отличаются там большой крутизной; у них не было ни признанных жен, ни признанных детей; они открыто занимались содомией; они не умели возделывать землю или делать что-либо полезное для себя; они ходили обнаженными; у них имелись узоры на наружной и на внутренней сторонах губ; кроме того, они раскрашивали лица, разделяя их на четыре части, в разные краски, одну четверть в желтый [цвет], другую в синий, другую в красный и другую в черный, варьируя красками каждый по своему вкусу; их головы никогда не причесывались; волосы были длинными и взлохмаченными, утыканы соломой и набиты пылью и всем, что на них падало; иными словами, они были хуже животных. Я видел их своими глазами, когда ехал в Испанию в году тысяча пятьсот шестидесятом, ибо там останавливался на три дня наш корабль, чтобы набрать воду и провиант; тогда многие из них появились на своих плотах из камыша, чтобы вести торговлю с теми, кто [плыл] на корабле, а торговля заключалась в продаже крупных рыб, которых они убивали своими острогами у всех на виду, что они, будучи такими грубыми людьми, проделывали хитроумно и с исключительной ловкостью, так что испанцы ради удовольствия посмотреть, как они их убивают, покупали рыб еще до того, как они их убивали; а за рыбу они просили морские сухари и мясо, а другой платы они не хотели; свой срам они прикрывали фартучками, сделанными из коры или листьев деревьев; и это скорее из уважения к испанцам, нежели по собственной скромности; [они были] действительно дикими, абсолютно некультурными, каких только можно себе представить. [583]

После того как Вайна Капак увидел и убедился в трудностях расположения [тамошних] земель, таких печальных и труднодоступных, и дикости людей, таких грязных и тупых, и [понимая], что труд, который мог бы быть вложен для того, чтобы сделать их культурными (pulicia) и благовоспитанными, окажется потерян, сказал, как о том рассказывают его люди: «Возвратимся назад, ибо эти недостойны иметь нас господином». И, сказав это, он приказал войску возвратиться, оставив жителей Пасау такими же тупыми и неразвитыми, какими они были прежде.

Глава IX

О ГИГАНТАХ, КОТОРЫЕ ЖИЛИ В ТОМ РАЙОНЕ, И ИХ СМЕРТИ

Прежде чем мы покинем этот район, будет хорошо, если мы сообщим об одной знаменитой истории, вызывающей огромное восхищение, которую сохраняют местные жители уже многие века, [а именно] о гигантах, которые, как говорят, приплыли по морю к той земле и высадились на мысе, именуемом Святая Елена; его назвали так, потому что испанцы увидели его впервые в ее [этой святой] день. А так как из испанских историков, которые говорят о гигантах, наиболее подробно пишет Педро де Сиеса де Леон как человек, получивший сообщение в той самой провинции, где жили гиганты, я счел нужным рассказать здесь то же самое, что говорит он, взятое дословно; и хотя отец учитель Хосеф Акоста и генеральный казначей Агустин де Сарате рассказывают то же самое, они говорят об этом очень коротко и суммированно. Педро де Сиеса более подробно говорит то, что следует дальше, глава пятьдесят вторая: «Так как в Перу ходит слава о гигантах, которые высадились на побережье на мысу Святой Елены, который находится в пределах [округи] этого города Пуэрто-Вьехо, я счел нужным сообщить то, что слышал о них, согласно тому, как я это понял, не принимая во внимание соображения простонародья и их разные рассказы, ибо они всегда преувеличивают вещи по сравнению с тем, какими они были [действительно]. Рассказывают местные жители, основываясь на услышанном от своих отцов рассказе, который существовал и существует очень давно, что на плотах из тростника, сделанных в виде больших лодок, по морю приплыли такие огромные люди, что у некоторых из них высота колена была такой же, как [длина] тела обычного человека, даже если сам он был хорошего роста, и что части их тела так соответствовали их огромной величине, что вызывал ужас вид [их] голов — такими огромными они были — и спадавших на плечи волос. Глаза же были такими же большими, как небольшие тарелки; утверждают, что у них не было бород и что некоторые из них были одеты в звериные шкуры, а другие [ходили] в том, чем их наградила природа, и что они не привезли с собой женщин; прибывшие на этот мыс, после [584] того как они устроили свое жилище наподобие селения (ибо даже в эти времена сохраняется память о местах, где стояли эти их штуки (cosas), которые они построили) [и] не обнаружили [пресную] воду, от отсутствия которой они страдали, они вырыли глубочайшие колодцы, являвшиеся сооружением, само по себе достойным памяти, ибо оно было создано столь чрезвычайно сильными людьми, как это можно предположить о них, поскольку они были такими громадными. Они рыли эти колодцы прямо в скале, пока не обнаружили воду, а затем они выложили их камнем от воды до самого верха, так что они просуществовали много времен и веков; в них имеется очень хорошая и вкусная вода, и она всегда холодная, по причине чего пить ее — большое удовольствие.

Когда эти большие люди, или гиганты, построили свои жилища и у них появились эти колодцы, или цистерны, из которых они пили, они стали уничтожать и поедать любую пищу, которую обнаруживали в окрестных землях; они столько ели, что, как говорят, один из них съедал больше, чем пятьдесят мужчин из местных жителей той земли; а так как им не хватало еды, которую они находили [на земле], чтобы поддерживать свое существование, они убивали много рыбы в море, [ловя] ее своими сетями и рыболовными принадлежностями, которые у них имелись. Местные жители испытывали к ним великое отвращение, потому что если они пользовались их женщинами, то те умирали, а их самих они убивали по другим причинам. А индейцев не было достаточно много, чтобы убить этих новых людей, которые пришли захватить их земли и владения; и хотя они собирали большие сборища, чтобы обсудить этот [вопрос], однако они не рискнули напасть на них. По прошествии нескольких лет, когда в этом месте все еще пребывали эти гиганты, поскольку у них не было женщин, а местные женщины для них не подходили из-за их величины, а может быть, по причине того, что проклятый дьявол посоветовал и подбил их согрешить, они стали практиковать одни с другими отвратительный грех содомии в огромных и ужасающих размерах, практикуя и совершая его публично и в открытую, не опасаясь бога и своего собственного малого стыда; и все местные жители утверждают, что бог, наш господин, поскольку столь отвратительный грех даже не был чем-либо прикрыт, предал их наказанию, соответствовавшему безобразности их греха; и они так рассказывают, что, когда те находились все вместе, предаваясь своей проклятой содомии, с неба упал огонь, страшный и ужасный, с великим грохотом, из середины которого вышел сияющий ангел с острым и блестящим мечом, которым он одним только ударом всех их убил, и огонь поглотил их, оставив от них только несколько костей и черепов, которые не были уничтожены огнем в память о наказании, как того пожелал господь. Это рассказывают о гигантах, что, как мы думаем, имело место, потому что в той части [материка], которую они указывают, находили и находят огромнейшие кости, и я слышал от испанцев, которые видели куски коренного зуба, который, как они клятвенно [585] заверяли, будучи целым, весил бы половину фунта, [которым пользуются в] мясной лавке; а также, что они видели часть берцовой кости, об огромных размерах которой невозможно рассказывать без восхищения, что является свидетельством случившегося; ибо, кроме этого, можно увидеть место, где находились их селения и колодцы, или цистерны, которые они построили. Желание утверждать или [просто] сказать, откуда и каким путем пришли эти [гиганты], я не имею, потому что не знаю этого.

В год тысяча пятьсот пятидесятый, находясь в Городе Королей, когда сиятельнейший дон Антонио де Мендоса был вице-королем и губернатором Новой Испании, я слышал рассказ, что в нем были найдены некоторые кости таких громадных людей, как эти гиганты, и даже большие, и, помимо этого, я также слышал еще до этого, что в древнейшем погребении в городе Мехико или в другой части того королевства были обнаружены некоторые гигантские кости. Из этого можно решить, поскольку столькие их видели и столькие утверждают это, что эти гиганты существовали, и даже возможно, что они были одними и теми же. (В легенде о гигантах обращают на себя внимание некоторые подробности, позволяющие предполагать, что речь идет о разведывательной экспедиции полинезийцев. Последние направляли такие экспедиции во все стороны, отыскивая новые земли, причем в этих случаях ездили только мужчины (в легенде «гиганты» прибыли без женщин, т. е. не были переселенцами). Полинезийская разведывательная экспедиция скорее всего могла достичь американского берега вблизи экватора, пользуясь экваториальным противотечением, а затем двинуться вдоль побережья на юг до зоны южного пассатного течения, с которым было очень удобно возвратиться в Полинезию, подождав благоприятного ветра (в легенде «гиганты» жили довольно долго на берегу). Мыс св. Елены на северном конце Гуаякильского залива вполне подходил для стоянки полинезийских разведчиков, ожидавших попутного ветра. «Гиганты» прибыли на лодках, что совершенно необычно для прибрежных индейцев, плававших на плотах. Полинезийцы вполне могли сойти за великанов у низкорослых прибрежных индейцев. «Гиганты» не стремились завоевать индейцев, но и не боялись их, захватывали женщин и, очевидно, познакомились с местной культурой. Полинезийское название сладкого картофеля совпадает с местным названием (кумар), употреблявшимся только в этой провинции. Кости ископаемых животных — обычное доказательство существования великанов, в порядке «материализации» легенды.)

На этом мысу Святой Елены (который, как я сказал, находится на побережье Перу в округе города Пуэрто-Вьехо) можно увидеть очень примечательную вещь, а именно некоторые источники и родники такого великолепного гудрона, которым можно было бы проконопатить все корабли, какие только пожелаешь, ибо он бьет ключом. И этот гудрон должен быть какой-то подземной рекой (minero), которая течет в том месте; на поверхность же он выходит очень горячим», и т. д. Досюда из Педро де Сиеса, взятое нами из его истории, чтобы познакомиться с преданием, которое те индейцы хранили о гигантах, и с гудроном, бьющим ключом в том же самом месте, что также вещь примечательная.

Глава Х

ТО, ЧТО ВАЙНА КАПАК СКАЗАЛ О СОЛНЦЕ

Как было сказано, король Вайна Капак приказал возвратить свое войско из провинции, именуемой Пасау, на которую он указал как на конец и границу своей империи в том направлении, что означает на севере, и распрощавшись с ним, он отправился в сторону Коско, посещая [по пути] свои королевства и провинции, оказывая милости и верша правосудие, когда о нем просили его. Во время этой поездки, длившейся несколько лет, он зашел в Коско к моменту, когда отмечался главный праздник Солнца, который они называли Райми. Индейцы рассказывают, что в один из девяти дней, во время которых продолжался праздник [и по истечении которых] снова разрешалось по их обыкновению смотреть на Солнце (что им было запрещено, поскольку считалось непочтительным поступком), он устремил свой взор на него или куда-то рядом с ним, куда Солнце позволяло смотреть; и так он стоял какое-то время, глядя на [586] него. Верховный жрец, каковым являлся один из его дядей, находившийся [в тот момент] рядом с ним, сказал ему: «Что ты делаешь, инка? Разве ты не знаешь, что это делать недозволено?».

Тогда король опустил глаза, однако вскоре он вновь поднял их с той же самой свободой и направил на Солнце. Верховный жрец запротестовал, говоря: «Подумай, единственный господин, что ты делаешь, ибо, помимо того, что нам запрещено свободно смотреть на нашего отца Солнце, поскольку это непочтительно, ты даешь дурной пример всему своему двору и всей своей империи, которая представлена (cifrado) здесь, чтобы отпраздновать почитание и поклонение, которые они должны совершить в честь твоего отца как единственного и высшего господина». Повернувшись к жрецу, Вайна Капак сказал ему: «Я хочу задать тебе два вопроса, чтобы ответить на то, что ты мне сказал. Я ваш король и всеобщий господин; найдется ли среди вас такой отважный, который по своему желанию прикажет мне встать и совершить долгое путешествие?». Жрец ответил: «Кто же позволит себе подобное этому безрассудству?». Инка возразил: «А найдется ли какой-либо курака из моих вассалов, каким бы богатым и могущественным он не был бы, который не подчинится мне, если я ему прикажу идти с почтой отсюда до Чили?». Жрец сказал: «Нет, инка, не найдется такого, который не подчинился бы тебе [и] любому твоему приказанию, если бы даже речь шла о смерти».

Тогда король сказал: «Я говорю. тебе, что это наш отец Солнце должен иметь [над собой] другого главного господина, более могущественного, чем он. Он приказывает ему совершать этот путь, который он совершает без остановок, ибо, будучи верховным господином, он иногда прерывал бы свой путь и отдыхал бы по своему желанию, хотя бы для этого не было бы никакой необходимости». В результате этого и других подобных высказываний, которые испанцы слышали в рассказах индейцев об этом князе, они говорили, что, если бы он смог познакомиться с христианским учением, он бы воспринял с большой легкостью католическую веру благодаря своему хорошему восприятию и тонкому уму. Один испанский капитан, который среди многих других также должен был слышать этот рассказ о Вайне Капаке, ибо он был известен во всем Перу, присвоил его себе и рассказал его отцу учителю Акосте как свой собственный, а может быть, что так оно и было. Его преподобие записал его в пятой книге истории Нового Света, глава пятая, а затем вслед этому рассказу он записал высказывание Вайна Капака, не называя его по имени, которое ему также довелось услышать; а говорит он следующие слова: «Сообщают об одном из королей ингов, человеке очень тонкого ума, что он, видя как все его предки поклонялись Солнцу, сказал, что ему самому не кажется, что Солнце было богом и оно не могло им быть. Потому что бог был великим господином, который творит свои дела, пребывая в великом покое и барстве, а Солнце никогда не останавливает [587] движение и поэтому столь беспокойная штука (cosa) не могла на его взгляд быть богом. Он хорошо сказал, и, если с помощью ненавязчивых суждений, которые легко воспринимаются, раскрывать индейцам их заблуждения и слепоту, они великолепным образом поддаются убеждению и склоняются перед правдой». Досюда из отца Акосты, чем он и заканчивает ту главу. Индейцы, такие робкие и верящие в предзнаменования в своем идолопоклонстве, сочли дурным предзнаменованием новость о том, что их король с такой свободой смотрел на Солнце. Вайна Капак поступил так, потому что слышал, что говорил о Солнце его отец Тупак Инка Йупанки, что является почти одним и тем же [со сказанным им самим], как это было изложено в [рассказе о] его жизни.

Глава XI

ВОССТАНИЕ КАРАНКЦЕВ И ИХ НАКАЗАНИЕ

Когда инка Вайна Капак был занят посещением своих королевств — это было последнее посещение, которое он совершил, — ему доставили известие, что провинция Каранке, которую, как мы говорили, он завоевал у последних предков королевства Киту, [населенная] храбрыми и жестокими людьми, которые ели человеческое мясо и приносили в жертву кровь, головы и сердца тех, кого убивали, не будучи более в состоянии переносить гнет инки, особенно закон, который запрещал есть человеческое мясо, восстали вместе с другими провинциями своей округи, имевшими те же самые обычаи и опасавшиеся империи инков, ибо она уже стояла у их ворот, потому что она должна была запретить им то же самое, что запретила их соседям [и] что являлось самым ценным в их звериной жизни и усладах; по этим причинам они с легкостью объединились вместе и в, большом секрете снарядили огромное число людей, чтобы убить губернаторов, и министров инки, и воинов гарнизона, находившихся вместе с ними; а пока приближалось назначенное для исполнения их предательства время, они служили им с наибольшим благоговением и проявлениями любви, на которые было способно их притворство, чтобы застать их врасплох и убить их с большей для себя безопасностью; день пришел, они убили их с величайшей жестокостью и преподнесли [их] головы, сердца и кровь своим богам в [знак] служения и благодарности за то, что они освободили их от господства инков и восстановили им их древние обычаи; они съели их тела с большим удовольствием и великой прожорливостью, не жуя заглатывая мясо, в отместку за то, что они наложили на него запрет так много времени тому назад и наказывали тех, кто, совершая преступление, ел его; все бесстыдства и оскорбления, которые можно было совершить, они совершили; все это, будучи узнано Вайна Капаком, причинило ему большие страдания и [вызвало] [588] гнев; он приказал снарядить воинов и капитанов, которые должны были пойти и покорить за преступление и злодеяния тех зверей, а сам он двинулся следом за ними, чтобы [самому] наблюдать за тем, что произойдет. Капитаны пошли к каранкцам, и, прежде чем начать войну, они направили посланцев от имени инки, предлагая им прощение за их преступление, если они попросят милосердия и сдадутся на волю короля. Восставшие, будучи варварами, не только не захотели сдаваться, а предпочли ответить самым бесстыдным образом и плохо обошлись с посланцами, разве только что не убили их. Узнав о новом оскорблении, Вайна Капак пошел к своему войску, чтобы самому начать войну. Он приказал вести войну в огне и крови; погибло много тысяч человек с обеих сторон, потому что враги, как люди восставшие, сражались упорно, а люди инки ради кары за оскорбление их короля вели себя как добрые солдаты; а так как мощи инки никто не мог противостоять, враги в скором времени утратили силы; они дрались не в открытых сражениях, а производя внезапные нападения и устраивая западни, защищая трудные проходы, горные цепи и укрепленные места, однако сила инки сокрушила все и покорила врагов; они взяли в плен многие тысячи, а главных виновников, являвшихся авторами восстания, было две тысячи человек; часть из них составляли каранкцы, которые восстали, а [другую] часть союзники, которые еще не были завоеваны инкой. Все они подверглись суровой и запомнившейся каре; он приказал, чтобы их обезглавили посредине большой лагуны, которая находится между землями одних и других; чтобы название, которое ей тогда присвоили, сохранило бы память о преступлении и о наказании, ее называли Йавар-коча: это значит озеро или море крови, потому что лагуна превратилась в кровь, столько в ней ее было пролито. Педро де Сиеса, коротко касаясь этого случая (passo), глава тридцать шестая, говорит, что обезглавленных было двадцать тысяч; он должен был бы сказать это относительно всех убитых на той войне с одной и другой сто-, роны, ибо она была очень упорной и беспощадной.

Совершив наказание, инка Вайна Капак направился в Киту, весьма расстроенный и недовольный тем, что в его царствование произошли такие жестокие и бесчеловечные преступления, которые в силу необходимости требовали строгих и жестоких наказаний, противных природному характеру его самого и всех его предков, которые кичились мягкостью и милосердием; ему было больно, что восстания происходят [именно] в его времена, чтобы сделать их несчастливыми, а не в прошлом, потому что они не могли вспомнить, чтобы имело место какое-то другое восстание, кроме ванков во время Инки Вира-кочи. Однако, хорошо присмотревшись [к происходившему], похоже, что то были предвестники и предзнаменования, которые угрожали в весьма близком будущем другим, более крупным восстанием, которое явилось причиной отчуждения и потери [инками] их империи и полного уничтожения их королевской крови, как мы вскоре увидим. [589]

Глава XII

ВАЙНА КАПАК ДЕЛАЕТ КОРОЛЕМ КИТУ СВОЕГО СЫНА АТА-ВАЛЬПУ

Инка Вайна Капак, как мы писали выше, имел от дочери короля Киту (она должна была унаследовать то королевство) своего сына Ата-вальпу. Он обладал хорошим разумением и острым умом, был хитрым, проницательным, коварным и осторожным, а в делах войны — воинственным и решительным, аристократом по телосложению и с красивым лицом, чем отличались, как правило, все инки и пальи; за эти достоинства тела и духа его нежно любил отец и всегда брал с собой; он хотел оставить ему в наследство всю свою империю, однако, не имея возможности лишить прав перворожденного сына и законного наследника, каковым являлся Васкар Инка, он попытался вопреки закону и правилам всех своих предков лишить его хотя бы королевства Киту, придав этому [акту] видимость и окраску справедливости и возмещения понесенных [Ата-вальпой] потерь. Для этого, он приказал позвать принца Васкара Инку, находившегося в Коско; когда тот прибыл, он созвал великий сбор своих сыновей и множества капитанов и кураков, которые находились при нем, и в присутствии всех их он заговорил со своим законнорожденным сыном и сказал ему: «Известно, принц, что, согласно древнему обычаю, который наш первый отец инка Манко Капак оставил нам для его соблюдения, это королевство Киту принадлежит вашей короне, ибо так было всегда вплоть до сегодняшнего дня, ибо все королевства и провинции, которые завоевывались, соединялись и включались в вашу империю, подчиняясь юрисдикции и господству нашего имперского города Коско. Однако, потому что я очень люблю вашего брата Ата-вальпу и меня огорчает видеть его бедным, мне бы доставило радость, если бы вы сочли за добро оставить ему в наследство и наследование королевство Киту (которое принадлежало его дедам по материнской линии и сегодня должно было принадлежать его матери) из всего того, что я завоевал для вашей короны, чтобы он мог жить как король, как этого заслуживают его достоинства, ибо, будучи таким хорошим братом, каким он является [для вас], он сможет лучше служить вам во всем, что вы ему прикажете, если он будет располагать тем, чем сможет [служить], нежели если он будет бедным; а в оплату и в возмещение того немногого, о чем я вас сейчас прошу, вам остаются многие провинции и королевства, весьма обширные и широкие, расположенные вокруг ваших [владений], которые вы можете захватить, в завоевании которых вам будет служить солдатом и капитаном ваш брат, а я уйду удовлетворенным из этого мира, когда направлюсь отдыхать к нашему отцу Солнцу».

Принц Васкар ответил с большой легкостью, [что] его крайне радовало повиноваться инке, своему отцу, в том и любом другом деле, которое [590] будет ему приказано, и что, если для его большего удовольствия имелась необходимость отказаться от других провинций, чтобы он мог больше передать своему сыну Ата-вальпе, он также готов это сделать в обмен на его спокойствие. Этот ответ очень удовлетворил Вайна Капака; он приказал, чтобы Васкар возвратился в Коско; он старался ввести во владения королевством [Киту] своего сына Ата-вальпу; он добавил ему другие провинции, помимо Киту, дал ему испытанных капитанов и часть своего войска, чтобы они служили и сопровождали бы его; иными словами, он старался создать все, какие мог, выгоды ради его блага, хотя бы они причиняли вред принцу-наследнику; он во всем вел себя как преданный и плененный любовью к сыну отец; он хотел провести в королевстве Киту и его округе оставшиеся годы своей жизни; он принял это решение как для того, чтобы оказать покровительство и воодушевить [своим присутствием] королевство своего сына Ата-вальпы, так и для того, чтобы успокоить и усмирить те вновь завоеванные прибрежные и материковые провинции, ибо они, [населенные] воинственными людьми, хотя и дикими и безрассудными, не смирялись под властью и правлением инков; по этой причине он испытывал необходимость переселить многие из тех народов в другие провинции, а вместо них привести другие из числа спокойных и мирных, что являлось средством, с помощью которого те короли предохраняли себя от восстании, как мы подробно рассказывали, когда говорили о трансплантации, которую они называли митмак.

Глава XIII

ДВЕ ЗНАМЕНИТЫЕ ДОРОГИ, КОТОРЫЕ ИМЕЛИСЬ В ПЕРУ

Будет справедливо [в рассказе] о жизни Вайна Капака упомянуть о двух королевских дорогах, которые проходили вдоль [всего] Перу с севера на юг, потому что их приписывают ему; одна из них проходит по долинам, что значит — по побережью моря, а другая — по горным цепям, что значит — в глубине материка; историки говорят о них со всей доброй похвалой, однако [это] сооружение было столь великим, что превосходит любую картину, которую можно о нем создать; а так как я не могу обрисовать их столь хорошо, как они это делают, я скажу дословно то, что каждый из них говорит. Агустин де Сарате, книга первая, глава тринадцатая, рассказывая о происхождении инков, говорит то, что следует: «По праву наследования этих ингов пришел к власти один из них, которого называли Гуайнакава (это означает богатый молодой человек), который являлся тем, кто завоевал больше всех земель и увеличил свои владения, и тем, кто был наиболее справедлив и разумен на земле, и он привел ее к цивилизации и культуре, так что кажется невозможным [для] людей диких и без письма, [чтобы] они управлялись в таком согласии и порядке, а его вассалы испытывали к нему такую любовь и повиновение, [591] что для его служб построили в Перу две столь замечательные дороги, что было бы несправедливо оставить их в забвении; потому что ни одно из тех семи самых замечательных сооружений в мире, о которых рассказывают античные авторы, не создавалось с такими усилиями и таким трудом и затратами, как эти дороги. Когда этот Гуайнакава отправился из города Коско со своим войском в провинцию Киту, что составляет расстояние почти в пятьсот лиг, поскольку он шел по горным цепям, перед ним возникали большие трудности в [их] преодолении по причине плохих дорог и огромных теснин и обрывов, которые встречались в горной цепи на его пути. И поэтому индейцы, считая, что было бы справедливо построить для него новую дорогу, по которой он победоносно возвращался бы после завоевания, ибо он должен был покорить провинцию, построили через всю кордильеру очень широкую и ровную дорогу, взламывая и выравнивая утесы, где в том имелась необходимость, и выравнивая, и поднимая [дно] ущелий каменной кладкой так [высоко], что иногда сооружение подымалось с глубины в пятнадцать и двадцать ростов, и так тянется эта дорога на протяжении пятиста лиг. И говорят, что, когда ее закончили, она была такой ровной, что по ней могла ехать карета, хотя позже здесь из-за войн индейцев и христиан во многих местах каменная кладка на этих проходах была разрушена, чтобы задержать тех, кто по ним шел, чтобы они не могли пройти. И станет понятна трудность этого сооружения тому, кто взвесит труд и стоимость, которые были израсходованы в Испании на выравнивание двух лиг [дороги] по горной цепи, которая проходит между Эспинар де Сеговия и Гвадаррамой и что ее никогда так и не доделали до конца, хотя она является обычным путем следования, по которому столь постоянно следуют короли Кастилии со своими домами и двором, каждый раз, когда едут или возвращаются из Андалузии или из королевства Толедо на эту сторону перевалов. И, не удовлетворять постройкой столь значительного сооружения, когда в другой раз этот самый Гуайнакава захотел вновь посетить провинцию Киту, к которой он был очень благосклонен, потому что он [сам] ее завоевал, он направился по долинам, и индейцы построили ему в них другую дорогу с такими же трудностями, как и ту, что в горных цепях, потому что во всех долинах, там, куда доходит свежесть от рек и лесов, что, как говорилось выше, как правило, занимало одну лигу, они построили дорогу из очень толстых плит, которая имеет почти сорок футов в ширину от одного до другого края и четыре или пять плит в высоту; а выйдя из долин, они по пескам вели дальше эту же дорогу, втыкая палки и столбы через кордель, чтобы дорогу нельзя было потерять и не сворачивать от одного края к другому; она тянется те же пятьсот лиг, что и [дорога] в горной цепи; и хотя палки в песках во многих местах поломаны, потому что испанцы во время войны и мира использовали их для костров, однако стены в долинах целы по сей день во многих местах, [и] по ним можно судить о размерах сооружения; и так Гуайнакава шел по одной и вернулся по другой [592] [дороге], всегда устланным для него там, где он должен был проходить, зеленью и цветами с очень тонким запахом». Досюда из Агустина де Сарате. Педро де Сиеса де Леон, говоря о том же самом, пишет о дороге, которая идет по горной цепи, то, что следует, глава тридцать семь: «Из Ипиалеса шагают, пока не доходят до небольшой провинции, которая известна под названием Куака, а до того, как до нее доходят, становится видна дорога инков, столь же знаменитая в этих местах, как та, которую в Альпах построил Ганнибал, когда спускался в Италию, а эту можно считать большего значения как из-за огромных гостиных дворов и хранилищ [продовольствия], которые повсюду располагались вдоль нее, так и из-за огромных трудностей ее строительства на таких труднодоступных и непроходимых горных цепях, что вид ее вызывает восхищение». Больше ничего не говорит Педро де Сиеса о дороге в горной цепи. Но дальше, в семидесятой главе, он говорит о дороге в долинах то, что следует: «Чтобы мое письмо находилось бы в полном порядке, я решил, прежде чем вернуться к заключению всего касающегося провинций в горной цепи, объявить то, что приходит мне [на память] о долинах, ибо, как уже говорилось в других местах, это дело представляет собою огромную важность. В этом месте я сообщу о великой дороге, которую инги — половина из них — приказали построить, которая, хотя во многих местах она испорчена и разрушена, обнаруживает великую вещь, каковой она сама являлась, и власть тех, кто приказал ее построить. Гуайнакава и Топаинга Йупанке, его отец, были, согласно тому, что говорят индейцы, теми, кто спускался [с гор] по своему побережью, посещая долины и провинции йунков, хотя некоторые из них также рассказывают, что Инга Йупанке, дед Гуайнакавы и отец Топа Инки, стал первым, кто увидел побережье и ходил по его долинам. И в этих долинах, и на побережье касики и начальники по их приказу построили такую широкую дорогу, как пятнадцать футов. По одну и по другую ее сторону шла стена больше, чем хороший рост, и все пространство этой дороги было чистым и лежало под высаженными в ряд деревьями, а с этих деревьев со многих сторон падали на дорогу их ветви, полные плодов. И по всем лесам летало в этих деревнях множество видов птиц, и попугаев, и других птиц», и т. д. Немного ниже, рассказав о хранилищах и провианте, который находился в них для воинов, о чем мы подробно говорили в другом месте, он говорит: «Вдоль этих дорог тянулись стены, которые шли с одной и с другой. стороны, вплоть до тех мест, где индейцы из-за множества песка не могли уже их устанавливать (armar cimiento). В этих местах, чтобы не сбиться [с дороги] и познать величие того, кто это приказал [построить], они ставили длинные и хорошо отделанные палки, наподобие стропил, через определенные промежутки. И так же, как они в долинах заботились об очистке дорог и подновлении стен, если они разрушались и ветшали, они должны были следить, не упала ли от ветра какая-нибудь подпорка или высокая палка, чтобы вернуть [593] ее на [прежнее] место. Таким образом, действительно эта дорога была великой вещью, хотя и не такой трудоемкой, как та, что в горной цепи. В этих долинах имелись некоторые крепости и храмы Солнца, как я расскажу в нужном месте», и т. д. Досюда из Педро де Сиеса Леон, взятое дословно. Хуан Ботеро Бенес также упоминает об этих дорогах и относит их в своем сообщении к вещам чудесным, и, хотя немногими словами, он их очень хорошо обрисовывает, говоря: «От города Куско идут две королевские дороги или шоссе в две тысячи миль длиною, одна из которых проведена по долинам, а другая — по вершинам гор; таким образом, чтобы построить и [построить их] такими, какие они есть, было необходимо подымать долины, дробить камни и живые утесы и унижать высоту гор. В ширину они имели двадцать пять футов. Сооружение, которое без сравнения обладает превосходством над постройками Египта и зданиями римлян», и т. д. Все это говорят эти три автора о тех двух знаменитых дорогах, которые удостоились быть отмечены похвалой, которую каждый из историков счел для себя наивысшей, хотя все они не могут передать величия сооружения, ибо достаточно [одной] протяженности в пятьсот лиг, на которой встречаются откосы с подъемом в две, три и четыре и более лиг, чтобы никакое восхваление не могло бы быть равным ему. Помимо того, что они говорят, следует знать, что они построили на дороге по горной цепи на самых высоких вершинах, откуда открывается [вид] на наиболее обширные [пространства] земли, высокие площадки по одну и по другую стороны дороги со своими каменными ступеньками для подъема на площадки, где могли отдохнуть те, кто нес носилки, а инка насладиться открывавшимся со всех сторон видом на те высокие и невысокие горные цепи, покрытые или еще непокрытые снегом, ибо это действительно великолепнейшее зрелище, потому что из одних мест соответственно высоте горной цепи, по которой идет дорога, открывается [вид] на пятьдесят, шестьдесят, восемьдесят и сто лиг земного пространства, на котором виднеются макушки таких высоких гор, что кажется, что они упираются в небо, и, наоборот, [видны] такие глубокие долины и ущелья, что кажется, что они достигают центра земли. Из всего того великого сооружения сохранилось только лишь то, что не сумели поглотить время и войны. Только на дороге в долинах в песчаных пустынях, которые встречаются там огромных размеров, где также имеются большие и маленькие холмы из песка, стоят воткнутые в землю высокие палки на расстоянии, позволяющем видеть одну от другой, и являющиеся вехами, чтобы путники не заблудились, ибо движение песка, вызываемое ветром, меняет след дороги, закрывает его и делает [путника] слепым; а песчаные холмы—ненадежный проводник, потому что они также передвигаются и меняют свое место с одного на другое, если ветер крепкий; таким образом, воткнутые вдоль дорог палки очень нужны для ориентировки спутника; и поэтому они выстояли, потому что без них нельзя обходиться. [594]

Глава XIV

ВАЙНА КАПАК ПОЛУЧИЛ СООБЩЕНИЕ ОБ ИСПАНЦАХ, КОТОРЫЕ ПОЯВИЛИСЬ НА ПОБЕРЕЖЬЕ

Вайна Капак, занятый указанными делами, находясь в королевских дворцах Туми-пампа, которые были самыми роскошными из всех имевшихся в Перу, получил известие, что необычные люди, никогда, никогда не виданные на той земле, плавают на корабле вдоль побережья его империи, пытаясь узнать, что это была за земля; это известие породило у Вайна Капака новые заботы, дабы выяснить и узнать, что это были за люди и откуда они могли прийти. Следует знать, что то был корабль Васко Нуньеса де Бальбоа, первооткрывателя Моря Юга, а те испанцы являлись теми (как мы вначале говорили), которые присвоили имя Перу той империи, что случилось в году тысяча пятьсот пятнадцатом, а открытие Моря Юга произошло двумя годами раньше. Один историк говорит, что тот корабль и те испанцы были дон Франсиско Писарро и его тринадцать товарищей, которые, как он говорит, были первооткрывателями Перу. В этом он обманывает себя, ибо вместо первые завоеватели он говорит первые открыватели; он также обманывает себя во времени, так как между одним и другим прошло шестнадцать лет, если не больше; потому что первое открытие Перу и присвоение этого имени произошло в году тысяча пятьсот пятнадцатом, а дон Франсиско Писарро, и его четыре брата, и дон Диего де Альмагро вошли в Перу, чтобы захватить его, в году тысяча пятьсот тридцать первом, а Вайна Капак умер на восемь лет раньше— это было в 1523, — процарствовав сорок два года, как об этом свидетельствует отец Блас Валера в своих порванных и изодранных в клочки бумагах, в которых он написал древние истории (antiguallas), очень крупным исследователем которых он был.

Те восемь лет, которые Вайна Капак прожил после известия о первооткрывателях, он потратил на управление своей империей в полном спокойствии и мире; он не захотел осуществлять новые завоевания, чтобы не терять из виду то, что могло прийти по морю, потому что известие о том корабле заставило его быть весьма осторожным, так как он думал о древнем предсказании, которое имелось у тех инков, что по прошествии [царствования] стольких-то королей должны прийти необычные в никогда не виданные люди, и отнять у них королевство, и уничтожить их государство и их идолопоклонство; срок исполнялся на этом инке, как мы увидим дальше. Точно так же следует знать, что за три года до того, как тот корабль направился к побережью Перу, в Коско произошло необыкновенное событие и дурное предзнаменование, которое очень взволновало Вайна Капака и очень напугало всю его империю; а случилось то, что во время празднования торжественного праздника, который каждый год совершался в честь их бога Солнца, они увидели летящего [595] в небе королевского орла, которого они называют анка, и преследовших его пять или шесть пустельг и примерно столько же соколят, которых по причине их такой красоты во множестве завезли в Испанию, а в ней их называют алето, а в Перу — ваман.

То одни, то другие, сменяя друг друга, они падали на орла, чтобы не дать ему улететь, убивая его ударами. Не имея возможности защитить себя, он упал в центре главной площади того города между инками, ища у них защиты. Они подняли его и увидели, что птица больна, вся в перхоти, словно от чесотки и почти лишена мелких перьев. Ей дали корм и попытались лечить ее, однако ей ничего не помогло, ибо через несколько дней она умерла, так и не оторвавшись от земли. Инка и его родичи сочли это дурным предзнаменованием, в разъяснение которому было сказано много разных вещей предсказателями, которые имелись у них для подобных случаев; и все они сводились к угрозе потери их империи, уничтожения их государства и их идолопоклонства; помимо этого, случились сильные землетрясения и толчки в земле; хотя Перу испытывает склонность к этому бедствию, было замечено, что толчки были сильнее обычных и что рухнула многие высокие холмы. От индейцев побережья стало известно, что море со своими приливами и отливами много раз выходило за обычные границы; они видели, что в небе появилось много весьма устрашающих и ужасающих комет. Испытывая эти страхи и удивления, однажды очень ясной и тихой ночью они увидели, что вокруг луны появились три очень больших кольца: первое было кровавого цвета; второе, более крупное, было черным, отдававшим в зеленый цвет; третье казалось словно из дыма. Один прорицатель или маг, которых индейцы называют лъайка, увидев и понаблюдав за кругами, которые имела луна, вошел [туда], где находился Вайна Капак и с крайне печальным и мокрым от слез лицом, так что он почти не мог говорить, сказал ему: «Единственный господин, знай, что твоя мать Луна, как жалостливая мать, извещает тебя, что Пача-камак, творец, поддерживающий мир, угрожает твоей королевской крови и твоей империи великими несчастьями, которые он собирается направить на твоих родичей, потому что тот первый крут цвета крови, который имеет твоя мать, означает, что после того, как ты уйдешь отдыхать со своим отцом Солнцем, наступит жестокая война среди твоих потомков и прольется много твоей королевской крови, так что за несколько лет она вся кончится, по причине чего она готова разорваться от слез; второе черное кольцо угрожает нам тем, что войны и смерть твоих родичей станут причиной уничтожения нашей веры и нашего государства и отчуждения твоей империи и все превратится в дым, как это обозначено в третьем кольце, похожем на дым». Инка чрезвычайно взволновался, однако, чтобы не показать свою слабость, он сказал магу:

«Иди, должно быть, тебе этой ночью приснилась эта сказка, а ты говоришь, что это знаки моей матери». Маг ответил: «Чтобы ты поверил мне, инка, можешь выйти посмотреть на знаки твоей матери своими [596] собственными глазами, и ты прикажешь, чтобы явились остальные прорицатели, и узнаешь, что они скажут об этих предзнаменованиях». Инка вышел из своих покоев и, увидев знаки, приказал позвать всех магов, которые имелись при его дворе, и один из них, принадлежавший к народу йауви, превосходство которого признавали все остальные и который также смотрел и размышлял над кольцами, сказал ему то же самое, что и первый. Вайна Капак, чтобы его родичи не теряли бы духа от столь грустных предзнаменовании, хотя они и согласовывались с тем, что он испытывал в своей груди, сделал вид, что не поверил им, и сказал своим прорицателям: «Если мне не скажет этого сам Пача-камак, я не стану доверять вашим заявлениям, потому что невозможно представить, чтобы Солнце, мои отец, испытывал бы такое отвращение к своей собственной крови, что готов допустить полное уничтожение своих сыновей». С этим он распрощался с прорицателями; однако, размышляя над тем, что ему сказали, что так совпадало с древним предсказанием, которое он узнал от своих предков, и соединяя одно и другое с новостями и с чудесами, которые каждый день возникали повсюду, и что, помимо всего сказанного, все дальше и дальше заплывал корабль с никогда не виданными и не слыханными людьми, Вайна Капак жил в тревогах, страхе и тоске; он постоянно держал наготове отборное войско из самых опытных и обученных людей, которые имелись в гарнизонах той провинции. Он приказал устроить множество жертвоприношений Солнцу и чтобы прорицатели и колдуны, каждый в своей провинции, посоветовались бы с родственными им демонами, особенно с великим Пача-камаком и дьяволом Римаком, который давал ответы на то, о чем его спрашивали, чтобы они узнали бы от него, что из добра и что из зла предсказывали те столь новые дела, которые появлялись на море и в остальных элементах. Из Римака и из других мест ему были доставлены мрачные и путаные ответы, из которых не следовало, что они не обещают какое-то добро или не угрожают большим злом; а большинство колдунов находило предзнаменования дурными, по причине чего вся империя испытывала страх перед каким-то великим несчастьем; однако, поскольку в первые три или четыре года не было больше новостей, которых они опасались, прежнее спокойствие восстановилось, и так они прожили несколько лет вплоть до смерти Вайна Капака. Сообщение о предсказаниях, о которых мы рассказали, помимо того, что они были известны всем во всей той империи, было получено [мною], в частности, от двух капитанов из охраны Вайна Капака, каждый из которых прожил более восьмидесяти лет; оба они крестились; старшего из них звали дон Хуан Печута; в качестве фамилии он взял свое имя, которое имел до крещения, как поступали, как правило, все индейцы; другого звали Чаука Римачи; [его] христианское имя стерлось в моей памяти. Когда эти капитаны рассказывали об этих предсказаниях и событиях тех времен, они раскисали от проливаемых слез, так что приходилось отвлекать их от разговора, чтобы они перестали плакать; [597] о завещании и смерти Вайна Капака и о всем том, что затем случилось, мы расскажем на основании сообщения того старого инки, который имел имя Куси Вальпа, а значительную часть [тех событий], особенно о жестокостях, причиненных Ата-вальпой людям королевской крови, я расскажу по сообщению моей матери и одного из ее братьев по имени дон Фернандо Вальпа Тупак Инка Йупанки, которые были в то время детьми моложе десяти лет и оказались в безумном вихре тех жестокостей, длившихся два с половиной года, пока испанцы не пришли на ту землю; а в должном месте мы расскажем, как спаслись они и еще немногие, которые принадлежат к той королевской крови, от смерти, уготовленной им Ата-вальпой, что случилось [лишь] благодаря помощи самих же врагов.

Текст воспроизведен по изданию: Гарсиласо де ла Вега. История государства инков. Л. Наука. 1974