ГАРСИЛАСО ДЕ ЛА ВЕГА

ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА ИНКОВ

COMENTARIOS REALES DE LOS INCAS

КНИГА ПЯТАЯ ПОДЛИННЫХ КОММЕНТАРИЕВ ИНКОВ

Глава XVIII

ОЧЕНЬ КРОВОПРОЛИТНОЕ СРАЖЕНИЕ И ХИТРОСТЬ, БЛАГОДАРЯ КОТОРОЙ ОНИ ПОБЕДИЛИ

Инка Вира-коча направил в Сакса-вану посланцев к врагам с требованием мира и дружбы и прощением за случившееся. Однако чанки, зная, что инка Йавар Вакак отступил и оставил беззащитным город [Коско], и что принц, его сын, решил защитить его, и что то послание принадлежало ему [сыну], не захотели слушать его, поскольку им казалось (что соответствовало их тщеславию), что, если [от них] бежал отец, не было причин бояться сына, и что победа была им обеспечена. С этими надеждами они отправили назад посланцев, даже не выслушав их. На следующий день они покинули Сакса-вану и направились в сторону Коско, и, хотя они спешили — им приходилось держать строй поэскадронно, согласно требованиям войны, — они не смогли до наступления ночи дойти до места, где находился принц; остановились они в четверти лиги от середины [долины]. Инка Вира-коча направил новых посланцев, и, пока враги двигались вперед, он весьма часто направлял их с тем же самым предложением мира и прощения за восстание. Чанки не хотели их слушать; они выслушали лишь последних [посланцев], поскольку в это время уже стали лагерем; им они с презрением сказали: «Завтра будет видно, кто достоин быть королем и кто может прощать».

После этого недоброго ответа и одни, и другие всю ночь провели с большими предосторожностями, выставив своих часовых, а затем, когда наступил день, они построили свои эскадроны и с неистовыми криками и воплями, под звуки труб и барабанов, рожков и раковин зашагали навстречу друг другу. Инка Вира-коча хотел идти впереди всех своих, и он первым метнул во врагов оружие, которое нес с собой; потом завязался очень долгий бой. Чанки, чтобы добиться победы, которая, казалось, была им обещана, упорно сражались. Инки поступали точно так же, спасая своего принца от смерти или от бесчестия. С огромнейшей яростью сражались все они до полудня, жестоко убивая друг друга, [и] ни одна из сторон [309] не добилась преимущества. В этот час появились пять тысяч индейцев, которые стояли в засаде, и с великим бесстрашием и огромным шумом они ударили по врагам в правый фланг его эскадрона. И, поскольку они отдохнули и бросились с огромной яростью, они причинили большой урон чанкам и заставили их отступить на много шагов назад. Однако чанки, подбадривая друг друга, сумели отбить потерянное и продолжали сражаться с величайшим гневом на самих себя, поскольку столько времени не могли добиться обещанной победы.

После этого второго яростного натиска они сражались более двух долгих часов без успеха с чьей-либо стороны; но с этого времени и дальше чанки начали ослабевать, поскольку все время чувствовали, [что] в сражение вступают новые люди. А случилось так: сбежавшие из города [Коско] люди и жители соседних селений, узнав, что принц Вира-коча Инка вернулся защищать дом Солнца, собирались по пятьдесят и по сто [человек], и столько, сколько могли собраться вместе, шли умирать вместе с принцем, и, видя развернувшееся сражение, они вступали в него с громкими воплями; шума создавалось гораздо больше, чем было людей. Из-за этого нового подкрепления чанки потеряли веру в победу, считая, что [у противника] гораздо больше людей, и теперь, и позже они сражались скорее, чтобы умереть, нежели победить. Инки, будучи людьми, которые умели возвеличивать свои дела [разными] сказками и ложными свидетельствами, восходившими к Солнцу, видя так много подкреплений, хотя и малочисленных [по составу], не захотели упустить этот случай, решив воспользоваться им с тем умением, которое они проявляли в подобных делах. Они громко начали кричать, что камни и кусты тех полей превращаются в людей и идут сражаться на стороне (en servicio) принца, ибо Солнце и бог Вира-коча так им приказывали. Чанки, будучи людьми верующими в [подобные] сказки, сильно пали духом от этой новости, и она произвела тогда и потом производила весьма достоверное впечатление на простых людей того королевства, как об этом говорит отец фрай Херонимо Роман во второй книге [своего труда] Государство Западных Индий, глава одиннадцатая, рассказывая об этом сражении, как это дословно следует дальше: «Таким образом, поле [сражения] осталось за ингой; по сей день индейцы говорят, когда речь идет о том храбром сражении, что все камни, находившиеся на том поле, превратились в людей, чтобы воевать за них, и что все это сделало Солнце, чтобы исполнить слово, данное храброму Пачакути Инге Йупанки, ибо так тоже именуют этого храброго юношу». Досюда [слова] того любознательного исследователя государств [Нового Света], который в указанной и в следующей главах коротко касается многих вещей, о которых мы рассказали и расскажем, [повествуя] о королях Перу. Отец учитель Акоста также пишет [о] призраке Вира-коче, правда, он путает имена королей того времени; он рассказывает и о сражении с чанками и о других вещах — и мы это расскажем о том принце, — хотя [Акоста] делает это довольно путанно и кратко, [310] подобно большинству сообщений, которые индейцы передавали испанцам, [что отражало] языковые трудности и утрату традиционных сказаний об их истории. Они путанно передают их смысл, порядок и время. Но, как бы он ни писал об этом, я считаю важным включить сюда то, о чем он говорит, чтобы было видно, что не я придумываю сказки, а что их придумали мои родичи, и что они также стали достоянием испанцев, но не с пеленок и не с [грудным] молоком, как это случилось со мной.

Его преподобие дословно говорит следующее в шестой книге, двадцать первая глава: «Пачакути Инга Йупанки царствовал шестьдесят лет и многое завоевал. Начало его побед связано [с тем], что его старший брат, который обладал властью при жизни своего отца и по своей воле вел войны, был разбит в сражении, которое он вел против чангов, каковыми являлся народ, владевший долиной Антагуайлас, которая находится в тридцати лигах от Коско по дороге на Лиму; и, будучи так разбит, он отступил с немногими [своими] людьми. Видя это, младший брат Инга Йупанки, чтобы стать господином, придумал и рассказал, что, когда он пребывал в одиночестве и страшной тоске, с ним заговорил Вира-коча-творец и он жаловался ему, что, будучи всеобщим господином, и творцом всего [мира], и создателем неба, и Солнца, и мира, и людей, и [хотя] все было ему подвластно, ему не оказывали должного послушания, что [люди] предпочитали поклоняться одинаково Солнцу, и грому, и земле, и другим вещам, [хотя] они обладали лишь теми достоинствами, которые он им дал; и он сказал ему, что на небе, где он пребывал, его называют Вира-коча Пача-йачачик, что означает всеобщий творец. И чтобы поверили, что это была правда, — несмотря на то что он был один, — пусть он не сомневается, что этим своим именем он сотворит людей, которые принесут ему победу против чангов, хотя их было столько и они побеждали, и он сделает его господином, ибо люди, которых он пришлет, будут невидимы и помогут ему. И случилось так, что с этим призывом он начал творить людей, и собрал их огромное число, и добился победы, и [младший брат] стал господином и отнял власть у своего отца и у своего брата. И после той победы он постановил считать Вира-кочу всеобщим господином, и чтобы статуи Солнца и грома почитали бы и кланялись ему. И после того времени Вира-коче установили более высокую статую, чем Солнцу, и грому, и другим гуакам. И хотя этот Инга Йупанки отвел чакры, земли и скот для Солнца, грома и других гуак, он ничего не выделил для Вира-кочи по той причине, что, являясь всеобщим господином и творцом, он не нуждался в этом.

После победы над чангами он объявил своим солдатам, что не они победили [врагов], а некие бородатые люди, которых направил к нему Вира-коча и которых никто, кроме него самого, не мог видеть, и что потом они превратились в камни, которые следовало найти, а что узнает он их сам. И таким образом он собрал с гор огромное количество камней, которые он сам отобрал и превратил в гуаки, и они поклонялись им, [311] и приносили жертвы, и называли их Пурураука; с великой набожностью они брали их [с собой] на войну, считая обеспеченной победу при их помощи, и такой сильной оказалась эта выдумка и фантазия того инги, что с ней он одержал замечательные победы», и т. д. Досюда [слова] учителя Акосты, а согласно тому, что говорит его преподобие, это одна и та же сказка. Утверждение, что Вира-коче поставили более высокую статую, чем Солнцу, является новым изобретением индейцев, чтобы польстить испанцам разговором о том, что им был дан более высокий и более уважаемый бог, чем тот, которого они имели, [но] это было не так, ибо у них было только два божества, каковыми являлись Пача-камак, не виденный и не познанный, и Солнце, видимое и общеизвестное [божество]. Вира-кочу и остальных инков они считали сыновьями Солнца.

Глава XIX

ВЕЛИКОДУШИЕ ПРИНЦА ИНКИ ВИРА-КОЧИ ПОСЛЕ ПОБЕДЫ

Видя, что враги слабеют, инки все вместе взывали к имени дяди принца, призрака Инки Вира-кочи, ибо так он им приказал; в стремительном порыве они окружили противника и стали уничтожать его. Они убили их огромное число, а те немногие, что остались [живы], повернули к ним спины, изо всех сил стремясь убежать. Принц, после того как некоторое время ушло на преследование, приказал сыграть отбой, чтобы больше не убивать и не ранить врага, ибо он был уже побежден; а сам он собственной персоной обошел все поле, где проходило сражение, и приказал подобрать раненых, чтобы их вылечили, и мертвых, чтобы их похоронили. Он приказал отпустить пленных, чтобы они свободно ушли бы в свои земли, говоря им, что он всех их простил. Сражение, оказавшееся столь упорным, что продлилось более восьми часов, было страшно кровавым, настолько, что индейцы говорят что, помимо той крови, которая осталась на поле, кровь текла по высохшему ручью, который проходит по той долине, в результате чего [это место] в дальнейшем стали называть Йавар Пампа, что означает кровавое поле. Умерло более тридцати тысяч индейцев; восемь со стороны Инки Вира-кочи, а остальные — [воины] народов чанка, ханко-вальу, ура-марка, вилька и утун-сульа и других.

Пленниками стали оба мастера боя и генерал Ханко-вальу, которого принц приказал лечить с большой заботой, ибо он оказался ранен, хогя и легко, и всех троих он задержал для триумфа, который рассчитывал отпраздновать в будущем. Несколько дней спустя после сражения один из дядей принца сделал им строгий выговор за то, что они рискнули [напасть] на сыновей Солнца; он говорил, что они [инки] непобедимы, ибо на их стороне и службе сражались камни и деревья, превратившиеся в людей, ибо так приказал их отец Солнце, как они видели это в прошедшем сражении и увидят всякий раз, когда захотят это испытать. Он [312] рассказал [и] другие сказки в пользу инков и под конец сказал им, чтобы они выразили бы благодарность Солнцу, которое приказывало своим сыновьям обходиться с милосердием и состраданием к индейцам; что по этой причине принц дарил им жизнь и оказывал им новую милость, [возвращая] им их положение, как и всем остальным куракам, которые восстали вместе с ними, хотя они заслуживают жестокую смерть; и чтобы с этого момента и дальше они всегда были бы добрыми вассалами, если не хотят, чтобы Солнце наказало бы их приказанием земле проглотить их живьем. С великим смирением кураки благодарили за милость, которую он оказывал им, и обещали быть верными слугами.

Достигнув столь великой победы, Инка Вира-коча решил направить трех посланцев. Одного он направил в дом Солнца, [чтобы] дать знать о победе, которую он достиг благодаря его благосклонности и помощи, словно бы оно не видело ее; потому что эти инки, хотя и считали Солнце своим богом, обращались с ним таким телесным образом (corporalmente), как будто бы оно было человеком, как они [сами]; например, среди прочих вещей, которые они делали, [обращаясь] с ним, как с человеком, было провозглашение тоста, а то, что Солнце должно было выпить, они выливали в большой полукувшин из золота, который ставился в середине площади, где проводились их праздники, или в храме Солнца, и считалось, что он принадлежит ему, и говорили, что все, чего в нем недостает, выпило Солнце; и это не было неправдой, так как жара поглощала [напиток]. А когда случалось какое-то великое событие (cosa), как описанная победа, они направляли особого посланца, чтобы сообщить ему о случившемся и выразить за это благодарность. Сохраняя этот древний обычай, принц Вира-коча Инка направил своего посланца к Солнцу с сообщением о победе, и он приказал жрецам (когда собрали тех из них, кто убежал) отблагодарить [Солнце] и принести ему новые жертвы. Другого посланца он направил к девственницам, предназначенным в жены Солнцу, которых мы называем избранницами, с сообщением о победе, как бы для того, чтобы они в своих молитвах и с [своим] достоинством передали бы об этом Солнцу. Другого гонца, которого называют часки, он направил к инке, своему отцу, сообщив ему обо всем том, что имело место до того часа, и прося его, чтобы до его возвращения он не покидал бы то место, где находился.

Глава XX

ПРИНЦ ПРОДОЛЖАЕТ ПРЕСЛЕДОВАНИЕ, ВОЗВРАЩАЕТСЯ В КОСКО, ВСТРЕЧАЕТСЯ С ОТЦОМ И ЛИШАЕТ ЕГО ИМПЕРИИ

После отправки посланцев он приказал отобрать шесть тысяч воинов, которые пошли бы с ним продолжить преследование [врага], а с остальными людьми он распрощался, [сказав], чтобы они вернулись к своим домам, пообещав куракам в свое время отблагодарить их за ту службу. [313]

Двух своих дядей он назначил мастерами боя, которые двинутся вместе с ним , и через два дня после сражения он со своими людьми пустился за врагами; [но] не для того, чтобы обойтись с ними плохо, а чтобы избавить их от страха, который они могли испытывать из-за своего преступления. И вот так тех, кого он настиг на дороге, раненых и нераненых, он приказал одарить и лечить, и из самих пленных индейцев он [назначил] посланцев и направил их, чтобы они шли в свои провинции и селения и рассказывали бы, что инка идет прощать и утешать их и что они не должны бояться. С этими предупредительными мерами он быстро двинулся вперед, и, когда дошел до провинции Анта-вайльа, которая принадлежала чанкам, [ему навстречу] вышли все женщины и дети, которые смогли собраться вместе, с зелеными ветвями в руках, призывая и говоря: «Единственный господин, сын Солнца, любящий бедняков, прояви к нам жалость и прости нас».

Принц принял их с большой мягкостью и приказал сказать им, что случившееся с ними несчастье произошло по вине их отцов и мужей, и что всех тех, кто восстал, он простил, и что он лично пришел посетить их, чтобы они, услыхав прощение из его собственных уст, почувствовали бы себя более удовлетворенными и полностью лишились страха, который они могли испытывать из-за своего преступления. Он приказал, чтобы им дали то, в чем они нуждались, и чтобы с ними обращались с любовью и лаской, и чтобы самое большое внимание уделили вдовам и сиротам, детям тех, кто был убит в сражении на Йавар-пампе.

В очень короткий срок он обежал все провинции, которые восставали, и, оставив в них губернаторов с достаточным количеством людей, вернулся в город [Коско] и вошел в него через промежуток времени в одну луну (как говорят индейцы), после того как покинул его; ибо они считают месяцы по лунам. Индейцы, как верные [инке], так и те, что восставали, были восхищены при виде любви и кроткости принца, которых они не ожидали из-за жестокости его характера; они скорее боялись, что после победы он учинит огромную кровавую бойню. Однако, говорили они, их бог Солнце приказал ему изменить характер и стать похожим на своих предков. Но правда заключена в том, что стремление к славе и чести может так много [достичь] в великодушных душах, что они обретают силы изменить злой характер или любую другую недобрую склонность в свою противоположность; так поступил и тот принц ради того, чтобы сохранить доброе имя, каким он и оставил его среди своих.

Инка Вира-коча вошел в Коско пешком, чтобы выглядеть скорее солдатом, нежели королем; он спустился вниз по склону Карменка, окруженный своими воинами; по бокам шли два его дяди, мастера сражений, а за ними вслед [шли] пленники. Он был встречен с величайшим ликованием и многочисленными криками радости толпы народа. Старые инки вышли встретить его и почтить как сына Солнца; и, исполнив необходимый ритуал почитания, они смешались с его солдатами, чтобы принять [314] участие в триумфе [по поводу] той победы. Они давали понять, что хотели бы быть юношами, чтобы воевать с таким капитаном. Его мать, койа Мама Чикйа, и наиболее близкие по крови к принцу женщины, как-то: сестры, тетки, двоюродные и троюродные сестры вместе с большой толпой пальа вышли с другой стороны встретить их песнями праздника и ликования. Одни из них обнимали его, другие вытирали пот с лица, другие стряхивали с него пыль, другие кидали цветы и пахучие травы. Так принц дошел до дома Солнца, куда вошел босым, согласно их обычаю, чтобы выразить благодарность за победу, которую оно ему подарило. Затем он посетил девственниц, жен Солнца, и, закончив эти два визита, он покинул город, чтобы увидеть своего отца, который все еще находился в ущелье Муйна, где он его оставил.

Инка Йавар Вакак принял принца, своего сына, не с ликованием, радостью и удовлетворением, чего требовали столь великий подвиг и такая нежданная победа, а с недовольным и меланхоличным видом, который скорее говорил о сожалении, нежели о радости. Было ли это из-за зависти к знаменитой победе сына, или от стыда за свою нерешительность в прошлом, или из страха, что принц отнимет у него королевство за то, что он оставил без защиты дом Солнца и девственниц, его жен, и имперский город, — неизвестно; мы не знаем, одна из этих трех причин причиняла ему боль или все три вместе.

На той публичной встрече они обменялись немногими словами, но затем, тайно, они долго говорили одни. Индейцы не могут сказать, о чем была та беседа, однако, судя по догадкам, можно понять, что она шла вокруг того, кому из них следовало царствовать, отцу или сыну, ибо после тайного разговора принц пришел к решению, что его отец не возвратится в Коско, поскольку оставил его беззащитным. И, так как амбиция и желание царствовать у принцев всегда готовы принять любой необходимый цвет, этого оказалось вполне достаточно, чтобы отобрать королевство у своего отца. Тот принял решение сына, потому что чувствовал, что весь королевский двор, являвшийся головой королевства, склоняется к этому желанию, и чтобы избежать скандала и гражданской войны, и, в частности, потому, что он уже не мог больше [править сам], он согласился со всем, что принц в отношении его решил. По этому соглашению между ущельем Муйна и Кеспи-канча в приятном местечке (я знаком со всей той долиной) было намечено строительство королевского дома со всеми богатствами и изысканностями, которые можно придумать для фруктового сада, цветников и других королевских развлечений на охоте и рыбной ловле, ибо на восток от дома рядом с ним протекают река Йукай и многочисленные ручьи, которые в нее впадают.

Закончив планировку (trasa) дома, фундамент и реликвии которого живы еще и сегодня, принц Вира-коча Инка вернулся в город, и, оставив желтую налобную повязку, он взял [себе] красную. И, хотя он носил ее сам, он никогда не соглашался, чтобы его отец снял с себя [красную по вязку] ; [315] ведь знаки отличия не превратишь в большую силу, когда недостает реальности [в виде] империи и власти. Как только строительство дома было закончено, он оказался столь совершенен, что у инки Йавар Вакака было абсолютно все, кроме управления королевством. Этой однообразной жизнью тот бедный король прожил то, что ему оставалось прожить, лишенный королевства своим собственным сыном и высланный в деревню, чтобы жить там среди зверей, как совсем недавно он поступил со своим собственным сыном.

Индейцы говорили, что это несчастье было предсказано дурным предзнаменованием, когда он в детстве плакал кровью. Они говорили также, рассуждая друг с другом [и] вспоминая прошлые дела, что, если бы тот инка, когда он испугался дурного характера сына и попытался исправить его, решился бы дать ему немного яда (согласно обычаям тиранов и как это делали колдуны некоторых провинций его империи), возможно, он не лишился бы королевства. Другие, говорившие в пользу принца, не отрицали зла, которое он причинил своему отцу; они говорили, что могло бы случиться и худшее, если бы отец оказался во власти врагов, ибо он уже повернулся к ним спиной и оставил беззащитным город; они бы отняли у него жизнь и королевство, [право] его сыновей наследовать [престол]; таким путем они лишились бы всего, а что принц избавил их от этого своею твердостью духа и храбростью. Другие, говоря с обычной похвалой о своих королях, утверждали, что злосчастный инка не прибег к помощи яда, потому что прежде все они стремились скорее освободить мир от яда, нежели использовать его. Другие, считавшие себя набожными (religiosos), еще больше восхваляя благородство и милосердие своих инков, говорили, что, хотя ему подсказали о [таком] средстве, как яд, он не воспользовался им, ибо было недостойно инков, сыновей Солнца, поступать со своими сыновьями так, как они запрещали поступать вассалам даже с чужими людьми. Подобным образом они говорили многие другие вещи в своих разговорах, [и] каждый высказывал то, что ему казалось наиболее подходящим. И на этом мы оставляем Инку Плачет Кровью, чтобы больше не говорить о нем. (В официальной версии, излагаемой Гарсиласо, события освещены весьма тенденциозно, что неудивительно, так как речь идет о создании государства инков при довольно смутных обстоятельствах. По-видимому, в действительности Вира-коча (одноименный с богом) был наместником города Куско при Чучи-капаке, последнем царе государства аимара Кольа со столицей в Хатун-Кольа (на берегу озера Тити-кака). Когда началась война с соседним царством Чинча-чанка (расположенным к югу от Лимы), Вира-коча перешел на сторону врагов. Его сын, впоследствии прозванный Пача-кутек (реформатор), выступил на стороне Чучи-капака, победил чанков и был назначен наместником Куско. В дальнейшем он неожиданно напал на Чучи-капака и захватил его в плен, а себя объявил царем и перенес столицу в Куско, где принес в жертву пленного царя. Далее он приказал уничтожить исторические записи и перебить их знатоков (амаута), чтобы уничтожить память о государствах до инков.

У Гарсиласо принц Вира-коча соответствует историческому Пача-кутеку, т. е. сын назван именем отца, а в образе царя Йавар Вакак (плачущего кровью), свергнутого сыном, слиты исторические Вира-коча, наместник Куско, и последний царь аимара Чучи-капак. В официальной версии царство Кольа, естественно, вообще не упоминается, а захват власти подан как устранение неспособного царя нежно любящим сыном)

Глава XXI

ОБ ИМЕНИ ВИРА-КОЧА, И ПОЧЕМУ ОНИ ЕГО ДАЛИ ИСПАНЦАМ

Возвращаясь к [рассказу] о принце, нужно учесть, что из-за того сна его звали Вира-коча Инка, или Инка Вира-коча, что одно и то же, ибо прозвище инка перед или после имени имеет одинаковое значение. Ему дали имя явившегося ему призрака, (Вира-Коча первоначально был богом вулканов. Его полное имя К'оньи Тикси-вира К'оча, букв. «озеро горячей лавы», сокр. Тикси-вира К'оча, букв. «озеро лавы». Словосочетание тикси-вира означает «лава», букв. «жир основы (земли)». При дальнейших сокращениях имя бога утратило смысл — Вира-к'оча, букв. «озеро жира» (стр. 316), 'К'оньи-тикси (Кон-тики), букв. «горячая основа», Вира-коча считался в западной (горной) зоне богом-творцом. Поэтому в песне о небесной деве (стр. 133) он назван Пача-рурак («создатель мира») и Пача-камак («оживитель мира»), хотя Гарсиласо, в отличие от Валеры (см. латинский перевод), счел это наименованиями разных богов.) который именно так себя назвал. И в силу того, что принц сказал, что у него на лице была борода в отличие от индейцев, которые, как правило, безбороды, и что на нем была [316] одежда до самых пят, [что] отличалось от обычая индейцев, которые носят ее не ниже колен, индейцы назвали [именем] Вира-коча первых испанцев, которые появились в Перу, ибо они были бородаты и все их тело было покрыто одеждой. И, поскольку вскоре после того как пришли испанцы, они пленили Ата-вальпу, короля-тирана, и убили его, [а] он незадолго до этого убил Васкара Инку, законного наследника, и совершил над [людьми] королевской крови (не уважая ни пол, ни возраст) жестокости, о которых мы скажем в свое время, они по-настоящему утвердили за испанцами имя Вира-коча, говоря, что они были сыновьями бога Вира-кочи, который спустил их с неба, чтобы спасти инков и освободить город Коскo и всю их империю от тирании и жестокостей Ата-вальпы, как это в тот раз совершил сам Вира-коча, явившись перед принцем Инкой Вира-кочей, чтобы спасти его от восстания чанков. И говорили они, что испанцы убили тирана в наказание и в отместку за инков, поскольку так им приказал бог Вира-коча, отец испанцев, и это причина, из-за которой они назвали первых испанцев Виракочами. И в силу того, что они поверили, что те были сыновьями их бога, они так уважали их, что поклонялись им и оказали им столь незначительное сопротивление, как это будет видно [в рассказе] о конкисте королевства, ибо только шесть испанцев (среди них Эрнандо де Сото и Педро дель Барко) рискнули направиться из Каса-марки в Коско и другие места, [находившиеся] в двухстах и трехстах лигах пути, чтобы взглянуть на богатства того города и других [мест], а их несли в носилках, чтобы им было бы удобнее. Их [испанцев] они называли также инками, сыновьями Солнца, как своих королей. Если бы на эту пустую веру индейцев испанцы ответили бы рассказом, что подлинный бог направил их, чтобы спасти от тирании дьявола, которая была пострашнее Ата-вальпы, и обучили бы их святому Евангелию [своим] примером, который требует вера, нет сомнений, что это дало бы великие плоды. Но все произошло так непохоже, как об этом повествуют их же собственные истории, к которым я обращаюсь, ибо я сам не вправе о том говорить: скажут, что, будучи индейцем, я говорю с пристрастием. Хотя правда то, что не следует обвинять всех [испанцев], ибо большинство поступало как добрые христиане, но в среде этих столь простых людей, каковыми были те язычники, один плохой разрушал больше, чем созидали сто хороших.

Испанские историки, и даже все они, говорят, что индейцы называли так испанцев, потому что они пришли туда морем. И они говорят, что имя Вира-коча означает сало из моря, составляя вместе [слово] вира, что, как они говорят, означает жир, и [слово] коча, что означает море. Они заблуждаются как в словосочетании, так и в его значении, ибо, согласно составленному испанцами словосочетанию, оно должно было бы означать море из сала, потому что вира в собственном своем значении означает сало и со словом коча, что значит море, оно означало бы море из сала, так как в подобных словосочетаниях именительного и родительного [317] падежей индейцы всегда ставят впереди [слово] в родительном падеже. Из этого становится ясно, что [имя Вира-коча] не является составным словом, а именем собственным того призрака, который назвал себя Вира-кочей и сыном Солнца. Я написал здесь это, чтобы позабавить любознательных [людей] интерпретацией этого столь обычного имени и показать, как заблуждаются в объяснении языка Перу те, кто не впитал его в себя с материнским молоком в самом городе Коско, хотя бы они были индейцами, ибо те, кто не является уроженцем этого города, так же невежды и иностранцы по отношению к языку [инков], как и кастильцы. Помимо названной причины, мы дальше укажем еще одну, не менее важную, объясняющую, почему они называли Вира-кочами испанцев; каковой являлись артиллерия и аркебузы, которые они привезли [в Перу]. Отец Блас Валера, объясняя значение этого имени, определяет его таким словом [для] языческого божества (dicciin numen), которое означает воля и могущество бога; он говорит так не потому, что [именно] это означает имя Вира-коча, а потому, что индейцы принимали призрак за божество, которому поклонялись вслед за Солнцем, поставив его на второе место [по значению], а уже вслед за ним [Вира-кочей] они поклонялись своим инкам и королям, и больше у них не было богов.

Инка Вира-коча как из-за [своего] сна, так и победы заслужил среди своих родичей и вассалов такую репутацию, что они при жизни поклонялись ему как новому божеству, присланному Солнцем для защиты [людей] своей крови, чтобы они не погибли бы, и для охраны имперского города, и дома Солнца, и его девственниц, чтобы враги не уничтожили бы их. И так они почитали и преклонялись перед ним с невиданной и еще большей пышностью в [обрядах] поклонения, нежели его предкам, словно бы в него вселилось новое и еще большее божество, чем в них, поскольку с ним произошли столь странные и восхитительные вещи. И, хотя инка хотел запретить индейцам поклоняться ему самому вместо его дяди, который явился ему, он не смог этого добиться от них. Однако они согласились, что будут обоготворять одинаково их обоих и что, называя любого из них — оба имели одно и то же имя, — следовало считать, что называются они оба. И Инка Вира-коча для большей славы и чести своего дяди-призрака и своей собственной построил храм, как мы об этом вскоре расскажем.

Можно полагать, что дьявол — столь великий мастер злодеяний — навеял [этот] сон спящему принцу или что он явился ему в том образе, когда [принц] бодрствовал, ибо доподлинно неизвестно, спал ли он или бодрствовал; и индейцы скорее склоняются к тому, что он не спал, а бодрствовал, лежа под той скалой. И враг рода человеческого мог это сделать, чтобы укрепить доверие и репутацию языческой веры инков, потому что он, видя, что их царство [прочно], утверждает себя и что инки должны стать законодателями тех суеверий в своем язычестве и пустом законе, чтобы в них поверили бы и их приняли бы за богов и [318] как таковых слушались бы, устроил то и другие представления, о которых рассказывают индейцы, хотя ни одно из них не вызывало такого восхищения, как [увиденное] Вира-кочей Инкой, ибо призрак заявил, что был сыном Солнца и братом инков; а так как затем случилось восстание чанков и победа над ними, инка обрел огромнейший авторитет и доверие, превратясь в оракула во всем том, что он захотел бы в дальнейшем указать и приказать индейцам. Таков фантастический бог Вира-коча, о котором некоторые историки говорят, что индейцы считали его главным божеством и почитали больше, чем Солнце, [что] является [результатом] фальшивого сообщения и обмана со стороны индейцев, стремящихся польстить [испанцам] тем, что они дали им имя своего самого главного божества. В действительности же у них не было божества более главного, чем Солнце (не считая Пача-камака, божества неведомого); скорее всего ради обожествления (dar deidad) испанцев индейцы вначале говорили, что испанцы были сыновьями Солнца, как они сказали [и] о призраке Вира-коче.

Глава XXII

ИНКА ВИРА-КОЧА ПРИКАЗЫВАЕТ ПОСТРОИТЬ ХРАМ В ПАМЯТЬ О СВОЕМ ДЯДЕ-ПРИЗРАКЕ

Ради большего уважения к своему сну и чтобы он подольше сохранился бы в памяти людей, Инка Вира-коча приказал построить в селении под названием Кача, находящемся в шести лигах на юг от города Коско, храм в честь своего дяди и в знак уважения к нему, к призраку, который ему явился. Он приказал, чтобы форма храма во всем, что было возможно, повторяла бы то место, где он ему явился; чтобы он (словно поле) был бы открытым, без потолка; чтобы молельня была бы маленькой [и] вся покрыта камнями, словно выемка в скале, в которой он лежал; чтобы у него имелся бы чердак (soberado), [расположенный] высоко над землей; те план и постройка отличались от всего того, что те индейцы делали до и после, поскольку они никогда не строили дома и другие строения с чердаком. Храм состоял из открытого пространства: сто двадцать футов в длину и восемьдесят в ширину. Оно было [выложено] отполированным камнем необычайно красивой работы — любая работа, которую выполняли те индейцы, была красива. У него имелись четыре двери (puertas), [сориентированные] на четыре главные стороны неба; три из них были закрыты, ибо то были [лишь] порталы, украшавшие стены. Дверь, которая смотрела на восток, служила для входа и выхода из храма; она находилась в середине фронтона здания, а поскольку те индейцы не умели строить помещение со сводами, чтобы на них уложить [пол] чердака, они соорудили [сплошные] стены из того же камня, которые [319] должны были служить балками [и] простояли бы дольше, чем если бы были построены из дерева. Их возводили через [равные] промежутки, оставляя между стеной и стеной пространство в семь футов, а сами стены были толщиной в три фута; между этими стенами образовалось двенадцать узких и длинных проходов. Сверху вместо досок их перекрыли каменными плитами — десять футов в длину и толщиной в полвары [каждая], обработанные со всех шести сторон. Войдя через дверь храма, они сворачивали направо [и шли] по первому узкому проходу вплоть до правой [наружной] стены храма; затем поворачивали налево, доходя до другой [левой] стены по второму проходу. Там они снова поворачивали направо, [и шли] по третьему проходу, и таким путем (словно бы двигаясь по интервалам между строками данной страницы) они преодолевали свободное пространство (hueco) храма проход за проходом, доходя до последнего, каковым был двенадцатый [проход], где находилась лестница, ведущая на чердак храма.

В начале и в конце каждого прохода имелись окна наподобие бойниц, которые в достаточной мере освещали проходы; под каждым окном в стене было сделано углубление, в котором сидел привратник; он не занимал собою проход. Лестница имела два склона (aguas), так что можно было подыматься и спускаться с одной и с другой стороны; ее вершина восходила прямо к главному алтарю. Пол чердака был покрыт черными до блеска отполированными каменными плитами, похожими на черный агат; их принесли из очень далеких земель. На месте главного алтаря находилась молельня, двенадцать на четыре фута [свободного] пространства, покрытого теми же черными каменными плитами; [точно] подогнанные друг к другу, они стояли (levantadas) в виде капители с четырьмя склонами: это была самая великолепная [часть] всего сооружения. Внутри молельни в толщине [наружной] стены храма находился алтарь, где стояло изображение призрака Вира-кочи; по одну и по другую сторону молельни имелись еще два алтаря, однако в них ничего не было; они служили лишь для украшения и дополняли главную молельню. Стены храма поднимались вверх на три вары над [полом] чердака [и] не имели окон; у них был свой каменный карниз, обработанный снаружи и внутри, со всех четырех сторон. На алтаре, который находился внутри молельни, стояла огромная ваза; над ней возвышалась каменная статуя, которую приказал изготовить Инка Вира-коча [наподобие] того самого образа (figura), каким, как он рассказал, перед ним предстал призрак.

Это был хорошо сложенный мужчина с бородой длиною больше чем в пядь; длинные и широкие одежды вроде туники или сутаны спускались до пят (pies). С ним было странное животное, неизвестного вида, с лапами льва; его шея была перевязана цепью, конец которой находился в одной руке статуи. Все это было сделано в камне, и, так как мастера, поскольку они не видели ни [самую] фигуру, ни ее портрет, не могли до-[320] достаточно точно высечь ее со слов инки, он сам много раз прикасался резцом к одежде и фигуре, которую, как он говорил, он видел. И он не соглашался, чтобы кто-нибудь другой прикасался бы к ней, дабы не было бы проявлено неуважение или пренебрежение к образу его божества Вира-кочи если бы его изобразил бы кто-либо другой, а не сам король; вот так они ценили свои. пустые божества.

Статуя была похожа на образы наших благочестивых апостолов, и особенно на господина святого Варфоломея (San Bartolomе), поскольку его рисуют с дьяволом, привязанным к его ногам, как и фигура Инки Вира-кочи с его неизвестным зверем. Увидя этот храм и статую в том виде, как ее описали, испанцы было решили, что, быть может, апостол святой Варфоломей дошел до Перу, чтобы проповедовать среди тех язычников, и что в память о нем индейцы соорудили статую и храм. А метисы, уроженцы Коско, создали тридцать лет тому назад монашеское братство только из них одних, ибо не хотели, чтобы в него входили бы испанцы, и избрали своим покровителем этого благочестивого апостола, заявляя, что, уж если он — выдумка это или нет—проповедовал, как говорили в Перу, они хотели, чтобы он был их патроном, хотя некоторые злоязычные испанцы, видя украшения и пышные наряды, которые в день того [святого] появлялись на нем, говорили, что метисы делают это не ради апостола, а ради Инки Вира-кочи.

По какой причине и с какими намерениями приказал Инка Вира-коча, построить тот храм в Кача, а не в Чита, где ему явилось привидение, где имела место победа над чанками, ибо оба эти места имеют большее отношение [к случившемуся}, нежели Кача, индейцы не могут иначе объяснить, кроме как желанием инки; по-видимому, у него на то была какая-то тайная причина. Поскольку храм являлся столь необычным, как мы это рассказали, испанцы разрушили его [так же], как они поступили со многими другими знаменитыми творениями, которые они обнаружили в Перу, хотя им следовало бы сохранить их на свой счет, чтобы в грядущих веках люди увидели бы величественность того, что достигли [индейцы] благодаря своим рукам и счастливой судьбе.

Однако похоже что совершенно сознательно, словно завидуя самим себе, они разрушили их так, что сегодня едва сохранились лишь фундаменты этого и других подобных сооружений, что вызывает глубокое сожаление у благоразумных людей. Главной причиной, побудившей их разрушить это творение, как и другие, которые они разрушили, являлась мысль о том, что под ними не могли не находиться огромные сокровища. Первое, что они разрушили, была статуя, ибо они заявили, что под ее ногами зарыто множество золота. Храм они вскапывали постепенно, то тут, то там, до самого фундамента; и таким путем разрушили его целиком. Статуя сохранялась несколько лет спустя, хотя она вся была изуродована камнями, которыми в нее кидали. [321]

Глава XXIII

ЗНАМЕНИТАЯ КАРТИНА И НАГРАЖДЕНИЕ ТЕХ, КТО ОКАЗАЛ ПОМОЩЬ

Говоря об Инке Вира-коче, нужно знать, что он стал настолько чванлив и переполнен славой по причине своих подвигов и нового поклонения, которым оделяли его индейцы, что не удовлетворился сооружением знаменитого храма [и] создал другое прекрасное и яркое [произведение], столь же едкое по отношению к своему отцу, сколь остро направленное на пользу самому себе, хотя индейцы говорят, что оно было создано им, когда его отец уже умер. И заключалось оно в том, что на высочайшей скале, которых очень много в той округе, где сделал остановку его отец, когда он покинул Коско, отступая от чанков, он приказал нарисовать двух птиц, которых индейцы называют кунтурами [и] которые столь велики, что многие из них имели при измерении пять вар от кончика до кончика крыла. Они—хищные и очень свирепые птицы, хотя природа, всеобщая мать, создавая их столь свирепыми, не дала им когти — их лапы подобны куриным ножкам, однако клюв у них столь яростен и силен, что одним ударом он распарывает шкуру коровы: две те птицы нападают и убивают [корову], словно волки. Они—черно-белые, в пятнах, как сороки. Он приказал нарисовать две такие птицы. Одну — со сложенными крыльями и опущенной и втянутой головой, какими могут быть даже самые свирепые птицы, когда они хотят укрыться [от врага]; голова ее была направлена в сторону Кольа-суйу, спина — к Коско. Другую он приказал нарисовать по-иному: головой к городу и [охваченную] яростью, с расправленными крыльями, словно она летела, чтобы напасть на добычу. Индейцы говорили, что один кунтур изображал его отца, который убежал из Коско и хотел спастись в Кольяо, а другой представлял Инку Вира-кочу, который возвращался в полете, чтобы защитить город и всю империю.

Эта картина сохранялась в полной своей целости [еще] в году тысяча пятьсот восьмидесятом; а в девяносто пятом я спросил у одного священника-креола, который приехал в Испанию из Перу, видел ли он ее и сохранилась ли она. Он сказал мне, что от картины мало что сохранилось, ибо почти ничего нельзя было различить на ней, потому что время со своими дождями (aguas) и отсутствие заботы о вечном [сохранении] этой и других подобных древностей привели ее к разрушению.

Поскольку Инка Вира-коча сделался абсолютным господином всей своей империи, столь любимым и боготворимым своими [людьми], как об этом было сказано, и ему поклонялись как богу, он вначале своего царствования решил укрепить (establecer) свое королевство и привести его к успокоению, и спокойствию, и доброму правлению на благо своих вассалов. [322]

Первое, что он сделал, он оказал милость и наградил тех, кто оказал ему помощь во время прошедшего мятежа, особенно [народы] кечва, именовавшиеся кота-пампа и кота-нера, которым, поскольку они были главными зачинщиками помощи, приказал ходить с остриженной головой и носить на голове лъауту и проделать в ушах отверстие, как [это делали] инки, хотя размер отверстий был ограничен до [того], который первый инка Манко Капак установил для своих первых вассалов.

Другим народам он дал другие привилегии [и] великие милости, чем все они были весьма довольны и удовлетворены. Он посетил их королевcтва, чтобы предоставить им милость увидеть себя, ибо из-за чудес, которые о нем рассказывали, он был желаем ими всеми. И, потратив несколько лет на посещения, он вернулся в Коско, где с согласия своих [родичей] из своего, совета он принял решение завоевать те огромные провинции, которые называются Каранка, Ульака, Льипи, Чича и завоевание которых прекратил его отец, дабы принять меры в отношении дурного характера сына, как мы говорили [об этом] в своем месте. Для этого Инка Вира-коча приказал, чтобы в Кольа-суйу и Кунти-суйу к следующему лету были бы снаряжены тридцать тысяч воинов. Он избрал генерал-капитаном одного из своих братьев по имени Павак Майта Инка, что означает летящий Майта Инка, ибо он был самым быстроногим из всех своих сверстников и этот природный дар превратился в его прозвище. Он избрал четырех инков советниками брата и мастерами боя; они вышли из Коско и по пути собрали [уже] готовых к походу людей. Они двинулись к названным провинциям; в двух из них, в Чича и Ампара, поклонялись огромному горному хребту Сьерра-Невада за его величие, и красоту, и за реки, стекающие с него, которыми они орошали свои поля. Произошло несколько стычек и сражений, хотя и непродолжительных; ибо лучше любить противников, как воинственным [людям] испытать свои силы, чем вести открытую войну с инками, чья мощь уже стала такой и еще большей от новой славы подвигов Инки Вира-кочи, что враги не находили в себе силы оказывать им сопротивление. По этим причинам те крупные провинции покорились империи инков гораздо легче и с меньшими смертями и угрозами, чем они их ожидали вначале, ибо они были известны своей воинственностью и населены множеством людей; все же на их покорение и завоевание ушло три года.

Глава XXIV

НОВЫЕ ПРОВИНЦИИ, КОТОРЫЕ ПОКОРЯЕТ ИНКА, И КАНАЛ ДЛЯ ОРОШЕНИЯ ПАСТБИЩ

Инка Павак Майта и его дяди, закончив свой поход и оставив губернаторов и министров, необходимых для обучения новых вассалов, возвратились в Коско, где были приняты инкой со множеством празднеств и великими милостями и подарками, которые соответствовали столь [324] великому завоеванию которое они осуществили; этим [завоеванием] Инка Вира-коча увеличил свою империю до возможных пределов, потому что на востоке она достигла подножья гигантской Кордильеры и снежных вершин, на западе дошла до моря, а на юге — до последней из провинций чарков -- более двухсот лиг от города [Коско]. И в этих трех направлениях уже не было что завоевывать; ибо, с одной стороны, преградой стояло море, а с другой — снега и гигантские горы Анды, и на юге преграждали путь пустыни, которые разделяют Перу и королевство Чили. Однако, несмотря на все это [и] так как царствовать означает [испытывать| ненасытность, у инки появились новые заботы в отношении направления Чинча-суйу, т. е. на север: он захотел увеличить свою империю, сколько это стало бы возможным, в том направлении, и, сообщив об этом своим [родичам] из своего совета, он приказал поднять тридцать тысяч воинов и избрал шесть инков из самых опытных, чтобы они отправились с ним вместе [в поход]. Снабженный всем необходимым, он пошел со своим войском по дороге на Чинча-суйу, оставив губернатором города [Коско] своего брата инку Павак Майта. Он пришел в провинцию Анта-вайльа, относящуюся к народу чанка, который из-за предательств [им] инки Йавар Вакака и мятежа против него стали называть кличкой предатель, и все еще по сей день среди индейцев продолжает жить это имя, ибо они никогда не говорят чанка без прибавления [слова] сука, что означает предатель. Оно означает также тиран, вероломный и неверный [человек] и все остальное, что относится к тирании и вероломству; все это содержит [в себе] это прилагательное сука. Оно также означает [глагол] воевать и давать сражение; [все это сказано], чтобы было видно, сколько включает в себя только одно слово всеобщего языка Перу. Торжественно, с ликованием, подобно людям, обеспокоенным своей судьбой, чанки встретили Инку Вира-кочу. Он был весьма приветлив с ними, а наиболее главных одарил как словом, так и подарками; он дал им одежды и другие подарки, чтобы они утратили страх за прошлое преступление, ибо они, поскольку не последовало наказания, соответство-вавшего их злодеянию, в страхе ожидали его тогда или в будущем. Инка, помимо общей милости, оказанной им всем, посетил все провинции; он обеспечил их тем, чем счел необходимым. Закончив это, он собрал войско, которое было размещено в разных провинциях, [и] .направился к тем провинциям, которые наметил покорить. Самая ближняя из них, называвшаяся Вайтара, была большой и густо населенной богатыми и воинственными людьми, которые встали на сторону восставших; она по-корилась сразу же, как только Инка Вира-коча направил своих посланцев, приказывая им покориться, и они с большими унижениями вышли принять его господином, ибо были научены опытом сражения в Йавар-пампе. Инга принял их весьма любезно и приказал сказать им, чтобы они жили в спокойствии и мире, ибо это было больше всего полезно им. [325]

Оттуда он прошел в другую провинцию, называвшуюся Покра, другое ее имя —Ваманка, и в другие [провинции], которые именуются Асан-кару, Парко, Пикуй и Акос; все они сдались с большой легкостью и радовались войти в его империю, потому что Инка Вира-коча был желаем повсюду по причине чудес, которые он совершил. Захватив эти [провинции], он отпустил войско и приказал то, что шло на общее благо вассалов, и среди прочих вещей приказал вырыть водный канал более двенадцати футов глубиной (hueco), протяженностью более ста двадцати лиг; он брал свое начало с вершины горы, которая стоит между Парку и Пикуй, от прекрасных родников, похожих на многоводные реки, которые там рождаются. Канал бежал до Рукана и служил для орошения пастбищ, которые имеются в тех ненаселенных [районах] и достигают в ширину десять и восемь лиг, а в длину проходят почти через весь Перу.

Другой подобный канал пересекает почти весь Конти-суйу, пробегая с юга на север более ста пятидесяти лиг по верхней части самых высоких горных хребтов, которые имеются в той провинции; он выходит на [земли] кечва и служит или служил исключительно для орошения пастбищ в период, когда осень задерживала свои воды. Таких каналов для орошения пастбищ много во всей империи, которой правили инки; эти сооружения достойны величия и правления таких князей. Эти каналы можно сравнить с самыми великими сооружениями, которые известны миру, и отдать им первое место, принимая во внимание те высочайшие горные хребты, по которым они были проложены, огромнейшие скалы, которые взламывали без стальных или железных инструментов, и только лишь камень разрушал другой камень, используя силу рук, и то, что они не умели возводить внутреннюю поверхность сводов, чтобы на них устанавливать мосты для преодоления ущелий и ручейков. Если же какой-либо глубокий ручей пересекал путь [каналу], они обезглавливали ручей у места его рождения; они обходили все горы, встречавшиеся на дуги. Та часть канала, которая проходила по [склонам] горных хребтов, имела в глубину [по вогнутой поверхности] десять [и] двенадцать футов; скалу они подрубали, чтобы открыть проход воде; наружные же стены канала складывались из больших каменных плит, обработанных со всех шести сторон; они имели в длину полторы и две вары, а в высоту — более вары; их устанавливали одну за другой, прижимая друг к другу я укрепляя с внешней стороны большими камнями и множеством земли, которая подпирала каменные плиты и предохраняла их от скота, который двигался там в том и другом направлении [вдоль] канала.

Этот [канал], пересекающий всю область, - именуемую Кунти-суйу, находится в провинции по имени Кечва, которая расположена в конце этой же самой области; он построен так, как я рассказал, ибо я разглядывал его с большим вниманием. И действительно, это такие великие и [326] [достойные] восхищения сооружения, что они превосходят любое их описание (pintura) и восхваление, которое можно посвятить им. Испанцы, будучи чужеземцами, не обращали внимания на подобные великие творения, не проявляли к ним уважение и не сохраняли их; они. даже не сочли нужным упомянуть о них в своих историях; похоже, что они скорее всего сознательно или от излишней беспечности, что представляется более достоверным, допустили разрушение всех этих [сооружений]. То же самое произошло с каналами, которые индейцы провели для орошения хлебных земель, благодаря чему две трети [этих земель] были потеряны; и сегодня, как и многие годы тому назад, действуют только те каналы, которые нельзя не сохранять, потому что они в них нуждаются. От больших и малых [каналов], ныне уже разрушенных, все еще сохраняются следы и отметины.

Глава XXV

ИНКА ПОСЕЩАЕТ СВОЮ ИМПЕРИЮ; ПРИХОДЯТ ПОСЛЫ, ПРЕДЛАГАЮЩИЕ ВАССАЛЬНУЮ ЗАВИСИМОСТЬ

Начертав план и обеспечив необходимым для строительства большого канала для орошения пастбищ, Инка Вира-коча перешел из провинции Чинча-суйу в провинцию Конти-суиу с намерением посетить все свои царства в том путешествии. Первые провинции, которые он посетил, назывались Кечва, среди которых главными являются две: одна называется Кота-пампа, а другая — Кота-нера; обе они были одарены им с особой милостью за великую службу, которую оказали ему, когда помогли против чанков. Затем он направился в остальные провинции Конти-суиу, и он но удовлетворился лишь посещением горных [районов], но также побывал в равнинных долинах и на берегу моря, чтобы ни одна из провинции не осталась бы лишенной его милости по причине того, что он не посетил ее, поскольку он был всеми желаем.

Он провел широкое расследование, чтобы выяснить, выполняют ли свой долг губернаторы и королевские министры—каждый на своем посту (ministerio). Того, кто плохо нес свою службу, он приказывал строжайшим образом наказать; он говорил, что такие [люди] заслуживают более суровые и строгие наказания, чем дорожные грабители, ибо с [помощью] королевской власти, которая была им дана для вершения справедливости и [ради] блага вассалам, они причиняли им беспокойства и вред вопреки воле инки, пренебрегая его законами и приказаниями. Завершив посещение Кунти-суйу, он вышел в провинции Кольа-суйу, которые прошел одну за другой, посещая самые главные селения, в которых, как и во [всех, которые он] прошел, инка оказывал многие милости и одаривал простых индейцев, и особенно их кураков. Он посетил тот берег моря вплоть до Тара-пака. [327]

Когда инка находился в провинции Чарка, к нему пришли послы из королевства, называвшегося Тукма, которое испанцы называют Туку-ман, расположенного в двухстах лигах от Чарка на юго-восток, и, представ перед ним, они сказали ему: «Сапа Инка Вира-коча, слава подвигов инков, твоих родителей, прямота и равноправие их правосудия, мягкость их законов, правление на пользу и благо подданных, великолепие их религии, любовь, милосердие и кротость королевского характера всех вас [инков] и великие чудеса, которые снова совершил для тебя твой отец Солнце, проникли в самые отдаленные уголки нашей земли и еще дальше. По причине этих великих дел кураки всего королевства Тукма прониклись к ним любовью и направили [нас] просить тебя счесть за добро, и включить в твою империю, и разрешить им называть себя твоими вассалами, чтобы насладиться твоими благодеяниями и чтобы ты оказал бы нам честь, прислав инков твоей королевской крови, которые вместе с нами спасли бы нас от наших варварских законов и обычаев и научила бы нас вере, которой мы должны следовать, и законам, которые должны хранить. По этой причине от имени всего нашего королевства мы поклоняемся тебе как сыну Солнца и принимаем тебя королем и нашим господином, в знак свидетельства чего мы предлагаем тебе самих себя и плоды нашей земли, чтобы они стали знаком и свидетельством того, что мы—твои». Сказав это, они разложили перед ним много одежды из хлопка, много очень хорошего меда, кукурузу и другие плоды и фрукты той земли, частицу которых они принесли с собой, чтобы над всем этим он стал хозяином. Они не принесли ни золота, ни серебра, потому что их не было у [тех] индейцев, и даже по сей день, несмотря на огромные старания тех, кто их искал, они не были открыты [там].

Отдав подношение, послы, по их обычаю, встали на колени перед инкой, и они поклонялись ему как богу и как своему королю. Он принял их с большой любезностью и после того, как принял подношения, в знак [вступления] во владение всем тем королевством он приказал своим родичам поднять с ними тосты, чтобы оказать им милость, которая среди них считалась бесценной. Завершив питье, он приказал сказать им, что инка высоко оценил то, что они по собственному решению пришли покориться и [отдать себя] во власть инков, что они будут больше одарены и [получат] лучшее обхождение, чем все остальные, поскольку их любовь и добрая воля заслуживают этого больше, чем [чувства] тех, кто пришел, покоренный силой. Он приказал, чтобы им дали много одежды из шерсти для их кураков, из очень тонкой, которую вырабатывали для инков, и другие подарки, которыми пользовались лица королевской [крови], созданные руками избранных девственниц, которые считались чудесными и священными предметами, и послам [также] дали многочисленные подарки. Он приказал, чтобы инки, его родичи, направились обучить тех индейцев своей языческой вере и освободили бы их от злоупотреблений и глупостей, которые имелись среди них, и научили бы [328] законам и приказаниям инков, которые они должны были соблюдать. Он приказал направить министров, которые были знакомы с сооружением оросительных каналов и с возделыванием земли, чтобы обогатить имущество Солнца и короля.

Послы, проведя несколько дней в присутствии инки, остались очень довольны его характером и были восхищены добрыми законами и обычаями королевского двора, а сравнив их с теми, которые имелись у них самих, заявили, что эти были законами людей, сыновей Солнца, а те — неразумных животных. И, движимые доброй завистью, они сказали инке перед своим уходом: «Единственный господин, пусть никого не останется в мире, не вкусившего усладу твоих законов правления и веры; мы ставим тебя в известность, что далеко от наших земель на юг и на запад находится одно королевство, именуемое Чили, населенное многими людьми, с которыми у нас нет никакой торговли из-за огромной горной цепи со снежными вершинами, которая стоит между ними и нами, хотя сообщение [о королевстве] досталось нам от наших отцов и дедов; и показалось нам необходимым сообщить тебе об этом, чтобы ты счел за добро завоевание той земли и ее подчинение своей империи, чтобы они знали бы твою веру, и поклонялись бы Солнцу, и наслаждались бы твоими благодеяниями». Инка приказал запомнить то сообщение и дал разрешение послам, чтобы они вернулись в свои земли.

Инка Вира-коча продолжил свои посещения, как мы об этом рассказывали, и он посетил все провинции Кольа-суйу, постоянно оказывая милости и благодеяния куракам, и капитанам войны, и советам [селений], и простым людям; таким образом, все они получили новое удовлетворение от своего инки. Во всех тех провинциях они принимали его с огромными праздниками, и ликованием, и восхвалениями, которые до той поры никто никогда не слышал; потому что, как много раз нам представлялся случай сказать это, сон и великая победа в Йавар-пампе породили в индейцах такое преклонение и уважение к инке, что они стали поклоняться ему как новому божеству; и еще сегодня они испытывают огромное почтение к скале, у которой, как говорят, он лежал, когда к нему явилось привидение. И причиной тому не идолопоклонство, ибо благодаря милости божьей они уже избавлены от обмана, в котором пребывали, а память о своем короле, который был для них столь добр в делах мира и войны.

Закончив посещение Кольа-суйу, он вошел в Анти-суйу, где хотя его [и] приняли с меньшей пышностью и помпой, потому что это были не такие крупные селения, как те, которые он посетил до этого, однако они [также] сделали все, чтобы встретить его с доступной, пышностью и праздником. По дорогам они поставили триумфальные арки из дерева, украшенные зеленью и цветами, — весьма распространенный обычай среди индейцев во время больших приемов; они покрыли зеленью и цветами дороги, по которым проходил инка. Иными словами, они во всем [329] старались навести внешний блеск, чтобы дать понять [свое] пустое поклонение, которое они оказывали ему. На посещение этих трех частей своей империи Инка Вира-коча затратил три года, в течение которых он не переставал давать праздники [в честь] Солнца, которые назывались Райми, и тот, который называют Ситва, [и он праздновал их] там, где его настигало время начала этих праздников, хотя они отмечались с меньшей торжественностью, чем в Коско; но они как могли, так и праздновали их, чтобы исполнить долг перед своей пустой религией. Закончив посещения, он вернулся в свой имперский город, где его приняли так хорошо, как он только мог пожелать, ибо, поскольку он был его новым основателем, защитником и покровителем, все придворные вышли его встречать с великим праздником и новыми песнями, сложенными для восхваления его величия.

Глава XXVI

ПОБЕГ ОТВАЖНОГО ХАНКО-ВАЛЬУ ИЗ ИМПЕРИИ ИНКОВ

Точно так же, как мы рассказали, этот инка еще два раза посетил все свои королевства и провинции. Во время второго посещения, когда он находился в провинции Чича, которая является южной оконечностью Перу, случилось так, что ему доставили сообщение о странном случае, который причинил ему много огорчений и боли, а случилось то, что отважный Ханко-вальу, который, как мы говорили, был королем чанков, несмотря на то что уже девять или десять лет наслаждался мягким правлением инков и несмотря на то что он вовсе не был лишен ни своего положения, ни своей власти, и оставался таким же великим господином, как и прежде, и инка одарил его всеми подарками и по возможности добрым обхождением, он, имея все это, не мог со своей благородной и гордой душой выносить страдания от того, что являлся подданным и вассалом другого, поскольку [прежде] он сам был абсолютным господином стольких вассалов, которых имел, а его отцы и деды и [другие] предки завоевывали и подчиняли своему господству и своему государству многие народы, в частности [людей] кечва, которые были первыми в оказании помощи Инке Вира-коче; [он переживал], что не смог добиться победы, которую ожидал, и, видя себя в настоящем равным со всеми теми, которые раньше стояли ниже его, он полагал, согласно здравому смыслу и его представлениям, что за ту службу, которую его враги оказали инке, [последний] любил и уважал их больше, чем его, и что он с каждым днем должен был все больше и больше терять [свое значение]; испытывая чувства презрения от этих своих выдумок (imaginaciones), которые всякий час возникали в его фантазии, хотя с другой стороны он видел, что правление инков было. достойно того, чтобы ему [330] добровольно покорились все владения и свободные княжества (senorios), он, отвергая все, чем владел, жаждал своей свободы больше, чем наслаждения еще более высоким положением, [но] без свободы. Поэтому он переговорил с некоторыми из своих индейцев и раскрыл им свое сердце; он рассказал, что намерен покинуть свою родную землю и свое владение, и освободиться от вассальной зависимости от инков и всей их империи, и найти новые земли, чтобы заселить их и стать абсолютным господином или умереть за это дело; что для того, чтобы осуществить это желание, следует поговорить с другими [индейцами], и чтобы они как можно более скрытным образом начали бы мало-помалу покидать [земли], которыми правит инка, [беря с собой] жен и детей, как это им будет удобнее, что он дает им документы (pasaportes), чтобы у них не требовали отчета, [почему они находятся] в дороге, и чтобы они ждали его в чужих соседних землях, ибо все вместе они не могут покинуть [страну] без того, чтобы инка не узнал об этом и не помешал бы им, и что он выйдет следом за ними так скоро, как это будет возможно, и что этот путь был самым надежным, чтобы обрести утерянную свободу, ибо попытаться снова поднять мятеж было безумием и глупостью, ибо они не обладали достаточной мощью, чтобы оказать сопротивление инке, и если бы даже они ею обладали, сказал он, он не поступил бы так, чтобы не стать неблагодарным по отношению к тому, кто столько милостей оказал ему, или предать того, кто был к нему столь великодушен; что он удовлетворится лишь тем поиском своей свободы, который меньше всего оскорбит столь доброго князя, как Инка Вира-коча.

Этими словами отважный и благородный Ханко-вальу убедил тех, кто их услышал первыми, а они [убедили] других и третьих, и так они [переходили] из уст в уста; и таким путем благодаря искренней любви, которую, как правило, индейцы испытывают к своим урожденным господам, чанки оказались податливы тем уговорам, и за короткое время его землю покинуло более восьми тысяч индейцев, полезных для войны, помимо .других простых и маленьких людей — женщин и детей, вместе с которыми ушел гордый Ханко-вальу, прокладывая [себе] дорогу через чужие земли своим оружием, наводившим ужас, и именем чанка, чьи ярость и храбрость вызывали страх у всех соседних народов. Тот же страх позволил ему обеспечить себя провиантом, пока он не дошел до провинций Тарма и Пумпу, которые находились в шестидесяти лигах от его земель, где он имел несколько стычек; и, хотя он мог легко покорить те народы и заселить [обе провинции], он не захотел этого, ибо считал, что находится [слишком] близко от империи инков, амбиция которых, как он думал, была настолько велика, что она быстро направит их покорять эти земли, и он снова окажется в том же несчастном положении, от которого бежал. По этой причине он счел необходимым уйти как можно дальше и удалиться туда, куда инка скоро не придет, по крайней мере при его жизни. С этим решением он тронулся в путь, взяв вправо [331] от того направления, по которому шел, и подошел к гигантским горам Андам, чтобы, преодолев их, поселиться там, где ему повстречается удобное для этого место. И люди его народа говорят, что именно так он и сделал, удалившись от своих земель более чем на двести лиг; однако они не могут сказать, где он прошел и где поселился; [известно] лишь, что они ушли вниз по большой реке и поселились на берегах огромных и красивых озер, где, как говорят, совершали столь великие подвиги что они больше похожи на сказки, сложенные ради восхваления своих родичей— [людей] чанка, нежели на правдивые истории, хотя мужество и храбрость великого Ханко-вальу могли совершить очень великие дела, о которых мы заканчиваем рассказ, поскольку они не относятся к нашей истории. А то, что к ней относится, уже рассказано нами достаточно.

Глава XXVII

КОЛОНИИ В ЗЕМЛЯХ ХАНКО-ВАЛЬУ; УКРАШЕНИЕ ДОЛИНЫ ЙУКАЙ

Инка Вира-коча испытал огромное огорчение из-за побега Ханко-вальу; он хотел воспрепятствовать ему, но, поскольку это было уже невозможно, он утешал себя тем, что случилось это не по его вине (causa), а в глубине своей души, индейцы говорят, он радовался, что тот ушел, ибо это было естественное чувство для правителей (senores), испытывающих неудобство от вассалов, обладающих подобным мужеством и храбростью, поскольку они внушают им опасения. Получив весьма подробные сведения о бегстве Ханко-вальу и о состоянии тех провинций [после его ухода] и убедившись в том, что там не произошли какие-либо изменения, он направил приказ (дабы не прерывать свое посещение [королевства]), чтобы его брат Павак Майта, который оставался губернатором в Коско, и двое других из его совета направились бы с хорошей охраной и посетили бы селения чанков и чтобы они мягкостью и милосердием успокоили бы души, которые были взволнованы уходом Ханко-вальу.

Инки пошли и посетили те селения и соседние провинции, и, как смогли, привели их к спокойствию и миру. Они посетили также две знаменитые крепости, которые принадлежали древним предкам. Ханко-вальу, именовавшиеся Чальку-марка и Сура-марка. Марка на языке тех провинций означает крепость. В них провел изгнанник Ханко-вальу последние дни своего пребывания в своих владениях, как бы прощаясь с ними; его индейцы рассказали, что расставание с ними он переживал больше, чем потерю всего своего государства (estado). Когда утихли волнения, которые вызвал побег Ханко-вальу, и инка закончил посещение своей империи, он возвратился в Коско с намерением провести несколько [332] лет со своим королевским двором и заняться правлением ради блага своих королевств, пока не забудется этот второй бунт чанков. Первое, что он сделал, это обнародовал некоторые законы, которые могли бы воспрепятствовать возникновению других восстаний, подобных прошедшим. Он направил в чанкские провинции людей, которых называют чужеземцами, в количестве десяти тысяч жителей (vezinos), чтобы они заселили и устранили бы недостаток [в людях], которые ушли сражаться на Иавар-пампа и бежали с Ханко-вальу. Он дал им в качестве вождей инков по привилегии, [и] они заняли ненаселенные места (vazios), которые имелись в тех провинциях. Закончив то, что было [нами] сказано, он приказал построить огромные и величественные здания во всей своей империи, особенно в долине Йукай и ниже нее, в Тампу. Та долина настолько великолепна, что не имеет равных во всем Перу; по этой причине все короли инки, начиная с Манко Капака, который был первым [королем], кончая последним, превратили ее в сад и место для услад и отдыха, куда они приходили, чтобы освободиться от забот и тяжких мыслей, которые царствование приносит с собой в постоянно возникающих делах мира и войны. Она расположена в четырех малых лигах на северо-запад от города; это приятнейшее место со свежими и нежными ветрами, красивыми ручейками, постоянным теплом, [не знающее] ни холода, ни жары, без мух, и москитов, и других неприятных насекомых. Она находится между двумя высокими горными цепями; та, что на востоке, — это огромные Кордильеры Сьерра-Невада, которые одним из своих изгибов доходят туда. Самая высокая вершина той цепи покрыта вечным снегом; с нее в долину сбегает множество ручейков, вода которых используется для орошения полей. Средняя часть цепи — суровейшие горы; ее подножье — богатейшие и изобильные пастбища, сплошь усеянные оленями, косулями, ланями, ванаками, и викуньами, и куропатками, и другими разными птицами, однако расточительность испанцев привела к тому, что [сейчас] уничтожено все, что является охотничьей дичью. Равнинная часть долины — плодороднейшие земельные участки, покрытые виноградниками, и фруктовыми деревьями, и сахарным тростником, который посадили испанцы.

Другая горная цепь, стоящая на западе, невысока, хотя подъем на нее равен лиге; у ее подножья бежит многоводная река Йукай с мягким и тихим течением; в ней много рыбы и изобилие серых цапель, уток и других водоплавающих птиц. Вот почему все больные, которые могут, приезжают из Коско в ту долину для лечения, потому что город, имея более холодный климат, неблагоприятен для выздоравливающих. Сегодня испанец — житель Коско — не считается состоятельным, если у него нет в той долине своего участка. Этот инка Вира-коча был особенно пристрастен к тому месту и поэтому приказал построить [там] много зданий — одни для отдыха, другие, чтобы показать величие и могущество; я успел увидеть одно из них. [333] Он расширил дом Солнца, [пополнив] его сокровища, и возведя новые здания, и увеличив обслуживающий персонал, в соответствии со своей щедростью, и почитанием, и преклонением, которые испытывали все инки [к] тому дому, и особенно инка Вира-коча по причине того послания, которое [Солнце] направило ему с привидением.

Глава XXVIII

ОН ДАЛ ИМЯ ПЕРВОРОЖДЕННОМУ [СЫНУ], ПРЕДСКАЗАЛ ПРИХОД ИСПАНЦЕВ

В указанных делах Инка Вира-коча провел несколько лет при исключительном спокойствии и мире всей его империи благодаря доброму правлению, которое в ней осуществлялось. Первому сыну, которого ему родила койа Мама Рунту, его законная супруга и сестра, он приказал в своем завещании дать имя Пача-кутек (до этого он назывался Титу Манко Капак): это [грамматическая] основа настоящего времени, означающая тот, кто возвращает или тот, кто поворачивает или изменяет мир; они произносят [это словосочетание] на манер поговорки пачам кутил; это означает мир изменяется, а в большинстве случаев они говорят так, когда великие дела меняются от хорошего к плохому, и очень редко, когда они меняются от плохого к хорошему; ибо они считают, что в действительности [чаще] бывают изменения от хорошего к плохому, чем от плохого к хорошему. Чтобы было соответствие с поговоркой, следовало бы Инку Вира-кочу назвать Пача-кутек, потому что он изменил положение своей империи от плохого к хорошему, ибо восстание чанков и бегство отца изменили ее положение от хорошего к плохому. Однако, поскольку он не мог [добиться], чтобы его так называли, ибо все его королевства со времени, когда ему явился призрак, именовали его Вира-коча, поэтому имя Пача-кутек, которое должно было бы принадлежать ему [самому], он дал принцу, своему наследнику, чтобы в сыне сохранилась бы память о подвиге отца. Учитель Акоста в шестой книге, двадцатая глава, говорит: «Этого инку не одобряли за то, что он называл себя Вира-коча, что является именем бога, и чтобы его простили, он сказал, что сам Вира-коча в сновидениях явился к нему и приказал взять свое имя. Ему унаследовал Пача-кути Инга Йупанки, который был очень храбрым завоевателем, и великим государственным деятелем (republicano), и изобретателем большей части ритуалов и суеверий их языческой веры, как мы потом расскажем». Этими [словами] он закончил ту главу. Я привожу в свою пользу это доказательство [того], что ему [инке] во сне явился призрак, и что он взял его имя, и что ему унаследовал сын по имени Пача-кутек. То, что его преподобие говорит [334] в [следующей] двадцать первой главе, что Пача-кутек отнял королевство у своего отца, это то же самое, что и мы говорили, однако это Инка Вира-коча отнял его у своего отца Йавар-вакака, а не Пача-кутек у своего отца Вира-кочи, поскольку в сообщении, которое получил его преподобие, одно поколение оказалось отодвинуто назад (artassaron). И, хотя оно оказалось ошибочным, я радуюсь, что он все же получил это сообщение, поскольку оно оказывает мне пользу.

Имя королевы, супруги Инки Вира-кочи, было Мама Рунту: оно означает мать-яйцо; они называли ее так, потому что у этой койи цвет кожи был белее, чем обычно он бывает у индианок, и, делая такое сравнение, они называли ее мать-яйцо, что заключает в себе прелесть и манеру изъясняться на том языке; они хотели сказать, что мать была [такая] белая, как яйцо. Любознательные в отношении языков [люди] развлекутся этим и другим подобным многословием, которые им не покажутся таковыми. Не любознательные пусть меня простят.

Этому Инке Вира-коче его [народ] приписывает возникновение предсказания, которое имелось у королей Перу, о том, что после того, как процарствует определенное число [королей], на эту землю должны прийти люди, которых никогда не видели, и они отнимут у них языческую веру и империю. Таково было содержание предсказания, высказанное в путанных, двусмысленных словах, которые не позволяли воспринимать [их точный смысл]. Индейцы говорят, что, поскольку этот инка после сна с привидением стал у них оракулом, амауты, которые были философами, и верховный жрец вместе с самыми старыми жрецами храма Солнца, которые были чудотворцами, спрашивали в должное время о том, что ему приснилось, и что из слов, и комет на небе, и земных предвестников, которые наблюдались в птицах и животных, и из суеверий, и извещений, которые приносили жертвоприношения, из всего этого после совещания со своими [родичами] инка сделал указанное предсказание, превратив себя в главного чудотворца; и он приказал, чтобы [последующие] короли по традиции хранили бы в памяти [это предсказание] и чтобы не распространяли его среди простых людей, ибо не было дозволено оскорблять то, что для них являлось чудесным откровением, и было неблагоразумно, чтобы стало известно и начались бы разговоры, что настанет время, когда инки утратят свою языческую веру и свою империю, что они будут низвергнуты с высоты и лишены божественности, которые им приписывались. Поэтому больше не было разговоров об этом предсказании до инки Вайна Капака, который незадолго до своей смерти весьма открыто заявил о нем, как мы расскажем в нужном месте. Некоторые историки коротко касаются того, о чем мы говорили: они говорят, что предсказанное принадлежало божеству, которое было у индейцев; его звали Тикси Вира-коча. То, что рассказал я, слышал от старого инки, который говорил про древние времена и рассказывал сказки своих королей в присутствии моей матери. [335]

Поскольку это предсказание сделал Инка Вира-коча, и поскольку оно сбылось с приходом испанцев в Перу, и они завоевали [страну] и уничтожили языческую веру инков, и проповедовали католическую веру нашей святой матери римской церкви, индейцы дали испанцам имя Вира-коча, и это была вторая причина, из-за которой они так поступили, присовокупив ее к первой, каковой являлось утверждение, что они были сыновьями фантастического божества Вира-кочи, присланные им (как мы говорили раньше) в помощь инкам и для наказания тирана. Этот рассказ мы поместили до положенного ему места, чтобы сообщить об этом чудесном предсказании, которое короли инки узнали за столько лет до [прихода испанцев]: оно исполнилось во времена Васкара и Ата-вальпы, праправнуков инки Вира-кочи.

Глава XXIX

СМЕРТЬ ИНКИ ВИРА-КОЧИ. АВТОР ВИДЕЛ ЕГО ТЕЛО

Величественным и высочайшим было положение Инки Вира-кочи, как мы об этом рассказали, когда он умер; его оплакивала вся его империя; ему поклонялись как богу, сыну Солнца, совершая множество жертвоприношений. Он оставил наследником Пача-кутека Инку и [еще] многих других сыновей и дочерей, законных по своей королевской крови и незаконных; он завоевал одиннадцать провинций — четыре на юге от Коско и семь—на севере. Точно неизвестно, сколько лет он прожил и сколько царствовал; чаще всего говорят, что он процарствовал более пятидесяти лет; об этом же говорил вид его тела, когда я видел его в Коско в начале тысяча пятьсот шестидесятого года, когда я, вынужденный уехать в Испанию, заходил в дом лиценциата Поло Ондегардо, урожденного Сала-манки, который был коррехидором того города, чтобы поцеловать ему руки и проститься с ним по причине моего путешествия. Среди других благодеяний, которые он оказал мне, он предложил: «Поскольку ты едешь в Испанию, войди в это помещение; ты увидишь кой-кого из своих [предков], которых я извлек на свет, чтобы у тебя было что рассказать там». В помещении я увидел пять тел королей инков — три мужских и два женских. Один из них, как говорят индейцы, был тот Инка Вира-коча; было видно, что он прожил долгую жизнь; у него была белая как снег голова. Второй, говорят, был великий Тупак Инка Йупанки, который доводился правнуком Вира-коче Инке. Третий был Вайна Капак, сын Тупак Инки Йупанки, праправнук Инки Вира-кочи. Двое последних не казались столь старыми, хотя и у них были седые волосы, но не столько, сколько у Вира-кочи. Одна из женщин была королева Мама Рунту, супруга этого Инки Вира-кочи. Другая была койа Мама Окльо, мать Вайна Капака, и, видимо, это правда, что индейцы держали [336] их, мужа и жену, вместе после смерти, как они вместе находились при жизни. Тела их были сохранены полностью; все было на месте — каждый волосок с головы, из бровей и ресниц. Они были в тех своих одеждах, которые носили при жизни: на голове только льауту и никаких других королевских знаков отличия. Они сидели [на корточках], как обычно садятся индейцы и индианки: руки скрещены на груди—правая поверх левой; глаза опущены вниз, словно они смотрели на пол. Отец учитель Акоста, говоря об одном из этих тел, которые также успел увидеть его преподобие, говорит в книге шестой, глава двадцать первая: «Тело было настолько целым и хорошо приготовленным (aderecado) с [помощью] какого-то битума, что казалось живым. Глаза были сделаны из тончайшей золотой ткани; они были так великолепно вставлены, что не было необходимости в естественных глазах», и т. д. Я каюсь в своей невнимательности, ибо не рассматривал их столь [детально], а было это потому, что я не собирался писать о них; ибо если бы я думал об этом, то смог бы более детально рассмотреть, какими они были, и узнать, как и чем их забальзамировали, ибо мне, как подлинному сыну, не отказали бы, как отказывали испанцам, которые как ни старались, так и не смогли узнать об этом от индейцев; должно быть, они уже утратили эти традиции, как и многие другие, о которых мы говорили и скажем [еще]. Я также не заметил битума, поскольку они были такими целыми, что казались живыми, как об этом говорит его преподобие. И надо думать, что он [битум] был использован, ибо, судя по тому, как выглядели тела умерших столько лет тому назад, не представляется возможным, чтобы без введения некоего [состава] они могли бы столь полно сохраниться и сохранить так много мышечных тканей (llenos de sus carnes); однако это было сделано столь скрытно, что нельзя было заметить. Тот же автор, рассказывая об этих телах в пятой книге, глава шестая, говорит следующее: «Прежде всего они старались законсервировать тела Королей и господ, и они сохранялись целиком более двухсот лет без запаха и разложения. В таком виде находились в Коско короли инги, каждый в своей часовне и молельне, откуда трех или четырех из них извлек и перенес в Город Королей (чтобы выкорчевать языческую веру) вице-король маркиз де Каньете; вид человеческих тел, [сохранявшихся] столько лет, со столь красивыми лицами и столь целыми, вызвал восхищение», и т. д. До этого — [слова] отца учителя, и нужно предупредить, что Город Королей (где тела уже находились почти двадцать лет, когда их увидел его преподобие) расположен на очень жаркой и влажной земле и по этой причине весьма гнилой, особенно для мяса, которое уже на следующий же день портится; несмотря на все это, он говорит, что вид мертвых тел, [сохранявшихся] столько лет, со столь красивыми лицами и столь целыми, вызывал восхищение. Насколько же лучше было их состояние двадцатью годами раньше в Коско, где холодная и сухая земля сохраняет мясо, не давая ему разлагаться, пока оно не высохнет [337] словно палка. Лично я думаю, что главным и лучшим способом, который использовался для бальзамирования, был перенос [этих тел] поближе к снегам, и там их держали, пока не высыхали ткани, а потом в них вводили битум, о котором говорит отец учитель, чтобы заполнить и [тем самым] заменить высохшие ткани, ибо тела были во всем настолько целыми, что казались живыми, здоровыми и в хорошем состоянии, [и], как говорят, им оставалось только начать разговор. Это соображение родилось во мне при виде вяленого мяса, которое индейцы во всех холодных землях готовят исключительно путем его вывешивания на [свежем] воздухе, пока оно полностью не теряет всю свою влажность, и они не используют соль или иное предохраняющее [вещество], а высушенное таким путем они хранят его столько времени, сколько хотят. И таким образом готовилось все мясо во времена инков, которым снабжались воины.

Я вспоминаю, что трогал палец на руке Вайна Капака; казалось, что это — деревянная статуя, настолько он был твердым и крепким. Тела были настолько легкими, что любой индеец переносил их на руках или на плечах из дома в дом, когда кабальеро просили об этом, чтобы посмотреть на них. Их несли, закрывая в белые покрывала; на улицах и площадях индейцы падали на колени, поклоняясь им со слезами и стенаниями; и многие из испанцев снимали перед ними шляпы, ибо это были тела королей, что вызывало у индейцев такую благодарность, что они не могли выразить ее словами.

Вот то, что можно было [рассказать] о подвигах Инки Вира-кочи; другие, менее значительные дела и побасенки об этом знаменитом короле в точности не известны, в связи с чем вызывает сожаление, что из-за отсутствия письма умерли и оказались похоронены вместе с ними подвиги столь выдающихся людей.

Отец Блас Валера упоминает только одно высказывание (dicho) этого Инки Вира-кочи; он говорит, что инка повторял его много раз, а что ему передали эту [устную] традицию и еще другие рассказы других королей инков, как об этом будет рассказано, трое инков (он называет их имена). Этот [рассказ] касается воспитания детей, ибо, поскольку этот инка воспитывался в такой суровости и немилости его отца, вспоминая о том, что с ним случилось, он предупреждал своих, [указывая], как следует воспитывать детей, чтобы они были бы хорошо обучены. Он говорил: «Отцы во многих случаях являются причиной того, что дети становятся потерянными и совращенными из-за тех привычек, которые они прививают им в детстве; потому что одни воспитывают их, чересчур одаривая и в излишней мягкости, и, словно завороженные красотой и нежностью детей, потакают любому их желанию, не заботясь о том, что случится с ними в будущем, когда они станут взрослыми. Другие воспитывают их в излишней суровости, наказывая их, что также портит [детей], ибо излишнее одаривание ослабляет и уменьшает силы их тела [338] и духа, а большие наказания приводят к потере мужества и ослаблению таланта в такой степени, что они теряют надежду усвоить учение и испытывают к нему отвращение, а те, кто получают все, не могут найти в себе силы, чтобы выполнить дело, достойное человека. Порядок которому нужно следовать, заключается в том, чтобы воспитание проходило бы посредине, чтобы этим путем дети вырастали бы сильными и мужественными в военных делах и учеными и благоразумными в делах мира»

На этом рассказе отец Блас Валера заканчивает [описание] жизни этого Инки Вира-кочи.

Конец книги пятой

Текст воспроизведен по изданию: Гарсиласо де ла Вега. История государства инков. Л. Наука. 1974