ГАРСИЛАСО ДЕ ЛА ВЕГА

ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА ИНКОВ

COMENTARIOS REALES DE LOS INCAS

КНИГА ПЯТАЯ ПОДЛИННЫХ КОММЕНТАРИЕВ ИНКОВ

ОНА РАССКАЗЫВАЕТ, КАК ДЕЛИЛИСЬ И ОБРАБАТЫВАЛИСЬ ЗЕМЛИ, О ПОДАТИ, КОТОРУЮ ОТДАВАЛИ ИНКЕ, О ЗАПАСАХ ОРУЖИЯ И СНАРЯЖЕНИЯ, КОТОРЫЕ ИМЕЛИСЬ ДЛЯ ВОЙНЫ; КАКУЮ ОДЕЖДУ ОНИ ДАВАЛИ ВАССАЛАМ; ЧТО НЕ БЫЛО У НИХ НИЩЕНСТВУЮЩИХ ЛЮДЕЙ; О ЗАКОНАХ И УКАЗАХ В ПОЛЬЗУ ПОДДАННЫХ И ДРУГИХ ВЫДАЮЩИХСЯ ВЕЩАХ. ПОБЕДЫ И БЛАГОРОДНЫЕ ПОСТУПКИ ПРИНЦА ИНКИ ВИРА-КОЧИ, ВОСЬМОГО КОРОЛЯ; ЕГО ОТЕЦ, ЛИШЕННЫЙ ИМПЕРИИ; ПОБЕГ ОДНОГО ЗНАТНОГО ГОСПОДИНА; ПРЕДСКАЗАНИЕ О ПРИХОДЕ ИСПАНЦЕВ. ОНА СОДЕРЖИТ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ ГЛАВ.

Глава I

КАК ОНИ ПРИУМНОЖАЛИ И ДЕЛИЛИ ЗЕМЛИ СРЕДИ ВАССАЛОВ

Завоевав любое королевство или провинцию и установив в соответствии со своей языческой верой и законами правление в селениях и жилищах обитателей [этих районов], инка приказывал увеличить обрабатываемые земли, под которыми понимались земли, дающие кукурузу, для чего он приказывал доставить туда мастеров по орошению водой, [и] были среди них знаменитейшие, о чем мы можем судить сегодня по их работам, а также по тем работам, которые разрушены, [но] их остатки все еще видны, как [видны] их работы, находящиеся в действии. Мастера выкапывали необходимые оросительные каналы, согласно [характеру] тех земель, которые следовало использовать, потому что нужно знать, что в большей своей части те земли бедны плодородной почвой (tierras de pan), и поэтому они старались увеличить их количество всеми доступными для них [путями]. И поскольку находятся они в палящей зоне, они нуждались в орошении [и] получали его с великой заботой, так что не было посеяно даже зернышка кукурузы без воды из орошения. Они также строили каналы, чтобы дать орошение пастбищам, когда осень задерживала свои воды, ибо они хотели обеспечить [водой] пастбища, как и посевы, поскольку имели бесчисленное [количество] скота. Те оросительные системы для пастбищ погибли после прихода испанцев на [эту] землю, но еще сегодня живы их следы.

После строительства оросительной системы они выравнивали поля и делили их на квадраты, чтобы они хорошо усваивали бы (gozassen) [246] opoшение. На холмах и склонах гор, покрытых хорошей почвой, они строили платформы (andenes), чтобы выравнять их [эти возвышения], как и сегодня их можно увидеть в Коско и во всем Перу. Чтобы соорудить эти платформы, они укладывали три стены из крепких каменных сооружений (canteria), одну впереди, а две по бокам, с небольшим скосом во внутреннюю сторону (как и все стены, которые они возводили), чтобы они испытывали на себе тяжесть земли, которой заполнялось сооружение вплоть до уровня высоты его стен. Закончив первую платформу, они за ней делали другую, меньшую, а за ней — другую, еще меньшую. И так они отвоевывали мало-помалу весь холм, выравнивая его своими платформами наподобие лестницы, используя всю землю, пригодную для посевов и которую можно было оросить. Там, где почва была скалистой, они убирали камни (penas) и приносили землю из других мест, чтобы построить платформы и использовать то место, дабы оно не пропадало. Первые платформы были большими в соответствии с расположением местности, широкими и длинными, [общей площадью] в сто, и в двести, и триста, более или менее, фанег пахоты, а вторые [платформы] были меньших размеров, и так они уменьшались по мере того, как поднимались вверх, доходя до последних, которые часто имели два или три ряда кукурузы. Столь усердными были инки в деле увеличения земель под посевы кукурузы. Во многих местах они прокладывали оросительный канал длиною в пятнадцать и двадцать лиг для орошения весьма немногочисленного [количества] аров плодородной почвы, чтобы она не пропадала бы зря.

Расширив [пахотные] земли, они делали промер всех земель, имевшихся в провинции, по каждому селению отдельно, и делили их на три части: одна — для Солнца, другая — для короля и другая — для местных жителей. Деление на эти части всегда производилось с таким расчетом, чтобы местные жители получили бы достаточное [количество земли] для посевов, чтобы у них скорее была бы в излишке [земля], нежели бы ее недоставало. А когда количество людей в селении или провинции вырастало, для вассалов отнимали [землю] от части, [принадлежавшей] Солнцу, и от части инки; таким образом, король не забирал [землю у населения] для себя и для Солнца, а [брал] земли, которые должны были остаться пустынными, без хозяина. Платформы в большей своей части принадлежали Солнцу и инке, поскольку он приказывал построить их. Помимо земли под кукурузу, которая орошалась, они делили другие [земли], к которым орошение не подводилось; на них по сухому высаживались другие зерна и овощи, которые имели огромное значение, как то, что называется папа, и ока, и аньус; эти земли также сами по себе шли на раздел по их усмотрению — по одной трети вассалам, и Солнцу, и инке, а поскольку они были бесплодными из-за недостатка орошения, они использовали их под посевы один или два года, а потом делили новые и новые [земли], чтобы первые отдохнули бы; таким [247] образом, они поддерживали свои бедные земли, чтобы они всегда оставались бы для них плодородными (fuessen abuntantes).

Земли под кукурузу они засевали каждый год, поскольку удобряли их водой и экскрементами, словно то был огород, заставляя их всегда давать плоды. Вместе с кукурузой они сажали семя, почти такое же, как рис, которое они называли кинуа [и] которое также плодоносит в холодных землях.

Глава II

ПОРЯДОК, СОГЛАСНО КОТОРОМУ ОНИ ОБРАБАТЫВАЛИ ЗЕМЛИ; ПРАЗДНИК, СОПРОВОЖДАВШИЙ РАБОТУ [НА ЗЕМЛЯХ] ИНКИ И СОЛНЦА

В обработке и культивации земель также имелся порядок и согласие. Первыми обрабатывались [земли] Солнца, затем — вдов и сирот и паралитиков по причине старости или из-за болезни: всех их считали бедняками, и поэтому инка приказывал, чтобы им обрабатывали бы земли [здоровые люди]. В каждом селении или в каждом квартале, если селение было большим, имелись люди, которые занимались только организацией оказания помощи [в обработке] земель тех, кого мы назвали бедняками. Этих людей называли лъакта-камайу, что означает рехидор селения. Когда [наступало] время для пахоты (barbechar), сеяния и сбора урожая, в их обязанность входило с вечера подыматься на дозорные вышки или башни, которые с этой целью были построены, и играть на трубе или на раковине-улитке, чтобы призвать внимание [жителей] и громким голосом объявить: «Такой-то день обрабатываются земли паралитиков; пусть каждый делает положенное ему». Жители каждого селения (colacion) уже знали по [заранее] составленному списку, на какие земли им следует идти; то были [земли] их родственников или ближайших соседей. Каждый из них должен был приносить для себя свою еду, которую он стал бы есть, если остался бы дома, ибо паралитики не должны были заботиться об их еде. Они говорили, что старикам, больным, вдовам и сиротам и без того хватало своей нищеты, чтобы еще заботиться о чужой. Если у паралитиков не было семян [для посева], им давали их из хранилищ, о которых мы скажем дальше. Земли солдат, занятых делами войны, также обрабатывались по указанию [властей], как земли вдов, сирот и бедняков, ибо, пока мужья находились на военной службе, в связи с их отсутствием жены зачислялись в счет и в список вдов. И так им оказывалась эта помощь как людям нуждающимся. Дети тех, кто умирал на войне, окружались огромной заботой вплоть до того [времени], когда они вступали в брак.

Окончив обработку земель бедняков, каждый обрабатывал свой [участок], помогая друг другу, как говорится, взаимно. Затем [272] обрабатывались [земли] курак, которые должны были быть последними из обрабатываемых земель каждого селения или провинции. Во время Вайна Капака в одном из селений Чача-пуйа индеец-рехидор был повешен за то, что объявил обработку земли кураки, который приходился ему родственником, до того, как [была обработана земля] одной вдовы, поскольку этим он нарушил установленный инкой порядок в обработке земель, а виселица была поставлена на земле самого кураки. Инка приказывал, чтобы предпочтение отдавалось бы землям вассалов, а не его [земле], ибо, говорили они, из процветания подданных рождалось рвение хорошо служить королю; ибо, будучи бедными и нуждающимися людьми, они плохо бы стали служить на войне и в мире.

Последними обрабатывались земли короля: они обрабатывались сообща; на них и на земли Солнца шли все индейцы, как правило, с величайшим удовлетворением и ликованием, разряженные в парадное одеяние и платье, которые они хранили для своих самых больших праздников, увешанные накладным золотом и серебром и с огромными плюмажами на головах. Когда они вспахивали землю (эта работа считалась тогда наиболее приятной), они рассказывали многие эпические сказания, которые слагали в честь своих инков; они превращали (trocavan) работу в праздник и ликование, потому что то была служба их богу и их королю.

Внутри, в городе Коско, на склонах холма, где стоит крепость, имелась большая платформа [величиной] во многие фанеги земли, и сегодня она еще сохраняется, если ее не застроили домами: она называется Колькам-пата. Квартал, где она находится, принял имя собственное платформы, считавшейся особой и главной жемчужиной Солнца, потому что она была первой из тех, которые были ему посвящены во всей империи инков. Эту платформу обрабатывали и трудились на ней [люди] королевской крови, и только инки и пальи могли на ней работать и никто другой. Делалось это с величайшими торжествами, особенно пахота: инки одевались во все свои главные парадные одежды и украшения. Эпические сказания, которые они рассказывали в честь Солнца и своих королей, слагались вокруг значения этого слова хайлъи, что на всеобщем языке Перу означает триумф, словно бы триумф добывался из земли, и что, вспахивая ее и извлекая ее внутренности, они добивались триумфа. В эти сказания они вплетали изящные рассказы об осмотрительных возлюбленных и храбрых солдатах, связывая их с триумфом земли, которую они возделывали; и, таким образом, во всех куплетах игра слов строилась на слове хайльи, повторявшемся много раз, [столько], сколько было необходимо, чтобы попадать в ритм определенного переменного шага, который получался при вспахивании земли, когда они вгоняли и вырывали [палку-соху], чтобы она взлетала и легче раскалывала бы [землю].

В качестве сохи они использовали палку длиною с брасу; ее передняя [сторона] — ровная, а задняя — круглая, она шириною в четыре [273] пальца; один конец затачивается, чтобы он [легче] входил в землю; в половине вары от заостренного конца они приделывают стремя из двух палок, крепко привязанных к главной палке, на которое индеец прыжком ставит ногу и с силой вгоняет [в землю] соху по самое стремя. Они двигаются группами по семь и по восемь [человек], более иди менее, сколько собралось родных или товарищей (camarada), и, поднимаясь !на стремени] все вместе как один, они выкорчевывают огромнейшие куски] дерна, которые невозможно представить тому, кто их не видел. Нельзя смотреть без восхищения, как [с помощью] столь хилых инструментов они делают такую большую работу, и делают ее с необычайной легкостью, не выбиваясь из такта [своего] пения. Женщины двигаются напротив мужчин, чтобы помогать им вручную поднимать дерн и переворачивать траву корнями вверх, чтобы они высыхали и умирали бы и пришлось бы меньше пропалывать [посевы]. Они также помогают мужчинам петь, особенно в игре со словом хайлъи.

Эти песнопения индейцев и их манера [исполнения] понравились монаху-музыканту (maestro de capilla) того церковного собора [и] он сочинил в году пятьдесят первом или пятьдесят втором песенку для исполнения на органе для праздника святейшего таинства, очень натурально имитировавшую песни инков. Вышли восемь юношей-метисов из [числа] моих соучеников, одетые, как индейцы, каждый с [палкой] для пахоты в руках, чтобы представить в процессии [верующих] пение и хайльи индейцев; им помогали все монахи (toda la capilla), [напевая] припевы куплетов, что вызвало огромное удовлетворение у испанцев и всеобщую радость индейцев, увидевших, что их пением и танцами испанцы прославляют праздник нашего господа бога, которого [индейцы] называют Пача-камак, что означает тот, который дал жизнь вселенной.

Я поведал о частном празднестве, справлявшемся инками, когда вспахивалась платформа, посвященная Солнцу, и которое я видел в своем детстве, [имея от роду] два или три года, чтобы можно было бы получить представление об остальных празднествах, которые отмечались во всем Перу, когда вспахивали земли Солнца и инков; хотя тот праздник, который я видел, по сравнению с теми, которые отмечались во времена инков, выглядел тенью прошлого, если судить по тому, как их восхваляли индейцы.

Глава III

КОЛИЧЕСТВО ЗЕМЛИ, КОТОРУЮ ОНИ ДАВАЛИ КАЖДОМУ ИНДЕЙЦУ И КАК ОНИ ЕЕ ОБРАБАТЫВАЛИ

Каждому индейцу давали один тупу, каковым является одна фанега земли, чтобы возделывать кукурузу, но он равен одной с половиной испанских фанег. [Словом] тупу они также называют одну лигу дорожного [274] [пути], и из него они делают глагол, означающий измерять, и называют тупу любую единицу измерения воды, или вина, или любого другого напитка (licor), и большие заколки (alfileres), которыми женщины скрепляют свои одежды, когда они их одевают. Мера измерения семян имеет другое имя, каковым является покча: оно означает фанега.

Одного тупу земли хватало для пропитания одного женатого плебея, не имевшего детей. После того как у него появлялись дети, ему давали на каждого сына еще один гупу, а на дочь — половину [тупу]. Когда сын женился, отец отдавал ему фанегу земли, которую он получал для его содержания, поскольку, выпроваживая его из своего дома, он не имел права оставлять ее себе.

Дочери не изымали свои части [земли], когда выходили замуж, ибо им давали не в качестве приданого, а для пропитания, [и] поскольку их мужьям должны были дать земли, они не могли забирать их себе, ибо женщины после замужества не учитывались в счете [селения], а о них [заботились], пока у них не было того, кто мог их содержать, т. е. до замужества и после [наступления] вдовства. Родители оставляли себе земли [дочерей], если они в них нуждались, а если не нуждались, то возвращали их совету [селения], потому что никто не мог ее ни купить, ни продать.

В том же порядке, в котором давались земли под посевы кукурузы, распределялись [земли] под остальные культуры (legumbres), которые не орошались. Людям знатным, каковыми являлись кураки, господа вассалов, давались земли в соответствии с [численностью] семьи, в которую входили (gue tenian de) жены, и дети, и наложницы, слуги и служанки. Инки, принадлежавшие к королевской крови, где бы они ни жили, получали землю в таком же порядке, [но только] лучшие ее участки; и это им давали, помимо общей части, которой они все вместе пользовались как имуществом короля и Солнца, как сыновья одного из них и братья другого.

Они удобряли землю навозом, и нужно отметить, что во всей долине Коско и почти во всей гористой местности и для [посевов] кукурузы использовали человеческий навоз, ибо говорили, что он самый лучший. Они с большой заботой и старанием обрабатывали его, обезвоживая и превращая в порошок, и, таким образом, сохраняли до времени посева кукурузы. Во всем Кольяо, [протянувшемся] в длину на сто пятьдесят лиг, где не растет кукуруза, так как земли [там] весьма холодные, они высыпают навоз от скота на посевную площадь для картофеля и других овощей; говорят, что [в этих условиях] он полезнее, чем любой другой. На берегу моря, вниз от Аре-кепы до Тара-паки, что составляет [расстояние] более двухсот лиг по берегу, пользуются навозом только морских птиц, больших и малых, которые обитают вдоль всего побережья Перу, и живут они такими огромными стаями, что невозможно [275] поверить, не увидав их. Они выводят птенцов (crian) на небольших необитаемых островах, которые имеются у того побережья, и оставляют на них столько навоза, что поверить в это также невозможно: издали кучи навоза кажутся вершинами какой-то снежной гряды. Во времена королей инков те птицы так строго охранялись, что никому не было дозволено под страхом смерти посещать острова в период выведения птенцов, чтобы не испугать их и не выгнать из гнезд. Также не было дозволено под страхом того же наказания [и] вне зависимости от времени [года] убивать их как на самих островах, так и вне их.

По приказанию инки каждый остров числился (senalada) за той или другой провинцией, а если остров был большим, то его отдавали двум или трем провинциям. Они ставили на них межевые знаки, чтобы [люди] одной провинции не ходили бы на участок (distrito) другой; и они делили их в свою очередь, отдавая каждому селению свою часть и каждому жителю его [участок], определяя количество навоза, в котором он мог нуждаться, и под страхом смерти житель одного селения не мог брать навоз с чужого участка, ибо это считалось грабежом, [и даже] со своего собственного участка он не мог брать больше того, что было определено ему в соответствии с его землями, ибо этого ему хватало, а за излишество (demasia) наказывали как за неуважение к властям. Сейчас, в эти времена, [это богатство] расходуется по-другому. Тот птичий навоз отличается большим плодородием.

В других местах этого же берега, как-то: в прибрежных котлованах Атака, Ати-кипа, Вильа-кори, Мальа и Чилька и в других долинах, они удобряли [землю] головами сардин, а не каким-либо навозом. Жители этих частей, которые мы называли, и других подобных проводят жизнь в тяжелом труде, ибо [их земли] не орошаются водой, осадками или дождем, поскольку, как известно, на том побережье, протяженностью более чем в семьсот лиг, никогда не идет дождь, не текут реки в том районе, о котором мы сказали. Земли здесь очень горячие и сплошь песчаные; по причине этого местные жители, отыскивая [земли] с достаточной для посевов кукурузы влажностью, строят свои селения как можно ближе к морю и выгребают с поверхности земли верхний слой песка и углубляют [выемку] местами на один эстадо, а в других [местах] на два, более или менее, пока не достигнут самой воды моря (peso del agua). И поэтому испанцы называли их котловинами; одни из них—большие, другие—маленькие; маленькие давали под посев примерно половину фанеги [полезной земли], а большие — по три и по четыре фанеги. Они не вспахивают их [и] не убирают [сразу] урожай (No las barbechan ni cosechan), потому что в этом нет необходимости. Они высаживали кукурузу с помощью толстых кольев, выковыривая ямы на равных расстояниях, в которые закапывали головы сардин и между ними два или три зерна кукурузы. Это и есть естественное удобрение, которое они использовали для посевов в ямках, и говорят, что [276] любое другое [удобрение] приносит скорее вред, нежели пользу. И чудесное провидение, милостивое на всем том побережье, снабжает рыбой индейцев и птиц того побережья, так как в нужное время оно выбрасывает из себя такое количество живых сардин, что их хватает для питания и удобрения своих земель и [ими] можно было бы загрузить много кораблей, если бы они пришли забрать [сардины]. Кое-кто говорит, что сардины выбрасываются, убегая от кефалей и от других, более крупных рыб, которые их пожирают; так ли это или не так, для индейцев они полезны, так как они получают удобрение. Индейцы не могут объяснить, кто изобрел эти ямы [для посевов]; должно быть, изобретателем была необходимость, обостряющая ум, ибо, как мы говорили, во всем Перу испытывается огромная нужда в плодородных почвах [для возделывания] хлебов; можно думать, что они стали делать ямы, как делали платформы. Таким образом, все они поголовно (universalmente) сеяли то, в чем могли нуждаться, чтобы содержать свои дома, и так у них не было необходимости ни продавать продовольствие, ни поднимать на него цены, [и] не ведали они что это за вещь недостаток [продовольствия] .

Глава IV

КАК ОНИ РАСПРЕДЕЛЯЛИ ВОДУ ДЛЯ ОРОШЕНИЯ. ЛЕНТЯЕВ И РОТОЗЕЕВ ОНИ НАКАЗЫВАЛИ

В землях, где удавалось добыть мало воды для орошения, ее давали в определенном порядке и количествах, как и любые другие вещи, которые они распределяли, чтобы среди индейцев не возникали бы раздоры из-за воды. И так они делали в засушливые годы, когда нужда в ней была особенно большой. Воду они измеряли и по опыту знали, сколько требуется времени, чтобы полить одну фанегу земли, и, так подсчитывая, они назначали каждому индейцу [такое количество] часов, которое в соответствии с его землями было ему необходимо. Воду брали по очереди, в соответcтвии с расположением пашен, одни вслед другим. Предпочтение не оказывалось ни самому богатому, ни самому бедному, ни родственнику или близкому человеку кураки, ни самому кураке, ни министру или губернатору короля. Того, кто [по причине] беспечности не полил свою землю в отведенное ему время, подвергали позорному наказанию: как лентяя и ротозея, его три или четыре раза публично били камнем по спине или стегали по ногам и рукам плетеными прутами, что среди них считалось весьма оскорбительным; таких [людей] называли миски-тульу, что означает сладкие кости, [поскольку] составлено из [слов] миски, что значит сладкий, и тульу, что значит кость. [277]

Глава V

ПОДАТЬ, КОТОРУЮ ОНИ ОТДАВАЛИ ИНКЕ, И СЧЕТ [УРОЖАЯ] ПО ОРОНАМ

Поскольку уже было сказано, каким образом инки распределяли землю и каким способом ее обрабатывали их вассалы, будет правильно, если мы расскажем о подати, которую они отдавали своим королям. Так было, что главной податью являлись работа и возделывание земель Солнца и инки и сбор урожая (fructos), какой бы ни была [культура], и его упаковка в ороны, и укладка этих в королевские хранилища, которые имелись в каждом селении, чтобы там концентрировался бы урожай. А одним из главных плодов (fructos) был учу, который испанцы называли ахи или другим именем — перец.

Ороны они называют пирва: их делают из утрамбованной глины, с большой [примесью] соломы. Во времена своих королей они делали их весьма любопытно: они были длинными, примерно той же высоты, что и стены хранилища, куда их ставили, узкими и квадратными [в сечении] и сплошными, так что их должны были изготавливать с [помощью] формы; ороны были разных размеров. Их изготавливали в [определенном] количестве и по размерам — одни были крупнее других — на тридцать, на пятьдесят и даже примерно на сто и на двести фанег; как им было удобнее. Ороны каждого размера стояли в хранилище сами по себе, потому что они были сделаны с учетом его размеров; их устанавливали вплотную к четырем стенам, а также в середине хранилища; между их рядами оставлялись проходы (calles), чтобы в нужное время заполнять их или опорожнять. Однажды поставив на место, их уже не передвигали больше. Чтобы опорожнить орон, на его передней стенке проделывались окошки квадратной формы в одну восьмую [его ширины], открывавшиеся по очереди (por su cuenta y medida), чтобы с их помощью, не измеряя [количество содержимого], узнать, сколько фанег было извлечено и сколько их там осталось. Таким образом, по размеру оронов они легко узнавали, сколько было кукурузы в каждом хранилище и в каждом складе, а по окошечкам узнавали, сколько было изъято и сколько осталось в каждом ороне [зерна]. Я видел несколько таких оронов, оставшихся от времен инков, и были они из числа наиболее совершенных, потому что находились в доме избранных девственниц, супруг Солнца, и их изготовили для нужд (servicio) тех женщин. Когда я их видел, дом [девственниц] принадлежал сыновьям Педро дель Барко, которые были моими соучениками.

Урожай Солнца и инки убирался на хранение каждый отдельно, хотя и в одни и те же хранилища. Зерна для посева давал хозяин земли, т. е. Солнце или король, и точно так же [за их счет] содержались индейцы, которые там работали, потому что они обеспечивались из имущества [278] каждого из них, когда обрабатывали и трудились на их землях; таким образом, индейцы отдавали только свой личный труд. Из урожая со своих частных земель вассалы ничего не отдавали инке. Отец учитель Акоста говорит об этом же в шестой книге, глава пятнадцатая, следующими словами; «Третью часть земель инка отдавал общине (comunidad). Не было выяснено, какой именно была эта часть—больше или меньше, чем части инки и гуак, однако это правда, что они следили, чтобы ее хватило бы на содержание народа. Из этой третьей части ни одно частное лицо не получало что-либо в собственность [и] никогда индейцы не владели собственной вещью, если дело не касалось особой милости инки, а то, [что дарил инка], нельзя было отчуждать и даже делить между наследниками. Эти земли общества распределялись [заново] каждый год, и каждому отдельно назначался участок (pedaco), который он должен был обрабатывать, чтобы содержать себя, и свою жену, и детей; и так [этот участок] в одни годы был больше, в другие — меньше в соответствии с [численностью] семьи, что определялось уже установленными ими нормами (medidas). Из того, что каждому доставалось по распределению, они никогда не отдавали подать, потому что вся их подать заключалась в работе и обработке земель инки и гуак и перенесение в их хранилища плодов», и т. д. Здесь кончаются слова отца Акосты. Он называет землями гуак земли Солнца, потому что [слово вака] означало священное.

Во всей провинции Кольа, протянувшейся в длину на сто пятьдесят лиг, кукуруза не произрастала из-за того, что земли там холодные; [там] собирают много [семян] кинуа, которая похожа на рис, и другие семена и плоды (legumbres), которые созревают под землей, и среди них имеется один, называемый папа: он — круглый и [содержит] много влаги, и из-за своей высокой влажности он способен быстро загнивать. Чтобы предохранить его от загнивания, они кладут его на пол поверх очень хорошей соломы, которую дают те поля. Они оставляют его много ночей на холоде (yelo), ибо в течение всего года в той провинции стоят суровые холода, и, после того как он промерзает — словно бы они его сварили, — его покрывают соломой и осторожно и мягко давят, чтобы лишить водянистости, которую сам по себе имеет картофель, и ту, что появилась в нем от холода; и, после того как его как следует выжмут, его кладут на солнце и охраняют от ночной росы, пока он весь не высохнет (enxuta). Приготовленный таким путем картофель сохраняется долгое время и меняет свое название и называют его чунъу. Так они поступали со всем [картофелем], собранным с земель Солнца и инки и хранили его в хранилищах вместе с другими плодами и семенами. [279]

Глава VI

ОНИ ИЗГОТОВЛЯЛИ ОДЕЖДУ, ОРУЖИЕ И ОБУВЬ ДЛЯ ВОИНОВ

Помимо главной подати, каковой являлись посев земель, сбор и обработка урожаев Солнца и инки, они отдавали другую, вторую подать, которая заключалась в изготовлении одежды, и обуви, и оружия для нужд войны и для бедных людей, каковыми были те, кто не мог работать по старости или по болезни. В распределении и в обязанностях по этой второй подати действовали те же правила и порядок, как и во всех остальных делах. Во всей гористой местности одежду делали из шерсти, которую инка им давал, [получаемой] от бесчисленного скота, [принадлежавшего] ему самому и Солнцу. В равнинных местах, каковым являлось морское побережье, где по причине жаркого климата не носят шерстяную одежду, ее делали из хлопка, произраставшего на землях Солнца и инки, [и] таким образом индейцы лишь отдавали искусство своих рук. Они изготовляли три сорта (surtes) шерстяной одежды. Самого низшего, которая называлась аваска, — для простых людей. Другую, более тонкую, которую называли компи, — эту одевали знатные люди, каковыми были капитаны, кураки и другие министры, — делали [разных] цветов и с помощью чесалок, как во Фландрии делают платки; обе стороны [ткани] были лицевыми. Другая одежда того же названия компи была тончайшего изготовления: она предназначалась для [лиц] королевской крови, как для королевских капитанов, так и для солдат и министров войны и мира. Тонкую одежду изготовляли в провинциях, жители которых обладали большей ловкостью и сноровкой для ее выделки, а грубую готовили в других [провинциях], которые не обладали такими высокими способностями. Шерсть для всей этой одежды пряли женщины, [они же] ткали грубую одежду, которую называли аваска; тонкую одежду ткали мужчины, потому что ее ткут стоя; и ту, и другую изготавливали вассалы, а не инки, пусть даже их [собственную] одежду. Я говорю об этом потому, что имеются такие [авторы], которые говорят, что инки пряли сами. Дальше, когда мы коснемся того, как их производили в рыцари, мы расскажем, как и почему они пряли, как это рассказывают об инках. Обувь делали провинции, в которых в большом изобилии имелась пенька; ее получали из толстых листьев дерева, называвшегося магей. Оружие делали в местах, где имелись в изобилии материалы для его [изготовления] . В одних делали луки и стрелы, в других — пики и дротики, в других — топоры и дубинки, в других — пращи и веревки для тетивы, в других — [прямоугольные] и круглые щиты. Другое оружие для защиты они не умели делать. Таким образом, каждая провинция и каждый народ отдавал то, что получал от своего урожая; ему не приходилось отправляться в чужие земли, чтобы искать то, чего не было в его земле, [280] ибо его не принуждали к этому. Иными словами, они платили свои подати, не выходя из своих домов, ибо было всеобщим законом для всей империи, что ни один индеец не должен был покидать пределы своей земли в поисках того, что он должен был дать [в качестве] подати, ибо инки говорили, что было несправедливо просить у вассалов то, что они не получали от [своего] урожая и что это означало бы открыть им двери, чтобы они под предлогом [поиска] податей стали бы бродить из одной земли в другую, превратившись в бездельников. Таким образом, имелись четыре вещи, которые они были обязаны отдавать инке; ими являлись продукты питания с собственных земель короля, одежда из шерсти от его королевского скота, оружие и обувь, [изготовленные] из того, что имелось в данной провинции. Эти вещи они распределяли в соответствии со строгим порядком: провинции, которые по распределению облагались налогом (cargar) в виде одежды, поскольку они были хорошо приспособлены для ее изготовления, освобождались от [поставок] оружия и обуви, и точно так же та из них, которая давала одну вещь, освобождалась от другой; и во всех делах по контрибуциям имелось обычное уважение, [и] поэтому никому не наносился убыток как вообще, так и в частности. Из-за этой мягкости их законов с таким рвением и удовольствием служили инке вассалы, что, рассуждая по этому поводу, один известный испанский историк говорит следующие слова; «Однако самым большим богатством тех королей-варваров было то, что все их вассалы становились их рабами, наслаждаясь в свое удовольствие трудом, и вызывает восхищение то, что с таким порядком и таким правлением принимали их службу, что они не впадали в рабство, а жили весьма счастливо». Досюда чужие [слова], и я с радостью привел их здесь, как приведу в нужных местах другие высказывания (cosas) этого весьма высокочтимого автора, каковым является отец Хосеф де Акоста из ордена иезуитов, авторитет которого, как и остальных испанских историков, будет мне содействовать в подобных же случаях против злых языков, чтобы они не говорили, что я придумываю сказки в пользу родины и родичей. Вот какой была подать, которую платили тогда королям-идолопоклонникам.

Паралитики, которых мы назвали бедняками, отдавали подать в другой форме, и заключалась она в том, что через такое-то количество дней они были обязаны вручить губернаторам своих селений несколько [пустотелых] стеблей со вшами. Говорят, что инки просили ту подать, чтобы никто (кроме освобожденных от податей) не избегал бы (se asentasse) выплачивать дань, каким бы бедным он не был бы, и что у этих просили вшей, ибо, как бедные паралитики, они не могли сами нести службу, являвшуюся податью, которую выплачивали все. Однако они также говорили, что основным намерением инков, [побуждавшим их] просить ту подать, была любовная забота о бедных паралитиках, дабы принудить их освобождаться от вшей и очищать себя, чтобы они, как несчастные люди, не погибли бы сожранные вшами. За эту заботу, которую во всем [281] проявляли короли, их называли любящими бедняков. Декурионы над десятью [жителями] (о которых мы говорили в должном месте), были обязаны заставлять платить эту подать.

От податей, о которых мы говорили, были освобождены все [люди] королевской крови, и жрецы, и министры храмов, и кураки, которые были господами вассалов, и все мастера боя, и самые главные капитаны, вплоть до центурионов, хотя бы они и не принадлежали к королевской крови, и все королевские губернаторы, судьи и министры, пока длилась служба, которую они несли; все солдаты, которые в данный момент были заняты на войне, и молодые люди, не достигшие еще двадцати пяти лет, поскольку до этого времени они помогали труду своих отцов и не могли жениться, но и после женитьбы в течение первого года они также были освобождены от любой подати. Были освобождены [от подати] и старики от пятидесяти лет и выше, и женщины, как девицы, так и вдовы и замужние, хотя многие испанцы упорствуют в том, что они платили подать, ибо они говорят, что трудились все [индейцы]. И они обманывают себя, ибо, когда они [женщины] трудились, они делали это добровольно, чтобы помочь своим родителям, мужьям или родственникам, чтобы те скорее закончили бы свои задания, а не принуждаемые податью. Больные вплоть до полного выздоровления были свободны [от податей], как и слепые, хромые, безрукие и инвалиды войны. В противоположность им глухие и немые не были освобождены, ибо они могли трудиться; таким образом, при внимательном рассмотрении [можно сказать], что личный труд являлся податью, которую платил каждый. То же самое говорит отец Блас Валера, как мы увидим [это] дальше, [и говорит] настолько схожее, что кажется, что одно проистекает из другого, и такое же самое соответствие будет обнаружено во всем том, что мы затронули [из области] податей.

Глава VII

ЗОЛОТО, СЕРЕБРО И ДРУГИЕ ЦЕННЫЕ ВЕЩИ НЕ ВХОДИЛИ В ПОДАТЬ, А ЯВЛЯЛИСЬ ПОДНОШЕНИЯМИ

Золото, серебро и драгоценные камни, которые имелись у королей инков в огромных количествах, как это общеизвестно, не входили в обязательную подать, которую индейцы были обязаны вносить, и короли не просили их, поскольку [драгоценности] не считались тем, что было необходимо для войны или для мира, и не рассматривались как имущество или сокровище, потому что, как известно, у них никакая вещь не продавалась и не покупалась за серебро или золото, и ими не расплачивались с воинами, не расходовали их, чтобы помочь решить какую-нибудь [282] нужду, которая у них возникала; и поэтому они считали их ненужной вещью, которую нельзя было съесть или купить на нее еду. Они ценили их только за их красоту и блеск, [используя] для украшения и служб в королевских домах и храмах Солнца и домах девственниц, как мы видим это в должном месте и еще увидим дальше. Инки научились получать ртуть, но они не употребляли ее, поскольку пользы от нее не обнаружили; скорее наоборот, ощутив ее вредность, они запретили добывать ртуть; дальше мы в нужном месте скажем более подробно об этом.

Мы сказали, что золото и серебро, которые они отдавали королю, являлись подношениями, а не принудительной податью, ибо те индейцы (как это происходит и сегодня) всегда считали для себя невозможным посетить вышестоящее [лицо] без какого-либо подношения, а когда у них не было ничего другого, они приносили корзиночку со свежими или сухими фруктами. При этом кураки, господа вассалов, посещали инку во время главных праздников года, в особенности [во время] главнейшего из них, посвященного Солнцу, называвшегося Райми, и когда отмечались триумфы, которые праздновались в честь их великих побед, и когда в первый раз стригли волосы и давали имя наследному принцу и во многих других случаях, представлявшихся в течение года, [например] когда они сообщали королю о своих частных делах или о делах своих земель или когда короли посещали [земли] королевства; во время этих посещений и встреч они никогда не целовали ему руки, не поднося при этом все золото, и серебро, и драгоценные камни, которые добывали их индейцы в период своего досуга (estavan ociosos), ибо, поскольку [драгоценности] не являлись вещью, необходимой для человеческой жизни, их не занимали на добыче этих вещей, если имелось другое дело для работы. Однако, поскольку они видели, что [драгоценности] использовались для украшения королевских домов и храмов (которые они так уважали), они тратили остававшееся свободное время на поиски золота, серебра и драгоценных камней, чтобы иметь, что преподнести инке и Солнцу, которых они считали своими богами.

Помимо этих богатств, кураки подносили королю разные ценные [породы] дерева, служившие для строительства их домов; они предоставляли ему также людей, которые в любой службе являлись великолепными мастеровыми (oficiales), как-то: золотых дел мастера, художники, каменотесы, плотники и каменщики, ибо инки во всех этих ремеслах имели великих мастеров и кураки предоставляли им тех, которые были достойны служить [инке]. Простые люди не нуждались в них, потому что каждый умел сам [делать] все необходимое для своего дома, как-то: одежду, и обувь, и бедную хижину для жилья, правда, в те времена она доставалась ему [уже] построенной советом [селения], а сейчас ее строит каждый сам для себя, с помощью своих родных или друзей. И, таким образом, ремесленники любой специальности не нужны были беднякам, потому что они не претендовали на что-либо большее, кроме как [283] прожить и поддержать натуральную жизнь, без излишеств в тех многих вещах, которые необходимы для могущественных [людей].

Кроме великих мастеровых, инке подносили хищных животных: тигров, львов, и медведей, и других нехищных: уистити, и обезьян, и оленьих котов (gatos cervales), попугаев, и гуакамай, и других более крупных птиц, каковыми являются страусы и птицы, которых называют кунтур, — огромнейшая из всех птиц, которые имеются там и здесь. Ему также под- носили больших и малых змей, которые водятся в Андах: самые большие, которых называют амару, имеют в длину примерно двадцать пять и тридцать и более футов. Они приносили ему гигантских жаб и простых жаб (escuerso) и хищных ящериц. [Люди] с побережья подносили ему морских волков и ящеров, называемых кайманами, среди которых имеются [экземпляры] примерно в двадцать пять и тридцать футов в длину. Иными словами, не было экземпляра (cosa), знаменитого своей хищностью, или громадностью, или красотою, которого не доставляли бы [в качестве] подношения вместе с золотом и серебром, чтобы тем самым сказать ему, что он был господином всех тех вещей и того, что ему приносили, и чтобы показать ему любовь, с которой они ему служили.

Глава VIII

ХРАНЕНИЕ И РАСХОДОВАНИЕ ПРОДОВОЛЬСТВИЯ

Будет полезно рассказать, как хранилась и на что расходовалась та подать. Нужно знать, что во всем королевстве имелись три типа хранилищ, куда убирались урожаи и подати. В каждом селении, большом или маленьком, имелось два хранилища: в одном складывалось продовольствие, которое хранилось для помощи местным жителям [на случай] бесплодных годов; в другом хранилище находились урожаи Солнца и инки. Другие хранилища находились вдоль королевских дорог, через каждые три лиги, которые сейчас служат испанцам постоялыми дворами и харчевнями.

Урожай Солнца и инки с пятидесяти лиг [земли] вокруг города Коско свозился в город для содержания королевского двора, чтобы инка имел бы под рукой продовольствие и мог оказать милость капитанам и куракам, которые туда пришли бы. Из ренты Солнца в каждом селении той [округи] в пятьдесят лиг оставляли некоторую часть [урожая] для общих хранилищ вассалов.

Урожай всех остальных селений, кроме округа королевского двора, хранили в королевских хранилищах, которые имелись в них, а из них за его счет и по его усмотрению его переносили в хранилища, которые находились у дорог, где хранилось продовольствие, оружие, одежда для ношения и обувь для армий, которые шагали по этим дорогам в четырех [284] направлениях мира, который они называли Тавантин-суйу. Эти четыре направления (cosas) были так насыщены хранилищами вдоль дорог, что, если бы даже по ним прошли многочисленные роты (companias) или легионы воинов, все они были бы надежно обеспечены. Они не разрешали солдатам квартироваться в селениях за счет вассалов. Инки говорили, что каждое селение уже выплатило свою долю податей [и] что было бы несправедливо еще притеснять его и отсюда родился закон, приговаривавший к смертной казни любого солдата, который взял бы любую вещь у вассалов, какой бы незначительной она не была бы. Педро де Сиеса де Леон, рассказывая о дорогах [инков], упоминает об этом [в] семидесятой главе и говорит следующие слова: «Для инков строились огромные и очень важные склады и хранилища, снабжавшие [всем необходимым] воинов; они внушали такой страх, что никто не рискнул бы оставить [склады] без больших запасов провианта, а если что-либо недоставало, [виновные] подвергались страшному наказанию и как следствие этого если кто-нибудь из тех, кто шел с ним из одной части [империи] в другую, рискнул бы побывать на полях или в домах индейцев [и] пусть нанесенный им ущерб был бы небольшим, [инка] приказывал умертвить [такого человека]». Досюда [слова] Педро де Сиеса. Индейцы говорили, что в распоряжении солдат было все необходимое, чтобы запретить им и подвергнуть справедливым наказаниям того, кто причинит ущерб чьим-либо полям или селениям. Так как воины постоянно расходовали то, что находилось в придорожных хранилищах, точно так селения постоянно наполняли хранилища, с таким расчетом и в таком количестве, чтобы гам никогда и ни в чем не было бы недостатка.

Агустин де Сарате, рассказывая о величии королевских дорог (о чем мы скажем в нужном месте), говорит следующее в первой книге, четырнадцатая глава: «Помимо строительства и расходов [на содержание] этих дорог, приказал Гуайнакава, чтобы на горной дороге на расстоянии дня пути были бы построены дворцы очень большой вместимости (anchura) и хранилища, где могли бы разместиться его персона и двор (casa) со всем его войском. И на равнинной дороге [он приказал построить] другие подобные [помещения], хотя и не так часто и не такие массивные, как в горной местности, а лишь на берегу рек, которые, как мы говорили, находятся в восьми или пятнадцати лигах друг от друга, а иногда и в пятнадцати и двадцати. Эти хранилища называются тамбо; там индейцы, в округ которых они входили, держали провизию и запасы всех вещей, в которых он мог нуждаться для снабжения своего войска не только продуктами питания, но также оружием и одеждой и всеми другими нужными вещами; [их было] столько, что, если бы он захотел в каждом тамбо обновить оружие и одежду двадцати или тридцати тысячам людей своего лагеря, он смог бы это сделать, не выходя из дома.

Он вел с собой большое число воинов с пиками, и алебардами, и дубинками, и боевыми топорами из серебра и меди, а некоторые из золота, [285] и пращами, и ручными металками с обожженными наконечниками,и т. д. До этого места [цитата] из Агустина де Сарате относительно xpaнилищ с запасами, которые те короли имели на дорогах для своих войск.

Если по причине слишком больших расходов на войну не хватало податей, [собранных] для короля, тогда [он] пользовался имуществом Солнца как законный и полный (universal) наследник, которому, как он говорил, [все это] принадлежало. Продовольствие, которое оставалось после расходов на войну и на королевский двор, хранилось тремя способами хранения, как мы это рассказывали, чтобы распределить его в годы нужды среди вассалов, на благо которых была направлена oсновная забота инков.

За счет имущества Солнца содержались во всем королевстве жрецы и министры его языческой веры, пока они пребывали в храмах, ибо служили они по очереди неделями. Однако, когда они находились в своих домах, они питались за свой счет, ибо им так же выделяли земли под севы, как и всем остальным простым людям; и по всем этим причинам лишь немногое расходовалось из имущества Солнца, принимая во внимание размеры подати, а многое оставалось, чтобы в момент необходимости прийти на помощь инке.

Глава IX

ОНИ ДАВАЛИ ОДЕЖДУ ВАССАЛАМ. НЕ БЫЛО НИЩЕНСТВУЮЩИХ БЕДНЯКОВ

Поскольку имелись порядок и правление для обеспечения изобилия носильной одежды для воинов, они имелись также для предоставления через каждые два года шерсти для всех кураков и вассалов вообще, дабы они изготовляли одежду себе, и своим женам, и детям; а декурионам было поручено наблюдать, одевались ли они [в новую одежду]. В целом индейцы не были богаты скотом, ибо даже у кураков его едва хватало для себя и своей семьи, и, наоборот, Солнце и инка имели бесчисленное множество скота. Индейцы говорили, что, когда испанцы пришли на те земли, им уже негде было пасти свой скот. Я также слышал от своего отца и от его сверстников (contemporaneos) рассказы о крайностях и расточительности в отношении скота, которые допускали некоторые испанцы, о чем, возможно, я расскажу в надлежащем месте. В жарких землях индейцам давали хлопок из королевских податей, чтобы они изготовили одежду себе и всем своим из своего дома. Таким образом, они все имели то, что было необходимо для человеческой жизни из еды, одежды и обуви, чтобы никто не мог называть себя бедняком или просить милостыню; ибо того и другого они имели в достаточном количестве, словно они были богатыми; в том же, что касалось излишеств (demasias), они были беднейшими, ибо у них ни в чем не было избытка; настолько, что [286] отец учитель Акоста, рассказывая о Перу, коротко и сжато говорит то же самое, о чем мы говорили столь многословно. В конце пятнадцатой главы шестой книги он говорит следующие слова: «В должное время они стригли скот и каждому давали [шерсть] для пряжи и изготовления одежды для себя, детей и жены, и практиковались посещения, чтобы [узнать], выполнили ли они это, а ослушавшихся наказывали. Избыток шерсти они оставляли в хранилищах; и такими переполненными шерстью и другими вещами, необходимыми для человеческой жизни, нашли их испанцы, когда пришли на [эту землю]. Нет ни одного разумного человека, который не восхищался бы столь благородным и предусмотрительным правлением, ибо, не будучи ни монахами, ни христианами, индейцы на свой манер исполняли ту столь высокую заповедь (perfeccion) не иметь собственность и обеспечивать всем необходимым и содержать с таким старанием религиозные дома и дома своего короля и господина». На этом заканчивается та пятнадцатая глава, которая называется: «Имущество инки и подать».

В следующей главе, рассказывая о службах индейцев, в которой он затрагивает многие дела, о которых мы уже сказали и еще скажем дальше, он дословно говорит следующее: «Еще одним искусством владели индейцы Перу, каковым являлось обучение каждого из них с детского возраста всем службам, в которых мог нуждаться человек для человеческой жизни. Ибо среди них не было знаменитых мастеровых, как это водится у нас, — портных, и сапожников, и ткачей, а все то, в чем они нуждались для себя и для дома, они все обучались [делать] сами и сами всем обеспечивали себя. Все они умели ткать и изготовлять свои одежды; и, таким образом, инка, обеспечивая их шерстью, давал им одежду. Все они умели обрабатывать и возделывать землю без найма посторонних рабочих. Все они строили себе свои дома, а женщины умели и знали больше, чем все остальные; они не пребывали в праздности, а проявляли много заботы, прислуживая своим мужьям. Другие службы, которые не являлись простым и обычным делом человеческой жизни, имели своих специальных мастеровых, каковыми были чеканщики серебра, и художники, и гончары, и лодочники, и счетчики, и музыканты, и в самих службах по ткачеству и строительным работам имелись мастера для первоклассных работ (obra prima), которыми пользовались господа. Однако простой народ, как было сказано, сам по себе делал то, в чем нуждался его дом, без того, чтобы один оплачивал бы другому этот [труд], и по сей день дело обстоит так же; таким образом, никто из них не нуждался в ком-либо другом в делах своего дома и своих личных делах, т. е. в [изготовлении] обуви и одежды, и в строительстве дома, и в посеве и уборке урожая, и в изготовлении инструментов и орудий труда, необходимых для этого. И, таким образом, индейцы повторяют институты древних монахов, как об этом повествуют жития [святых] отцов. Это правда, они — люди мало завистливые и мало прихотливые и удовлетворяются весьма малым; [287] действительно, если бы такое свое поведение в жизни они выбрали бы для себя сами и оно не было бы [порождено] обычаями и природой, мы сказали бы, что их жизнь отмечена великим совершенством и не нуждается в глубоком приготовлении, чтобы воспринять учение святого Евангелия, которому так ненавистны тщеславие, и алчность, и изнеженность. Но проповедники не во всех случаях в своих поступках дают пример того, что они проповедуют индейцам. Немного ниже он говорит: «Было ненарушимым законом для каждого [индейца] не изменять одежду и обычаи своей провинции, хотя бы он и переехал в другую [провинцию]; ^: инка считал это крайне важным для хорошего правления, и так оно остается сегодня, хотя уже нет той заботы, как было прежде». Досюда [слова] отца учителя Акосты. Индейцев очень удивляло, что испанцы каждый год меняли свою одежду, и они приписывали это [их] тщеславию, самомнению и порочности.

Обычай не просить милостыню все еще сохранялся в мои времена, т. е. до года тысяча пятьсот шестидесятого, когда я выехал из Перу; сколько я не ездил по стране, я не видел ни одного индейца, ни одной индианки, которые бы ее просили; я знал только одну старуху в Коско, которая называла себя Исабель, она просила милостыню, но делала это скорее ради того, чтобы, перебираясь из дома в дом, болтать всякие непристойности, как цыганки, нежели из-за нужды. Индейцы и индианки ругали ее, а ругая, плевали на землю, что у них считалось знаком порицания и отвращения, и, наконец, старуха просила не у индейцев, а у испанцев, а, поскольку тогда на моей земле еще не было отчеканенных монет, они давали ей в [качестве] милостыни кукурузу, ибо она ее и просила, а если она чувствовала, что ей подавали охотно, она просила немного мяса; а если ей его давали, то она просила немного питья, которое они пили, а затем со своими непристойностями, совсем потеряв совесть, она просила немного куки, каковой является драгоценная трава, которую индейцы держат во рту, и таким образом она проводила свою праздную и порочную жизнь. В своем государстве инки также не забывали о путниках, ибо по их приказу построили на всех королевских и обычных дорогах гостиные дома, которые назывались корпа-васи, где [путникам] давали из королевских хранилищ, которые имелись во всех селениях, еду и все необходимое в дорогу; а если они заболевали, их лечили с великой заботой и уходом, [и] таким образом они не выставляли их из дома, а скорее те получали больше того, что они могли в них иметь. Правда, они шли по дорогам не ради своего удовольствия и интересов [и] не ради собственных прибыльных дел или других подобных вещей, потому что частные лица не могли этим заниматься, а по приказу короля или кураков, которые посылали их из одной части [страны] в другую, или капитанов и министров войны или мира. К таким именно путникам проявляли достаточно заботы, а других, находившихся в пути без оправдательной причины (causa justa), наказывали как бродяг. [288]

Глава X

КАК ОХРАНЯЛСЯ И ДЕЛИЛСЯ СКОТ И ОБ УДИВИТЕЛЬНЫХ ЖИВОТНЫХ

Чтобы иметь возможность вести счет той огромной массе скота, которым владели инки, они делили его по цвету, ибо тот скот окрашен во многие и различные цвета, как лошади в Испании, и были у них [специальные] названия для каждого цвета. Очень пятнистый скот, [но] двухцветный они называли муру-муру, а испанцы говорят мороморо. Если какой-либо ягненок отличался по цвету от своих родителей, после того как они выкармливали его, его переводили в стадо его цвета; и, таким образом, они с большой легкостью получали представление и знали о [количестве] того своего скота с помощью узлов, ибо нити [кипу] были того же цвета, что и сам скот.

Караваны вьючных животных для перевозки продовольствия в любые части [страны] составлялись из [лам], скота, который испанцы называли карнеро [баран]; и хотя среди индейцев было обычным делом переносить грузы на себе, инка не разрешал это у себя на службе, если в том не было необходимости. Он приказывал освобождать их от всех работ, в которых можно было не использовать [человеческий труд], ибо, говорил он, он хотел сохранять его, чтобы использовать на других работах, на которых его нельзя было заменить и употребить его с большей пользой, как-то: на строительстве крепостей и королевских домов, мостов и дорог, платформ [под посевы] и орошения и на других работах ради блага всех, на которых индейцы были постоянно заняты.

О золоте и серебре, которые вассалы подносили инке, мы говорили впереди, [указав], как и на что они использовались при украшении храмов Солнца; а о королевских домах и о [домах] избранниц мы расскажем, когда коснемся этого вопроса.

Удивительные птицы, и дикие звери, и большие и маленькие змеи вместе с другими разными плохими и хорошими пресмыкающимися, которых [инке] подносили кураки, водились в некоторых провинциях, которые сегодня сохраняют их имена; их также содержали на королевском дворе как ради его величия, так и для того, чтобы показать вассалам, которые их доставили [туда], что инка приказал сохранять и содержать их на своем королевском дворе и что ему была приятна служба, которую они несли, что вызывало у индейцев огромное удовлетворение.

О [городских] кварталах, где содержались эти животные, еще сохранялась память, когда я покинул Коско: они называли квартал, где сейчас находится дом отцов иезуитов, Амару-канча (что означает квартал омару, каковыми являлись очень большие змеи); точно так же они называли Пума-курку и Пумап-чупан кварталы, где содержались львы, тигры и медведи, давая им название лев, как они говорили — пума. Один из них [289] находится у подножья холма с крепостью; другой квартал находится с тыльной стороны монастыря святого Доминго.

Птиц, чтобы они лучше разводились, содержали вне города, и отсюда произошло название Сури-валъа, что значит страусиный луг, одного [местечка], находящегося примерно в одной лиге к югу от Коско, ставшего наследственной собственностью моего воспитателя Хуана де Алькобаса, а унаследовал его [в свою очередь] его сын Диего де Алькобаса, пресвитер, мой соученик.

Диких животных, как-то: тигров и львов, змей и разных жаб, содержали ([не только] ради величия королевского двора), но и для наказания злоумышленников, как мы расскажем об этом в другом месте, где речь будет идти о законах, которые они имели для таких-то и таких-то преступников.

Это то, что следует сказать относительно податей, которые они платили королям инкам и как они их употребляли (gastavan). Из бумаг, написанных рукой любознательного и весьма знающего отца учителя Блас Валера, я извлек то, что следует, чтобы было видно соответствие того, что рассказывает он, с тем, что мы сказали о принципах, обычаях, законах и правлении того государства. Его преподобие написал об этом более коротко, более организованно и с большим изяществом и красотой, что вынудило меня вставить здесь эти [слова], а также ради подтверждения [моего изложения] истории, чтобы сделать ее более красивой и заполнить пробелы в чужих работах.

Глава XI

ЗАКОНЫ И ПРИКАЗАНИЯ ИНКОВ РАДИ БЛАГА ВАССАЛОВ

Отец Блас Валера говорит о правлении инков то, что следует дальше, и по причине того, что это соответствует рассказанному нами, а также, чтобы я мог опереться на его авторитет, я привожу его здесь дословно [в переводе] с элегантнейшей латыни:

«У индейцев Перу появилось нечто подобное государству со времени инки Манко Капака и короля Инки Рока, который был одним из их королей. До этого много веков назад они жили в великой непристойности и в варварстве, без какого-либо обучения законам или иным каким-либо порядкам (policia). С того времени они воспитывали своих детей, [основываясь] на учении (doctrina) установили отношения друг с другом, изготовили для себя не только приличную одежду, но и немного украсили и принарядили ее; они умело возделывали поля, помогая друг другу; они завели себе судей, ввели придворную речь, построили как частные, так и общественные и общие дома; они сделали много других вещей подобного характера, достойных похвалы. С большим желанием они приняли законы, которые установили их князья, озаренные природным [290] светом (lumbre natural), и строго выполняли их. Вот почему я считаю, что эти инки из Перу заслуживают предпочтение не только перед китайцами, и японцами, и восточными индийцами, но также перед язычниками Азии и Греции. Потому что если хорошенько присмотреться, то не следует слишком высоко ценить труды и страдания Нумы Помпилия, создавшего законы для римлян, и Солона — для афинян, и Ликурга — для лакедемонян, ибо они владели письмом и гуманитарными науками, которые учат определять и составлять добрые законы и обычаи [и] которые были записаны и пришли из прошлого к людям их и грядущих времен. Однако вызывает огромное восхищение, что эти индейцы, полностью лишенные подобной поддержки и ценной помощи, сумели в таких условиях создать свои законы (исключая те, которые относятся к их язычеству и заблуждениям); бесчисленное их число еще сегодня соблюдают верные индейцы, все основанные на разуме и очень во многом соответствующие законам самых великих юристов (letrado); они точно записали и доверили их узлам на нитях различного цвета, которые имелись у них для их рассказов, и они так сумели обучить им своих сыновей и потомков, что даже законы, установленные первыми королями — шестьсот лет тому назад, сохраняются в их памяти так, словно они сегодня были заново провозглашены. У них был муниципальный закон, который говорил об особых отличиях, которыми пользовался каждый народ или селение в пределах своей юрисдикции. И аграрный закон о разделении и измерении земель, который распределял их среди жителей каждого селения; он выполнялся с величайшим усердием и точностью, ибо землемеры (medidores) замеряли землю своими шнурами по фанегам, которые назывались тупу, и распределяли их среди жителей, указывая каждому его участок (parte). Они называли общим законом тот, который приказывал, чтобы индейцы приходили сообща (исключая стариков, детей и больных) строить и делать то, что касалось государства, как-то: возводить храмы и дома королей или господ, и обрабатывать их земли, строить мосты, чинить дороги и [делать] другие подобные вещи. Они называли законом братства тот, который приказывал, чтобы все жители каждого селения помогали бы друг другу обрабатывать, и засеивать [земли], и собирать урожай, и строить их дома, и [делать] другие вещи, подобного же духа (suerte), что не требовало никакой оплаты. Закон, который они называли мита-чанакуй, что означает заменять друг друга по очереди или по [принципу] родства, приказывал, чтобы на всех работах и в трудовом производстве, которые производились и заканчивались общим трудом, действовал бы тот же порядок, объем и распределение, как это имело место с [пахотными] землями, чтобы каждая провинция, каждое селение, каждый род, каждый человек трудился бы столько, сколько ему было положено, и не больше, и периодически они сменялись на той работе, чтобы [чередовались] работа и отдых. Был у них закон о простых расходах (gasto ordinario), запрещавший роскошь в простых одеяниях и [владение] [291] драгоценными вещами, как-то: золотом, и серебром, и изящными камнями, и абсолютно не допускавший излишества на банкетах и обедах; и он приказывал, чтобы два или три раза в месяц жители каждого селения обедали бы все вместе перед своими кураками и упражнялись бы в военных или народных играх, чтобы их души умиротворялись и хранили бы вечный мир и чтобы скотоводы и другие полевые рабочие воодушевлялись и веселились бы. Закон в пользу тех, кого называли бедняками, приказывал, чтобы слепых, немых и хромых, паралитиков, дряхлых стариков и старух, больных долгой болезнью и других немощных, которые не могли обрабатывать свои земли, одеваться и кормиться своими руками и трудом, [чтобы всех] их кормили бы из общественных хранилищ. Так же имелся у них закон, который приказывал из тех же общественных хранилищ обеспечивать необходимым гостей, которых они принимали, чужестранцев, и пилигримов, и путников, для которых у них были общественные дома, которые назывались корпа-васи, что означает гостевой дом, где им с удовольствием и в избытке давали все необходимое. Помимо этого, тот же закон приказывал два или три раза в месяц приглашать нуждающихся, которых мы перечислили выше, принять участие в общественных обедах, чтобы в общем ликовании они бы утратили часть своей нищеты. Другой закон они называли домашним (casera). Он содержал две вещи:

первая, чтобы никто не пребывал в праздности, в связи с чем, как мы говорили раньше, даже дети пяти лет были заняты [правда] очень легкими работами, соответствовавшими их возрасту; слепых, хромых и немых, если они ничем другим не болели, также заставляли трудиться на разных работах; остальные люди, пока они были здоровы, занимались каждый своей работой и ради своего блага, и среди них считалось великим позором и бесчестием, когда кого-нибудь публично наказывали за безделие. Помимо этого, тот же закон приказывал, чтобы индейцы обедали бы и ужинали при открытых дверях, чтобы судейские исполнители могли бы с полной свободой посещать их дома. Ибо у них имелись определенные судьи, которые были обязаны посещать храмы, общественные места, и здания, и частные дома: они назывались лъакта-камайу. Они сами или их исполнители часто посещали дома, чтобы узнать, внимательно ли и заботливо относится к своим домашним и семейным делам как мужчина, так и женщина и послушны ли, усердны и заняты ли работой дети. Они судили и делали вывод (coligian y sacavan) об их прилежности по отделке, украшениям, чистоте и хорошей опрятности их дома, по их драгоценностям, одеждам [и] даже посуде и всяким другим домашним вещам. И тех, чье усердие они обнаруживали, они награждали публичными восхвалениями, а тех, кого изобличали в неряшливости, наказывали [ударами] плетьми по рукам и ногам или применяли другие кары, которые предписывал закон. По этой причине имелось такое изобилие в вещах, необходимых для человеческой жизни, что их раздавали почти бесплатно, и даже те из них, которые и сегодня так ценятся.

Другие [292] моральные законы и приказания, отличающиеся своей разумностью, которым они следовали все вместе и каждый в отдельности, могут быть познаны из того, что мы скажем об их жизни и обычаях. Мы также подробно расскажем в восьмой и девятой главах о причине, по которой они утратили эти законы и права, или большую их часть, а [также] правление инков, столь разумное (politico) и столь достойное восхваления; и насколько более варварским стало сейчас положение индейцев в их гражданских делах и [как] выросли недостаток и нехватка вещей, необходимых для человеческой жизни, чего не случалось с ними в те времена.

Глава XII

КАК ОНИ ЗАВОЕВЫВАЛИ И ПРИРУЧАЛИ НОВЫХ ВАССАЛОВ

«Действительно, нельзя забывать или недооценивать порядок и манеру, которыми инки пользовались для завоевания [новых] земель, и избранный ими путь для обучения людей [этих земель] разумной и гражданской жизни; ибо, начиная с первых королей, которым подражали их преемники, они никогда не начинали войну, если на это их не толкали причины, которые казались им достаточно [серьезными], как-то: необходимость покорить разумной и человеческой жизни, в которой нуждались варвары, или из-за обид и беспокойств, которые соседи причиняли их вассалам, но, прежде чем предпринять военные действия, они и раз, и два, и три раза посылали свои требования противникам. После покорения провинции первое, что делал инка, была отправка в Коско в качестве заложника главного идола, которого имела та провинция; он приказывал установить его в храме, пока касик и его индейцы не разубедятся в том, что заблуждались, [поклоняясь] своим пустым божествам, и не сделаются сторонниками языческой веры инков, которые поклонялись Солнцу. Они не сбрасывали на землю чужих богов после завоевания провинции, чтобы не задевать ее честь и чтобы местные жители не испытывали бы к ним презрение за пренебрежение к своим божествам, пока инки не обучат их своей пустой религии. Они также забирали в Коско главного касика и всех его сыновей, чтобы обласкать и одарить их и чтобы они благодаря частым посещениям королевского двора восприняли бы не только законы, и обычаи, и особенности языка [инков], но также их ритуалы, церемонии и суеверия; проделав это, [инка] возвращал кураке его прежнее достоинство и [положение] господина и как король приказывая вассалам служить и поклоняться ему как своему подлинному господину. А чтобы солдаты, победители и побежденные, примирились бы и жили в вечном мире и дружбе и чтобы они отказались и забыли всякую злобу и злопамятство, которые родились во время войны, он приказывал, [293] чтобы для них совместно были бы организованы большие пиры, с изобилием всяких подарков и чтобы среди них [на пирах] находились бы слепые, хромые, и немые, и другие немощные бедняки, чтобы они насладились бы королевской щедростью. На тех праздниках танцевали девушки, молодые парни играли в игры, устраивались гуляния, военные упражнения для взрослых мужчин. Кроме того, им подносились многочисленные подарки из золота, и серебра, и перьев, чтобы украсить одежды и наряды для главных празднеств. Помимо этого, он оказывал им другие милости одеждой и другими подарками, которые среди них ценились особенно высоко. Этими и другими подобными подарками инка так одаривал вновь завоеванных индейцев, что, какими бы тупыми и варварами они не были бы, они покорялись и соединяли вместе свою любовь и службу в такие узы, что никогда никакая провинция не помышляла о восстании. И чтобы уничтожить всякие причины для появления жалоб, а из жалоб возникают бунты, он подтверждал (чтобы они пользовались большим уважением и почитанием) и заново обнародовал все древние законы, права и статуты, ни в чем не изменяя их, если они не противоречили языческой вере и Законам его империи. Если возникала необходимость, он переселял жителей одной провинции в другую; [на новом месте] их обеспечивали земельными наделами, домами, слугами и скотом в достаточном изобилии; а на их место приводили граждан из Коско или из других верных провинций, чтобы, выполняя службу солдат [местного] гарнизона, они обучали бы соседей законам, ритуалам и церемониям и всеобщему языку королевства.

Все остальные [сведения] о мягком правлении, которое осуществляли короли инки, в чем они превзошли всех других королей и народы Нового Света, ясно констатируются не только в ежегодных отчетах и узлах индейцев, но также достоверными тетрадями, написанными от руки, которые вице-король дон Франсиско де Толедо приказал написать своим ревизорам (visitador), и судьям, и своим нотариусам, предварительно подробно ознакомившись [с этим] у индейцев каждой провинции, [и] бумаги эти сегодня находятся в публичных архивах, из которых ясно видно, сколь кротким было обращение королей инков Перу со своими [подданными]. Ибо, как уже говорилось, изымая некоторые вещи, что было необходимо для безопасности всей империи, они оставляли в неприкосновенности все остальное в законах и правах вассалов. Имущество и родственные взаимоотношения (patrimonio), как общие, так и частные, по приказу инков сохранялись в полном виде и свободными и не ущемлялись ни в чем. Они никогда не разрешали своим солдатам воровать и грабить в провинциях и королевствах, которые были покорены оружием и сдались; а покоренных жителей этих [провинций] они в короткое время подключали к мирному правлению и к службам войны, словно одни из них были уже многие годы старыми солдатами инки, а другие — [его] вернейшими слугами. [294]

Тяжесть податей, которыми те короли обкладывали своих вассалов, была столь незначительной, что читающим эти [строки] покажется шуткой то, что мы дальше расскажем. Однако инки, не довольствуясь и не удовлетворяясь всем этим, с величайшей широтой раздавали, помимо многих других даров, продукты питания и одежду не только господам и знати, но также простым общинникам (pechero) и беднякам, так что с большим основанием их можно называть заботливыми отцами семейства или внимательными управляющими, нежели королями, благодаря чему появилось прозвище капак титу, которым индейцы часто называли их: капак — это то же самое, что князь, могучий своим богатством и величием, а титу означает либеральный, великодушный князь, полубог, великий (augusto). Отсюда берет свое начало и то, что те короли Перу, поскольку они были такими, пользовались такой любовью и обожанием у своих вассалов, что и сегодня индейцы, став уже христианами, не могут их забыть, и обращаются прежде всего к ним в своих трудах и нуждах с жалобами и стенаниями, [и] с криками и воплями они произносят одно за другим их имена; и ведь нигде не сказано (по se lee), что кто-либо из древних королей Азии, Африки и Европы был бы к своим местным вассалам столь заботлив, столь кроток, столь полезен, щедр и либерален, как короли инки в отношении своих. Из этих дел, о которых мы пишем и будем писать дальше в исторической [последовательности], тот, кто их читает, сможет извлечь и собрать вместе древние законы и права индейцев Перу, их обычаи, их статуты, их службы и образ жизни, столь близкий к разуму, что все те дела, которые они сохраняли и берегли, помогли привести их в христианскую веру с большей мягкостью и удобством (comodidad).

Глава XIII

КАК ОНИ НАЗНАЧАЛИ МИНИСТРОВ ДЛЯ ВСЕХ СВОИХ СЛУЖБ

Отец Блас Валера, продолжая то, о чем он писал, дает такое название тому, что следует дальше: «Как инки назначали губернаторов и министров для мирного времени; как распределялись по работам мастера и рабочие; как они пользовались общими и личными богатствами и как изымались подати».

«Инка, покорив любую новую провинцию, и приказав доставить в Коско ее главного идола, и успокоив души господ и вассалов, приказывал, чтобы все индейцы, как жрецы и чудотворцы, так и остальной простой народ, [теперь] поклонялись богу Тикси Вира-коче, по-другому называвшемуся именем Пача-камак, как всемогущественнейшему богу, победителю всех остальных богов. Затем он приказывал, чтобы они считали инку королем и верховным господином, чтобы служить и [296] повиноваться ему; и чтобы касики, каждый по очереди, посещали бы королевский двор каждый год или каждые два года в зависимости от расстояния провинции [до Коско], по причине чего тот город был одним из наиболее посещаемых и населенных [городов] Нового Света. Помимо этого, он приказывал сосчитать и составить опись всех обитателей и жителей этой провинции, вплоть до детей, по их возрастам и по родству, по роду занятий, имуществу, семьям, искусствам и обычаям; чтобы все было отмечено и установлено, словно бы записано в нитях разных цветов, чтобы затем в соответствии с теми условиями на них была бы наложена подать и остальные обязанности, которые относились бы к общественным делам и строительству. Он назначал разных министров для войны, как-то: генералов, мастеров боя, старших и младших капитанов, младших лейтенантов, сержантов и ефрейторов звеньев (escuadra). Одни из них имели по десять солдат, а другие по пятьдесят. Младшие капитаны командовали сотней солдат, другие — пятьюстами, другие — до тысячи. Мастера боя командовали тремя, четырьмя, пятью тысячами воинов. Генералы командовали десятью тысячами и более: их называли хатун апу, что означает великий капитан. Господ вассалов, как-то: герцогов, графов и маркизов, они называли кураками, которые как подлинные господа и уроженцы [провинции] руководили ею в делах мира и войны: они обладали правом устанавливать частные законы и распределять подати и обеспечивать [необходимым] свою семью и всех своих вассалов в нужное время в соответствии с приказаниями и статутами инки. Старшие и младшие капитаны, хотя и не располагали властью для издания законов и определения прав [вассалов], также получали свою службу по наследству, и во время мира они никогда не платили подать — они скорее были освобождены от дани, а в случае нужды их обеспечивали из королевских, а не из общественных хранилищ. Остальные [военные], стоящие ниже капитанов, каковыми являлись ефрейторы звеньев по десять и по пятьдесят [воинов]., не были освобождены от податей, поскольку не обладали чистой родословной (claro linaje). Генералы и мастера боя имели право выбирать ефрейторов звена, однако однажды избранного [ефрейтором] они не могли лишить его службы: [назначение] считалось пожизненным (perpetuo). Повинность, которую они отбывали, состояла в их службе декурионами; им вменялось в обязанность наблюдение и посещение полей и земельных наделов (heredades), королевских домов, а [также надзор за] одеждой и питанием простых людей. Других губернаторов и министров назначал инка, — младшие находились в подчинении у старших, — они ведали всеми делами правления и податями империи, чтобы по своему усмотрению и разумению держать их под наблюдением (manifiesto), дабы никто не был бы обманут. У них были старшие и младшие пастухи, которым передавался весь королевский и общественный скот, и они охраняли его с большим старанием и преданностью, так что не было случая недостачи [хотя бы] одной ламы, ибо они заботились, чтобы отогнать [297] [от стада] диких зверей, а воров у них не было, потому что их [вовсе] не было, и, таким образом, все они спали спокойно. Были старшие и младшие сторожа и надзиратели за полями и земельными наделами. Были управляющие, и администраторы, и судьи, [и] ревизоры. Служба их всех заключалась в том, чтобы в их селении, как в целом, так и у отдельных жителей, не было бы нехватки любой из необходимых вещей, а [если] такая нужда имелась (о какой бы вещи речь ни шла), они сразу же сообщали об этом губернаторам, и куракам, и самому королю, чтобы обеспечить необходимым, что они выполняли великолепно, в первую очередь [сам] инка, который особенно в этом никак не хотел, чтобы его считали королем, а скорее отцом семейства и усердным покровителем. На судьях и ревизорах лежала забота о том, чтобы всё мужчины были бы заняты своими службами и никоим образом не бездельничали бы; чтобы женщины заботились о порядке в своих домах, в своих хранилищах, в одежде и питании, в воспитании своих детей, и, наконец, они пряли и ткали для [нужд] своего дома; чтобы девушки были бы всегда послушны своим матерям, своим хозяйкам; чтобы они всегда были бы заняты домашними и женскими делами; чтобы старики и старухи, и немощные для тяжелых работ [люди] были бы заняты каким-либо полезным для них делом, хотя бы сбором хвороста и сена и вылавливанием вшей, и чтобы они относили бы вшей своим декурионам или ефрейторам звеньев. Специальным занятием слепых была очистка хлопка от семян и зернышек, которые в нем имеются, и выборка зерен кукурузы из початков, в которых они растут. В разных службах имелись ремесленники, над которыми стояли старшие мастера, как-то: мастера золотых и серебряных дел, и [работ] по меди и латуни, плотники, строители, каменотесы, шлифовщики драгоценных камней [и] другие мастеровые, необходимые государству; если бы их сыновья продолжали бы сегодня заниматься теми службами в том же порядке и согласии, которые были установлены инками, а позже подтверждены императором Карлом Пятым Великим, возможно, государство индейцев имело бы сейчас большее процветание и большее изобилие в делах, относящихся к питанию и одежде, как это было прежде, что сказалось бы весьма благоприятно и для проповедования евангелия. Что же касается вреда, порожденного нашей беззаботностью и невниманием, и того, как кураки и индейцы, ныне ставшие начальниками, часто шепчутся и глумятся на своих сборищах и беседах над сегодняшним правлением (govierno), сравнивая эти наши времена с временами инков, то мы расскажем об этом дальше, в книге второй, главе девятой, за номером пятьдесят и пять. Досюда [слова] отца Блас Валера. То же, что он обещает [рассказать], пропало.

Его преподобие в отношении этого же самого дальше говорит следующее: «Помимо названных, также существовали официальные земледельные исполнители для наблюдений за полями; имелись охотники на птиц и рыболовы, как речные, так и морские; ткачи, сапожники для [изготовления] [298] той их обуви; имелись люди, рубившие лес для королевских домов и общественных зданий, и кузнецы, которые делали из меди необходимый инструмент. Помимо них, имелись многие другие специалисты (oficiales) механики, и, хотя их было бесчисленное множество, все они трудились с огромным вниманием и усердием на своих службах и над делом своих рук. Однако сейчас, в наши времена, достойно величайшего удивления то, что индейцы до такой степени позабыли стариннейший порядок тех общественных служб и что они с такой настойчивостью стараются сохранить другие службы и обычаи, которые они имели и с которым расстаются чрезвычайно тяжело, если наши губернаторы запрещают им что-либо из них».

Глава XIV

СВЕДЕНИЯ, КОТОРЫЕ ИМЕЛИСЬ ПО ОБЩИМ И ЧАСТНЫМ ВЛАДЕНИЯМ, И ИХ УЧЕТ

«Завоевав провинцию, и приказав составить перепись ее жителей, и назначив им губернаторов и учителей своего идолопоклонства, инка стремился навести и установить порядок в делах того района, для чего он приказывал, чтобы были занесены и поставлены в их узлах и отчетах равнины, высокие и низкие горы, обрабатываемые земли, земельные наделы, шахты [по добыче] металлов, соляные копи, родники, озера и реки, хлопковые поля и дикие фруктовые деревья, мелкий и крупный скот, [дающий] шерсть и без нее. Он приказывал, чтобы все эти и многие другие вещи — каждая отдельно — были бы сосчитаны, и измерены, и зафиксированы в памяти вначале по всей провинции, затем по каждому селению и, наконец, по каждому ее жителю; [чтобы] измерили бы ширину и длину обрабатываемых и полезных земель и [размеры] полей и, изучив все это до частностей, ему должны были дать очень ясное сообщение обо всем этом; все это он приказывал не для того, чтобы использовать для себя или [включить] в свое богатство что-либо из тех вещей, о которых он просил так часто и столь полные сведения и соображения по их поводу, а для того, чтобы, хорошо зная плодородие и изобилие или бесплодие и бедность того района и его селений, можно было бы предусмотреть, чем нужно было поспособствовать и что могли сделать сами местные жители, чтобы своевременно предоставить помощь питанием, или одеждой, или любой другой вещью, в которой возникает необходимость во время голода, или чумы, или воины; наконец, он приказывал, чтобы индейцы ясно и определенно знали о всех тех вещах, которые они должны были делать [в порядке] службы инке, или куракам, или государству. Таким образом, ни вассалы не могли уменьшить что-либо из того, что они были обязаны делать, ни кураки [и] королевские министры [299] не могли причинять им [лишние] беспокойства и наносить ущерб. Помимо этого, он приказывал, чтобы в соответствии с размером и подсчетами, которым подвергалась провинция, были бы установлены ее границы и межевые знаки, чтобы отделить ее от соседних [провинций]. И, чтобы в грядущие времена не возникали бы какие-либо недоразумения, они давали собственные и новые имена горам и холмам, полям, лугам и родникам и всяким другим местам — каждому свое собственное [название], а если они уже имели имена, их подтверждали, прибавляя [к названию] что-либо новое, позволяющее отличать его от [названия] других районов; все это заслуживает самого серьезного внимания для того, чтобы в дальнейшем можно было бы понять, на основе чего родились почитание и уважение, которые еще сегодня индейцы испытывают к тем схожим [по названию] местам, как мы расскажем об этом дальше. После этого они распределяли земли — каждому селению провинции то, что ему принадлежало, чтобы они рассматривали их как свою частную территорию; и было запрещено, чтобы эти поля и общие земли (sitios), обозначенные и измеренные внутри пределов каждого селения, были бы каким-то образом перепутаны; все пастбища и горы, как и другие места, были общими только для жителей [данной] провинции или для обитателей такого-то селения. Старые или вновь обнаруженные шахты [по добыче] золота и серебра жаловали куракам, и их родным, и вассалам, чтобы они добывали из них то, что им хотелось, но не в качестве богатств (их скорее презирали), а для украшения одежды и нарядов, которые использовались на их главных праздниках, а также для некоторых сосудов, из которых пили касики, однако это последнее носило ограниченный характер; обеспечив [себя] в этом, они не беспокоились больше о шахтах; похоже даже, что они забывали о них и позволяли им разрушиться, и по этой причине у них было так мало шахтеров, которые добывали и выплавляли металлы, хотя на других службах и искусных делах (artes) [трудилось] бесчисленное множество ремесленников. Шахтеры и плавильщики металлов и прочие мастера, занимавшиеся той службой, платили подать только своим трудом и работой. Орудия труда, и инструменты, и еду, и одежду, и любую другую вещь, в которой они могли нуждаться, им широко предоставляли из имущества короля или господина вассалов, если они находились на его службе. Они должны были трудиться два месяца и не более, и этим они выплачивали свою подать; остальное время года они занимались тем, что им было полезнее. Не все индейцы провинции занимались этой работой, а только те из них, для которых она была их собственной профессией и искусством которой они владели; [их] называли металлистами (metalero). Медью, которую они называют анта, они пользовались вместо железа, делая из нее наконечники для оружия, ножи для резания и немногочисленные инструменты для столярного дела, большие булавки, которыми женщины пользовались для скрепления одежды, зеркала, в которые смотрелись, [300] мотыжки, которыми обрабатывали свои посевы, и молотки для чеканщиков; по всем этим причинам они высоко ценили этот металл, ибо для всех [ремесел] он был полезнее, чем серебро и золото, и поэтому они добывали его больше, чем эти другие [металлы].

Соль, которую они добывали из источников соленой [воды], так же как и из морской воды, рыба из рек, ручьев и озер, плоды от дикорастущих деревьев, хлопок и пенька по приказу инки считались общим [имуществом] всех жителей провинции, в которой они имелись [или водились], и никто не мог использовать их лично для себя, ибо ими [пользовались] все вместе, беря то, в чем была необходимость, но не более того. [Инка] разрешал каждому [индейцу] выращивать на своей земле фруктовые деревья, которыми он мог бы пользоваться и наслаждаться по своему желанию.

Хлебные земли (tierras de pan) и те, что предназначались не для хлеба, а для других плодов и овощей, которые возделывали индейцы, инка делил на три части: первая [принадлежала] Солнцу и его храмам, жрецам и министрам; вторая — королевской семье, плодами которой обеспечивались королевские губернаторы и министры, пребывавшие вне своих родных земель, где также выделялась их часть из общих хранилищ; другая, третья часть, [принадлежала] жителям провинции и обитателям каждого селения. Каждому жителю выделялась его часть [земли], которой хватало на содержание его дома. Это распределение земель инка осуществлял во всех провинциях своей империи, чтобы никогда у индейцев не просили бы какие-либо подати из их добра и имущества, не заставляли бы их отдавать что-либо кому бы то ни было — ни своим касикам, ни [в пользу] общих хранилищ своих селений, ни губернаторам короля, ни самому королю, ни храмам, ни жрецам, ни даже для жертвоприношений Солнцу; никто не имел права принуждать их, чтобы они это оплачивали, ибо каждая вещь уже была распределена. Излишки плодов от части, принадлежавшей королю, использовались для общих хранилищ каждого селения. Те излишки, которые давали земли Солнца, также шли на бедняков, непригодных к чему-либо, — хромых и безруких, слепых и паралитиков и других подобных. И делалось это после того, как весьма щедро выполнялись [поставки] для жертвоприношений, которых было много, и на содержание жрецов и министров бесчисленных храмов.

Глава XV

В ВИДЕ ЧЕГО ВЫПЛАЧИВАЛАСЬ ПОДАТЬ, ЕЕ РАЗМЕРЫ И ЗАКОНЫ О НЕЙ

Что касается податей, которыми обкладывали и [которые] взымали с вассалов инки, короли Перу, их следует считать столь умеренными, что, если учесть все то, что они включали и их размеры, можно утверждать [301] с достоверностью, что никто из всех древних королей, ни великие Цезари, которые именовались Августами и Пиями, не могут идти в сравнение с королями инками. Потому что действительно, если хорошо присмотреться, то создается впечатление, что они [вообще] не получали ни дани, ни подати со своих вассалов, а сами платили их вассалам или взимали их ради блага самих же вассалов в соответствии с расходами в пользу их же самих. Размер подати, если рассматривать его в соответствии с расчетами и подсчетами тогдашнего времени, и заработком трудившихся, и стоимостью вещей, и с расходами инков, был настолько мал, что многие индейцы едва ли выплачивали [в виде подати] сегодняшнюю стоимость четырех реалов; и хотя им причиняли некоторые неудобства дела, связанные с податями или службой королю или куракам, они с удовольствием и удовлетворением выполняли их как по причине незначительности подати, так и высокой цене той помощи, которую им оказывали, и значительной пользе для них самих от тех незначительных работ. Существовали следующие права и законы в пользу налогоплательщиков, которые охранялись с (такой) строгостью, что ни судьи, ни губернаторы, ни генерал-капитаны, ни сам инка не могли изменить их во вред вассалам. Первый и главный [закон] запрещал когда-либо и под каким бы то ни было предлогом взимать подать с тех, кто был от нее освобожден. Освобождались же все лица королевской крови, все генерал-капитаны и младшие капитаны вплоть до центурионов, и их детей, и внуков, все кураки и их родня, королевские министры на менее [важной] службе (если они происходили из простонародья) не платили подать в период несения службы; [не платили подать] солдаты, находившиеся на войне и участвовавшие в завоеваниях, молодые люди до двадцати пяти лет, потому что до этого возраста они обязаны были служить своим родителям. Старики от пятидесяти и выше лет были освобождены от подати, и все женщины — как девушки, одинокие и вдовы, так и замужние; и больные, пока они не восстанавливали здоровье; и все немощные, как-то: слепые, хромые и безрукие и другие с парализованными конечностями, хотя немые и глухие были заняты на работах, не требовавших [наличия] слуха или [умения] говорить. Второй закон заключался в том, что все остальные индейцы, помимо названных, были данниками, которые были обязаны платить подать, если они не являлись [в данный момент] жрецами или министрами храмов Солнца или избранных девственниц. Третий закон [гласил], что ни по каким причинам или соображениям индеец не мог быть принужден оплатить подать какими-либо вещами из своего [личного] имущества, а выплачивал ее только своим трудом, или своей службой, или временем, которое он проводил на службе у короля или у его государства; и в этой части [закона] были равны и бедный, и богатый, ибо этот платил не больше, а тот — не меньше положенного. Богатым называли того, у кого были дети и семья, которые помогали ему работать, чтобы скорее закончить податную службу, которая ему досталась; [302] а тот, у кого не было семьи, хотя бы он был богат другими вещами, считался бедным. Четвертый закон заключался в том, что никого не могли принудить работать или заняться не обычной для себя службой, исключая возделывание земли и военную службу, ибо в этих двух вещах не было исключений. Пятый закон заключался в том, что каждый платил свою подать в виде того, что могла дать его провинция, [чтобы ему не приходилось] покидать ее и идти в другую в поисках вещей, которые его земля не давала, ибо инка считал серьезной несправедливостью (agravio) просить у вассала плоды, которые не давала его земля. Шестой закон приказывал, чтобы каждому из мастеров и ремесленников, которые были заняты на службе у инки или у кураков, предоставлялось бы все необходимое для работы на этой его службе; это значит, что ювелиру давали золото, или серебро, или медь, с которой он работал, а ткачу — шерсть или хлопок, а художнику — краски и все остальные предметы, необходимые для их службы, [и] таким образом мастер отдавал только свой труд и время, которое он обязан был отработать, каковым являлись два или самое большое три месяца [в году]; отработав их, он больше не принуждался работать. Однако, если в том, что он делал, оставались небольшие доделки, он по своему желанию и доброй воле мог проработать больше и закончить полностью [работу], что ему зачитывалось как подать следующего года, и так они фиксировали это в памяти своими узлами и отчетами. Седьмой закон приказывал, чтобы всех мастеров и ремесленников вне зависимости от того, над чем они трудились, вместо взимания подати обеспечивали всем необходимым в еде и одежде, и подарками, и лекарствами, если они заболевали; если индеец работал один, то [обеспечивали] его одного; если же он брал с собой детей и жену, чтобы поскорее выполнить задание, то и их [также]. А в таком распределении работ по [конкретным] заданиям время не принималось в расчет, а только завершение [самой] работы. Таким образом, если он с помощью своих [родных] делал за неделю то, что требовало двухмесячной работы, он полностью удовлетворял и выполнял обязательства на тот год, ибо, к счастью, его не могли обложить какой-либо другой податью. Этих соображений вполне достаточно, чтобы ответить и возразить тем, кто говорит, что в древности подать выплачивали сыновья, и дочери, и матери, и любые другие [родственники], что является фальшью, ибо все они трудились не принуждаемые [личной] податью, которая якобы была на них наложена, а ради помощи своим отцам и мужьям, т. е. своим хозяевам, потому что, если мужчина не захотел бы привлечь своих [родных] к своей работе и к своему труду, а трудился бы лишь сам, его дети и жена были бы свободны для домашних занятий по своему дому, и судьи, и декурионы не смогли бы заставить их что-либо [делать], если они не предавались безделью в своих хозяйствах. По этой причине во времена инков уважались и считались богатыми те люди, у которых имелась семья и много детей; потому что многие из тех, кто их не имел, заболевали [303] по причине длительности времени, уходившего на работу, чтобы выполнить свою подать. В качестве средства против этого также имелся закон, по которому [люди], богатые семьей, и также все другие, выполнившие свою часть [подати], день или два дня помогали бы таким [одиноким], что доставляло удовольствие всем индейцам.

Глава XVI

ПОРЯДОК И СООБРАЖЕНИЯ ДЛЯ ВЗИМАНИЯ ПОДАТЕЙ. ИНКА ОКАЗЫВАЛ МИЛОСТЬ КУРАКАМ, [ПРИНИМАЯ] ДРАГОЦЕННЫЕ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ ОНИ ЕМУ ПОДНОСИЛИ

Восьмой закон был относительно взимания податей, которые взимались так, как об этом будет сказано [дальше], чтобы во всем этом были бы счет, порядок и разумный подход (razon). В определенное [заранее] назначенное время в главном селении каждой провинции собирались вместе судьи-сборщики [податей] и счетчики (contadores) или нотариусы, у которых находились узлы и отчеты по податям, и в присутствии кураки и губернатора инки по узлам на своих нитях и по маленьким камням производили расчеты и распределение [работ], соответствовавшие числу жителей такой-то провинции, а подсчитывали они с такой точностью и достоверностью, что я не знаю, кому в этом деле следовало бы высказать большую похвалу, то ли счетчикам, которые без арабских цифр составляли такие точные в любых мелочах свои отчеты и [данные] по распределению [работ], которые лишь с огромным трудом достигают наши арифметики, то ли губернатору и королевским министрам, которые с такой легкостью воспринимали счет и смысл всего того, о чем им сообщали.

По узлам было видно, что наработал каждый индеец, какие службы он выполнил, какие он прошел дороги по приказу своих князей и старших, и любое другое занятие, которое ему поручалось; все это вычитывалось из подати, которую он должен был отдать. Затем судьям-сборщикам [податей] и губернатору отдельно показывали, сколько и чего было заложено в королевских хранилищах, т. е. продуктов питания, перца, одежды, обуви, оружия и разных других вещей, которые индейцы отдавали в [счет] подати, вплоть до серебра, и золота, и драгоценных камней, и меди, которые — каждая часть отдельно — принадлежали королю и Солнцу. Они также давали отчет о том, что содержалось в хранилищах каждого селения. Закон приказывал, чтобы инка — губернатор провинции — имел бы в своем распоряжении копию счета всех этих вещей, чтобы не было бы какой-либо фальши как со стороны индейцев-налогоплательщиков, так и министров-сборщиков [податей]. Девятый закон [304] обязывал, чтобы все, что оставалось от этих податей [после] королевских расходов, использовалось бы на общее благо и хранилось бы в общественных хранилищах до времен, [когда в них] возникнет нужда. Драгоценные вещи, как-то: золото, и серебро, и ценные камни, плюмажи из [перьев] различных птиц, краски для живописи и покраски, медь и многие другие вещи, которые каждый год или при каждой встрече (vista) кураки подносили инке, король приказывал использовать для своего дома и служб и для [людей] королевской крови, [ограничиваясь тем], что было необходимо, а излишками он одаривал, оказывая милость и [в знак] благодарности, капитанов и господ вассалов, которые приносили те вещи; ибо, хотя они и имелись в их землях, они не могли ими пользоваться, если не получили их от инки как привилегию и милость. Из всего этого вытекает, что короли инки брали для себя меньшую часть податей, которые они получали, а остальное шло на пользу самих вассалов. Десятый закон объявлял различные занятия, которыми индейцы должны были заниматься как на службе короля, так [и] в пользу своих селений и государства, что возлагалось на них взамен [прямых] податей и выполнялось [всем] обществом и сообща; это были выравнивание дорог и их покрытие камнем; украшение и ремонт или строительство заново храмов Солнца и иных святилищ их идолопоклонства, и изготовление любой другой вещи, принадлежащей храмам. Они были обязаны строить общественные здания, как-то: хранилища и дома для судей и губернаторов; чинить мосты, быть почтовыми гонцами, которых зовут часки, обрабатывать земли, хранить плоды, пасти скот, охранять земельные наделы, посевы и любые другие общественные богатства; строить дома для отдыха путников, обслуживать их, чтобы они имели все необходимое за счет королевского имущества. Помимо сказанного, они были обязаны выполнять любую другую работу (cosa), которая шла бы на благо всех их, или их кураков, или на службу короля; однако, поскольку в те времена было такое множество индейцев, на долю каждого из них приходилась незначительная часть всех этих работ, и они не ощущали [тяжесть] этого труда; потому что они служили по очереди, [работали] сообща [и благодаря] великой справедливости все были загружены одинаково. Так же приказывал этот закон, чтобы один раз в году ремонтировались бы дороги и их перила; подновлялись бы мосты; очищались бы оросительные каналы, чтобы дать воду земле; закон приказывал, чтобы все это выполнялось бы бесплатно, потому что шло на общую пользу каждого королевства, и провинции, и всей империи.

Мы оставим другие малые законы, чтобы не утомлять ими [читателя] ; названные же были главными в деле податей. Досюда [Слова] отца Блас Валера. Было бы интересно в этом месте спросить одного историка, который говорит, что инки имели безобразные законы, на основе которых вассалы выплачивали им огромные налоги и подати; пусть он скажет мне, какие из этих законов были безобразными; потому что эти [305] и другие [законы], о которых мы скажем дальше, были весьма охотно подтверждены испанскими королями блаженной памяти (de gloriosa memoria), как говорит сам отец Блас Валера; и на этом мы возвращаемся к [рассказу] о принце Вира-коче, которого мы оставили, когда он сгорал огромным желанием защитить величие чести своих предков и своей собственной [чести].

Глава XVII

ИНКА ВИРА-КОЧА ПОЛУЧАЕТ СООБЩЕНИЕ О ВРАГАХ И О ПОМОЩИ, КОТОРАЯ ИДЕТ К НЕМУ

Великие подвиги Инки Вира-кочи заставляют и вынуждают нас коснуться их, прекратив [рассказ] о других делах. В конце истории о его отце мы рассказали, как он оставил его в Муйне, вернулся в Коско, скликая людей, которые разбрелись по полям, и ушел из города [Коско], чтобы встретить врагов и умереть в сражении с ними, прежде чем увидеть оскорбления и непристойности, которые они должны были совершить в домах, и храме Солнца, и в монастыре избранных девственниц, и во всем том городе, который был для него священен. Здесь нужно сказать, что немногим более чем в половине лиги от города на север находится большая долина; там остановился принц Инка Вира-коча в ожидании людей, которые вышли вслед за ним из Коско, и [чтобы] собрать тех, кто бежал в поля. С теми, и с другими, и с теми, кого он привел с собой, он собрал вместе более восьми тысяч воинов, все — инки, принявшие решение умереть на глазах у своего принца. В том месте к нему пришло сообщение, что враги находились в девяти или десяти лигах от города и что они уже перешли большую реку Апу-римак. На следующий день после этого неприятного сообщения пришло другое, благоприятное для инков, и пришло оно со стороны Конти-суиу, что [к ним] идут на помощь почти двадцать тысяч воинов, находящихся в немногих лигах от того места, чтобы служить своему принцу; [это люди] народов кечва, кота-пампа, кота-нера, аймара и других, граничащих в той части [империи] с восставшими провинциями.

Как ни старались враги скрыть свое предательство, кечва узнали о нем, ибо они граничат с землями чанков; и, поскольку им было ясно, что времени слишком мало, они не захотели оповещать инку и ждать его приказ, а подняли всех, кого смогли, людей с поспешностью, которую требовала необходимость, и вместе с ними направились в сторону города Коско, чтобы оказать ему помощь, если смогли бы, или умереть на службе своему королю; ибо это были народы, которые по своей воле покорились империи инки Капак Йупанки, как мы рассказали в свое время, и, чтобы показать ту свою любовь, они пришли с этой помощью. Они поступили так и ради своего собственного интереса из-за старой ненависти [306] и враждебности, которые всегда, еще много лет назад существовали между чанками и кечва; и, чтобы не оказаться вновь под властью тирании чанков (если они каким-либо путем победят), они предоставили эту помощь. А чтобы враги не вошли бы первыми в город [Коско], они пошли им наперерез на север от него, чтобы [там] встретить мятежников. И так почти одновременно пришли друзья и враги [инков].

Принц Инка Вира-коча и все его [люди] испытали огромный прилив силы, узнав, что к ним идет столь серьезная помощь в столь нужный момент, и приписали ее обещанию дяди принца, призраку Вира-коче Инке, который дал его, когда явился ему во сне, и сказал, что во всех его нуждах он будет благоприятствовать ему как своей плоти (carne) и крови и [что] он найдет для него помощь, в которой он будет нуждаться; принц вспомнил эти слова, увидя столь своевременную помощь, и много раз повторял их, убеждая (certificando) своих людей, что он располагал благосклонностью своего бога Вира-кочи, поскольку его обещание выполнялось; по этой причине инки настолько воодушевились, что уже считали победу своей, и, хотя они [до этого] приняли решение пойти встретить врагов и сразиться с ними на откосах и трудных проходах [в горах], которые идут от реки Апу-римак до высот Вильа-кунка (высота давала бы им преимущество), узнав, что подходит помощь, они решили не двигаться, пока не придут друзья, которые смогут передохнуть и принять что-либо прохладительное, пока подойдут враги. Инка Вира-коча, и его родичи, [и] советники также решили, что, раз их силы возросли, им не следует удаляться от города, чтобы иметь рядом запасы продовольствия и все остальное, необходимое для воинов, а также чтобы быстро оказать помощь городу, если для него возникнет какая-нибудь опасность. С этим решением принц Инка Вира-коча остался в той долине, пока не подошла помощь — двенадцать тысяч воинов. Принц принял их с огромной благодарностью за любовь, которую они проявили к своему инке; он оказал многие милости и одарил подарками кураков каждого народа и всех остальных капитанов и солдат, восхваляя их верность и обещая им в дальнейшем награды за столь славную службу. Кураки, после [ритуала] преклонения своему Инке Вира-коче, рассказали ему, что в двух днях пути сзади идет еще пять тысяч людей войны, которых они не стали ждать, поскольку спешили [к нему] на помощь. Принц снова поблагодарил их за приход тех и других [воинов] и после совещания со своими родичами он приказал куракам, чтобы они направили сообщение тем, кто шел [сзади], о происходящем, и о том, что принц [решил] остаться со своим войском в той долине, дабы они поспешили к находившимся рядом [с долиной] нескольким невысоким холмам и расщелинам и спрятались бы там и находились бы за прикрытием, пока не поймут, что именно предпринимает сам враг. Потому что если он решит воевать, то они смогут выступить в момент наивысшего накала сражения и ударить по врагу с одной стороны, чтобы победить его с наибольшей [308] легкостью; а если он не захочет воевать, они [все равно] поступили, как хорошие солдаты, [придя на помощь]. На второй день после прихода помощи к инке, на вершине склона Римак-тампу появился авангард врагов; узнав, что Инка Вира-коча находится в пяти лигах оттуда, они сделали несколько пауз [в своем продвижении], сообщив назад, чтобы основное войско (la batalla) и арьергард ускорили продвижение и соединились бы с авангардом. Так они двигались в тот день, пока все вместе не подошли к Сакса-вана — три с половиной лиги от того места, где находился принц Вира-коча и где впоследствии имело место сражение между Гонсало Писарро и де ла Гаска.

Текст воспроизведен по изданию: Гарсиласо де ла Вега. История государства инков. Л. Наука. 1974