ФРИДРИХ ХРИСТИАН ВЕБЕР

ПРЕОБРАЖЕННАЯ РОССИЯ

DAS VERAENDERTE RUSSLAND

177. Подобного же рода воинство Его Царское Величество может призывать и из 2) Калмыцких орд. Но так как этим войскам необходимо доставлять вспомогательные средства, которые обходятся Русскому правительству дороже пользы, ими приносимой, то их и употребляют весьма редко. Несколько лучшую службу доставляют подвластные Русскому государству 3) Татары, которые также обязаны являться по требованию царя и прежде употреблялись только в походах, а теперь наряжаются и на всякие другие работы.

178. Но самую большую выгоду извлекает царь из 4) рекрутов, которых обязана доставлять ему страна в таком количестве, какое ему будет угодно, без всяких пособий с его стороны.

179. Прежде, еще до устройства полков, призыв рекрут был довольно беспорядочен. За короткое время перед выступлением в поле, из воинской канцелярии выдавался полковникам список, с специальным поименованием тех селений, из которых следовало набирать рекрут, при чем полковники имели в виду царский интерес гораздо менее, чем собственный свой и, чтобы набить свой карман, поставляли [1115] в поле самый горестный народ. Это было тем легче, что, с одной стороны природное отвращение Русского простонародья к войне давало достаточный повод к выжиманию денег из людей трусливых, а с другой не было никого, кто бы захотел обратить внимание на такие злоупотребления, а тем более преследовать их. Но с тех пор, как военному управлению в России дана новая форма, большая часть этих злоупотреблений уничтожена, и так как в Русском простом народе нет добровольных охотников поступать в солдаты, то в призыве рекрут установлен следующий порядок. Как только пополнится армия, и рекрут останется всего каких-нибудь несколько тысяч, делается представление в Сенат, что потребно такое-то количество новых рекрут. Сенат распределяет это требование по губерниям и предписывает каждому местному губернатору, сколько именно он должен выставить рекрут, сообразно с управляемою им областью. Губернаторы делают уже распоряжение по находящимся в их ведомстве крестьянским дворам; ибо каждые 40, 50, а иногда только 20 дворов, обязаны на свои средства поставить одного рекрута и доставить его в Москву, или иное сборное место, а оттуда уже, вместе с остальными собранными там, отправляют их в Петербург или в армию. По такому порядку исчислено, что обыкновенно предписывается набирать 20000 ординарных рекрут в год, что по громадности земель, обладаемых царем, почти невероятно как мало, особенно если принять в соображение дурное продовольствие, которым прокармливают этих людей по общему Русскому [1116] обычаю и то, что большинство их, еще в учебные годы, гибнет больше от голоду и холоду, чем от неприятеля. Описанный набор в настоящее время, когда армия не терпит уже значительной убыли, делается с крестьянских дворов; но в начале текущей войны, когда Русские войска понесли важные поражения, при Нарве и в других местах, набор производим был несколько раз и из домов вельмож, державших при себе, по древнерусскому обычаю, от 4 до 5 сот прислуги, из коей 3-ий, или 4-й человек должен был стать под ружье, что, впрочем, делалось только временно, по приведенной выше причине, но никаким законом, или указом установлено не было. Почти подобное обстоятельство было и с 5) матросами, которые в начале набирались только из областей, лежащих на больших реках, как например в Архангелогородской и Казанской губерниях.

180. Русские, обитавшие по берегам Ледовитого моря (так же, как было это и на островах Великобритании) добывали значительное количество морской соли, с помощию огня и растущего у них в изобилии лесу. Когда сообразили, что люди эти, привыкшие плавать повсюду на своих сшивных судах, легко могут выучиться плавать и на устроенных надлежащим образом кораблях, то всех их позабрали в Петербург, и добывка соли была, следовательно, брошена; поэтому-то, царь и велел в последствии закупать заграничную соль, на что должен был затрачивать ежегодно великие суммы. Теперь же, когда флот значительно умножился и на него требуется больше народу, и отдаленнейшие области [1117] обязываются поставлять людей, и их берут даже из рудокопень, в которых люди эти работали с юных лет, и потому, как только попадут они на воду (стихию им непривычную) то мрут, как мухи, тем более, что, по причине суеверия, их невозможно уговорить не соблюдать долгих постов. Так как рекруты набираются обыкновенно чрез посредство губернаторов, которые потом и высылают их к месту назначения, то при наборе матросов, всякий почти раз посылается лейб-гвардии Преображенский или Семеновский офицер в известную область, с собственноручным повелением Его Величества; в таком случае офицер этот уполномочивается поступать при наборе по своему усмотрению, даже против желания губернаторов.

181. Так как царь, из всей военной силы, любит, по-видимому, всего более флот, то он особенно заботится о том, чтобы всё, что необходимо для снаряжения и устройства флота, исполнялось самым старательным и поспешным образом.

182. Точно также Русское земство, по указу своего государя, обязано доставить 6) всякого рода ремесленников, в особенности же каменщиков, плотников и кузнецов. Так как этот род людей (каменщики, плотники и кузнецы), без всякого обучения, просто самоучкой, живут и промышляют в большей части Русских селений, из которых перебираться на житье в такую новую местность, какова Петербург, им бывает тягостно в высшей степени, то их набирают из крестьян так же, как и рекрут, но только с 400 или с 500 крестьян поставляется обыкновенно, по приказанию [1118] губернатора, всего только один работник. Путевое продовольствие этих новобранцев принимают на себя все сказанные крестьяне, по определенному денежному сбору; но как скоро доставят его на место, он поступает на царское жалованье, по одному рублю в месяц, которое и получает обыкновенно до конца своей жизни; но случается, что за доброе поведение и знание своего мастерства ему делается и некоторая надбавка. Остальные, более тонкие ремесленники, каковы: часовых, золотых дел мастера, слесаря, медники, башмачники, портные, переплетчики и пр. от земства не требуются; но если узнают, что такой мастер находится в известном месте, его просто берут, где бы он ни был, и везут прямо в Петербург.

183. Так как, особенно в правление настоящего царя, в Петербурге, Киеве, Москве, Азове, Таганроге, Чернигове, Нижнем, Переяславле и в других местах, заложены крепости и возводятся большие здания: то найдено необходимым требовать от земств и 7) подручных и барщинных работников на эти постройки. По множеству зданий, возводимых в Петербурге, эти рабочие сгоняются сюда изо всех областей, в остальные же города только из той именно области, в которой строятся крепости, так: в Киевскую, Нижегородскую, Переяславскую и Черниговскую, - из Киевской; в Азовскую, Таганрогскую, Черкасскую - из Воронежской или Азовской области. Набираемым рабочим людям тотчас же выдаются путевые деньги и продовольствие на 6 месяцев, по прошествии которых рабочие эти возвращаются домой, а на [1119] места их должны явиться другие: это как бы бездна, в которой изнемогает и гибнет бесчисленное множество Русских подданных. Люди, знающие основательно это дело, уверяют, что при возведении крепости в Таганроге у Черного моря погибло более 300,000 крестьян, и еще более на Петербургских и Кроншлотских работах, частию от голода, а частию вследствие болезней, развившихся от болотистой почвы.

184. Вот все выгоды или доходы, извлекаемые Его Царским Величеством из подвластных ему стран, относительно людей.

185. Большая часть царских доходов извлекается так же, как сказано, из провианта. Повинность эта не всегда одинакова, но умножается или уменьшается, смотря по обстоятельствам и требованию войск. В прежние времена, когда гарнизоны защищали пограничные крепости от Турок, Крымских и других Татар, от Поляков, Шведов и других неприязненных соседей, и войска, находившиеся внутри государства, продовольствовались земством. Они располагались по селениям, и от каждого двора требовалась известная доля хлеба, овса и крупы, что при многочисленности войск и гарнизонов в крепостях составляло значительное количество потребляемого провианта. За тем, когда границы государства начали расширяться на Севере, способ взимания провианта удержан тот же, но с тою прибавкою, что крестьяне обязаны были доставлять хлеб в Петербург и другие вновь завоеванные местности, что, при значительном отдалении мест доставки, было гораздо невыносимее самой повинности сбора провианта. Когда по этому случаю [1120] возникли многочисленные жалобы, было решено наконец доставку провианта предоставить известным поставщикам и, вместо хлеба, взимать с земцев стоимость его. Мера эта, без сомнения, была бы великим облегчением стране, если б только дело повелось чисто. Но при этом завелась бездна мошенничества, и большие господа, которым поручалось договариваться с поставщиками, сами принимали доставку на себя, под чужими именами, выговаривая себе в контракте цену за тонну хлеба, какую хотели, так что цена за хлеб, поступавший в царские магазины, стояла гораздо выше рыночной; поэтому ожиданное облегчение стране обратилось в невыносимую ей тягость, и множество народу бежало из собственных домов. Такое угнетение страны продолжалось довольно долгое время, отчасти потому, что сам царь мало бывал внутри государства своего, а отчасти и оттого, что не было никого, кто бы захотел открыть правде глаза и оскорбить вельмож, которые были в это замешаны. Наконец нашелся человек, который бедствия страны принял к сердцу ближе собственной опасности и отважился эти злоупотребления открыть царю, хотя и таким способом, что если б он увидал, что на его донесения не обратят никакого внимания, он мог бы вынуть еще из петли свою голову и остаться неузнанным.

186. Для этого он написал жалобы от страны и разбросал их по разным местам, где, как ему известно было, должен был проходить царь. Счастье захотело послужить ему. Царь поднял одну из этих жалоб, сам прочитал ее, [1121] обратил на нее строгое внимание и обещал даже составителю ее безнаказанность и щедрую награду, если только он объявит себя и докажет справедливость всего им написанного. Тогда-то писавший открылся, начал свое дело и довёл его до того, что царь ясно уже мог видеть неверность своих чиновников. Это дало повод к огромному следствию, которое в начале 1715-го года в Петербурге поручено было ведению находящегося теперь в заключении генерала Василия Долгорукого. В нем замешаны были все знатные лица государства: генерал-адмирал Апраксин, князь Меньшиков, Петербургский вице-губернатор Корсаков, обер-адмиралитетс-гер Кикин, первый коммиссар адмиралитета Синявин, генерал-фельдцейгмейстер Брюс, двое из Сенатской Коллегии: - князь Волконский и Апухтин, и бесчисленное множество царских чиновников второго и третьего чинов. Апраксин, Меньшиков и Брюс оправдывались тем, что они редко были в Петербурге, а больше в походе, или вне государства, и потому не могли знать, что происходило у них и дома, а тем более не могли проникнуть проделки своих неверных подчиненных чиновников и помешать им. Такие оправдания этих господ, частию по кажущемуся правдоподобию их, частию же потому, что господа эти пользовались особым расположением царя, были приняты во внимание, но только с тем условием, чтобы они уже надлежащим образом поплатились из казны своей. Другие же, не имевшие возможности оправдаться, строжайше наказаны: Корсаков публично наказан кнутом, Апухтину и князю Волконскому [1122] жгли языки раскаленным железом и также били их кнутом; некоторых низших чиновников секли батогами или палками, а других сослали в Сибирь и другие отдаленные места и конфисковали все их имущества и имения. По окончании этого дела уставлен был наконец такой порядок, по которому все пути к плутням коммиссаров были обрезаны, и таким образом со страны снята была великая тягость, по крайней мере на то время, пока продолжался этот новый порядок.

187. Но еще большее облегчение получила страна, когда найдено было за лучшее, после Полтавского дела, значительнейшую часть войск расположить в Польше и порядочный также корпус кавалерии расквартировать у вышепомянутых казаков под предлогом обороны от тревожных Татарских набегов. Но так как, по заключении с Турками мира при Пруте, Русскую армию приходилось вывесть из Польши назад, а в Померании хотели употреблять её не вполне всю, то нельзя было обойтись, чтобы некоторые полки не расквартировать в России, что и пало преимущественно на Петербургскую губернию: ибо желательно было иметь войска ближе под рукою и чтобы они по возможности были бы избавлены от слишком больших передвижений. В тоже время нужно было вывести из Украйны и некоторые кавалерийские полки, чтобы показать, что на беспрестанные жалобы казаков обращено было некоторое внимание, и полки эти приказано разместить в Смоленском и Рижском округах. Сверх того и Дерптский округ обязался, еще при сдаче своей, ежегодно продовольствовать по два полка, что для [1123] войск, которые царь хотел держать тогда по близости к Петербургу, представляло весьма значительные выгоды. Новгородский округ также обязан давать квартиры лб.- гвардии Преображенскому и Семеновскому полкам, а потом и придвинутым к ним полкам Астраханскому и Ингерманландскому, на всё время, когда они бывают не в поле, каковые квартиры, впрочем, были здесь далеко не так сытны, как те, которые они занимали перед тем в Польше. Гарнизоны, размещенные прежде во многих Русских местечках России, почти все повыведены оттуда и только в крепостных городах и в самых крепостях оставлена небольшая часть земской милиции, получающей продовольствие с того округа, которому принадлежит город. Таким же образом получали часть своего содержания и поставленные в этих городах от правительства чины (каковы: коменданты, земские заседатели, коммиссары, фискалы, правители канцелярий, секретари, канцеляристы и другие канцелярские служители) хлебом и овсом, по уставленной и объявленной Его Царским Величеством раскладке. На всё это собирается с округа, по примеру, как было в 1716-м году в Киевском округе, по 1/2 четверика ржи и постольку же овса с каждого крестьянского двора

188. Наконец доходы, доставляемые в кассу Его Царского Величества чистыми деньгами, бывают двух родов: постоянные и изменяющиеся. В числе этих не считаются, впрочем, доходы, которые поступают к царю из тех казенных (прямо или в пользование принадлежащих царю) имений, которые исключительно [1124] назначены только на содержание придворного штата Его Величества; ибо в особенности, по крайней мере в управление теперешнего царя, никогда не бывало слышно, чтобы он пользовался хоть малостию для потреб Двора своего, или для своего удовольствия, из тех денег, которые собираются со страны, за исключением своего генеральского и вице-адмиральского жалованья, которое, как по праву заслуженное им, позволяет он себе получать из воинской кассы.

189. Есть люди, которые сумму, получаемую царем с таких его имений, определяют точно и считают её в 400,000 рублей. Но, кроме того, что трудно дознать дело, о котором сведения не собраны в одном каком-нибудь Русском приказе, или канцелярии, или в одной какой-нибудь местности, а разбросаны и их нужно доставать по всем провинциям, где находятся те имения: получить верные об этом деле сведения даже и невозможно, потому что самые имения эти подвергаются ежегодным переменам. То из них выделяется часть в пожалование какому-нибудь ревностно служащему офицеру или любимцу царя; то, по конфискации, присоединяются к ним новые имения мятежников или иных преступников, впавших в немилость у царя, и таким образом, смотря по обстоятельствам времени, имения царя получают большее или меньшее приращение.

190. Русский крестьянин, за свой двор и землю, платит в государственную казну следующие постоянные или обыкновенные подати:

В воинскую канцелярию - 25 к.

В адмиралитет - 10 к.

Рекрутских денег – 6 к. [1125]

Денежный сбор в замен поставки лошадей в губернии - 11 к.

На кирпичные заводы - 3 к.

На добывку извести - 3 к.

На материалы при постройки крепости в Петербурге - 4 к.

На почтовых лошадей - 5 к.

На содержание канцелярии – 1 к.

На чрезвычайные расходы пол копейки.

Такой сбор взимается с каждого селения, по числу дворов, как значатся они в инвентаре визитации. До 1710 года руководствовались при этом списком или реестром, составленным еще в 1679 году, в правление царя Феодора Алексеевича. Но когда соображено было, что с того времени число жителей должно значительно умножиться, в сказанном 1710 году наряжена была коммиссия, которая должна была снова, объехать всю страну и привести в известность число всех крестьянских дворов в каждом селении, с поименованием не только домохозяина, но и всех членов семейства его.

191. В 1715 году снова повелено было, чтобы уже сами земские заседатели лично ездили повсюду и все дома, которые только усмотрят они, записали в точности, что в Московской губернии и было приведено в исполнение, но в других, не знаю почему, было отложено. Однако ж все эти дознания не достаточны для того, чтобы устранить злоупотребления и разные извороты, к которым прибегают Русские дворяне, желая сделать бессильными все благие намерения и предприятия царя. Так как главнейшая часть богатства их заключается в селениях и поместьях, то ничто на свете не занимает их столько, как забота получать с этих имений доходы [1126] и на сколько возможно освободить крестьян своих от казенных повинностей, для достижения чего они не пренебрегают никакими средствами. Если, например, назначенный к ним для ревизии коммиссар человек честный, на подарки неподкупный (что в этом народе, впрочем, встречается также редко, как и трилистник о четырех листках), то они прибегают к другому приему, так, чтобы можно было такого коммиссара с зрячими глазами сделать слепым и обмануть. Сделать же это довольно легко, потому что все крестьянские избы и дворы в России складываются из положенных одно на другое бревен, которые в два-три часа можно разобрать и перенести в какое-нибудь другое место. Так как всё это правительству хорошо известно, а устранить это едва ли бы было возможно, то Сенат и заблагорассудил продолжать взимание податей по старым спискам и только в одной Киевской губернии собирать их по ревизии 1710 года: ибо вследствие новых выселений в эти места, бывших уже после присоединения Украйны под Русское владычество, число крестьянских дворов, значившихся в описи или ревизии 1679 года, умножилось до такой степени, что царская казна могла бы потерпеть большие убытки, если не принять в расчёт этой разницы.

192. Кроме этих обыкновенных податей, сельские жители и вообще земцы обязаны взносить ежегодно известную пошлину за мельницы, пруды, рыбные ловли, пасеки, за луга, сады, бани и другие подобные заведения.

193. Мельница облагается на основании ежегодного помола на ней, так что четвертая часть того, что [1127] можно получить от неё за помол, должна идти Его Величеству. Такая пропорция соблюдается верно, по таксе, которою облагаются мельницы простого народа и духовенства; знатные же люди и здесь, как и в других делах, нашли средства уверять назначаемых для определения таксы коммиссаров, что доходы их мельниц гораздо ниже действительных, и таким образом сумели умилостивить коммиссаров снисходительнее поступать с ними.

194. С бань крестьянин платит ежегодно не больше 5 алтын с каждой, каковой сбор, не смотря на свою незначительность, по множеству бань и по тому, что Русский скорее обойдется без церкви, чем без бани, составляет большую сумму.

195. На остальные угодья, как на пример: на рыбные ловли, пруды, луга, сады и т. п. определенной таксы нет, а платятся с них большие или меньшие пошлины, которыми они издавна обложены, сообразно с временем и другими обстоятельствами. Дерптская провинция, по установленному договору, уплачивает 25000 р., Рижская 600 р., Эзельская 9000 р. и Ревельская 15,000 р.

196. Русские городские жители и жители торговых местечек, кроме описанных обыкновенных податей, которые они несут наравне с крестьянами, обязаны нести еще две другие, именно: поземельные налоги и подати с имущества.

197. Поземельные деньги взимаются со всех обывательских домов, выстроенных не на белой земле, в количестве по пяти копеек в год с каждой квадратной сажени, занимаемой домом. Белой же землей называются в России такие участки, которые некогда отведены были знатным [1128] боярам или дворянам, а также и солдатам для житья, почему они и свободны от сказанной подати. Остальные участки, носящие название черных земель, обязаны платить эту подать, кто бы ни жил на них, так что и знатные вельможи, имеющие дома на черной земле, не освобождаются от оной. Но налог этот очень ничтожен сравнительно с имущественною податью, которою облагаются люди, занимающиеся торговлею, ремеслом или иным частным промыслом. Хотя налог этот относится также к постоянным доходам, но в нем ежегодно делаются некоторые перемены. Так как в частной жизни невозможно, чтобы обыватели оставались навсегда в одном положении, но чаще одни из них беднеют, а другие наживаются, то, чтобы соблюсти соразмерность, немного лет тому назад заведено выбирать из их собственной среды нескольких бургомистров, которые наблюдают за равномерностию этой подати, и чуть кто обнищает до того что не в состоянии бывает заплатить оную, слагают с него непосильную для него тягость и накладывают её на других, более зажиточных. Эти же бургомистры, при таком наблюдении за состоянием своих сограждан, имеют достаточное основание и случай взыскивать уплату и других податей таким же образом, вследствие чего бедняки заметно облегчаются, без ущерба государственной казне.

198. Всех граждан, на основании их имущества, делят они на известные классы и облагают: одних полкопейкой, других - копейкой, двумя и до рубля. Когда приближается время уплаты казенных податей, они делают такую раскладку, что если [1129] принадлежащий к самому высшему классу платит рубль, принадлежащий к низшему должен был бы платить полкопейки.

199. Несмотря, впрочем, на такое облегчение, подати граждан все-таки велики, до такой степени, что, выражаясь Русской же поговоркой, кто сидит на алтыне или 3-х копейках, должен уплачивать зачастую 20 р.-30 р. в год.

200. Гражданину первого класса обходятся они, из году в год, не считая пошлин, от 500 до 600 р. Сверх того граждане Русских городов обязаны взносить особый сбор за свои бани: простые обыватели по 1 р., а богатые купцы ведущие оптовую торговлю и бояре по 3р., и это почти единственный налог, которым обложены боярские и дворянские дома, как таковые, кои свободны от всяких других повинностей.

201. С обывателей - домовладельцев, какого бы состояния они ни были, на исправление мостовой или деревянного помоста, которым выстилаются городские улицы, в каждые 5 лет собирается еще по 5 коп. со всякой сажени по длине дома; из этого сбора, впрочем, мало или и вовсе ничего не идет в государственную казну, потому что большая часть этих денег выдается тем подрядчикам, которые принимают на себя исправление улиц.

202. Духовенство в этой стране также не свободно от казенных податей, как и миряне. Архиепископы и епископы здешние, хотя и обладают большими поместьями или богатством, но обязаны уплачивать такие же большие тягости, как и дворяне.

203. Лет 10 с небольшим назад, когда еще неудачная война с [1130] Шведами требовала значительных денежных сумм, все епископские и монастырские имения были, по совету

тайного советника и графа Мусина-Пушкина, отобраны и причислены к уделу Его Царского Величества. Но в 1711 году епископам возвратили имения их назад, ради ли удовлетворения докучливых просьб и бедствий этих голодных духовных лиц, или, может быть, ради того, чтобы по случаю предстоявшей тогда войны с Турками отнять все поводы ко внутренним беспокойствам. Но при этом правительство удержало право получать от владельцев этих имений, через каждые два года на третий, нечто в роде безвозмездного дара в 20 или 30 тысяч рублей, смотря по епархии (доходы которых, между прочим, были уже основательно дознаны). Кроме того Его Величество оставил за собою и патриаршие имения, упразднив самое достоинство это со смертию последнего патриарха Адриана и возложив отправление обязанностей по этому сану на архиепископа Рязанского, как экзарха патриаршего престола. Монастыри же не все были так счастливы, как епископы. А именно, значительные из них, предъявившие просьбы о возврате имений в то еще время, когда это благосклонное для них решение правительства было в самом ходу, без труда получили обратно отнятые у них имения; монастыри же незначительные, узнавшие о нем уже тогда, когда первая ревность правительства охладела, встретили потом значительные препятствия к получению своих имений; и даже теперь еще часто встречаются шатающиеся всюду около Сената ходатаи или просители в черных рясах и клобуках, и [1131] с великими трудами, а может быть и тщетно, ищут там того, что прежде предлагалось им же самим.

204. Белое духовенство, пользующееся обыкновенно в России меньшим почетом, чем лица других состояний, облагается и сообразным с доходом их сбором больше, чем другие граждане. Если священник имеет приход, то с каждого в приходе его дома он обязан платить по 6 копеек, хотя сам он, может быть, и не получит этого. Еще другой сбор обязан он заплатить за свой священнический сан и кроме того особый за своих детей. Наконец, так как известно, что священник не может служить обедни post concubitu sine Iotione и след. не может обойтись без бани, то банный сбор с него назначают выше сбора с мирян. Тогда как крестьянин платит за свою баню не более 15 копеек, священник за самую плохенькую обязан платить по рублю в год. - Всё это составляет доходы, которые в этом государстве можно бы считать за постоянные, хотя они по разным обстоятельствам не всякий год совершенно одинаковы. Количество, какое представляет каждый из этих налогов в отдельности, определить трудно, по неодинаковости их самих; для иностранца же, для которого доступ в высшие по счетоводству места закрыт, почти совершенно невозможно. Однако ж, нашлись такие любознательные охотники, которые сумели склонить чиновников, служащих в тех местах, сообщить им следующее состояние постоянных доходов. [1132]

Примеч. (1) Может показаться не сообразностью, что в Киевской губернии такое множество городов и так мало в них обывательских домов сравнительно с другими губерниями, но необходимо при этом заметить, что Киевскую губернию населяют казаки, и что коренные жители тамошних городов (т.е. казаки) свободны от всяких податей. Поэтому и в приведенном числе обывательских домов считаются только те дома в этих городах, за которые Русские собственно жители обязаны платить подати их и налоги. Подобное должно заметить и об Азовской губернии, где Донские казаки, обитающие в долинах по реке Дону, также свободны от податей, и в замен того обязаны иметь бдительное наблюдение за движениями соседственных Татар.

(2) Рига и Смоленск, с принадлежащими им местечками, считаются в одной губернии или области, и обыкновенный доход с неё полагается в 83 тысячи рублей, тогда как, впрочем, доходы Лифляндии, в настоящее время, едва ли составляют и половину этого.

205. Из непостоянных доходов, важнейшая экстраординарная или чрезвычайная подать, так называемые [1133] у Русских запросные деньги (Tschaprosnie dengi), или такой налог, который можно было бы сравнить с безмездным даром (don gratuit). Подать эта налагается, когда какие-нибудь чрезвычайные случаи требуют и экстраординарных денежных издержек, как например когда предпринималась в 1711 г. война с Турками, или когда нужно было продовольствовать пограничные крепости Финляндии, Ингерманландии и проч., или наконец на что-либо другое, что не могло быть покрыто одними обыкновенными доходами. Так как случаи эти не во всякий год бывают одинаковы, то и чрезвычайная подать, после того, как Россия обеспечила себя от войны с Турцией, не была уже более так значительна, как до того времени.

206. В 1716 г. с каждого крестьянского и городского обывательского двора взимались следующие экстраординарные налоги:

На продовольствие С. Петербурга и Риги - 57 к.

На доставку потребных для Ревельского адмиралитета материалов – 24 3/4 к.

Со 100 дворов одного работника, и в добавок к нему с каждого двора - 3 к.

С 500 дворов одного плотника и в добавок к нему с каждого двора - 1 к.

На жалованье земским заседателям, судьям и другим канцелярским чиновникам, по указу, объявленному в 1715 г. Июня 28 дня. - 10 к.

Итого 95 и 3/4 к.

207. Кроме приведенных выше податей, ни городские обыватели, ни поселяне, за земли свои и по имуществу, не обременяются никакими [1134] налогами. Налоги эти были бы очень легки там, где земледелец умеет пользоваться благословением, Богом ему ниспосылаемым; но они оказываются необыкновенно тягостными в стране, где крестьянин не понимает, как лучше извлечь пользу от земли своей и от собранных им плодов, и где его постоянно высасывает помещик. Угнетение духа, проистекшее из рабства, до такой степени омрачило, по-видимому, всякий смысл крестьянина, что если б ему указана была выгода экономии, и даже если б он сам ясно видел пользу ее, то все-таки не перестал бы держаться прежних своих порядков, полагая, что предки его лучше разумели дело. Что можно было бы извлечь из плодородной земли его, можно видеть в особенности, когда из России переедешь в страну казаков: хотя почва тамошней земли гораздо хуже, и сами Русские, живущие в Украйне, уже по натуре своей далеко не так прилежны и деятельны как казаки; однако ж вследствие хозяйства, которое у них ведётся почти на Польский образец, не, взирая на расквартирование войск и другие притеснения, они гораздо зажиточнее тех Русских, которые добывают себе пропитание под благодетельным покровительством господ своих.

208. Та же самая дурно устроенная экономия бывает причиною того, что многие крестьянские семейства, пришедшие в несостоятельность, из страха перед экзекуцией, которая здесь имеет значение почти как уголовный допрос, бросают свои избы и дворы и убегают в леса, умножая собою толпы раскольников (так называются те фанатики в России, которые крепко держатся древних [1135] церковных книг и которые, вследствие исправления этих книг теперешнею церковью, считают сию последнюю неправославною), или же переходят в другие области под защиту и власть какого-нибудь помещика. Но таких перебежчиков теперь неохотно принимают, потому, что по закону о губерниях (по провинциальному праву) установлено: если кто отыщет своего крестьянина в имении другого помещика, то сей последний не только обязан возвратить крестьянина прежнему его владельцу, но и заплатить ему еще деньгами, по 25 р. за каждый год, который тот пробыл у этого другого помещика. В виду такой пени, разумеется, временному владельцу приходилось плохо, потому что редкий крестьянин вносит помещику свыше 10-12 рубл. в год оброку. Но самый большой вред от таких беглых крестьян наносится их первому владельцу, потому что у него нет силы обрабатывать оставленные бежавшими участки, которые кроме того и возделывались плохо; подати же, лежащие на этих участках, он во всяком случае уплачивать должен, от чего и происходит, что когда участки эти совершенно истощатся, владелец их, по примеру бежавших крестьян, принужден бывает, наконец, предпочитать леса полям. Но такая неурядица далеко не наносит стране столь великого вреда, как злоупотребления тех земских заседателей, правителей канцелярий и канцеляристов, которым поручаются взимание и взыскание выше сказанных податей. На этих людей смотреть иначе и нельзя, как на хищных птиц, которые думают, что со вступлением в должность им в тоже время предоставлено [1136] право высасывать крестьян до костей и на их разорении устраивать свое счастие. Поэтому-то какой-нибудь писец, хотя у него, при определении на место, всего имущества едва хватало на покрытие нагого тела, в четыре или пять лет так разживается, что там, где бегут крестьяне, он скорехонько выстраивает себе каменные палаты, которых, разумеется, он не мог возвести из своего жалованья, состоявшего перед сим из 5-6 рублей в год, и только теперь, по указу Его Величества, увеличенного до 15 и 20 рублей (с целию лишить их поводов к такого рода злоупотреблениям).

209. Так как высшие чины поступают не лучше и также желают получать свою часть незаконных поборов, как и подчиненные их, то вся страна оказывается в таком положении, что когда в самые тяжелые годы, ни один двор не обязан был платить царских податей более 6 или 7 рублей, крестьянин вынуждаем был платить 13 и часто даже 15 р. в год. Поэтому один Русский, сведующий в подобного рода делах, сказал однажды: из собранных податных100 р. наверное каких-нибудь 30 рублей поступают в казну Его Величества, остальное чиновники делят между собою за труды свои.

210. Средства, употребляемые для извлечения взяток, неисчислимы, и их также трудно исследовать, как и исчерпать море, и хотя повелением Его Величества многие из них искореняются, но чиновники с изумительною быстротою приискивают новые. Например, если комендант захочет оказать милость какому-нибудь писцу своему, он дает ему [1137] поручение объехать известный округ и удостовериться, заплатили ли крестьяне все свои подати и имеют ли в том квитанции. Как только посланный приезжает в селение, сейчас же, с неистовством, требует квитанции в уплате податей и приказывает разместить своих провожатых по квартирам. Если крестьянин не тотчас находит квитанцию (что случается очень часто, потому что страх от этих кровопийц лишает его рассудка), он должен, до отыскания ее, еще раз заплатить подать, или по крайней мере, если еще он надеется найти её, подарить писца за то, чтобы он обождал немного. Если же крестьянин находит квитанцию, то хотя он и избавляется от вторичной уплаты её, но всё-таки должен ублажить писца, кроме съестного и напитков, и деньгами за труды его, и такой прием употребляют они в особенности там, где, как им известно, сгорел господский дом, в котором хранятся, обыкновенно, все бумаги, касающиеся до имения. В этих случаях исключение на случай пожара (exceptio incendii) не помогает у таких недостойных, своекорыстных судей.

211. Кроме описанных выше податей, взимаемых со страны, Его Царское Величество получает еще некоторые другие регалии, из которых ежегодно извлекает значительные, хотя и непостоянные доходы, а именно:

1) Право монеты, принадлежащее исключительно царю, и ни под каким предлогом никакому другому князю, вельможе, или городу; и хотя в старину города Новгород и Псков также чеканили монету, но право это давно уже отнято у них. [1138] В продолжении известного времени монеты этих городов были, правда, в обращении, и даже там чеканились новые в пользу и от имени царя: но в последствии все они были изъяты из обращения, и все дело переведено в Москву. В настоящее время в Москве имеются две монетных палаты, из которых одна называется денежный, а другая монетный двор; в монетном дворе до сих пор чеканятся одни медные деньги, в такой пропорции, чтобы из каждых двух фунтов меди выделывался один рубль. В другом же чеканятся только серебряные монеты, больших и малых сортов, и при этом дворе всегда имеется пробный мастер. Считают, что оба эти двора вместе ежегодно приносят царю с небольшим 200,000 руб.

212. 2) Право продажи питей, которое царь во всех провинциях и зависимых от него областях, кроме Украйны (той части ее, которая заселена казаками) и Лифляндии, удерживает за собою. Впрочем, это право простирается только на те напитки, которые изготовляются внутри страны, каковы: пиво, мед и хлебная водка; эти питья никому, кроме уполномоченных царем и в его пользу, не дозволяется ни в кабаках, ни где-либо продавать, и если кого поймают, то за продажу пива и меду штрафуют деньгами, а за продажу водки жестоко наказывают и телесно.

213. Так как Русский народ больше, чем какой либо другой, любит крепкие напитки, то легко понять, что доход по этой части должен быть очень велик; к тому же в кабаках такой уже обычай продавать всё вдвое дороже, вследствие чего большая часть народных денег [1139] привлекается обратно в царскую казну. А так как, рабочие Русские, равно как и солдаты, половину жалованья получают продовольствием и другую только деньгами, то они и не очень-то берегут сии последние; а несут большую их часть в кабак и хотя в среде Русских есть не пьющие решительно никаких крепких напитков, но большинство их считает недостаточно добрым христианином того, который захотел бы воздержаться от вина на масленице, или в какие-нибудь другие большие праздничные дни.

214. При таких обстоятельствах, считают ежегодный доход, получаемый от кабаков, или питейных домов во всем государстве, близко к миллиону рублей.

Москва одна приносит более ста тыс. р.; другие же города, которых во всем государстве считается 325, смотря по величине населения - 40,000 30,000, 20,000 и 10,000 р.; маленькие от одной до двух тысяч рублей. Доход этот был бы еще гораздо больше, если б боярам и дворянам не дозволялось привозить водку из собственных запасов в Москву и Петербург; потому что под этим предлогом все их слуги торгуют этим товаром, и так как они, получая всё-таки большую прибыль по высокой цене на водку, продают её дешевле, чем в казенных кабаках, то и легко находят покупщиков. Мне известно, что из одного посредственно - зажиточного дома, в один год, продано было таким образом более 100 ведер водки, что причинило убытку царским интересам по крайней мере на 900 р., из чего уже можно судить, что должны получать знатнейшие и [1140] обширнейшие господские дома. Сюда следует отнести также

215. 3) Продажу табаку, которая также никому в целой России, кроме царя, не дозволяется. Впрочем запрещается собственно торговля только Английским и казацким, или отечественным, табаком; но Турецкий, привозимый из Константинополя через Киев, и нюхательный табак, может всякий покупать и продавать свободно. И Английский, впрочем, табак позволяется Немецким купцам продавать потихоньку, в особенности при снисходительности знатных господ, которые сами берут этот табак у этих же купцов, когда пожелают выкурить что-нибудь получше; потому что в царских лавках ничего нельзя найти, кроме гнилого товара. Продавать отечественный табак в собственно так называемой России (не считая Украйны и Лифляндии) составляет право только одного царя, и те, которых поймают в такой продаже, строго наказываются денежно и телесно. Хотя, в этих случаях, не помогает никакое оправдание, в роде например того, что табаку запасено для своего собственного употребления (потому что и это также строго запрещается) но все эти препятствия не мешают однако ж тому, чтобы и в этом деле не было тайной продажи, если еще не больше, чем в торговле вином, так как прибыль весьма значительна (например: в Украйне купишь на копейку, а в Москве продашь за 6, за 8 копеек) то многие Русские соблазняются ею и решаются идти под кнут, лишь бы приобрести кусок хлеба таким легким способом.

216. 4) Подобные же монополии принадлежат царю и в продаже [1141] поташа, вайдовой золы, рыбьем клее и дегте, и так как эти продукты приказывает он продавать по какой угодно ему цене, то и они доставляют ему немаловажную выручку. Если товары эти найдут у частного купца, его также штрафуют, но только отобранием у него запрещенного товара.

217. 5) В 1716 году, когда царь уехал в Голландию, вышло повеление, чтобы никто из частных лиц не покупал юфти и чтобы все сыромятники или кожевники продавали юфть назначенным для того коммиссарам, и именно по 4 р. за пуд. Эти скупщики-коммиссары доставляли юфть в Архангельск, где, по той же цене, продавали ее иностранным купцам, но с тем, чтобы купцы эти рассчитывались Альбертс-талерами, считая талер по 80 копеек, и уплачивали их непременно - в Голландии. Распоряжение это последовало от части потому, что вексельный курс в Голландии в то время был очень высок, так что нельзя было пересылать Его Величеству деньги без значительного убытка; от части же для того, чтоб попробовать, какая выйдет из того польза. Так как первая из этих причин миновалась, и при том заметили, что кожевники, опасаясь, что монополия продолжится, стали выделывать юфть меньше прежнего, то сказанное распоряжение отменено, и торговля юфтью стала опять свободна.

218. 6) Все солеварни по всей России также составляют собственность царя. В прежние времена их было очень много в Русском государстве, но позднее все они были брошены, кроме трех: Строгановских, Бахмутских и Сибирских. Первые находятся в Казанской губернии и [1142] называются так по прозванию одного богатого Московского купца, Строганова, фамилия которого и теперь еще там в большом почёте. Этот Строганов, купивши солончаки, нашел средства основательно и дельно разрабатывать их и упросил царя, чтобы он велел позакрыть все незначительные солеварни, обязавшись при этом добывать такое количество соли, какое потребно для всей России и возможно дешевле. На таких условиях и держал этот купец солеварни несколько лет, но затем он возбудил зависть знатных вельмож, которым богатство его кололо глаза и которые повели дело так, что управление солеварнями у Строганова было отобрано; но так как солеварни эти находились в его имении, то царь приказал с каждого пуда соли, добытой из Строгановских солеварень, уплачивать ему из казны по 1 1/2 копейки что одно составляло в год 20,000 рубл.: из этого легко заключить, какую громадную отсюда прибыль извлекал сам царь.

219. Сибирские солеварни разрабатываются плохо, и добывается из них соли только то количество, какое требуется в областях самой Сибири и для соседственных с нею Татар.

220. Бахмутская солеварня при реке Доне принадлежит собственно Татарам и доставляет до сих пор в царское казначейство около 30,000 р. в год. Но полагают, что здесь также много воруют и что доходу с этих солеварень можно бы получить вдвое больше. Так, в начале 1717 г., комендант Бахмутской, князь Дмитрий Кольцов-Мосальский, за злоупотребления по этой части, взят под стражу, за тем [1143] привезен в С. Петербург и публично повешен. Тело его, для устрашения других, оставлено было на виселице целые два месяца. Ходатайство и кредит графа адмирала Апраксина, брат которого, сенатор, также был замешен в этом деле, не помогли виновному.

221. 7) Царь имеет также монополию на все Сибирские товары, а в их числе считаются не только те, которые и добываются в Сибири, но и те, которые привозятся из Китая, через Сибирь, в Россию. Важнейшие из этих товаров суть: черная и всякая другая лисица, соболь, росомаха, горностай, рысь и другие подобные меховые товары; за тем Китайское золото, рыбья кость, зубы мамонта, Китайские материи и пр. и пр. Купля и продажа всех этих товаров запрещена, как в Сибири, так и в России. Для этого в тех местах, через которые необходимо проезжать из Сибири в Москву, установлен самый точный и бдительный надзор, чтобы ничего из поименованных товаров не провозилось на счёт частных лиц, так что, если надсмотрщики-офицеры и воеводы, или земские заседатели в городах, чуть только заподозрят кого из проезжающих, то отдирают и свидетельствуют даже колесные шины и санные подрезы. Особенно строже стали следить и осматривать проезжающих с тех пор, как открыли, что некоторые путешественники запрятывали целые ящики золота во внутренность больших рыб-белуг, ловящихся в Сибири, и таким образом повывезли из страны довольно значительное количество золота. Оттого и происходит, что за вещи, которые в Сибири дешевы до смешного, в России [1144] платится чрезвычайно дорого, и по истине счастливым может считать себя тот, кто получит от губернатора паспорт выехать из страны без осмотра, если только конечно он имеет деньги, или кредит, чтобы закупить что-либо там. Но, несмотря на то, что торговля эта частным лицам строго запрещена, Сибирские губернаторы, неограниченно правящие страною, мало обращают на это внимание и наблюдают в торговле Сибирскими товарами свои выгоды более, чем счеты царские, от чего они и возвращаются из этой страны (во всех других отношениях совершенно бесплодной) с необычайным богатством. В этом обвиняли даже и теперешнего губернатора, князя Гагарина, которого поэтому в 1715, 16 и 17 годах вызывали в Петербург и который, при отъезде моем, в последний раз, из Петербурга, находился там еще под стражею.

222. 8) Все другие товары, свободные в торговом обращении, должны быть также оплачиваемы известною пошлиною при ввозе их и вывозе. Хотя во всех Русских городах находятся известные таможенные, или пошлинные лавки, где купец оплачивает известною пошлиною покупаемые или продаваемые в тех городах товары; но собственно больших, или главных таможень считается в России не более пяти, и именно: в Архангельске, С. Петербурге, Астрахани, Киеве и Москве. В Архангельске и Петербурге взимается пошлина с товаров, прибывающих в Россию из Пруссии, Англии, Голландии, Дании, Франции, Гамбурга и из других приморских городов, а равно и с товаров, отправляемых из России [1145] во все эти города; в Астрахани взимаются пошлины с Персидских, и в Киеве с Турецких товаров; в Москве наконец снова взимаются новые пошлины на бирже со всех товаров, которые стекаются и собираются сюда изо всей России.

223. Вот почти все главнейшие выгоды, или доходы, которые ныне правящий царь извлекает из своего обширного государства, и на этот раз я не упоминаю здесь только о тех, которые этот монарх собственным своим прилежанием и образованием находил себе в добывании материалов необходимых на постройку кораблей и различных зданий.

224. Но хотя Русское государство приносит царю так много, что он, при чрезвычайно тягостной войне и при множестве перемен и предприятий, не только не прибегал к заграничным займам (как уже упоминал я об этом) но и не имел до сих пор надобности выпускать ассигнации, тем не менее Его Величество мог бы извлечь из подвластных ему стран несравненно больше, если б только он окружил себя мудрыми и верными советниками и финансы всех провинций своих поставил бы на Немецкую ногу; ибо именно от этих-то причин и происходит ежедневно возрастающий недостаток в деньгах, который, впрочем, вновь учрежденным в настоящее время казначейством (Rentkammer) несколько уменьшается, и доходы начинают принимать лучший вид. Но кроме того, что 10 или 12 иностранцам трудно и даже невозможно привести такое дело, в незнакомой им стране, в лучший порядок, царь в упорстве своей нации и в любви её к неправде [1146] встречает еще величайшие препятствия к тому, чтобы вполне достигнуть предположенной им спасительной конечной цели.

225. 11 Декабря праздновали Андреевский торжественный день. Кавалерами этого ордена были тогда царь, короли Датский и Польский, князь Меньшиков, адмирал Апраксин, великий канцлер Головкин, генерал-федьдцейгмейстер Брюс, генерал князь Репнин, Польский граф Вицтум, генерал Вейде; позднее были приобщены к ним: вице-канцлер Шафиров и тайный советник Толстой.

226. Царица также возложила на себя свой новый орден на этом празднике. Он состоял из белой ленты с надписью: “За любовь и верность Отечеству”.

227. Царица, по великой любви своей, следовала за супругом на берега реки Прута и когда вся армия, вместе с обоими Императорскими Величествами, находилась там в самых стеснительных обстоятельствах, то она послала (одни полагают без ведома царя, другие же, будто с тайного его согласия) к великому визирю гонца, с предложением громадной суммы денег (которую она впоследствии и заплатила), если только он согласится заключить с царем договор. Когда великий визирь согласился на такую лестную для него просьбу и вошел в переговоры (а позднее мудростию царя заключен был и мир) то он послал в Русский лагерь своего уполномоченного, которому между прочим поручил испросить дозволение у царицы увидеть её, потому что визирь сомневался в ее присутствии и не верил, чтобы женщина, из любви к своему [1147] супругу, пустилась в такой опасный поход. Вспомнив об этом событии не задолго до праздника, царь пожелал, чтобы царица, на всегдашнюю память об оном, возложила на себя помянутый орден.

228. 20 Декабря прибыли наконец благополучно в Петербург барон Шафиров и тайный советник Толстой из своего досадливого Турецкого посольства.

229. Один Русский священник, по имени Фома, дерзнул в Москве открыто проповедовать против Русской религии, против чествования икон и прочих подобных вещей. В начале духовенство увещевало его отказаться от своего лжеучения; но когда он всё-таки не обращался на истинный путь и даже в праздник Св. Алексия вторгся в церковь во время общественного богослужения, изрубил топором в щепы иконы сказанного святого и Божией Матери и при этом начал было еще сильнее объяснять народу нелепости Русской веры, его схватили, посадили в тюрьму и, после наряженного совещания и суда над ним, в начале этого месяца, сожгли в Москве живого, при чем он, держа в огне руку с топором, согласно приговору, обнаружил непоколебимую твердость во всё время, пока пламя пожирало его тело и до последнего издыхания не переставал проповедовать народу. Рассказывали, что он был из раскольников, из той секты, которая совершенно отделилась от Русской церкви, удержав только некоторую обрядность и адиафору (adiaphora), и скрывается в лесах и других удаленных местах. Эти сектаторы впрочем сполна уплачивают свои подати, только не желают находиться [1148] в таком рабском повиновении, как Русские, и в остальном во всем ведут жизнь безукоризненную. Их часто преследовали, с целию искоренить их; но до сих пор это оказывалось невозможным, и так как недавно еще настигли триста человек этих раскольников и загнали их кучею в одну церковь, чтобы позабрать их, то они не сдались в руки, а зажгли церковь и сами все побросались в пламя. После этого царь уже приказал оставить их в лесах и, пока они не будут распространять свое учение между Русскими, не преследовать их.

230. В конце этого года приехал Калмыцкий посол с довольно странным поручением. Несколько лет тому назад, князь Меньшиков подарил Калмыцкому хану прекрасную из Англии выписанную карету; теперь хан обращался через этого посла с презабавною просьбою, состоявшею в том, что так как одно колесо у этой кареты изломалось, то не может ли князь прислать ему новое. Придворный лагерь этого хана состоит обыкновенно из голых юрт и палаток, которые он переносит из одного места в другое. По рассказам приехавшего посланца, хан его дает в сказанной карете аудиенцию посланникам соседних государств и пирует в ней в торжественные дни. Дышло у кареты он нашел ненужным и велел отрубить его.

231. Января 3-го царь послал Русского подполковника в Пиллау, что близь Кенигсберга, с поручением привезти оттуда Голштинский глобус санным путем на огромных скалках или катках, в Ригу, откуда прямо уже водою доставить оный в Петербург. Перевозка [1149] этого глобуса сушею наделала несказанное множество хлопот, потому что местами приходилось вырубать целые деревья, чтобы удобнее и просторнее проложить дорогу огромной машине, которую разобрать по частям было невозможно. Глобус этот стоит теперь в Петербурге в том здании, которое было жилищем слона.

232. Января 8-го умер карлик, бывший в услужении у царя и очень им любимый, почему царь и приказал устроить ему торжественные похороны. Впереди шли 4 Русских священника, облаченные в великолепные ризы, потом хор из 30 певчих, за которыми следовали 2 маршала, предшествуя телу.

233. Гроб обтянут был черным бархатом, и везли его на санных дрогах шестернею премалорослых вороных лошадок; позади на дрогах сидел карлик, лет 50, брат умершего и поддерживал гроб, охватив его руками. Тотчас за телом шли 12 пар карликов, держась попарно за руки, одетые в черные кафтаны, с длинными, по земле волочившимися, мантиями и обшитые флером. Еще красивее была процессия карлиц: они шли за карликами в таком же порядке, и по росту размещены были на подобие органных дудок. Наконец Его Величество, со всеми своими генералами, министрами и другими чинами заключал шествие.

234. При наступлении дня нового года по новому календарю, царь в 4 часа утра отправился в церковь, и так как день этот считается одним из самых больших праздников, то царь сам пел в церкви и читал пред алтарем Апостол, что обыкновенно делает он [1150] теперь со времени упразднения патриаршества. Когда богослужение кончилось и царь возвратился домой, стреляли из всех крепостных пушек. Мы поздравляли царя, царицу, царевен и были все допущены к целованию их рук, после того как из собственных рук Его Величества выпили все по чарке водки. После обеда царь со всеми знатными Русскими отправился славить, что и продолжалось целые восемь дней. Это такой Русский обычай, которого царь уничтожать не хотел. Русское слово славить означает праздновать, чествовать, или благодарить Бога, и совершается этот обычай таким образом. Двое Русских идут впереди с известным железным снарядом, похожим на литавры иди бубны (колотушка, которою колотят по этому инструменту, для смягчения звука, обтягивается сукном); за тем следует царь со всем духовенством и великою свитою князей и бояр. Все это общество едет на санях и посещает всех знатных придворных. Прибывши к кому-либо в дом, начинают пением Русской молитвы: Тебе Бога хвалим, потом пожелание счастия с новым годом и по окончании славления является хозяин, подает царю, как главному здесь священнодеятелю, почтенную признательность деньгами и приглашает гостей за стол, за которым щедро угощает разными кушаньями и напитками. Гости во всяком доме посидят так часа два слишком, и в день сделают пять-шесть визитов, которые, благодаря присутствию царя, доставляют духовенству значительную прибыль.

235. 17-го числа у Русских был особенно священный и знаменитый [1151] праздник трех царей и водосвятие, совершаемое у них с особенным великолепием. Утром в 7 часов началось богослужение, продолжавшееся до 10-ти, а между тем 7 батальонов Преображенского полка вышли на замерзшую реку Неву и построились там в каре. Его Царское Величество, в кафтане начальника гвардии, и царевич, в качестве её сержанта, сами присутствовали тут. Посреди каре вырублена была во льду прорубь, и вокруг нее возведена красная беседка или палатка, со сводами, сходящимися на верху. Около палатки устроены были еще особые перила, обитые красным сукном. По окончании служения в церкви, началось шествие из церкви на лед, возвещенное звоном во все колокола. 4 священника, с горящими факелами, предшествовали досточтимому архиерею, который нес распятие, унизанное сплошь драгоценными камнями и которому сопутствовали два другие священника. За ним шли множество попов и невероятная масса народу. Все духовенство во время шествия пело, будучи облачено в богатейшие церковные ризы. Когда процессия прошла мимо царского полка, и царь приветствовал ее своею шпагою, она направилась к упомянутой палатке и, вступив в оную, начала совершать там молебствие и за тем водосвятие; по окончании водосвятия раздались выстрелы изо всех пушек, и войска произвели троекратные ружейные выстрелы. Между тем священники черпали из проруби освященную уже воду, давали пить оную толпившемуся вокруг народу и окропляли подносимых детей. Когда духовенство двинулось в обратное шествие, простой народ с неудержимою [1152] ревностию бросился к проруби, черпал из нее воду сосудами и расходился домой с великою радостию. Тут же приползли разные калеки, хромые и недужные и тоже черпали и пили из проруби святую воду.

236. Начало этой церемонии, должно быть, исходить от древних Греков, и в России она в ходу уже с давних пор. Русские придерживаются ее с такою ревностию, потому что у них главнейшее лекарственное; и целительное средство состоит в речном купаньи, вследствие чего ежегодно они благодарят в этот день Бога за такую милость Его и снова освящают текущую воду. Прежде в этот день царь должен был сопровождать патриарха, помогать ему воссесть и сойти с коня; но ныне правящий царь дал духовному сословию новое положение и ограничил его власть и значение. Большая часть доходов духовенства уменьшена до третьей доли, и само оно с великим трудом едва отстояло покамест свои бороды.

237. В конце Января привезен из Москвы в Петербург граф Пипер, который за тем и заключен в Шлиссельбургскую крепость. Причина такой немилости к нему была следующая.

238. В 1712 году Русские, усмотрев пять Голландских купеческих кораблей у Гельсингфорса, приняли их за Шведские и по оплошности и торопливости сожгли их; уплаты же за такой вред Голланды до сих пор тщетно домогались. Сообразив, что поводом к такому ошибочному сожжению кораблей, были корабли Шведские, стоявшие в то время также у Гельсингфорса, и что с другой [1153] стороны граф Пипер сделался ненавистным при Русском Дворе, а перед пленом своим причинил Русским много вреда и забот, пришли к заключению: нельзя ли как-нибудь взять с этого графа требуемую на удовлетворение Голландцев сумму, почему и приказано было объявить ему, чтобы он или представил 50,000 рубл. или же отправлялся в отдаленнейшие места. Сибири. Хотя граф дал с своей стороны вексель в 50,000 р. на жену свою, проживавшую в Швеции, но уплата этих денег была возбранена Шведским королем, под опасением строжайшего наказания, вследствие чего и граф Пипер содержался в тюрьме, еще строже прежнего.

239. Около этого времени Киевский губернатор донес царю, что Крымские Татары пришли опять в движение и подходят ближе. Эта сволочь обыкновенно начинает свои неприязненные действия по возбуждениям Порты. Года два тому назад, они с яростию вторглись во владения царя и угнали к себе в плен свыше 12000 челов. Хотя Порта, по предъявленным со стороны царя жалобам, и приказала мурзе или Татарскому военачальнику возвратить полоненых людей; но мурза возвратил только 2000 стариков и старух, объяснив, что остальные разбежались или повымерли.

240. Его Царское Величество, ради защиты страны своей и границ от этих Татар и их скопищ, издал повеление, по которому уже несколько лет Украйнская армия и множество крестьян постоянно работают при крепостях в Киеве, Чернигове, Полтаве и в других местах, и над устройством новой крепости в 4 милях от Полтавы. [1154]

241. В Петербург приехало посольство от Донских казаков. Лет шесть тому назад, когда Его Величество объявил в своих землях большой набор, 30.000 молодых крестьян бежали в землю Донских казаков и пристали там к разбойничьим шайкам.

242. Царь обратился с воззванием к своим поданным возвратиться назад, но получил в ответ отказ; поэтому он отправил генерала Долгорукова и двух других князей, в качестве послов к казакам, и приказал еще раз увещевать их выдать его подданных. Но казаки и вначале приняли не хорошо этих уполномоченных царя, а впоследствии перебили их всех, со всеми, кто при них был, и за тем двинулись к Азову и осадили его.

243. Это уже побудило царя послать против этих разбойников генерал-лейтенанта Долгорукова, с 12 000 опытных солдат, чтобы усмирить этот народ и отомстить за смерть брата Долгорукова. Генерал-лейтенант Долгоруков был счастливее брата: он дважды разбил казаков в поле, прогнал их от Азова и преследовал до того, что заставил просить пощады и подчиниться владычеству царя. Из этого народа царь извлекает известную теперь пользу, но считает еще преждевременным обучать их воинскому делу по Немецкому образцу; в случае же надобности в наезднических отрядах, он призывает их и наделяет оружием, которое и отбирается от них по окончании похода.

244. Большой маскарад, к которому весь Двор готовился уже три месяца, праздновался наконец [1155] 27 и 28 Января и так как подобного маскарада, может быть, никогда не бывало на свете, то я не могу не коснуться здесь, хотя вкратце, главнейших его обстоятельств.

245. В детстве у царя был учитель чистописания, некто Зотов, которого он, семидесятилетнего уже старика, сделал потешным советником (lustiger Rath), произвел в шутку в патриархи, потом, в таком же смысле, даровал ему княжеское достоинство и наконец объявил папою, в каковом качестве царь и женил его, когда ему было уже 84 года, на здоровой и бодрой еще 34 летней вдове. По случаю этой-то свадьбы и назначен был маскарад из 400 человек обоего пола, в котором каждые 4 лица должны были иметь свой костюм и особый музыкальный инструмент, таким образом что все вместе должны были представить 100 различных костюмов и звуков всех, преимущественно Азиатских, наций. Те четыре особы, которые должны были приглашать на свадьбу, выбраны из самых сильных заик, каких только можно было отыскать в России. Свадебным маршалом, шаферами, дружками и другими свадебными прислужниками выбраны окаменевшие уже от лет старики, которые не могли ни стоять, ни видеть что либо; а в скороходы назначены такие тучные особы, которых нужно было водить, по тяжести их тела, и которые почти всю жизнь свою возились с подагрою.

246. Подставной царь Московский по одежде представлял собою царя Давида, но вместо арфы ему дана была обтянутая медвежьей кожей лира, которою он должен был потрясать в поезде. Как важнейшее [1156] лицо, его везли на особых козлах, приделанных к огромным саням, и на 4-х концах этих козел посажено столько же огромных диких медведей, которых приставленные нарочно для того люди кололи острыми рогатинами и заставляли страшно реветь, как только царь Давид, а по его примеру и все остальное общество, начинали свою дикую музыку, неистово заглушая друг друга.

247. Сам царь одет был Фризским крестьянином и вместе с тремя другими генералами искусно выколачивал на барабане. При такой обстановке и под звон колоколов, маски сопроводили неровную брачную чету в главную церковь и поставили ее пред алтарем, где и обвенчал ее столетний священник. Перед этим последним, потерявшим уже зрение и память, и еле стоявшим с очками на носу, держали две свечи, и в уши кричали ему какие он должен был читать молитвы перед брачною четою. Из церкви процессия отправилась в царский дворец, где веселое пированье продолжалось несколько дней и сопровождалось катаньем на санях, во время которого также проделывались разные забавные потехи; но дальнейший рассказ о них был бы утомителен, и описанного довольно, чтобы показать, что при всех тяжких заботах своих по управлению, царь может думать и о забавах и обладает богатою для того изобретательностию.

248. В Марте месяце приехал из Украйны в Петербург принц князь Кантакузен (conto Cantaguseno).

249. Четыре несчастные князя, изгнанные из стран своих, отдались под покровительство царя. Первый из них Молдавский господарь Кантемир, [1157] имеющий двух сестер. Старшая из них замужем за господарем Валахии, около 3-х лет тому назад, убежала из Турецкого плена с двумя сыновьями своими; супруга же ее задушили в Константинополе. Старшего сына его, которого в 1718 году я видел в Петербурге, царь взял к себе в лейб- гвардию. Кантемир этот имел еще другого брата, который тайно проживает в Константинополе и ведет с ним переписку. Другой из несчастных князей, принц князь Кантакузен, женат на второй сестре помянутого Молдавского господаря и также бежал с своим шурином сюда из Молдавии, оставя там более 4 бочонков золота. За особенно усердную службу и достойное поведение царь очень любит его, сделал его своим генерал-маиором и дал пенсион в пять тысяч рублей. Он заведывает теперь одною из Украинских крепостей. Третий несчастный был князь Милитецкий (Имеретинский), лишенный своих земель в Грузии царем Персидским и умерший в Москве.

250. Четвертый несчастливец единственный сын последнего князя Милитецкого, будучи генерал - фельдцейгмейстером царя, захвачен был в плен при Нарве и умер в Стокгольме. Царь обещал отцу, по окончании Шведской войны, послать его с несколькими тысячами войска в его наследственные земли и отнять их обратно силою оружия. Это намерение прогнать тамошнего узурпатора и теперь еще имеется в виду, и Молдавский господарь говорил мне, что если Русские внимательнее отнесутся к этому делу, то можно рассчитывать на успех в Грузии, ибо [1158] шах неохотно вступит из-за неё в войну.

251. Этот шах, человек лет 40-ка, чрезвычайно миролюбивого нрава, предан только удовольствиям, и все столкновения с Индейцами, Турками и проч. постоянно устранял от себя с помощию правителей своих и денег, и хотя он называл себя сам шанишахом, т.е. императором императоров, но боялся Турецкого султана до того, что во всех случаях титуловал падишахом, т. е. титулом выше императорского; и хотя Турки оттягали у Персов столько прекрасных стран, каковы: Мидия, Ассирия, Вавилон и Аравия, но вот уже в течении 80 лет Персы не решались вступать с Портой ни в какие военные действия для возвращения отторгнутых стран.

Весенние месяцы (в Петербурге) проведены были в более ревностном против прежнего приготовлении к морской кампании, и несколько новых военных кораблей спущены на воду.

252. 7 Июня скончалась новорожденная царевна, третья дочь царя. 9-го числа царь отправился в Кроншлот, куда последовали и мы на галере, но вследствие сильной бури, два дня и две ночи, без огня, без постелей, без еды и питья, должны были простоять на якоре на этом открытом судне. Когда наконец мы прибыли к Кроншлоту, царь приказал пригласить нас в увеселительный домик его, в Петергоф, лежащий на Ингерском берегу, и по обыкновению угостить нас. Мы проехали туда с попутным ветром, и за обеденным столом до такой степени нагрелись старым Венгерским вином (хотя Его Величество при этом щадил себя), [1159] что, вставая из-за стола, едва держались на ногах, а когда должны были еще осушить по одной кварте из рук царицы, то потеряли всякий рассудок, и в таком положении нас уж поразнесли на разные места, кого в сад, кого в лес; остальные просто повалились на земле, там и сям.

253. В 4 часа после обеда нас разбудили и опять пригласили в увеселительный домик, где царь дал каждому из нас по топору и приказал следовать за ним. Он повел нас в молодой лесок, где указал на деревья, которые следовало срубить для проведения аллеи прямо к морю, длиною шагов во сто, и приказал нам сваливать те деревья. Он сам начал работу тут же, и хотя нам (нас было семеро, не считая самого даря) эта непривычная работа, при нашем далеко нетрезвом еще состоянии, была крепко не по сердцу, однако ж мы рубили так бойко и бодро, что в какие-нибудь три часа аллея была готова, и винные пары совершенно улетучились из нас, при чем никто из нас не причинил себе никакого вреда, кроме министра ¹¹…. , который совершенно бессознательно рубил одно дерево и, падением другого, сшибен был с ног на землю и исцарапан.

254. После устной благодарности получили мы и действительную награду за ужином во вторичной такой сильной выпивке, что без памяти разбрелись по своим постелям; но едва успели мы вздохнуть часа полтора до полуночи, как явился известный царский Фаворит, извлек нас из наших перин и волей неволей [1160] потащил в покой спавшего уже со своею супругою одного Черкасского князя, где мы, перед его постелью, нагрузились снова вином и водкою до такой степени, что на другой день никто из нас не мог припомнить, кто принес его домой.

В 8 часов утра нас пригласили во дворец на завтрак, который состоял из доброй чарки водки, и за тем повели вниз к подошве одной горы, лежавшей перед дворцом, где один крестьянин держал в поводу восемь жалких крестьянских кляч, без седел и стремян; крестьянин этот и помог нам взобраться на приготовленных нам лошадей.

Один знатный Русский, в качестве маршала, поехал впереди нас, и мы погнали наших тощих кляч (которые все вместе не стоили и 4-х рейхсталеров) палками так усердно, как только могли, и взобрались таки на гору. В этом забавном поезде были мы на виду у обоих величеств, которые стояли возле окна. Проездивши с час времени везде по лесу и охладив несколько жар наш полной ведеркой воды, вернулись мы назад и за обеденным столом опять - в 4-й раз, выпили препорядочно. Так как ветер был довольно силен для предстоявшего досадного морского путешествия, то нас поместили на царской крытой шюте ¹², в которой царица с своею Фрейлиною заняли каюту, а царь с нами оставался на открытом воздухе и обнадеживал, что, не взирая на порывистый противный ветер, в 4 часа мы будем в Кроншлоте.

Но, пролавировав в море около двух часов, мы застигнуты были [1161] такою страшною бурею, что царь, забыв все шутки, сам принялся за руль и в этой опасности обнаружил не только большое знание в маневрах, но и необыкновенную физическую силу и непоколебимость. Царица, по причине волн, бивших через все судно и проливного дождя, проникавшего в ее каюту, перенесена была на приподнятые лавки, и в этом затруднительном положении оказала тоже особое величие души. Каждый из нас предался вполне на волю Божью и утешался тем, что погибнет в сообществе с такими высокими и дорогими особами. Особенно быстро прошел в нас весь хмель, и мы преисполнились помыслами покаяния.

Четыре бойера, на которых находился придворный штат царицы и наша прислуга, разбросанные, были прибиты к берегу; наше же судно, по особенной прочности его и искусству опытных моряков, после семичасовой опасности, загнано было в Кроншлотскую гавань, где царь оставил нас, проговорив: “Покойной ночи! Забава была чересчур уж сильна!” На другой день он впал в лихорадку. Так как целый день дождь мочил нас до нельзя и, кроме того, целые 7 часов мы сидели по пояс в воде, то мы развели на острове огонь и, не имея с собой ни платья, ни постелей, ни каких других вещей, которые все остались у прислуги, совершенно нагие, покрылись добытыми у крестьян суровыми санными покрывалами, и во всю ночь имели достаточно времени, греясь у такого камина, высказывать наши размышления о бедности и треволнениях человеческой жизни. [1162]

После этой прогулки все мы заболели лихорадкой, или другими недугами, и лишены были счастия видеть, как 16 Июля царь отправился с своим флотом в море, хотя после, в Августе, мы последовали сухим путем за ним в Ригу и застали там Английский флот, стоявший под начальством адмирала Норриса.

255. В проезд мой через Нарву я нашел этот город все в том же плачевном состоянии, как и в прошлом году, с тою только разницею, что с того времени возвратилось туда до 70-ти семейств пленных из Казанской и Астраханской областей. Семейства эти были в самом бедственном положении, едва имели насущный хлеб и вовсе без денег, чтоб исправить свои разрушенные дома, или начать какую-нибудь торговишку или оборот. Уведенные также в плен из совершенно разрушенного и разоренного города Дерпта и теперь снова возвратившиеся на родину жители этого города также проживают большею частию в Нарве. Таким образом, в настоящее время, из всего бывшего Нарвского и Дерптского населения, возвратилась на родину, как я выше уже упомянул, только шестая часть.

256. Когда город Нарва взят был осаждающими, и Русские бросались истреблять в нем всё, что им попадалось, царь с великим усилием мог воздержать их от дальнейших неистовств. И теперь еще показывают стол, на который царь бросил, будто бы, свою окровавленную шпагу и сказал: “Это не Шведская, но Русская кровь, которую я пролил, чтобы спасти вашу жизнь и жизнь сограждан ваших!” [1163]

257. Перед городом есть высокий естественный обвал (водопад) в реку Нарву, у которого в изобилии ловится семга.

258. Между Ингерманландскими крестьянами есть особый род, не Русские и не Ингры, которые говорят смешанным языком, держатся особых верований и многих обычаев, имеющих сходство с Иудейскими. Хотя у них и есть евангелические священники, но крестьяне эти, помимо воли священников своих, уходят в разные времена года в кустарник, освящают там по своему деревья, за тем рубят их, варят себе на этих дровах известное количество пива и до тех пор не выбираются из кустарника, пока не выпьют всё; под конец складывают из тех же деревьев костер, сажают на него живого петуха и сожигают его вместе с костром.

259. По эту сторону Нарвы, я нашел качество почвы и хлеб в поле гораздо уже лучше, чем в Ингерманландии, и в добрые времена страна эта вела довольно значительную торговлю хлебом. Иностранцы покупают Эстляндский хлеб предпочтительно перед Польским, и перед всеми другими, потому что крестьяне сушат его в теплых овинах, вследствие чего его нет надобности провеивать в продолжении 3-х и даже 4-х лет.

260. Война оставила мало селений в Эстляндии, и жилые избы стоят очень разбросано. Часто на двух-трех милях увидишь одну церковь, которая обыкновенно стоит на горе.

261. Страна, по причине недостатка в народе, не заселена даже и на четвертую долю, и по оставшимся еще развалинам можно судить, какое громадное множество дворянских [1164] и крестьянских домов истреблены пламенем войны.

262. Самое бедственное время, выстраданное этою страною, было в начале последней войны; ибо тогда царь, не рассчитывая еще непременно удержать эти земли за собою, чтоб нагнать страх на Шведов, выслал сюда Калмыков и Татар, которые страшно неистовствовали. Жители страны - рабы. Принимая под свою власть это княжество, царь укрепил за дворянами все их древние привилегии и отменил прежнюю редукцию (Reduction), от которой во всей Эстляндии свободны были только 20 поместий. Таким образом теперь дворянство спокойно владеет своими поместьями; они имеют по крайней мере обеспеченное существование, хотя впрочем мало наличных денег. Во времена редукции, когда дворянам приходилось и собственные имения свои брать у короля в аренду, они сделались хорошими хозяевами. Король Шведский, во время последней войны, взял с Эстляндии 1500 офицеров, и во всей стране остались только двое дворян, которые не служили.

263. Вся Эстляндия платит ежегодно контрибуцию царю в 25000 рублей; но кроме того всякий съёмщик, или арендатор коронных имений, вносит царю за каждый гакен, или 60 моргенов земли ¹³, по 40 рублей в год.

264. Достойно замечания, что в Эстляндии находят в разных местах мумии, о происхождении которых заключают различно. По дороге в село Везенберг, мы видели в церкви гроб, в котором покоилась [1165] вполне сохранившаяся благородная дама, Фон-Логе, еще с 1604 года. Когда её приподняли, то она была так легка, как сухое дерево, и казалось, что она погребена была только несколько недель назад. Так как труп этот набальзамирован никогда не был, то некоторые физики приписывают чудо это действию сокрытых в земле минералов.

В 1718 году я видел труп этот все в том же состоянии.

265. Город Ревель лежит частию в веселой равнине и на низменности, частию на высокой горе, на которой находятся собор и дома земского дворянства (рыцарей). Сии последние дома недавно выстроены, остальные же, дома горожан, весьма древни и ветхи.

266. Во время осады все окрестное сельское население сбежалось в этот город, и уцелевший в ратуше список свидетельствует, что в последнюю заразу в нем одном умерло 55,000 человек.

267. Горожане удержали свои привилегии и богослужение. Русские свое богослужение отправляют в церкви, которую они имели уже здесь и прежде, тогда как в Нарве они забрали себе все Немецкие церкви. Хотя здесь стоит от 3 до 4000 гарнизона; но, несмотря на это, граждане имеют право держать городскую стражу на свой счет, которая и занимает главную гауптвахту на рынке (торговом месте). Управление здесь троякого вида: совет, земское дворянство (состоящее из 12 земских заседателей и одного президента и заведующее земскими делами), и собственно управление, имеющее исполнительную власть.

Адмирал Апраксин в настоящее время есть генерал-губернатор всей Эстляндии.

268. На церквах, древних зданиях и по другим местам сохранились еще высеченные Датские гербы и надписи на Датском языке. Ревель построен Датскими королями, и вся эта страна ставить себе за честь и похваляется, что большая часть привилегий дарованы ей в старые времена этими королями.

269. Замечательна в этой стране особенность, что крестьяне, переселенные сюда в древние времена из Дании, и до сих пор еще отличаются некоторыми обычаями своими от остальных Эстляндских крестьян. Так различие это видно например в том, что потомки Датских колоний носят на головах шапки или картузы, Эстляндские же крестьяне шляпы.

270. Когда я ехал, бывало, здесь во время жатвы и встречал в поле жнецов (кос здесь не употребляют и не знают даже) то везде слышал довольно дикое пенье, которым эти люди сопровождают свои работы, и один священник рассказывал мне, что это еще древние языческие их песни, без рифм, от которых никак их не отучишь, хотя на том же Эстляндском языке можно слагать и искусно составленные с рифмами песни, в доказательство чего священник переложил уже многие Евангельские песни стихами на Эстляндский язык. То же самое свойство имеет и совершенно отличный от этого Лифляндский язык, и следующая песенка, сообщенная одним Лифляндским студентом, может дать читателю некоторое понятие о падении слогов и рифмовании слов на сем последнем языке.[1167] 

Klausset sche

Meitinge

Wel thee Wiering lete.

Es gril eet

Ehuweet

Appaacksch jussu seete

Pirmak ka tas Laizing naak

Titzet mannu wardu

Kajus v isse blaikau eest

Un pa pulkem packal skreest

Wenu pusches bardu.

(Послушайте, девицы. Юноши еще дешевы; я пойду, как покорный житель, под вашу власть, пока еще не пришло то время, поверьте моей речи, когда вы все, и рядом, и кучею, будете гоняться за бородкой мужчины).

271. 10 Сентября возвратились мы снова в Петербург, где я получил из Москвы письмо отъезжающего в Персию Русского посланника Артемия Волынского, уведомлявшего меня, что он намерен отправиться в свое путешествие в этом месяце. От Русского министра я также узнал, что царь желал иметь верные сведения о свойствах Персидского царства, о воинской силе его, крепостях и границах, для чего и посылает туда этого Волынского, приобщая к нему и несколько ученых людей.

272. В тоже время было предположение послать в Испанию большого любимца царского, члена Адмиралитета, Кикина, для составления торгового трактата, так как не без основания думали, что Русские товары с великою выгодою могли быть продаваемы там вместе с кораблями, которых постройка обходилась России дешево. Но предположение это отложено было в дальний ящик, и Кикин предан был в 1718 году в Москве суду, как советодатель царевича в его бегстве. [1168]

273. Из Астрахани царь получил донесение, что у Каспийского моря, при впадении Дарии, открыты богатые минералы и золотоносные жилы; вследствие этого царь послал туда Черкесо-татарского князя, состоявшего в звании капитана царской лейб-гвардии, Александра Бекевича, вместе с мастером горного дела, обозреть сказанные местности, но прежде очистить их от Калмыцких ватаг. Для этой цели капитан этот должен был взять в свое распоряжение Астраханский гарнизон и приобщить к нему и то вспомогательное войско, которое обещала царю мать Бекевича, как состоящая в вассальном подданстве у царя.

274. Так как все караваны, идущие в Китай, обязаны брать у князя Гагарина пропускной паспорт, и как сам губернатор вел значительную торговлю с Китайцами и был в большом у них уважении, то Китайский император писал к Гагарину и просил его приискать и прислать ему хорошего медика и разных медикаментов, служащих для поправления здоровья. Один Английский хирург, находившийся при Петербургском госпитале, изъявил желание отправиться в такое путешествие, вследствие чего, наделив его дипломом доктора и разными медикаментами и дав ему в сообщество по приказанию царя одного инженера, Лоренца Лангена, и послали в Китай, в Августе, когда мы были еще в Ревеле ¹⁴.

Комментарии

1 Нам известно два Французских перевода: первый - в Гаге - под заглавием: Memoires pour servir a l’histoire de l’Empire Russien, и 2-й в Париже в 1725 году. О повторных изданиях 2-й и 3-8 части Вебера на Немецком и о переводах их на другие языки нигде указаний мы не отыскали.

2 Шведский генерал Штейнбок сдал свою армию союзникам, т.е. России, Дании и Польше. Подробности см. в Записках Бассевича, в Р. Архиве 1865, изд. 2-е, стр. 101.

3 Писано около 1872 г Сличи ниже § 31-й.

4 Молись и трудись.

5 В подлиннике отрывок этот приведен на Французском языке.

6 Шнява - род большой парусной барки, или тогдашнего корабля. Rake - не рак ли?

7 Боер, Boyer, судно.

8 Это была первая самим Царем одержанная морская победа, 25 Июля 1714 г., при мысе Ганго-Удде, между Гельсингфорсом и Або, в которой Шведский контр-адмирал Ереншельд попался в плен с фрегатом и 10-ю галерами. Примеч. переводчика.

9 Вооруженные шлюпки, прикрывающие обыкновенно шхеры перед Стокгольмом. Примеч. Переводчика

10 Шампавия, род военного корабля. Примеч. переводчика.

11 В подлиннике вместо имени черточки.

12 Torrenschutte – судно с крышкою или с башенкою.

13 Гакен есть пространство земли, могущее быть обработано сохою в определенное время; морген же - есть как бы десятина, которая бывает в различных странах различна; так в Бремене она равняется на прим 200 квадр. саж., во Франкфурте 600 кв. с. и т. д. Примечание переводч.

14 За сим следует у Вебера журнал путешествия Лангена; но мы его не переводим, потому что ограничиваемся передачею показаний Вебера о России, а в журнале Лангена почти исключительно говорится о Китае. Примечание переводчика.

Текст воспроизведен по изданию: Записки Вебера // Русский архив. № 6. 1872