ФРИДРИХ ХРИСТИАН ВЕБЕР

ПРЕОБРАЖЕННАЯ РОССИЯ

DAS VERAENDERTE RUSSLAND

Записки о Петре Великом и его царствовании Брауншвейгского резидента Вебера

1. В 1713 году военные действия в Голштинии закончились сдачею армии Штейнбока ², и царь, за несколько месяцев перед тем, уехал в Петербург. Туда за ним последовал и я, и 22 Февраля 1714 г. приехал в Данциг, где не нашел никакой перемены, кроме присутствия там герц. Курляндского Фердинанда.

2. Неудовольствия, продолжающиеся до сих пор между ним и Курляндским дворянством, принуждают его, во избежание дальнейшего озлобления, постоянно жить теперь в Данциге и вести очень скромную жизнь.

3. На всем протяжении большой дороги от Мемеля до Митавы, я решительно не нашел ни домов, ни людей, ни скота, потому что все возможные бедствия свирепствовали в этом герцогстве и, по произведенной переписи, в нем осталась только 8-я часть бывшего прежде населения.

4. Вся Курляндия разделена на четыре главные начальства и управляется таким же числом верховных советов из знатнейших представителей страны. Герцог Фердинанд отменил все учреждения и перемены, совершенные в Курляндии его предшественником, сыном брата его, и не признал за ним даже совершеннолетия. Объявив, что блаженной памяти покойный герцог не имел права предпринимать что-либо самовластно, без участия и соизволения республики Польской и короля (своего ленного [1061] государя и прямого господина) нынешний герцог не хочет признавать состоявшегося между помянутым предшествовавшим ему государем и среднею принцессою царя Ивана договора о приданом (pacta dotalitia) и об обещанных ежегодно прожиточных деньгах, положенных свыше средств страны, в 40 тысяч рублей. Тем не менее вышло так, что деньги эти до сих пор выбираются с Курляндии.

5. В Риге я нашел положение дел ещё более плачевным, потому что моровая язва выхватила из неё, 60000 человек, а 8000 Русских бомб, брошенных в дома во время осады, оставили печальную картину разрушения.

6. Перед сдачею города, многие семейства бежали: а оставшиеся жаловались особенно на то, что Поляки не платят им долгов, которые простираются на несколько миллионов, а получить их они мало надеялись, или вовсе не надеялись, тем более, что проценты по этим долгам давно уже превысили капитальную сумму.

7. Приехав в Ригу, я узнал, что через несколько дней туда намерен был прибыть и царь, чтобы обозреть укрепления города.

8. Граждане неусыпно хлопотали над украшением своих домов, желая приветствовать царя великолепною встречею и всевозможными знаками почета и преданности.

9. Все это очень понравилось Его Величеству по прибытии его, и он уверял местные власти в своей неизменной к ним на будущее время милости, а также и в том, что он желает оставить за городом все благоприобретенные им вольности (die Stadt bei ihren wohlhergebrachten [1062] Freyheiten ungekrankt lassen).

10. Угнетенные граждане довольно ясно дали понять, между прочим, что, должно быть, царь не получил достаточных сведений о Лифляндской бедности, и я заметил при этом случае, что дворяне, по причине отобрания у них имуществ прежним Шведским правительством и в надежде получить оные теперь обратно, охотнее желали находиться под Русским владычеством: граждане же и крестьяне, напротив, желали бы остаться верными прежнему правительству своему.

11. 23 Февраля царь снова возвратился в Петербург, где, вместо воображаемого мною порядочного города, я нашел тогда кучу сдвинутых друг к другу селений, похожих на селения Американских колоний; ныне же город этот, по своим роскошным дворцам, по количеству домов, которых считается до 60000 и в особенности по тому короткому времени, в которое они были выстроены, по справедливости может считаться чудом света. ³

12. Ссылаюсь при этом на подробное и точное описание этого обширного города и округа его, напечатанное в начале прошедшего года с приложением планов.

13. Только что приехал я в эту новую столицу, как адмирал Апраксин задал для всего Двора великолепный пир, на который, по приказанию Его Величества, адмирал пригласил и меня.

14. Это был первый день поступления моего в обучение, и я должен был поплатиться за оное горькою платою. Так, когда я подошел к офицеру, стоявшему на страже у [1063] входа в залу, с просьбою пропустить меня, он отказал мне в грубых выражениях и погрозил бердышем; когда же я сослался на мое право и на приглашение, то меня пренагло вытолкали в низ по лестнице.

15. Но я тотчас же, через одного из моих друзей, сообщил Двору о моем неприятном воздушном прыжке, и тот же самый офицер, извиняясь сколько возможно передо мною, принужден был ввести меня в залу, где от одного из министров выслушал я следующее поучение: так как Русские не знали и не знают моего отечества, то в моем простом, хотя и опрятном, кафтане, я могу подвергнуться еще большей опасности, если не прикажу обшить его по всем швам серебром или золотом и если передо мной не будет пары слуг, которые бы кричали: “поди прочь!”

16. Лекцию эту я выучил наизусть и не имел решительно времени помнить о моем учителе танцования, потому что дюжина бокалов Венгерского и две кварты водки, которые я должен был выпить в два приема из рук и теперь еще здравствующего вице-царя Ромодановского, отняли у меня всякое чувство и разум; впрочем утешение оставалось мне в том, что почти все другие гости спали уже на полу, и никто по этому не мог заметить оплошности другого.

17. На следующее утро я имел честь присутствовать в канцелярии вместе с одним отвратительным Калмыцким посланником.

18. Посланник этот подал великому канцлеру сверток бумаги от своего повелителя-хана, подвластного царю, бросился на пол и долго что-то бормотал по своему сквозь [1064] зубы; великий канцлер велел бывшему тут переводчику, из Евреев перевести приветствия посла и за тем приказал дать ему такой краткий ответ: “хорошо!”

19. Как только этот господин посол (у которого, по обычаю его страны, на маковке совершенно обритой головы висела до самого затылка коса волос), остался один, то тотчас же принял на себя свой обычный угрюмый вид и на наши распросы давал короткие ответы. От некоторых Русских, впрочем, мы узнали, что в числе подарков он привез царю искусно сделанное в его стране седло из чистого железа, а царице, от супруги хана, несколько шелковых мешков, наполненных винными ягодами и другими туземными плодами.

20. Я оставил это грязное сообщество и отправился к знатнейшим особам Русского двора, чтобы исполнить перед ними принятую во всех образованных странах обязанность и познакомиться с ними.

21. Следует заметить, что в России вовсе нет обыкновения докладывать о себе, и потому очень бывает трудно переговорить с каким-нибудь вельможею.

22. Обстоятельства этого я не знал и так как ни один слуга у одного известного боярина не хотел доложить обо мне, то я должен был удовольствоваться тем, что долгонько таки померз на дворе, пока его светлость изволил выйти и на мое приветствие спросил меня: “не имею ли я ещё чего-нибудь до него?” Когда же я отвечал: “нет!” то получил на прощанье: “Ну, и я от тебя ничего не желаю.” Трудно было мне пережевать подобную невежливость; но я все-таки не мог воздержаться от [1065] того, чтобы не постучаться таким же образом у другого Русского вельможи. Этот другой, сей час же, как только я наименовал ему мое отечество, пошел на прямик и резко сказал мне: “Такой земли я не знаю; ступай к тем, к кому ты послан”.

23. Сим закончилось мое желание делать визиты, и я дал себе клятву никогда не переступать порога к Русскому, без приглашения, кроме господ министров, с которыми у меня были дела и которые все оказывали мне всякого рода вежливость.

24. Через восемь дней после этого я встретил во дворце описанных сей час невежливых придворных, и когда они увидали, что Его Царское Величество долго разговаривал со мною, оказал мне милостивое внимание и приказал адмиралу Апраксину хорошенько угостить меня, - оба царедворца бросились ко мне и самым унизительным образом просили у меня извинения в их грубости, и при этом чуть не падали передо мною на пол и все погреба свои предлагали к моим услугам; но я не хотел больше говорить с ними и все внимание свое обратил на вошедшую в это время Её Высочество, супругу царевича, принцессу из дому Вольфенбютельского и с удивлением смотрел на обращение этой достойной принцессы. Хотя к обоим Царским Величествам оказывала она всевозможное смирение, а ко всем остальным людям редкую обходительность, но царственным существом своим она придавала своему обращению такой обаятельный характер, что высшие и низшие одинаково питали к ней искреннюю любовь и уважение.

25. А между тем легко себе представить, каково было на душе у этой [1066] принцессы, когда она состояла в таком несчастном супружестве, которое было противно старым Русским, и дворцовой быт её не был как следует учрежден (eine Hofhaltung ohne Ordnung). По поводу её кончины я буду иметь еще случай привести многие обстоятельства о ее несчастной судьбе.

26. 14 Марта, по случаю победы, одержанной князем Голицыным в Финляндии над Шведами, дан был торжественный радостный пир, на котором я в первый раз заметил порядок заздравных кубков. Первый провозглашен был за Божиею милостию (царя), второй - за всех храбрых матросов, третий за всех верных союзников, за всех храбрых воинов и проч., и проч.

27. Приехавший из Москвы Молдавский господарь Кантемир также был на этом празднике; это - ученый господин и чрезвычайно приятного обращения. Так как в последнюю Турецкую войну он принял сторону Русских и впоследствии бежал из отечества, то Царь подарил ему в Украйне обширные поместья, приносящие ежегодно более 20,000 р. доходу. В то время у него скончалась супруга, с которою он прижил двух князей и двух княжен; старший из князей произнес царю на Греческом языке приветственную, с пожеланиями счастия, речь, за которую и удостоен был подарка.

28. 23-го Марта было крещение новорожденного князя, у князя Меньшикова, единственного теперь его сына; а так как у Русских существует обычай, чтобы все родственники и близкие дому люди, при крещении, навещали родильницу, целовали ее и клали ей на постель подарки, [1067] то княгиня Меньшикова, одна из вежливейших дам в России, при этом случае также не была забыта.

29. В этом месяце были готовы уже на стойках шестьдесят полугалер, которые позднее, вместе с другими, употреблены были в Финских шхерах с такою пользою, что нанесли чувствительный урон Шведам.

30. Из Константинополя прискакал к царю гонец от барона Шафирова, с известием, что он желал бы взять свой отпуск у Порты, как только будет проверена и определена граница, для чего, с обеих сторон, посланы в Азов два коммисара, дабы дело это привести к концу.

31. В Апреле месяце Его Царское Величество повелел сделать точную перепись всем домам в Петербурге, и по ней найдено всего 34,550 домов, больших и малых вместе.

32. Из Москвы прискакал нарочный с известием, что туда прибыл посол татарского хана Узбека и скоро прибудет в Петербург.

33. Царь повелел обнародовать указ, чтобы как только сойдет лед, никто, под опасением тяжкого денежного и телесного наказания, не смел плавать по Неве на веслах, но чтоб постоянно употребляли паруса; и хотя с людьми случались ежедневные несчастия, и царю предлагали собрать большую пошлину за устройство моста на судах, но он ничего не слушал и хотел силою принудить своих Русских к изучению маневров на парусах; принуждение это образовало уже не мало искусных людей.

34. Праздник Пасхи празднуется здесь с особенным великолепием, [1068] и голод от строгого продолжительного перед тем поста вознаграждается в эти дни с избытком.

35. Разгул и безумие Русских в эти дни неописанны и кто не был дюжину раз пьян, тот, по их мнению, вовсе не благочестиво провел праздник.

36. Духовные певчие также безумеют в это время, и мне чрезвычайно дико показалось, когда я увидел, что они затеяли между собою драку, при чем повздорившие в кабаке противники с таким усердием колотили друг друга позаушью большими коромыслами (Trage-Baume) что некоторых из них замертво потащили домой.

37. Замечательнейшая церемония в этот праздник состоит в обмене крашеными яйцами, которыми Русские обоего пола, при встрече, дарят друг друга, с приветственным поцелуем, при чем одна сторона произносит: Христос воскрес; а другая отвечает: Во истинну воскрес; после чего, обменявшись яйцами, каждый продолжает идти своею дорогою. Поэтому все те, и самые иностранцы, получив яйцо, напр. от домашней служанки, целый день могут обмениваться со всеми яйцом. Священники Русские объясняют этот обычай следующим образом: так как из яйца вылупляется цыпленок, то яйцо служит прообразованием воскресения Христова.

38. Приведен был слон, подаренный царю Персидским шахом. Слона этого подвели ко дворцу, где он и должен был раскланиваться. Армяне, приведшие его, разодеты были в своих великолепных одеждах, и они рассказывали нам, что когда они прибыли в Астрахань, то тамошние Русские чуть не молились [1069] на животное, и несколько сот человек, забравши свои мешки с съестными припасами, провожали этот мнимый кумир за 40 и более миль.

39. Так как климат здешний для этого животного был слишком суров, хотя и выстроено ему отапливаемое в зимнее время помещение, то оно не прожило и трех лет и пало: из шкуры его набита чучела. Содержание его ежедневно стоило царю 15 руб., на водку, виноград, рис и прислугу.

40. Года два назад Его Царское Величество просил Польского короля приискать ему знающего горного офицера, который бы устроил открытые в России рудники и посмотрел бы, нельзя ли еще открыть где-нибудь новые рудники.

41. Вследствие этого прибыл тогда же таковой, по имени Блюгер (Bluher) которого Его Царское Величество послал в Москву и Сибирь. Человек этот провел полтора года в сказанном путешествии и когда возвратился назад в Петербург, вместе с губернатором Сибири, князем Гагариным, то сообщил мне следующие сведения: из Москвы он отправился прямо в Тобольск, главный город Сибири, затем в стороны от него на право и на лево и наконец на несколько тысяч верст проехал глубже в Сибирь, и везде находил хорошие места, в которых можно было бы открыть медные и даже серебряные рудники; тамошние бояре и вице-губернатор, хотя и производят разработку руд в некоторых местах, но способ разработки у них до того плох, что добыча не оплачивает труда.

42. Обо всем этом он представил донесение Его Величеству и с своей стороны предложил, что если [1070] будет угодно, чтобы он возвратился в Сибирь и начал там разработку, то чтобы в его распоряжение выдали порядочное число рабочих и значительную сумму денег; но господа сенаторы, не вполне понимавшие пользу самого дела и желавшие, чтобы все издержки на оное возмещены были в один год, воспротивились предложенному Блюгером предприятию. Его Величество впрочем обещал ему с своей стороны, что, как только будет заключен мир, он основательно займется этим делом.

43. Гагарин привез из Сибири золотого песку, из которого Блюгер, в присутствии Его Величества, делал пробы и получил из фунта такого песку 28 лотов чистого золота. Князь Гагарин только в тайне одному Его Величеству открыл, где Русские нашли тот песок.

44. Сибирь - страна благословенная, изобилующая скотом, хлебом и всякого рода растительностию.

45. Губернатор имеет там только четыре роты солдат; но все жители, которые суть казаки или наездники, должны быть в минуту готовы, по его приказанию.

46. В Сибири находится до 9 тысяч Шведских пленных, считая с обер и унтер офицерами, и хотя их не гоняют ни в какую работу, ни на ловлю соболей (на что употребляют только Русских колодников), но все-таки живут они там в крайней нищете.

47. В одном Тобольске живет их более 800 офицеров, и все они, как крестьяне, ходят в одних совершенно простых и плохих армяках; ни от короля, ни от кого из своих содержания они не получают и потому поневоле работают [1071] на Русских за поденную плату. Некоторые из них промышляют деланием игорных карт (которых несколько колод князь Гагарин привез Его Величеству); другие вытачивают табатерки и иные вещи из каких-то неизвестных громадных костей, которые они находят там в земле и выкапывают.

48. Князь Гагарин (которого, можно сказать, боготворят в Сибири за его щедрость и доброту), в продолжении трехлетнего губернаторства своего, уже роздал вообще всем пленным слишком 15,000 рублей. Пленные эти выстроили себе Шведскую церковь собственными руками и имеют пастора, бывшего в Петербурге при одной Лютеранской церкви и сосланного Его Величеством в Сибирь за некоторые произнесенные им речи.

49. Один известный Шведский обер-лейтенант, также сосланный по некоторым причинам за Сибирь даже, к Остякам, теперь живет там очень хорошо. Он приобрел такую любовь туземцев, что они снабжают его всем, что только ему нужно и во всех делах земли своей спрашивают его совета. Лейтенант этот говорил Блюгеру, что он охотно закончил бы там и жизнь свою, если б только семейству его дозволено было приехать к нему.

50. Инженер Ла-Валь (La Vall), прибывший в Москву с знаменитым Лефортом и также сосланный в ссылку к Китайским границам, где недавно и скончался, так было хорошо устроился там, что когда Его Величество простил его и дозволил возвратиться, то он отблагодарил царя и предложил ему заложить крепость на Китайских границах. Его Величество милостиво принял [1072] такое предложение и приказал выслать ему всё необходимое для того; но так как Китайцы, в самом начале работ, воспротивились возведению крепости и сам Ла-Валь умер, то дело это осталось без дальнейшего хода.

51. Управление князя Гагарина простирается до Китая, и он сам назначает там себе помощников- правителей.

52. Сношения между князем и его помощниками, управляющими по ту сторону рек Енисея и Лены, ведутся особенным образом.

53. Ездок садится в сани, длиною в 20 и шириною в 3 ¹/₂ фута, и сани эти чрезвычайно скоро везут четыре собаки или два человека, на больших лыжах, какие носят Лапландцы.

54. Блюгер видел в Тобольске посольство, прибывшее из Китая. Князь Гагарин встретил это посольство на границе Сибири и везде потом продовольствовал оное на свой счет; даже когда оно посетило его в Тобольске, он давал ему великолепные собственные экипажи и прислугу.

55. Едучи в коляске, послы курили табак и только тогда отдали трубки свои, когда вышли из экипажа; во время обеда они опять потребовали было табаку, но князь извинялся, объяснив, что в России это не в обычае и только после стола приказал подать трубку главнейшему из них; но сей последний не принял один трубки, объяснив, что всех Китайских послов семеро, которые тут же и обедали вместе, и каждый из них равен другому, почему и угощение для всех должно быть одинаковое. [1073]

56. За тем они передали свои верющие грамоты, писанные на Латинском, Китайском и Монгольском языках, князю (Китайский император вообще посылает своих послов только к царскому правителю Сибири) и сообщили ему, что их государь вступает в войну с сильным Татарским князем, по имени Багадиром.

57. Так как земли хана Аюга лежат между Китаем и владениями хана Багадира, то они и посланы к Аюге, чтобы побудить его к разрыву с Багадиром, или по крайней мере к невмешательству.

58. Послы эти (сказывал в заключение Блюгер) находятся в пути уже два года, и он слышал, что в посольстве этом находятся тайком и три Иезуита, которые обязаны представить потом императору донесение о всем, что достойно было замечания в путешествии.

59. В Ригу прибыли три военных корабля, купленные в Англии, и в Петербурге спущен был с стоек один корабль, при чем царь был в самом веселом расположении духа и говорил много разумных вещей по случаю счастливого хода его кораблестроения.

60. Из всех глубокомысленных, остроумных речей, которые слышал я в подобных случаях от Его Царского Величества, особенно замечательна та, с которою обратился он, находясь на борте именно этого вновь спущенного корабля, к сидевшим около него старым боярам, которые до сих пор мало следовали примеру присутствовавших тут же Русских министров и генералов и вовсе не ценили опытности и познаний, приобретенных сими последними. [1074]

61. “Кому из вас, братцы мои, хоть бы во сне снилось, лет 30-ть тому назад (так начал он), что мы с вами здесь, у Остзейского моря, будем плотничать, и в одеждах Немцев, в завоеванной у них же нашими трудами и мужеством стране, воздвигнем город, в котором вы живете; что мы доживем до того, что увидим таких храбрых и победоносных солдат и матросов Русской крови, таких сынов, побывавших в чужих странах и возвратившихся домой столь смышленными; что увидим у нас такое множество иноземных художников и ремесленников, доживем до того, что меня и вас станут так уважать чужестранные государи?”

62? “Историки полагают колыбель всех знаний в Греции, откуда (по превратности времен) они были изгнаны, перешли в Италию, а потом распространились было и по всем Европейским землям; но невежеством наших предков были приостановлены и не проникли далее Польши; а Поляки, равно как и все Немцы, пребывали в таком же непроходимом мраке невежества, в каком мы пребываем доселе, и только непомерными трудами правителей своих, открыли глаза и усвоили себе прежние Греческие искусства, науки и образ жизни”.

63. “Теперь очередь приходит до нас, если только вы поддержите меня в моих важных предприятиях, будете слушаться без всяких отговорок и привыкнете свободно распознавать и изучать добро и зло”.

64. “Указанное выше передвижение наук я приравниваю к обращению крови в человеческом теле, и сдается мне, что со временем они [1075] оставят теперешнее свое местопребывание в Англии, Франции и Германии, продержатся несколько веков у нас и за тем снова возвратятся в истинное отечество свое - в Грецию”.

65. “Покамест советую вам помнить Латинскую поговорку: ora et labora ⁴ и твердо надеяться, что может быть еще на нашем веку вы пристыдите другие образованные страны и вознесете на высшую степень славу Русского имени”.

66. В глубоком молчании выслушали старые бояре своего монарха, и затем, выразив свое согласие с ним, словами: “да, да, правда!” и заявив ему свое повиновение, снова обеими руками ухватились за то, что составляет высшее их благо, т. е. за стаканы с водкою, и предоставили таким образом царю рассудить в глубине его собственных помышлений, на сколько успел он в их обращении и на сколько мог надеяться достигнуть конечной цели своих великих предприятий.

67. Я изумлялся, за одно с некоторыми Русскими министрами, невежеству этих людей, и многие другие узнанные мною с течением времени черты их нрава подтвердили то изображение этого народа, которое набросал один известный Француз в одном письме и которое, ради верности, я нахожу достойным привести здесь в подлиннике ⁵.

68. “Московиты - самые тщеславные и прегордые из людей; они смотрели прежде на другие народы, как на варваров и одних себя [1076] считали образованными, смышлеными и мудрыми. С тех пор, как Его Царское Величество познал смешную сторону такого их самомнения и заставил их учиться у иностранцев, они повиновались, но с затаенною гордостию, которая мешает им вникнуть в то, чему их обучают и заставляет думать о себе, как о народе передовом, более ученом и смышленом, чем их учителя, которых они ненавидят и преследуют. Надменность их не может понимать и сочувственно относиться к тем одолжениям, которые предоставляют им эти учителя. Слава, честь, бескорыстие кажутся им химерою; они не могут вообразить себе никаких предметов духовных и ограничиваются теми, которые доступны чувствам; они не могут понять, что какой-нибудь достойный иностранец, явившийся к ним на службу, руководится побуждением, отличным от желания приобрести только деньги и вдобавок издеваются даже между собою над иностранцами, как над людьми, которые продают жизнь свою за ничтожные деньги”.

69. Впоследствии из этого журнала будет достаточно видно, что хотя сказанный Француз хорошо знает Русских, но не касается всех их свойств; потому что сам царь, вполне понимающий превосходным умом своим недостатки своих подданных, называет их стадом неразумных животных, которых он делает людьми. Но вообще, трудно сломить их упорство, или искоренить вполне зло в сердцах их. От этого и происходит, что поездки многих молодых Русских бояр, предпринимаемые с полными кошелями, но без надлежащего указания [1078] и руководительства, ни к чему иному не служат, как к заимствованию из Германии и других стран всего дурного лишь, с приправою добра, из чего, по возвращении в Россию, образуется такое смешение с Русскими пороками, которое влечет вполне к духовной и телесной испорченности и с трудом дает место в России действительной добродетели и истинному страху Божию.

70. Иные Русские, в свои заграничные поездки, за вежливость свою и заимствованное доброе обращение, приобрели себе любовь и уважение некоторых Немцев, которые, основываясь на таких примерах, вывели заключение, что Русский, вообще, почтенный и добропорядочный человек, и что, следовательно, царь мог сделать своих подданных истинными людьми.

71. Но послать хоть одного такого Немца в Россию, и пусть он отыщет сказанных путешествовавших молодцев, которых там не одна тысяча, и за тем спросить его: узнает ли он всех их? Он наверное скажет в ответ, что большая часть их (не говорю все) очень похожи на древние поэтические превращения, что они не только отбросили заимствованную в чужих странах вежливость и лишь заученными движениями тела (души они не воспитывают) выражают какую-то невыносимого рода дворскую любезность, но и вполне продолжают вести свой прежний образ жизни.

72. При всем том, полагаю, что отдельные, по природе добрые, Русские люди, оставаясь в Германии, могут очень хорошо воспитать себя и усовершенствоваться, и неоднократные примеры доказывают, что можно [1078] Русского юношу, вследствие присущих почти всему Русскому народу хитрости и смышлености, при хорошем воспитании и руководстве вне отечества, довести до такого же совершенства, как и детей других христианских народов. Те знатные Русские, которые до сих пор проживают в Германии или возвратились уже домой и сделались известными своими способностями, разумностию и благонравным поведением, подтверждают это и служат укором своим одноземцам.

73. Что же касается до ходячего в свете мнения, будто бы сам царь обладает множеством знаний, то это совершенно справедливо, и никто, хорошо знающий этого монарха, не станет оспаривать, что он первейший и разумнейший министр, искуснейший генерал, офицер и солдат своего царства, ученейший из всех Русских богословов и философов, хороший историк и механик, искусный кораблестроитель и еще лучший мореход; но во всех этих знаниях имеет он очень ленивых и из-под палки действующих учеников. Военную часть поставил он на такую превосходную ногу и своих солдат (в особенности пехоту) довел до такой славы, что они не уступят никаким другим в свете, хотя впрочем имеют большой недостаток в хороших офицерах. Одним словом там, где у Русских господствует страх и слепое повиновение, а не рассудок, там они будут впереди других народов, и если царь продержит еще скипетр свой только 20 лет, то он уведет страну свою, именно вследствие сказанного повиновения, так далеко, как ни один другой монарх в своем государстве. [1079]

74. 17 Мая прибыл из Москвы в Петербург посол Узбекского хана со свитою из 16-ти человек, оставив в Москве жену свою с сыном и слишком 30-тью прислужниками. На следующий день царь дал ему аудиенцию. По установленному церемониалу, этот посол должен был держать речь к царю на коленях; но на этот раз Его Величество не пожелал в точности придерживаться обычая и приказал послу явиться к себе в доме князя Долгорукого.

75. Когда посол вошел в покой, назначенный для аудиенции, - он положил руки свои на колени и трижды низко поклонился царю; затем начал свою речь, на которую, по переводе ее, Его Царское Величество приказал вкратце отвечать секретарю (Персидскому послу отвечает обыкновенно великий канцлер), с уверением в милости его к послу, при чем сам царь возложил свою руку на голову посла. Просьба последнего состояла в следующих 3-х пунктах:

76. 1-е. Его князь и повелитель Гаджи Магомет-Багадир-хан, радуясь счастливой войне и приращению могущества Его Царского Величества, поручает себя его милости и защите.

77. Просит хан Его Царское Величество внушить подручнику своему, Татарскому хану Аюге, с ним Багадиром жить в добром соседстве и в мире; ибо, кажется, он Аюга имеет намерение соединиться с подвластными Китаю Татарами, против него Багадира и возбудить против него и других соседей. С своей стороны он, хан Узбекский, предлагает, в благодарность Его Царскому Величеству за [1080] такое его содействие, 50000 солдат, которые будут всегда наготове и тотчас явиться по повелению Его Величества.

78. Для большего доказательства своей дружбы, хан предлагает Его Царскому Величеству ежегодные караваны в Китай проводить через его хана землю, при чем он сам желал бы установить с Россиею торговый договор. Все это могло бы доставить Его Величеству невероятную выгоду; ибо до сих пор караваны те, совершая путь через всю Сибирь, разными изворотами вдоль и поперек и через реки, по дорогам неустроенным, достигают в Пекин с великими трудностями и в течении целого года, тогда как, идучи прямо через его страну, по проложенным дорогам, они могут прийти в Пекин всего в четыре месяца. В заключении посол положил у ног Его Величества множество Китайских и Персидских шелковых и других товаров в подарок от своего повелителя царю, присовокупив, что еще несколько Персидских лошадей и зверей осталось в Москве и что один прекрасный леопард и обезьяна, к сожалению, не доехали и околели во время пути. В речи своей посол называл Его Величество Белым Императором (Царем), каковой титул считают Узбекские татары самым высоким и почетнейшим. Имя самого посла было Ачерби (Atscherbi); он был лет 50-ти, имел бодрый и достойный вид, длинную бороду, одет по-восточному и на чалме его красовалось страусовое перо, знак вольности и чести, которое, по словам его, дозволяется у них носить только князьям и владельцам первого чина. [1081]

79. Его Величество приказал сказать послу, чтобы он немедленно отправился, вместе с великим канцлером, на шняву, ⁶ называемую Rake и последовал бы за ним в Кроншлот.

80. Двадцатого числа, в превосходном порядке и с беспрестанною пальбою из пушек, отплыли 200 полугалер из Петербурга и на следующий день прибыли в Кроншлот.

81. Двадцать первого числа отправились мы в назначенный полуденный час на нашу шняву и нашли там Узбекского посла и семь сенаторов. Мы плыли в душную погоду и при умеренном ветре. Едва только проплыли мы в море с милю от Петербурга, как заехали, по неопытности нашего Русского капитана, в песчаные отмели, простирающиеся на протяжении мили в этом море, по дороге в Кроншлот, и засели на одной из них. Матросы и солдаты работали до семи часов вечера и хотя освободили наконец корабль, однако ж капитан, не предвидя никакой непогоды, дал ясно понять, что он имел приказ: - покатать прежде несколько дней на воде Узбекского посла, вместе со всем остальным обществом; но около девяти часов вечера поднялась такая сильная и страшная буря, какой никто в четыре года в Петербурге и не запомнит.

82. Малоопытность Русского корабельного капитана и штурмана, старый, с течью, корабль, на котором мы находились, лежащие кругом нас песчаные отмели и постоянно возрастающая [1082] буря делали наше положение опасным, и когда спросили штурмана: что делать и чего можно надеяться? он всплеснул только руками и не отвечал ничего, кроме: Бог знает! После 12-ти часов ночи, висевшие на корабле шлюпки разбились вдребезги и, вместе с надежнейшим якорем, мы потеряли бодрость и все мирские помыслы.

83. Узбекский посол, никогда не бывавший на такой воде, сделался похож на труп, завернулся наконец совсем в шелковое покрывало, лег на пол и приказал своему мулле стать над ним на колени и читать что-то из книги пророка Али (он был Персидской веры). К утру буря несколько утихла, и продолжалось так весь следующий день и ночь.

84. Когда рассвело, мы увидели в разных местах носившиеся по морю сорвавшиеся суда, а к 10-ти часам утра Его Царское Величество выслал из Кроншлота капитана, на боере ⁷ разыскать нас и, осведомиться о нашем состоянии. Так как мы окружены были отмелями, то посланный должен был сойти в лодку. Он уведомил нас, что Его Царское Величество всю ночь очень беспокоился о нас, и хорошо было бы, если б мы постарались и выбрались из отмелей. С этим капитан уехал от нас назад, и мы опять весь день должны были простоять на своем прежнем месте. На следующий день, 23-го числа, капитан снова явился уже на полугалере, которая медленно выбуксировала нас в течении дня из песчаных отмелей и вечером дотянула за две мили не доезжая Кроншлота. [1083]

85. 24 числа подул теплый полуветер, с которым мы достигли наконец к 3-м часам по полудни до Кроншлота, где весь Русский флот, выстроенный в одну линию перед гаванью, приветствовал нашу шняву, по приказанию Его Величества, пальбою изо всех пушек, каковая честь оказана была собственно вице-царю, находившемуся с нами на нашем корабле.

86. Его Величество с придворным штатом своим находился на корабле Екатерина, смотрел, как мы причаливали и, как только мы бросили якорь, приказал дать нам повеление оставаться на корабле, пока он сам прибудет к нам. Прибыв к нам и поздравив нас как смелых мореходцев, он смеялся, зашел в нашу каюту и пробыл часа два слишком. Узбекский посол приказал подать всевозможных плодов своей земли и позвать своих музыкантов и песенников. Два песенника, голосами своими и чудной мелодией, которую они производили, прихлопыванием руками и присвисткою губами, равно как и своими странными телодвижениями, больше всего понравились Его Величеству, который, под конец, расспрашивал посла о разных предметах земли его и о ее соседях.

87. Самое важное из его сообщений, которое Его Величество милостиво передал и нам, на Немецком языке, было следующее: “Сам он посол был знатнейший из чиновников своего повелителя и прежде сего был гофмейстером. Хану, государю его, около двадцати лет, и в прошедшем году он взял себе в супруги самую старшую княжну Персидского шаха, [1084] получив при этом в приданое богатые сокровища; страна, подвластная ему, называется Узбек, а столица Хива, которая, впрочем, состоит из одних палаток и хижин и никогда не остается на одном определенном месте. Страна эта граничит с Китаем, Индостаном и Персиею, с которыми Узбеки находились до сих пор в дружественных отношениях; войны же большею частью вели только с Татарами, живущими ближе сюда, по соседству с вышесказанными странами. Хан его может тот час же выставит войско в 200 тыс. человек (в числе которых Его Величество думает, что считаются все подданные хана, старые и малые, мужеского пола) которые все наездники. Прежде у них вовсе не было пушек: но в последнее время появилось несколько, которые отняты ими у их неприятелей и которые, впрочем, далеко не достигают калибра и грома Русских пушек.

88. Самый удивительнейший из соседей был Могул, которого правление и способ достижения этого правления чрезвычайно странны.

89. Если царствующий император имеет несколько сыновей (как например ныне царствующий, который имеет их пять), то каждый из них получает от отца управление известною частью; но повеления свои по этому управлению он может давать только из тюрьмы, из которой он и не освобождается при жизни отца. Но как только отец умирает, сыновья выходят на свободу, собирают каждый из управляемой им области возможно больше народу, за тем ссорятся и бьются между собою до [1085] тех пор, пока один кто-нибудь из них не одержит верх и, победивши, без милости казнит остальных своих братьев. Таким образом поступил и ныне царствующий император.

90. Его Величество по поводу этого рассказа распространился о жестокости и тирании вообще и похвалял Турок, которые в этом отношении, лет 30-ть слишком, значительно переменились к лучшему; за тем, присовокупив еще несколько похвальных отзывов о великой Китайской империи, он оставил нас и отправился к себе.

91. Узбекский посол, расставаясь с нами, сказал, что он слышал, будто мы тоже были из отдаленного государства и принадлежим именно к тому народу, государи которого отразили Турок от Вены; при этом он пожелал нам, равно как и самому себе, чтобы дальнее странствование наше вознаградилось счастливым исполнением возложенных на нас поручений, и просил, по возвращении в Петербург, оказать ему дружбу и пожаловать к нему на обед, которым ему желательно бы было похвастаться перед своим государем.

92. 31-го Мая, царь, в качестве контр-адмирала (Schout by Nacht), отплыл с военным и галерным флотом из Кроншлота к окрестностям Гельсингфорса; в Петербурге же, в отсутствие Царя, ничего нового не случилось.

93. Княжна Наталья давала в это время в Петербурге великолепный пир, на котором и представился мне случай познакомиться с порядком и способом Русского угощения. [1086]

94. Прежде чем идти за стол, сам хозяин или хозяйка, не исключая царя, царицы и всех вельмож, подают на подносе приглашенному чарку водки, а между короткими друзьями хозяйка дарит гостя и поцелуем.

95. Когда сядут за стол, то прежде всего подают холодные кушанья, ветчину, колбасы, студень и всякого рода мяса, изготовленные с деревянным (прованским) маслом, луком и чесноком; все эти кушанья остаются на столе с час времени и долее; за тем идут супы, жаркое и другие горячие блюда, а уже в-третьих подают конфекты.

96. За здоровья принимаются пить тотчас в начале пира из больших стаканов и бокалов, видом похожих на колокола. На пирах знатных вельмож, никакого другого вина и не видно, кроме Венгерского, и в изобилии его Русские особенно желают выказать свою роскошь.

97. На помянутом пиршестве присутствовали все красавицы Петербурга, и хотя тогда уже все носили Французские платья, но многие не умели в них хорошо держать себя, а своими черными зубами достаточно доказывали, что они не совсем отстали от устарелого Русского мнения, будто бы только у Мавров и обезьян - белые зубы; впрочем, предрассудок этот с течением времени совершенно искоренился, так что теперь чужестранец, находясь в избранном обществе в Петербурге, до тех пор, по крайней мере, пока не вступит в разговор, решительно может подумать, что он не в России, а в Лондоне, или в Париже.

98. Царевна Наталья скончалась года четыре тому назад и была [1087] единственною родною сестрою царя. Царь Алексей Михайлович имел двух супруг. С первою, Марией Ильинишной, он прижил царя Феодора и царя Ивана и царевен Софию, Марию и Екатерину. Может быть, я буду иметь случай упомянуть позднее об обстоятельствах жизни каждой из них.

99. Здесь же скажу только, что царь Алексей второю супругою взял себе дочь своего министра, Кирилы Полуехтовича Нарышкина, Наталью Кириловну, с которою и прижил царствующего ныне царя и помянутую выше княжну.

100. Прослышав, что на острове Петра (Петровском острове) живут Самоеды, я отправился туда вместе с некоторыми друзьями моими. У царя было там два увеселительных домика, из которых первый находился на самом краю берега, состоял из шести тесных покоев, ничем особенно неубранных, кроме мебели из нескольких стульев, столов и множества павлиньих перьев. В этом домике постоянно живут два Русских сторожа. На выстрел далее, в густом лесу, дом Русского смотрителя, а близь него жилье Самоедов, с небольшой надворной постройкой. В этой последней стояло более двадцати коров, которые прокармливаются травою с острова и дают лучшее в целой области молоко, вследствие чего все масло с этого острова идет исключительно ко Двору.

101. Когда мы вошли в жилье Самоедов, они выползли из своих юрт и с изумлением глазели на нас. Их было семеро, и все одинаково непривлекательной наружности: широкие, темно-желтоватые лица, маленькие глазки, небольшие приплюснутые [1088] носы и почти без волоска на бороде.

102. Первый из них, бывший начальником их, выступил вперед других, заложил свои руки себе под мышки, потряхивал с кислым выражением лица головою и стоял так в одном положении некоторое время; за тем, когда вошла к нам одна, находившаяся в нашем обществе девица, Самоед оскалил зубы, начал чистосердечно смеяться, полез, потряхивая головою, в свою юрту, скорёхонько опять выполз оттуда поближе к нам, пошел потом к своим оленям, лежавшим на земле, спугнул их, подвел их за рога к нам и хотел было взять сказанную девицу за руку, с намерением усадить ее на лежавшие тут оленьи шкуры. Давши ему несколько денег, мы отклонили такую любезность и вышли от него. Всех оленей было только четыре, два старых и два молодых; остальные повыдохли, и только рога и шкуры их развешены были кругом по всему жилью Самоедов.

103. За тем мы осмотрели надворные строения, в которых жили два крестьянина Финна, надзиравшие тут за коровами и дюжиною павлинов.

104. К вечеру приехал домой из Петербурга и Русский главный надзиратель здешний, или смотритель; он любезно приветствовал нас, пригласил к себе в дом, перецеловал нас по Русскому обычаю и приказал принести огромный горшок густых сливок, которые, впрочем, потребовал прежде к себе и затем велел подносить нам кушать их, сколько нам было угодно. Мы попросили хозяина, чтобы [1089] он послал за главным Самоедом и поговорил бы с ним. Один из описанных выше семи Самоедов уже девять лет живет в России, следовательно знал кое-что по-русски; надзиратель велел привести и сего последнего в качестве переводчика, вместе с его сотоварищем, и по приходе их велел главному Самоеду оказать нам Русский привет и поговорить с своим товарищем по-самоедски. Но Самоед этот исполнял все с какою-то досадою, и надзиратель острова рассказал нам о нем, что однажды, когда его надзирателя не было дома, этот Самоед напал на людей, приехавших осмотреть остров, изгрыз им уши и лица и вообще ужасно зло и свирепо их принял; что далее, когда его за это жестоко наказали батогами, он остервенился до того, что вырвал зубами кусок собственного мяса из своей руки, которую надзиратель приказал Самоеду тут же показать и нам; при чем добавил, что всё-таки он велит почаще бить его батогами до тех пор, пока не сделает его совершенно смирным.

105. Человек этот дал таки наконец ответ на вопросы, предложенные ему нами через надзирателя и переводчика, и вот что сообщил он нам. В стране их нет ни церквей, никакого богослужения, ни священников, ни молитв; у них нет там ни городов, ни селений, и жилища их состоят из таких же юрт, какие мы видели здесь в жилье их на острове; они переносят эти юрты на оленях с одного места на другое по глубоким снегам и располагаются жильем там, где им лучше понравится. [1090]

106. У них нет лучшего удовольствия, как бегать на лыжах. Не имеют они никакого начальства, кроме одного боярина, живущего далеко от них, которого царь, за несколько перед тем лет, дал им в качестве короля.

107. Надзиратель объяснил нам при этом, что упомянутый Самоедский король был никто иной, как один Поляк, который ежемесячно получал по десяти рублей жалованья, вместе с готовым столом и напитками и жил постоянно в Петербурге, потому что он в тоже время был устроителем разных увеселений.

108. Отечество Самоеда было для него любезнее Петербурга, и он очень бы желал поскорее вернуться, если бы мог, к своей жене и четырем сыновьям, которые все давно уже бегают на лыжах. Когда надзиратель приказал ему считать, он растопырил свои пальцы и насчитал по ним до десяти; когда же ему приказали продолжать счет, он начал опять считать по-прежнему и остановился на десятом пальце, говоря, что более у них никакого числа нет, и что они обходятся и этим числом.

109. Когда спросили его, сколько ему лет, он отвечал: очень мало. Переводчик добавил к этому, что они не знают никаких лет и времени, кроме того, когда солнце восходит и заходит. Спрашиваемый нами Самоед был лет около пятидесяти и так как он отвечал неохотно и с досадой, то мы отпустили его; но он, уходя, с угрожающею миною сказал через переводчика бывшей с нами девице, что женщины в его земле такие же красавицы, как и она. В [1091] заключение ему приказано было привести оленей, которых он и заставлял бегать при нас.

110. Надзиратель показывал еще нам, во время прогулки, небольшую рощицу из дубовых деревьев, как большую редкость в Петербурге, после чего мы распростились с ним, а на следующий день осмотрели купанья Русских, которые они употребляют, как универсальное медицинское средство ото всех болезней, между прочим разного рода бани, из которых они выбирают наиболее пригодную и полезную, по их мнению, против недуга.

111. Одни, например, садятся голые в лодку и, добившись обильного поту вследствие усиленной гребли, бросаются за тем прямо в реку, в которой плавают некоторое время и затем сушатся на солнце, или вытираются рубахой.

112. Другие бросаются в воду холодные, за тем ложатся перед огнем, разведенным в печи, мажут все тело маслом, или жиром, и поворачиваются перед огнем до тех пор, пока жир впитается, так сказать, в них; делают это для того, чтоб размять члены и сделать их более гибкими.

113. Третий способ самый общеупотребительный и простой. За Финской слободой, в лесу, у небольшой речки, выстроено 30-ть слишком бань, из которых половина для мужчин, а другая для женщин.

114. Вверху на крышах сидят дети и кричат, что бани их превосходно истоплены. Желающие мыться в этих банях раздеваются на открытом воздухе и бегут за тем в баню; когда же там достаточно пропотеют и обдадутся холодной водой, [1092] выходят на воздух или на солнце, бегают везде под кустами, шутят и балагурят между собою.

115. С изумлением видишь, что не только мужчины в своем отделении, но и девицы и женщины в своем, по 30, 50 и более человек, бегают, без всякого стыда и совести, так как сотворил их Бог, и не только не прячутся от сторонних людей, прогуливающихся там, но еще подсмеиваются им своею нескромностью. Таким образом Русские мужчины и женщины моются зимою и летом, по крайней мере в неделю раз, и за такое мытье каждый платит одну копейку, так как бани принадлежат царю.

116. Те, которые при домах своих имеют собственную баню, обязаны ежегодно вносить известную плату, и от таких бань по всей России казна получает значительный доход.

117. Четвертый и последний род бани есть самое сильное медицинское средство, и Русские прибегают к нему в тяжких болезнях. Он состоит в следующем: натапливают печь обыкновенным образом и когда самый жар в ней, после топки, несколько спадет (до того, впрочем, что я не мог выдержать руки на полу печи и четверть минуты) залезают в нее пять, шесть, а иногда меньше или больше, человек; когда таким образом они разместятся и разлягутся в печке, товарищ их, остающийся снаружи, прикрывает устье печи так плотно, что пациенты едва могут переводить в ней дух. Наконец, когда они не могут уже более выдержать, то начинают кричать, чтобы сторожевой отворил печь и выпустил бы их из нее дохнуть немного [1093] свежим воздухом; вздохнув, они опять залезают по-прежнему в печь и повторяют приемы эти до тех пор, пока вдоволь не распарятся; после чего, с раскрасневшим, как кумач, телом, бросаются они, летом прямо в реку, а зимою (что они еще больше любят) в снег, в который и зарываются совершенно, оставляя открытыми только нос да глаза. Так зарытыми в снегу остаются они два и более часа, смотря потому, как требует их болезненное состояние, и этот последний прием считают они одним из превосходных средств к выздоровлению.

118. Когда царь, возвращаясь в последний раз из Риги, проезжал через Дудров, он узнал, что тамошний Русский коммисар никогда не пьет Венгерского вина и даже не мог выносить его; вследствие чего приказано было напоить его тем вином, и ему задали столько стаканов, что он в скором времени валялся уже на полу. По отъезде царя, слуги коммиссара, видя, что он смертельно болен и едва жив, вытащили его нагого на двор, в глубокий сугроб снегу, зарыли его там крепко-накрепко и дали ему проспать в таком положении 24 часа сряду. По прошествии этого времени, коммиссар поднялся и совершенно здоровый пошел отправлять свои занятия, как ни в чем не бывало.

119. 23-го Июля, ее высочество супруга царевича разрешилась от бремени княжною, которую 29-го того же Июля крестил Русский священник, при чем имя дано было ей Наталия Алексеевна, в честь восприемницы ее, княжны Наталии. [1094]

120. Царевич находился в это время в Карлсбаде, и некоторые полагали, что, под предлогом нездоровья, он с умыслом оставался в дали, чтобы не быть при родах своей супруги. Царица-наследница (кронпринцесса) просила, чтобы, при церемонии крещения, её пощадили в ее родильном ложе от обычных Русских обрядов, приношения подарков, поцелуев и проч. и проч.

121. По законам Греческой или Русской веры не могут быть восприемниками у одной и той же купели: беременная женщина, муж и жена, или двое обрученных; равным образом неженатые и незамужние лица, если они состоят в кумовстве между собою (т.е. крестили одно дитя), не могут вступать в брак между собою, а также и крестный отец не может жениться на своей крестной дочери; впрочем, по приказанию царя, обычай этот в настоящее время не строго обязателен. При торжественной церемонии крещения находились все тогдашние сенаторы, список которых сообщен мне был следующий:

122. 1) Князь Яков Федорович Долгорукий, человек почтенных лет, бывший более 20 лет посланником во Франции и потом находившийся 10 лет в плену в Стокгольме, вместе с другими Русскими, в числе 40 человек. Он особенным, хитрым образом бежал из-под караула с одного Шведского корабля (скончался в 1720 году).

123. 2) Михаил Владимирович Долгорукий, двоюродный брат, а может быть и племянник первого. В 1718 году, при следствии над царевичем, попал в немилость. [1095]

124. 3) Граф Иван Алексеевич Мусин-Пушкин, хороший камералист, управлявший несколько лет Астраханью и в следственном производстве над царевичем состоявший президентом.

125. 4) Тихон Никитич Стрешнев, бывший прежде в великом почете и информатором царя. Умер в 1719 году.

126. 5) Никита Моисеевич Зотов, называемый запросто князем-папою. Умер года два тому назад.

127. 6) Князь Федор Юрьевич Ромодановский, вице-царь Московский, умер тоже два года назад, а сын его наследовал ему в его должности.

128. 7) Андреевич Опухтов, бывший посланник (Матвеев) по возвращении домой, сделан сенатором и президентом Юстиц-Коллегии; и следующие четыре действительных тайных советника, именно:

8) Великий канцлер - граф Головкин, вице-канцлер барон Шафиров, князь Долгоруков, теперешний посланник Польский и г-н Толстой, бывший посланник при Порте: все также присутствуют в Сенате.

129. 20 Августа курьер привез известие о первой морской победе, одержанной царем над Шведской эскадрой, у Финляндского берега, при Гангуде (Ганго-Удд) ⁸, и 18 Сентября царь совершил торжественное вшествие свое в Петербург, через нарочно устроенные для того победные ворота, следующим порядком.

130. 15 Сентября Его Царское Величество прибыл в Кроншлот и [1096] оставался там два дня; за тем продвинулся к Екатерингофу, где прождал тоже два дня, пока царица разрешилась от бремени новорожденной царевной, и за тем уже, 20 числа, приблизился к крепости, приветствуемый 150 выстрелами из пушек.

Шествие начинали:

1) 3 Русские галеры.

2) 3 Шведских шербота ⁹, каждый о 4 пушках.

3) 6 Шведских галер, каждая о 14-ти пушках.

4) Шведский Фрегат с своим контр-адмиралом Ереншельдом.

5) Одна шампавия ¹⁰, с Русским контр-адмиралом (самим царем, который во флоте приказывал называть и чествовать себя не иначе, как по заслуге в оном).

6) Три Русских шампавии с Русскими солдатами.

Когда суда эти бросили якорь и люди вышли на берег, то шествие открывал:

1) Генерал-майор Головин, проходя через победные ворота, во главе роты лейб-гвардии Преображенского полка. За ним следовали:

2) 10 пушек, 60 знамен и 3 штандарта, отнятые генералом князем Голицыным у Шведского генерал-майора Аренфельда, в деле при Вазе, в Финляндии.

3) Две роты Астраханского полка.

4) Шведские морские унтер-офицеры, солдаты и матросы, в числе 200 человек.

5) Две роты Преображенцев. [1097]

6) 14 Шведских морских офицеров.

7) Флаг Шведского контр-адмирала, несомый четырьмя унтер-офицерами.

8) Шведский контр-адмирал, одетый в новый, шитый серебром, подаренный ему царем, кафтан.

9) Его Царское Величество, в качестве контр-адмирала, в зеленом, золотом шитом, кафтане, заключал шествие, вместе с остальными ротами Преображенского полка.

На великолепно-разукрашенных победных воротах выведены были различные замысловатые изображения. Между прочим орел, сидящий на слоне, с надписью: “Русский орел мух не ловит”. 3ахваченный Шведский Фрегат, называвшийся Элефант, объясняет сказанное изображение.

131. В описанном порядке победители и побежденные вошли в крепость, где, восседая на троне и окруженный всеми сенаторами, вице-царь Ромодановский потребовал царя, как контр-адмирала, в Сенат и принял от него письменное донесение об одержанной победе.

132. Ромодановский вместе с сенаторами прочитали донесение; прочитавши держали некоторое время между собою совет и за тем, предложив еще несколько словесных вопросов Русскому контр-адмиралу и другим лицам, в заключение единогласно наименовали и провозгласили последнего, за верно-сослуженную им службу Отечеству, Русским вице- адмиралом, при чем вся комната Сената огласилась громкими криками: да здравствует вице-адмирал! Новый вице-адмирал, отблагодарив как следует за оказанную ему честь, отошел в свою шлюпку, на которой и развернул [1098] свой вице-адмиральский флаг, и за тем, приняв поздравление от иностранцев, явился на пиршество, приготовленное во дворце князя Меньшикова.

133. После стола царь оказывал особенную милость Шведскому контр-адмиралу Ереншильду и сказал всем стоявшим вокруг Русским вельможам: “Вы видите перед собою храброго и верного слугу своему государю, у которого он удостоился высшей награды; и он должен также, до тех пор пока будет у меня, пользоваться всевозможною и моею милостью, хотя он и много перебил храбрых Русских. Я вам это прощаю (прибавил он, обращаясь к Ереншильду с улыбкою) и пребуду благосклонен к вам”.

134. Отблагодарив царя, Ереншильд отвечал: “Хотя я и честно служил своему государю, но сделал не более того, что я обязан был сделать. Я искал смерти (он получил семь ран), но не нашел её и утешаюсь в моем несчастии тем, что взят в плен Его Величеством, как великим морским офицером, ныне возведенным в звание вице-адмирала, и что я им принят с такими милостями”. Ереншильд этот уверял, что Русские сражались, как львы и что если бы он сам не видел их стойкости в бою, то никогда бы не поверил, что из своих глупых подданных царь сделал таких хороших солдат. Но чего не могут достигнуть настойчивость, время и мудрость!

135. Надеюсь, что читателю не будет неприятно, если я открою здесь те обстоятельства и средства, которыми царь довел свое военное управление [1099] до такого превосходного состояния, которому теперь весь свет удивляется.

136. Известно, что по смерти старшего сводного брата Феодора, было прежде общее управление со вторым сводным братом его Иваном, и что царевна София, родная сестра Ивана, по особой любви к сему последнему и по своему непомерному желанию правительствовать, изыскивала всевозможные на свете средства к тому, чтобы совсем извести сводного брата своего, нынешнего царя Петра, или по крайней мере устроить дело так, чтобы тем или другим образом можно было устранить его от наследования престола.

137. Чтобы достигнуть этой последней цели, она полагала, что нет иного лучшего пути, как лишить юного царя Петра хорошего воспитания и оставить его расти в дикости, среди общества молодых, грубых людей, в надежде, что по неблаговидному образу жизни своей, он, без сомнения, сделается со временем ненавистным народу, и что его выдающийся великий дух и разум померкнут вследствие разврата и знакомства со всеми возможными пороками, и следовательно сделают его неспособным к правлению и предприятию великих дел.

138. Но все эти замыслы и соображения удались очень плохо, потому что превосходная натура возраставшего царя взяла верх, и обнаруженное возмущение царевны Софии в 1683 году, равно как и предостережения Русских, верных царю, открыли наконец ему глаза и возбудили в нем сильное негодование против многих знатных людей в государстве и вместе с тем и желание, со временем и при случае, отомстить [1100] этим противникам его. Поэтому, на сколько с одной стороны забота, которую причинила ему партия Софии, на столько с другой и необходимость низвергнуть оную, положили первое основание намерению царя тверже укрепиться на своем престоле, с помощию иностранцев, для чего призывать их более, чем когда-либо прежде, из всех стран света, на всевозможные к нему службы. Он хорошо понимал, что эта толпа пришельцев, будучи ненавидима и преследуема его подданными, тем самым побуждена будет возлагать единственное свое упование на него, царя и, в случае возмущения, без сомнения будет держаться его и делить с ним его счастие и несчастие.

139. Беспрестанные подстрекательства и тайные заговоры, которые возбуждаемы были против царя Петра и которых он избавлялся удивительным образом, ускорили вербование иноземных офицеров, и когда в числе их прибыли в Россию многие такие способнейшие люди (и в особенности знаменитый Лефорт) которые скоро приобрели внимание и милость монарха, то естественно, что рассказы их о своих странах, их предложения умножить в России военную силу и поставить её на Немецкую ногу, а следовательно и привести к повиновению Русских, враждебных царю, должны были еще более укрепить в нем желание изменить у себя форму правления.

140. Таким образом царь Петр принял твердое решение поставить Русской злобе Немецкий противувес и с помощию сего последнего совершенно извести старую Русскую закваску; поэтому его первым старанием было уничтожить корпус, [1101] очень преданный сестре его и состоявший из 40000 слишком стрельцов, так как воины эти были уже стары, своенравны, но довольно еще сильны для того, чтобы подчиниться муштрованию и нововведениям Немецких офицеров. Весьма необходимо, следовательно, было вести дело это с такою осторожностию, чтобы никто не мог заметить цели предприятия, чтобы не озлобить Русских и не напугать иностранцев, которые из опасения могли и уйти из службы.

141. Вследствие всех этих соображений, царь Петр завел роту в 50 человек, которая не имела никакого родства и ничего общего со стрельцами, приказал ее одеть и упражнять на Немецкий лад, поставил в ней иноземных обер и унтер-офицеров; сам, для ободрения новобранцев, стал в ряды их в качестве барабанщика, потом унтер-офицера и так далее до капитана, ходил с этою ротою на парады, и Русские воображали себе, что он держит людей этих только для потехи своей; поэтому и стрельцы смотрели на неведомые им упражнения, как на зрелища, и забавлялись только ими.

142. И так дело превосходно подвигалось вперед; маленький отряд, с течением времени все более и более усиливался, пока наконец из него образовался целый батальон, а потом и несколько полков, таким образом, что этот казавшийся в начале шуточным рассадник вывел, в конце концов, такую новую армию, которая сломила шею старой за ее возмущение, утвердила трон царя, и в последствии, доставила ему как внутреннюю безопасность, так и высокое уважение иноземных государств. Поэтому-то царь [1102] свою лейб-гвардию, состоящую из 10,000 человек, как опору и защиту государства, более любит и содержит лучше, чем все другие войска.

143. Если теперь к этим 10,000 человек прибавить многочисленные войска, стоящие в Финляндии и Украйне, гарнизоны Петербурга, Нарвы, Риги, Ревеля и пограничных Украинских крепостей, то можно вывести довольно верное заключение, что военная сила царя в действительности должна простираться до ста тысяч обученных, хорошо снаряженных и еще лучше вооруженных солдат, не считая тут состоящих в царском подданстве Казаков, Татар и Калмыков, ни так называемых черных полков, составляющих род земской милиции.

144. Эта военная сила в настоящее время держится в строжайшей дисциплине и весьма порядочно выучена, хотя, по ничтожности жалованья Русских офицеров, она не стоит так высоко у царя, как армии в других странах.

145. Русская пехота не уступит никакой другой, кавалерия же хотя также состоит из истинно достойных воинов, но в ней следовало бы кое-что изменить; при том же лошади в России малорослы, и Русский человек никак не привыкнет надлежащим образом блюсти и беречь своего коня.

146. На помянутом выше пиршестве, офицеры, бывшие на море с царем, рассказывали, что Его Величество, во время страшной бури в Июле месяце, находился с кораблем своим в большой опасности, и по мнению всех, понимавших морское дело людей, считал себя уже погибшим, вследствие чего из двух [1103] зол он выбрал будто бы меньшее и, не взирая на скалы и на отговоры Русских, умолявших его на коленях, сел в крепкую шлюпку, сказав только: “Вы братцы не верите судьбе” (Praedestination) и в неунимавшуюся бурю, в темную ночь, пустился в море, счастливо достигнул берега, находившегося в двух милях и, по условию, развел тотчас же на берегу огонь, чтобы известить флот о своем спасении.

147. Оба месяца, Октябрь и Ноябрь, проведены были в разных полезных занятиях, и царь в особенности хлопотал о постройках в крепости, о сооружении разных других общественных зданий, о кораблестроении, для чего собрано было более 40,000 рабочих людей; но так как и этого количества народу было недостаточно, то в помощь пригнаны были Финские крестьяне и пленники Шведские. Сих последних прибыло из Самары, города лежащего за Казанью на р. Волге, 600 человек, которые там работали несколько уже лет, в серных копях; по вредному влиянию работы этого рода на здоровье людей, пленники большею частью перемерли в тех местах.

148. Государыня-царица, как первая покровительница и благодетельница всех бедных и несчастных людей, когда пленники прибыли в Петербург, оделила их зимней одеждой и дала им по нескольку денег.

149. В последний из поименованных выше месяцев, я осматривал город Нишанц, разрушенный в начале настоящей войны Русскими. Город этот находился на расстоянии около мили от Петербурга, по ту сторону реки, как раз на ее берегу, и я мог видеть одни только [1104] развалины его, глубокие рвы, колодцы и погребные ямы, потому что весь материал разрушенных домов употреблен был на обстройку Петербурга. Жители города, производившие порядочную торговлю в Остзейском море, большею частию захвачены в плен, а незамужние девицы взяты к себе в услужение царицею, княгинею Меншиковою и другими знатными дамами и за тем повыданы замуж.

150. В тоже время я взглянул на увеселительный дворец Петергоф, лежащий у самого взморья, и если я скажу здесь о нем только то, что в продолжении 10-ти уже лет над ним работали лучшие мастера и несколько тысяч рабочих людей, которые покорили и переделали самую природу, то уже поэтому можно составить себе понятие о великолепии и отделке увеселительных построек, на которых в прошлом году ежедневно находилось по 10,000 человек и которые скоро представят собой новый Версаль.

151. 1-го Декабря умер Самоедский князь, о котором я говорил выше; отпевание совершалось с большими церемониями в католической церкви, к которой он принадлежал по своей вере, и при этой церкви он и погребен.

152. За несколько лет перед сим он был коронован в Москве, и ему присягали 24 Самоеда, нарочно для того выписанные из их земли, вместе с таким же числом оленей.

153. В начале Декабря месяца, прискакал из Константинополя курьер, от вице- канцлера Шафирова, доносившего царю, что, после многих тревог и неудовольствий, он получил от Порты благосклонный [1105] отпуск, что отправляется домой, находясь в наилучшем с нею согласии, и посылает из Константинополя курьера вперед на три мили. Царь очень рад был возвращению этого министра, который целому государству Русскому сослужил такую великую службу.

154. В это же время царь приказал написать своему агенту во Францию, чтобы он приискивал как можно больше всякого рода искусных ремесленников и договорил их приехать в Россию на выгодных для них условиях, обещая им, между прочим, что они будут иметь даровые помещения и первые 10 лет свободу от всех податей и повинностей.

155. Из Берлина приехал в Петербург один Француз, взявшийся устроить чулочную фабрику, для которой и начали уже строить большой каменный дом.

156. Всем жителям Петербурга, имеющим деревянные одноэтажные дома, строго воспрещено возводить на них другой этаж. Указом недавно вышедшим повелено также, что хотя и дозволяется еще иметь значительное число выстроенных уже деревянных домов, но чтобы впредь не строить ни одного дома из лесу, а чтобы стены и крыши новых домов были кирпичные.

157. Царь приказал предписать царевичу, чтобы он, окончив лечение в Карлсбаде, явился в Петербург. Когда пришло к нему это повеление, а также и в своем ответе на оное, царевич обнаружил мало охоты исполнить его; ходили слухи, будто он был недоволен тем, что до сих пор числился только сержантом. [1106]

158. Богатый князь Гагарин, губернатор Сибирский, хотел было единственную дочь свою, молодую, прекрасную и разумную девицу, выдать, против воли ее, за старшего сына сенатора Мусина-Пушкина, воротившегося из Франции; чтоб избавиться от этого невольного брака, девица бежала из Москвы в какой-то Русский монастырь и постриглась в нем.

159. В России, если жена убежит от мужа или дочь от родителей и поступят в монастырь (что случается довольно часто в провинциях), то никто уже не может ее взять оттуда, коль скоро она постриглась в монахини.

160. Царь совершил поездку в Дудров и другие местности Ингерманландии, дабы обозреть колонии, выселенные туда из России и взглянуть лично на состояние их. Из России он вывел в Ингерманландию множество зажиточных с полным хозяйством крестьян, с женами и детьми, и поселил их в поместьях, прежде доходных, но вследствие войны и чумы обратившихся в совершенно пустынные земли; с другой стороны, бедным крестьянам, жившим внутри России, роздано в собственность все то, что оставили там упомянутые выселенные оттуда крестьянские семьи.

161. Из Москвы пришли слухи, что вдовствующая супруга царя Ивана, Прасковия, с тремя дочерьми своими (из которых старшая Анна была тоже уже вдовою герцога Курляндского, а средняя вышла позднее за герцога Мекленбургского) получила приказание оставить свою увеселительную дачу, доставшуюся ей во вдовий удел - Измайлово, [1107] лежащее в 3 милях от Москвы, и приехать в Петербург.

162. Царевны, дочери царя, воспитывались в Петербурге; они хорошо и старательно обучены всему, что было им необходимо. Они очень свободно говорили по-немецки, но по-французски их еще не обучали.

163. Однажды царь спросил у кого-то: “Неужели Немецкий язык недостаточно богат, чтобы можно было вразумительно и попятно объясняться на нем!” И когда ему отвечали: “Да, Немецкий язык достаточно богат для того”, он выразил удивление, что Немцы так сильно влюблены во Французской язык.

164. Работы по сооружению большего здания для новой канцелярии, все время, деятельно продолжались и теперь совершенно окончены. Нет в целом свете (дипломатической) канцелярии, в которой бы велись дела на стольких языках, как в Русской. В ней 16 переводчиков и секретарей, ведущих переписку на Русском, Польском, Латинском, Немецком, Английском, Голландском, Датском, Французском, Итальянском, Испанском, Греческом, Турецком, Китайском, Татарском, Калмыцком и Монгольском языках.

165. По завоевании Дерпта и Нарвы Русскими, все жители этих городов, взятые в плен, числом 1600 человек, выселены были внутрь России, в Казань, Астрахань, Сибирь, Вологду и Москву; когда же, прошедшим летом, все эти пленные были разысканы и им объявлено, что они могут возвратиться на родину, то, вследствие этого повеления, человек 200 из них, людей зажиточных, воротились в Нарву [1108] и теперь давно уже находятся там; другие же, доехав до Москвы, остались там и представили царю слезное прошение, что так как они потратили на проезд все, что имели, то и не могут ехать далее. Вследствие этого Его Величество приказал дать им в Москве 200 повозок с лошадьми, для доставления их на родину. В настоящее время люди эти хотя и проживают уже в Нарве, но дела их вообще плохи. Большая же часть пленных добровольно осталась в местах, куда были высланы, потому что там они могли добыть лучшие средства существования, и не захотели покидать свои вновь приобретенные дома и земли.

166. Один офицер, приехавший из Финляндии, рассказывал мне, что в одном лишь городе Каянебурге, лежащем у открытого моря в Финляндии, еще стоял Шведский гарнизон, но что теперь и он также находится под владычеством царя. Относительно этого города замечательно то, что Шведский комендант его, во все время войны, состоял в самых дружественных отношениях с пограничными Русскими и Лапонцами, что одинаково приятно было для обеих сторон, для Шведов, и для Русских. Это объясняется тем, что, по причине бедности самой страны и её жителей, неприязненность не доставила бы никакой выгоды или пользы. То же самое, как слышал я от самого царя, происходит и в главном городе Лапонии Коле, где сходятся границы Шведских, Датских и Русских Лапонцев и где эти различные народцы, скудно питаясь печеною рыбою, в продолжении всей войны, жили между собою дружелюбнейшим образом [1109] и не переставали вести торговлю друг с другом.

Положение Финляндии (по рассказам того же помянутого офицера) крайне бедственное: крестьяне некоторых уездов до сих пор не имели вовсе хлеба и питались древесною корою. В этой стране нет даже селений, а лишь отдельные, там и сям разбросанные избы, и на пространство 4 и 5 миль приходится по одному только священнику. Почва земли во всей Финляндии мало плодородна и покрыта больше голыми утесами, скалами, озерами, болотами, порубленным кустарником, который, с помощию крестьян, рубили и расхищали Шведские партизаны.

167. В этом месяце обнаружилась наконец причина печального настроения царя, в котором он находился уже несколько недель. Он открыл теперь злоупотребления, вкоренившиеся в его государстве еще с 1706 г. и узнал, почему войска получают плохо жалование и терпят великую нужду, почему уходят Немецкие офицеры, от чего тысячи рабочих людей погибли самым плачевным образом, от чего настала такая дороговизна в его стране, внутренняя торговля упала и особенно финансы находятся в столь дурном состоянии. Царь принял твердое решение исправить все это, если не вполне, то насколько возможно, для чего и приказал произвести в этом году общее расследование.

168. Из 20 летнего опыта известно, что царь, несмотря на все расходы по устройству армии и флота и всевозможные сооружения и постройки, никогда не был в необходимости прибегать к займам, но [1110] всякий раз находил для исполнения своих предприятий новые вспомогательные средства в своем государстве. Россия чрезвычайно богата товаром и продуктами, но в чистых деньгах избытка далеко в ней нет, и если взглянуть на огромное пространство этого государства, то становится удивительным, что между обширностию его и доходами оказывается такая громадная несоразмерность; ибо в нем есть много провинций, которые, в плодородии и в богатстве произведений, служащих к удовлетворению потребностей человека, не уступят никакой другой стране в свете. Хотя царь и открыл большую часть причин этого неудовлетворительного состояния и многие уже устранил; но иные в настоящее время ему еще невозможно уничтожить; а об остальных он и сам не имел еще ни времени, ни случая собрать вполне достаточные сведения.

169. Нельзя отрицать, что в России мало городов, а много лесов и степи; что большая часть земли ее бесплодна или, лучше сказать, остается необработанною; но одна из важнейших причин такого явления заключается в том, что страна обессилена убылью народа от теперешней войны; остальное население, вследствие тирании чиновников и дворян, не имеет ни охоты, ни расположения приложить к чему-нибудь руки и помышляет только о своем ежедневном скудном пропитании.

170. Так как цари имеют власть во всякое время, по усмотренным обстоятельствам, отбирать имения у бояр своих, то поэтому и сии последние возымели ложное мнение, будто они тоже могут делать с своими крестьянами; отсюда и происходит, [1111] что всякое прилежание, всякое стремление к приобретению подавлены у крестьян и что крестьяне эти, из недоверия к помещику своему, если и приобретают кое-что тайком, то зарывают в навоз и ничему не дают ходу.

171. Высасывая себе таким образом хитростию и властью сок и силу крестьян, дворяне не хотят в тоже время колоть глаза своими награбленными богатствами, и оттого, по примеру крестьян, запирают свое золото в ларцы, где оно и ржавеет, или же (как разумно делают теперь некоторые из них) посылают свое золото в банки, в Лондон, Венецию, или Амстердам. Вследствие всего этого, так как деньги дворян и крестьян скрыты, то они и не могут быть в обращении и не приносят стране никакой пользы; и хотя царю не раз советовали отменить рабство, пробудить и ободрить большинство своих подданных дарованием им некоторой умеренной свободы и тем доставить выгоду и себе; но царь, в виду дикой натуры Русских, а также и того, что без принуждения их ни к чему не поведешь, имел достаточные причины отвергать до сих пор эти советы и предложения.

В первое время пребывания моего в России, хотя я и старался всеми мерами добыть точное исчисление царских доходов, но все старания мои оставались тщетными до тех пор, пока наконец, с помощию некоторых добрых друзей, я не напал на след. Таким образом из данных, полученных мною от них, а частию извлеченных мною самим из тех или других источников, я хочу сообщить здесь [1112] читателю верные и до сих пор еще нигде не обнародованные сведения о доходах царя в том виде, как они были с 1714 по 1717 год, и тем дать точное понятие о теперешнем состоянии такого могущественного государства, какова Россия.

172. Доходы, ежегодно предполагаемые к поступлению в царскую казну с отдаленных областей, входящих в состав Русского государства, троякого рода: людьми, провиантом и деньгами.

173. В числе людей, поставка которых доставляет царю известные выгоды, справедливо считают:

174. Казаков или Черкасов. Они населяют так называемую Украйну, или пространства, лежащие между рр. Доном и Днепром, выше порогов сей последней реки, почему они и пишутся также Запорожцами. Прежде они состояли под владычеством Польши, но непомерно угнетаемые этою нациею перешли в подданство сперва Турок, а потом, когда не нашли, вероятно, желанного и у этих неверных, в подданство к царю Алексею, отцу нынешнего монарха.

175. Виновник сего последнего подданства был тогдашний генерал или гетман казаков, Дорошенко, потомки которого и теперь еще считаются знатнейшею фамилиею и который сумел постановить такие условия договора, что в тех местах, где в последствии не было никаких перемен, казаки, не смотря на подданство свое, едва ли знают, что называется подданством.

176. Поступая под защиту и покровительство Его Царского Величества, Дорошенко выговорил себе преимущественно следующие условия: чтобы вся Украйна была свободна [1113] ото всяких гражданских повинностей, чтобы казаки жили по однажды принятым и в Украйне действующим Магдебургским правам, чтобы они пользовались свободною торговлею и в особенности винокурения, варения и продажи пива и меду, чтобы они управлялись своим начальством и чтобы отнюдь не поставлять им начальника из Русских или иностранцев. За все это он с своей стороны обязался поставлять царю, по первому его востребованию, конное войско в 60,000 человек. Такое предложение представляло великую выгоду в те времена, когда не знали еще регулярных войск и когда казаки в Польском и Русском мире считались лучшим и сильнейшим войском; в настоящее же время, при теперешнем устройстве царских войск, в казаках нет уже такой надобности, и их бы охотно освободили от воинской их службы (тем уже более, что теперь они свыше 30,000 человек и доставить не могут) и поставили прямо на Русскую ногу, если б не опасались того, что они уйдут назад, через Днепр, в пределы Польши, или за Дон в Татарию, так как они и всегда называют Татар своими братьями. В таком случае можно опасаться не только того, что занимаемые ими теперь превосходные земли обезлюдеют и обратятся в пустыни, но также и того, что, под их водительством и подкреплением, в Россию могут вторгнуться и Татары. Отважиться на это и подвергать себя такой случайности Русскому правительству кажется довольно опасным, и потому оно изыскивает другие, не столь заметные, способы, чтобы вполне поработить и обессилить [1114] Украйну. Приступ к этому сделан уже довольно удачный, именно тем, что, со времени войны с Турками и даже до сего дня, казаки обязаны были не только давать квартиры для большей части Русской кавалерии, но и ставить почтовых лошадей, ежеминутно требуемых, но ничем не оплачиваемых, вследствие чего вся страна их разорена до такой степени, что теперь она не походит даже на тень прежней Украйны.

Текст воспроизведен по изданию: Записки Вебера // Русский архив. № 6. 1872