ГЛАВА III.

Император Константин VII Багрянородный.

(913 – 959).

Византийская империя на протяжении всего долгаго царствования Константина Багрянороднаго (913-959 г.) почти безпрерывно находилась во враждебных отношениях с арабами, с которыми греки встречались весьма во многих местах. Халифат в эту эпоху, как известно, переживал время своего упадка, которое, между прочим, выражалось основанием отдельных самостоятельных, иногда очень прочных династий.

За это время в Армении греки могли сталкиваться с пра­вителями Адербиджана, где до 930 года властвовали саджиды, а после них дейлемиты; на последних в 944 году напали русские, занявшие город Бердаа. В Месопотамии и Сирии грекам приходилось иметь дело с эмирами Мелитины, Эдессы, Мосула, Тарса и Алеппо, но, как мы увидим впоследствии, из всех этих эмиров выделятся два знаменитых представителя династии хамданидов, Насир-ад-Даула в Мосуле и Сейф-ад-Даула в Алеппо, особенно последний. В Египте и в южной Сирии до Рамлы с 936 по 953 год правили ихшиды, а после них фатимиды; первые, будучи независимыми правителями Египта и Сирии, признавали по крайней мере религиозное верховенство и политическое главенство халифа; вторые же отвергали то и другое. В Африке с 909 года правили фатимиды; в Марокко и Испании были оммайяды. Сицилия и южная Италия управлялись иногда фатимидскими правителями, иногда самостоятельными эмирами. Наконец, критские арабы, будучи родом из Испании, про­должали тревожить прибрежныя византийския области и, как в предыдущее царствование, действовали очень часто заодно с восточными арабами ⁵⁹⁹. [196]

Все эти мусульманския государства составляли три крупныя группы: оммайядскую империю Испании и Марокко; фатимидскую империю в Африке, часто в южной Италии и Сицилии, а позд­нее в Египте и в южной Сирии, и аббасидскую империю на всем остальном востоке. Сам император Константин Багряно­родный в своих сочинениях также различает трех арабских «правителей правоверных» (τρείς άμερουμνείς), из которых первый живет в Багдаде и происходит из рода Му­хаммеда, второй живет в Африке и, происходя из рода Али и Фатимы, дочери Мухаммеда, называется фатимидом; третий живет в Испании и происходит из рода Моавии ⁶⁰⁰.

Византия во время Константина Багрянороднаго должна была иметь дело почти со всеми мусульманскими династиями; в продолжение сорока шести лет его правления шла упорная борьба с арабами, и на фоне этой непрерывной борьбы выделяются мирныя отношения с испанскими оммайядами, выражавшияся неоднократным обменом посольств.

Но мусульмане не были единственными врагами империи. До 927 года главным, самым страшным врагом Византии была болгарская держава Симеона, победы котораго грозили самому существованию Константинополя. Шли слухи, что Симеон хотел овладеть византийским престолом. Патриарх Николай Мистик отправлял к нему унизительныя послания, написанныя «не чер­нилами, а слезами». Только смерть Симеона в 927 году, застигшая его среди новых, обширных приготовлений против Византии, избавила империю от грозной опасности; после этого мир с Болгарией пережил Константина.

Только с этого времени Византия могла снова устремить свои главныя силы на мусульман, хотя, конечно, далеко не со всеми другими народами существовали у нея добрыя отношения. С тридцатых годов X столетия венгры начинают свои нападения на Фракию. В 941 и следующих годах в Вифинии и на азиатском берегу Босфора производил опустошения русский князь Игорь. Одновременно с походом Игоря в Пелопоннес под­няли возстание жившия там славянския племена милингов и езеритов. Но все эти затруднения были ничто в сравнении с минувшей опасностью со стороны болгар. Византия оборонялась успешно против венгров и русских, подавила возстание [197] славян, и это ей не мешало вести деятельную борьбу с мусуль­манами. Не отвлекала империю союзная с ней и находившаяся в зависимости от нея Армения, которая во время Константина переживала иногда тяжелые моменты, правда, только до двадцатых годов Х-го столетия.

Правление Константина Багрянороднаго распадается на три периода: первый с 913 по 919 год – время его малолетства и правление его матери Зои; второй с 919 по 944 год – время правления Романа Лекапина, и третий с 945 по 959 год – время самостоятельнаго правления Константина. В зависимости от того, кто стоял у кормила правления, менялась и внешняя по­литика империи, то несколько нерешительная и неопределенная, то более деятельная и установившаяся. Несколько подробнее мы будем останавливаться на отношениях Византии к выше названным народностям при самом изложении событий.

§ 1.

Малолетство Константина.

(913 – 919).

6 июня 913 года умер Александр, и на престол вступил малолетний Константин VII Багрянородный. Было объявлено ре­гентство, во главе котораго стал на короткое время патриарх Николай Мистик. Положение государства в момент вступления Константина было в высшей степени затруднительно как во внутреннем, так и во внешнем отношении. Тотчас после смерти Александра на престол изъявил притязания Констан­тин Дука, сын столь известнаго среди арабов Андроника, бежавшаго к ним в предыдущее царствование. В столице было полное смущение, продолжавшееся, правда, не долго, так как Константин Дука, потерпев неудачу в своей попытке, в том же году был убит.

Внешния отношения, благодаря необдуманному разрыву Але­ксандра с болгарами, также грозили весьма серьезной опасностью Византии. Болгарский царь Симеон не терял времени, и уже в августе 913 года подошел к Константинополю, но быстро отступил, заключив с греками «мир подлинно прочный, какого доселе не бывало и какого не знали прежния поколения». [198] Причиною этого, по всей вероятности, было согласие византийскаго двора на брак юнаго императора с одной из дочерей Симеона.

Ставшая во главе правления мать Константина Зоя, удалив Николая Мистика, нарушила снова договор с Симеоном и порвала переговоры о браке. Осенью 914 года Симеон начал новую войну и быстро занял Адрианополь. 20 августа 917 года византийския войска потерпели страшное поражение при Ахелое, вскоре после чего болгары подходили к стенам Константино­поля и нанесли грекам новое поражение у Катасирт; наконец, в 919 году они были в Дарданеллах, проникли в Среднюю Грецию, в классическия области, Фессалию, Фокиду, Беотию и Аттику ⁶⁰¹.

Нет ничего удивительнаго, что все внимание византийскаго правительства до 919 года, т.е года возведения на престол Романа Лекапина, было занято исключительно болгарами. Совер­шенно без помощи была оставлена Византией союзная Армения, которая после мученической кончины Семпада в 914 году подвергалась снова страшным опустошениям со стороны арабов. Избранный на армянский престол старший сын Семпада, Ашод II, не смотря на отдельные успехи в своей борьбе с арабами, не мог освободить страну от их господства. Правда, на западе, как мы увидим ниже, византийския войска в 916 году участвовали в союзе итальянских правителей против арабов Гарильяно; но это были войска Апулии и Калабрии, по­стоянно стоявшия там. Со стороны Руси Византия временно нападения не ожидала.

К возстанию Константина Дуки и войне с Симеоном при­соединилось возмущение в Апулии и Калабрии, вспыхнувшее также сразу после вступления на престол Константина, и враждебныя действия арабов на восточной границе.

У правительства не хватало сил справляться с надвигав­шимися отовсюду грозными опасностями. Получив известие о возстании в южной Италии, оно после безуспешной попытки подействовать мирными мерами на возмутившееся население, в [199] отчаянии прибегло к крайнему, весьма опасному средству: прави­тельство обратилось за помощью в Африку к фатимидскому халифу Убейдаллах-ал-Махди (910-934 г.), предлагая ему деньги и прося помочь империи в деле усмирения итальянских мятежников. Халиф ал-Махди, конечно, с удовольствием принял предложение и, высадившись на многочисленных кораблях в Италии, подчинил Калабрию и Апулию византийскому императору ⁶⁰².

Неудивительно, что византийское правительство в таких тяжелых обстоятельствах было готово на какия угодно средства, чтобы хоть несколько облегчить свое положение. Отсюда понятно только что указанное посольство к африканскому халифу с просьбою о помощи. Отсюда становится совершенно ясным соглашение Византии с сицилийскими арабами, которое мы относим именно к этому времени, т.е., вероятнее всего, к 914 году. Стратигу Калабрии, Евстафию, императорскому спальнику (θαλαμηπόλος), было поручено, в виду безсилия Византии одной справиться с восточными и западными сарацинами, а также в виду того, что болгары открыли военныя действия, заключить соглашениe с сицилийскими арабами на унизительном условии ежегоднаго пла­тежа им 22,000 золотых ⁶⁰³. В этом случае мы видим те [200] условия, на которых ал-Махди согласился подавить для императора возстание в Апулии и Калабрии. Нас не должно смущать, что греческий источник здесь называет сицилийских мусульман, а не фатимидов; последние в это время имели большое влияние в Сицилии и назначали туда правителей; причем, эти отношения со­провождались сильными смутами на острове. Там в начале 913 года многие правители, назначенные фатимидами, были прогнаны населением из своих городов. После довольно продолжительных переговоров население избрало 18 мая 913 года ⁶⁰⁴ правителем Ахмед-ибн-Курхуба, который, желая упрочить свое избрание свя­щенною войною, летом же 913 года снарядил флот в Калабрию, возвратившийся после удачной экспедиции с большим числом пленных и с богатой добычей в Сицилию ⁶⁰⁵. В то же время Ибн-Курхуб имел намерение обезпечить свою власть в северо-восточной части Сицилии, в Valdemone, где после поражения христиан в 902 году арабы, повидимому, отстроили разрушен­ную Таормину, так как арабские писатели называют ее уже новой крепостью. Для этой цели Ибн-Курхуб отправил к ней своего сына Али под предлогом найти там надежное помещение для своих богатств и рабов и убежище, в случае возстания населения против него, для самого себя. Но предприятие оказалось гораздо труднее, чем он предполагал. После трех или даже, может быть, шести месяцев осады новой Таормины часть войска Али, вероятно, берберы, возмутились против него, отказались далее продолжать осаду, сожгли войсковой обоз, палатку самого Али и даже грозили убить последняго. Но в дело вмешались арабы, которые и спасли жизнь Али. Конечно, после этого осада была оставлена ⁶⁰⁶. За этой неудачей под Таорминой у Ибн-Курхуба последовала новая неудача на море, когда выступивший 1 сентября 914 года арабский флот потерпел крушение в [201] море, может быть, около Региума, при чем много кораблей по­пало в руки христиан ⁶⁰⁷.

Реакция против правления Ибн-Курхуба началась со стороны берберов, которые, отказавшись повиноваться ему, выбрали правителем Абу-л-Джафара. Последнему удалось уже после перемирия с греками в 916 году захватить Ибн-Курхуба и отправить его в Африку к фатимидскому халифу ал-Махди, который казнил его. Но надежды Абу-л-Джафара править Сицилией после смерти Ибн-Курхуба также не оправдались. На остров тотчас был назначен из Африки фатимидским халифом Абу Саид-Муса-ибн-Ахмед, который вступил в упорную борьбу с Абу-л-Джафаром. В 917 году после осады главный город Палермо сдался Мусе; после чего последний возвратился в Африку, оставив правителем в Сицилии Салим-ибн-Асед-ибн-Рашида. Сицилийская революция была подавлена, и власть фатимидов в Си­цилии, повидимому, должна была укрепиться ⁶⁰⁸.

Во всяком случае, подобныя смуты в Сицилии отвлекали внимание фатимидов от Византии; фатимиды прекрасно пони­мали, что обращение империи к ним с просьбою подавить южно-итальянское возстание и согласие платить ежегодную дань было вызвано теми тяжелыми условиями, в которых тогда нахо­дилась Византия. Поэтому фатимиды, воспользовавшись обстоятель­ствами, могли расчитывать на что-нибудь более выгодное, чем, очевидно, временное получение дани, и перейти в наступление. Сицилийская революция, как нельзя более кстати, пришлась для Византии, так как на несколько лет давала ей возможность обращать внимание на другия, более серьезныя затруднения; тем более, что и дела на восточной, малоазиатской границе далеко не обстояли благополучно.

Восточные арабы, по обыкновению, пользовались каждым [202] случаем, особенно при выше отмеченных затруднениях империи, чтобы безпокоить границы. Неудача экспедиции Имерия еще более ободрила арабов.

Вскоре после того, как малолетний Константин вступил на престол, на востоке уже в 913 году возникли недоразумения.

Победитель Имерия Дамиан, вернувшись из сухопутнаго по­хода 912 года, снова предпринял морской поход и, двинув­шись летом следующаго 913 года с сильным флотом вдоль берегов Малой Азии, осадил уже известный нам укрепленный пункт на карийском побережье Стровил. Успеху этой экспедиции помешала болезнь Дамиана, которая, быстро усилившись, свела его в могилу, что дало случай Николаю Мистику в своем письме к критскому эмиру говорить о справедливом наказании Божьем за беззакония вероотступника Дамиана ⁶⁰⁹. Арабский флот должен был вернуться ни с чем, так что византийское го­сударство совершенно неожиданно избавилось от серьезной опас­ности. На место Дамиана правителем пограничной области и начальником морских сил на Средиземном море был назначен Ибн-Малик ⁶¹⁰.

Почти одновременно ал-Хусейн-ибн-Хамдан-ибн-Хамдун совершил летний поход на восточной границе, во время котораго он завоевал несколько крепостей и убил много греков ⁶¹¹.

Летом 914 года двинулся из Тарса в поход евнух Бишр, [203] сын Абу-л-Саджа, правитель Тарса; но, повидимому, действия его не были особенно удачны, так как ему на помощь выступил в Тарс визирь Али-ибн-Иса... ⁶¹²-ибн-Абд ал-Баки. Но их совместное участие также не помогло делу, и их летний поход окончился неуспехом. Желая поправить последнее обстоятельство, они решили предпринять трудный зимний поход и в феврале или марте 915 г. ⁶¹³ произвели удачное вторжение: несколько крепостей, богатая добыча и около 2,000 пленных греков, среди которых было 150 патрициев, достались в руки мусульман ⁶¹⁴.

Но в то время, как на юге арабы, двинувшиеся из Тарса, одерживали верх, с другой стороны греки направили свои усилия на Месопотамскую область и действовали весьма успешно. Очевидно, греки знали, что арабския войска заняты были в то время делом Хусейн-ибн-Хамдана, который возмутился против ха­лифа ал-Муктадира ⁶¹⁵. Население пограничнаго укрепленнаго города Хисн-Мансура ⁶¹⁶ сдалось в плен грекам, которые столь же успешно действовали под Марашем и Шимшатой (Шамшатой) ⁶¹⁷. [204] В руках греков оказалось около 50,000 пленных мусульман. Подобныя неудачи серьезно встревожили мусульманския власти, так что для подкрепления в Месопотамию были отправ­лены войска и деньги, после чего целый ряд более мелких столкновений, уже неудачных для греков, происходил в той местности. На помощь грекам прибыл известный нам армянский начальник Мелих-ал-Армени, который, явившись также под Марашем, опустошил его область и, захватив в окрестностях много пленных, удалился.

Вскоре и тарасийское войско, столь удачно начавшее свои действия, потерпело неудачу. В том же 915 году греки под начальством логофета разбили тарсийских арабов и убили из них около 600 всадников ⁶¹⁸.

Эти успехи на востоке, относительное спокойствие со стороны болгар в 915 и 916 году и продолжавшаяся еще революция в Сицилии сделали для Византии возможным участие в союзных действиях итальянских правителей против страшной арабской колонии у Гарильяно, переживавшей уже свои последния времена ⁶¹⁹. [205]

Как мы видели выше, Ландульфу Беневентскому была обещана помощь против арабов византийским императором Львом, который, не успев сдержать своего обещания, умер в 912 году. Ландульф, занявший престол после смерти отца, вступил в союз против арабов с Неаполем и несколько раз побеждал их. Но эти победы не имели большого значения, и арабы в продолжение конца IХ-го и начала X века свободно грабили из Гарильяно. Опустошена была территория Беневента; не пощажена была область Рима; был разорен зна­менитый в средние века монастырь Фарфа, и опустошения распространились по всей Кампании. «Едва северные пилигримы, шедшие в Рим, спускались с Альп, как им преграждали путь испанские мавры, укрепившиеся с 891 года во Фраксинете (Fraxinetum) в южной Галлии (теперь Fréjus, между Тулоном и Канном); откупившись там, пилигримы попадали в руки сарацин по дорогам Нарни, Риети и Непи. Ни один поклонник не доходил до Рима с дарами, и такое положение вещей дли­лось тридцать лет. Всякое центральное управление в этих провинциях исчезло, где каждый город, каждая крепость, каждое аббатство были предоставлены самим себе ⁶²⁰». В эти тяжелыя времена итальянских правителей должна была очень интересовать судьба многочисленных христианских пленных, попадавших в руки мусульман; появлялся вопрос об их выкупе. По всей вероятности, к этому времени относится письмо патриарха Николая Мистика к «любимому, достославному, ду­ховному сыну, славнейшему правителю Амальфи», который просил о выкупе пленных. В письме Николая Мистика сообщается, что византийское правительство уже отправило литр золота на выкуп пленных, и выражается надежда, что «всемогущая Божия десница» освободит пленных из рук нечестивых агарян и возвратит их на родину ⁶²¹. Наконец, с помощью одного [206] арабскаго ренегата папе Иоанну X удалось победить арабов в двух сражениях и принудить их, оставив Нарни и Ciculi, удалиться в Гарильяно ⁶²². Но этого было мало, так как арабы могли оправиться и снова начать свои нападения; надо было совер­шенно уничтожить гарильянскую колонию. Папою и Ландульфом был задуман для этого род крестоваго похода ⁶²³, т.е., дру­гими словами, они возвратились к проекту союза 910 года. В Константинополь было тотчас же отправлено с просьбою о помощи посольство, которое и получило благоприятный ответ ⁶²⁴. Византийская правительница Зоя, Альберих, граф Камерина, Беренгарий, граф Фриульский, провозглашенный папою в Риме императором в конце 915 года, решили действовать сообща. К ним присоединилось Сполето. Ландульф явился с войсками Капуи и Беневента. Со стороны Византии был отправлен флот и большое войско из апулийцев и калабрийцев под начальством патриция Николая Пицингли (Picingli) ⁶²⁵, который привлек к союзу правителей Салерно, Неаполя и Гаэты, пожаловав двум последним от имени императора звание патриция ⁶²⁶.

В июне 916 года византийский флот прибыл в Гарильяно, в то время как папа и итальянские союзники наступали с других сторон. Стесненные мусульмане укрылись на вершинах гор ⁶²⁷. Византийцы между тем выстроили крепость у [207] подножия горы, откуда осажденные обыкновенно производили вы­лазки для добывания провианта. Наконец, через три месяца мусульмане, потеряв много людей и сильно страдая от голода, в августе 916 года ⁶²⁸, по тайному совету правителей Неаполя и Гаэты ⁶²⁹, сожгли все свои строения, а сами искали спасения в окрестных горах и лесах, где все почти и были или перебиты, или взяты в плен христианами. Легенда прибавляет, что для ободрения союзников в этой битве явились им апо­столы Петр и Павел ⁶³⁰. Этим кончила свое существование арабская колония в Гарильяно, наводившая такой ужас на Италию в течение тридцати лет ⁶³¹.

Между тем указанныя выше удачи греков в Малой Азии и Месопотамии прекратились, как только против них выступил возвратившийся из Египта и усмиривший возстание Хусейн-ибн-Хамдана, Мунис-ал-Музуффар. Летом 916 года он, приказав явиться нескольким пограничным начальникам, и между ними Абу-л-Касим-Али-ибн-Ахмед-ибн-Бистаму, решил произвести на­падение на греческую территорию с двух сторон. Первый вступил в греческие пределы со стороны месопотамской гра­ницы и, напав на Малатию и на несколько других крепостей, произвел сильное опустошение. Второй же совершил удачное нападение со стороны Тарса. Мунис с торжеством возвратился в Багдад, где был с почетом встречен халифом ⁶³². [208]

Этих неудач было достаточно для того, чтобы византийское правительство открыло переговоры о мире и об обмене пленных, особенно в виду плана правительницы Зои перевести войска из Азии в Европу для борьбы с болгарами ⁶³³.

В мусульманском плену еще томились христианские пленники, захваченные во время похода Имерия. Переговоры об обмене этих пленных открыл патриарх Николай Мистик, написав два письма критскому эмиру, от котораго, как мы видели выше, зависел Кипр, и который действовал в соглашении с восточными арабами. С письмом было отправлено к эмиру и посольство ⁶³⁴. Первое длинное письмо, дающее столь много интересных сведений о Кипре, которым мы в соответствующих местах воспользовались, убеждает эмира согласиться на обмен пленных и на возвращение киприотам их прежних прав и привилегий ⁶³⁵. Согласие на обмен было дано не тотчас эмиром. Николай Мистик должен был отправить ему второе письмо, где еще более убедительно склонял эмира к обмену пленных и к установлению любви и дружбы ⁶³⁶.

Все эти предварительные переговоры повели к проекту общаго обмена пленных с багдадским халифом. Для этой цели были отправлены к халифу в качестве послов патриций Иоанн Радин (ό 'Ραδινός) и Михаил Токсара (ό Τοξαράς) ⁶³⁷. Послам был оказан в высшей степени блестящий прием ⁶³⁸. [209]

Когда послы прибыли в город Текрит на Тигре, около ста миль выше Багдада, халиф приказал задержать их там на два месяца, чтобы иметь время приготовиться к роскошной встрече. Спустя два месяца послы 25-го июня 917 года ⁶³⁹ при­были в Богдад и были помещены в приготовленном к приему доме, известном под названием (Дар)-Саид-ибн-Махлад, где они должны были провести еще два месяца, пока были допущены к самому халифу. Для приема послов дворец был убран великолепными занавесями, коврами и роскошной утварью; особенно красивы были занавеси, шитыя золотом, с изображениями слонов, лошадей, верблюдов, львов и птиц. Тут же были длинныя занавеси, делаемыя в Басинне (в Хузистане), в Армении, в Васите (на нижнем Тигре), в Бахасне (близь греч. гра­ницы), вышивки из Дабика, ковры и маты из Жахрама, Darabjird'a (в Фарсе) и ад-Даврака (в Хузистане). По таким коврам шли греческие послы от новаго входа Bab-al-'Ama до залы, где они были приняты халифом. Кроме того, чудные же ковры из Табаристана и Дабика были развешаны. Придворный штат был разставлен согласно званию и достоинству каждаго у ворот, портиков, вдоль проходов и корридоров, на дворах и в залах. Войска в полной парадной форме, на конях с зо­лотыми и серебряными седлами, образовали двойную линию, и количество выстроеннаго войска, конницы и пехоты, достигало 160.000 чел., так что ряды его, начинаясь от дворца Дар-Саид, где жили послы, в верхнем конце восточнаго Багдада, у ворот Баб-аш-Шаммасии, тянулись почти до самаго дворца ха­лифа. За войсками шли приближенные халифа и дворцовые евнухи [210] в роскошном одеянии, с мечами на разукрашенных поясах. Река Тигр была полна самых разнообразных богато украшенных судов. По пути следования послов все площади восточнаго Багдада с прилегавшими дорогами, крыши домов и улицы были полны любопытных; все лавки и балконы были отдаваемы в наем на время процессии за дорогия цены.

В такой торжественной обстановке послы в назначенный день верхами, в сопровождении своей свиты, направились ко дворцу халифа. Но прежде их привели во дворец Наср-ал-Кушави, хаджиба халифа, а затем во дворец визиря. Роскошь этих дворцов производила такое впечатление на послов, что оба раза они думали, что перед ними находился самый дворец халифа. В качестве переводчика с послами находился Абу-Омар-ибн-Абд-ал-Баки. Представ перед визирем, послы выяснили главную причину их приезда, т.е. переговоры об обмене и мире, и просили визиря выхлопотать им аудиенцию у халифа. Получив его обещание, они удалились и должны были про­вести некоторое время в убранном коврами и занавесями зале, где для гостей были разложены подушки; по одну сторону зала протекал Тигр, по другую разстилался сад. Евнухи с палицами и мечами стояли вокруг. Наконец, будучи допущены к халифу, послы увидели его сидящим на троне, окруженным с обеих сторон сыновьями, и были охвачены страхом. Поцеловав в знак почтения землю ⁶⁴⁰ и вручив послание своего императора, они возвратились в отведенный им дворец Дар-Саид .

Халиф отдал приказ, чтобы послам были показаны до­стопримечательности Багдада. Обзор начался с дворца самого халифа. Во дворце не было солдат; за то в нем жило 4.000 белых и 3.000 черных евнухов, 7.000 хаджибов и 4.000 черных пажей. Все лучшия сокровища и драгоценные камни ха­лифа были показаны послам, которые пришли, наконец, во дво­рец Дерева (Дар-аш-Шаджара), где и были охвачены безпредельным удивлением, увидя большое искусственное, стоявшее посреди бассейна с чистою водою, серебряное дерево, на ветвях котораго пели механическия, позолоченныя и посеребренныя большия и маленькия птицы. Листья дерева двигались [211] при дуновении ветра. По правую сторону от бассейна стояли изображения 15 всадников, убранных парчею, в руках которых были длинные дротики.

Затем, греческим послам был показан целый ряд дворцов. Прежде всего они были приведены во дворец Хан-ал-Хайль (Дом конницы), известный своими с мраморными колон­нами портиками. По правую сторону дворца стояло 500 кобыл с золотыми и серебряными седлами, по левую – 500 кобыл с парчевыми седлами и длинными головными покрывалами; у каж­дой кобылы стоял великолепно одетый грум. Через корридоры и залы послы вышли в парк диких зверей. Здесь был дво­рец с различными видами диких зверей, которые подходили совершенно близко к посетителям и ели из их рук. Послы увидели там испугавших их четырех богато убранных слонов, на спинах которых сидело по восьми человек из Синда. Во дворце было сто львов, пятьдесят по правую и пятьдесят по левую сторону; каждаго льва, которые были привязаны железными цепями у головы и шеи, держал отдельный сторож.

Следующий дворец Новой-Киоск (ai-Jawsak-al-Muhdith) расположен был среди садов. В центре находился сделанный из олова резервуар, 30 аршин в длину и 20 в ширину, около котораго протекал искусственный поток тоже по оловянным проводам; все это сообщало необыкновенный блеск. Резервуар окружен был четырьмя великолепными павильонами с позоло­ченными сиденьями, украшенными вышивками из Дабика. Раскинувшиеся кругом сады с лужайками, где росли раскошныя пальмы, дающия богатый сбор фиников, ласкали взор. Дворец Рая (Kasr-al-Firdus) был особенно богато убран. Отсюда послы прошли по длинному корридору, одна сторона котораго была увешана всевозможными видами оружия, и где по правую и левую сторону стояло 2.000 евнухов.

После осмотра двадцати трех дворцов, послы были приве­дены ко Двору Девяноста. Здесь встретили послов в полном вооружении и в роскошном одеянии пажи, в руках которых были мечи, небольшия секиры и палицы. Пройдя сквозь ряды черных рабов, гулямов, солдат и сыновей каидов, послы снова пришли в приемную залу. Во всех дворцах, где были послы, славянские евнухи предлагали для питья воду со снегом, шербет и другие напитки; некоторые же из них сопровождали с питьем послов во время всего их обхода. [212]

Наконец, послы были допущены вновь к халифу Муктадиру, который принял их во дворце Короны (Каср-ат-Тай), на бе­регу Тигра, сидя на троне из чернаго дерева, выложенном золотом и серебром и с двух сторон украшенном нитями блестящих драгоценных камней, в виде талисмана против худого глаза. Халиф одет был в шитое золотом одеяние из материи Дабика; на голове его была надета калансува ⁶⁴¹. Перед халифом стояло пять сыновей. Послы, став перед Муктадиром со скрещенными руками в знак приниженности, обратились через своего переводчика к переводчикам халифа, именно к евнуху Мунису и гуляму Насру. Аудиенция продолжа­лась час, после чего Муктадир собственноручно передал послам свой ответ греческому императору. Поцеловав получен­ный ответ, послы через Частныя Ворота (Баб-ал-Хасса) вышли к Тигру и, сев со своими спутниками на лодки, доехали таким образом до своего жилища, т.е. дворца Дар-Саид. Здесь уже было приготовлено для них пятьдесят кошельков денег, в каждом по 5.000 дирхемов ⁶⁴². Обход дворцов происхо­дил 17 июля 917 года ⁶⁴³.

Вскоре после этого послы направились в обратный путь в сопровождении евнуха Муниса, которому на совершение обмена халиф отпустил 70,000 динаров.

В обычном месте, на реке Ламусе, в конце сентября или в октябре 917 года произошел обмен пленных, продолжавшийся восемь дней. Со стороны мусульман обменом руко­водили евнух Мунис и евнух Бишр-ал-Афшини, правитель сирийской пограничной области и Антиохии; в качестве помощ­ника их присутствовал Абу-Омар-Ади-ибн-Ахмед-ибн-Абд-ал-Баки из Аданы, служивший переводчиком при только что разсказанном приеме греческих послов в Багдаде. Выкуплено было 3.336 мусульман, мужчин и женщин ⁶⁴⁴. По всей вероятности, греки при этом обмене выкупили пленных, захваченных арабами во время несчастной экспедиции Имерия. [213]

Обмен 917 года не дал ожидаемаго мира восточной гра­нице, так как арабы, следуя своей традиционной политике, не могли опустить случая, чтобы не воспользоваться византийскими затруднениями. События следующих лет на востоке вы­званы непосредственно известными нам столкновениями империи с болгарами. Уже в самый год обмена или в первой поло­вине 918 года арабы, зная, очевидно, об успехах Симеона нарушили перемирие и снова открыли военныя действия на востоке. Евнух ас-Семал получил начальство над морскими си­лами в Средиземном море и, тотчас отправившись к месту своего назначения, начал производить нападения на византийския прибрежныя местности. В то же время Джинни-ас-С.ф.вани совершил удачное нападение на суше ⁶⁴⁵. В 918 или в первой половине 919 года Бишр-ал-Афшини, один из двух главных руководителей обмена, завоевал несколько греческих крепостей и овладел богатой добычей, а Джинни-ас-С.ф.вани снова сделал вторжение в греческие пределы, которое кончилось одина­ково удачно; одновременно с большим успехом продолжал действовать на море ас-Семал. Донесения об этих успехах мусульманскаго оружия торжественно читались на минбарах в Багдаде ⁶⁴⁶.

Положение империи становилось, между тем, все серьезнее. Западные арабы, подобно восточным, нашли своевременным уже более не удовлетворяться платимою им данью и также открыли военныя действия. Поздним летом 918 года пришедший из Африки к Италии флот, неожиданно напав ночью, овладел Региумом ⁶⁴⁷.

Всеми этими обстоятельствами воспользовался энергичный Роман Лекапин, и Византия, вступившая против болгар в союз даже с дикими ордами печенегов, стала вскоре свиде­тельницею государственнаго переворота, отдавшаго власть в стране адмиралу византийскаго флота, посланнаго в устья Дуная для перевоза союзных печенегов на болгарскую территорию, [214] выше названному Роману Лекапину. Воспользовавшись народным недовольством против правительства Зои из-за болгарских неудач, Роман захватил власть и, выдав свою дочь Елену замуж за императора Константина и заключив правительницу Зою в монастырь, заставил провозгласить себя в 919 году кесарем, а затем и со-императором.

Роман Лекапин.

(919 – 944 г.)

§ 2.

Византия и арабы в период болгарской войны.

(919 – 927 г.).

Государственный переворот, поставивший во главе правления Романа Лекапина, не прекратил затруднений империи. Борьба с болгарами продолжалась с прежним неуспехом и едва не при­няла еще более грознаго характера в виду возможности заключения союза Симеона с мусульманами, о чем мы скажем ниже. Напрасно патриарх Николай Мистик в письме своем к Симеону пугал его предполагаемым нашествием на Болгарию русских с печенегами, аланов и венгров ⁶⁴⁸. В 921 г. болгары приблизились к Гераклее и Селимврии у Мраморнаго моря; в 922 году они были в окрестностях столицы, у Золо­того Рога, и предали пламени императорские загородные дворцы; в 923 году болгарам сдался Адрианополь. В сентябре 924 г. Симеон расположился у Влахернских ворот, и 9-го сентября произошло известное безрезультатное свидание Симеона с императором ⁶⁴⁹. Но в это время болгарский царь неожиданно [215] отложил свои намерения относительно Византии и отступил от Константинополя. Причин подобнаго отступления, чуть ли не в момент решительной победы, было несколько: переговоры Симеона с арабами окончились неудачно; в это же время на западе болгарской державы сербский правитель и хорваты перешли на сторону греков; отпали от союза с Симеоном и захлумляне. Новых военных действий против Византии Симеон подготовить не успел, так как 27 мая 927 года он уже умер. Преемник его Петр возобновил войну, но быстро заключил мир, и 8-го октября 927 года был подписан брачный договор Петра с Марией, внучкой Романа Лекапина. Установившияся таким образом мирныя отношения между Византией и Болгарией пережили Романа и существовали во время единодержавия Константина Багрянороднаго, т.е. до 959 года ⁶⁵⁰.

Нельзя не признать некоторых успехов в политике Романа в отношении болгар; благодаря ей, западные славяне, о чем мы уже упомянули выше, стали отпадать от Симеона и тем самым не давали ему полной свободы действий против Кон­стантинополя. Конечно, это требовало уступок со стороны импе­ратора, и мы знаем, что хорватский правитель перешел на сто­рону Романа, благодаря уступке ему императором далматинских городов и островов ⁶⁵¹.

Таким образом, в момент провозглашения Романа Лекапина самыми грозными врагами империи были болгары и, как всегда, арабы, которые упорно и систематически тревожили, где могли, ея пределы.

Против последних, как известно, у Византии был союз с Арменией, не принесший до тех пор никакой пользы ни империи, ни армянам.

Роман Лекапин тотчас же по вступлении на престол pешил хоть сколько-нибудь воспользоваться Арменией для своей борьбы с восточными арабами. Одному ему было не справиться; почти все силы свои он должен был направить на болгар.

В 920 году константинопольский патриарх Николай Мистик отправил письмо армянскому католикосу Иоанну, где он призывал всех кавказских владетелей оставить губительныя [216] распри и соединиться воедино для борьбы с арабами; когда по­добное единение состоится, император обещал отправить на помощь Армении большое войско, которое, соединившись с кав­казскими князьями, с помощью Божьей, может побороть и погубить арабов, этих «служителей сатаны» ⁶⁵².

Послание это очень ободрило Ашода, который решил совер­шить, несмотря на затруднительныя обстоятельства в своей стране, далекое путешествие в Константинополь. Дело обстояло так. После получения послания Николая Мистика, Иоанн, католикос, отправил пространное послание к византийскому импера­тору, где он выражал всю радость по поводу намерения импе­ратора придти на помощь Армении. «За надежной стеной вашей силы, – писал католикос, – и страха, который вы внушаете врагам, и под защитой императорских крыльев, мы находимся как бы в укрепленном лагере или среди прекраснаго города... Повсюду рука Амалика утоляет железо кровью... Но мы ставим себя под вашу защиту и мы вам верные слуги. Враг окружает и осаждает нас со всех сторон... Защитите ваших детей и ваших слуг, которые все пьют из чаши гнева южнаго тирана». Выяснив за этим всю тяжесть арабскаго ига и пригласив императора к покорению арабских стран, Иоанн продолжает: «Мы ищем союза с империей ромеев, как того, что есть наиболее вернаго и наболее подходящаго для нас. Мы по­винуемся вашим желаниям и будем повиноваться им всегда» ⁶⁵³.

По получении этого письма в Константинополе оттуда сейчас же был отправлен к Ашоду некто Феодор, который, вероятно, в качестве армянскаго переводчика, упоминается у византийцев ⁶⁵⁴, с великолепными подарками и с поручением возобновить прежния узы союза и дружбы. После свидания византийскаго посла с Ашодом, вероятно, в 921 году, последний лично поспешил в Константинополь, где был с необыкновенным почетом принят императором ⁶⁵⁵. Чувствуя, что [217] долговременное отсутствие из Армении может гибельно ото­зваться на дальнейшей ея судьбе, Ашод обратился к импера­тору с просьбою разрешить ему поскорее возвратиться в свою страну. На это император согласился и приказал дать в распоряжение Ашоду, помимо богатых подарков и больших денежных сумм, значительное войско, с помощью котораго Ашоду удалось справиться с армянскими делами и утвердить свою власть. Попытки известнаго остикана Юсуфа возбудить снова междоусобную войну в Армении окончились неудачей, и Ашод оказался победителем ⁶⁵⁶.

После этого Армения пользовалась некоторое время глубоким миром. Ашод II умер в 928 году; ему наследовал брат Апас, продолжительное правление котораго отличалось миром и спокойствием.

Несмотря на союз с Арменией и на окончание в 927 году войны с Болгарией, дела Романа с восточными и западными мусульманами шли чрезвычайно неудачно; случайные успехи греков на востоке не имели никакого существеннаго значения в ряду последовательных неуспехов, и только в последние годы правления Романа Иоанн Куркуас, действительно, одержал ряд крупных побед. На западе Сицилия была утеряна, а Южная Италия сильно страдала от морских набегов африканских арабов.

Интересно отметить, что первый год правления Романа, т.е. 920-й, прошел, повидимому, без выдающихся внешних столкновений. Источники за этот год молчат как об арабах, так и о болгарах.

Только на Западе в 920 году ⁶⁵⁷ стратиг Калабрии, патриций Иоанн Музалон (Μουζάλων), известный своим намерением возмутиться против императора ⁶⁵⁸, возбудил такую ненависть [218] к ceбе со стороны местнаго населения, что оно убило его и, боясь императорскаго гнева передалось беневентскому правителю Ландульфу. В Италию был тотчас отправлен фессалоникский патриций Козьма, который, представив Ландульфу всю безполезность сопротивления, убедил его заключить мир. Ландульф даже уговорил главарей возстания возвратиться в византийские пределы ⁶⁵⁹.

На фоне этого простого разсказа в исторической литературе появилось довольно подробное сообщение об участии в итальянских делах 919-921 годов сицилийскаго правителя Салим-ибн-Рашида, о союзных действиях византийских войск с арабами против Беневента, о разорении ими монастырей и т.д. и, наконец, о поражении союзных войск папою Иоанном X и Альбериком Сполетским у Нептуниума ⁶⁶⁰. Вся эта путаница основывается на одной итальянской хронике, которая очень неопределенно, без указания на время говорит о победе беневентских герцогов над сарацинами и греками и о разорении монастырей сарацинами ⁶⁶¹. Из таких общих упоминаний, ко­нечно, нельзя делать никаких выводов о союзных действиях арабов с греками; мало того, говоря о разорении монастырей, хроника ничего не говорит о греках. Одним словом, подобнаго союза в это время не существовало, и весь этот разсказ должен быть отнесен к области тех случайных [219] недоразумений, которыя иногда довольно долго выдаются за настоящие исторические факты ⁶⁶².

В 921 или 922 году счастье на короткое время улыбнулось, повидимому, грекам. Известный мусульманский герой Фессалоники Лев Триполитянин плавал с большим флотом по Эгей­скому морю и, высадившись на острове Лемносе, подверг его страшному опустошению. Но в это время совершенно неожи­данно явились византийския суда под начальством патриция и друнгария флота Иоанна Радина, известнаго уже нам по посольству к арабам в 917 году, и уничтожили мусульманские ко­рабли. Почти весь экипаж их погиб; сам Лев Триполитя­нин едва спасся от плена ⁶⁶³.

Но эта удача византийскаго флота не имела большого значения на общий ход военных действий; она дала только случай патриарху Николаю Мистику высказать в своем письме к Си­меону болгарскому мысль о непостоянности военнаго счастья ⁶⁶⁴.

Уже в 922 году восточные и западные мусульмане на море и на суше снова успешно действовали против греков. Араб­ское войско, выступив из Тарса, одержало блестящую победу над греками у Малатии, а хаджиб Мухаммед-ибн-Наср из Мосула выступил против армянскаго города Каликалы (Эрзерума ⁶⁶⁵). А греческое войско, под начальством доместика дви­нувшееся также в Армению, безуспешно осаждало в это время в городе Двине мусульманскаго эмира Наср-Себука ⁶⁶⁶. Очевидно, [220] в последнем случае мы имеем дело с греческими войсками, посланными на помощь Армении. В том же 922 году из Аф­рики к берегам Италии явился с 20 кораблями евнух Масуд, по происхождению славянин, завоевал калабрийскую крепость Сант-Агафу, вероятно, около Региума ⁶⁶⁷ и, забрав в плен ея население, возвратился в Африку, в ал-Махдию ⁶⁶⁸.

В 923 году греки на востоке снова потерпели поражение и на море и на суше: Мунис-ал-Музаффар завоевал несколько крепостей и захватил богатую добычу, а Сумл, напав с моря, захватил 1.000 пленных, 8.000 лошадей, 200.000 голов мелкаго скота и большое количество золота и серебра ⁶⁶⁹.

Удачное сухопутное вторжение совершили арабы и в следующем 924 году ⁶⁷⁰. Во все эти годы арабы могли безнаказанно действовать на востоке, так как все почти византийския силы из Азии были отозваны в Европу для борьбы с болгарами; греки не имели возможности оказать им сопротивления. Но в 924 году наступило некоторое облегчение в войне с болгарами, особенно после неудачи переговоров Симеона с фатимидским халифом.

Болгарский царь задумал план союза с африканскими ара­бами. К фатимиду ал-Махди были отправлены болгарские послы, которые должны были заключить с ним союз для осады Кон­стантинополя на следующих условиях: арабский флот осадит город с моря, болгарския войска с суши; по взятии города [221] добыча делится поровну, но Константинополь останется за бол­гарами ⁶⁷¹.

Фатимидский халиф охотно согласился на предложения Си­меона, и послы последняго с несколькими арабами для окончательнаго утверждения договора уже возвращались в Европу ⁶⁷². Если бы этот союз осуществился, и арабский флот вместе с болгарскими войсками осадили бы Константинополь, последнему было бы очень трудно бороться. К счастью для империи, болгарские и африканские послы были захвачены в Калабрии гре­ками и отправлены в Константинополь. Роман, разузнав, в чем дело, поступил очень умно: засадив болгар в тюрьму, он любезно встретил и богато одарил африканцев, имея в виду отвлечь ал-Махди от союза с Симеоном. Не сделав послам никакого вреда, он отпустил их обратно в Африку, велев сказать халифу, что «таким образом умеют отплачи­вать своим врагам императоры Ромеев» ⁶⁷³; при этом, он извинялся за неточный взнос платимой халифу по договору дани, причиною чего были тогдашния смуты, т.е. война с Симео­ном. Разсказы арабских послов и подарки императора на­столько подействовали на ал-Махди, что он, отказавшись совер­шенно от плана союза с Симеоном, препочел жить в мире и дружбе с Романом, которому он даже уменьшил вдвое дань; с этих пор византийцы платили халифу не 22.000 золотых, а 11.000, что продолжалось до времени Никифора Фоки ⁶⁷⁴. Эта неудача союза между ал-Махди и Симеоном имела очень важныя последствия: Симеон на время отложил свои завоева­тельные планы и отступил от Константинополя ⁶⁷⁵. Византия была спасена от страшной опасности. Вероятно, об этих переговорах Симеона с африканскими арабами заключается намек в одном церковном слове о болгарско-византийских отношениях первой половины X века, где мы читаем следующия [222] строки: «Река любочестия, тифон председательства, проливной дождь, снег хлопьями – что даже Балканы и Истр приводит в движение – овладели душою князя. И какое произошло сотря­сение? Его почувствовали за Геркулесовыми столбами!» ⁶⁷⁶. В последних словах можно видеть намек на переговоры Симеона с африканскими арабами ⁶⁷⁷.

Немедленно после этого Роман Лекапин решил хоть сколько-нибудь облегчить свое положение на востоке. Уже в том же 924 году к халифу ал-Муктадиру прибыл греческий посол с богатыми подарками; вместе с ним находился Абу-Омар-ибн-Абд-ал-Баки. Целью посольства было просить халифа о перемирии и обмене пленных ⁶⁷⁸.

Со страшным нетерпением должен был ждать император результата своих мирных переговоров, тем более, что как раз в это время ко всем прочим затруднениям присоединилось еще новое и при том весьма серьезное. Симеон, потерпев неудачу в своих переговорах о союзе против Византии с фатимидским халифом, обратил с тою же целью свое внимание на арабов восточных. В 924 году арабский начальник флота Сумл, по прозванию ад-Дулафи (Зульфи), со сво­ими кораблями пройдя через Дарданеллы в Мраморное море, оказался около Константинополя, где были в то время болгары. Последние вступили с арабами в сношения, обещали помощь и объявили, что царь их находится по близости. Вероятно, для окончательных переговоров несколько болгар сели на мусульманские корабли и уехали на них в Тарс ⁶⁷⁹. [223]

Сверх ожидания предложения императора о перемирии и обмене были быстро приняты халифом, вероятно, в виду серьезнаго возстания карматов. Обмен совершился в обычном месте на р. Ламусе в сентябре-октябре 925 года. Со стороны мусульман обменом руководил евнух Муфлих-ал-Муктадари и Бушра, наместник евнуха Сумл-ад-Дулафи (Зульфи) в управлении сирийскою пограничною областью. Обмен продолжался девят­надцать дней; было выкуплено около 4.000 мусульман, мужчин и женщин ⁶⁸⁰.

Это временное замирение побудило Романа Лекапина написать Симеону Болгарскому, который упрекал греков в том, что они выказывают более неприязненныя отношения против болгар, чем против сарацин. Император в оправдание своего образа действий выяснял Симеону то, что сарацины, не заключавшие с греками никогда вечнаго мира, находившиеся почти всегда во враждебных столковениях с ними, придерживающиеся иной веры и иных обычаев, поэтому не поддающиеся увещаниям и речам греков, тем не менее заключают мир года на два, на три, производят обмен пленных и тогда уже соблюдают мир непреложно ⁶⁸¹. Все эти попреки императора Симеону сара­цинами оказались, как мы увидим сейчас, совершенно неосно­вательными, так как военныя действия на восточной границе открылись очень скоро.

Но Роман решил заключить перемирие не только с во­сточными, а и с западными арабами, которые в этом году произвели сильное нападение на Калабрию.

В 924 году африканским халифом была снаряжена в Италию новая экспедиция под начальством хаджиба [224] Джафар-ибн-Убейда, который, перезимовав в этом году в Сицилии ⁶⁸², весною 925 года переправился в Калабрию. Овладев городом Bruzzano ⁶⁸³ и многими другими местностями, Джафар 4-го июля этого года ⁶⁸⁴ завоевал Орию, город в Апулии, на восток от Тарента. Если верить арабскому хронисту ⁶⁸⁵, 6.000 греков было убито и 10.000 уведено в плен; среди последних был патриций, очевидно, правитель города, который за 5.000 миткалей купил пощаду себе и своему городу.

Взятие Ории имело результатом перемирие с греками, заклю­ченное, вероятно, в Таренте или в Трани на тяжких для них условиях: арабы получили в качестве заложников пра­вителя Калабрии и Льва, сицилийскаго епископа ⁶⁸⁶.

Из выкупленных при этом перемирии пленных источники сохранили нам имя еврея Саббатай Донноло, который, будучи 12 лет от роду, попал при взятии Ории в плен 4-го июля 925 г. (9 Теммуза). Десять выдающихся членов еврейской об­щины в Ории были убиты, а родители и родственники Донноло были уведены в Палермо и Африку. Сам Донноло был выкуплен вскоре после взятия Ории в Таренте или Трани ⁶⁸⁷. Впоследствии он был известен своими познаниями в медицине и астрологии, был врачом византийскаго правителя в Калабрии, Евпраксия, для усовершенствования своих познаний предпринял ряд путешествий и доходил до Багдада ⁶⁸⁸. Осо­бенно интересны отношения Донноло к знаменитому [225] гроттаферратскому аббату X века Нилу Младшему ⁶⁸⁹. После своих успехов Джафар двинулся 24-го июля 925 года в Сицилию, откуда с богатой добычей переправился в ал-Махдию, в Африку, где пленные были проданы ⁶⁹⁰.

Обмен на востоке, перемирие в Италии и временное облегчение в болгарской войне позволило императору обратить вни­мание на восточную границу, где зависимые от Византии мусульманские владетельные князья, пользуясь затруднениями империи, стали не соблюдать своих обязательств в отношении импе­ратора и прежде всего перестали платить установленные налоги. К населению пограничной области был отправлен строгий приказ внести немедленно поземельный налог (харадж); в противном случае император, зная слабость пограничных прави­телей, грозил лично явиться на расправу, перебить мужчин и захватить в плен детей. Несмотря на столь грозное распоряжение, население отказалось вносить требуемый налог, и разгневанный император должен был сдержать свое слово и на­казать непокорных ⁶⁹¹. Сам он, впрочем, не явился. Войско [226] было поручено доместику схол Иоанну Куркуасу, одному из самых славных героев военной византийской истории, «вто­рому Траяну или Велизарию», который, по словам хроник, расширил на востоке вдвое пределы империи, доведя границы до Евфрата и Тигра, который впродолжении двадцати двух лет своего пребывания в достоинстве доместика подчинил «тысячи городов»; все деяния его послужили темою для отдельнаго, утеряннаго теперь сочинения в 8 книгах, написаннаго хронистом Мануилом ⁶⁹². С доместиком был Мелих-ал-Армени ⁶⁹³, начальник горных проходов. Войско направилось в июне-июле 926 года ⁶⁹⁴ в область Малатии и подошло к самому городу, который и был осажден. Но население оказало настолько стой­кое сопротивление императорским войскам, что последния смогли овладеть только воротами городского предместья, но и то нена­долго, так как осажденные выбили их оттуда и отбросили от города. Отступив от него, греки в течение 16 дней разо­ряли окрестныя местности, разрушали села, в порыве озлобления вырывали даже трупы умерших и уродовали их, после чего удалились с твердым намерением возвратиться на следующий год ⁶⁹⁵.

Напуганное население Малатии, предвидя новое нашествие и сознавая невозможность одними собственными силами вести борьбу с императорскими войсками, обратилось за помощью к [227] восточному халифу; в июле-августе 926 года ⁶⁹⁶ представители насе­ления отправились в далекое путешествие в Багдад ко двору халифа, но без результата. В помощи жителям Малатии было отказано, и они ни с чем вернулись в свой родной город.

Между тем, обмен 925 года полнаго замирения на границе не дал, и летом 926 года отряд тарсийских мусульман совершил обычный поход и с добычей удалился в свои пределы ⁶⁹⁷.

К этому времени, а именно к 926 году, относится не­сколько неясное известие о неудачной византийской морской экспедиции против Египта. За год перед этим для необходимых разведок отправлен был в Египет один из родственников императора, который и был захвачен мусульманами в устьях Нила. Призванный к допросу, он признал себя соглядатаем и объявил, по всей вероятности, преувеличивая силу греков, что к берегам Египта приближается византийский флот в 1000 военных кораблей. Узнав об этом, правитель Египта немедленно решил укрепить главные прибрежные пункты между Александрией, Дамиеттой и Рашидом. Особенную надежду возлагали египтяне на башни, поставленные на железныя колеса. Была уже возведена первая башня и было приступлено к по­стройке второй, как разыгравшаяся буря уничтожила по­строенную башню. Тогда правитель Египта, решив оставить подобный способ защиты, отдал приказ находившимся в Сирии войскам направиться в Египет.

Совершенно неожиданно эта византийская морская экспедиция кончилась полной неудачей: флот был застигнут страшной бурею, которая потопила 300 кораблей со всем их экипажем; остальныя суда повернули обратно и отказались от своей перво­начальной цели напасть на берега Египта ⁶⁹⁸. [228]

Эта экспедиция была снаряжена, может быть, для того, чтобы несколько отвлечь внимание мусульман от восточной границы, тем более, что в двадцатых годах X столетия Египет зависел от багдадскаго халифа и не имел самостоятельнаго правителя. Во всяком случае, если подобный план и существовал у византийскаго правительства, то он окончился полным неуспехом.

Согласно предначертанному плану, греки весною 927 года снова выступили в пограничную область. На этот раз Самосата перешла в их руки: греки захватили находившияся там богатства, оружие и, зайдя в мечеть, совершали молитвы и били в трещотку, которая, как известно, употреблялась христианами на Востоке для призывания к молитве; позднее трещотка была заменена колоколом. Но этим и кончились на время удачи греков, которые не имели намерения оставаться в Самосате и вскоре удалились от нея. Тогда мусульмане, выступив вслед за ними, произвели на них нападение и отняли богатую добычу, т.е. то, что греки захватили в Самосате. Но этого мало. Халиф Муктадир отдал приказ войску готовиться к походу против греков во главе с Мунис-ал-Музаффаром, который и выступил в пограничную область 16-го июня 927 года ⁶⁹⁹. Но выступившие из Тарса мусульмане подверглись нападению со стороны греков, которые победили их и перебили 400 попавших в плен мусульман ⁷⁰⁰.

В этом же году во внешней политической жизни Византии произошло событие чрезвычайной важности, позволившее империи серьезно заняться мусульманским вопросом: греки заключили мир с болгарами. [229]

§ 3.

Борьба за Армению и деятельность Иоанна Куркуаса на востоке.

(927 – 934 г.).

Наконец, долговременная, тяжелая борьба с болгарами окон­чилась. Брачный договор Петра, преемника Симеона, с Марией, внучкой Романа Лекапина, закрепил мир на многие годы. Подоб­ное соглашение не могло быть приятным сарацинам, так как вследствие мира византийское правительство могло направить внушительныя силы на восток. «Роман заключил мир с болга­рами и, сделавшись свободным со стороны запада, начал действовать на востоке», говорит одна хроника ⁷⁰¹. «Только сыны Агари плачут и будут печалиться; у них при одном слухе о нашем согласии похолодеет кровь», говорит одно церков­ное слово, произнесенное в это время ⁷⁰². Византия после многих лет напряженной и неудачной борьбы с болгарами надеялась хоть на время вздохнуть свободно; на полный покой расчитывать было нельзя, так как с мусульманами военныя действия не прекращались. Но после заключения мира с болгарами империя могла уже не только обороняться на востоке, но и начать наступление. Решительная политика на восточной границе была не­обходима, так как, благодаря болгарской войне, отвлекавшей все внимание Византии на Европу, в Малой Азии византийское влияние слабело весьма ощутительно. Союз империи с Арменией нисколько не защищал последнюю от мусульманских опустошений. Некоторые зависимые от Византии, пограничные мусульманские владетели, чувствуя ея слабость, отказывали ей в повиновении и заставляли, как мы уже видели выше, византийское правительство, лишь только представлялась возможность, с угрозами напоминать пограничному населению об их обязанностях в отношении империи.

После мира с болгарами император решил, наконец, пойти [230] на помощь союзной Армении. Главныя военныя действия этого похода разыгрались в армянских владениях халифата. Туда выступило сильное греческое войско под начальством доместика Иоанна Куркуаса, прекрасно снабженное военными орудиями; с доместиком были подвижныя башни, камнеметательныя машины и особый вид коротких копей, которыя зажигались и уже зажженными пуска­лись в неприятеля. Это было самым страшным для мусульман. Греки двинулись к городу Дебилю (Товину) ⁷⁰³, защищаемому войском под начальством Наср-ас-Субки. Надо заметить, что еще в начале войны мусульмане были ободрены тем обстоятельством, что главный грек, руководитель стрельбы страш­ными для них огненосными копьями, был убит одним мусульманином. Доместик предпринял осаду Дебиля и, поместившись на высоком месте, следил за ходом возгорающагося сражения. Несмотря на стойкое сопротивление мусульман, грекам удалось пробиться к городской стене и, проломав ее в нескольких местах, проникнуть в город. Но здесь счастье изменило грекам. На помощь городским войскам пришло население Дебиля, и соединенными силами они выгнали греков из города; последние оставили на поле битвы около 10.000 человек. Одновременно с этим, Сумл, выступив из Тарса, отомстил за приключившуюся в этом году неудачу тарсийцев. Много греков было убито: богатая добыча осталась в руках мусульман; одних баранов было заколото 300.000 голов. Во время своего похода Сумл столкнулся с одним курдским начальником Ибн-ад-Даххаком, владевшим крепостью ал-Джафари; последний, отрекшись от ислама, обратился за покровительством к византийскому императору, который, подарив ему участок земли, разрешил вернуться в его крепость. Сумл, встретившись с Ибн-ад-Даххаком, разбил его. Сам Ибн-ад-Даххак попал в плен и был убит вместе со своими приверженцами. В январе 928 года Сумл вернулся уже в Тарс ⁷⁰⁴. [231]

Несмотря на неудачу под Дебилем, доместик продолжал в мусульманской Армении в 928 году деятельную и на этот раз более удачную борьбу. В Армении ревностным помощником ему был его брат Феофил, патриций и стратиг Халдеи, который упорно и удачно боролся с арабами Армении и Месопотамии ⁷⁰⁵. Иоанн Куркуас осадил один из главных городов Армении Хилат и лежавший невдалеке оттуда Бедлис, и население обоих городов должно было просить у доместика мира; из мечети был вынесен минбар, и на его месте водружен крест. В страхе перед победителями жители Арзена и других городов покидали свое местожительство, а правители их направились в Багдад, взывая о помощи к халифу, но безуспешно. В то же время у греков вместе с известным уже нам Мелих-ал-Армени явился план хитростью овладеть Малатией. Туда было отправлено под предлогом поисков за заработком 700 греков и армян с топорами и кирками; они должны были передать доместику Малатию, когда последний приступит к ея осаде. Но хитрость не удалась. План был открыт, и все пришедшие в Малатию греки и армяне были убиты мусульманами ⁷⁰⁶.

Однако месопотамская пограничная область начала ослабевать в борьбе с греками, и главные города ея, Малатия, Майяфарикин, Амида, Арзен и некоторые другие, задумали подчи­ниться императору, потеряв надежду получить помощь от багдадскаго халифа. В 929 году ими была сделана новая по­пытка обратиться к нему с выяснением своей слабости и с просьбою о помощи. Но помощь не приходила.

В это время арабский военачальник Муфлих-ас-Саджи не­сколько поправил дело: ему удалось обратить в бегство доме­стика и перенести военныя действия на греческую территорию ⁷⁰⁷. С другой стороны, в начале, 930 года Мелих-ал-Армени, вторг­нувшийся в область Шимшата, потерпел поражение от Неджма, [232] гуляма Джинни-ал-Сафвани, правителя Дияр-Мудара и Ракки, кото­рый с известием о победе отправил в Багдад одного из своих сыновей Мансур-Абу-л-Ганаима. Последний с 400 пленных греков, среди которых были десять извстных вождей, прибыл в апреле 930 года в Багдад, где наиболее знат­ные греки были показываемы в городе на верблюдах ⁷⁰⁸.

931-й год был особенно тяжел для греков на востоке. В марте мес. этого года ⁷⁰⁹ на византийскую границу напал Тариф-ас-С.б.кри. В конце марта или в апреле ⁷¹⁰ туда же выступил Насим, евнух аш-Шераби, побуждаемый к походу Мунис-ал-Музаффаром ⁷¹¹. Поход затянулся до следующаго 932 года ⁷¹². В том же месяце 931 года выступил против греков Сумл, правитель Тарса, войско котораго, вероятно, в горах было застигнуто глубоким, доходившим до груди лошадей, снегом. Но, несмотря на это, выступившее против него силь­ное войско греков потерпело поражение: 600 человек из них было убито, 3.000 попали в плен; много золота, серебра, парчи и прочей добычи досталось в руки мусульман.

В том же году египетский флот в одиннадцать кораблей, под начальством Абу-Али-Юсуфа-ал-Хаджари, вышел из Египта с целью произвести нападение на византийскую территорию ⁷¹³.

В июле-августе 931 года ⁷¹⁴ Сумл повторил нападение на византийскую территорию, причем обычный летний поход, предпринятый с большим числом пехоты и конницы, разросся в настоящую экспедицию, зашедшую далеко в глубь византийских областей и продолжавшуюся три месяца ⁷¹⁵. Направляясь на северо-запад, мусульмане дошли до Амории. Большое число собравшихся туда греков перед приходом Сумла поспешило оставить город, который без боя перешел в руки врагов. Последние, овладев там большими запасами съестных [233] припасов и имущества, сожгли уже успевшую отстроиться после погрома 838 года Аморию и направились, разоряя страну и избивая население, на северо-восток к Анкире, откуда, не встречая сопротивления, благополучно вернулись в октябре месяце ⁷¹⁶ в Тарс с таким количеством пленных, что женщины и дети оценивались в 136.000 динаров. Услышав об этом, армяне, сторонники Византии, во главе с Ибн-ад-Дирани, стали под­стрекать греков к нападению на арабскую территорию, обещая помочь им. Положившись на их уверения, греки вступили в мусульманскую Армению, разрушили пограничную крепость Перкри (Б.р.кри) ⁷¹⁷, разорили Хилат и окрестную область, захватили в плен и убили много мусульман. К этому времени надо, вероятно, отнести подчинение византийской империи небольшой араб­ской династии на берегах озера Вана, состоявшей из трех братьев: Апосевата (Άποσεβατάς), владетеля Манцикерда, Апахуниса, Харки и Коры; Аполесфуета (Άπολεσφούετ), правителя Хилата, Арзена и Перкри, и Абусальма (Άποσέλμη), владетеля крепости Чермачу (Τζερματζοΰ) ⁷¹⁸.

Узнав о сношениях армян с греками, правитель Адербиджана Муфлих, гулям Юсуф-ибн-Аби-с-Саджа, с большим войском двинулся в сентябре-октябре мес. 931 года ⁷¹⁹ в Армению, открыл опустошительную войну Ибн-ад-Дирани и его приверженцам и принудил последняго запереться в своей крепости. Армян было в этом столкновении избито громадное число ⁷²⁰.

Между тем греческия войска, направившись к Самосате, осадили ее. Тогда же Малатия, отчаявшись получить помощь от мусульман и не имея сил далее вести борьбу с греками, вступила с Иоанном Куркуасом в переговоры, заключила с ним мир и передала ключи города. Мелитинский эмир Абу-Хафс (Άπόχαψ) и один из начальников Апосалат (Άποσαλάθ), явившиеся для переговоров к доместику, были радушно им приняты и затем отправлены в столицу к императору. Эти переговоры кончились формальным союзом между императором [234] и эмиром: последний сражался против своих единоплеменников на стороне греков и во время торжественных въездов в столицу шел вместе с греками, ведя пленных мусульман ⁷²¹. Самосата решила еще раз обратиться за помощью к арабам, а именно к Саид-ибн-Хамдану, назначенному правителем Мосула и Дияр-Рабии; кроме того, ему было поручено халифом нападать на греков и постараться отвоевать обратно Малатию. На этот раз просьба не осталась без результата. Быстро снарядившись в поход, Саид-ибн-Хамдан также быстро явился перед Самосатой, которая в полном изнеможении готова была уже сдаться. Прибытие арабскаго правителя спасло город: при его приближении греки поспешно удалились от города. За этим настала очередь Малатии, где уже распоряжались греки; с ними на­ходился Мелих-ал-Армени со своим войском и обратившийся в христианство и действовавший заодно с греками Буней-ибн-Нефис, приближенный халифа Муктадира. Последние также не решились сразиться с Саидом и покинули город. Саид вступил в освобожденный город, но не надолго. Уже в октябре-ноябре 931 года ⁷²² он, оставив в Малатии вместо себя правителя, снова выступил в поход против греков. Перед ним шли два отряда, которые уже перебили многих греков раньше, чем сам Саид вступил на греческую почву ⁷²³.

Но Византия не имела в виду совершенно отказаться от Малатии. После событий 931 года нужно было ее отвоевывать уже от правителя халифа, который знал, конечно, о переходе малатийскаго эмира Абу-Хафса на сторону греков и постарался занять важный пограничный пункт собственными войсками ⁷²⁴. [235]

Трудная задача обратнаго завоевания Малатии была поручена доместику Иоанну Куркуасу. Уже в 933 году греки весьма успешно действовали в областях Малатии и Самосаты ⁷²⁵; а весною 934 года сам Иоанн Куркуас выступил во главе 50.000 войска; с ним был Мелих-ал-Армени с отрядом армян. По обыкновению вся окрестная с Малатией местность подверглась страшному опустошению; но самый город оказал сильное и продолжительное сопротивление; наконец, голод заставил его вступить в переговоры с доместиком. Последний разбил две палатки, на одной из которых был водружен крест, населению Малатии было объявлено, что, если кто из мусульман будет согласен принять христианство, тот пусть идет к палатке с крестом, и в таком случае тому будет возвращена семья и имущество; кто же хочет остаться мусульманином, пусть на­правится к другой палатке; эти последние будут доставлены греками в безопасное место и отпущены на свободу.

Привязанность к семье и имуществу заставила большинство мусульман направиться к палатке с крестом и принять христианство; с остальными же отправился один патриций, кото­рый должен был их доставить в безопасное место. Как известно, сарацинские пленные, принимавшие христианство и вступавшие в брак с христианками, освобождались на три года от некоторых налогов ⁷²⁶. Капитуляция Малатии про­изошла 19 мая 934 г. ⁷²⁷. Покоренный город был обращен в кураторию; император в виде дани требовал с него ежегодно громаднаго количества золота и серебра. С этих пор Малатия на долгое время осталась за греками.

Одновременно с Малатией перешла в руки греков и Самосата, область которой также подверглась ужасному опустошению ⁷²⁸. [236] Но в Самосате греки не остались, и через два года, как мы увидим ниже, они снова должны были брать ее.

Подобные блестящие успехи греков на востоке несколько были омрачены нашествием на Фракию в этом году венгров. С большим трудом и после многочисленных жертв, благодаря ловкости протовестиария Феофана, греки купили у них времен­ный мир ⁷²⁹. Вообще же надо думать, что венгерския нашествия на византийския владения были гораздо чаще, чем о том гово­рят сохранившияся о них упоминания ⁷³⁰.

По всей вероятности, в связи с этими успехами Иоанна Куркуаса у Малатии и Самосаты находится интересный факт перехода арабскаго племени Бени-Хабиб на сторону греков. Богатое, могущественное, родственное с хамданидами племя в 12.000 всадников, с рабами и клиентами, в полном вооружении и со всеми военными припасами, гроза и ужас пограничнаго греческаго населения, приняло христианство, было радушно принято императором и разселено им на лучших землях; с этих пор Бени-Хабиб стали верными сторонниками Византии и всеми силами старались склонить к подобному же переходу своих сородичей, оставшихся в мусульманских владениях ⁷³¹. [237] Причину перехода этого племени к грекам надо искать в политических отношениях того времени в Месопотамии, а именно в борьбе Насир-ад-Даулы, хамданида, с его врагами ⁷³². «Подобное приобретение должно было быть для греков гораздо ценнее перехода какого-нибудь пограничнаго мелкаго властелина, сломленнаго силою византийскаго оружия или дипломатии и всегда готоваго при первом удобном случае опять перейти на другую сторону, гораздо ценнее и обращения в христианство многочисленных арабских пленных, состоявших большею частью из мирных земледельцев или горожан. Бени-Хабиб пере­шли в числе 12.000 всадников, «на прекрасных конях и в полном вооружении», и за ними тянулись их рабы и клиенты, которых у арабских больших племен всегда великое множество. Это, значит, была целая готовая армия, одушевленная самым могучим чувством, которое знает настоящая араб­ская бедуинская душа, т.е. племенною ненавистью, преисполнен­ная жажды мщения за смерть своего шейха и соплеменников, павших в бою против хамданида, вооруженная наконец полным знанием местных сил и условий всей Месопотамии, т.е. самой надежной гарантией успеха для набегов и грабежей. Эти удачные набеги, в связи с богатыми милостями, которыми император осыпал ренегатов и которыя от его имени они усердно обещали всем готовым последовать их примеру, должны были произвести свое действие» ⁷³³.

Конечно, переход племени Бени-Хабиб был не единственным явлением в то время; подобные случаи повторялись до­вольно часто, и значение этих переходов для следующей истории заключается в том, что они ослабили Месопотамию, лишили ее храбрых защитников и отдали страну в руки греков, т.е., другими словами, подготовили быстрые успехи византий­скаго оружия в северной Месопотамии и в Сирии со времени взятия Малатии Иоанном Куркуасом ⁷³⁴.

В это время на востоке появляется лицо, которому придется в течение многих лет быть самым ожесточенным и неутомимым врагом греков: это был Сейф-ад-Даула из фамилии хамданидов. [238]

§ 4.

Византия и хамданиды во время Романа Лекапина.

(936 – 945 г.).

Арабские историки ведут род хамданидов от племени Таглиб, жившаго в домухаммедовское время в Аравии, а затем переселившагося в Месопотамию. Родоначальником обеих династий, в Мосуле и Алеппо, игравших столь важную роль в византийской истории X века, является Хамдан-ибн-Хамдун ⁷³⁵. По мере того, как ослабевала власть аббасидов, уси­ливались хамданиды, унаследовавшие от племени Таглиб его храбрость, страсть к крупным предприятиям и стремление к независимости ⁷³⁶.

Упомянутый выше Хамдан-ибн-Хамдун, один из князей племени Таглиб в области Мосула, имел шесть сыновей, из которых Абу-л-Хайджа для нас наиболее интересен. У него были два сына: Хасан, получивший позднее от халифа почет­ный титул Насир-ад-Даулы, т.е. помощника династии, и Али с почетным титулом Сейф-ад-Даулы, т.е. меча династии; пер­вый из них явился основателем линии хамданидов в Мосуле, второй, младший, в Алеппо ⁷³⁷.

Возстание в Мосуле Хамдан-ибн-Хамдуна в 894-895 году (281 г. хиджры) окончилось победою халифа ал-Мутадида и пленом самого Хамдана. Но уже в конце 904 года (в начале 292 года хиджры = 13 ноября 904 – 1 ноября 905 г.) халиф ал-Муктафи передал власть над Мосулом сыну Хамдана, Абу-л-Хайдже; с этого года арабские историки и считают начало династии хамданидов. Одержав верх над непокорными [239] соседями Мосула, курдами, с которыми не мог справиться сам халиф и нападения которых были настоящею причиною назначения воинственнаго Абу-л-Хайджи в Мосул, последний возстановил в своей области спокойствие, которое продолжалось до 913 года (до 301 года хиджры = 7 авг. 913 – 26 июля 914 г.). Умело действуя в своих отношениях к халифу, воюя с курдами, караматами, не раз, впрочем, будучи заподозрен в замыслах против халифа, Абу-л-Хайджа принял участие в заговоре Муниса, который имел своею целью свержение халифа ал-Муктадира, и был убит во время безпорядков, возникших при возстановлении халифа, в 928 году. После этого ал-Муктадир передал управление Мосулом сыну Абу-л-Хайджи, Насир-ад-Дауле ⁷³⁸. Ему после нескольких безуспешных попыток удалось в 934 году овладеть Мосулом, Дияр-Рабией и Мударом, и в 936 году брат его Али (Сейф-ад-Даула) стал править в Дияр-Бекре, так что в это время уже большая часть Месопотамии перешла в руки хамданидов ⁷³⁹.

Хамданиды жили в то время, когда уже прошла блестящая пора арабскаго халифата, когда багдадские халифы стали игруш­кою в руках персидских или турецких военачальников, когда во многих местах основывались отдельныя, самостоятельныя династии. Наиболее видный представитель хамданидов, Сейф-ад-Даула, непримиримый враг греков, находившийся всегда в борьбе с ними, являлся однако не только воином; будучи любителем и покровителем поэзии, он сумел составить при своем дворе круг поэтов, воспевавших его деяния, среди которых были знаменитый ал-Мутанабби, Абу-Фирас, ан-Нами и нек. другие; среди них Ceйф-aд-Дaулa любил проводить свои немногие свободные от военных предприятий часы; ал-Мутанабби не раз сопровождал его в походах ⁷⁴⁰. Абульфарадж-Али-ибн-ал-Хусейн-ал-Испагани († 967 г.), автор Китаб-ал-Агани, вручил чистовой экземпляр своего сочинения Сейф-ад-Дауле и получил за это 1.000 динаров ⁷⁴¹. Вообще, теперь уже нельзя [240] видеть в истории хамданидов лишь непрерывный ряд убийств и вероломства ⁷⁴².

К 936 году ⁷⁴³ Сейф-ад-Даула уже настолько усилился в отношении халифата, что мог начать военныя действия против Византии. Именно к этому году арабские историки относят его первый поход против греков, которые во главе с доместиком выступили на Амиду и Самосату. Сейф-ад-Даула вышел против них; но на первый раз удача выпала на долю гре­ков, которые овладели Самосатой и пощадили ея население ⁷⁴⁴.

После этого в течение двух лет источники молчат о военных столкновениях Византии с хамданидами. Это стано­вится вполне понятным из разсмотрения внутренних отноше­ний в Месопотамии: Сейф-ад-Даула весь 937 год, по предложе­нию своего брата Насир-ад-Даулы, вел успешную борьбу с дейлемитом Ибн-Джафаром, результатом которой явилось занятие Сейф-ад-Даулой Армении и прилегавших к Диярбекру областей ⁷⁴⁵. Усилив свою власть столь обширными приобртениями, он уже главное внимание обратил на византийскую границу.

В 938 году военныя действия разыгрались в области верхняго Евфрата и его притоков.

В сентябре этого года Сейф-ад-Даула выступил к грече­ской границе на крепость Дадим ⁷⁴⁶, а ал-Хасан-ибн-Али-ал-Кавваса отправил с отрядом к крепости ал-Телл. Неизвестно, чем кончилось движение Сейф-ад-Даулы к Дадиму, но уже вскоре после выступления в поход он двинулся на Хисн-Зияд, крепость на разстоянии одного дневного перехода на восток от Малатии (позднее Хартабирт, теперь Харпут) ⁷⁴⁷. Хисн-3ияд после семидневной осады готов был уже сдаться. В [241] это время к нему приближался доместик Иоанн Куркуас с двухсоттысячной армией, так что Сейф-ад-Даула, преследуемый греческой конницей, направился на восток к близ лежавшей Шимшате и остановился в местности, которая называлась ал-Муккадамия ⁷⁴⁸. Видя в этом имени дурной знак, суеверный Сейф-ад-Даула удалился оттуда и 8 октября 938 года ⁷⁴⁹ дошел до местности между двумя крепостями Хисн-Селямом (т.е Спасения) и Хисн-3иядом (т.е. Прибавления), что показалось араб­скому правителю хорошим предзнаменованием. Здесь он оста­новился и поджидал греков, которые, разделив свои войска на несколько частей, направились на Сейф-ад-Даулу. Предчувствие последняго не обмануло его, и в происшедшей битве, про­должавшейся до наступления ночи, греки потерпели поражение, оставив в руках врагов 70 патрициев помимо большого числа обыкновенных пленных; арабы захватили в числе про­чей добычи трон, кресло и знамя доместика ⁷⁵⁰.

Победы хамданида показали Византии, с каким сильным врагом ей придется иметь дело. Поэтому она, очевидно, в виду предстоявшей борьбы с Сейф-ад-Даулой начала переговоры с другими арабами, и особенно с багдадским халифом.

Еще до поражения доместика, а именно летом 938 года Ви­зантия открыла с багдадским халифом переговоры, целью которых было перемирие и обмен пленных. Византийский император отправил халифу ар-Ради письмо, которое было напи­сано от имени «Романа, Константина и Стефана, великих ца­рей греков». Греческий текст его был написан золотыми, а арабский перевод серебряными буквами. В нем после обычнаго риторическаго вступления император обращался к халифу с просьбою о перемирии и обмене пленных. Вместе с письмом греческий посол преподнес ар-Ради богатые дары, пере­численные в письме: осыпанные драгоценными камнями золо­тые стаканы, кружки, золотой поднос для кушаний, золотые, [242] осыпанные каменьями сосуды, богатыя одежды, мускус, амбру, различныя благовония.

Ар-Ради благосклонно встретил предложение императора и ответил ему также весьма риторическим письмом, где он согла­шался на перемирие, на принятиe присланных подарков и на обмен ⁷⁵¹.

Интересно заметить, что под тем же 326 годом (8 ноября 937 – 28 окт. 938 г.) сохранился разсказ о прибытии греческаго посла с богатыми подарками к Мухаммед-ибн-Тугджу, известному под названием ал-Ихшида, бывшему в то время наместником Египта ⁷⁵². После ряда различных приключений он при халифе ал-Муктадире был назначен правителем Дамаска, Рамлы и некоторых других городов, а в 933 году халиф ал-Кахир даже назначил его наместником Египта, куда, впрочем, он и не попал, так как еще до своего отъезда из Дамаска был свергнут Ахмед-ибн-Кайгалагом.

Но в августе 935 года Мухаммед, будучи вновь назна­чен наместником Египта уже при халифе ар-Ради, вступил в Фустат (Каир). Ему удалось счастливо окончить войну со своими западными, африканскими соседями, и летом 939 года халиф, желая еще более отличить правителя, даровал ему почетный титул его предков, властителей Ферганы, ал-Ихшида. Из этих слов мы видим, что ал-Ихшид 938-й год провел в Египте; поэтому и греческое посольство должно было быть послано в Египет ⁷⁵³. Императорский посол был принят Мухаммедом, сидевшим на высоком троне, на парчевой подушке, [243] в торжественной аудиенции; в честь посла были выстроены войска в полной форме и вооружении. Секретари и другие под­чиненные Мухаммеда стоя присутствовали при приеме. Посол, пав ниц перед правителем, вручил ему императорское послание. Мухаммед, щедро одарив посла, отпустил его в Кон­стантинополь ⁷⁵⁴.

К этому времени надо относить начало дружеских отношений между Ихшидами и Византией, которыя выразились, между прочим, формулой обращения византийских императоров к египетскому эмиру, как к «своему любимому другу». Обыкно­венная золотая печать в четыре солида была заменена в данном случае печатью в 18 ексагий ⁷⁵⁵. Вероятно, это посольство имело кроме политической и религиозную цель, так как именно в этом году константинопольский патриарх Феофилакт отправил послов к патриархам Александрии и Антиохии с прось­бою поминать его имя на молитвах и на литургии, что было прекращено со времени омайядов. Оба патриарха согласились исполнить просьбу Феофилакта ⁷⁵⁶.

Между тем переговоры императора с багдадским халифом пришли к благополучному результату.

В конце сентября и первой половине октября 938 года ⁷⁵⁷ на реке Ламусе происходил обмен пленных, продолжавшийся 16 дней. Со стороны мусульман обменом руководил Ибн-Варкааш-Шейбани. Было выкуплено 6.300 мусульманских мужчин и женщин. Но это были не все: после обмена в руках [244] греков оставалось еще 800 мусульман, которые уже были уве­дены обратно. При таких обстоятельствах мусульмане добились продления перемирия на шесть месяцев, т.е. до половины апреля 939 года, чтобы в это время успеть собрать греческих пленных для выкупа остававшихся в руках греков 800 мусуль­ман. Это удалось, и мусульманские пленники в несколько раз были выкуплены на р. Бодандуне ⁷⁵⁸.

В то время, как Византия вела переговоры и заключила мир с багдадским халифом и египетским ихшидом, желая получить возможность обратить свои силы на Сейф-ад-Даулу, последний не медлил и деятельно продолжал военныя действия в армянских областях.

Позднею осенью 939 года выступил Сейф-ад-Даула из Нисибина и через Меназкерд направился к городу Каликале (Эрзеруму), против котораго в то время греки построили город Хафджидж. Однако, узнав о приближении мусульманскаго войска, греки, поспешно разрушив новопостроенный город, бежали. Последняя победа была воспета арабским поэтом ан-Нами. Сейф-ад-Даула, повидимому, не преследовал их, а на зимнее время остановился в Арзене, поджидая таяния снегов и вместе с тем более благоприятнаго времени для похода ⁷⁵⁹.

Устрашенный успехами Сейф-ад-Даулы, один правитель в обла­стях Армении и Грузии явился к нему с изъявлением покорности. Сейф-ад-Даула отнесся к нему хорошо, одарил его почетным платьем, но поставил в условие сдачу наиболее опасных для мусульман укрепленных пунктов и взял с него клятву в повиновении и в наблюдении за охраной дорог. После этого другие армянские и грузинские князья отправили Сейф-ад-Дауле письма с выражением полной покорности. Обезопасив себя несколько с севера Сейф-ад-Даула весною 940 года двинулся из Каликалы к юго-востоку, к лежавшему на северном берегу озера Вана городу [245] Хилату (Ахлату). Пройдя после этого на запад в область Ибн-Тарника и разорив там после осады город Муш, где была разрушена одна очень чтимая христианами церковь, Сейф-ад-Даула вступил на греческую территорию. Целый ряд городов и крепостей открыли ему ворота. Негодующий император написал ему письмо, возбудившее гнев Сейф-ад-Даулы, но получил через арабскаго посла на него весьма грубый ответ, так что император даже сказал, что это письмо написано так, как будто бы Сейф-ад-Даула осаждал уже Колонию, т.е. ближайший от места военных действий город с подобным названием, лежавший в феме Армениака. Этого было довольно, чтобы алеппский власти­тель, действительно, задумал идти на Колонию и, несмотря на от­говоры своих приближенных из-за трудности предприятия, выполнил свой план. Он осадил город, выжег его область, разорил близ лежавшия поместья и написал оттуда письмо императору. Греки были в ужасе от подобнаго наступательнаго движения Сейф-ад-Даулы, который между тем, оставив Колонию, возвратился на восток. На обратном пути ему удалось на­нести еще сильное поражение доместику ⁷⁶⁰.

После этого Сейф-ад-Даула удалился к себе на юг и был там задержан, как мы сейчас увидим, на некоторое время. Пользуясь этим, греки открыли военныя действия в Месопотамии и в ноябре 940 года, дойдя до города Кафартуса, недалеко от Дары и Рас-Айна, избивали население и захватили в плен не мало мусульман ⁷⁶¹.

В декабре этого года умер халиф ар-Ради, последний поэт на багдадском престоле. Пользуясь смутами в халифате после избрания на престол ал-Муттаки-Биллахи, хамданиды [246] приняли в них деятельное участие и в 942 году овладели даже на короткое время Багдадом.

Эти смуты в восточном халифате и одновременные с ними сильные раздоры в Сицилии, позволившие Роману временно даже прекратить платеж дани африканским сарацинам ⁷⁶², дали некоторое облегчение империи. Внимание Сейф-ад-Даулы было отвлечено от восточной греческой границы его борьбою с халифом, так что Роман Лекапин смог даже участвовать в походе против южно-французских арабов во Fraxinetum (Fréjus) в союзе с королем Италии, Гуго Прованским. Последний, видя опустошение этими арабами берегов Италии и не имея флота, обратился в 941 году к Роману через своих послов, отправленных в Константинополь с просьбою послать против арабов к берегам южной Франции флот из хеландий, снабженных разрушительным греческим огнем; по плану Гуго, его войска вступят в пределы арабских владений с суши, а греки должны будут осадить их с моря, сожигая арабские корабли и особенно зорко следя за тем, чтобы испанские арабы не могли подвозить своим соплеменникам продовольствия и вспомогательных войск ⁷⁶³.

Завязались переговоры. Император ставил условием своего согласия на помощь Гуго флотом брак дочери последняго с сыном Константина Багрянороднаго, Романом. Гуго отвечал через послов, что законной дочери у него нет; но, если император пожелает одну из дочерей его от наложниц, то он может дать в невесты очень красивую девушку. Не смотря на такое предложение, император стал готовить флот, согласившись на столь неравный брак ⁷⁶⁴, в оправдание чего Константин Багрянородный должен был в своих сочинениях возводить род Гуго к Карлу Великому и говорить о бабке невесты Берте, не упоминая ни словом о ея матери, наложнице Гуго ⁷⁶⁵. Правда, здесь дело шло о сыне Константина, а не всемогущаго Романа Лекапина.

Во время этих переговоров летом 941 года Византия неожиданно подверглась серьезной опасности, от которой она довольно быстро освободилась только благодаря бездействию [247] Сейф-ад-Даулы в этом году на восточной границе. Русский князь Игорь шел походом на Константинополь.

В мае или начале июня 941 года русски на многочисленных ладьях ⁷⁶⁶ подплыли к черноморскому берегу Вифинии, недалеко от входа в Босфор, у устья реки Ривы ⁷⁶⁷. Вся азиатская часть Босфора до самаго Хрисополя (совр. Скутари) под­верглась опустошению ⁷⁶⁸. Император при получении этого известия был поставлен в очень затруднительное положение: сил для защиты было на лицо совершенно недостаточно; большая часть сухопутной армии находилась, как мы знаем, на восточ­ной границе; одинаково и флот был отправлен против арабов или охранял острова Архипелага ⁷⁶⁹. Нáскоро император собрал небольшую флотилию, частью из старых судов, которыя поспешно были исправлены ⁷⁷⁰, и поручил ее патрицию Феофану, который напал на русския ладьи у Гиерона, недалеко от маяка, стоявшаго при входе из Чернаго моря в Босфор. В происшедшем столкновении русские понесли поражение, особенно благодаря губительному действию греческаго огня, и удалились на восток, к вифинской местности Сгора (Σγόρα) ⁷⁷¹.

Между тем Роман Лекапин успел стянуть к столице значительныя силы; последнее обстоятельство всецело зависело [248] от положения дел на восточной границе, где именно во время нападения Игоря Сейф-ад-Даула, как мы уже отметили выше, был занят на юге смутами в халифате после смерти халифа ар-Ради и поэтому в продолжение нескольких лет не тревожил византийские пределы. Это совершенно случайное облегчение на востоке дало возможность Византии дать Игорю сильный отпор. Правительство решилось даже отозвать с востока до­местика схол Иоанна Куркуаса со всем его войском. Явился также с отборным отрядом македонской конницы и пехоты патриций Варда Фока; прибыли с фракийским войском стратиг Феодор Спонгарий и доместик Панфир (Πανθήρ) с 40.000 войска ⁷⁷². Военныя действия велись в Вифинии, где русские с одной стороны заходили на юг до Никомидии, с другой сто­роны по черноморскому побережью на восток до Гераклеи (Heraclea Pontica) и Пафлагонии.

После целаго ряда поражений русские, опасаясь к тому же наступавшаго уже зимняго времени, решили незаметно удалиться и в сентябре 941 года ночью направились к фракийскому бе­регу ⁷⁷³; но они были неожиданно застигнуты известным нам патрицием Феофаном, который окончательно разгромил рус­ский флот; только немногия русския ладьи, спасшись из битвы, достигли своей родины. За эту победу Феофан получил звание паракимомена. Русские пленники подверглись казни ⁷⁷⁴. Иоанн Куркуас вновь был отправлен на восточную границу. [249]

Итак, поход Игоря окончился полною неудачею, и этот важный успех византийскаго оружия безусловно находился в связи с делами на востоке, откуда именно в 941 году византийское правительство могло отозвать войска к столице в виду временнаго удаления Сейф-ад-Даулы на юг.

Между тем морския приготовления Романа к союзному по­ходу с Гуго на запад окончились. Игорь удалился в свою страну. На востоке, как мы увидим ниже, 942-й год начался удачно для греков. Византийский флот, очевидно, охранявший берега Италии, направился в 942 году к Fraxinetum в то время, как по берегу шли войска Гуго. Греческий огонь сжег все корабли сарацин, которые в страхе бежали в соседния Альпы. Экспедиция не дала ожидаемых результатов, так как возникшия недоразумения между союзниками заставили вскоре греческие корабли возвратиться в Италию ⁷⁷⁵.

Продолжавшияся распри халифа с эмирами, в которыя были замешаны и хамданиды, дали грекам время и возможность не только с победою выйти из столкновения с русскими и под­готовиться к походу в южную Францию, но и, благодаря удалению Сейф-ад-Даулы, перенести вновь военныя действия на восток; причем стало выясняться, что греки хотели между прочим поразить своего непримиримаго врага в его соб­ственной области, а именно в Алеппо.

В январе 942 ⁷⁷⁶ года они дошли до укрепленнаго местечка Хамуса ⁷⁷⁷, в шести фарсангах от Алеппо, разоряя и выжигая проходимыя местности, и увели от десяти до пятнадцати тысяч пленных. Но в этом же году арабский начальник ас-Сумли выступил из Тарса, проник в греческую область и с большим числом пленных и богатой добычей возвратился в Тарс; в числе пленных было не мало греческих патрициев ⁷⁷⁸. [250]

В октябре или ноябре 942 года, прибывший на восток доместик Иоанн Куркуас выступил в экспедицию, которая охватила весьма обширный район и продолжалась поэтому до­вольно долгое время. По некоторым известиям численность византийскаго войска доходила до 80,000 человек ⁷⁷⁹. Захватив в Армении на северном берегу озера Ван крепость Арзен, греки перенесли свои военныя действия в верхнюю Месопотамию, где целый ряд городов уступил силе византийскаго оружия: греками были взяты Майяфарикин, Диарбекр (Амида), Дара и Нисибин ⁷⁸⁰. Военныя действия в Месопотамии велись уже вес­ною 943 года, так как Дара пала 18 мая этого года ⁷⁸¹. В византийские планы, очевидно, не входило присоединение этих пунктов; победители ограничивались обыкновенным захватом добычи и пленных и после этого уходили; напр., в Даре греки пробыли всего два дня ⁷⁸². После осады Нисибина греки двинулись на запад, имея в виду осаду Эдессы. Осада шла удачно, и городу грозила уже вскоре сдача, так как греки открыли с жителями ея переговоры о выдаче им драгоценнейшей святыни города: нерукотвореннаго образа Иисуса Христа (Мандилия, Убруса), который издавна считался главною защитою города.

Главная трудность в истории перенесения нерукотвореннаго эдесскаго образа заключается в том, что в основном источнике об этом событии, а именно в Narratio de imagine Edessena говорится не только о перенесении образа, но и о перенесении известнаго письма Иисуса Христа к царю Авгарю. Narratio, если и не принадлежит перу самого Константина Багрянороднаго, то во всяком случае является источником, современным [251] его правлению и написанным под его влиянием ⁷⁸³. Все же арабские источники, с Яхъей во главе, говорят только о перенесении образа в 944 году и относят перенесение письма Иисуса Христа в Константинополь к гораздо более позднему времени, а именно к 1031 году ⁷⁸⁴. До сих пор этот вопрос еще не решен, и пока не изучены и не сверены новыя рукописи Narratio, приходится довольствоваться предположением бар. Розена, что разсказ de Imagine дошел до нас с интерполяциями ⁷⁸⁵. Мы также придерживаемся того мнения, что образ от письма нужно отделять: первый был перенесен в 944 году, второе в 1031 году. Заметим еще любопытную черту в первом разсказ Кедрина, заимствованном из Narratio: в конце его Кедрин как бы забывает о письме Иисуса Христа и при разсказе о встрече святыни в Константинополе говорит только об образе ⁷⁸⁶. [252]

Греки, предъявив требование этой иконы-мандилия ⁷⁸⁷, обещали снять осаду и отпустить арабам известное число мусульманских пленных. Пo этому поводу возникла переписка эдесскаго эмира с халифом ал-Муттаки, как религиозным главою, имамом, который, после доклада об этом своего визиря Абу-л-Хасан-ибн-Мукла, созвал кадиев и законоведов и просил решить, как поступить в настоящем случае. Такое внимание эдесскаго эмира в отношении халифа, потерявшаго к этому времени свою политическую власть и силу, объясняется только тем, что в данном случае вопрос был религиозный: могу­щественные вассалы держали в руках действительную силу, но не могли лишить власти законнаго имама ⁷⁸⁸. Собравшияся для решения этого вопроса знатнейшия лица государства, разсмотрев дело, разделились на две партии: одна из них была против выдачи мандилия на том основании, что он уже давным-давно хранился в Эдесской церкви и никто из греческих императоров не требовал его. Но один из участников совещания Али-ибн-Иса заявил, что «избавление мусульман из плена и выведение их из обители неверия и претерпеваемых ими там нужды и притеснений» гораздо более важно и обязательно для мусульман, чем владение иконой. С этим мнением согласи­лись все присутствовавшие, тем более, что они понимали невозможность бороться с греками и не видели другого средства освободить пленных.

Составленный визирем протокол заседаний был сообщен халифу, который и приказал поступить согласно вышеприведен­ному решению. Арабы передали грекам икону, а последние вы­дали мусульманам 200 пленных и 12,000 серебряных монет; кроме того, жители Эдессы поставили грекам в условие не делать набегов на их город и еще другие близ лежащие города: на Харран, Серудж (Сарат) и Самосату ⁷⁸⁹, после чего в [253] удостоверение последняго условия императором был дан хрисовулл ⁷⁹⁰, и между воюющими сторонами был заключен «вечный мир», который, как мы увидим ниже, длился не очень долго ⁷⁹¹.

Переговоры с Эдессой не мешали византийцам продолжать военныя действия в северной Месопотамии. Около половины ноября 943 года они взяли город Рас-Айн, на юго-восток от Эдессы, где, хотя и остались только два или три дня, но тем не менее удалились с большой добычей и с несколькими тысячами пленных, уступая, вероятно, враждебным отношениям местных бедуинов ⁷⁹². Подобныя действия византийцев в момент их переговоров с Эдессой могли только склонить население последняго города к уступчивости в вопросе о вы­даче мандилия.

Для принятия последняго в Эдессу уже в 944 году был [254] отправлен Авраамий, епископ самосатский ⁷⁹³. Повидимому, у мусульман и у жителей Эдессы была мысль вручить грекам не подлинный нерукотворенный образ, а одну из его копий, так как Авраамий сам тщательно разобрал существовавшия в Эдессе иконы Спасителя и выбрал настоящую ⁷⁹⁴. Когда в Эдессу пришел приказ халифа о выдаче мандилия, в городе вспыхнуло возстание: жители не хотели отпускать своей святыни. В дело должны были вмешаться мусульманския власти, которыя убеждениями, насилием и угрозами смерти заставили жителей уступить ⁷⁹⁵.

В момент выноса иконы из города нежиданно разыгра­лась гроза со страшным ливнем. Народ, видя в этом не­бесное знамение, снова поднял возстание, и не малых трудов стоило сарацинскому начальнику, на котораго была возложена выдача убруса, дать возможность благополучно вывезти святыню из города. Сказание передает нам целый ряд чудес, которыя совершались на пути следования убруса. Сопровождали его архиерей самосатский и эдесский, протопресвитер, несколько христиан и один из чиновников эмира ⁷⁹⁶. Путь шел, после переправы через Евфрат, в Самосату, где святыня оставалась несколько дней и совершила великое множество чудес, затем в монастырь Богородицы Евсевиу, в оптиматской феме в Вифинии ⁷⁹⁷. Между тем в Константинополе делались обширныя приготовления к торжественной встрече мандилия. Сенат, войска, все высшие чины должны были участвовать во встрече. Патриций Феофан, паракимомен, с великим блеском и пением псалмов встретил убрус на реке Сангарии ⁷⁹⁸. Наконец, вечером [255] 15 августа 944 года, в день Успения Пресвятой Богородицы, святыня достигла столицы и была с радостью и благоговением встречена императорами и народом ⁷⁹⁹. Образ, внесенный сна­чала во Влахернский храм, на следующий день, 16 августа, в торжественной процессии, во главе с сыновьями Романа Лекапина, Стефаном и Константином и его зятем Константином Багрянородным и патриархом Феофилактом ⁸⁰⁰, был через Золотыя Ворота перенесен в Софийский храм, и оттуда уже в дворцовый храм Богородицы Фара ⁸⁰¹. Чудесная сила мандилия продолжала проявляться и в Константинополе.

Известный пустынник времени Константина Багрянороднаго Павел Латрский просил патриция Фотия приложить плат к иконе и переслать потом этот плат ему. Когда Павел получил плат, то он увидел, что изображение Христа чудесным образом запечатлелось на нем ⁸⁰².

Перенесение святыни в Константинополь сильно подняло дух религиознаго населения столицы, которое должно было видеть в ней защитницу против внешних врагов, в данное время особенно русских, нападавших в 941 году, и венгров, повторивших в 943 году нашествие на византийскую территорию и заключивших мир после целаго ряда трудных и унизительных для империи переговоров, веденных уже знакомым венграм протовестиарием Феофаном ⁸⁰³.

Как бы в подтверждение чудесной силы мандилия, новые планы русскаго князя Игоря против Византии, именно в год [256] перенесения святыни, окончились отступлением его от Дуная. Как известно, этот поход Игоря не был похож на его предприятие 941 года, которое можно скорее разсматривать, как набег шайки, малочисленной дружины ⁸⁰⁴. В 944 году, по словам летописца, Игорь собрал большое войско из варягов, русь, полян, славян, кривичей, тиверцев и нанял печенегов. При известии о столь грозной опасности император отправил русским и печенегам богатые дары и обещал первым пла­тить дань, которую брал с Византии Олег. Игорь, подошедши к Дунаю и посоветовавшись с дружиной, решил принять византийския условия и возвратился в Киев. В следующем 945 году между греками и русскими был заключен договор и мир, «дондеже солнце сьяеть и весь мир стоить, в нынешния веки и в будущая» ⁸⁰⁵.

Такой, если и не особенно почетный для Византии, исход по­хода Игоря был в высшей степени важен для империи, так как затруднения с хамданидами на востоке еще только, можно сказать, начинались и требовали неусыпнаго внимания и больших военных сил.

Своими успехами последних лет на востоке греки были обязаны исключительно тому, что хамданиды были заняты в других местах. В 942 году у них были столкновения с турками, которыя окончились поражением и бегством Сейф-ад-Даулы в Багдад. После этого в том же 942 году один из его победителей, турецкий вождь Тузун одержал еще несколько побед над хамданидами и занял даже на время Мосул ⁸⁰⁶. Кроме того, в это время у Сейф-ад-Даулы созревает план покорения Сирии. Но здесь он понимал трудность задачи, так как это могло ввести его в столкновение с Египтом, от котораго часть Сирии зависела. Осенью 944 года, после свидания халифа с Ихшидом, последний получил от перваго диплом на владение в течение 30 лет Египтом и Сирией. В это самое время (4 сентября 943 г. – 23 августа 944 г.) отец Ихшида Тугудж-ибн-Шабиб, выступив из Дамаска в Тарс, завоевал город Малурию недалеко от Баргута и Дарб-ар-Рахиба ⁸⁰⁷. Но как [257] только Ихшид удалился, Сейф-ад-Даула, имея много привержен­цев в Алеппо, в октябре 944 года неожиданно занял этот важный город ⁸⁰⁸. В этом же 944 году часть войска Насир-ад-Даулы под начальством его двоюроднаго брата была отправ­лена на помощь дейлемитам в далекий Адербиджан, куда на­пали, как известно, в то время русские и овладели богатым городом Бердаа на р. Куре, столицей Албании ⁸⁰⁹. Все вышеуказанныя обстоятельства, конечно, мешали хамданидам в эти годы бороться против успехов византийскаго оружия в Meсопотамии. Но едва только Сейф-ад-Даула вступил в Алеппо в октябре 944 года, как тотчас же открыл военныя действия против греков.

Причиною являлись все более и более наступательныя действия византийцев, которые не успокоились и после «вечнаго» мира с Эдессой. Конечно, в данном случае Эдесса была оставлена в стороне, и внимание Византии было обращено на главныя владения Сейф-ад-Даулы. Осенью 944 года доместик Варда Фока, пользуясь тем, что Сейф-ад-Даула был занят в других местах, выступил с большим войском к границе, занял Мараш и Баграс, важный пункт у южнаго входа в Киликийское ущелье, на север от Антиохии, убивая и забирая в плен население. Но в данном случае успехи доместика этим и ограничились. Сейф-ад-Даула, занявший в октябре 944 года, как мы видели выше, Алеппо, немедленно выступил на греков и, настигши их ночью в горном ущелье, нанес им полное поражение, отбил пленных и добычу и продолжал наступление уже зимою. Пограничные города Сафсаф ⁸¹⁰ и Арнасус были им разорены; в одном из них часть стены разрушилась, и Сейф-ад-Даула овладел брешью. В его руки досталось большое число пленных. Сам доместик едва спасся от плена и получил в лоб глубокую рану, рубец от которой оставался до самой его смерти. Но победа не особенно легко досталась и Сейф-ад-Дауле, потери котораго были очень значительны. На этом он должен был покончить свой поход на греков, [258] так как в это время Ихшид, не желая оставлять Алеппо в руках Сейф-ад-Даулы, отправил к этому городу войско под начальством Кафура и Яниса. Услышав об этом, Сейф-ад-Даула быстро двинулся на юг на встречу египетскому войску ⁸¹¹.

В конце 944 года и в начале 945-го в Константинополе произошли два государственных переворота: сыновья Романа Лекапина свергли своего отца с престола, а затем и сами были свергнуты Константином Багрянородным, ставшим с 945 года единодержавным правителем Византии.

§ 5.

Италия и африканские арабы.

(926 – 945 гг.).

Грустную картину представляла из себя Южная Италия во время Романа Лекапина. Постоянныя нападения, безпощадные грабежи мусульман из Африки и Сицилии изнуряли до край­ности страну. Византия оборонялась в Италии, где и как могла, чувствуя, что не на западе заключался главный интерес империи; в Италии борьба велась без определенной цели, без намеченнаго плана; поэтому мы и можем с 926 по 945 год го­ворить только об отдельных фактах нападения и защиты в Южной Италии, история которой за этот период на общий ход византийской жизни влияния не оказывает.

В 927 году из Африки переправился в Сицилию славянин Саян или Сабир с сорока четырьмя кораблями; соеди­нившись с войсками сицилийскаго эмира Салим-ибн-Рашида, он двинулся в Италию на Тарент, который после упорной [259] обороны был взят 15-го августа 927 года приступом: люди, спо­собные носить оружие, среди которых было до 6.000 знатных греков, были перебиты; а все остальное: богатыя украшения, одежды, золото, серебро, драгоценные камни, рабы, было от­правлено в Африку для продажи ⁸¹².

После взятия Тарента, арабския войска двинулись дальше на восток к Отранто, осадили его и разрушали дома. Но в это время в сарацинском войске распространилась сильная эпиде­мия, которая заставила мусульман удалиться из Италии обратно в Сицилию, откуда они не прекращали своих нападений на греков ⁸¹³.

В 928 году Сабир (Саян) снова напал на итальянския владения, завоевал города ал-Гиран (гроты) и Калат-ал-Хасаб, положение которых определить в точности нельзя, и на­правился на Салерно, а затем на Неаполь; население этих городов заключило с ними мир на условии выдачи известной суммы денег и шелковых тканей, которыя пользовались [260] громадной известностью, особенно неаполитанския ⁸¹⁴. После этого Сабир возвратился к Сицилию ⁸¹⁵.

В следующем 929 году Сабир на четырех кораблях совершил третье нападение на Италию. Встретившись на море с греческим стратигом с семью кораблями и обратив последняго в бегство, Сабир высадился в Калабрии и взял город Тириоло, на юго-восток от Косенцы; большое число женщин и детей было взято в плен, так что общее число достигало 12.000. После этого Сабир с богатой добычей воз­вратился в Африку ⁸¹⁶. На несколько лет Южная Италия могла отдохнуть от сарацинских нашествий: Калабрия согласилась платить фатимидскому халифу известный налог, и это продол­жалось до смерти халифа ал-Махди в 934 году ⁸¹⁷.

Временное замирение в Италии дало возможность греческому флоту предпринять оттуда даже морской поход и южную Францию против испанских арабов, владевших Fraxinetum ⁸¹⁸ и [261] производивших свои опустошительные разбойничьи набеги на прибрежныя страны. Выступивший против них византийский флот нанес арабам жестокое поражение ⁸¹⁹.

После смерти ал-Махди Сицилия возстала против его преем­ника Абу-л-Касим-Мухаммед-ал-Каима (934-945), и непрерывная борьба шла до 948 года. Сицилийские арабы сопротивлялись стойко, и африканцам стоило много труда и усилий, чтобы подавить это возмущение ⁸²⁰. Роман Лекапин не упустил случая, поль­зуясь обстоятельствами, еще более увеличить затруднительное положение ал-Каима. Одним из руководителей сицилийскаго возстания был город Джирдженти, жители котораго, видя надви­гавшуюся опасность, в 939 году обратились за помощью к византийскому императору. Последний не отказал им, а послал на помощь несколько кораблей с войском и съестными припасами. Фатимидский начальник в Сицилии Халил, узнав об этом, просил подкреплений у ал-Каима. Какова была судьба византийскаго вспомогательнаго отряда, неизвестно; только Джирдженти, после упорной осады в ноябре 940 года, принужден был сдаться. Большое число его населения, не желая подчиниться фатимидам, удалилось в византийские пределы, т.е. в Калабрию ⁸²¹. Пользуясь подобными затруднениями мусульман, византийский император нарушил договор и прекратил, мало-по-малу, платеж своей дани халифу ⁸²². Между тем, положение мусульман все ухудшалось: их постиг страшный голод. [262] Источники нам сохранили любопытное известие о том, как стратиг Калабрии Кринит (Κρηνίτης) из Халдеи, скупая хлеб по дешевой цене от местнаго, ему подчиненнаго населения, перепродавал его по дорогой цене голодным сарацинам, ко­торые вынуждены были платить требуемую цену. Позднее Константин Багрянородный отставил его от должности и кон­фисковал имущество ⁸²³.

Константин Багрянородный один.

(945 – 959).

§ 6.

Греки и Сейф-ад-Даула с 945 по 950 год.

Внешнее положение империи в 945 году, когда Константин Багрянородный сделался, наконец, самостоятельным правителем, было несравненно спокойнее, чем в 913 и 919 годах, т.е. в год смерти Льва Мудраго и в год провозглашения императором Романа Лекапина. Мир, заключенный с Петром Болгарским, продолжался во все время единодержавнаго правления Константина. В Армении царствования Апаса, умершаго в 952 году, и его сына Ашода III, сделавшаго Ани столицей го­сударства, отличались мирным характером.

Армения вступала в лучшую пору своего существования ⁸²⁴. Северная гроза со стороны Руси временно прошла, и посещение Константинополя великою княгиней Ольгою имело уже совер­шенно мирный, дружественный характер. Правительство сочло возможным действовать более решительно против венгров. В 955 году византийский император, уже не скрывая своих чувств относительно венгров, отправил к Оттону I послов с поздравлениями по случаю победы его над ними под Аугсбургом ⁸²⁵. В 958 году венгры, явившиеся снова во Фракии, встретили уже сильный отпор: Поф Аргир с [263] экскувитами и стратигами Букеллария, Опсикия и Фракисийской фемы нанес венграм сильное поражение и прогнал их обратно в их страну ⁸²⁶.

Мало-по-малу расширяются дипломатическия сношения империи. Византийские послы являются неоднократно при дворе германскаго императора Оттона Великаго. В самый год начала единодержавия Константина, т.е. в 945 году, уже греческие послы с богатыми подарками прибыли в праздник Всех Святых к Оттону ⁸²⁷. Что за причина была этого посольства, из источников не видно; но мы главную причину сношений с Оттоном I видим в отношениях империи к венграм.

Если теперь обратиться к отношениям Византии за это время к арабам, то здесь мы не увидим ни малейшаго ослабления в военных действиях. Далекая Испания и утерянная Сицилия не доставляли хлопот правительству, тем более, что в Сицилии в это время еще не было усмирено возстание сицилийских мусульман против фатимидов. Южная Италия была свидетельницей лишь случайных столкновений, особенно со стороны африканскаго флота фатимидов. Центр тяжести во все время единодержавнаго правления Константина лежал на востоке, где энергично и неослабно действовал Сейф-ад-Даула.

Первый год правления Константина был как бы затишьем перед грозою. Как мы видели выше, Сейф-ад-Даула был именно в это время занят своею борьбою с египетским правителем Ихшидом.

В происшедшем столкновении Кафур, военачальник Ихшида, был побежден и бежал в Дамаск, откуда оповестил Ихшида о своей неудаче. Гордый своей победою, Сейф-ад-Даула весною 945 года (в апреле-мае) занял Дамаск и отверг предложенныя ему Ихшидом условия мира. Но уже летом этого года (в мае-июне) Ихшид нанес Сейф-ад-Дауле полное поражение, так что последний принужден был бежать в Месопотамию, в город Ракку. Ихшид вступил в Алеппо, но, несмотря на превосходство своих сил, был склонен заключить [264] с Сейф-ад-Даулой мир, что и случилось в октябре или ноябре 945 года ⁸²⁸. Условия были весьма выгодными для Сейф-ад-Даулы: последний получал от Ихшида Алеппо, Эмесу и Антиохию; Дамаск оставался во власти последняго; но за это Ихшид обещал платить Сейф-ад-Дауле ежегодно известную сумму денег. Для скрепления союза Сейф-ад-Даула женился на племяннице Ихшида ⁸²⁹. Свою деятельность в Сирии в отношении Византии Ихшид ознаменовал подготовительными действиями по обмену пленных. Еще император Роман Лекапин, чувствуя в Ихшиде невольнаго союзника в своих отношениях к Сейф-ад-Дауле, задумал завязать с ним дружеские переговоры и неза­долго до своего низложения отправил к нему длинное письмо, в котором он, после общих восхвалений благ мира и изъяснения вреда войны, предлагает «египетскому эмиру» любовь и дружбу. «Мы только что отправили от нашего величества, – писал Роман, – послание к вашему благородству, чтобы ты знал, как на всех изливается доброта нашего величества. Ты познал сам и от многих слышал о высоте и величии царства ромеев, о том, что оно является самым сильным и могущественным на земле, о том, какими богатствами и земными бла­гами оно владеет. Итак, если бы ты возымел намерение сделаться другом нашего величества, сообщи нам через вернаго тебе и подходящаго человека о том, какую и ты имеешь ис­креннюю любовь к нам, чтобы мы из этого могли точнее убедиться в вашем намерении. И если ты хочешь всецело быть и называться нашим другом, если тебе угодно жить в наших пределах, то мы почтим тебя званием άρχων τών άρχόντων и прикажем Какикию, магистру Апасикию и другим правителям на востоке, живущим в тех пределах, подчиняться твоим словам и советам. Если жe ты предпочтешь прибыть к нашему величеству и свидеться в богохранимом городе (т.е. Константинополе), мы окажем тебе блестящий и почетный прием, почтим тебя званием патрикия, анфипата и стратига, в какой феме ты ни пожелаешь; мы предоставим тебе дом, поместья и целое богатство из золота, серебра и шелковых тканей, так [265] что все люди на земле будут тебя считать счастливым; но ты получишь от нашего величества еще другия неисчислимыя блага» ⁸³⁰.

Это письмо поражает тем, что в нем, помимо предложения египетскому эмиру сделаться другом и союзником в виду общих действий против Сейф-ад-Даулы, выражена неожиданная мысль: Роман склонял египетскаго эмира сделаться вассалом империи, прикрывая это, конечно, обещанием всевозможных почетных наград. На последнее Ихшид никогда не мог согла­ситься, но на предложение дружбы отозвался довольно охотно. Ро­ман Лекапин до этого не дожил. По распоряжению Ихшида, в мае месяце 946 года, т.е. уже после низложения Романа Лекапина и его сыновей, в Константинополь от имени тарсийскаго эмира прибыл в качестве посла для переговоров о мире и обмене знакомый нам Абу-Умейр-Ади-ибн-Ахмед-ибн-Абд-ал-Баки. Посольство торжественно было встречено в столице императором ⁸³¹ и уже в самом начале июля 946 года ⁸³² к Ихшиду в Дамаск прибыли в качестве посла от населения пограничной области тот же Абу-Умейр-Ади-ибн-Ахмед-ибн-Абд-ал-Баки из Аданы и монах Иоанн, котораго Масуди называет анфипатом, патрицием и мистиком, в качестве посла греческаго императора. Но Ихшиду не удалось довести до конца обмена, так как 11 июля 946 года он умер. Его войско под начальством всемогущаго Кафура двинулось обратно в Египет; с [266] ним были и прибывшие для переговоров об обмене послы. Но по прибытии в Палестину Кафур, дав Абу-Умейру и Иоанну 30.000 динаров из суммы, предназначенной для обмена, от­пустил их обратно в Малую Азию, и они, сев в Тире на корабль, прибыли в Тарс в то время, как правитель сирийской пограничной области Наср-ас-Сумли, узнав о смерти Ихшида и удаления египетских войск, признал верховенство Сейф-ад-Даулы и согласился поминать его имя на молитве в мечетях ⁸³³. Сейф-ад-Даула, только что, повидимому, одержавший большую победу над доместиком у Хисн-Зияда, настолько был доволен этим, что послал в подарок Насру и жителям Тарса почет­ное платье, много золота и пожертвовал на обмен 80.000 динаров ⁸³⁴. При таких обстоятельствах в октябре 946 года на р. Ламусе произошел самый обмен, которым руководил от имени Сейф-ад-Даулы Наср-ас-Сумли. Со стороны греков обменом руководили доместик схол, известный Иоанн Куркуас и ма­гистр Козьма, опытный законовед и судья. Выкуплено было мусульман обоего пола 2.482 человека; но несмотря на большия суммы денег, отпущенныя арабам на обмен, в руках гре­ков оставалось все таки 230 мусульманских пленных, за освобождение которых великодушно заплатил Сейф-ад-Даула. Император был очень доволен совершившимся обменом и радушно встретил возвратившихся в столицу послов ⁸³⁵. Казалось, для [267] империи готовы были наступить лучшия времена мира и внутренняго успокоения. Подобное замирение было очень выгодно и для Сейф-ад-Даулы, который в это время должен был вынести тя­желую борьбу на юге.

Вторая половина 946 года и весь 947-й принесли не мало хлопот и огорчений ему благодаря снова возникшей борьбе с египетскими войсками. Население Дамаска, подозревая често­любивые замыслы Сейф-ад-Даулы на этот город, призвало на помощь уже известнаго нам Кафура, который, явившись в Сирию, в двух сражениях, в начале 947 года, разбил Сейф-ад-Даулу и принудил его искать спасения в Ракке. Летом же этого года Абу-л-Касим-Унгур, сын Ихшида и преемник его в Египте, вступил в Алеппо, но скоро удалился на юг, оставив, по всей вероятности, в Алеппо Яниса, одного из своих вождей. В октябре или ноябре 947 года Сейф-ад-Даула неожиданно напал и овладел Алеппо. После чего вскоре между Сейф-ад-Даулой и Унгуром был заключен мир на прежних условиях, только уже египетский правитель не платил больше ничего Сейф-ад-Дауле за владение Дамаском. Утвердившись в Алеппо, Сейф-ад-Даула выстроил себе дворец и передал управление городом Манбиджом своему двоюродному брату, известному поэту, Абу-Фирасу ⁸³⁶. После этого Сейф-ад-Даула предпринял длинный ряд походов против греков.

В 948 году, вероятнее всего весною ⁸³⁷, греки сделали обычное нападение на сирийскую пограничную область, захватили пленных и собирались уже удалиться, как Сейф-ад-Даула нагнал их и, убив много греков, отбил захваченную ими добычу ⁸³⁸. После [268] этого он осадил сильную крепость в северной Сирии, Барзую, лежавшую на высокой горе, между Триполисом и Антиохией, близ берега Средиземнаго моря ⁸³⁹. В это же время византийския войска, под начальством Льва Варды Фоки, доместика, вступили в месопотамскую пограничную область и осадили крепость ал-Хадас, население которой обратилось к Сейф-ад-Дауле за помощью. Барзуя под руководством курда Абу-Таглиба сильно сопротивлялась, так что Сейф-ад-Даула даже поклялся не оставлять осады, пока не возьмет города. Это было причиною того, что он не мог помочь ал-Хадасу, и последний вынужден был сдаться Варде, который ограничился тем, что срыл городския стены. Барзуя, в свою очередь, должна была уступить Сейф-ад-Дауле и открыла ему ворота, после чего он отправился в Антиохию, куда и прибыл в декабре ⁸⁴⁰. Здесь Мутанабби, один из его придворных поэтов, встретил победителя хвалебными стихами ⁸⁴¹.

Весною 949 года греки снова вступили на мусульманскую территорию и захватили Мараш. Сейф-ад-Даула поспешил к нему на помощь из Алеппо, где он оставил вместо себя править Мухаммед-ибн-Насир-ад-Даулу, и направился через Майяфарикин; но, встретившись с греческим войском, потерпел не­удачу и обратился в бегство. Этим воспользовались греки и вторглись в область Тарса ⁸⁴². [269]

Продолжая наступление, летом 949 года выступил Лев Фока, доместик, к лежавшему в антиохийской области горо­ду Бука ⁸⁴³. Ему навстречу пошел заместитель Сейф-ад-Даулы в Алеппо, Мухаммед-Насир-ад-Даула, но, столкнувшись с гре­ками, потерпел поражение, оставив 400 человек убитыми; боль­шое число его воинов попало грекам в плен ⁸⁴⁴. В сентябре же этого года (949) византийския войска предприняли поход в Армению и взяли крупный центр, Каликалу (Эрзерум – Феодосиополь), жители котораго выговорили ceбе пощаду, после чего греки, разрушив стены, удалились ⁸⁴⁵.

После этого до сентября 950 года о столкновениях на востоке мы не слышим. С одной стороны, смерть четырехлетняго сына Сейф-ад-Даулы, послужившая темой для одного из стихотворений Мутанабби ⁸⁴⁶, могла подействовать на отца и от­влечь временно его внимание от военной деятельности; с дру­гой стороны, видя свои неудачи в 949 году, Сейф-ад-Даула, может быть, желал получше подготовиться и сильным ударом отомстить грекам. Как бы то ни было, для Византии по­добная остановка в военных действиях на востоке была большим счастьем, так как именно в 949 году главная часть ея военных сил была направлена на Крит. К изложению этой экспедиции мы теперь и перейдем. [270]

§ 7.

Критские арабы и поход на Крит 949 года.

При Константине Багрянородном критские арабы, как и в правление Льва VI, производили свои опустошительные набеги по всему Эгейскому морю и его прибрежным странам. Вероятно, в тридцатых годах X столетия они нападали на Пелопоннес и среднюю Грецию, население которых спасалось на острова; среди убежавших был известный фокидский отшельник Лука Младший, укрывшийся на пустынном островке Ампелоне. Бежавшее население, уже отчаяваясь увидеть вновь свободную от иноземцев Элладу, вследствие тоски по родине, несмотря на грозившую опасность, хотело возвратиться в Грецию. Лука их удерживал, предсказывая скорое освобождение; но, несмотря на это, обстоятельства заставили его оставаться на острове в течение трех лет ⁸⁴⁷. Нападения критских арабов [271] шли на север и, вероятно, как и в предыдущия царствования, угрожали спокойствию Афона, где известное уже нам се­лище Ериссо в царствование Романа Лекапина стало называться Κάστρο, т.e., другими словами, стены древней Аполлонии, остатки которых существуют и до сих пор, были возобновлены и укреплены ⁸⁴⁸. Почти с уверенностью можно сказать, что эти укрепления на Афоне возводились против арабов. На восток набеги критских арабов достигали, без сомнения, малоазийских берегов, и им была, например, прекрасно известна слава о латрском подвижнике Х-го века Павле Младшем ⁸⁴⁹.

Одна рукопись Иверскаго афонскаго монастыря содержит предание, где говорится, что еще Роман Лекапин направился отвоевывать Крит, которым тогда владели турки, т.е. арабы. В Ливадии император услышал о св. Луке и просил его по­молиться об успехе похода. Но Лука отказался, сказав, что Крит возьмет не он, а Роман Младший. После этих слов император не пошел на Крит и вскоре затем построил церковь св. Луки в Фокиде ⁸⁵⁰. Конечно, это чистейший вымысел, имевший своим основнием смешение Романа Старшаго с Младшим, так как в житии св. Луки есть, действительно, пророчество об обратном завоевании Крита ⁸⁵¹.

Константин уже в течение нескольких лет задумывал морскую экспедицию на Крит, которая бы положила конец своеволию критских пиратов. Желая обезпечить себе во время экспедиции спокойствие и нейтралитет, а, в случае удачи, даже и союз ⁸⁵² испанских арабов, Константин решил [272] снарядить в Испанию посольство, которое оттуда должно было от­правиться ко двору германскаго императора Оттона Великаго. Если цель греческаго посольства в Испанию выясняется из отношения императора к критским арабам, то цель посольства ко двору Оттона Великаго остается несколько загадочною. Вероятно, здесь имелись в виду переговоры с германским императором относительно общаго врага обеих империй, именно венгров.

Современником Константина Багрянороднаго в далекой Испании был знаменитый и сильный государь Абд-ар-Рахман III. «Константинопольский император, государи Германии, Италии и Франции отправляли к нему посольства. Это были уже прекрасные результаты его правления; но что возбуждает удивление и восхищение, когда изучают это славное царствование, это не столько результат работы, сколько сам работник, это – мощь всеобъемлющаго ума, от котораго ничего не ускользало и который выказывался одинаково удивительным как в самых мельчайших подробностях, так и в самых возвышенных мыслях. Этот тонкий и прозорливый человек, который централизирует, который основывает единство нации и един­ство власти, который, благодаря своим союзам, установил род политическаго равновесия, который в своей широкой терпимости призывал в свои советы людей другой религии, – этот человек является скорее государем настоящаго времени, чем халифом средних веков» ⁸⁵³.

И вот, в августе-сент. 947 года ⁸⁵⁴ при дворе этого замечательнаго государя появляются послы Константина во главе со [273] спальником, евнухом Саломоном ⁸⁵⁵, с драгоценными подар­ками. Цель посольства была снискать дружбу испанскаго ха­лифа. Абд-ар-Рахман распорядился приготовить послам самую торжественную встречу. В город Баджану ⁸⁵⁶ уже заранее был отправлен Яхъя-ибн-Мухаммед-ибн-ал-Лейс и еще один придворный, которые должны были там встретить греческих послов и оказывать им всякия услуги во время дороги. Когда послы уже подъезжали к Кордове, целый ряд мусульманских вождей в полном вооружении выехал к ним на встречу. Наконец, в виде особаго почета, после начальников посольство было встречено двумя старшими евнухами, Ясиром и Темамом, которые были самыми близкими людьми халифа, надзирали за его гаремом и охраняли дворец. Войска в пол­ной парадной форме были разставлены по дороге. Помещение для послов было отведено в предместье Кордовы, в загородном имении наследника престола ал-Хакама. Доступ туда был для всех строго воспрещен, и самый дворец, в котором поместились послы, был зорко охраняем шестнадцатью вольно­отпущенниками (маула) и знатными придворными. Таким образом, посольство сразу попало в почетное заточение. Халиф принял его в сентябре 947 года ⁸⁵⁷ в торжественной обста­новке в блестящем зале Кордовскаго дворца. По правую и левую руку халифа возседали его сыновья с наследником престола ал-Хакамом во главе. Тут же присутствовали на определенных местах многочисленные родственники халифа, визири, каммергеры (хаджибы), сыновья визирей, вольноотпущен­ники (маула) и т.д. Весь двор был устлан превосходными коврами и роскошными настилками; двери и аркады дворца [274] были завешаны шелковыми занавесями и тонкими, дорогими портьерами.

Поражаясь великолепием окружающей обстановки, вошли послы и вручили императорское послание халифу. Письмо было написано золотыми буквами по-гречески на пергаменте небесно-голубого цвета; при нем было другое письмо, написанное также по-гречески на небесно-голубом пергаменте, но уже серебром, где заключалось описание и перечисление посылаемых халифу подарков. К письму была прикреплена золотая печать весом в 4 мискаля, на одной стороне которой было изображение Христа, а на другой самого императора Константина и его сына. Письмо находилось в разрисованном серебряном ящичке с золотою крышкой, на которой было сделано изображение императора Константина из разноцветнаго стекла. Ящичек был в футляре, обернутом в шелковую материю. В переводе пер­вая строка письма заключала в себе следующее: «Константин и Роман, верующие в Мессию, государи, царствующие над греками»; вторая строка: «великому по достоинству, знаменитому, благородному по происхождению, Абд-ар-Рахману, халифу, прави­телю арабов в Андалузии. Да продлит Господь его жизнь!» Чтобы произвести еще большее впечатление на греческих послов, халиф предложил своему сыну ал-Хакаму собрать вы­дающихся ораторов и поэтов страны, которые бы в присутствии послов в своих речах и стихотворениях превознесли силу ислама, славу его царствования, величие дворца и т.д. Первым должен был говорить законовед Мухаммед-ибн-Абд-ал-Касинияни, известный составитель речей; но когда он выступил перед собранием, величие и великолепие обстановки на­столько сильно на него подействовали, что он, не произнеся ни слова, замертво упал. Его заменить должен был при­бывший из Ирака Абу-Али-ал-Багдади-Измаил-ибн-ал-Касим-ал-Кали, автор нескольких сочинений, «эмир слова и море язы­ка», по выражению арабскаго писателя; но он только мог на­чать; вскоре нить мыслей у него порвалась, и знаменитый оратор остановился в раздумье, тщетно стараясь вспомнить то, о чем он хотел говорить. При всеобщем смущении и молчании неожиданно поднялся Мунзир-ибн-Саид-ал-Баллути, человек, известный своею ученостью, и без приготовления произнес блестящую речь, которую окончил длинным стихотворением. Все многолюдное собрание высказало полное одобрение этой речи, [275] а удивленный халиф в награду назначил оратора на долж­ность кади ⁸⁵⁸.

Среди подарков, поднесенных послами халифу, была пре­красная греческая рукопись медицинскаго сочинения Диоскорида с рисунками растений и латинская рукопись известной истории Орозия. В письме своем император указывал, что польза от сочинения Диоскорида может быть только для халифа тогда, если у него есть человек, знающий греческий язык и знако­мый с лекарствами; относительно же Орозия император писал, что в Испании найдется не мало лиц, знакомых с латинским языком, которые и могут перевести историю на арабский язык. Но в Испании не нашлось христианина, знающаго по-гречески; поэтому, и присланная рукопись Диоскорида осталась не переведенною в библиотеке халифа ⁸⁵⁹. [276]

Император добился своей цели. Испанский халиф согласился на заключение дружбы и для укрепления ея отправил, в свою очередь, в Константинополь Хишам-ибн-Хузейла с великолепными подар­ками. Вероятно, с последним послом была также отправлена просьба халифа к императору о том, чтобы он послал к нему человека, говорившаго по-гречески и по-латыни, который был бы в состоянии обучать рабов халифа, будущих переводчиков.

Рукописью Диоскорида заинтересовался известный ученый в Испании того времени, еврей Хасдай-ибн-Башрут, занимавший вы­сокую государственную должность при дворе Абд-ар-Рахмана. От греческих послов Хасдай узнал подробности о далеком хазарском царстве, исповедующем иудейскую религию, правитель котораго был каган Иосиф. Пользуясь отправлением посольства в Константинополь, Хасдай отправил туда Исаак-ибн-Нафана с письмом к хазарскому кагану; вместе с тем от себя лично он послал императору значительные подарки с просьбою помочь его посланцу в путешествии к хазарам. Император принял Исаака, письмо Хасдая и подарки весьма благосклонно, но через шесть месяцев, отправляя обратно испанских послов, он послал с Исааком письмо к Хасдаю, где отказывался отправить посла его к хазарам, ссылаясь на междоусобныя войны народов, живущих между хазарами а Константинополем, и на спирепствующия в это время бури на море ⁸⁶⁰. [277]

Греческий посол Саломон из Испании направился с по­дарками ко двору Оттона Великаго, почти одновременно с посольством Абд-ар-Рахмана к германскому императору. Последний ⁸⁶¹ тотчас же отправил ответное посольство в Констан­тинополь во главе с богатым майнцским купцом Лиутефредом ⁸⁶².

Испанское посольство достигло Константинополя незадолго до прибытия туда Саломона, который, уехав 25-го августа 948 года ⁸⁶³ с Лиудпрандом, ехавшим в качестве посла в Константино­поль из Венеции, был в Константинополе 17-го сентября ⁸⁶⁴. С Саломоном прибыл в столицу с богатыми подарками посол императора Оттона I, упомянутый выше Лиутефред ⁸⁶⁵. В Константинополе испанское посольство было принято императором 24-го октября 948 года. Церемониал приема был совершенно одинаков с приемом посольства тарсийских арабов в 946 году, только аллея дворца Магнавры вместо материи сендес была вся убрана большими скарамангиями и увешана различными предме­тами, украшенными эмалью ⁸⁶⁶, взятыми из императорскаго казнохранилища-филака, Кроме того, в день приема испанские послы [278] не удостоились приглашения к императорскому столу, почему и хрисотриклин не был разукрашен ⁸⁶⁷.

После двухлетняго пребывания в Константинополе, Хишам в 949 году возвратился в Испанию ⁸⁶⁸. С ним прибыло но­вое греческое посольство. Цель второго посольства в Испанию, именно в год критской экспедиции, заставляет предполагать, что не все еще было улажено между императором и халифом. Может быть, новые послы должны были играть роль соглядатаев и доносить своему императору о том положении, какое примет испанский халифат во время критской экспедиции; на то, что император не особенно доверял Абд-ар-Рахману, указывает присутствие византийских судов у берегов Испании во время критскаго похода, о чем мы скажем ниже.

Несколько позднее, уже после критской экспедиции, император исполнил просьбу испанскаго халифа о присылке в Испанию учителей греческаго и латинскаго языков. А именно, в 951 году ⁸⁶⁹ прибыл в Испанию в качестве учителя греческаго и латинскаго языков посланный императором монах Николай, который стал одним из близких людей Абд-ар-Рахмана. В тоже время замечается в Кордове среди арабских врачей стремление заниматься и объяснять непонятныя имена растений в книге Диоскорида; во главе этого ученаго движения стоял уже известный нам Хасдай-ибн-Башрут ⁸⁷⁰, занявшийся арабским переводом Диоскорида ⁸⁷¹. [279]

Константин Багрянородный, решив критскую экспедицию, обратился письменно к св. Павлу Латрскому, с которым он вообще находился в переписке, спрашивая его o судьбе предполагаемаго похода. Павел отвечал императору, что эта экспедиция не угодна Богу. Несмотря на это, Константин, в виду уже затраченных громадных денег, не внял словам святого и двинулся в поход ⁸⁷².

Приготовления к походу, действительно, были сделаны громадныя, и они нам точно известны, благодаря подробному рас­сказу о снаряжении экспедиции, сохранившемуся в Обряднике Константина Багрянороднаго, который относит ее к седьмому индиктиону, т.е. к 949 году ⁸⁷³.

Византийское правительство, владея обширным флотом, рас­положило свои морския силы в различных наиболее важных пунктах в виду возможных осложнений. В Диррахии и в Далмации стояло семь судов-усий ⁸⁷⁴, в Калабрии три судна-усии. Эти суда должны были, конечно, наблюдать за действиями сицилийских и южно-итальянских арабов преимущественно в Адриатическом море, в виду возможной диверсии их на западные берега Греции и далматинское побережье. Три таких же судна с остиарием и нипсистиарием ⁸⁷⁵ Стефаном были [280] отправлены к берегам Испании, хотя, как мы видели выше, между дворами византийскаго императора и кордовскаго халифа и существовали дружественныя отношения, обещающия, что испанские арабы не помогут своим критским собратьям. Очевидно, Византия не совсем полагалась на заверения испанских мусульман, которые уже были известны тем, что помогали за несколько времени перед этим подвозом войска и провианта арабам во Фраксинете ⁸⁷⁶.

К берегам Африки был отправлен протоспафарий и асикрит Иоанн с тремя хеландиями и четырьмя дромонами с экипажем в 1.540 чел., по 220 чел. на каждом судне. Таким образом, с юга также были приняты надлежащия меры.

Для охраны столицы из императорскаго флота были остав­лены одна памфила и 24 судна-усии, а также стратиги Эгейскаго моря с шестью хеландиями-памфилами, с экипажем в 720 чел. (по 120 чел. на каждой) и с четырьмя хеландиями-усиями, с экипажем в 432 чел. (по 108 чел. на каждой); одно судно-усия из фемы Эгейскаго моря было оставлено на месте для под­воза строевого материала на следующий 950 год ⁸⁷⁷.

Для охраны Родоса, где находился в то время в ссылке Стефан, сын Романа Лекапина, переведенный туда из Проконниса, были назначены одно судно-усия и 4 дромона, с экипажем в 1.100 чел., по 220 чел. на каждом судне ⁸⁷⁸. Но Родос нуждался в бдительной охране и по другой причине: в половине Х-го века на этом густо заселенном греками острове находился арсенал и строились военные корабли, которые, в случае надобности, оттуда и производили свои нападения, особенно к югу по направлению к Египту ⁸⁷⁹.

Две галеи Исаврийской Антиохии, приморскаго города, расположеннаго на крутой горе ⁸⁸⁰, остались для охраны своих берегов; [281] то же самое назначение получила единственная галея острова Карпафоса.

В состав флотилии, назначенной для военных действий на Крите, вошли следующия суда из императорскаго флота. Семь памфил, 33 хеландии-усии и 20 дромонов, имевших по две усии; всего 80 судов. На судах императорскаго флота перевозились участвовавшие в походе иностранные отряды – 629 русских, 368 тульмацев и 700 военнопленных ⁸⁸¹. Русские и тульмаци являлись в войске в качестве наемных союзников; появление же военнопленных в действующей армии совершенно соответствовало византийскому обычаю зачислять их в различныя части войска ⁸⁸².

Провинциальный флот следующим образом представился в критской эскадре. Стратиг Самоса с шестью хеландиями-памфилами, с экипажем в 900 чел., по 150 чел. на каждом судне, и с шестью хеландиями-усиями, с экипажем в 648 чел., по 108 чел. Стратиг кивирреотской фемы явился также с шестью хеландиями-памфилами с экипажем в 900 чел., по 150 чел. на каждом судне, с шестью хеландиями-усиями, с экипажем в 660 чел., по 110 чел.; для охраны самой кивирреотской морской фемы у берегов ея остались две памфилы и четыре хеландии-усии. Как и в феме Эгейскаго моря, две усии были назначены для добывания и подвоза строевого материала на следующий 950 год. Из Атталии участвовало в походе 9 галей; остальныя шесть были удержаны для береговой обороны Атталии.

От пелопоннесской фемы явился турмарх побережья с че­тырьмя хеландиями. Наконец, западные мардаиты, Никополь, Пелопоннес, Кефалония выставили вместе 3.000 чел. ⁸⁸³. Таков был состав морских сил, назначенных в Критский поход.

Перейдем теперь к кавалерии ⁸⁸⁴. От фемы Фракии участво­вали в походе топотирит и архонты (т.е. офицеры) четырех тагм, всего 139 человек, и схоларии (т.е. нижние чины) четы­рех тагм – 493 человека ⁸⁸⁵. [282]

Фема Македония выставила с топотиритом во главе 83 офи­цера и 293 нижних чина. Таким образом, фракийская и маке­донская кавалерия представляла из себя отряд в 869 человек. Нератическия тагмы участвовали только двумя полками: с топотиритом, офицерами и нижними чинами (схолариями) полк экскувитов выставил 700 чел. и полк иканатов 456 чел. ⁸⁸⁶, т. е. всего 1.156 чел. Армяне, поселенные византийским правительством в Анатолике и обращенные в военно-податное состояние, должны были выставить на критский поход 1.000 чел. ⁸⁸⁷. Славяне, посе­ленные еще в VII веке Юстинианом II в феме Опсикия и приведенные им также в военно-податное состояние, будучи уве­личены новым обширным славянским поселением 754 года, выставили 220 чел. ⁸⁸⁸. Стратиг Фракисийской фемы с тремя турмархами, другими офицерами фемы и нижними чинами выставили 150 чел.; за остальных 800 чел. нижних чинов нужно было внести по четыре номисмы, что дало сумму в 44 литра 32 ном. ⁸⁸⁹. Из этих денег 24 литры 56 номисм было заплачено стратигу Харпезикия ⁸⁹⁰, который явился в поход со всей своей фемой, т.е. с турмархами, κόμης τής κόρτης, доместиком фемы, друнгариями и нижними чинами, всего 705 чел. ⁸⁹¹. Из 600 армян, живших в фракисийской феме и оберегавших ея побережье, на Крит было отправлено только 50 чел. за недостаточным числом [283] грузовых судов. Общее число кавалерии достигало 4.643 чело­века.

Всем частям войска было точно определено жалованье. На семь хеландий в Диррахии и на пленных тульмацев, в общей сложности на 793 чел., было отпущено 116 литров, 17 номисм, на фему Эгейскаго моря – 69 л. 24 н., на Самос – 134 л. 20 н., на кивирреотскую фему с жившими там мардаитами – 177 л. 4 н. В виде подъемных (δία τού προχρέου) трем тысячам мардаитов западных фем было дано по четыре номисмы, что давало сумму 166 л. 48 н.; из этих денег для каких-то целей патриций Михаил Уранос выдал 36 литров патрицию Криниту, известному усмирителю славянскаго возстания в Пелопоннессе в 941 году, вскоре затем переведенному в фему Элладу; по­следняя сумма была восполнена из императорскаго казнохрани­лища (ризницы, китона), откуда в поход с участием импе­ратора бралась обыкновенно масса различных предметов, между прочим, большое количество денег для пожалования царской страже и другим лицам, по усмотрению императора в виде особой награды ⁸⁹². Кроме подъемных 3.000 западных мардаитов должны были в течение четырех месяцев получать по номисме в месяц, что давало еще раз сумму в 116 л. 48 ном.

На обмундирование было выдано: на четыре фракийския тагмы – 171 л. 29 н. и девять скарамангиев, т.е. одежды для первых лиц тагм ⁸⁹³; на четыре македонския тагмы – 130 л. 68 н. и 20 скарамангиев; на две ператическия тагмы – экскувита и иканатов – 4 кентинария 80 литров и скарамангиев 112. Загадоч­ная фема Харпезикия получала, включая жалованье всех начальников, 24 л. 56 н. Из 127 чел. славян, живших в Опсикии, трое начальников получали по 5 ном., а остальные 124 чел. по три, что составляло общую сумму в 5 л. 27 н. Интересно, что фракисийская фема участвовала в критском походе безплатно ⁸⁹⁴.

Все указанные расходы составляли сумму в 16 кент. 42 л. 53 ном. Считая номисму около четырех рублей на наши деньги, [284] мы получим сумму приблизительно в 473.108 руб. ⁸⁹⁵. Но помимо отмеченных выше трат на критскую экспедицию из удельнаго секрета (άπό τού σεκρέτου τού είδικού) был назначен дополнительный кредит в 24 литра, которые были распределены следующим образом. Протоспафарий и надзиратель за снаряжением военных кораблей ⁸⁹⁶, Иоаким, получил на различные предметы, необходимые для судов, 6 л. 38 ном. 3 мил. ⁸⁹⁷; материал для парусов девяти русским кораблям и двум с военнопленными был куплен за 4 литра 32 ном. 4 мил., частью у монахов монастыря св. Романа, частью у чесальщиков на площади, в присутствии сакеллария и вестиария ⁸⁹⁸. За нитки и работникам парусов было дано 33 ном. Наконец, 12 л. 17 ном. 30 мил. было выдано на приобретение всевозможных мелочей, нужных для полнаго снаряжения судов ⁸⁹⁹. Общая сумма дополнительнаго расхода равняется 23 л. 48 н. 37 мил., что почти составляет ассигнованную сумму в 24 литра (ок. 6.912 руб.), тем более, что в напечатанном тексте Обрядника одной цифры не приведено ⁹⁰⁰.

В этой же книге по поводу критскаго похода можно найти точное перечисление следующаго: из чего должно состоять вооружение одного дромона; что должен выдать удельный секрет (τό σέκρετον τού είδικού) и секрет императорскаго вестиария ⁹⁰¹ на воружение 20 дромонов; какие предметы были выданы друнгарию флота в поход на Крит из императорскаго казнохранилища (άπό τού κοιτώνος) ⁹⁰².

Путь от Константинополя на Крит в милях также сообщен у Константина Багрянороднаго. От Константинополя до [285] Гераклеи 60 миль, от Гераклеи до Проконниса 40 миль, от Проконниса до Абидоса на Геллеспонте, главной таможне византийскаго государства, 100 миль; от Абидоса до Певкий, лежавших на юг от Абидоса, 12 миль ⁹⁰³. Далее путь шел вдоль берега Малой Азии. От Певкий до острова Тенедоса 8 миль; от Тенедоса до Митилины 100 миль; от Митилины до Хиоса 100 миль; от Хиоса до Самоса 100 миль. За сим дорога отходит от малоазиатскаго берега. От Самоса до загадочнаго места Фурны ⁹⁰⁴ 30 миль; от Фурн до острова Наксоса 70 миль; от Наксоса на юг до острова Иоса 30 миль; от Иоса на юг до двух островов Феры и Ферасии 20 миль; от Феры и Ферасии до новаго загадочнаго τά Χριστιανά 20 миль ⁹⁰⁵; от Христиан на юг до острова Дии 80 миль; и, наконец, от Дии до Крита 12 миль. Весь путь от Константинополя до Крита был длиной в 782 мили ⁹⁰⁶.

Подобно критскому походу Имерия при Льве Мудром поход 949 года окончился полной неудачей. Главною причиною этого был плохой выбор предводителя. Общее начальство над экспедицией было поручено патрицию Константину Гонгиле, родом из Пафлагонии, евнуху, одному из дворцовых спальников, человеку совершенно неопытному в военных предприятиях. Благополучно доехав до Крита и высадившись на нем, Гонгила допустил ряд непоправимых стратегических ошибок: так, он не укрепил лагеря и не имел у себя соглядатаев, ко­торые могли бы сообщать ему движения неприятеля. Арабы быстро поняли, что перед ними находился малоопытный вождь, и поэтому сразу приступили к решительным действиям. Неожи­данно напав на неприготовленное к отпору византийское войско, [286] арабы нанесли ему полное поражение; много греков попало в плен, много было убито; самый лагерь со всеми запасами до­стался в руки арабов. Византийское войско, не сделав даже попытки к защите, бежало; сам Константин Гонгила чуть не попал в плен, и только благодаря своевременной помощи своих приближенных ему удалось освободиться и спастись на одно из византийских судов, большинство которых также погибло ⁹⁰⁷.

Таким жалким образом окончилась критская экспедиция 949 года, столь долго и заботливо подготовляемая. Главная вина, дей­ствительно, лежит на неопытном Константине Гонгиле, который, к удивлению, был поставлен во главе экспедиции. Неудача сильно подействовала на население империи и самого императора, пожавшаго, по словам св. Павла Латрскаго, достойные плоды за ослушание совета святого, который, как мы видели выше, предсказал неудачу ⁹⁰⁸. В царствование Романа II, преемника Константина Багрянороднаго, приближенные императора, видя приготовления к новому походу на Крит, были против него, особенно в виду громадных денег и человеческих жертв, напрасно потраченных во время критских экспедиций при Льве Мудром и Константине Багрянородном ⁹⁰⁹.

§ 8.

Военныя действия на востоке в 950 – 959 годах.

Критская экспедиция заняла на время почти исключительно внимание императора и отвлекла не мало сил с востока; этим не мог не воспользоваться Сейф-ад-Даула, в продолжении целаго года готовившийся отплатить грекам за поражения 949 го­да. В апреле 950 года он был в Майяфарикине, где [287] занимался сбором и вооружением войска ⁹¹⁰, и только поздним летом, в августе или первой половине сентября 950 года ⁹¹¹, выступил в поход из Антиохии. Его отправление в поход сопровождалось хвалебным стихотворением Мутанабби ⁹¹². Дру­гой девятнадцатилетний поэт Абу-Фирас также участвовал в этом походе. К Сейф-ад-Дауле присоединились 4.000 человек из Тарса под начальством кади Абу-Хусейна; в его войске находился также императорский посол о мирных переговорах, патриций Никита Халькутца (ό Χαλκούτζης). Соединен­ное войско численностью в 30.000 человек ⁹¹³ перешло гра­ницу и, овладев лежавшими на пути от Киликийских ворот к Кесарии крепостями, Хисн-ал-Уюн и Сафсафом ⁹¹⁴, напра­вилось к северу к Кесарии, имея в виду Каппадокию ⁹¹⁵. Целый ряд каппадокийских городов подвергся нападению: Саманду, недалеко находившийся от него Санбус ⁹¹⁶, ас-Синн, Харшана и Сариха; особенно Сариха, лежавшая только в семи днях пути от Константинополя, испытала на себе грозу мусульманскаго нашествия ⁹¹⁷. Поэт Мутанабби, принимавший личное [288] участие в этом походе, перед сражением при Саманду, произнес Сейф-ад-Дауле ободрительное стихотворение; из последняго видно, что доместик стоял под Саманду, и Мутанабби, побуждая Сейф-ад-Даулу идти ему навстречу, советовал преследовать греков даже до самаго Константинопольскаго пролива ⁹¹⁸. В Харшане были разорены предместья, разграблены и сожжены православныя церкви ⁹¹⁹. Арабы уводили в плен невест, убивали детей, выжигали посевы и овладели большой добычей. В Сарихе были поставлены минбары ⁹²⁰.

Во время осады последняго города доместик с авангардом своего войска сделал попытку сразиться с неприятелем, но, потерпев неудачу, сам в страхе принужден был искать спасения в крепости. После этого он, собрав войска, сделал вторую по­пытку остановить мусульман у местности М.л.кат за Харшаной ⁹²¹, но и на этот раз доместик понес полное поражение и бежал, потеряв убитыми большое число своих воинов и оставив в руках врага не мало своих патрициев ⁹²². Поход продол­жался два месяца ⁹²³, и войска Сейф-ад-Даулы стали распадаться; прежде всего из него ушли тарсийцы. За ними, видя наступление зимы ⁹²⁴, двинулся в обратный путь и сам Сейф-ад-Даула. Здесь его постигло страшное несчастье. Сопровождавший войско [289] Сейф-ад-Даулы греческий посол Никита Халькутца тайно оповещал доместика о планах и движениях мусульманскаго вождя и этим самым способствовал тому, что мусульманское войско было завлечено в засаду ⁹²⁵. Когда Сейф-ад-Даула со своим войском в октябре 950 года проходил через горное ущелье Дарб-ал-Кенкерун в области Хадаса ⁹²⁶, ему ночью перерезали дорогу греки во главе с доместиком Львом Фокой; в то время, как одна часть греков скатывала с нависших над проходившим мусульманским войском гор срезанныя де­ревья и камни, сам доместик с войском убивал и забирал в плен в тылу мусульман. Не видя перед собою возмож­ности спасти свое войско, Сейф-ад-Даула, убив находившихся с ним 400 знатных греческих пленных, заколов верблюдов и бóльшую часть вьючнаго скота и сжегши обоз, вступил в отчаянную схватку, в которой ему с небольшим отрядом удалось пробиться и, благодаря быстроте своего коня, уйти из рук греков и достигнуть Халеба ⁹²⁷. Среди этого сражения Никите Халькутце, подкупившему некоторых мусульман, уда­лось бежать со своими слугами к грекам.

При наступлении утра, 26-го октября 950 года арабы были раз­биты ⁹²⁸. 5.000 человек из их войска были убиты доместиком; около трех тысяч, в том числе эмиры и кадии попали в плен; вся взятая мусульманами у греков добыча была отбита ⁹²⁹; [290] погибло даже не мало рукописей, взятых почему-то в поход Сейф-ад-Даулой ⁹³⁰.

Однако доместик, несмотря на свою победу, желал мира и отправил Сейф-ад-Дауле предложение относительно перемирия; но последний не только не согласился на это, но даже ответил угро­зою. Очевидно, уже весною 951 года ⁹³¹ Сейф-ад-Даула, снарядив новое войско, вступил в греческие пределы со стороны Харрана, овладел добычей и большим числом пленных, в то время, как жители Тарса также производили нападения и с моря и с суши. Но Сейф-ад-Даула должен был спешить к Амиде, так как против нея направляли свои действия греки. Один христианин из Амиды вступил в тайныя сношения с греками, предлагая им на разстоянии четырех миль выкопать подземный ход, который бы проходил под городскою стеною и по которому греческия войска могли бы проникнуть в город. Все было уже готово, и подземный ход близился к концу, как амидяне заметили это. Христианин за свою смелую изменническую попытку поплатился жизнью, а ход был засыпан и заделан. Между тем Сейф-ад-Даула, после нескольких удачных столкновений с греками при Хензите, Амиде, Сафсафе ⁹³², разорял их области ⁹³³. Этим Сейф-ад-Даула не огра­ничился. Он, собрав войско из Мосула, Месопотамии, Сирии, Мудара и присоединив к нему некоторыя бедуинския племена, летом 951 года проник далеко в греческую землю, так что в октябре месяце 951 года мы снова его видим в Каппадокии и у Саманду, где неприятель сосредоточил большое войско в 40.000 человек. Повидимому, Сейф-ад-Даула не предприни­мал решительнаго сражения, а с пленными и богатой добы­чей благополучно вернулся в конце 951 года в Алеппо ⁹³⁴. [291]

Как только греки узнали об удалении Сейф-ад-Даулы, они в следующем 952 году, вероятно, летом перешли Евфрат и овладели месопотамским городом Серуджем в области Дияр-Рабии; население было уведено в плен, имущество захва­чено, мечети разрушены. После этого успеха греки удалились обратно в свои пределы ⁹³⁵. Имея в виду воспрепятствовать подобным нашествиям греков, Сейф-ад-Даула отстроил за­ново и укрепил Мараш. Доместик, явившийся с войском, чтобы помешать постройке, потерпел от Сейф-ад-Даулы поражение. Новая крепость в июне 952 года была уже готова ⁹³⁶; высокая стена окружала город ⁹³⁷, и Мутанабби в длинной касиде воспел создание Сейф-ад-Даулы ⁹³⁸.

В марте или апреле 953 г. (Зулькада 341 г. = 20 марта – 18 апр. 953 г.) к Сейф-ад-Дауле прибыл Василий с Родоса в качестве посла от греческаго императора с письмом и с прось­бою об обмене ⁹³⁹. В это время Сейф-ад-Даула был болен, так как у Мутанабби есть стихотворение, где говорится, будто бы греческий посол был рад его болезни ⁹⁴⁰. Посольство Василия [292] Родосскаго окончилось ничем, и обмен не состоялся. Св. Павел Латрский, обладая даром предвидения, заранее предсказал императору, как и перед критской экспедицией, безрезультатность посольства Василия ⁹⁴¹.

В 953 году Сейф-ад-Даула из Алеппо через Харран, Санджу и Делук ⁹⁴² двинулся на север в малатийскую об­ласть. Он взял лежавшую недалеко от Малатии крепость Арку ⁹⁴³ и сжег Малатию. Во время нападения на крепость Зибатру Сейф-ад-Даула столкнулся в горном проходе Маузар ⁹⁴⁴ с Константином, сыном доместика Варды Фоки. В происшедшем сражении обе стороны понесли тяжелыя потери. Все находившиеся в войске Сейф-ад-Даулы дейлемиты попали в плен к грекам. После этого он повернул на восток и, перейдя приток Евфрата, Кубакиб (совр. Токма-су), и самый [293] Евфрат ⁹⁴⁵, направился к крепости Батн-Ханзиту и Сумнину ⁹⁴⁶, где перебил большое число жителей. Дальнейшия действия Сейф-ад-Даулы в северной Месопотамии были прерваны известием, полученным в Раккатейне ⁹⁴⁷ о том, что сам доме­стик пользуясь отсутствием Сейф-ад-Даулы из Сирии, напра­вился к Алеппо. Сейф-ад-Даула через находившуюся вблизи Малатии крепость Хисн-ар-Ран ⁹⁴⁸ быстро перешел обратно Евфрат у Самосаты и двинулся на юг; но, дойдя до Делука, узнал, что доместик с добычей и пленными уже возвратился из Сирии. Получив эти сведения, Сейф-ад-Даула пустился в погоню снова по направлению к северу и настиг греков не­далеко от Мараша на берегу реки Сайхана. Несмотря на то, что у Сейф-ад-Даулы было всего лишь 600 всадников, а доме­стик располагал большим войском, полная победа оказалась на стороне мусульман. Громадное число греков пало на поле битвы. В числе убитых был патриций Лев, сын Малеина. Сам сын доместика, уже известный нам Константин, со многими другими патрициями был взят в плен каким-то Саваб-ал-Укайлой ⁹⁴⁹. Все мусульманские пленные и добыча были отбиты. Сам доместик во время битвы был принужден во избежание плена скрываться в каком-то подземелье и был ранен ⁹⁵⁰. С торжеством возвратился Сейф-ад-Даула в Алеппо; перед ним ехал пленный Константин, который, будучи уже больным, занемог в плену еще сильнее и, несмотря на уси­лия докторов спасти его, умер в Алеппо ⁹⁵¹. Сейф-ад-Даула отдал тело умершаго алеппским христианам, которые, [294] обернув его в богатый саван, положили в гроб в одной из церквей в Алеппо. Мало того, Сейф-ад-Даула написал соболезновательное письмо самому доместику, отцу Константина ⁹⁵².

В июне 954 года к Сейф-ад-Дауле прибыл в качестве посла греческаго императора магистр Павел Мономах для переговоров о пленном Константине; но смерть последняго заставила посла возвратиться ни с чем. Мутанабби избрал это посольство темою для своих двух стихотворений, где он, воз­величивая Сейф-ад-Даулу, унижает жалким образом греков ⁹⁵³.

В июле 954 года Сейф-ад-Даула сделал обычное вторжение в греческие пределы и с пленными и добычей вернулся в пограничную область ⁹⁵⁴, которую он старался по возможно­сти обезопасить от вторжения византийцев укреплением известных пунктов.

В среду 18 окт. 954 г. (17 числа Джумады II 343 г.) Сейф-ад-Даула остановился у Хадаса с намерением вновь отстроить [295] его и деятельно приступил к работе. Это сейчас же дошло до доместика Варды Фоки ⁹⁵⁵, который уже в пятницу 20 ок­тября явился к Хадасу с большим войском около 50.000 человек, в состав котораго входили русские ⁹⁵⁶, болгары и ар­мяне. Сражение завязалось 30 октября 954 года (в понедельник в конце Джумады II) у горы ал-Ухайдиб, у самаго Хадаса ⁹⁵⁷, и длилось с утра до вечера. Личная храбрость Сейф-ад-Даулы решила дело; он с пятьюстами из своих гулямов бросился в аттаку на доместика и обратил его в бегство. Около трех тысяч византийской конницы и пехоты было убито; много патрициев и других знатных греков попало в плен; среди пленных находился сын дочери доместика. Никифор, сын Варды Фоки, в течение целаго дня сражения скрывался в каком-то подземелье в Хадасе и только ночью тайком смог настигнуть своего побежденнаго отца.

Сейф-ад-Даула, после победы, оставался у Хадаса наблюдать за продолжением его постройки, которая была окончена 12 ноября 954 года (13 Реджеба 343 г.) ⁹⁵⁸. Возстановлены были стены, и с каждой стороны были выстроены башни ⁹⁵⁹.

Последняя неудача доместика Варды Фоки и его преклонный [296] возраст побудили императора отрешить его от должности и назначить доместиком Никифора, сына Варды Фоки. Новый доместик вступил в деятельную борьбу с Сейф-ад-Даулой ⁹⁶⁰.

По удалении Сейф-ад-Даулы из-под Хадаса, Никифор выступил осенью 955 года туда и в воскресенье 2 сентября (11 ч. мес. Джумады I) ⁹⁶¹ осадил только что укрепленный город. В его войске были, кроме греков, славяне, болгары и, вероятно, руские, как и в предыдущем году ⁹⁶². Как только Сейф-ад-Даула в Алеппо получил известие об этом, он тотчас, собрав войско, двинулся на помощь осажденному городу. При его приближении доместик поспешил удалиться ⁹⁶³.

Видя подобныя неудачи, византийское правительство снова сделало попытку к заключению мира. Вероятно, уже в начале 956 года ⁹⁶⁴ к Сейф-ад-Дауле прибыли всадники из пограничных городов, Тарса, Аданы и Массисы, и с ними был посол греческаго императора с просьбою о перемирии ⁹⁶⁵. Последняя была отвергнута Сейф-ад-Даулой, так как, по его вы­ражению, ответом греческому императору были только три слова: конь, копье и меч ⁹⁶⁶.

В 956 году через Манбидж и Хисн-ар-Ран ⁹⁶⁷ напал Сейф-ад-Даула на Батн-Ханзит, затем, переправившись на лодках [297] через реку Арсанас (Арсин), один из верхних левых притоков Евфрата (совр. Мурад-су), он неожиданно подсту­пил к недалеко лежавшей крепости Телл-Батрик ⁹⁶⁸, где на­ходился Иоанн Цимисхий, обратил его в бегство и овладел крепостью, которую сжег. Греки потеряли убитыми около 4.000 человек. В этом сражении был убит Роман, сын ал-Б.л.н.т.с., зять Цимисхия, и взят мусульманами в плен Ибн-К.лмут. Большая добыча досталась в руки арабов ⁹⁶⁹. После этого направился Сейф-ад-Даула к какому-то ущелью Дарб-ал-Хайятин (ущелью портных) и нашел, что его уже заняли греки с сыном доместика К.зу ⁹⁷⁰ во главе. Завязалась новая битва, и в ней, как и в первой, победа осталась на стороне мусульман. После этого Сейф-ад-Даула удалился в Амиду.

Если на севере Сейф-ад-Даула удачно боролся с греками, то оставленный им еще в начале похода в Делуке Абу-л-Ашаир-ибн-ал-Хусан-ибн-Али-ибн-ал-Хусейн-ибн-Хамдан с поручением отстраивать крепость ‘Аранда[в оригинале "Аранда ъ" - Е.Ш.] ⁹⁷¹ потерпел поражение. Патриций Лев Фока, сын доместика, выступил против него и повел дело столь удачно, что даже взял в плен Абу-л-Ашаира и увез его в Константинополь ⁹⁷².

Абу-л-Ашаир был женат на дочери известнаго арабскаго поэта Абу-Фираса. Будучи оповещен о его плене, Абу-Фирас на­правился к Марашу и, может быть, дошел даже до Харшаны, но не догнал пленнаго родственника. Тогда он отправил пленнику стихотворение, где утешал его и обещал, что уже «завтра» кони Сейф-ад-Даулы явятся для освобождения Абу-л-Ашаира. Обещаниям Абу-Фираса не суждено было сбыться, так как Абу-л-Ашаир, как известно, умер в византийском плену ⁹⁷³. [298]

За эту победу Лев Фока был осыпан почестями и подар­ками ⁹⁷⁴.

На этом не кончились военныя действия 956 года. В октябре ⁹⁷⁵ Сейф-ад-Даула снова с населением пограничной области проник в греческие пределы и разорил уже известные нам каппадокийские города Харшану, Сариху и еще некоторыя крепости, захватил в плен ал-Р.с.та, сына ал-Б.л.н.т.са, Льва, сына стратига, и Ибн-Газаля, патриция Македонии ⁹⁷⁶. Сам доместик и патриций ал-Халидиата (Халидата) ⁹⁷⁷ Баркил бежали.

Почти одновременно с этим походом Сейф-ад-Даулы греческий флот под начальством молодого, но уже испытаннаго стратига кивирреотской фемы, патриция Василия Ексамилита (Έξαμιλίτου), услышав, что мусульманский флот выступил из Тарса и направился в византийские пределы, двинулся в сентябре или начале октября 956 года против арабов; несмотря на малочис­ленность греческих кораблей в сравнении с арабскими, опыт и храбрость византийскаго вождя одержали верх, и разыграв­шееся сражение окончилось полным успехом греков; греческий огонь докончил опустошение мусульманского флота; 1.800 мусульман было перебито; много из них вместе с главными вож­дями попали в плен и, будучи отправлены в Константинополь, послужили украшением триумфа ⁹⁷⁸.

Вероятно, в виду этого обстоятельства, Сейф-ад-Даула вер­нулся на юг в Адану, куда к нему явился правитель Тарса уже после морского нападения греков; с последним [299] Сейф-ад-Даула обошелся очень хорошо и даже одарил почетным платьем, после чего возвратился в Алеппо, где очень милостиво обошелся с греческими пленными, освободив их из оков и раздав подарки ⁹⁷⁹.

Пользуясь удалением Сейф-ад-Даулы, греки выступили к Майяфарикину и, выжегши его область, взяв в плен население и расхитив имущество, возвратились в свои пределы ⁹⁸⁰.

Подобно мандилию 944 года, в этом 956 году греки приобрели новую святыню, также отнятую у арабов, на этот раз из Антиохии. Антиохийский диакон Иов, напоив стражу, похитил ночью из антиохийскаго храма руку св. Иоанна Крестителя и принес ее в Константинополь. Святыня была торжественно встречена императором. Феодор Дафнопат в его присутствии произнес по этому поводу довольно длинную проповедь ⁹⁸¹. В XII веке Анна Комнина посвятила новой святыне шесть красивых стихов ⁹⁸².

Ранней весною 957 года Сейф-ад-Даула произвел новое напа­дение, причем один из его отрядов дошел до каппадокийской крепости Саманду ⁹⁸³, где захватил в плен стратига, сына [300] ал-Б.л.к.т.са. За этим Сейф-ад-Даула повернул к крепости Хисн-3ияд и осадил ее. Но в это время до него дошло известие о том, что доместик, пользуясь пребыванием Сейф-ад-Даулы на севере, направился на юг в Сирию. Последний быстро двинулся к югу и успел отогнать доместика, который, однако, подступил к Хадасу. Осажденный доместиком Хадас в июне 957 года сдался ему на условии пощады населению, которое уда­лилось в Алеппо. Самая крепость была доместиком разрушена ⁹⁸⁴.

Не видя возможности покончить с Сейф-ад-Даулой войною, греки в этом же 957 году подкупили нескольких его гулямов, с тем, чтобы они, схватив его при выступлении в поход на греков, доставили к доместику. В это время, действительно, Сейф-ад-Даула, вернувшийся в Алеппо, снова выступал в поход. Заговор готов уже был осуществиться, но один из спальников Сейф-ад-Даулы донес об этом Ибн-Кайгалагу, ко­торый в свою очередь, оповестил Сейф-ад-Даулу. Последний, собрав арабов – бедуинов и дейлемитов, приказал им по данному знаку напасть на виновных гулямов, что они и сделали. 180 гулямов было убито; двести были схвачены, и им отрубили руки и ноги, только небольшая часть заговорщиков спаслась бегством. Раздраженный Сейф-ад-Даула вернулся в Алеппо, и здесь гнев его сильно отразился на пленных греках: 400 из них были убиты; пользовавшийся свободой пленный сын доместика был заключен в оковы и посажен в отдельную комнату в самом доме Сейф-ад-Даулы. Донесший о заговоре спальник и Ибн-Кайгалаг получили награды ⁹⁸⁵.

В июне 958 года ⁹⁸⁶ Иоанн Цимисхий выступил в северную Месопотамию, в область городов Арзена, Майяфарикина, Дияр-Рабии и осадил крепость ал-Ямани, недалеко от Амиды. Услышав об этом, Сейф-ад-Даула не выступил, как в прошлые годы, сам лично в поход, а отправил Наджу-ал-Каски с 10.000 всадников. В происшедшем сражении Иоанн Цимисхий [301] победил Наджу, который обратился в бегство, оставив 5.000 чел. убитыми и 3.000 пленными; весь обоз Наджи достался грекам. Однако, вскоре после этого большое число мусульманскаго войска собралось около Эдессы и, перейдя Евфрат, двинулось к Самосате. Паракимомен Василий ⁹⁸⁷ и Иоанн Цимисхий отправи­лись с большим войском из Константинополя и подступили к Самосате и после осады овладели ею. Мусульмане понесли сильное поражение и обратились в полное бегство; с убитых греки сняли доспехи; в руки последних досталось большое ко­личество пленных и богатая добыча. После этого греки напра­вились к крепости Рабан, которую и осадили. После поражения Паджи, Сейф-ад-Даула сам двинулся на встречу грекам, но на этот раз он в октябре или ноябре месяце 958 г. ⁹⁸⁸ потерпел сильное поражение и обратился в бегство. Цимисхий преследовал его и захватил в плен, помимо большого числа обыкновенных воинов, много знатных арабов. Пленные арабы в числе 1.700 всадников, были доставлены в Константинополь, где торжественно на лошадях и в оружии были обвезены по городу ⁹⁸⁹.

Сейф-ад-Даула не мог до весны 959 года предпринять каких-либо новых военных действий против греков, так как был в это время занят в Алеппо. Дело было в том, что его брат Насир-ад-Даула, властитель Мосула, отказался платить дань Муизз-ад-Дауле. Преследуемый войсками последняго, Насир, в конце концов, нашел убежище в Алеппо у своего брата Сейф-ад-Даулы, который оказывал старшему брату всяческий [302] почет, но вместе с тем делал все возможное, чтобы при­мирить брата с Муиззом, так как подобное пребывание Насира в Алеппо связывало Сейф-ад-Даулу в его действиях против греков. С помощью больших денежных сумм, потраченных Сейф-ад-Даулой, примирение состоялось, и только после этого он мог снова свободно продолжать свою политику в пограничных областях ⁹⁹⁰.

Вероятно, весною 959 года греки напали на Курус в об­ласти Алеппо и захватили много пленных, которые, впрочем, были отбиты Сейф-ад-Даулой ⁹⁹¹.

Незадолго до своей смерти император назначил стратигом на восток Льва, сына Варды Фоки, вместо брата его Никифора: деятельность новаго начальника относится уже к управлению Романа II ⁹⁹².

В ноябре 959 года Константин VII Багрянородный сошел в могилу.

§ 9.

Южная Италия, Сицилия и африканские арабы.

(945 – 959 г.).

Пока длилось сицилийское возстание, фатимиды ничего не могли предпринять против Византии: они оставили без внимания гре­ческую помощь городу Джирдженти; они не требовали обратно мусульманских перебежчиков оттуда; они не жаловались на хлебныя спекуляции в Калабрии, и закрывали глаза на неплатеж дани ⁹⁹³. Но когда возстание в Сицилии было подавлено, преемник ал-Каима, фатимид ал-Мансур, вступивший на престол в 945 году, обратился к византийскому императору с требованием выдачи перебежчиков и возобновления платежа [303] дани ⁹⁹⁴. Ответом на это требование был отказ Константина, послуживший причиною возобновления военных действий.

Византийцы, повидимому, первые выступили против сарацин, отправив войско в Италию, которое высадилось в Отранто. Над войском начальствовал патриций Малакин (Μαλακηνός), который должен был соединиться со стратигом Калабрии Пасхалием. Во главе флота был поставлен Макрояннис (Μακροϊωάννης) ⁹⁹⁵. Хасан, правитель Сицилии, получив известие о высадке греков, отправил просьбу o подкреплении в Аф­рику к халифу ан-Мансуру, который отправил ему флот с 7.000 всадников и 3.500 пехоты, не считая моряков, под начальством славянина Фарадж-Мухаддада. 2-го июля 951 года он прибыл в Палермо, и уже 12-го июля соединенное войско африканских и сицилийских арабов, под общим начальством ал-Хасана, двинулось к Мессине, откуда, переправившись через пролив, подошло к Региуму, жители котораго уже покинули город. Разорив окрестныя области, ал-Хасан двинулся на восток к городу Джерачи, который, как известно, лежит на восточном берегу южной оконечности Калабрии. Население Джерачи уже начинало сильно страдать от жажды, когда к арабам пришло известие о приблжении византийскаго войска. Взяв от населения Джерачи и виде откупа известную сумму денег и заложников, ал-Хасан направился на греков, кото­рые без битвы быстро удалились в Отранто и Бари.

Двигаясь все на север, ал-Хасан остановился перед городом Кассано, разорял окрестности, но после месяца осады, в виду наступления зимняго времени, взяв, на подобие того, как в Джерачи, денег и заложников, переправился на зимовку в Мессину с 951 на 952 год ⁹⁹⁶. [304]

Живший в Южной Италии в то время св. Савва Младший, бежавший от сарацин из Сицилии, замечает, что во время этого похода вся Калабрия была объята сильным страхом, и жители спасались на горах и в пещерах ⁹⁹⁷. К этому же времени надо относить известие жития св. Нила Младшаго, проливающаго столь много света на внутреннюю историю Южной Италии в Χ веке, о нападении и разорении сарацинами монастыря св. Меркурия, где жил св. Нил. Последний должен был скры­ваться в горах и по удалении мусульман быть свидетелем всеобщаго разрушения и опустошения ⁹⁹⁸.

Между тем, византийския войска производили страшныя безчинства в Италии и делали то, чего побоялись бы даже враги, так что население было сильно возбуждено против греков ⁹⁹⁹. Источники говорят, что эмир ободрял своих воинов, говоря, что нечего бояться таких войск, которыя допускают в от­ношении своих друзей подобныя несправедливости ¹⁰⁰⁰. [305]

Весною 952 года ал-Хасан, по приказанию халифа, снова пе­реправился в Италию, где 7-го мая произошла решительная упорная битва у Джерачи; несмотря на то, что христиане прево­сходили мусульман числом, первые потерпели полное поражение; мусульмане преследовали их до наступления ночи, убивая, забирая в плен; большое количество оружия, лошадей и обоза досталось в руки сарацин; сам патриций Малакин пал в сражении; другие начальники чуть было не попали в плен. Го­ловы убитых были посланы в Сицилию и Африку ¹⁰⁰¹.

После этой победы ал-Хасан снова осадил город Дже­рачи, который оказал опять упорное сопротивление. Кроме того, арабы с успехом напали на какой-то пункт Р.м.тс и на Петракукку (Petracucca), как в то время называлась, повидимому, страна между мысами Spartivento и Bruzzano, на восточном бе­регу самой южной оконечности Калабрии ¹⁰⁰². Под 952 же годом сохранилось упоминание о нападении сарацин на церковь или монастырь св. Михаила в Гаргано ¹⁰⁰³. В это время, вероятнее всего летом 952 года, император отправил в Италию асикрита Иоанна Пилата для заключения перемирия с [306] мусульманами. Последние, «привыкши не зазнаваться в победах, но и, будучи победителями, любя мир», охотно согласились на некоторое время прекратить военныя действия и заключить мир ¹⁰⁰⁴. Ал-Хасан удалился в Региум, где среди города построил большую мечеть. Очевидно, одним из условий заключеннаго перемирия было признание мусульманскаго культа в византийских владениях Калабрии. Христиане не должны были мешать мусульманам посещать мечети, совершать в них молитвы и призывать к ним; ни один из христиан не должен был входить в мечеть; если кто-нибудь из пленных арабов, будет ли то мусульманин или принявший христианство, войдет в мечеть, то он не должен платиться за это, а быть в полной безопасности; если же христиане вынут хоть один камень из мечети, все их церкви в Сицилии и Калабрии будут раз­рушены. Греки все эти условия должны были принять и исполнять, по выражению арабскаго хрониста, с покорностью и унижением ¹⁰⁰⁵.

Дли закрепления заключеннаго перемирия, император в на­чале 953 года отправил с дорогими подарками одного монаха в качестве посла к фатимидскому халифу Измаил-ал-Мансуру в Мансурию. Целью посольства было заключение дружественных отношений и мира. Прибывший монах, по словам хро­ники, был поражен блеском и величием султана, чего он не видел даже у себя на родине ¹⁰⁰⁶.

В бытность греческаго посла еще в Египте, в марте 953 года умер халиф ал-Мансур, и на престол фатимидов вступил его сын Абу-Тамим-Ма'ад, известный под прозванием Муизз-Ли-дин-Иллаха.

При нем в июле или августе 953 года в Александрии со­стоялся обмен пленных, при котором было выкуплено 60 мусульман, мужчин и женщин. После этого часть мусульманскаго войска возвратилась из Сицилии в Африку ¹⁰⁰⁷. [307]

Но через три года сам Константин, несмотря на свои затруднения на востоке, решил хоть сколько-нибудь возстановить свое влияние в Италии и, может быть, даже в Сицилии. Он в 956 году отправил патриция Мариана Аргира ¹⁰⁰⁸ с пешим войском из Фракии и Македонии и флот под начальством Крамвеаса (Κραμβέας) и Моролеонта (Μωρολέων) ¹⁰⁰⁹. Византийския войска, высадившись в Отранто, прежде всего осадили Неаполь за его сношения и договор с арабами и заставили подчиниться как его, так и многия другия отложившияся местности ¹⁰¹⁰. Услышав о прибытии в Италию греческаго войска, арабы пригото­вились к нападению. 9-го августа 956 года в Палермо прибыл из Африки Аммар, брат ал-Хасана. В следующем 957 году Василий, капитан одного корабля, высадившись в Региуме, разрушил там незадолго перед тем построенную мусульманами мечеть и направил свои действия против Сицилии, где взял местечко Термини (Termini), недалеко от Палермо, и в столкновении у Мазары с Хасаном победил последняго и нанес большой урон мусульманам ¹⁰¹¹. Но на этом и кончились действия Василия.

Известно, что летом этого года (957) Хасан уже сделал неожиданное нападение на Калабрию ¹⁰¹². Одна часть жителей [308] искала спасения в укрепленных пунктах, другая скрылась в лесах; некоторые же совершенно оставили Калабрию ¹⁰¹³.

После этих неудач император снова стал стремиться к заключению мира с африканскими арабами. В этом же 957 году посол из Константинополя прибыл к берегам северной Африки, в Кайруван, с просьбою к фатимиду ал-Муиззу о перемирии, и был встречен торжественно кайруванским населением ¹⁰¹⁴. Во время переговоров военныя действия не пре­кратились.

В следующем 958 году Хасан вместе со своим братом возвратился в Калабрию и направился на Мариана Аргира. В происшедшем сражении греки потерпели неудачу. Много пленных было отправлено в Сицилию; как в предыдущем году, часть населения покинула Калабрию ¹⁰¹⁵. О дальнейших действиях Мариана Аргира более ничего не слышно. На возвратном пути в Сицилию 24-го сентября 958 года мусульманский флот потерпел крушение, но Хасан быстро снарядил новый флот. Аммар во время бури утонул и только на утро был найден среди обломков кораблей ¹⁰¹⁶. [309]

После этого, между арабами и византийцами был заключен мир, который длился до правления Никифора Фоки ¹⁰¹⁷. Одновре­менно с этим «варвары Галлии», т.е., вероятно, остатки арабов во Fraxinetum, отправили к императору великолепные по­дарки и заложников, изъявили свою покорность ¹⁰¹⁸. Благодаря арабским вторжениям, Калабрия, лишенная населения, запустела; жившие в горах подвижники и монахи покинули страну; среди них был и св. Савва Младший, ушедший несколько времени спустя со своими учениками в Салерно ¹⁰¹⁹.

***

Мы не будем подробно останавливаться на общих результатах внешняго правления Константина Багрянороднаго, так как выводы книги Рамбо, посвященной специально этому времени, еще до сих пор имеют силу. Нельзя не сознаться, что окончательные результаты внешней политики Константина являлись весьма важными и многообещающими для последующей византийской истории. До 927 года Византия была связана войною с болгарами, и только после окончания ея могла обратить свои силы на мусульман. Другие враги серьезной опасностью не грозили [310] империи: венгры ограничивались проходящими набегами, правда, весьма изнурительными и частыми; враждебныя отношения с русским великим князем Игорем уладились, и посещение столицы византийской империи великою княгиней Ольгою указы­вало уже на сближение империи с молодою Русью. Как мы уже замечали раньше, отношения Византии к западным и африканским арабам не имели существеннаго значения для общей ея истории, и случавшиеся иногда успехи византийскаго оружия в Калабрии в конце правления Константина не могли поэтому оказать какого-нибудь ощутительнаго влияния на восточныя дела; в боль­шинстве случаев в Италии мусульмане оказывались победителями.

Весь интерес борьбы сосредоточивался на востоке и этот интерес еще в значительной степени усугублялся тем, что противником греков выступил Сейф-ад-Даула, личность во всех отношениях замечательная. В данное время мы не можем приступить к разбору деятельности Сейф-ад-Даулы в отношении к Византии, так как со смертью Константина борьба его с греками не прекратилась, а продолжалась с прежним упорством, с прежней энергией. Но и на востоке греки стали одерживать серьезные успехи только со времени назначения туда доместиком Иоанна Куркуаса, т.е. с тридцатых годов Х-го столетия. «Взятие Малатии в 934 году, подчинение Эдессы в 944, взятие Мараша в 949, Феодосиополя в 950, Хадаса в 957, Самосаты в 958 году, перенесли римскую гра­ницу за Евфрат. Все неудачи Василия I были отомщены; до­рога была открыта к Тарсу, Антиохии, Кипру и Иерусалиму. Когда Константин, больной при возвращении из своего путеше­ствия к Олимпу, приобщился Св. Тайн, он мог радоваться тому, что в его царствование столько великих деяний было совершено за дело Христа. Он открыл как для востока, так и для запада, как для эллинов, так и для франков, эру крестовых походов» ¹⁰²⁰.

Соглашаясь с почтенным французским ученым в его выводах относительно внешней политики Константина, мы не можем не напомнить и о значении императора Василия I, много сделавшаго для будущих успехов Никифора Фоки, Иоанна Цимисхия и Василия II Болгаробойцы ¹⁰²¹. [311]

ХРОНОЛОГИЯ

византийско-арабских отношений за время Константина Багрянороднаго.

(913 – 959).

Халифы: ал-Муктадир (908-932), ал-Кахир (932-934), ар-Ради (934-940), ал-Муттаки (940-944), ал-Мути' (944-946), ат-Таи (946-974).