Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

НИКОЛАЙ ВАРКОЧ

ОПИСАНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ В МОСКВУ

ПОСЛА РИМСКОГО ИМПЕРАТОРА, НИКОЛАЯ ВАРКОЧА, С 22-го ИЮЛЯ, 1593 ГОДА.

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Сын и наследник Императора Немецкого, Максимилиана II-го, Рудольф II-й, присылавший три раза в Россию Варкоча, еще в ранней молодости был отправлен отцом для воспитания в Испанию, к Филиппу II. Отец сделал это в тех видах, что если оправдается общее мнение о недолговечности наследника Испанского престола, Дон Карлоса, этот престол мог бы занять его сын. Впечатления, вынесенные Рудольфом из Испании, приготовили ту душевную болезнь, которая в старости сделала его несчастнейшим из людей. 24-х лет от роду Рудольф вступил в управление Угрией, Чexией и Австрией, присоединил к ним также и Немецкую Императорскую корону, после того, как еще при жизни отца избран был в Римские Короли. Своим местопребыванием выбрал он Прагу, приспособил для житья себе тамошний Кремль (Градчане) и предался спокойному образу жизни, приятно развлекаемому разнообразными искусствами. Любитель охоты, и тем самым понуждаемый к частым прогулкам по стране, он, однако ж, и в самом раннем мужеском возрасте так мало любил движение, что по смерти отца долгое время откладывал брать присягу с Маркграфства Моравии: стало быть, медлил таким делом, которое одно давало ему законное обладание этой страной, и менее всего откладывается Государями; только настойчивые yбеждeния могли склонить его к неприятному путешествию. Все правление Рудольфа во всех его отношениях отличалось миролюбием. Император любил покой и предоставлял все дела, сколько было можно, своим Советникам; об его правлении, или, точнее сказать, об его личном вмешательстве в события, нельзя было бы сообщить никаких известий, если б он умер в летах мужества. Все, что ни случилось в Германии и в Австрии, не было возбуждено им, и миновалось без его участия. В мире он жил [II] для себя: у него были только свои заботы и свои удовольствия.

Он был сложения хладнокровного (флегматик), но с годами вялость все уступала место больше и больше развивавшейся унылости (меланхолии). Он был не без сведений, знал много языков: Немецкий, Французский, Латинский и несколько Чешский, особливо же знаком ему был Испанский — язык его воспитания: со всем тем он отдавал предпочтение Немецкому и пользовался им почти исключительно. Его способности были немаловажны. Даже такие тонкие наблюдатели, как Венецианские Посланники, удивлялись остроте его суждений, и не один из них приходил в изумление от его сведений и меткости замечаний, которую обнаруживал Рудольф при переговорах. Только к делам правления не лежало сердце Императора: у него была страсть к таким занятиям, которые всегда могут сделать завидною долею жизнь всякого частного лица, доставят, пожалуй, ему и славу, но Государь может посвящать им всю свою деятельность только на счет своего призвания. С самого раннего возраста Рудольф обнаруживал большое расположение к искусствам: живописи, ваянию, мозаичной работе, а из числа наук очень много занимался химией и астрономией. В то время, как правительственные дела требовали немедленного окончания, проходили часто месяцы и годы прежде нежели он принимался решать самые безотлагательные из них; чем дальше, тем короче делал он заседания Тайного Совета, все для того, чтобы иметь возможность предаваться только своим любимым наклонностям. Удалившись в кремль он или рассматривал работы художников, которых собирал вокруг себя, либо уходил в свою рабочую комнату и занимался там, со слугою и помощником, живописью, резьбой, химическими исследованиями, или составлением гороскопа (Rudolph der II-tе und seine Zeit, v. Gindely. Prag, 1863 года.). Лица, видавшие картины и резную работу его руки, утверждали, [III] что он имел замечательное дарование к этим искусствам. При таких занятиях вовсе не удивительно, что Император был также охотник собирать всякого рода художественные произведения: дорогие картины, статуи, драгоценные камни, мозаичные работы, редкости покупались им из дальних краев за какую угодно цену: отовсюду стекались художники для удовлетворения его вкуса. Особливо Италия доставляла ему превосходные картины: много их куплено в Риме: лучшие кисти Корреджио Император получил в подарок от Герцога Фридриха Мантуанского; 15000 червонцев заплачено за один оникс, в 10 дюймов ширины и 6-ть длины, с 20-ю изображениями, представляющими апофеоз (обоготворение) Августа. Собирались также и редкие произведения природы: из Колобрега прислали ему кусок янтаря в 11-ть фунтов весом. Вельсеры из Аугсбурга, основатели Вальпарайзо, присылали ему и Индейские редкости. Богатые Фуггеры в Аугсбурге подарили ему бесценный древний саркофаг с изображением битвы Амазонок (Gesch. d. Deutschen. v. J. W. Menzel. II-er. Th.). Не завидна была участь этих собраний, сделанных с таким терпением и тонким художественным смыслом, к тому же на огромные деньги. Часть их в последствии перешла в Вену, а все, оставшееся в Праге, в бурную пору, от 1618 до 1620 годов, стало добычею разных лиц, нападавших на этот город, — и драгоценности самых разнообразных стран разошлись по этим же странам еще скорее, чем были собраны там. Жаль только, что, со вкусом к искусствам, в Рудольфе соединился еще вкус к Алхимии и Астрологии, этим несчастным выродкам благородных наук; этою, свойственной тому времени, болезнью страдал и Император. Только что кто-нибудь позначительнее появлялся вблизи его, или входил с ним в деловые сношения, даже только хотел представиться ему, этой личности тотчас же составляли гороскоп, от последствий которого зависел и образ действий Рудольфа. Потому-то при Пражском Дворе никогда не было недостатка в [IV] астрономах и химиках: они всегда могли понадобиться Императору при его иccледованиях (Герб его был держава, на которой изображен глаз и сверху зрительная труба, которую держат три руки, и надпись (девиз): “Vigil mens provida regni”. См. Beschreibung der Gefuerst. und Moecht. Graffschaft. Tyrol. 1703 года. Неизвестного сочинителя.). Из первых Тихо де Браге и Кеплер были честные люди и приобрели бессмертную славу в их науке, меж тем как последние были искатели приключений, которые похвалялись то искусством делать золото, то изобретением “perpetuum mobile”, то обещали чудесные действия от симпатических лекарств. Рудольф будто бы потому и не женился, что Тихо де Браге, составив гороскоп его, пророчил ему смерть от руки сына (Рудольф имел связь с дочерью своего Антиквария и прижил с нею 6-ть побочных детей. Gindely, Rud. der II-te und s. Zeit.). Любовь к лошадям, особливо Испанским, завершала этот безмятежный мир удовольствий, в котором жилось ему так пpиятно, пока еще не развилось в нем страшное уныние (меланхолия). Сначала он лично посещал конюшню, чтобы полюбоваться на своих любимцев. Потом для него достаточно было посмотреть на них из окна, мимо которого их проводили. Сказывают, что Посланники и другие знатные лица переодевались конюшими, если важные дела заставляли их непременно видеть недоступного Императора, и говорили с ним в конюшнях.

А тогдашнее время призывало Императора к деятельности на другом поприще: разгоралась вражда у Католиков с Протестантами; Турки грозили Империи (В “Beschreibung der Gefuersteten und sehr Maechtigen Graffschaft Tyrol”, в числе разных жизнеописаний Немецких Императоров, есть и жизнеописание Рудольфа, в котором больше всего прославляется его “самообладание”.).

Не смотря на мир, заключенный с Султаном под обязательством ежегодной дани, называвшейся тогда в Австрии более мягким именем “почетных даров”, Турки постоянно воевали в Угрии. Дело в том, что Турецкие Паши (был Паша уже в Будине) и Беки в пограничных [V] областях Турции и в завоеванных городах Угрии нападали, не смотря на мир, когда им вздумается, на соседние города и крепости, принадлежавшие Императору: особливо страдала от этой, подлинно “разбойнической” войны бедная Крайна (Krain). Ее беззащитные деревни, обыкновенно в ночное время терпели нападения, грабежи, разорения, либо без околичностей брались в собственность Османов, если игра стоила свеч. Тем же платили им иногда и Начальники Императорских городов, если приходилось под силу. Такого рода события делали только натянутыми отношения Императора с Султаном.

Жалобы Посланников Императора не помогали: их ссылки на мирный договор принимались с насмешками. Добродушный старик, Великий Визирь Магомет Соколич, по крайней мере, был настолько откровенен, что сказал напрямик Императорскому Послу: “Посланник, договор — бездушный труп, получающий жизнь только по воле того, кто нaмеpeн сдержать его”.

Эта малая война, только ослаблявшая военные силы Императора, не доставляя никогда важных последствий, продолжалась не только на границах, но и внутри страны. Крепость против крепости, деревня против деревни, город против города, находились в постоянной готовности к войне; отнимались и брались назад укрепленные места; уводились в плен тысячи людей; целые округи обращались огнем и мечем в пустыню, между тем как Императорские Послы в Константинополе пресмыкались перед престолом Султана и властью его Визирей с “почетными подарками”, с мирными договорами в руках, для того, чтобы выпросить сохранение мира и на будущее время. Чудовищность таких отношений часто увеличивало зрелище Христианских пленников, взятых в этих разбойничьих войнах: несчастных точно в насмешку проводили мимо жилища Императорского Посла, носили также воткнутые на копья головы Императорских Гауптманов.

Такие же зрелища происходили иногда и в Вене, где [VI] с удовольствием видали трофеи своих бесполезных побед в этой разбойничьей войне — знамена, пленных и отрубленные Турецкие головы, — однако ж не мешали при этом ежегодно посылать в Константинополь дань (до 45000 талеров, не считая подарков разным лицам), причем каждый раз, разумеется, возобновлялись старые жалобы на бесчисленные нарушения мира, просили возвращения крепости или деревни, захваченной таким-то Беком, подавали в Диван списки разоренных и сожженных мест, расхищенного имущества и уведенных в плен жителей. На первое, еще при отце Рудольфа, получен такой ответ, что “можно ли оставить ястреба бросить добычу, которая у него в когтях?” (Gesch. von Turkey, v. Zinkeisen. Ш-er Th.). На последнее советовали Императору опустошить землю огнем и мечем на сто миль в ширину и длину, тогда и кончатся набеги и схватки, замолкнут все жалобы, об издержках не будет и речи.

Максимилиана II-го Турки уважали мало, а Рудольфа II-го еще меньше. “О теперешнем Императоре, замечает Джакомо Соранцо о Рудольфе II-м, вскоре по его воцарении, — можно сказать только то, что если уже отец его не пользовался большим уважением у Турок, то на долю сына достанется его еще меньше, по его бедности, молодости, неопытности и бессилии; да и в самом деле, он с каждым днем больше и больше падает во мнении Порты, потому что Султан знает слабость войска, находящегося в его распоряжении, бедность его казны, несогласие между Hемецкими Князьями, малое значение и доверие, которыми пользуется Его Величество. Император больше ничего и не хочет, кроме того, чтобы жить с ним в мире и дружбе, не будучи в состоянии ему противиться. От того-то Турки так мало и дают ему цены, что не боятся его: у них вообще уж такая привычка — уважать только тех, которые или могут быть им полезны, как друзья, или имеют возможность вредить им, как неприятели. Но по моему [VII] мнению уважение их к Императору день ото дня падает больше и больше”.

Раз осмелились было заявить неудовольствие на Турок и отказать им в дани, когда Наместник Боснии, Гассан, опустошил страну между Крижем и Сванаком: это до того раздражило Рудольфа, что он велел остановить посольство в Турцию с почетными подарками, во главе которого находился член Государственного Совета, Креквиц. Подарки действительно были великолепны; особливо же привлекало внимание множество часов, выделываемых в то время в Аугсбурге. Но Креквица только одни беды ожидали в Константинополе.

В то самое время, как он подносил свои подарки, взяты были Турками новые крепости в Угрии, и в числе их Бигач (В нынешней Турецкой Хорватии, город с сильною крепостью, с 3000 жителей, на острове реки Уны.). Посланника на первый раз угостили зрелищем 300 Христианских пленников, взятых в этих крепостях. Креквиц принял смелость сказать Великому Визирю, что если они не будут отданы назад, Император не станет платить дани. “Крепостная стража, отвечал Визирь, сдала их добровольно: Император волен возвратить их назад таким же образом; а если не хочет платить дани, придем за ней и сами”.

К несчастью Посланника, восстание Янычар в 1592 году имело следствием смену Великого Визиря: эту должность получил заклятый враг Австрийцев, Синан Паша, который не мог забыть, что из 9-ти тысяч талеров, следовавших ему от Австрии, когда он в первый раз был Великим Визирем, тогдашний Австрийский Посланник дал ему только 3 после того, как его разжаловали из Визирей.

Креквиц с значительными подарками явился засвидетельствовать почтение новому Визирю. Прием не обещал [VIII] ничего хорошего. “Ты лжешь, напустился на него Синан, желая мне от имени Императора долгого и счастливого управления. Хорошо известно, что я, Синан, самый злой враг Христиан; Император скоро узнает, что в этом не ошибаются; теперь ты позаботься о том, чтобы поскорее уплачена была дань, до 6000 талеров моей недоимки, а то без разговоров велю бросить тебя в темницу”. Креквиц, со всеми товарищами, остался в качестве поруки в исправной уплате дани.

В таком положении были дела, когда в Константинополе разнеслась весть, что Наместник Боснийский, Гассан, потерпел от Австрийцев страшное поражение при Сиске. Турки потеряли 1800 убитых, весь обоз, множество пушек. Весь Константинополь пришел в смятение: войско и народ вопили о мести; Синан Паша сильнее приступил к Султану с просьбами объявить войну Австрии; две Султанши, лишившиеся двух сыновей при Сиске, с растрепанными волосами и раздирающим сердце воплем молили его о том же. Мурад Ш-й не противился долее: война была решена, и Креквиц попал в Семибашенную крепость (В продолжение войны таскали его в оковах за Турецким войском.). В Праге и Вене не ожидали, что дела в Константинополе так скоро придут к такой развязке; однако ж давно уже не сомневались, что решительный разрыв неизбежен, да и не за горами. Приняли свои меры и делали самые нужные приготовления. В Праге был созван Военный Совет, на котором обсуждали все, чем можно остановить жестокие замыслы врага и оказать ему упорное сопротивление. Но так как не могли полагаться на силы своей земли, то сочли необходимым требовать помощи у Империи: разослали чрезвычайных Послов к Курфюрстам, Князьям и Чинам Империи с просьбою о помощи; везде велели собирать “Турецкую” подать и, чтобы, как бывало в старину, во всех городах, деревнях, местечках и проч. звонил в полдень “Турецкий колокол, а Священники [IX] учили народ о кафедры, с искренним благоговением и преданностью призывать Всемогущего, от которого исходит всякий победоносный успех и молить его о благополучной победе над коренным врагом и об отвращении его праведного гнева и предстоящего наказания” (Zinkeisen, Gech. v. Turkey, III-re Theil.).

При тогдашнем положении миpa нельзя было рассчитывать на деятельное участие иноземных Держав в этой войне. Однако ж в 1598 году Император просил о помощи Папу и Итальянских Князей особенными посольствами. Самым естественным союзником оказывался Царь Московский, по крайней мере, в видах разделения Турецких сил: не проходило года, чтобы он не воевал с Татарами, и мог отвлечь их от присоединения к Турецкому войску. Сверх того можно было поживиться от Московского Двора деньгами, потому что еще в первую поездку в Московию Варкоч привез оттуда три миллиона гульденов в слитках. Предлагаемое здесь “Путешествие в Москву Николая Варкоча” относится к этому грозному году для Австрии, 1593-му. Вероятно, рассчитывали тогда и на участие Персидского Шаха, который недавно потерял кое-какие владения в несчастной для него войне с Турками, и рад был случаю возвратить их опять: по крайней мере Варкоч сносился в Москве с ним и разменялся подарками.

Мысль о пользе союза с Царем Московским должно быть крепко засела в умах того времени: в 1594 г. ученый Епископ Гварский (Лезинский) (Гвар, по Итал. Lesina — островок в Адриатическом море, принадлежащий Австрии, с 12-ю с лишком тысячами жителей.) Педро Чедалини, прислал Папе записку, замечательную тем, что она дает особенный вес союзу Императора с Царем Московским (Zinkeisen, Gech. v. Turkey, Ш-er Th.): “Если Император и Польский Король не довольно сильны одни для сопротивления Туркам, то в союзе с Московитом будут наверное непобедимы. Потому что этот не только [X] может поставить в поле 200 тысяч превосходной конницы и имеет очень сильный огнестрельный снаряд, да и находится еще в теснейшей связи с большинством Христианского населения Османского Царства в Европе, а отчасти и в Азии, по языку и вероисповеданию. Благодаря бракам Княжен своего дома с Византийскими Императорами, он имеет некоторые права на Императорский Византийский престол, и преимущественно пред всеми Государями света пользуется еще тою важной выгодой, что, подобно только одному Султану, самодержавствует над своими подданными. Сверх того ему легко будет привлечь на свою сторону Татар, теперь все еще находящихся под Турецкой властью, и если Император приобретет когда-нибудь его расположение, Султан вынужден будет разделить свои военные силы, тем более, что тогда и Персидский Шах сделает попытку к возвращению утраченных недавно областей. Но Папе надобно стараться уладить союз между Императором и Царем, особливо потому, что Султан, при своих завоевательных намерениях, всегда имеет в виду Италию, на которую наверное и нападет по покорении Австрии”.

Варкоч посылан был в Москву еще в 1589 году, с целью лично передать Великому Князю сведения о состоянии Польских дел, и в случае, если бы переговоры, начатые с этим Государством, не имели желанного успеха, просить содействия Великого Князя, особенно денежного. Это путешествие известно под следующим заглавием: “Неrrn Niklas Warkotsch Moskovitische Relation 1589”. Есть еще болеe полное описание этой поездки в Московию, сделанное товарищем Варкоча, рукописное, и имеет следующее заглавие: “Werners von Barxen Relation, wie er auf der Moskovitisch. Grenitz angriffen und gefangen worden”.

Вторичное путешествие Варкоча в Московию относится к 1593 году, как сказали мы выше, и предлагается теперь в Русском переводе. Подлинник его напечатан в “Sammlung bisher noch ungedrukter kleiner Schriften zur aelter. [XI] Geschichte und Kenntniss des Russisch. Reichs, v. Wichmann”. Bd. 1 (123-200), под следующим заглавием: “Beschreibung der Raiss in die Moskaw so Herr Niklas Warkotsch damal Roem. Khayserl. Mats. Gesandter gethan. An. 1593. den 22 July”. Это просто дневник, писанный не самим Варкочем, а одним из сопровождавших его, Стефаном Гейсом или Гизеном. Правописание у него очень странное; названия наших мест и рек испорчены до невероятности: весь дневник ограничивается очень поверхностным описанием местностей, которыми проезжали, обычаев, обрядов и одежды того времени в Московии. Совсем тем он сохранил кое-что из нашей старины, следы которой исчезают для нас с каждым днем и безвозвратно.

В 1594-м году Варкоч в третий раз приезжал в Россию. “Об этом третьем пyтешествии имеются два известия, которые оба еще не напечатаны. Первое написано по Латыни, как можно заключить по заглавию, и находится в числе рукописей Ватиканской Библиотеки: по показанию Марини, оно имеет следующее заглавие: “Relatio Nicolai Varcot, Romanorum Imperatoris ad Moscoviae Ducem Oratoris, de sue itinere Moscovitico, de matrimonio Imperatoris cum nato Regis Suecorum, de foedere ineundo contra Turcas, de bello Sueco et Moscovitico componendo, de convivio ipsi Oratori a Duce Moscorum exhibito, deque aliis officiis, quibus Orator tum a Duce, cum a proceribus cumulatus fuerat. 1594”. Список этого сочинения находится в сборнике документов, относящихся к Истории Poccии, который Граф Марини в Риме в 1838 г., поднес Государю Императору.

Второй экземпляр этого описания на Немецком языке находится в Императорском Тайном, Домашнем и Придворном Венском Архиве, под заглавием: “Relatio auss Moscaw. Den 19 Martzii Anno 94” (Аделунг, Критико-литерат. oбoзрение путеш. по России, ч. I., стр. 266-67.).

После всех этих поездок к нам Варкоча, мы [XII] ждали заключения прочного союза с Императором против врага всего Христианства. Ожидания не сбылись: у нас вытягивали только деньги. После вторичного посольства Варкоча, в 1594 году, мы послали Императору в том же году 40860 соболей, 20760 куниц, 120 черных лисиц, 337235 белок и 3000 бобров, на 44000 тогдашних Московских рублей, с Думным Дворянином Вельяминовым. В Праге его осыпали почестями, угощали, ласкали, давали ему обед за обедом и всегда, с музыкой. Но Вельяминову было не до веселья: “Православный Царь, говорил он, потерял свою малую дочь, с ним плачет и вся Россия”. Дело и кончилось одними угощениями: договора с нами не заключали. Рудольф II-й писал Федору Ивановичу, что “дальность мест, вражда у Испании с Англией и Францией, Нидерландский мятеж, дряхлость Короля Филиппа и новость Папы Климента VШ (Климент VIII-й выбран Папою 20 Генваря, 1592 года.), мешают общему союзу Европейских Держав против Оттоманов” (Ист. Госуд. Российск., Карамзина, т. X).

А. Шемякин.

1873 года, Марта 17-го.

Владимир на Клязьме.

Текст воспроизведен по изданию: Описание путешествия в Москву Николая Варкоча, посла римского императора с 22 июля 1593 года // Чтения императорского Общества Истории и Древностей Российских. №. 4. М. 1874

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

<<-Вернуться назад

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.