АРМИНИЙ ВАМБЕРИ

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО СРЕДНЕЙ АЗИИ

5. Салор ¹⁵⁴. Самое древнее из известных в истории туркменских племен, знаменитое своей храбростью еще во времена арабского нашествия. Вероятно, ранее оно было более значительно, но постоянные войны очень сократили его, теперь у племени всего 8 тыс. юрт, и если еще 10 лет назад оно владело таким важным пунктом, как Мерв, то ныне, вытесненное туркменами-теке, живет в Марчахе и его окрестностях. Оно состоит из следующих тире и таифе: [231]

Они делятся на следующие тире и таифе:

1) Ходжа-Нефес ¹⁶², в нижней части устья Гёргена, с 40-60 юртами, поставляющими множество отважных морских разбойников, от которых не знает покоя персидское побережье; 2) Гёмюштепе - зимняя квартира, летом здесь не живут из-за свирепствующей лихорадки. Этот район расположен в верхней части устья Гёргена, который здесь весьма глубок и изобилует рыбой, что служит большим подспорьем для кочевников; 3) Гасанкули, на берегу залива того же названия. Эта местность густо населена летом, здесь вызревают хорошие дыни; 4) Этрек, восточнее Гасанкули, на берегу одноименной реки, которая в шести милях отсюда впадает в море; 5) Чекишляр, или яйлак (летовка), поблизости от холма Ак-Тепе, возвышающегося на берегу моря; [233] 6) Челекен, (Правильнее Черекен от персидского ”Чар-кен”, т.е. ”Четыре рудника” - по названию четырех основных продуктов этого острова ¹⁶⁵) остров всего в нескольких милях от материка, жители его - мирные торговцы.

Йомуты образуют следующие кланы и орды:

Огурджалы не признают себя соплеменниками йомутов ¹⁶⁸, потому что не занимаются разбоем. Так как они деятельно поддерживают мирные торговые сношения с Персией, они стали подданными шаха и ежегодно платят 1000 дукатов дани. Однако в дела их внутреннего управления персы не вмешиваются. Сами йомуты обычно насчитывают у себя 40-50 тыс. юрт, но эта цифра столь же мало достоверна, как и все другие, так как национальная гордость этих номадов выражается в данных об их количестве. Несмотря на это, суммируем отдельные показатели:

Во время моего пребывания среди туркмен меня больше всего поразило то, что я не нашел никого, кто бы хотел командовать, и ни одного человека, который хотел бы повиноваться. Сам [234] туркмен обычно так говорит о себе: ”Биз бибаш халк боламыз” (”Мы - народ без главаря”), ”да нам никого и не надо, мы все равны, у нас каждый - король”. В политических институтах всех прочих номадов можно найти какие-то следы правления, в лице аксакала у тюрок, риш-сефида у персов, шейха у арабов; у туркмен нет ничего подобного. В племенах есть, правда, свои аксакалы, которых в какой-то мере почитают, но их любят и терпят до тех пор, пока они не пытаются проявить свое превосходство какими-то приказами или чрезмерным важничаньем. Читатель непременно спросит, как же могут эти известные разбойники, чья жестокость не знает границ, жить вместе, не уничтожая друг друга. Да, это удивительно, но еще более удивит читателя то, что, несмотря на кажущуюся анархию, несмотря на всю дикость, у них - пока они не объявят вражду всенародно, - меньше разбоя и убийств, меньше несправедливости и безнравственности, чем у других азиатских народов, социальные условия которых покоятся на базе исламской цивилизации. Жителями пустыни управляет часто даже тиранящий их древний и могущественный властелин, невидимый, но отчетливо проявляющий себя в слове ”деб”(обычай, нравы, устои) (”Деб” (у киргизов ”тере”) - слово арабского происхождения и восходит к слову ”эдеб” (”нравственность”)). Туркмены строжайшим образом соблюдают все, что предписывает деб, и питают отвращение ко всему, что он запрещает. Наряду с дебом можно было бы упомянуть и религию, сказывающуюся при определенных обстоятельствах, однако она далеко не имеет того влияния, которое ей приписывают, хотя и заимствована из фанатичной Бухары. Повсеместно распространено мнение, что туркмен грабит и продает перса из-за того, что тот принадлежит к ненавистной шиитской секте. Однако это глубокое заблуждение, и я твердо убежден, что туркмен не отказался бы удовлетворить свою жажду разбоя, который разрешается дебом, если бы вместо персов его соседями были сунниты-турки. И ведь он часто подтверждает это, нападая на суннитские Афганистан, Меймене, Хиву и даже на Бухару. Впоследствии собственный опыт убедил нас в том, что большая часть рабов в Средней Азии принадлежит к суннитам. Однажды я спросил разбойника, известного своей набожностью, как это он может продавать в рабство своего брата-суннита, ведь пророк повелел: ”Кулли муслим хурр”, т.е. ”каждый мусульманин свободен”. ”Эх, - отвечал туркмен с полнейшим равнодушием, - Коран - божья книга и, конечно, намного благороднее человека, а ее продают и покупают за несколько кранов. Так чего же ты хочешь? Иосиф сын Якуба был пророком, а его тоже продали. Разве он стал хуже от этого?”

Примечательно, что деб очень мало пострадал в восьмисотлетней борьбе с религией, так как многие запрещенные исламом обычаи, против которых борются муллы, продолжают жить в своей первозданности, и ислам не только у туркмен, но [235] и у других номадов Средней Азии изменил лишь внешнюю форму старой религии. Чем прежде были солнце, огонь и другие явления природы, тем теперь стали Аллах и Мухаммед, но в глубине души кочевник все тот же, что и 2000 лет назад, и его характер может перемениться только тогда, когда он заменит свою легкую юрту прочным домом, построенным тяжким трудом, т.е. когда он перестанет быть кочевником.

Возвращаясь к влиянию аксакалов, заметим, что, хотя они в общем и представляют соответствующее племя в сношениях с чужеземцами, если имеют дело с Персией, Россией или другими туркменскими племенами, они не являются уполномоченными посланниками. Насколько они бессильны, не раз имели возможность узнать Россия и Персия, старавшиеся с большими издержками привлечь на свою сторону аксакалов, чтобы прекратить грабежи и разбой, но до сих пор не достигшие заметного успеха. Муллы пользуются большим уважением, но не потому, что они представляют ислам, а из-за уважения ко всему религиозному, следовательно, и к мистическому, перед чем суеверные номады испытывают страх. Впрочем, муллы, получившие образование в Хиве и Бухаре, - хитрый народ: они появляются, окружив себя ореолом святости, а затем, набив кошельки, уезжают.

В основе социальных связей лежит прочная спаянность как отдельных подразделений, так и всего племени. Каждый туркмен, даже четырехлетний ребенок, знает, к какому таифе и тире он принадлежит, и с гордостью говорит о могуществе и численности своего клана, так как это, действительно, то оружие, которое защищает его от произвола других. Если же обида нанесена какому-либо члену племени, все племя должно требовать удовлетворения.

Что касается отношений йомутов к соседним племенам, то я нашел, что они живут в непримиримой старинной вражде с гёкленами. С теке они пытались заключить мир как раз в то время, когда мы были в Этреке, что было счастливой случайностью для нас, путешественников, однако, как я услышал впоследствии, мир не был заключен; и то, что эти в высшей степени воинственные племена не имеют возможности объединиться, - великое счастье для персов. Персы, особенно жители Мазендарана, Хорасана и Систана, постоянно подвергаются разбойничьим набегам отдельных племен, и объединение теке и йомутов привело бы к нескончаемым бедам. Неизменное военное счастье вскружило туркмену голову, и он лишь посмеивается в кулак, когда эта страна угрожает ему или высылает свою армию.

Иначе обстоят дела с Россией. Могущества русских йомуты побаиваются, хотя знают о нем только по небольшому гарнизону Ашуры. Мне говорили, что года четыре назад русские вопреки всем договорам, заключенным с Персией, напали на Гёмюштепе, причем солдат было всего 120; туркмены, численность которых была намного больше, обратились в бегство, предоставив [236] русским грабить и жечь их кибитки. Даже среди теке распространилась легенда об адском оружии, будто бы примененным русскими, но я считаю, что дело не в этом, а в дисциплине, которой не смогли противостоять номады.

В.

СОЦИАЛЬНЫЕ УСЛОВИЯ

Теперь последуем за туркменом в его домашнее окружение и поговорим о нем самом, его одежде и юрте. Туркмен - татарского происхождения, но он сохранил тип своей расы только там, где обстоятельства не способствовали смешению с иранской кровью. Особенно это бросается в глаза у теке, гёкленов и йомутов; чисто татарские физиономии встречаются у них только в тех кланах, и семьях, которые посылали меньше аламанов в Персию и поэтому ввели в свою среду меньше кудрявых черноволосых рабов. Впрочем, туркмена, независимо от того, в большей или меньшей степени он сохранил свой оригинальный тип, всегда можно узнать по смелому проницательному взгляду, который отличает его от всех номадов и горожан Средней Азии, и по его гордой, воинственной осанке. Хотя я встречал много молодых людей воинственного вида среди каракалпаков и узбеков, свободную и непринужденную манеру держаться мне удалось наблюдать только у туркмен. Одежда у них та же, что и в Хиве, только и у мужчин, и у женщин немного модифицирована добавлением нескольких предметов роскоши из Персии. Главную роль в одежде играет красная шелковая рубаха; хотя она запрещена установлениями ислама, ее тем не менее носят представители обоего пола; у туркменских женщин она составляет всю домашнюю одежду, и мои глаза с трудом привыкали к виду пожилых матрон, зрелых дев и молоденьких девочек, расхаживающих в длинных, доходящих до лодыжек рубахах. Головной убор мужчин - меховая шапка, она легче и сделана с большим вкусом, чем неуклюжие узбекские или башнеобразные персидские шапки. Обычно они носят также чапан, заимствованный из Хивы и похожий на наш халат; отправляясь в чапаул (разбойничий набег), они укорачивают его. По праздникам женщины повязывают вокруг пояса поверх длинной рубахи большую шаль, свисающую двумя концами; обязательны также красные или желтые сапоги на высоком каблуке, но больше всего они любят украшения: массивные серебряные браслеты, ожерелья, серьги и кольца, продевающиеся в нос, а также футляры для амулетов, наподобие наших патронташей. Эти футляры, подобно нашим орденским лентам, часто висят у них справа и слева и сопровождают каждое движение громким позвякиванием. Туркмену очень нравится такое бряцание, поэтому он навешивает побрякушки на жену и на коня; если же у него для этого недостает средств, то он крадет перса и навешивает на него цепи, чтобы слышать хоть какое-нибудь бряцание. Дамский костюм довершает некое подобие венгерского доломана, который, свисая [238] с плеч, должен быть такой длины, чтобы виднелся конец косы с вплетенной в нее лентой.

Туркменская юрта очень красива и вполне соответствует кочевому образу жизни. Юрту такой же формы можно встретить по всей Средней Азии вплоть до далекого Китая. Она состоит из трех частей: во-первых, из деревянного каркаса, во-вторых, из войлочного покрытия, в-третьих, из внутреннего убранства. За исключением деревянного остова все составные части изготовляют туркменские женщины. На них лежит обязанность поставить и снять жилище, упаковать юрту при переезде на другое место и погрузить ее на верблюда, тогда как сами женщины идут рядом пешком. Юрты бедняков и богатых различаются по внутренней отделке. Бывают юрты только двух видов: кара-ой, т.е. черная, потемневшая от времени, и ак-ой, т.е. белая юрта, обтянутая внутри белоснежным войлоком, ее разбивают для новобрачных и самых почетных гостей. В общем, юрта, какой я видел ее в Средней Азии, произвела на меня очень хорошее впечатление. Летом в ней прохладно, зимой ощущаешь приятное тепло, а как отрадно очутиться под ее защитой, когда в необозримых степях свирепствует ураган. Чужеземец часто боится, что силы стихии разорвут на тысячи кусков стены жилища толщиной всего в палец, но туркмена это мало беспокоит, он укрепляет веревки и сладко спит, ибо рев бури звучит для него как нежная колыбельная песня.

О нравах, обычаях и занятиях туркмен можно было бы написать целую книгу, - так велики и поразительны различия между их и нашим образом жизни. Но мы вынуждены ограничиться здесь несколькими характерными чертами. Главное дело в жизни туркмена - это аламан, т.е. товарищество по грабежу, или чапаул, т.е. нападение. Он моментально готов вооружиться и сесть на коня, как только получит приглашение отправиться в поход, сулящий, по его мнению, выгоду. План подобного предприятия всегда держится в тайне даже от ближайших родственников. После того как выбран сердар (предводитель) и получено благословение (фатиха) муллы, каждый участник похода с наступлением вечера направляется своим особым путем к заранее условленному месту сбора. На населенные пункты всегда нападают в полночь, на караваны или вражеские отряды - при восходе солнца.

Нападение у туркмен, так же как у гуннов и татар, скорее можно назвать набегом. Атакующие разделяются на несколько групп и с разных сторон дважды, реже трижды, обрушиваются на ничего не подозревающую жертву, так как туркменская пословица гласит: ”Ики денг учте дон”, т.е. ”попробуй два раза, а на третий поверни назад”. Подвергшиеся набегу должны быть очень решительными либо чувствовать себя очень сильными, чтобы оказать сопротивление подобному нападению врасплох; с персами это случается крайне редко; и очень часто бывает так, что один туркмен успешно сражается с пятью персами, а то и более. [239]

Туркмены рассказывали мне, что часто один туркмен берет в плен четырех-пятерых персов. ”Нередко, - говорил мне один кочевник, - персы от страха бросают оружие, просят веревки и вяжут друг друга. Нам надо только сойти с лошади и связать последнего”. Даже не упоминая о поражении, которое 22 тыс. персов потерпели от 5 тыс. туркмен совсем в недавнее время, можно считать фактом крупное превосходство сынов пустыни над иранцами, и я склонен думать, что даже самого смелого лишает мужества древний, вошедший в историю ужас перед татарами с севера. И какой дорогой ценой приходится нам расплачиваться за свою трусость! Можно считать счастливым того, кого зарубили при набеге. А безвольному, сдающемуся на милость победителя, связывают руки, и всадник либо сажает его в седло, причем ноги ему связывают под брюхом лошади, либо гонит его перед собой; если же невозможно ни то, ни другое, то всадник привязывает его к хвосту своей лошади и на протяжении многих часов, а то и нескольких дней он должен следовать за разбойником на его родину, в пустыню.

Об участи вновь прибывших пленников уже говорилось, я хочу описать только одну сцену, свидетелем которой был в Гёмюштепе и которую не забуду. Аламан вернулся домой с богатой добычей: пленными, лошадьми, ослами, скотом и другим движимым и недвижимым имуществом. Приступили к разделу добычи. Составили столько долей, сколько человек принимало участие в грабеже; кроме того, в середине оставили кучу, как я потом понял, для добавок. Разбойники шли по порядку, осматривали свою долю; первый остался доволен, второй тоже, третий осмотрел зубы доставшейся ему персиянки и заметил, что его доля слишком мала. Тогда предводитель обратился к куче, оставленной на добавки, и поставил возле бедной рабыни осленка; прикинув общую стоимость этих двух существ, туркмен остался доволен. Эта сцена повторялась неоднократно; хотя меня крайне возмущала бесчеловечность процедуры, я не мог не рассмеяться, наблюдая, как чудно составляется та или иная доля для разбойников.

Главное оружие, обеспечивающее туркмену превосходство в разбойничьих набегах, -его лошадь, животное и в самом деле удивительное, и сын пустыни любит ее больше жены и детей, больше, чем самого себя. Интересно смотреть, с каким тщанием туркмен ее растит, как укрывает ее от холода и зноя, как роскошно убирает седло, так что сам он в бедной рваной одежде верхом на холеной разряженной лошади являет странное зрелище. Но эти прекрасные животные действительно стоят потраченных на них трудов, и все, что рассказывают об их быстроте и выносливости, совсем не преувеличение. Туркменская лошадь - арабского происхождения, и до сих пор прекрасные чистокровные кони называются ”бедеви”, т.е. ”бедуины”. Лошади теке очень высоки, они хорошие скакуны, но далеко не так выносливы, как более низкорослые лошади йомутов. [240]

Доход, который приносит туркмену отвратительное ремесло похищения людей, далеко не вознаграждает его за связанные с этим ремеслом опасности, так как он лишь изредка уменьшает нищету, в которой рождается сын пустыни. Даже если у туркмена остается немного денег, он очень редко может ими воспользоваться, настолько прост его образ жизни, Я знал много туркмен, которые, несмотря на все свое благосостояние, постоянно ели вяленую рыбу, а хлеб позволяли себе только один раз в неделю, как последний бедняк, для которого пшеница недоступна из-за высокой цены.

В домашнем быту туркмен являет картину абсолютной праздности. В его глазах страшнейший позор для мужчины - приложить руки к каким-нибудь домашним делам. Он должен заниматься лишь своим конем. Как только он с этим управится, он идет к соседу или присоединяется к группе мужчин, сидящих кругом перед палаткой, и принимает участие в разговоре, рассуждая либо о политике и последних разбойничьих набегах, либо о лошадях. Тем временем из рук в руки переходит неизбежный чилим, род персидской трубки, для которой табак не увлажняется. По вечерам, особенно в зимнее время, они любят слушать красивые сказки и истории. Они радуются присутствию бахши (трубадура), который под аккомпанемент своего дутара, двухструнного инструмента, поет отрывки из ”Кёр-оглы” и песни Аман-моллы или Махтумкули ¹⁶⁹, национального поэта, почти обожествляемого туркменами. Этот поэт, считающийся святым, был из племени гёклен и умер приблизительно 80 лет назад. Овеянное легендами жизнеописание изображает его необыкновенным человеком, который, даже не побывав в Бухаре и Хиве, изучил все книги и все науки на свете исключительно благодаря божественному вдохновению. Однажды, сидя на лошади, он крепко заснул и во сне увидел себя в Мекке, в окружении пророка и первых халифов. Он осмотрелся с благоговейным трепетом и увидел, что его подзывает к себе Омар, патрон туркмен. Он подошел к нему, тот его благословил и слегка ударил в лоб, после чего он проснулся. С этого мгновения сладчайшие стихи полились из его уст, и его книга еще долгое время будет занимать у туркмена первое место после Корана. Для нас, впрочем, собрание стихов Махтукмули интересно тем, что оно дает нам чистый образец туркменского наречия, а по содержанию своему стихи такого рода, особенно те, где речь идет о предписаниях по уходу за лошадьми, об оружии и аламане, очень редко встречаются в литературе восточных народов. У меня остались в памяти сцены, когда на празднествах или во время обычных вечерних бесед бахши принимался декламировать стихи Махтумкули. В Этреке кибитка одного из таких трубадуров стояла рядом с нашей, и когда он приходил к нам со своим инструментом, вокруг него вскоре собирались молодые люди, и он пел им героические песни. Его песни состояли из сиплых гортанных звуков, которые мы сочли бы скорее хрипом, чем пением. Он [241] сопровождал их ударами по струнам, сначала тихими, а затем, по мере того как он воодушевлялся, все более неистовыми. Чем горячее становилась битва, тем более нарастало возбуждение певца и воодушевление молодых слушателей; зрелище в самом деле было романтическое. Юные кочевники, испуская тяжелые стоны, бросали шапки на землю и с неподдельным бешенством хватали себя за волосы, словно хотели сразиться сами с собою.

И пусть это не покажется нам странным. Воспитание, получаемое молодым туркменом, как раз на то и направлено, чтобы создать у него подобное настроение. Чтению и письму учится лишь один из тысячи, юношескую фантазию занимают лошади, оружие, сражения и разбойничьи набеги. Однажды я слышал, как Ханджан, человек очень добрый, с упреком выговаривал своему отцу, что NN похитил уже двух персов, ”а из него, - прибавил он, указав на сына, - никогда не выйдет мужчины”.

У туркмен есть обычаи и нравы, которые не встречаются у других народов Средней Азии, и это очень любопытно. К ним относится прежде всего брачная церемония, согласно которой закутанная с головы до ног в большое покрывало или шелковый платок невеста должна скакать наперегонки со своим будущим мужем, и нередко случается, что спеленутая амазонка быстрее достигает цели, чем тренированный, свободно сидящий юноша. Иногда невеста во время скачек держит на коленях заколотого ягненка или козу; жених и его приятели преследуют ее, она же должна на полном скаку ловкими поворотами избежать преследования, так чтобы никто не приблизился к ней и не вырвал козу или ягненка. Эта игра называется ”кёкбёрю” (”зеленый волк”) и распространена у всех номадов Средней Азии. Через два, иногда через четыре дня после свадьбы молодую пару разлучают, и лишь по истечении года начинается постоянная совместная жизнь.

Следует, кроме того, рассказать, как туркмен соблюдает траур после кончины любимого члена семьи. Существует обычай, традиция, согласно которой в юрте покойного в течение года каждый день без исключения в тот час, когда он испустил дух, плакальщицы заводят обычные причитания, в которых должны принимать участие все присутствующие члены семьи. При этом они, как правило, продолжают свои дневные занятия; и забавно бывало смотреть, как туркмен с криками отчаяния чистит оружие, курит трубку или обедает. Женщины обычно жалобно подпевают, кричат и плачут даже в то время, когда, находясь неподалеку от юрты, они чистят шерсть, прядут или выполняют другую домашнюю работу. Должны прийти также друзья и знакомые покойного, чтобы изъявить свое сочувствие, даже если известие о несчастье дошло до них только через несколько месяцев. Пришедший садится перед юртой, иногда ночью и ужасным криком, длящимся 15 минут, оповещает всех, что он исполнил свой долг по отношению к усопшему; когда умирает [242] уважаемый предводитель, заслуживший звание батыра, т.е. храбреца, на его могиле насыпают большой холм, называемый ”йоска”, (Этот обычай существовал у древних гуннов и до сих пор бытует в Венгрии. Например, в Кашау (Верхняя Венгрия) всего несколько лет назад по совету графа Эд. Карольи был насыпан могильный холм в память высокочтимого графа Ст. Сечени.) и каждый порядочный туркмен должен бросить по крайней мере семь горстей земли, так что холм часто достигает 60 футов в окружности и 20-30 футов в высоту. Эти холмы особенно заметны на высоких равнинах, туркмены знают их все и называют по именам, т,е. по имени того, кто под ним лежит.

Позвольте мне закончить этот краткий очерк о туркменах еще более кратким обзором их истории, но при этом я коснусь только того, что сам слышал о бытующих среди них традициях. ”Мы все происходим, - говорил мне мой ученый друг Кызыл-Ахунд, - из Мангышлака. Нашими предками были Сёюн-хан и Эсен-или. Йомуты и теке - сыновья первого, чоудоры и гёклены - второго. Мангышлак в древние времена назывался Минг-Кишлак, т.е. ”тысяча зимних квартир”, это родина как тех племен, которые отделились от нас и перешли в Персию, так и эрсари, салоров и остальных племен. Все наши древние святые, например ишан Ирек-ата, (Ирек-ата значит ”большой отец”; по-венгерски: oreg ataya, т.е. ”старый отец”.) ишан Сары-эр, покоятся в окрестностях Мангышлака, и счастлив тот, кто сможет побывать на их могилах”. Ханджан рассказывал мне, что еще 150 лет назад у туркмен не было иной одежды, кроме той, которую они изготовляли из овечьих шкур и из кож лошадей и диких ослов. Теперь все это исчезло, и единственным воспоминанием о старом национальном костюме остались меховые шапки.

Вследствие вражды, царящей между различными племенами, они называют друг друга бранными кличками ”потомки рабов”. Время, когда они покинули общую прародину, нельзя определить точно. Эрсари, сарыки и салоры уже во времена арабского нашествия жили в восточной части пустыни по эту сторону Оксуса, теке, гёклены и йомуты пришли на свою теперешнюю родину позже, может быть во времена Чингисхана и Тимура. Эмиграция теке, гёкленов и йомутов происходила только группами и, можно сказать, еще и теперь не вполне закончилась, так как многие йомуты и гёклены предпочитают кочевать в своих древних исконных местах. В средние века туркменских всадников можно было большей частью встретить на службе у хивинского и бухарского ханов, а часто и под персидскими знаменами. Они славились своей храбростью, главным образом стремительными атаками, и некоторые их предводители, например Кара-Юсуф, участвовавший с племенем салоров в походах Тимура, приобрели историческую известность. Туркмены во многом способствовали [243] тюркизации северных областей Персии, особенно во время правления атабеков в Иране, и большая часть тюркского населения Закавказья, Азербайджана, Мазендерана и Шираза, (До сих пор в окрестностях Шираза есть четыре или пять тюркских племен, ведущих кочевой образ жизни. Их ильхани (предводитель), с которым я познакомился в 1862 г., рассказывал мне, что он может собрать 30 тыс. всадников и что некоторые из них, например кашкайцы и аллахверди, были переселены сюда Чингисханом. В Европе недооценивают это обстоятельство, и даже хорошо осведомленный Бернс ищет тюрок-ширази, о которых упоминает в своих песнях Хафиз, в одноименной местности поблизости от Самарканда.) бесспорно, туркменского происхождения. Удивительно, что, несмотря на не стихающую ожесточенную вражду между туркменами и их собратьями-шиитами, живущими в Персии, туркмены всегда признают превосходство образования в Азербайджане. Если бахши просят спеть что-нибудь хорошее и своеобразное, он всегда исполняет азербайджанские песни, даже пленный иранец тюркского происхождения может надеяться на милосердие, так как туркмен всегда говорит: ”Кардашимиз дир ол кафир” т.е. ”он наш брат, этот неверный”.

Последнее массовое выступление туркмен произошло при Надире и Ага Мухаммед-хане. Первый из них в начале прошлого века с помощью туркмен и афганцев пробудил Азию от сна, второй основал свою династию в основном туркменским мечом! Туркмены очень хорошо знают это и жалуются на неблагодарность Каджаров, которые со времен Фатх Али-шаха совершенно забыли о них и даже лишили многих предводителей причитающихся им пенсий.

Чтобы составить понятие о политической значимости этих номадов, достаточно бросить взгляд на карту Средней Азии. Мы тотчас увидим, что благодаря своему положению они стали стражами южных границ всей азиатской возвышенности, или Туркестана, как они сами его называют. После кипчаков туркмены, бесспорно, самый воинственный и дикий народ в Средней Азии; за ними, в городах Хивы, Бухары и Коканда, - средоточие трусости и изнеженности, и если бы туркмены уже несколько веков тому назад не образовали железный барьер, то дела в этих краях, наверное, не остались бы в том же положении, в каком они были после Кутейбы и Абу Муслима. (Кутейба завоевал Туркестан при халифе Омаре; Абу Муслим, который вначале был наместником в Мерве, долго сражался за независимость совместно с туркменами и хорезмийцами против своего государя, багдадского властелина.) По-видимому, цивилизация предпочитает двигаться с юга на север, но как может проникнуть хотя зародыш ее в Среднюю Азию, пока туркмены угрожают тысячами опасностей каждому путешественнику и каждому каравану?

Комментарии

147 Приведенное Вамбери толкование слова ”туркмен” является лишь одним из существующих объяснений происхождения этого этнического термина, основанных на народных этимологиях. Об этногенезе туркмен и о происхождении их самоназвания см. Агаджанов С .Г. Каррыев А. Росляков А. А. Вопросы этногенеза туркменского народа. (Краткий историографический обзор.) Проблемы этногенеза туркменского народа. Аш., 1977, с. 5-29

148 В современном туркменском языке ”тире” может означать и ”род”, и ”племя”, ”таифе” (по-туркменски ”тайпа”) применяется для обозначения племени, слово ”халк” многозначно - ”народ”, ”толпа”, ”люди”, ”население, жители”. См. Туркменско-русский словарь. M., 1968, с. 613, 684.

149 Бульдумфас - по-видимому, искаженное название хивинской крепости Булдумсаз.

150 Здесь и далее названия таифе и мелких подразделений туркменских племен, отнесенных Вамбери к категории тире, передаются в основном в традиционном написании, принятом в отечественной исторической и этнографической литературе, однако в скобках приводится написание, употребленное самим Вамбери. При передаче названий некоторых тире мы исходили из их произношения указанного Вамбери.

151 По-туркменски (и в историко-этнографической литературе) это название пишется и произносится ”ших”. Вамбери говорит здесь об одной из групп шихов, представители которых имелись почти среди всех туркменских племен. Шихи считались одним из так называемых овлядских (святых) племен наряду с племенами ата, сейид и ходжа, возводивших свое происхождение к пророку Мухаммеду. См. Атаев К. К этнографии туркмен-шихов. Труды института истории, археологии и этнографии АН Туркменской ССР. Т. VII Аш., 1963,. Демидов С. И. Туркменские овляды. Аш., 1976.

152 Считают, что эрсари переселились в основном с Мангышлака на среднее течение Аму-Дарьи в конце Х VII - первой половине XVIII в. Наиболее крупными подразделениями племени эрсари были кара (гара), бекаул, улуг-тепе и гюнеш, делившиеся на более мелкие родовые подразделения. См. Винников Я. P. К этнической истории туркменского населения Чарджоуской области. - Проблемы этногенеза туркменского народа. Аш., 1977, с. 109 – 111.

153 В историко-этнографической литературе название этого племени обычно передается как ”алили”, что основано на туркменском произношении. На территории бывшего СССР потомки алили сейчас живут наиболее компактно в Каахкинском районе Туркменистана. См. Атаев К. Хозяйство и материальная культура туркменского населения Атрека в конце XIX начале XX в. Автореф. Канд. Дис. M., 1966.

154 По-туркменски ”салыр”. Приблизительно до конца XVII начала XVIII в. салыры проживали преимущественно в степях Мангышлака, часть их кочевала и в северном Хорасане. Постепенно они заняли многие оазисы нынешнего южного Туркменистана. В XIX в. часть салыров проникла в район среднего течения Амударьи и осела там. См. Джикаев А. Этнографические данные по этногенезу туркмен-салыров. M., 1964,. он же. Очерк этнической истории и формирования населения южного Туркменистана. Аш., 1972.

155 Яйджи (яйчи).

156 По этнографическим данным пухора.

157 Теке в начале XVIII в. переселялись из Прикаспийских степей и района Балханских гор в оазисы прикопетдагской полосы, с середины XIX в. окончательно заселили, вытеснив другие туркменские племена Ахал, Атек, Теджен и Мерв. Теке, по этнографическим данным, состояли из двух (по некоторым сведениям, из трех) крупных отделов тохтамыш и отамыш, которые, в свою очередь, делились на более мелкие родо-племенные группы. См. Нурмухаммедов К. Из истории формирования туркменского населения Ахала. - Известия АН Туркменской ССР. Серия общественных наук. № 1 Аш., 1962.

158 Аксефи в туркменском произношении ”аксопы”.

159 Геклены издавна обитали в юго-западной части нынешнего Туркменистана, а также на севере Ирана в Мазендеране и Горгане. О гекленах. См. Овезов Д. M. Население Чандыра и среднего течения Сумбара. Аш., 1976,. Логашова Б. P. Туркмены Ирана. M., 1976.

160 По-видимому, должно быть ”кабасакал”.

161 По данным русских письменных источников, в XIX в. йомуты делились на три крупных подразделения джафарбай, ак и атабай, распадавшихся на ряд более мелких групп. См. Васильева Г. П. Преобразование быта и этнические процессы в Северном Туркменистане. M, 1969,. Оразов А. Хозяйство и культура населения северо-западной Туркмении в конце XIX - начале XX в. Аш., 1972,. Логашова Б. P. Туркмены Ирана.

162 Ходжа-Нефес (Ходжа-Непес) - туркменский аул (селение) в устье p. Горган, в Иране. См. Бартольд В. В. Историко-географический обзор Ирана. - Сочинения. Т. VII M., 1971, с. 126.

163 По-видимому должно быть ”шереф-чони”. Ср. История Туркменской ССР. Т. I, кн. 2. Аш., 1957, с. 10.

164 Вероятно правильно ”тиведжи” (”тивечи”), как в названии одноименного туркменского племени, о котором см. Бартольд В. В. Сочинения Т. II, ч. 1 M., 1963, с. 594, 595, 600.

165 Челекен - бывший остров, сейчас полуостров на Каспийском море, в Туркменистане. Здесь издавна добывались нефть, соль, озокерит, минеральная краска. Отсюда, по мнению некоторых ученых, и происходит название Челекен (от перс ”чахар (чар)” - ”четыре” и ”кан” - ”рудник, копь”). Название ”Челекен” носит сейчас расположенный на полуострове город, построенный в местности Аджайиб. См. Атаниязов Г. Толковый словарь географических названий Туркменистана. Аш., 1980, с. 303 (на туркм яз.).

166 Должно быть ”машрык”.

167 Гирей.

168 Огурджалы еще со времен средневековья жили на восточном берегу Каспийского моря, к югу от нынешнего Красноводска. Судя по сообщению Вамбери, еще в середине XIX в. огурджалы, хотя он и помещает их в число таифе йомутов, рассматривались в какой-то мере как обособленная от других йомутов группа. Более поздние этнографические сведения показывают, что огурджалы в дальнейшем теснее слились с другими йомутами, так что отныне их безоговорочно включают в состав последних. См. Джикиев А. Туркмены юго-восточного побережья Каспийского моря. Аш., 1961.

169 ”Кер-оглы”- эпическое произведение, распространенное в разных версиях в фольклоре тюркоязычных народов. (у туркмен - ”Гер-оглы”) Махтумкули (литературный псевдоним - Фраги), сын Азади, - поэт XVIII в. классик туркменской литературы. Родился около 1733 г., скончался приблизительно в 1782 г. См. Махтумкули. Сборник статей о жизни и творчестве поэта. Аш., 1960, с. 93 - 108.

(пер. З. Д. Голубевой)
Текст приводится по изданию: Арминий Вамбери. Путешествие по Средней Азии. М. Восточная литература. 2003