УСАМА ИБН МУНКЫЗ. КНИГА НАЗИДАНИЯ. DrevLit.Ru - библиотека древних рукописей

УСАМА ИБН МУНКЫЗ

КНИГА НАЗИДАНИЯ

КИТАБ АЛЬ-И'ТИБАР

ПРИБАВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Говорит Усама ибн Муршид ибн Али ибн Мукаллад ибн Наср ибн Мункыз, да дарует прощение Аллах ему и его родителям и всем мусульманам! Вот любопытные происшествия; часть их случилась в моем присутствии, а часть рассказали мне люди, которым я доверяю. Я сделал их добавлением к своей книге, так как они не входили в состав того, о чем я хотел упомянуть в предыдущем. Я начну с рассказов о праведных, да будет над ними всеми благословение Аллаха.

РАССКАЗЫ О ПРАВЕДНИКАХ

Шейх имам проповедник Сирадж ад-Дин Абу Тахир Ибрахим ибн аль-Хусейн ибн Ибрахим, проповедник города Ис’ерда ¹, рассказал мне там в месяце зу-ль-ка'да пятьсот шестьдесят второго года ² следующее: Абу-ль-Фарадж Багдадский ³ рассказал мне событие такого рода: “Я присутствовал,—говорил он, — на собрании у имама Абу Абдаллаха Мухаммеда аль-Баср'и в Багдаде, когда к нему пришла какая-то женщина и оказала: “О господин мой, ты был среди свидетелей при подписании договора о моем приданом. Я потеряла бумагу о приданом и прошу тебя оказать мне милость и подтвердить свое свидетельство у судьи”. — “Я не сделаю этого, — ответил шейх, — пока ты не принесешь мне халвы”. Женщина стояла, полагая, что он шутит, говоря так, но шейх повторил: “Не затягивай, я не пойду с тобой, пока ты не принесешь мне халвы”.

Женщина ушла, а потом вернулась и вынула из мешка под покрывалом сверток бумаги, в котором была сухая халва. Товарищи шейха удивлялись, что он потребовал халвы, несмотря на свою воздержанность [261] и строгий образ жизни. Шейх взял мешок, приоткрыл его и выбрасывал халву кусок за куском, пока мешок не опустел. Абу Абдаллах посмотрел на него, и оказалось, что это договор о приданом женщины, который она потеряла.

“Возьми твой договор, — сказал ей шейх, — вот он”.

Присутствующие превозносили то, что он сделал, но он сказал им: “Ешьте дозволенное! ⁴ Вы сами делали такие вещи и даже больше”.

Шейх Абу-ль-Касим аль-Хыдр ибн Муслим ибн Кусейм из Хама рассказал мне в этом городе в понедельник, в последний день зу-ль-хиджже в пятьсот семидесятом году ⁵ следующее.

К нам пришел один житель Куфы, потомок пророка, и рассказал со слов своего отца: “Я был вхож к верховному судье в Сирии, уроженцу Хама, который оказывал мне почести и отличал меня. Он оказал мне однажды: “Я люблю жителей Куфы ради одного из них. Когда я был еще юношей, я был в Хама во время кончины Абдаллаха ибн Маймуна аль-Хамави, да помилует его Аллах. Ему сказали: “Сделай свое завещание”, а он ответил: “Когда я умру, и вы кончите облачать меня, вынесите меня на равнину, и пусть кто-нибудь влезет на пригорок, возвышающийся над кладбищем, и закричит: “О Абдаллах ибн Кубейс, Абдаллах ибн Маймун умер, приди к нему, помолись над ним!” Когда Ибн Маймун умер, они сделали то, что он приказал, и к ним приблизился человек в одежде из грубой ткани и шерстяном плаще, с той стороны, по направлению к которой кричал возглашавший. Он подошел к телу и помолился над ним, а люди остолбенели и не сказали ему ни слова. Когда он кончил молитву, он ушел обратно туда, откуда пришел, и все стали упрекать друг друга, что не удержали его и не расспросили. Они поспешили по его следам, но он ушел от них, не сказав им ни одного слова”. [262]

Я был свидетелем похожего на это события в крепости Кайфа ⁶. В мечети аль-Хыдра был человек по имени Мухаммед ас-Самма, у которого была келья в боковой пристройке мечети. Он выходил оттуда во время молитвы, чтобы помолиться со всеми, а потом возвращался в свою келью. Это был истинно святой человек, и он жил недалеко от меня. Когда перед ним предстала смерть, он сказал мне: “Я бы желал от великого Аллаха, чтобы ко мне пришел мой наставник Мухаммед аль-Бусти”. И не успели еще люди приготовиться обмыть тело и закутать в саван, как его наставник шейх Мухаммед аль-Бусти уже был около него и взялся его обмыть. Он шел за телом впереди нас и помолился над ним.

Шейх поселился в келье Мухаммеда ас-Самма и прожил там короткое время; он заходил ко мне, а я заходил к нему. Мухаммед аль-Бусти, да помилует его Аллах, был мудрец и аскет, и я никогда не видал и не слышал о подобных ему. Он постоянно постился, не пил воды и не ел ни хлеба, ни каких-либо злаков. Он разговлялся или двумя гранатами, или кистью винограда, или парой яблок, а раз или два в месяц он ел кусок-другой жареного мяса.

“О шейх Абу Абдаллах, — сказал я ему однажды, — как случилось, что ты не ешь хлеба и не пьешь воды, хотя постоянно соблюдаешь пост?” — “Я постился и совсем ничего не ел, — ответил он, — и увидел, что могу это осилить. Тогда я провел голодным три дня и сказал себе: “Все, что я ем, я буду считать для себя падалью, которая дозволена тому, кто вынужден к этому трехдневной голодовкой”. Оказалось, что и это для меня посильно, и я перестал есть и пить воду. Моя душа привыкла к этому и успокоилась, и я постоянно стал это делать”.

Один из вельмож крепости Кайфа построил этому шейху келью в саду, предназначенном для него. В первый день месяца рамадана шейх пришел ко мне и сказал: “Я пришел проститься с тобой”. — “А как же [263] келья, которая приготовлена для тебя, и сад?” — спросил я. “О брат мой, — сказал он, — я не нуждаюсь в них и не останусь”. Он простился со мной и ушел, да помилует его Аллах, и было это в пятьсот семидесятом году ⁷.

Шейх Абу-ль-Касим аль-Хыдр ибн Муслим ибн Ку-сейм из Хама рассказал мне там в упомянутое выше время, что в саду Мухаммеда ибн Мис'ара, да помилует его Аллах, работал один человек. Этот работник пришел к родным Мухаммеда, сидевшим у дверей их дома в аль-Маарре ⁸, и сказал: “Я слышал сейчас нечто удивительное”. — “А что же ты слышал?” — спросили его. “Мимо меня проходил человек, у которого был маленький бурдюк, — ответил работник. — Он попросил налить в него воды, и я дал ему. Он совершил омовение, и я хотел дать ему пару огурцов, но он отказался их взять. “Половина этого сада принадлежит мне в уплату за мою работу, — сказал я ему, — а половина. — собственность Мухаммеда ибн Мис'ара”. — “Совершал ли Мухаммед в этом году паломничество?” — спросил незнакомец. Я ответил: “Да”. — “Вчера, когда мы ушли с “остановки” ⁹, он умер, и мы помолились над ним”, — сказал человек”.

Родные Мухаммеда, бросились ему вслед, чтобы расспросить его, и увидели его вдали, ноне могли догнать. Они возвратились и отметили день этого происшествия, и дело было так, как он сказал.

Досточтимый Шихаб ад-Дин Абу-ль-Фатх аль-Му-заффар,. сын Ас'ада сына Мас'уда сына Бухтегина сына Себуктегина, вольноотпущенник Му'изз ад-Даула Буида ¹⁰, рассказал мне в Мосуле восемнадцатого рамадана пятьсот шестьдесят пятого года ¹¹ следующее: [264] “Повелитель правоверных аль-Муктафи би-амри-ллах ¹², да помилует его Аллах, посетил мечеть Сандудия в окрестностях аль-Анбара ¹³, на западной стороне Евфрата. С ним был его везир, и я был тут же, Он вошел в мечеть, которая называлась мечеть повелителя правоверных Али ¹⁴, да будет над ним благоволение Аллаха, одетый в платье из дамиеттской ткани и опоясанный мечом со стальными украшениями. Никто не предполагал, что это повелитель правоверных, кроме тех, кто знал его в лицо.

Настоятель мечети стал молиться за везира, но тот воскликнул: “Горе тебе, молись за повелителя правоверных!” — и аль-Муктафи, да помилует его Аллах, сказал ему: “Спроси его о чем-нибудь для него полезном. Спроси его, что сталось с болезнью, которая была у него на лице; я видел его во дни нашего господина аль-Мустазхира ¹⁵, да помилует его Аллах, и на лице у него была болезнь”. А на лице настоятеля была глубокая язва, покрывавшая большую часть его лица, и, когда он хотел поесть, он затыкал язву платком, чтобы пища попадала ему в рот. И настоятель рассказал везиру: “Я был таким, как ты знаешь, и часто ходил в эту мечеть из аль-Анбара. Меня встретил один человек и сказал: “Если бы ты бывал в доме такого-то (он имел в виду правителя аль-Анбара) так же часто, как бываешь в этой мечети, он бы, наверное, позвал к тебе врача, который бы свел эту болезнь с твоего лица”.

В моем сердце поднялось из-за его слов нечто такое, что у меня даже стеснилась грудь. Заснув в эту ночь, я увидел повелителя правоверных Али, сына Абу Галиба, да будет над ним благословение Аллаха, который был в мечети и говорил: “Что это за зелень?” (Он подразумевал зелень на земле.) Я пожаловался ему на то, что со мной происходит, но он отвернулся от меня. Я снова обратился к нему и посетовал на то, что говорил тот человек, и тогда Али сказал: “Ты тоже [265] из тех, кто хочет быстро преходящего счастья”. Потом я проснулся, и оказалось, что язва сошла и лежала около меня, и болезнь моя прекратилась”.

Аль-Муктафи, да помилует его Аллах, воскликнул: “Он говорит правду!” — а потом оказал мне: “Поговори с ним, посмотри, чего он просит, и напиши ему указ, а потом принеси его ко мне для надписи”. Я поговорил с настоятелем, и он сказал мне: “У меня большая семья и много дочерей. Я хотел бы иметь ежемесячно три динара”. Я составил от его имени заявление, в начале которого он надписал: “Слуга, настоятель мечети Али”. Халиф сделал надпись и даровал ему просимое и сказал мне: “Пойди, занеси этот указ в дела дивана”. Я пошел и прочитал в указе только слова: “удовлетворить просьбу”. А по обычаю для лица, указанного в постановлении, писали копию указа и отбирали у него указ с надписью повелителя правоверных. Когда писец развернул бумагу, чтобы переписать ее, он нашел под словами “настоятель мечети Али” надпись рукой аль-Муктафи, повелителя правоверных, да будут над ним молитвы Аллаха: “Если бы он пожелал большего, ему бы, наверное, было дано”.

Судья имам Маджд ад-Дин Абу Сулеймал Дауд ибн Мухаммед ибн аль-Хасан ибн Халид аль-Халиди, да помилует его Аллах, рассказал мне в окрестностях крепости Кайфа в четверг двадцать второго числа первого раби пятьсот шестьдесят шестого года ¹⁶ со слов человека, передавшего ему это, что один шейх попросил приема у “великого ходжи” ¹⁷, да помилует его Аллах. Когда он вошел к ходже, тот увидел, что это почтенный и достойный старец. “Откуда ты, шейх?” — спросил его ходжа. “Издалека”, — ответил шейх. “Тебе что-нибудь нужно?” — сказал ходжа, и шейх молвил: “Я посланец к Мелик-шаху от посланника Аллаха ¹⁸, да благословит его Аллах и да приветствует”. — “О шейх, что это за речи”, — воскликнул ходжа. “Если ты приведешь меня к Мелик-шаху, —ответил шейх, — [266] я сообщу ему послание, а если нет — я не уйду, пока не встречусь с ним и не передам, в чем мое дело”. Великий ходжа отправился к султану и осведомил его о том, что оказал шейх, и султан оказал: “Приведите его”.

Когда шейха привели, он поднес султану зубочистку и гребень и сказал ему: “Я простой человек, у меня много дочерей, а я беден и не могу обрядить их и выдать замуж. Я каждую ночь взывал к Аллаху великому, чтобы он ниспослал мне, чем обрядить моих дочерей. Я заснул в ночь на пятницу в таком-то месяце, взывая к Аллаху, да будет ему слава, о помощи моим дочерям, и увидел во сне посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, и он сказал мне: “Это ты взывал к великому Аллаху, чтобы он ниспослал тебе, чем обрядить твоих дочек?” Я ответил: “Да, о посланник Аллаха”, — и тогда пророк оказал: “Пойди к такому-то (он назвал его Муиззом Мелик-шахом, имея в виду султана) и скажи ему: “Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, говорит тебе, чтобы ты снарядил моих дочерей”. — “О посланник Аллаха, — сказал я,— а если он потребует от меня доказательства того, что я ему скажу?” — “Скажи ему как доказательство, что он каждую ночь перед сном читает главу Корана “Да будет благословен” ¹⁹.

Когда султан услышал все это, он сказал: “Это правильное доказательство, и никто не ведает этого, кроме Аллаха, да будет он благословен и прославлен, ибо действительно мой наставник велел мне читать эту главу каждую ночь перед сном, и я это делаю”.

Затем он приказал выдать шейху все, что требовалось для приданого его дочек, щедро одарил его и отпустил.

Этот рассказ напоминает то, что я слышал от Абу Абдаллаха Мухаммеда ибн Фатика, чтеца в мечети. Он говорил: [267] “Однажды я читал Коран под руководствам Абу Бекра ибн Муджахида, да помилует его Аллах, чтеца в Багдаде, и к нему подошел шейх в потертой чалме и ветхом плаще и платье. Ибн Муджахид знал этого шейха и сказал ему: “Что это рассказывают про девочку?” — “О Абу Бекр, — ответил шейх, — у меня вчера родилась третья дочь, и родные потребовали у меня даник, чтобы купить масла и меду и смазать ей рот. Я не мог дать им даника и провел ночь в заботе. Я увидел во сне пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, и он оказал мне: “Не тяготись и не печалься, а когда наступит утро, пойди к Али ибн Исе, везиру халифа, передай ему привет от меня и окажи ему в доказательство: “Ты свершил у могилы пророка четыре тысячи молитв. Дай мне сто золотых динаров”.— “О Абу Абдаллах,— воскликнул Абу Бекр ибн Муджахид,—из этого будет польза!” Он прекратил чтение Корана, взял шейха за руку и встал, и они пошли с ним к Али ибн Исе. Тот увидел с Абу Бекром шейха, которого не знал, и опросил его: “Откуда у тебя этот человек, о Абу Бекр?” — “Пусть везир позволит ему приблизиться, — ответил Абу Бекр, — и выслушает его слова”. Везир велел шейху подойти ближе и спросил его: “Что у тебя за дело, о шейх?” Шейх сказал: “Абу Бекр ибн Муджахид знает, что у меня две дочери, а вчера родилась третья, и родные потребовали у меня мелкую монету, купить меду и масла, чтобы смазать ей рот. Я не мог дать этих денег и провел вчерашнюю ночь в заботе. Я увидел во сне пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, и пророк сказал: “Не тяготись и не печалься; когда наступит утро, пойди к Али ибн Исе, передай ему от меня привет и скажи ему: “Основываясь на доказательстве, что ты молился над могилой пророка четыре тысячи раз, дай мне сто, золотых динаров”.

“Глаза Али ибн Исы наполнились слезами, — продолжал Ибн Муджахид, —и он воскликнул: “Прав был Аллах и его посланник, и ты, о шейх, сказал правду. Это такая вещь, которую не знал никто, кроме Аллаха всевышнего и его посланника, да благословит его Аллах и да приветствует. Эй, слуга, подай кошель”. [268] Слуга принес его, и Али опустил в него руку и вытащил сто динаров и сказал: “Вот сотня, о которой говорил тебе посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, а это другая сотня за радостную весть, а вот еще сотня в подарок от нас”. Этот человек вышел от везира, и у него в руках было триста динаров”. [269]

ЧУДЕСНОЕ ИСЦЕЛЕНИЕ

Аль-Каид аль-Хаджж Абу Али рассказал мне в крепости Кайфа в месяце рамадане пятьсот шестьдесят восьмого года ²⁰ следующее: “Я был в Мосуле и сидел в лавке Мухаммеда ибн Али ибн Мухаммеда ибн Ма'ма. Мимо нас прошел один пивовар, очень полный человек с толстыми ногами. Мухаммед позвал его и сказал: “О Абд-Али, ради Аллаха, расскажи вот ему твою историю”. И тот рассказал: “Я, как видишь, продаю пиво. Как-то раз в ночь на среду я лег спать совсем здоровым, но когда проснулся, середина моего тела расслабла, и я не мог двигаться. Ноги у меня высохли я стали до того тонкими, что остались только кожа да кости. Я ползал задом, так как мои ноги не слушались меня, в них совсем не было движения. Я сел на дороге Зейн ад-Дина Али Кучука ²¹, да помилует его Аллах, и он приказал снести меня в свой дом. Меня снесли туда, и он позвал врачей и сказал: “Я хочу, чтобы вы его вылечили”. — “Хорошо, мы его вылечим, если пожелает Аллах”,— сказали врачи. Затем они взяли гвоздь, раскалили его и прижгли мне ногу, но я его не почувствовал, и врачи сказали Зейн ад-Дину: “Мы не можем его вылечить, и для этого нет средства”. [270]

Тогда Зейн ад-Дин подарил мне два динара и осла, но осел пробыл у меня около месяца и околел. Я снова сел на пути Зейн ад-Дина, и он подарил мне другого осла, но он тоже околел, потом получил третьего осла, который также околел. Я снова попросил милостыню у Зейн ад-Дина, но он сказал одному из своих приближенных: “Вынеси его и брось в ров”. — “Ради Аллаха, брось меня на бок: я не почувствую им ничего”, — попросил я. “Нет, я брошу тебя только на голову”, — ответил тот.

Но тут подошел посланный Зейн ад-Дина, да помилует его Аллах, и вернул меня к нему. Слова Зейн ад-Дина о том, чтобы бросить меня в ров, были шуткой. Когда меня принесли к нему, он дал мне четыре динара и осла. Я оставался в таком положении до тех пор, пока однажды не увидал во сне, будто какой-то человек остановился надо мной и сказал: “Вставай!” — “Кто ты?” — спросил я его. “Я Али, сын Абу Талиба” ²², — ответил человек. Я поднялся на ноги и встал, а потом разбудил свою жену и сказал ей: “Горе тебе, я видел то-то и то-то”. — “Ведь ты стоишь!” — воскликнула она. Я пошел на своих ногах; то, что было со мной, прошло, и я стал таким, как ты меня видишь. Я отправился к Зейн ад-Дину эмиру Али Кучуку, да помилует его Аллах, и рассказал ему свой сон. Он увидел, что все то, что было у меня раньше, исчезло, и дал мне десять динаров”. Да будет слава целителю, возвращающему здоровье! [271]

НАГРАЖДЕННОЕ БЕСКОРЫСТИЕ

Шейх, знаток Корана ²³, Абу-ль-Хаттаб Омар ибн Мухаммед ибн Абдаллах ибн Ма'мар аль-Улейми рассказал мне в Дамаске в начале пятьсот семьдесят второго года ²⁴, что один человек сообщил ему в Багдаде со слов судьи Абу Бекра Мухаммеда ибн Абд аль-Баки ибн Мухаммеда аль-Ансари, правоведа, которого называли “больничным судьей”, следующее: “Когда я совершал паломничество и делал обход храма, я нашел ожерелье из жемчужин и завязал его в край своей паломнической одежды. Через некоторое время я услышал, что какой-то человек разыскивает его в храме и назначил тому, кто возвратит ему ожерелье, двадцать динаров. Я спросил его о признаках пропавшей вещи, он рассказал мне, и я вручил ему ожерелье.

“Пойдем со мной в мое жилище, чтобы я мог дать тебе то, что назначил”, — сказал человек. “Мне не нужно этого, — ответил я, — я отдал тебе ожерелье не ради вознаграждения, и у меня от Аллаха много всякого добра”. — “Так ты отдал мне его только ради Аллаха, да будет он возвеличен и прославлен?” — “Да”, — сказал я. “Повернись с нами к Ка'бе, — молвил тот человек, — и скажи “аминь моей молитве”. Мы повернулись к Ка'бе, и он воскликнул: “О Аллах, прости [272] ему и дай мне возможность отблагодарить его”. Затем он простился со мной и уехал.

Случилось так, что я путешествовал из Мекки в область Египта и ехал по морю, направляясь на запад. Румы захватили судно, и я был захвачен среди других, взятых в плен. Я достался на долю одного священника и не переставал служить ему, пока не приблизилась его кончина. Он завещал отпустить меня, и я вышел из страны франков и оказался в каком-то городе на западе ²⁵. Я стал писцом в лавке одного пекаря, а этот пекарь был управляющим у одного из жителей города. При начале следующего месяца слуга этого горожанина пришел к пекарю и оказал: “Мой господин зовет тебя подвести счеты”. Пекарь взял меня с собой, и мы пошли к нему. Я стал громко подсчитывать, и когда горожанин увидел мое умение считать и мой почерк, он попросил меня у пекаря. Он перевел меня жить к себе и поручил наблюдать за своими доходами, а у него было большое состояние. Он отвел мне помещение в пристройке своего дома и, когда прошло немного времени, спросил меня:

“О Абу Бекр, что ты думаешь о женитьбе?” — “О господин мой,— ответил я,— мне не хватает денег на собственные расходы, так как же я возьму на себя расходы на жену?” Мой хозяин ответил: “Я сниму с тебя расходы на приданое, помещение и одежду и снабжу тебя всем, что тебе нужно”. — “Приказывай только”, — ответил я. “О дитя мое, — сказал он, — у этой твоей жены есть телесные недостатки”, — и не оставил на ее теле, с головы до ног, ни одного недостатка, о котором бы не упомянул мне, но я говорил: “Согласен”, — и в глубине души я думал то же самое, что высказывал. Мой хозяин сказал мне: “Твоя жена — моя дочь”. Он собрал людей и заключил со мной условие.

А через несколько дней он сказал мне: “Собирайся войти в свой дом”. Он приказал дать мне прекрасное платье, и я вошел в дом, который был роскошно убран [273] и снабжен всякой утварью. Меня посадили на скамью и ввели ко мне невесту под ковровым покрывалом. Я поднялся, чтобы встретить ее, и когда она сняла покрывало, я увидел образ, красивее которого не видал в обиталище здешней жизни. Я выбежал вон из дома, и мой хозяин встретил меня и спросил о причине моего бегства, и я оказал ему: “Поистине эта жена — не та, о которой ты мне говорил, и у нее нет недостатков, упомянутых тобою”.

Он улыбнулся и оказал: “О дитя мое, она твоя жена, и у меня нет детей, кроме нее. Я упомянул о том, о чем упомянул, только для того, чтобы ты не пренебрег тем, что увидишь”. Я возвратился, и она открылась передо мною, а когда наступило утро, я стал рассматривать, какие на ней были украшения и роскошные драгоценности. Среди множества того, что было на ней надето, я увидел ожерелье, которое нашел когда-то в Мекке. Я удивился этому и погрузился в раздумье. Когда я вышел из дома, хозяин позвал меня и опросил о моем состоянии. “Дозволенное срезало нос ревности”, — сказал он. Я поблагодарил его за то, что он мне сделал, и мной опять овладело раздумье об ожерелье и о том, как оно попало к нему.

“О чем ты думаешь?” — опросил меня хозяин. “О таком-то ожерелье, — ответил я, — потому что я совершал паломничество в таком-то году и нашел в храме это ожерелье или похожее на него”. Тут хозяин мой вскрикнул и сказал: “Это ты тот человек, который возвратил мне ожерелье?” Я ответил: “Да, это я”. — “Радуйся, — воскликнул хозяин, — ибо поистине Аллах простил мне и тебе, потому что в ту минуту я просил Аллаха, да будет он превознесен, чтобы он простил мне и дал возможность отблагодарить тебя тем же самым, а теперь я отдал тебе свое имущество и свое дитя. Я думаю, что мой жизненный предел уже близок”. Затем он сделал завещание в мою пользу и через короткое время умер, да помилует его Аллах”. [274]

РЕДКИЕ СЛУЧАИ ИСЦЕЛЕНИЯ

Эмир Сейф ад-Даула Зенги ибн Караджа ²⁶, да помилует его Аллах, рассказал мне следующее: “Шаханшах позвал нас в Алеппо (а он был мужем его сестры). Когда мы собрались у него, мы послали за одним нашим товарищем, с которым мы дружили и вместе пировали. Это был мягкий человек и отличный друг. Мы позвали его, и он пришел. Мы принесли ему напитки, но он оказал: “Я воздерживаюсь, так как врач предписал мне воздержание на несколько дней, пока не вскроется эта опухоль”. А у него в верхней части шеи была громадная опухоль. “Попируй с нами сегодня, — оказали мы ему, — а воздержание начнется с завтрашнего дня”.

Он так и сделал и пил с нами до конца дня. Мы потребовали от Шаханшаха чего-нибудь поесть, и он оказал: “У меня ничего нет”, — но мы не отставали от него, пока он не согласился принести нам яиц, которые мы хотели поджарить на сковородке. Он принес яйца, а мы принесли блюдо и, разбив яйца, вылили на блюдо их содержимое. Мы поставили сковородку на жаровню, чтобы ее разогреть, и я посоветовал человеку, у которого была опухоль на шее, выпить яиц. Он поднес блюдо ко рту, чтобы выпить немного, но все, [275] что было на блюде, влилось ему в глотку, когда он захотел выпить.

Мы оказали хозяину дома: “Дай нам взамен другие яйца”, — но он ответил: “Клянусь Аллахом, я этого не сделаю”.

Мы выпили еще вина и разошлись. На заре я еще был в постели, когда постучали в дверь. Девушка вышла посмотреть, кто у двери, и оказалось, что это наш товарищ. Я сказал: “Приведи его”. Он подошел ко мне, а я лежал в постели, и сказал: “О господин мой, эта опухоль, которая была у меня на шее, исчезла, и от нее не осталось следа”. Я посмотрел на место, где была опухоль, а оно было таково же, как все другие стороны его шеи. “Что же свело опухоль?” — спросил я. Он ответил: “Слава Аллаху, я не помню, чтобы я применял еще какое-нибудь средство, которого не применял прежде, кроме того, что выпил сырых яиц”. Слава всемогущему, посылающему испытания и исцеляющему!”

У пас в Шейзаре жили два брата; старшего из них звали Музаффар, а другого Малик ибн Ияд. Они были купцы из жителей Кафартаба, путешествовавшие в Багдад и другие страны. У Музаффара сделалась большая грыжа, которая его утомляла. Он проезжал с караваном через ас-Самаву в Багдад. Караван остановился у одного из бедуинских становищ, и их угостили птицами, которых сварили для них. Братья поужинали и легли спать. Музаффар проснулся и, разбудив попутчика, который был около него, сказал ему: “Я сплю или бодрствую?” — “Бодрствуешь, — ответил попутчик. — Если бы ты спал, ты бы не разговаривал”. — “Моя грыжа исчезла, — воскликнул Музаффар, — и от нее не осталось следа!” Сосед взглянул на него, и оказалось, что он так же здоров, как другие. Когда наступило утро, они опросили бедуинов, которые приютили их, чем они их накормили. “Вы остановились у нас, — ответили бедуины, — когда наши животные были уведены на пастбища. Тогда мы вышли, поймали молодых воронят и сварили их для вас”.

Когда купцы приехали в Багдад, они пошли в больницу и рассказали начальнику ее эту историю. Он [276] послал достать молодых воронят и кормил ими тех, у кого была эта болезнь, но это не принесло пользы и не произвело никакого действия. Тогда он сказал: “Воронята, которых он съел, получали от отца в пищу гадюк, и этим объясняется их полезность”.

Вот еще один похожий случай. Один человек пришел к врачу Юханне ибн Ботлану ²⁷, знаменитому своей опытностью, который был в своей лавке в Алеппо. Пришедший пожаловался ему на свою болезнь. Врач взглянул на него и увидел, что у него развилась водянка. Его туловище раздулось, шея похудела, и цвет лица изменился. Врач сказал ему: “О сынок, клянусь Аллахом, у меня нет для тебя средства, и лечение на тебя не подействует”. Больной ушел, а через некоторое время он опять проходил мимо Ибн Ботлана, сидевшего в своей лавке. Его болезнь прошла, тело похудело, и все состояние стало хорошим.

Ибн Ботлан позвал его и сказал: “Это ты приходил ко мне некоторое время тому назад? У тебя была водянка, и твое туловище раздулось, а шея похудела. Я еще сказал тебе: “Нет у меня для тебя средства”. — “Да, это так”, — сказал этот человек. “Чем же это ты лечился, что твоя болезнь прошла?” — спросил Ибн Ботлан. “Клянусь Аллахом, я ничем не лечился, — ответил человек. — Я бедняк. у меня нет ничего, и за мной некому ходить, кроме матери, слабой старухи. У нее был в кувшине уксус, и она каждый день наливала мне его на хлеб”. — “Осталось у тебя еще немного этого уксуса?” — спросил Ибн Ботлан. “Да”, — ответил тот человек. “Пойдем со мной, покажи мне кувшин, в котором налит уисус”, — сказал врач. Человек пошел с ним в свой дом и показал ему кувшин с уксусом; Ибн Ботлан вылил из него весь уксус и нашел на дне кувшина двух гадюк, успевших уже разложиться. “О сынок, — сказал Ибн Ботлан, — никто не мог излечить тебя до полного выздоровления уксусом, в котором были гадюки, [277] кроме Аллаха, да будет он возвеличен и прославлен!”

У этого Ибн Ботлана бывали удивительно удачные способы .в лечении. Вот пример.

Один человек пришел к нему, когда он был в своей лавке в Алеппо. У этого человека пропал голос, и его едва понимали, когда он говорил.

“Каково твое ремесло?” — спросил его Ибн Ботлан, и больной ответил: “Я делаю сита”. — “Принеси мне полритля крепкого уксуса”, — приказал врач. Тот принес уксус, и Ибн Ботлан сказал. “Выпей его”. Больной выпил и присел на минутку. На него напала тошнота, и он изверг с уксусом много грязи. После этого его горло прочистилось, и голос восстановился.

Ибн Ботлан сказал тогда своему сыну и ученикам: “Не лечите никого этим лекарствам, вы убьете больного. В пищеводе этого человека задержались частички пыли из сита, и ничто не могло их извлечь, кроме уксуса”.

Ибн Ботлан состоял на службе у моего прадеда Абу-ль-Мутавваджа Мукаллада ибн Насра ибн Мункыза ²⁸. У моего деда Абу-ль-Хасана Али ибн Мукаллада ибн Насра ибн Мункыза ²⁹, да помилует его Аллах, появилась какая-то болезнь. Он был тогда еще маленьким мальчиком. Это взволновало его отца, и .он испугался, что это проказа. Он позвал Ибн Ботлана и сказал ему: “Посмотри, что появилось на теле у Али”. Врач посмотрел на него и оказал: “Я хочу пятьсот динаров, чтобы вылечить его и свести эту болезнь”. Мой прадед ответил: “Если бы ты вылечил Али, я бы не удовлетворился, дав тебе пятьсот динаров”. Когда Ибн Ботлан увидел гнев моего прадеда, он воскликнул: “О господин, я твой слуга и вполне завишу от твоей милости. Я оказал то, что сказал, только в виде шутки. То, что у Али, это прыщики юности, и когда он вырастет, это пройдет. Не делай же себе из этого заботы. Никакой врач, как и я, не скажет тебе: “Я вылечу [278] его” и не возьмет с тебя за это денег. Сыпь пройдет с возрастом”. И все произошло, как он сказал.

В Алеппо была женщина, одна из знатных алеппских женщин, которую звали Барра. На ее голову напал озноб, и она закутывала ее в лучшую шерсть, бархатные шапочки, платки и шарфы, так что казалось, что на ее голове большая чалма, но она все-таки стонала от холода. Она позвала Ибн Ботлана и пожаловалась ему на свою болезнь. Он сказал ей: “Достань мне до завтра пятьдесят мискалей пахучей камфары. Возьми ее в долг или на подержание у какого-нибудь торговца благовониями, и она будет возвращена ему целиком”. Больная достала камфару, и на другой день он сбросил с ее головы все, что на ней было, и втер эту камфару ей в волосы. Затем на голову женщины снова надели то, чем она была закутана, но больная все стонала от холода. Она заснула на короткое время и проснулась, жалуясь на жар и недомогание в голове. С нее снимали вещь за вещью все то, что было у нее на голове, пока на ней не остался один платок. Затем она вытряхнула из волос всю камфару, и ощущение холода прекратилось. С тех пор она стала довольствоваться одним платком.

Нечто похожее на это случилось со мной в Шейзаре. Меня одолел страшный озноб и дрожь без лихорадки. На мне было много одежд и меха, но когда я делал движение сидя, я начинал дрожать, волосы у меня на теле становились дыбом, и я корчился. Я позвал к себе врача шейха Абу-ль-Вафа Тамима и пожаловался ему на то, что испытывал. Шейх сказал:

“Принесите мне индийскую тыкву”, и, когда ему принесли, разломил ее и сказал: “Съешь ее, сколько сможешь”. — “О лекарь, — сказал я, —я чуть не умираю от холода, да и время холодное; как же я съем тыкву а таком холодном виде”. — “Ешь, как я тебе говорю”, — сказал врач. Я поел, но не успел кончить есть ее, как вспотел, и все ощущение холода прошло. Врач сказал мне: “То, что с тобой было, произошло от разлития желчи, а не от действительного холода”.

Я уже говорил выше о некоторых удивительных сновидениях и упомянул в своей книге, озаглавленной [279] “Книга снов и сновидений”, имена тех, кто рассказывает о снах. Я сообщил то, что говорится о снах и о времени сновидений, и привел изречения о них мудрецов, подтвердив их слова выдержками из стихов арабов. Я распространился на эту тему и исчерпал предмет, так что нет нужды упоминать здесь о чем-либо подобном, но мне вспомнился один такой рассказ; я нашел его интересным и записал здесь.

У моего деда Садид аль-Мулька Абу-ль-Хасана Али ибн Мукаллада ибн Насра ибн Мункыза ³⁰, да помилует его Аллах, была невольница по имени Лулуа, которая воспитала моего отца Маджд ад-Дина Абу Саляму Муршида ибн Али ³¹, да помилует его Аллах. Когда он вырос и переселился из дома своего отца, она уехала с ним, а когда я появился на свет, эта старуха воспитывала меня, пока я не вырос. Я женился и переехал из дома моего отца, да помилует его Аллах, и она уехала со мной; у меня родились дети, и она воспитала их. Она была праведная женщина, да помилует ее Аллах, постилась и подолгу стояла на молитве.

Время от времени у нее бывали колики. Однажды с ней случился припадок, усилившийся до того, что она лишилась сознания, и ее состояние сочли безнадежным. Она правела так два дня и две ночи, а потом пришла в себя и сказала: “Нет Бога, кроме Аллаха! В каком я была удивительном состоянии! Я встретила всех наших покойников, и они рассказывали мне удивительные вещи и между прочим сказали: “Эти колики не будут уже возвращаться к тебе”.

Старушка прожила после этого долгое время, и колики уже не возобновлялись. Она прожила так долго, что приблизилась к ста годам, но тщательно совершала молитвы, да помилует ее Аллах.

Однажды я вошел в ее комнату, которую отвел ей в моем доме. Перед ней стоял таз, и она мыла полотенце для омовений при молитве. “Что ты делаешь, матушка?” — спросил я. “О сынок, — ответила старуха, [280] — они брали полотенце в руки, а руки у них пахнут сыром. Сколько я ни мою это полотенце, оно продолжает пахнуть сыром”. — “Покажи мае мыло, которым ты моешь”, — сказал я, и она вынула его из полотенца, и оказалось, что это кусок сыра. Она думала, что это мыло, и чем больше терла это полотенце сыром, тем больше оно издавало запаху. “О матушка, — сказал я ей, — это кусок сыра, а не мыло”. Она взглянула на него и сказала: “Ты прав, о сынок, а я думала, что это мыло”.

Да будет прославлен Аллах, правдивейший из говорящих, который сказал: “Кому мы даем долгую жизнь, у того переворачиваем его внешний вид” ³². Пространность влечет за собой скуку, а событий и происшествий больше, чем можно сосчитать. Страстное стремление к Аллаху, великому и славному, наступает перед последним путешествием, когда жаждешь здоровья на время оставшейся жизни, милости и снисхождения Аллаха при наступлении кончины. Аллах, да будет ему слава, — великодушнейший из всех, кого просят, и ближайший исполнитель надежд. Да будет слава Аллаху единому, и да будет его молитва и привет над господином нашим Мухаммедом и над его родом.

УСАМА ИБН МУНКЫЗ

КНИГА НАЗИДАНИЯ

Комментарии