ТУГА ЧЕЛЕБИ

КНИГА НАЗИДАНИЙ

ИБРЕТНЮМА

Эти удивительные события и странные истории произошли в Стамбуле в 1031 г. х. (1622 г. — Пер.). О них свидетельствует истинный рассказ, написанный о покойном султане Османе [II] и о Мустафе [I] Солак Хусейном с тахаллусом Туги. [В нем говорится, что в среду 7 реджеба 1031 г. (18 мая 1622 г.) сипахи, янычары и прочий народ всех видов и состояний объединились во дворе мечети Сулейманийе, закрыв торговые ряды. Затем они сосредоточились в казармах на площади Этмейданы, наконец все вместе собрались у мечети Ени джами на Атмей-даны и заявили следующее: «Мы требуем {выдать] тех, кто хотел отправить нашего султана в Анатолию под видом путешествия к Каабе, и хотим, чтобы падишаха отговорили от переезда в Анатолию». Из-за такого буйства народа ворота в [80] крепостных стенах Стамбула были закрыты. Султанские же бунчук и шатер, [вынесенные] через Конюшенные ворота, погрузили на галеры в таком месте, чтобы оттуда перевезти в Ускюдар. Кызлар агасы Сулейман-ага говорил нашему падишаху, что все [хотят] стать государевыми слугами ¹ или янычарами и «янычарское войско стреляет из ружей, а сипахи занимаются джигитовкой, а в дни сражений они показывают свое искусство; такой слуга получается после службы в янычарах и сипахиях. И слуги, и солдаты должны походить на египетских и сирийских всадников, а в ружейной стрельбе быть как анатолийские секбаны. [Между тем] в недавнем походе на Хотин они не смогли разрушить лагерь врага. Разве могут стать государевыми слугами бездарные, не владеющие мастерством бродяга, торгаш и поденщик?» Постоянно наговаривая то же нашему высочайшему падишаху, великий везир Дилавер-паша и Ходжа Омер-эфенди, наставник повелителя, намеревались отправить падишаха в Анатолию, ибо незадолго до этого брата Ходжи, Карабаш-эфенди, неожиданно назначили кадием при Каабе. Шериф Мекки, управляющий делами Каабы, не разрешил Карабашу выполнять службу кадия и хотел [его] повесить ², но служители Каабы отговорили шерифа и спасли [Карабаша]. Ходжа Омер-эфенди: пришел от этого в ярость и задумал отправить падишаха в Египет, а затем к Каабе, тем самым отомстив шерифу; он постоянно говорил: «Мой падишах! Ты стал, хвала Аллаху, гази, теперь тебе надо совершить хадж. Ты должен быть и гази, и хаджи».

Была и другая причина [недовольства]. Сговорившись, бостанджи-баши Пир Мехмед-ага и ага янычар Юсуф-ага постоянно водили падишаха на, прогулку переодевшимся и, врываясь в питейные дома ³, хватали многих сипахиев и янычар, большинство из них наказывали палками и отправляли в качестве азапов на галеры ⁴. И янычары сильно печалились. Кроме того, была еще одна причина: во время недавнего Хотинского похода тем, кто был [на смотре], выдали по тысяче акче, а тем, кто подошел через несколько дней, не выдали; из-за этого янычары не проявили решительности при наступлении на вражеский лагерь.

Одним словом, падишах, согласно замыслам садразама Дилавер-паши, Ходжи Омер-эфенди и Сулейман-аги, решил выехать в Анатолию, и все стали говорить о записи секбан. Для набора секбан один из балтаджи Старого дворца по имени Эски Юсуф под предлогом сбора фуража и набора секбан и всадников был послан в Дамаск и Халеб.

Падишах же непрерывно отправлял в Ускюдар вещи, снаряжение и всю казну. И кто-то из слуг внутренних покоев ⁵ уведомил об этом обстоятельстве находящихся вне дворца янычар, сказав: «Не знаем, что задумал падишах, поступая так». Поэтому народ, собравшись у мечети Султан Мехмеда, двинулся к площади Этмейданы. Когда навстречу народу вышел чауш-баши [81] Халыджизаде, [посланный] садразамом воспрепятствовать [сборищу], его закидали камнями. Затем несколько старых и опытных людей из этой толпы обратились к собравшимся: «Решим эти дела по шариату». Придя к шейх-уль-исламу Эсад-эфенди, они потребовали фетвы, говоря: «Что полагается тем кто, введя падишаха ислама в заблуждение  — ведь падишаху нет необходимости отправляться в хадж,   — стал причиной разорения казны, кто вызвал тем самым раздоры и смуту?» Ответ муфтия был таков: «Подстрекателей беспорядков следует убить». Они же (люди из толпы. — Пер.), взяв запись фетвы, пришли на место сборища. Туда же, к собравшимся от садразама, явились ага янычар и аги бёлюков, чтобы разогнать [их]; народ закидал их камнями.

В тот день султанский флот, [отчалив] от Бешикташа,, остановился у Едикуле, и моряки, сойдя с кораблей и обнаружив городские ворота закрытыми, проникли в город через проломы в крепостных стенах и присоединились к собравшимся. Затем, говоря: «Идем к дому Ходжи Омер-эфенди, пусть он известит падишаха об этой сходке и отговорит от поездки к Каабе», они подошли [к его дому]. Ходжа, не зная, зачем они идут, сбежал из дома, думая, что они пришли убить его. Собравшаяся толпа высадила дверь, но не обнаружила Ходжи. Все двинулись ко дворцу садразама, чтобы потребовать: «Иди и извести падишаха о наших намерениях, пусть издаст приказ о казни Сулейман-аги и откажется от поездки к Каабе».

Когда они подошли ко дворцу садразама, то все люди везира выступили вперед и стали стрелять из луков, убив несколько человек. У собравшихся же не было оружия, и они сочли разумным отправиться на сипахийский рынок, чтобы взять луки, стрелы, мечи, пики и [иное] боевое оружие и дать бой. Торговцы, выступив навстречу, обратились [к ним] с просьбами и уговорами и спасли свои лавки от разграбления. А так как вечер близился, то они (мятежники. — Пер.), произнеся жестокие и суровые клятвы, разошлись, сказав: «Завтра снова придем и соберемся на Атмейданы».

Да будет известно, что за несколько дней до этого сборища Эсад-эфенди и садразам заставили падишаха отказаться от поездки к Каабе ⁶. Но однажды ночью падишах увидел во сне, что он сидит на престоле и читает священный Коран, который держит в руках. Появляется наш пророк Мухаммед, берет у него из рук священный Коран и сводит его с трона; падишах хотел повергнуться к стопам пророка, но не осмелился, и ему не посчастливилось в этом [желании]. Падишах проснулся, а на следующий день пригласил Ходжу Омер-эфенди и спросил у него смысл сна. Ходжа ответил: «Мой падишах! Сперва вы намеревались отправиться к Каабе, затем отказались, почему же вы не поступаете по воле Корана, хотя читаете в нем божью заповедь касательно газавата? За это вы подверглись порицанию: из ваших благородных рук забрали священный Коран, [82] низвели вас с трона, не было дано вам осуществить свое намерение  — прикоснуться к благородным стопам. После совершения священного хаджа посетите и гробницу святых пророков!» Падишах, который от такого толкования пришел в хорошее расположение духа, утвердился в намерении совершить хадж.

Однажды после намаза падишах пригласил своего имама ⁷ и рассказал этот сон; имам-эфенди [изрек]: «Ответчиком на требуемый вопрос должен быть Азиз Махмуд-эфенди Ускюдари  — гордость шейхов. Соизволь обратиться к нему за разрешением спорного вопроса». Падишах отправил к святому подробное изложение этого сна. Вот что написал святой относительно содержания сна: «То, что Вы прочли в Коране, имеет божественную силу, и этому следует повиноваться; трон, на котором Вы сидели, — это джубба знатности. Этот сон очень странный и опасный. Ведает Аллах, этот сон исполнится в ближайшие дни, и для покаяния и прощения грехов последуй завету “обратимся за помощью к святым" и пойди к священным гробницам и сверкающим могилам праведных слуг и святого и всевышнего Бога, с тем чтобы отвести беды».

Падишах, отправившись в паломничество к тюрбе Абу Айю-би Ансари, приказал [доставить] быков и баранов для жертвоприношений и [раздачи] милостыни бедным. Чтобы найти и собрать быков и баранов, бостанджи насильно, дав 1 тысячу акче за пару волов стоимостью 3 тысячи акче, отобрали [у тех, кто находился в это время] около Адрианопольских ворот и в таможне ⁸, волов из арб, пригнали [их] и принесли в жертву. В Ускюдар непрерывно доставляли вещи. Готовились к скорому отъезду. В этот момент шейх-уль-ислам прислал падишаху фетву, гласящую: «Путешествие к Каабе не является обязательным для падишаха; предпочтительнее справедливое управление делами народа». Падишах, придя в ярость от такого содержания, не последовал [фетве]. Затем большинство почтенных шейхов и благородных улемов прислали [свои] мнения, чтобы воспрепятствовать [его отъезду]. Но удержать падишаха было невозможно. При этом много стараний приложил садразам, бывший [в то время] на стороне улемов, но, что поделаешь, в страхе за свою голову и пост он повиновался Ходже Омер-эфенди и Су-лейман-аге.

Однако перейдем к сути дела. Падишаху дали знать, что весь народ двинулся ко дворцу садразама. Падишах, вызвав во дворец верховных улемов, спросил: «Что хотят янычары?» Улемы единодушно ответили: «Они хотят, чтобы высочайший падишах не ехал к Каабе, а кызлар агасы и Ходжа-эфенди сослал». На это падишах сказал: «От поездки к Каабе я отказываюсь, однако не только требуемых людей, но и их родственников выслать из города нельзя». Затем в ту ночь среди народа разнесся слух, что «падишах вооружил всех бостанджи и слуг внутренних покоев и поставил десять пушек». А среди бостанджи распространился слух, что все моряки-янычары окружили [83] дворец своими галерами и повернули на него пушки, а другая толпа якобы пойдет от Высочайших ворот ⁹ ко дворцу.

От этих слухов бостанджи впали в еще больший страх. На следующий день, в четверг 8 реджеба (19 мая 1622 г. – Пер.) на рассвете, собравшиеся на площади у казарм подошли затем к Фатих джами. Так как все явились на Этмейданы с боевым оружием, с мечами и пиками, то по приказу падишаха шейх-уль-ислам и накиб-уль-эшраф Шериф-эфенди, оба кадиаскера, самый знаменитый толкователь Корана шейх Омер-эфенди, лучшие из проповедников шейх Сиваси, шейх Ибрахим-эфенди, шейх Дервиш-эфенди и Кадизаде-эфенди  — все вышли к собравшейся толпе и спросили: «Что хочет это ваше собрание?» Толпа же, ответив: «Мы единодушно требуем казни шести человек», подала список. Среди них были Ходжа-эфенди, кызлар агасы, садразам, каймакам Ахмед-паша, дефтердар Баки-паша ¹⁰. Они. требовали [головы] Ахмед-паши ¹¹, потому что во время султанского похода, [когда] Ахмед-паша оставался каймакамом Стамбула, отураки и коруджу из-за недовыплаты им денежного довольствия забросали [его] камнями. Он же сместил секбан-баши Салих-агу и назначил [вместо него] Кара Хасан-агу. После возвращения падишаха в Стамбул Ахмед-паша подал жалобу на коруджу; когда падишах повелел: «Упразднить коруджу» ¹², янычарский ага Али-ага, заметив: «Сразу нельзя, сделаем постепенно», отнял дирлики примерно у 2 тысяч отураков и коруджу.

Вернемся снова к сути дела. Когда собравшиеся передали список на этих упомянутых лиц, улемы отнесли [его] падишаху. Так как падишах противился выдаче требуемых людей, та улемы и шейхи, все вместе, заявили: «Не следует сопротивляться толпе, так происходило и во времена славных предков; сделай то, что они требуют, а то потом будет плохо». Падишах ответил: «Замолчите! Ведь это солдаты без предводителя! Они скоро разойдутся». Когда его снова стали уговаривать, он пришел в ярость; «Их дело решено, знайте, что, после того как я разделаюсь с ними, я разделаюсь и с вами». Услышав эти слова, улемы, не сказав ни слова, вышли. Падишаху же не позволили выйти наружу, его не пустили, так {все] и осталось.

Находящиеся снаружи дворца, видя, что улемы возвратились, но не подают никаких вестей, поняли, что ничего не получилось, и двинулись к Высочайшим воротам. Кто-то сказал: «Там бостанджи и слуги внутренних покоев приготовились, установили пушки». В страхе люди забрались на минареты Ая-Софи, но, увидев, что во дворце никакого движения, сразу же  — янычары с ружьями впереди, сипахи с саблями наголо за ними   — вошли в Высочайшие ворота и нашли их открытыми. Несколько капыджи предупредили: «Эй, не будьте беспечными, идите осмотрительно». Около 500 сипахиев и янычар с оружием в Руках выставили у ворот сторожей, затем подошли к дровяному складу, и те, кто не имел оружия, вооружились дубинками. [84]

Войдя во вторые ворота ¹³ и прокричав «Аллах велик!», разбились на три группы. Одна двинулась к купольной палате, где заседали везиры, другая остановилась перед кухней, третья дошла до тронного зала, где неоднократно кричали: «Мы требовали от нашего падишаха [выдачи] шестерых человек, но он не ответил. Мы поступаем согласно шариату, и у нас при себе фетва», ,но им никто не ответил. Они прошли дальше в глубь дворца ¹⁴. Несколько евнухов хотели было выйти им навстречу, но не осмелились. Когда толпа дошла до гарема, прозвучал голос: «Требуем по шариату султана Мустафу!» Все, кто слышал этот голос, повторили то же самое. Спросили у ближних балтаджи ¹⁵: «Где султан Мустафа?» Хотя они не ответили, но один из этих юношей показал в сторону гарема на один купол. Несколько человек из толпы с большим трудом забрались на этот купол, ибо дверь [в комнату, где был заточен Мустафа], находилась внутри гарема. Как только одна из рабынь, находившихся в услужении султана Мустафы, печально сказала: «Султан Мустафа там», с кухни сразу же принесли топоры и кирки и, сорвав с верха купола свинец, продырявили крышу и выломали железную решетку.

Султан Осман, увидев такое дело, испугался и приказал: «Найти Дилавер-пашу!» Но тот сбежал. Бостанджи сразу отправились и разыскали [его] в Ускюдаре, в текке шейха Азиза Махмуд-эфенди, и, посадив в лодку, привезли. Тем временем толпа еще пробивала купол, когда же несколько евнухов стали стрелять из луков, подоспели люди и изрубили [их]. Те, кто был на куполе, полностью пробили его, но спуститься вниз было невозможно. Не найдя веревок, срезали их с занавесей в палате заседания везиров, и три сипахи и три янычара, обвязав себя веревками, спустились вниз. Припав к стопам султана Мустафы, один из них прочитал рвущееся из сердца стихотворение:

Мой шах, по общему мнению, наше слово едино,
Мы настоящие друзья, связанные искренней дружбой без лицемерия,
Выходи, трон  — твой, мы все повинуемся тебе, будь нам шахом,
Мы повинуемся тебе и готовы выполнить любой твой приказ.
Если ты спросишь о нашем положении у Туги, то мы, истинные друзья,
Скажем: дожили мы до времени шаха вселенной.

На слова: «Мой падишах, снаружи вас ждут солдаты»  — он ответил: «Дайте воды». Отовсюду принесли воды; выпив, он сказал: «Хвала Аллаху! Вот уже два дня мне не давали воды, хотели извести жаждой и голодом, [поскольку] мечом убить не смогли, [но] воля божья  — воля святая». Поистине, разве можно не похвалить тех удальцов, которые, совершив справедливость, в тот день пробили такой большой купол и, обвязавшись веревкой, спустились к султану Мустафе?! [85]

С тех пор как завоевали город Константинополь, сюда (во внутренние покои. — Пер.) не смел [проникнуть] ни один янычар. Затем, обвязав султана Мустафу веревками, его вытащили наверх. Вслед за ним вытащили двух прислуживавших ему рабынь. Спустив [всех] вниз, доставили к толпе.

Между тем [султан Осман] видел все происходящее. По его приказу был доставлен Дилавер-паша. Евнухи, открыв дверь дворцового гарема, вытолкали наружу Дилавер-пашу и кызлар агасы и, сказав: «Вот те, кого вы требовали», быстро захлопнули дверь султанского гарема. В тот миг толпа, не сдерживаясь, изрубила обоих. После того как султан Мустафа немного побыл около двери тронного зала, его посадили на коня Эсад-эфенди. Но как человек, вышедший из тюрьмы, от слабости он не мог удержаться. Поэтому его снова посадили у тронного зала. В этот момент от султана Османа к толпе пришли шейх-уль-ислам, кадиаскеры, благородные улемы и шейхи и объявили: «Ваш падишах султан Осман шлет вам поклон и велит вам сказать: я выдал людей, которых вы требовали, найду и других, любые ваши желания удовлетворю, [только] султана Мустафу оставьте, и мы вам в том ручаемся, что немедленно выполним все, что вы пожелаете». Присутствующие ответили: «Это надо было раньше говорить; мы сами добились того, чего хотели». При этом султан Мустафа сидел, а ферадже на нем не было. Попросили ферадже у улемов, но никто не дал. Затем [толпа] потребовала: «Присягайте султану Мустафе!» Улемы ответили: «Пока на троне сидит султан Осман, присягать не дозволяется»; по этому поводу толпа около трех часов препиралась с улемами. Затем самым первым присягнул Кетхуда Мустафа-эфенди, за ним присягу принесли и улемы, и шейхи, а в Стамбул послали глашатаев, которые объявляли: «Султан Мустафа стал падишахом!» От этого всего шума Кафзаде Фаизи-эфенди из сословия улемов скоропостижно скончался ¹⁶.

Затем собравшиеся сказали: «Падишах, не сиди здесь, султан Осман причинит тебе зло, мы отвезем тебя в Старый дворец». Но у султана Мустафы даже сидеть не было сил, и [его] усадили в [подвернувшуюся] около дворца больничную арбу, [с ним] посадили двух рабынь, мать султана и гуляма по имени Дервиш. Обвязав арбу со всех сторон веревками и взявшись за них, потащили и доставили [ее] в Старый дворец.

Все эти дела в руце божьей.
Нет здесь места искусственным мерам.

Оттуда часть толпы пошла и открыла темницы Галаты и Стамбула, выпустив на свободу узников. Огромная [часть] толпы начала грабить дворец Баки-паши, другая  — дом сына Ходжи Омер-эфенди, кадия Стамбула. В этот момент прошел слух, что султан Осман назначил капыджи-баши [Кара Али-агу] на пост аги янычар.

Упомянутый Кара Али-ага, поцеловав руки султана Османа, [86] вернулся домой, надел платье, приличествующее званию аги, и стал ждать, когда [другие] аги придут поцеловать его руки, приготовив 30 кошельков акче [в качестве] бараньих денег ¹⁷ для янычар и 200 халатов для аг оджаков, но толпа, ворвавшись в его дом, разграбила все добро, вплоть до сита и решета, а сам он спасся бегством.

Когда распространился слух, что этой ночью Осман вместе с бостанджи придет во дворец и убьет султана Мустафу, в толпе говорили: «Давайте покараулим эту ночь султана Мустафу в Старом дворце». Другие говорили так: «Нет, отведем [его] в Султан Мехмед джами, там постережем». Наконец решили по совету Феридун-эфенди доставить [его] в Орта джами. Подготовив арбу, посадили падишаха, его мать и рабынь, рядом с арбой шли сарай агасы, оруженосец-гулям по имени Дервиш; к вечеру прибыли в Орта джами.

Был вечер пятницы 8 реджеба ¹⁸. Султан Мустафа вошел в Орта джами и, воздев руки, сотворил молитву, а в своей молитве произнес: «О падишах падишахов, прошу доставить мне без насилия султана Османа в эту мечеть».

Вернемся вновь к нашему повествованию: в это время султан Мустафа, возвратив звание прежнему аге янычар, послал высочайший указ, приглашая его явиться в Орта джами, но тот не пришел, сказав: «Не пойду ни к султану Осману, ни к султану Мустафе, везиров там нет, а мне что там делать?»  — и остался на месте. «Кому решат передать сан падишаха, к тому я и явлюсь», — добавил он. Наконец несколько одабаши подошли к его дворцу, сказав: «Если бы мы захотели и попросили, он обязательно бы пришел». Через некоторое время ага пришел в Орта джами и, увидев султана Мустафу, приложился к его руке, и ему был пожалован халат; затем, выйдя наружу, он сказал янычарам: «Да будет благословен ваш падишах!» Так как уже подошло время вечерней молитвы, то он пошел в свою резиденцию. Здесь он застал султана Османа. Вместе с султаном Османом находились садразам Хусейн-паша и бостанджи-баши [Пир] Мехмед-ага ¹⁹.

Вновь возвратимся к нашему повествованию: когда султан Осман услышал, что султана Мустафу перевезли из Старого дворца в Орта джами, он испугался.

У настоящего правителя в каждом деле свое решение.
Умные люди не могут иметь тысячу мнений.

Он немедленно вызвал Хусейн-пашу и, вручив ему печать везира, сказал: «Своим упорством мы довольно много навредили себе, как теперь дело поправить?» Хусейн-паша и Пир Мехмед-ага сказали: «Итак, султан Мустафа укрылся в казармах, мы же пойдем к аге [янычар]» ²⁰. Султан Осман ответил: «Нет, это не дело. Если бы янычары были одни, на них можно было бы повлиять. Но с ними улемы, сипахи и разбойники. Вот двести кошельков. С несколькими сотнями наших сторонников мы, [87] снарядив лодки, доберемся до Анатолии, а затем дойдем до древней столицы Бурсы. Наберем солдат, соберем войско посмотрим, что получится». Хусейн-паша и Пир Мехмед говорили: «Падишах, это невозможно, лучше нам пойти к резиденции [аги янычар]»  — и, взяв пять кошельков золота, после вечерней молитвы отправились к аге. Тем временем ага янычар вернулся в свою резиденцию из Орта джами и нашел султана Османа. Они сели за переговоры; в конце концов сошлись на том, что рано утром ага янычар пойдет в казармы, позовет ода-баши и выдаст в виде [монаршей] милости по 50 золотых и [еще] лилового сукна, а сипахиям  — по 10 акче прибавки в виде милости, а султана Мустафу пусть снова перевезут во дворец.

После переговоров ага янычар на рассвете пришел в казармы, вызвал из казарм тех ода-баши, которые ранее были его чорбаджи, уведомил о милости и благодеянии [Османа] и сообщил: «Пусть придут другие ода-баши и услышат от вас эту весть». Когда все извещенные ода-баши из старых и новых казарм пришли, то, узнав ответ [Османа], сказали: «Поймите, если мы скажем солдатам, то они могут не поверить; сходите сами в Орта джами и сообщите им это, пусть услышат все сипахи и янычары, надеемся, все будет хорошо». Ага сказал: «Если бы!» Дойдя до Орта джами, он вошел в мечеть. Повидавшись с султаном Мустафой, вышел наружу и, встав на ступеньки у дверей перед всеми, только успел произнести: «Аги, соратники! Да благословит Аллах вашего падишаха, но султан Осман тоже пришел в [мою] резиденцию, оказался в вашем оджаке, укрылся у вас. Он жалует по 50 золотых и лиловое сукно, а также милость сипахийским агам», как один сипахи, потянув агу за полу, сбросил с лестницы, а подбежавшие [солдаты] изрубили его.

Так этот подневольный, безвинный [человек] стал шехидом. Некоторые из собравшихся привязали веревку к ногам убитого и оттащили [его] на Аксарайский рынок, а другие разграбили дом покойного. При этом аги оджаков разбежались. Толпа разграбила также дом Мурада Чауша  — управляющего таможней. Часть [толпы] пошла в дом Хаджи Субаши ²¹, а другая группа бандитов пошла в резиденцию аги янычар за султаном Османом, но, как ни хотели, разыскать не смогли. А он, оказывается, был во внутренних покоях около жен. Садразам Хусейн-паша сбежал, за ним бросились, догнали и растерзали перед мастерской водоносов, а Пир Мехмед-агу отпустили. Отыскав султана Османа около женщин, [его] вывели и посадили на ломовую лошадь. На голове у него не было даже войлочного колпака, он был растерян, из глаз этого [теперь] покойного страдальца текли слезы. Тогда один сипахи по имени Паназ-оглу подбежал и надел на падишаха свой собственный тюрбан.

Если бы спросили: «Почему Пир Мехмед-агу отпустили, а садразама убили», то ответ был бы такой: во время Хотинского похода султана Османа Хусейн-паша был садразамом, и, когда [88] в дни сражений он предлагал ненужные марши, солдаты говорили: «в этом месте передвигаться нельзя, вы погубите янычар», он отвечал: «Если у падишаха мало слуг, то вместо хромого ишака мы поставим здорового». Другой причиной было то, что когда во время похода около священного знамени пророка ежедневно читалась священная сура «Фатиха», то несколько чештеджи, совершенно не слушая благородный Коран, прославляли Хусейн-пашу и возносили хвалу [ему]. Когда один из хафизов заметил: «Мой султан, когда читают священный Коран, не следует относиться к этому небрежно», ему ответили: «Военное время: в одних местах читают Коран, в других творят жестокости».

Причина освобождения Пир Мехмед-аги связана с тем временем, когда султан Осман врывался в питейные дома и схваченных сипахиев и янычар велел избивать, [а затем] приказывал бостанджи-баши их убивать, но бостанджи-баши освобождал их и тем спас несколько сотен человек, падишаху же отвечал: «Казнил». Известно: «Хорошее не пропадает».

Возвратимся снова к нашему повествованию: когда султана Османа посадили на лошадь у дворца аги, его повезли, подвергая публичному поношению. Если повторить оскорбления, обвинения и грубую брань, обращенную к нему в пути, то любой человек опечалится. Говорили, например, такое: «Милейший Осман Челеби, не хочешь ли ворваться в питейный дом и отправить сипахиев и янычар на галеры?» Когда некий ничтожный человек, подлый и презренный, по имени Алтунджу-оглу ²², [непристойно] касался царственной ноги, проявляя подлое, гнусное и оскорбительное неуважение, и произносил разные ругательства, покойный страдалец, плача, говорил: «Эх, наглец, разве я не ваш падишах? Не помутились ли ваши головы?»

Некоторые говорили: «Разве твои предки завоевывали земли с помощью секбан? Когда в Анатолии во время мятежа разбойников-секбан власть над провинцией была потеряна, разве Календероглу, Джанбулат и прочие подобные им разбойники, в течение восьми лет досаждавшие твоему отцу султану Ахмеду, не были мятежниками-секбанами?» ²³.

Султан Осман еще сказал: «Эй, люди! Это случилось со мной из-за Ходжи и кызлар агасы. Хусейн-паша был не виноват». И так его доставили в Орта джами. Посадили в угол. Поручили приглядывать за ним Михаличли Мехмед-аге из 14-й роты.

Тем временем обязанности аги янычар передали гуляму по имени Дервиш, находившемуся в услужении султана Мустафы Султана Османа ²⁴ посадили на коня кетхуда-бея и отправили во дворец с колпаком ичоглана. Звание садразама дали Дауд-паше.

В этот момент все собравшиеся [около мечети] закричали: «Пусть выйдет наш падишах, посмотрим [на него]!» Султан Мустафа, выйдя из мечети на ступеньки, приветствовал народ. [89]

Хором была прочитана молитва. Султан Осман, услышав молитву, спросил Мехмед-агу: «Кем ты был в оджаке?»  — «Я был хасеки». — «А кто назначил кетхуда-бея?»  — «Султан Мустафа», — ответил тот. «Да разве его решение имеет силу? Открой это окно: я поговорю с моими янычарами», — сказал он. Окно открыли. Султан Осман, высунув голову наружу, обратился с мольбой: «Мои аги! Отцы-янычары и отцы-сипахи! Под влиянием лживых слов и по молодости я оскорбил вас, лучше бы мне этого не делать. Только что придя, вы стреляли из ружей, разве вы меня не хотите?» Они ответили разом: «Мы тебя не хотим, но на убийство нашего согласия нет». От такого ответа султан Осман пришел в отчаяние и, закрыв окно, сказал: «В таком случае заточите меня туда, где сидел султан Мустафа, не убивайте».

В это время негодяй, джебеджи-баши, сразу набросил на него аркан и хотел задушить, но подоспели Мехмед-ага, кетхуда-бей Али-ага и чауш-баши Ахмед-ага, которые, накинувшись на джебеджи-башу, вытолкали его наружу. Затем султана Мустафу посадили в арбу, вместе с ним усадили мать и двух рабынь, привязали к арбе веревки, и, взявшись за них, солдаты двинулись в султанский дворец. В 1031 год хиджры... на 342 г. с возникновения дома Османов и в год смещения [планет несчастья относительно] созвездия Рака ²⁵ была читана хутба на имя султана Мустафы. Событие это произошло в пятницу 9-го дня месяца реджеба. В тот день намаза в Орта джами не совершали, потому что султана Мустафу возводили на престол. Затем в Орта джами пришли садразам Дауд-паша и прочие везиры, ага янычар Дервиш-ага и аги оджаков и, посадив султана Османа в базарную арбу, после третьей молитвы увезли и заключили его в Едикуле. Одним словом, событие, [о котором здесь рассказывается], произошло не в один день. Что сказать жестокосердному, который не заплакал бы от насилия, совершенного над султаном Османом? Ни одного падишаха в Османской империи не свергали с престола таким образом. Правда, когда при султане Баязиде Вели испортили золотые монеты и чекан, а персидский шах дошел до Сиваса, то сын Баязида султан Селимахан Гази, [будущий] завоеватель арабских и персидских земель, проявив шахиншахское рвение, сговорился с солдатами и сверг с престола султана Баязида, но таких страданий не было.

И вот во время вечерней молитвы пришли садразам, его кетхуда и джебеджи-баши, [чтобы] убить султана Османа. Они стали набрасывать на него аркан, но султан Осман, будучи крепким юношей, мужественно сопротивлялся, тогда бандит-сипахи по имени Килиндер Угрусу ²⁶ сжал мошонку султана и тот тут же испустил дух.

Вот какие удивительные события произошли за эти три дня: янычары не захотели великого достославного шаха, отвернулись [от него] и в конце концов убили, но никто не думал и не [90] гадал, что невинный страдалец султан Мустафа   — да пребудет над. ним благословение Всевышнего!  — длительное время томившийся в темнице, взойдет на престол и станет падишахом османских владений. Пусть это [повествование] послужит для прозрения и будет предостережением.

Покойный султан Осман был халифом четыре года, четыре месяца и семь дней. Знающие люди скажут, что такие дела не должны делаться янычарами. Можно ответить, что сипахи, янычары и прочие слуги были озлоблены. Ибо если какие-нибудь янычары, случалось, совершали проступки, например оказывались в питейном доме, то их хватали и, дав в наказание 400  — 500 палочных ударов, отправляли азапами на галеры, а их дирлики и жалованье урезали. Однако по старинному закону полагалось посылать совершившего проступок и провинность янычара для наказания ко двору его аги. При султане Османе древний закон не соблюдался: наказание янычарам выносил лично падишах.

Обратимся к [причинам] недовольства улемов падишахом: хотя Ходжа Омер-эфенди был обычным проповедником, его поставили над шейх-уль-исламом и ему были вверены все дела улемов. Была еще одна причина озлобления улемов: это назначение главного лекаря Муса-эфенди анатолийским кадиаскером. Но оставим их на суд времени. Когда султан Осман готовился отправиться в Хотинский поход, он решил задушить своего брата, наследника престола, Мехмед-хана ²⁷, который был младше его на три месяца, поскольку в его отсутствие тот якобы хотел вступить на престол. Когда этого невинного агнца душили, он [успел] вымолвить такие слова: «Хотя я ничего не достиг в моей жизни, но прошу Бога об одном, чтобы тебя он лишил и престола, и жизни!» Таковыми были судьба и предопределение.

Бог мстит своему рабу своим же рабом;
Тот, кто не знает божьей науки, подумает: это совершил раб.
Когда он был достославным шахом, шаха вселенной убили,
Когда он был смелым молодым львом, шаха вселенной убили,
Это был хан-витязь, гази, высокородный султан,
Звали его Осман-хан, шаха вселенной убили.
Намеревался он совершить хадж, янычары помешали уехать,
Нужны уши, чтобы слышать: шаха вселенной убили.
Когда он мог царствовать, исполнять божьи предначертания,
Когда он приготовился совершить хадж, шаха вселенной убили.,
Признак времени  — кровь, день Страшного суда  — кровь,
Скорбит по .рабу божьему эта кровь: шаха вселенной убили.
Туги! Сердце полно ужасом смерти: ведь он был и его нет.
Кровью облились сердца мужей науки: шаха вселенной убили.

Знай и то: если янычары скажут: «Все взбунтовались, народ поднялся, не только мы, [но] множество людей. Как мы могли предотвратить этот мятеж?», можно ответить, что проходить [янычарам?] через Бедестан и ряды шорников под страхом смертной казни запрещено, а если там случайно пройти, то [91] обитатели тех торговых рядов почувствовали бы себя оскорбленными ²⁸.

После того как кроткий падишах признал свою вину, янычары, хотя издавна пользовались его милостями и являлись его вечными слугами, согласились на его убийство. Если они скажут: «Мы не знали, что его убьют», ответим, что когда сажают в Едикуле, то это свидетельствует о смерти. Особенно же когда покойный страдалец сказал: «Я пришел в ваш оджак, посадите меня в ту комнату, где сидел султан Мустафа, да благословит Аллах вашего падишаха!», янычары должны были [ответить]: «Нашего согласия на заточение его в Едикуле нет; пусть посадят во дворце, и, если он будет убит, пусть это произойдет во дворце». Разве можно показать слабость в ответах и доверяться року?!

Снова вернемся к нашему повествованию. Когда султан Осман ночью пришел во дворец аги [янычар], Хусейн-паша и бостанджи-баши Пир Мехмед принесли десять кошельков золотых, чтобы удовлетворить янычар. Когда собравшиеся схватили султана Османа, они сказали: «Падишах принес сюда казну». Чтобы заткнуть толпе рты, ей бросили один кошелек. Золотые монеты рассыпались вокруг, толпа расхватала [их]; те же, кто находился во дворце, присвоили находившиеся там опечатанные кошельки, и им не пришло в голову, что великого султана, потерявшего честь и славу, увезли, чтобы убить, в Едикуле, а агам, не имевшим никакого отношения к делам государства, повезло: им в руки попало девять кошельков золота; бывает так, что счастье приходит в жизни.

Если к человеку должно прийти счастье,
То он без труда достанет [его] рукой.
Если оно должно уйти и он вздумает предотвратить беду,
То не удержит [счастья] и тысячью цепей.

Знай также и то, что раньше, когда умер султан Ахмед [I] и на престол взошел этот султан Мустафа, он пробыл падишахом три месяца и четыре дня ²⁹, после чего его низвели с престола, заявив: «Янычары тебя не хотят», а султан Мустафа [в ответ на это] заметил: «Наступит день, когда те, кто заявлял: мы тебя не хотим, разыщут меня и сделают падишахом». Через четыре с половиной года его слова сбылись. Ибо лгали те, кто утверждал, что янычары говорили: мы не хотим. Они наговорили на янычар, и тогда придворные, сговорившись с евнухами и улемами, сместили султана Мустафу. Теперь же янычары, стремясь оправдаться, нашли султана Мустафу и провозгласили падишахом. Именно улемы совершили упомянутое предательство по отношению к покойному султану Осману, и они были причиной возведения на престол нового султана, они оклеветали янычар. Вернемся к нашему рассказу.

Когда султан Осман взошел на престол в 1027 г. (1618 г. — Пер.) в силу божественного провидения, «тогда постоянно случались дурные предзнаменования». В том году в Стамбуле [92] Бедестан и весь [прилегающий] квартал оказались в воде; множество домов и утвари погибло; прежде ничего подобного не видывали. А зимой и летом продолжалась великая чума; подробности не нужны, видевшие знают. В 1030 г. замерз Босфор ³⁰; пространство между Ускюдаром и Бешикташем заледенело, по льду ходили от Ускюдара до Стамбула. Хашими составил на это событие такой тарих: «Пролегла дорога до Ускюдара, Средиземное море замерзло в 1030». В тот год пришли голод и дороговизна: ведь известно, что припасы и провизия доставляются в Стамбул по морю. Если море превратилось в сушу, могут ли прийти корабли? Знай также и то, что и султан Ахмед, и султан Осман неоднократно предпринимали усилия, чтобы убить султана Мустафу, но не смогли: не было священного предначертания Всевышнего. Что может раб божий, не постигший истины?!

Султан Мустафа

10 реджеба 1031 (21 мая 1622 г. — Пер.) Эсад-эфенди был снят с поста, а Яхья-эфенди стал шейх-уль-исламом. Кетхуда Мустафа-эфенди стал кадиаскером Румелии, а Бостанзаде Мехмед-эфенди   — кадиаскером Анатолии, Чешмизаде-эфенди   — кадием Стамбула, а Омер-агу назначили секбан-баши. Затем был сделан подарок, его распределили между сипахиями и янычарами ³¹. После этого прошел месяц. Однажды ночью ичогланы, сговорились между собой и изрубили главу белых евнухов. На следующий день собрались янычары. На [их] вопрос: «Что произошло?»  — ичогланы ответили: «Здесь было несколько малолетних принцев, и он хотел их убить, а так как мы не давали согласия, то он захотел погубить некоторых из нас, поэтому мы так и поступили».

Но истинной причиной являлось то, что убитый ага был чужаком; даже если бы он еще двадцать лет охранял дворец, он все равно бы не смог получить должности дворцового аги. Став неожиданно главой белых евнухов, он наполнился такой спесью, что начал творить беззакония, и другие аги не терпели [его]. В те дни на пятикратном намазе возносили молитвы.

Дауд-паша пробыл великим везиром 26 дней, но в султанском совете ему не суждено было заседать; янычары сместила Дауд-пашу ³², великим везиром стал Мере Хусейн-паша. В пятницу же султан Мустафа прибыл на намаз в мечеть Ахмедийе. После молитв за прославленных предков на коня накинули сбрую, которую надевали на коня султана Мехмед-хана Абу-л-Фатха, и вознесли благодарственную молитву. А Мере Хусейн-паша, став садразамом, взял под свое покровительство сословие сипахиев и раздавал им разные высокие должности и назначал их попечителями над вакуфным имуществом. Султанской печатью он владел 35 дней; его слуги пожаловались на него, и он был смещен ³³. Далее великим везиром стал снятый с поста [93] [вали] Египта Лефкели Мустафа-паша, владевший печатью 27 дней; янычары и его не захотели, и садразамом стал Гюрджю Мехмед-паша ³⁴, а ранее, 23 реджеба, из Ирана прибыл посол по имени Ага Риза-хан. По правде сказать, с такими [богатыми] дарами в Османскую империю послы никогда не приезжали.

Между прочим, ага янычар Дервиш-ага был по натуре человеком странным; как-то он сказал агам оджаков: «Государственная казна перестала пополняться [поступлениями] из провинций, я хочу направить в провинцию своих людей». Аги оджаков возразили: «Нет такого закона, чтобы из оджака посылались мумджу и чауши». О том, что ага ответил: «Проклятия вашему оджаку и вам!», уведомили падишаха, и [Дервиш] был смещен с поста. На его место пришел стремянный Кара Му-стафа-ага. Именно тогда насчет Дервиш-аги был в ходу следующий бейт:

О ты, пришедший и за несколько дней добившийся большого благополучия,
В оджаке пира ты ел хлеб-соль,
Не следует возражать своему пиру, оджаку, его слугам  — [им] надо служить.
Не возражай и не ругай пира,
Не выноси быстрых решений, следи за весами судьбы,
Следуй советам шейха Рушени.
Запаршивеет собака, лающая на свое логовище.

Так прошло некоторое время; 1 реби-уль-эввеля 1032 г. (3 января 1623 г. — Пер.) янычары собрались в диване и заявили: «Сперва намечалось заточить султана Османа в Едикуле; если же его хотели убить, то надо было убить, а не бросать в тюрьму. Мы теперь не можем находиться в наших вилайетах; [“Вы убили своего падишаха"], — говорят нам и поносят за это ³⁵. Мы и хотим спросить нашего падишаха, кто именно явился причиной убийства». Заявив так, они подали султану челобитную. Султан Мустафа в светлейшем рескрипте соизволил ответить: «Во имя пречистого Всевышнего Бога я не давал согласия на убийство. Да свершится правосудие над тем, кто был виновником убийства!» Джебеджи-баши набрасывал аркан на султана Османа, сипахи был из свиты Дауд-паши; они и убили его. Дауд-паша сбежал. Через несколько дней ага [из свиты Дауда] пришел [к Порте] получить награду за благую весть, сообщив, где тот скрывается. Отправился бостанджи-баши и в одной деревне на сеновале отыскал Дауд-пашу и, схватив его, привел. [Пашу] посадили в казарму капыджи, а на следующий день в султанском диване было решено обезглавить его.

В тот вечер жена Дауда  — родная сестра падишаха  — обратилась к нему с просьбой спасти, но он решения не изменил. Потеряв надежду на падишаха, было решено спасти [Дауд-пашу], подкупив янычарский оджак. В старых казармах в помещении 43-й роты собрались ассенизатор Мурад, продавец [94] потрохов Курдоглу, повар Хасан, лодочник Мустафа, Чалык Мехмед, Алтунджу-оглу Муслу и еще около сотни подобных янычар, а от сипахиев  — сын костоправа Мехмед-Челеби, Феридун-эфенди ³⁶ и множество других людей из свиты Дауд-паши и в ту ночь, дав палачу много золота, попросили его помедлить с выполнением своего дела. Наконец приготовления были закончены, и на следующий день у султанского дивана собралось такое множество людей, как [если бы был] день Страшного суда. А вечером упомянутые лица, подкупленные прошлой ночью, собрались около слуг дивана, говоря: «Посмотрим, что тут происходит»; Дауд-пашу тогда же вывели из казармы капыджи и у Фонтана ³⁷ повели на место казни для выполнения приговора. Вышел вперед палач ³⁸, и, нехотя и неторопливо сняв с головы Дауд-паши тюрбан, он то засучивал рукава, то, вытаскивая меч и вытирая о висевший на нем передник, поигрывал [им]. В этот момент садразам Гюрджю Мехмед-паша послал мухзыр-агу, приказав: «Пусть немедленно выполнит распоряжение султана и отрубит голову». Когда мухзыр пришел, палача на месте не было, и он стал дожидаться его. Когда палач появился, на вопрос, где он был, ответил так: «Ходил за другим мечом». На приказ мухзыра: «Быстро исполняй свое дело!»  — палач сказал: «Это приказ падишаха»   — и вытащил меч из ножен. Проведя [им] по голове Дауд-паши, он уже приготовился отсечь ему голову, как те, кто был подкуплен, закричали: «Погоди, не руби!», а другая часть толпы требовала: «Немедленно руби!» Пока среди янычар разгорался спор, подкупленные люди, [воспользовавшись] этой сумятицей, вывели Дауда с лобного места и, взяв коня какого-то чауша, посадили на него. Так как сторонники Дауда были рядом, они доставили его в Орта джами и послали во дворец Дауд-паши человека с радостной вестью и с просьбой [прислать] тюрбан и новую одежду. Сообщники сами назначили Дауд-пашу садразамом и усадили его на ступеньку минбара. Он же начал назначать на высокие посты: кому дал должность чорбаджи, кому  — санджак-бея, ассенизатору Мураду  — должность мухзыр-аги, другим  — тоже. Аги бёлюков послали чауша, приказав: «Иди и сообщи, куда они увезли пашу». Чауш поспрашивал и [рассказал]: когда паша приехал к мечети Орта джами, на голове у него не было тюрбана; сняв тюрбан с какого-то жалкого чауша, надели его на невезучую голову паши, а потом доставили пышную одежду. В это время его величество падишах, услышав, что пашу увезли с лобного места, пришел в ярость. Из дворца поступило распоряжение: «Аге янычар выступить вместе со всем своим оджаком и доставить Дауд-пашу из Орта джами в Едикуле». После этого, повинуясь высочайшей воле, солдаты оджака выступили и, [взяв] Дауд-пашу из Орта джами, посадили на арбу, [доставили] и заточили в Едикуле. В силу божьего провидения оказалось, что арба, в которую его посадили, была той самой, на которой султана Османа везли в Едикуле, и возчик арбы был тот же самый. Ночью 3 [95] реби-уль-эввеля (5 января 1623 г.  — Пер.) в Едикуле прибыл кетхуда капыджи Ахмед-ага, зять Рахики; он задушил Дауд-пашу в той комнате, где убили султана Османа. Труп положили на арбу и доставили во дворец. Обрядив и завернув в саван, его закопали около дворца Атик Али-паши ³⁹.

После этого прошло два месяца. Снятый с поста садразама Мере Хусейн-паша, желая [вновь] получить султанскую печать, сговорился с сипахиями, тайно послав [им] несколько кошельков золота. По вечерам он вызывал одного за другим ода-баши в дом Ахмеда Челеби Топханели из 14-й роты, вручал для каждой ода по 25 тысяч акче, а каждому ода-баши по 5 тысяч акче-и [еще этим] ода-баши по 200 золотых, а некоторым даже больше, командирам двух бёлюков, имена которых неизвестны, дал по 10 тысяч золотых. И вот однажды в диване они отказались от чорбы. Когда спросили: «В чем дело?», они ответили: «Не хотим Гюрджю-пашу».  — «Ну что же», — сказал падишах, а они в ответ: «Теперь мы желаем Мере [Хусейн-пашу]; ему нужно сразу прийти в диван, он не может не прийти, обязательно придет». У Гюрджю Мехмед-паши отобрали печать, а кетхуду капыджи отправили к Хусейн-паше, чтобы он доставил Мере Хусейн-пашу в диван ⁴⁰. После этого янычары съели чорбу. Гюрджю Мехмед-паша поднялся с софы и отправился [якобы] по нужде, а сам вскочил на коня какого-то чауша и ускакал.

Умные люди говорят: время покажет, и мудро ждут удобного случая. Однажды главные улемы собрались в Султан Мехмед джами и, позвав также шейхов, заговорили о султане Мустафе: «У него в голове ветер, носить звание имама для него недопустимо, владеть он ничем не может. Он должен освободить трон, и садразама мы тоже не желаем, он ослабил [влияние] улемов, есть фетва о его многократном богохульстве» ⁴¹. Ежедневно они уведомляли мать султана, что «янычары не хотят ее сына, будь готова [к низложению]». По их словам, «он заставлял выдавать золото кошельками, раздавал янычарам, тратил сам, разорял казну, и она иссякла». Они послали людей к муфтию Яхье-эфенди и кадиаскерам, пригласили их и привезли [в мечеть]. Когда им сообщили указанные слова, они ответили: «Справедливо, дело обстоит именно так, но одним махом два дела не решаются: давайте сперва пойдем к падишаху и потребуем отставки садразама, а там посмотрим, что получится»  — и под этим предлогом ушли из мечети и разошлись по домам.

Собравшиеся в мечети улемы ждали, что муфтий-эфенди принесет сообщение об отставке садразама. Все везиры, аги бёлюков прибыли в резиденцию аги [янычар] и направили некоторых сипахиев и аг оджаков к улемам. Улемы подумали, что к ним они явились, чтобы разогнать их. Они набросились на пришедших, заявляя: «Вы все помогали безбожному Мере». Среди собравшихся были сипахи и янычары, которые поддерживали улемов и которые сказали: «Мы пойдем в диван». Из [96] усыпальницы Ашик-паши [они] вынесли знамя и водрузили его около мечети султана Мехмеда. С ними был и Бычакчи-оглу. Те, кто пришел к аге [янычар], хотели пойти на собравшихся в этой мечети. Улемы решили отправиться в диван, заявив: «Не следует идти к тем, кто находится у аги, мы пойдем в диван». Тогда же [везиры, аги бёлюков] послали людей, чтобы пригласить в резиденцию аги муфтия, кадиаскеров и Сиваси-эфенди. От падишаха [бостанджи-баши] принес высочайший указ. «Немедленно выступить и рассеять толпу в Султан Мехмед джами. Пусть шейх-уль-ислам тоже выскажет свое мнение», — говорилось там. По размышлении решили послать [к мечети] накиб-уль-эшрафа Шериф-эфенди, а от шейхов  — Сиваси-эфенди. Им дали ответ: «Требуем [выдачи] садразама, убийство в силу многих причин шариатом дозволяется». Пришедшие унесли этот ответ. Снова явился бостанджи-баши с еще одним высочайшим указом, в котором предписывалось: «Пусть выступят и бостанджи и полностью разгонят тех, кто собрался [у мечети] к этому времени».

Было время предвечерней молитвы, когда во дворце совершался намаз. Поднялись садразам, шейх-уль-ислам, кадиаскеры, аги бёлюков и все янычары и сипахи, чтобы разогнать собравшихся. Когда дошли до мечети Шехзаде, шейх-уль-ислам предложил: «Пошлем еще раз людей [с повелением]: пусть разойдутся». Сочли разумным. Аги послали людей, это не дало ничего. Собравшиеся заявили: «Пусть идут, наше дело по шариату». Получив такой ответ, они сказали: «Пусть грех ляжет на их души, идем!» В этот момент глава белых евнухов лично доставил высочайший указ, в котором было написано: «Двигаться как можно быстрее, захваченных убивать беспощадно». Ждать больше было нельзя, к тому же [по приказу] аги Стамбула Мимарзаде Мехмеда также выступило свыше тысячи аджем-и огланов, рекрутов из черни, а следом за ними, словно на штурм крепости, двинулись сановники, янычары и сипахи. В этот момент до собравшихся донеслось: «Что стоите? Они идут не с шариатом, а с боевым оружием».

Умные сразу же разошлись по домам под предлогом свершения ритуального омовения, а находившиеся около мечети янычары и сипахи побежали, обгоняя друг друга. Когда прозвучал вечерний эзан, подошли аджем-и огланы, рекруты, расхватали седла, которые были у слуг, ждавших своих хозяев около мечети, и все, что нашли, затем ворвались в священную мечеть и убили всех, кого обнаружили внутри и около нее, ради их одежды. В момент вечернего намаза около минбара был убит мюдеррис Эгрибози Бейзаде  — он был ученым. Словом, на том месте были убиты трое ученых и девять софт. Среди [погибших], говорят, были мюдеррис и кадии, сын одного из знатных улемов  — всего 19 человек...

Итак, толпа рассеялась. Во время утренней молитвы в мечеть прислали асес-баши, около мечети находился высохший [97] колодец, подняли крышку и трупы 19 безвинно убитых бросили в колодец. Таким образом, убитые  — [о некоторых] даже неизвестно, кто они  — исчезли. На том месте Мейли-эфенди из Бурсы экспромтом произнес такой мусаддас:

Сомневаемся, что этот сброд был за веру и религию,
Кто же незаконно проливает кровь ученых?!
Позор достоинству кадиаскеров и муфтия,
Любой язид подчиняется ради мира Его воле.
Пролита кровь многих ученых рода пророка,
Превратился двор мечети Мехмед-хана в поле Кербелы.
Собрались мусульмане в мечети султана Мехмеда,
Сказали: эй, негодный везир! Обряды веры  — по закону Аллаха.
Кадиаскеры с муфтием поклялись в этом,
Ушли снять его с поста, но вернулись. О время!
[Рефрен]
Кадиаскеры с тем муфтием служат малодушному
Согласно выражению: это моя община, завтра будет вам пророк.
Ради мира подчинились жестокому неверующему.
Погубили мусульман ради сборища необрезанных ⁴².
[Рефрен]
Та толпа злоумышленников сговорилась с кадиаскерами,
Муфтий конца света пришел во дворец аги,
И от сборища безбожных еретиков, жестоких людей,
Несчастья потекли рекой.
[Рефрен]
Вечером верующие не пошли на намаз,
Душу каждого мусульманина охватил страх из-за врагов веры,
Превратилось теперь царство мира в царство войны,
О, сколько ты терпишь, верующий мусульманин!
[Рефрен]

Так прошло несколько дней. Затем сипахи и янычары взбунтовались, заявив о своем благодетеле: «Не хотим Мере Хусейн-пашу»  — и сместили его ⁴³. После него садразамом стал Кеман-кеш Али-паша. Так как Мере Хусейн-паша раздал сипахиям все высшие должности и при этом выдал 100 тысяч золотых монет, он продержался четыре месяца и семь дней. Итак, после убийства султана Османа события происходили ежедневно; если вдаваться в подробности, то рассказ будет длинным и вызовет скорбь. Например, если бы у одного человека было три жизни и его бы спросили, что он видел за такую длинную жизнь, то, хорошенько подумав, он бы сказал: я не видел ни одного такого события, которое описано в данном сочинении, и изумленно добавил бы: неужели это может происходить на свете? Вот какие божественные сила и мощь проявлены за несколько дней.

Перейдем к нашему повествованию. Итак, все знали, что султан Мустафа слаб умом. Однажды сипахи, янычары и улемы заявили в отношении султана Мустафы: «Имамом ему быть недозволительно» ⁴⁴. В то время в результате козней Мере Хусейн-паши янычары и улемы подняли бунт.

«Нам нужно что-то сделать для этого (для смещения султана. — Пер.), — сказали они улемам. — Наш падишах немощен, в голове у него ветер, власти совсем не имеет; то, что называлось султанским указом, оказалось запиской Рейсу [98] Хамзе-эфенди доставить во дворец рабыню по имени Санэвбер» ⁴⁵. Улемы сообща уведомили мать падишаха: «Завтра, когда твой сын, его величество султан Мустафа-хан, воссядет на высочайший престол, мы хотим задать ему, согласно шариату, несколько вопросов. Прежде всего, как тебя звать? Чей ты сын? Какой сегодня день? Затем, если он ответит, он будет нашим падишахом, эмиром верующих. Кто посмотрит дурным глазом, пусть ослепнет, и по-другому не будет, но по шариату ему непозволительно быть имамом: имамат разрешен отроку, но не безумцу». Когда это известие дошло до матери султана, [она сказала]: «Все ясно, конечно, он не сможет [ответить]».

На следующий день все пришли в султанский диван, [о чем] сразу дали знать; никто не входил и не выходил. Затем вошли садразам и шейх-уль-ислам и, увидевшись с матерью султана, сказали: «Это [смещение] следует по шариату в отношении твоего сына». Мать султана ответила: «Предписание шариата священно, а я повинуюсь шариату, только не убивайте моего сына, как убили султана Османа».  — «Боже упаси причинить зло, Аллах следит за ним. Его хотели извести султан Ахмед и султан Осман, попытка каждого из них убить [его] обернулась против них, пусть с вами остается»,   — обещали они ⁴⁶.

После этого, решив вопрос с вступлением на престол [Мурада IV], приступили к совещанию: вопрос престолонаследия ясен, но как быть с подарком, казны нет. По обычаю, если не сделать подарка, то находящиеся повсюду кяфиры  — враги веры и государства  — будут говорить: новый падишах взошел на престол, не сделав подарка, отныне роду Османа суждены погибель и несчастье; если же, исходя из этого, сделать подарок, хотя казны нет, что на это скажете? Но на это янычары ответили: «Нам подарки не нужны, разве можно делать подарки три раза за два года!» Все-таки сочли разумным посоветоваться с сипахиями и янычарами. В это время собрались кетхуда аги янычар Байрам-ага, кетхуды аг бёлюков, аги шести бёлюков. Они обратились к янычарам: «Соратники! Так как султан не может быть имамом, мы хотим вместо него возвести на престол нового падишаха; улемы относительно этого на основании священного шариата составили фетву. Но подарка и прибавок не будет; пусть даже будет прибавка, но подарок сделать невозможно. Что скажете?» Все разом зашумели: «Как скажут улемы, а мы с ними заодно. Так как наш падишах недееспособен, то властью он распоряжаться не может. И подарки нам не нужны. Клянемся не вспоминать об [этой] милости» ⁴⁷.

Затем садразам Кеманкеш Али-паша и шейх-уль-ислам вышли [из дивана] и, встретившись с его величеством султаном Мурадом IV, велели привезти из Старого дворца его мать. В султанском диване установили монарший престол и 22 зилькаде, в воскресный день 1032 (17 сентября 1623 г.   — Пер.), его величество султан Мурад IV счастливо и благополучно, торжественно и почетно взошел на счастливый престол ⁴⁸. [99]

Немного погодя некоторые командиры сипахиев и аги янычар говорили янычарам, сбивая их с истинного пути: «Разве можно стать падишахом без всякого подарка? Почему не требуете бакшиша?» Одни янычары отвечали: «Мы уже дали клятву, потому и не требуем», но было множество и таких, которые заявляли: «Требуем!». Было доложено падишаху, и он изволил повелеть: «Пускай дадут!» Но везиры и министры, собравшись вместе, заявили: «Дать согласие легко, но положение с золотом известно: Мере Хусейн-паша полностью опустошил казну». Когда предложили вместо золота брать мелкой монетой, то говорили: «Нет, нет, надо обязательно золотом». Если подробно рассказывать, как с большим трудом доставали золото для подарков, то человеку станет грустно и он, конечно, проклянет тех, кто принимал подарки для своего ублаготворения и сбивал с пути истинного других, подговаривая: «Требуйте подарки!»