ИСТОРИЯ ИСКАТЕЛЯ РАССКАЗОВ О СТРАНАХ, АРМИЯХ И ЗНАТНЫХ ЛЮДЯХ

ТАРИХ АЛ-ФАТТАШ ФИ-АХБАР АЛ-БУЛДАН ВА-Л-ДЖУЙУШ ВА-АКАБИР АН-НАС

Во имя Аллаха Всемилостивого, Всемилосердого! Да благословит Аллах и да приветствует [великим] приветствием господина нашего Мухаммеда, семейство его и товарищей его.

Говорит ученый шейх, просвещенный факих, справедливый судья, богобоязненный аскет, проницательный правитель, покорный благочестивец Сиди Махмуд Кати, родом из Курмины ¹, томбуктиец по месту жительства, уакоре по происхождению ², да помилует его Аллах Всевышний и да споспешествует Он нам через его посредство. Да будет так!

Слава Аллаху, единому властью, царством, величием, всемогуществом, непобедимостью, милосердием и милостью, царю воздающему, единственному подателю благ, который создал землю и небо, обучил Адама названиям [вещей] и извлек из чресл его царей и правителей — а среди них были гордецы неправедные, и были среди них чистые праведники. Он испытал их явлением новостей и сообщений, показал им обычай лучших посланников и погубил тех, кто от них отказался. И сделал он их [предметом] уважения для уважаемых и увещеванием для покорных. Затем он даровал ученым учение посланников [своих] и назначил халифов на дела их; а у них ищет прибежища изгнанник, и ими побеждает он противника.

И поэтому Аллах сделал халифов своими тенями на земле и украсил их украшениями, не просто блестящими, [как отражение] в водоеме. Тот, кто им повинуется, тот ведом верным путем и награждаем, те же, кто от них отклоняются, гибнут и впадают в ничтожество. Мы славим Аллаха за то, чем он нас облагодетельствовал из обильных благ, и за назначение туда, куда помещал он нас, благородных рабов своих. Он отвратил от нас зло врагов спорами ученых, распоряжениями правителей и мечами государей и халифов.

Мы обязаны ему благодарностью, восхвалением, поклонами и преклонением, ибо он — верховный господин. И тот, кто повинуется Аллаху, тот идет верным путем и придерживается крепчайшей опоры; а кто восстает против него, тот заблуждается и ведом к гибели и заблуждению. И мы свидетельствуем, что нет бога, кроме Аллаха, свидетельством того, кто противостоит своему сердцу и его страстям ради следования велению господа своего; и свидетельство это мы, если пожелает Аллах, будем произносить до дня встречи с ним, того дня, в [19] который не принесут пользы ни богатство, ни /10/ потомки иначе как тому, кто к Аллаху придет с чистым сердцем.

И мы свидетельствуем, что господин наш Мухаммед — благородный раб Аллаха, его милосердный посланник, его милостивый избранник и его надежный доверенный, обладатель истинных стихов ³, восхитительных чудес и решающих доказательств. Аллах послал его укрепителем ислама, управителем над людьми, разрушителем идолов и разъяснителем законов и правил. Говорит Мухаммед: “Это началось делом пророчества и милосердия, затем будут халифат и новое милосердие". И говорит он: “Не перестанет часть народа моего придерживаться истины, пока не наступит [судный] час". И говорит он еще: “Вы должны держаться моей сунны и сунны праведных халифов; но те, кто будут после, вонзят в нее зубы" ⁴. Да благословит Аллах и да приветствует его и его праведный и благородный род, его сподвижников — отважных львов, его остальных братьев. Потомство же пророка — высокие вожди, те, к чьей чистой родословной возводит себя каждый разумный шериф; от них черпает каждый скромный адиб ⁵; существу их деяний подражает всякий живущий благочестивец; благородством их речей ведом всякий умеренный и преданный [Аллаху]; их прямым путем идет всякий знающий духовный наставник; к огню их поведения [обращает] свой светильник всякий любящий отшельник; и всякий стремящийся ко благу поднимается к вершине их знания.

Да вознаградит их Господь вместо нас лучшей наградой и да дарует Он им наибольшее вознаграждение в день призыва ⁶! Да поместит Он нас щедростью своей в число ведомых верным путем, а в их среде — в число избранных; и с их одобрения — в число следующих за ним во славу лучшего из созданий, наилучшего, кому даровал Он истинный путь, благороднейшего, кто попирал землю.

А затем. И вот были рассказы о государях, царях и великих людях стран из числа обычаев мудрецов и видных ученых, кои следовали предписанию Корана ради упоминания того, что ушло из времен, ради возвращения к сокрытому из несправедливости и пренебрежения и ради помоши благочестивому в оказании содействия собратьям [его].

Аллах облагодетельствовал нас тем, что явил нам в это наше время праведного имама, справедливого халифа, победоносного и щедрого государя аскию ал-Хадж Мухаммеда ибн Абу Бекра, тороде по происхождению ⁷, родом и местом жительства из Гаогао. Он возжег для нас свет истинного пути после мрака тьмы: ведь истинный путь отдалился от нас после малодушия и невежества. Благодарение Аллаху, аскии подчинились страны на востоке и на западе, к нему наперебой стремились посланные — поодиночке и группами, и волей или неволей покорились ему цари. И мы с благословением Аллаха оказались во благе и богатстве после того, как пребывали в/11/бедности и [20] несчастье. Аллах всевышний изменил это милостью своей, подобно тому как он говорил благороднейшему из своих созданий, “Воистину, вместе с тягостью легкость" (Коран, XCIV, 6.).

Я пожелал собрать важнейшие из обстоятельств его [времени], упомянув о ши Али проклятом, то, что было доступно из руки и с языка ⁸; и на Аллаха, слава ему, [мое] упование. Я назвал это “Историей искателя в сообщениях о странах, войсках и великих людях и рассказом о битвах Текрура и важнейших событиях", с разделением родословных рабов от родословий свободных.

Знай, да помилует Аллах нас и тебя, что, когда справедливый имам и добродетельный султан аския ал-Хадж Мухаммед пришел к власти ⁹, он установил законы Сонгай ¹⁰ и дал ему устои. А это потому, что в его войске не было никого, кому бы расстилали ковер [для сидения] в совете аскии, кроме дженне-коя. И все они посыпают себя пред ним пылью, кроме дженне-коя; а он посыпается только мукой. Все они снимают головной убор при посыпании прахом, кроме курмина-фари. Среди них нет никого, кто бы мог себе позволить обратиться к аскии с откровенной речью, кроме денди-фари. И нет среди них никого, кто бы запретил аскии какое-либо дело, а тот бы повиновался — добровольно или против воли, — кроме бара-коя. И лишь дирма-кой среди них может въехать во дворец аскии верхом. Только кадий в его земле может призвать раба аскии и послать его за делом — а тот не имеет права отказаться и делает для кадия в том деле то, что делал бы в деле аскии. А обратиться к аскии по имени в его совете может лишь гиссиридонке. Сидеть же вместе с аскией на его помосте могут только шерифы.

Он установил, чтобы, когда кадии приходили к нему, он бы приказывал расстелить для них молитвенный коврик. И он установил [также], чтобы евнухи сидели слева от него. Он же не встает [на аудиенции] ни для кого, кроме ученого и паломников, когда они прибыли из Мекки. Вместе с ним едят только ученые, шерифы и дети их и сан ¹¹ — даже если бы последний был ребенком, да простит его Аллах ¹².

Все это [было] в начале дела его ради согласия сердец его народа. Когда же его власть укрепилась/12/и государство утвердилось, аския от всего этого отошел.

Он стал спрашивать действовавших [в его время] ученых о сунне посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, и следовал их речам, да помилует его Аллах, так что все ученые его времени согласились на том, что он — халиф. А к числу тех, кто заявил об этом в отношении него, относятся шейх Абд ар-Рахман ас-Суйюти ¹³, шейх Мухаммед ибн Абд ал-Керим ал-Магили ¹⁴, шейх Шамхаруш ал-Джинни ¹⁵ [21] и шериф-хасанид Мулай ал-Аббас, правитель Мекки ¹⁶, да помилует Аллах [их] всех.

Он установил для мусульман льготы и запреты по отношению к своей особе. Он повелел людям мори-койра ¹⁷, чтобы они женились, на ком пожелают, и чтобы следовали за ними их дети: и это обнаруживается до сего времени и не изменилось с благословения его, да помилует его Аллах ¹⁸. Он пожаловал шерифу Ахмеду ас-Сакли область с селениями и островами.

Что же касается шерифа-хасанида Мулай ал-Аббаса, то он [однажды] сидел вместе с повелителем верующих и халифом мусульман аскией ал-Хадж Мухаммедом напротив Каабы, и они беседовали. И сказал аскии шериф Мулай ал-Аббас: “О такой-то! Ты — одиннадцатый из тех халифов, о которых упоминал посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует. Однако же ты к нам пришел царем, а царское достоинство и халифат не совпадают". Аския сказал ему: “Как же это [сделать], господин мой?" И ответил ему Мулай ал-Аббас: “Нет к этому иного пути, как чтобы вышел ты из того [состояния], в коем пребываешь!" И аския покорно подчинился ему, удалил от себя всех везиров, собрал все царские регалии и богатства и передал все это в руки ал-Аббаса. И сидел он, отставленный собою самим. А Мулай ал-Аббас уединился на три дня, затем, в пятницу, вышел, призвал аскию ал-Хадж Мухаммеда, усадил его в мечети благородного города Мекки, возложил на его голову зеленый колпак и белый тюрбан и вручил ему меч. И взял всех присутствовавших в свидетели того, что аския-халиф в земле ат-Текрура и что всякий в той земле, кто ему противится, тем противится Аллаху Всевышнему и посланнику его ¹⁹.

Затем аския ал-Хадж Мухаммед приготовился к возвращению. И когда прибыл он в Египет, то нашел там шейха Абд ар-Рахтиана /13/ ас-Суйюти. И спросил его аския о халифах, о которых упоминал посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, что они-де придут после него. А шейх ответил: “Их — двенадцать: пятеро из них — в Медине, двое — в Египте, один — в Сирии, двое — в Ираке; и все эти [халифы] уже миновали. А остались два в земле ат-Текрура. Ты — один из них, другой же придет после тебя. Твое племя возводят к тородо, из числа жителей Йемена, а место твоего обитания — в Гаогао ²⁰. Ты ведом [Аллахом], победоносен, справедлив, у тебя много радости, даров и благочестивой милостыни. Для тебя не будет недоступных мест в твоем царстве, кроме одной местности, называемой Боргу ²¹ (буква "ба" с даммой и ималой ²², буква "ра" с сукуном, а после нее — буква "каф" с даммой и ималой). Впоследствии Аллах завоюет эту местность руками второго халифа, после тебя. Ты спишь в начале ночи, потому будешь молиться в конце ее. В конце твоей жизни тебя постигнет слепота, и отстранит тебя один из твоих сыновей; он бросит тебя на некий остров, затем тебя вызволит другой твой [22] сын. А свидетельство истинности всего, что я сказал, — отметина на левой твоей ляжке; она была от проказы, которую излечил Аллах так, что никто [о ней] не знал". И сказал аския: “Истину молвил ты, о господин мой и свежесть очей моих!" И сказал ему шейх: “У тебя будет много сыновей — около ста человек. Все они будут следовать твоему повелению во время твоего правления, потом же, после тебя, они переменят [все] дело — в Аллахе [наше] прибежище! — так что дело станет тяжелым для царства".

Аския опечалился этим и долго молчал. Потом он глубоко вздохнул, издав тяжкий вздох отца, потерявшего ребенка. Затем еще спросил шейха, выйдет ли из его, [аскии], чресл тот, кто укрепит веру и исправит его дело. Но шейх ответил: “Нет, однако придет праведный, ученый и исполняющий предписания веры человек, следующий сунне, по имени Ахмед ²³. Его дело обнаружится на одном из островов Сиббера Масина. Но он [будет] из племени ученых Сангаре. Он — тот, кто будет твоим наследником по званию халифа, по справедливости, добродетели, щедрости, богобоязненности, аскетизму и успехам. Он будет много улыбаться. Сунна постоянно будет движущей силой его собраний, и он превзойдет тебя, будучи посвящен в науки. Ведь ты знаешь лишь правила молитвы, заката и основы вероучения. А он — последний из помянутых халифов".

Затем аския спросил шейха, найдет ли этот халиф веру и вновь укрепит ее, или же он ее найдет угасшей и зажжет ее [вновь]. И шейх ему ответил: “Нет, он найдет веру угасшей, и будет он подобен искре-угольку, что падает в сухую траву. Аллах же дарует ему победу над всеми неверными и мятежниками, /14/ так что распространится благодать Его на страны, области и округа. Тот, кто поверит Ему и последует за ним, как бы последует за пророком, да благословит его Аллах и да приветствует. Но тот, кто ему воспротивится, как бы воспротивится пророку, да благословит его Аллах и да приветствует. В его время дети будут не слишком многочисленны, однако они не прекратят вести джихад до своего исчезновения". Рассказчик со слов своего наставника, кадия Хабиба, говорит: из-за упомянутого человека и победоносного халифа ши Али, проклятый, [так] усердствовал в убиении племени Сангаре. Он слышал много раз рассказ о нем из уст колдунов и [слышал], что тот выйдет из племени Сангаре. И убивал их Али, так что из них осталась лишь маленькая группа.

Затем аския спросил шейха также о судьбе земли ат-Текрур: что будет ее прибежищем в последние ее дни. Шейх ответил: “Что касается земли ат-Текрур, то она будет первой землей, которая запустеет по причине пренебрежения жителей ее царями". Аския его спросил о судьбе Гао и о причине его запустения, а шейх рассказал ему то, что рассказал. И спросил он его также о Томбукту и Дженне, шейх же рассказал ему о том из их судьбы, что наступит, если пожелает Аллах. [23]

И спросил аския шейха также по поводу двадцати четырех племен, которые он нашел во владении ши Баро ²⁴ рабами последнего (а тот их унаследовал от своих предков). Шейх сказал: “Опиши их мне!" Аския их описал, и шейх сказал ему: “Что касается половины их, то собственность на них законно принадлежит тебе. Что же до другой половины, то предпочтительнее их оставить, ибо в отношении них есть сомнение" ²⁵. Аския сказал шейху: “Каковы же те, на которых мне законно принадлежит собственность?" Шейх ответил: “Первое — племя Тьиндикета (с буквами "джим" и "даль" с кесрами, между ними буква "нун" с сукуном и буквы "каф" и "та" с фатхами) ²⁶; второе — племя Дьям Уали (с буквой "джим" с фатхой, буквой "мим" с сукуном, буквой "вав" с фатхой и буквой "мим" с кесрой и ималой); третье — Дьям Тене; четвертое — Коме; пятое — Соробанна ²⁷; шестое — из числа язычников-бамбара, возводимых к Диара Коре Букару ²⁸; седьмое — возводимое к Нгаритиби; восьмое возводят в Касамбаре ²⁹; девятое происходит от Саматьеко; десятое называется Сорко; одиннадцатое именуется Гаранке; двенадцатое же называют Арби" ³⁰.

Тогда аския сказал упомянутому шейху: “Каково состояние того из членов этих племен, кто заявляет, что он сын свободного или свободной?" И Шейх ответил: “Что касается того, относительно кого достоверно, что отец его — свободный, а мать из этих племен, то [право] собственности на него законно принадлежит тебе. Что же до того, о ком установлено, что его мать — свободная, а отец из этих племен, то, если он остался в доме своего отца и делал его работу, [право] собственности на него также принадлежит тебе. Но если он ушел /15/ из дома отца в дом матери, то у тебя нет на него права собственности, ибо со времени малли-коя до ши Баро цари и султаны непрестанно предостерегали от заключения браков в этих племенах" ³¹. Слова шейха совпали с речами ученых, у которых справлялся аския до своего отправления в хаджж — да помилует [их] всех Аллах!

Затем, по возвращении справедливого султана аскии ал-Хадж Мухаммеда, да помилует его Аллах, он также возобновил запрет подданным против заключения браков в этих племенах. И у каждого, кто женится на женщине из этих племен, но не принадлежит к людям мори-койра, ребенок его будет царской [собственностью]. И любая женщина, на которой женился мужчина этих племен и которая родила, пусть, если она желает свободы ребенку своему, уведет его из дома своего мужа в дом своего отца; если же останется дитя в доме мужа и будет заниматься делом мужа, то он, то есть ребенок, царская [собственность] ³². И состоялось это [постановление] после того, как аския спросил шейха Мухаммеда ибн Абд ал-Керима ал-Магили по поводу этих племен, а тот объявил ему подобное тому, что объявил аскии шейх Абд ар-Рахман ас-Суйюти: речи их обоих совпали подобно одному следу копыта за другим.

[24] Затем шейх Мухаммед ибн Абд ал-Керим посоветовал аскии ал-Хадж Мухаммеду, чтобы тот написал халифу, который придет после него, и попросил бы его молиться за аскию. Ас-кия ал-Хадж Мухаммед сказал шейху: “Разве ты доставишь это послание?" Но шейх ответил: “Я надеюсь, что оно дойдет, если пожелает Аллах!"

И повелел аския писцу Али ибн Абдаллаху, чтобы написал он послание. Текст его таков: “Это — письмо повелителя верующих, покорителя лжецов и неверных, аскии ал-Хадж Мухаммеда ибн Абу Бекра к его наследнику, ведомому к добру и хранителю дела его, защитнику верующих, Ахмеду победоносному. Да будут возданы тебе мир более желанный, чем любое желаемое, и почести более яркие, чем жемчуг, и более блестящие. И да распространятся на всех потомков и предков твоих дыхание жизни и благовоние! А причина сего письма к тебе, о благочестивый добродетельный брат, [это желание] сообщить тебе и возвестить тебе благую весть о том, что ты — последний из халифов, победитель врагов и водитель счастливцев по верному пути, по единому мнению ученых. Мы просим у тебя молитвы за нас: и чтобы был я в день страшного суда в благородном твоем отряде. Подобно тому как просим мы у Аллаха Всевышнего защиты от раздоров [нашего] времени и надеемся, что Аллах — слава Ему! — поместит нас и тебя в отряд лучшего из созданий [его]. Да будет так!" ³³. И воззвал шейх Мухаммед за аскию, чтобы доставил Аллах это письма любым способом; а присутствовавшие при его молении сказали: “Да будет так!"

Говорит шейх Махмуд Кати. Пусть знает всякий, кто будет заниматься этими /16/ рассказами, которые мы сообщаем, что мы их изложением не стремимся ни к приукрашиванию, ни к самовосхвалению. Нет, лишь из-за того, что видели мы и чему были свидетелями из недоверия людей [нашего] времени к обстоятельствам этого государя, притом что виднейшие ученые единодушны в том, что он — из числа благороднейших халифов и прославленнейших повелителей. И это [недоверие] не нанесет вреда ему ни в его вере, ни в этой его жизни благодаря Аллаху Всевышнему, подобно тому как не повредят, если пожелает Аллах тому, кто придет [в этот мир] после него, речи завистников, сопротивление язычников и усилия изменников и негодяев.

Говорит факих Махмуд. Слова имама поддерживает и подтверждает то, что сообщают со слов шейха Абд ар-Рахмана ас-Саалиби ³⁴ о том, что в конце времен в земле ат-Текрур будут два халифа; один из них появится в конце девятого века, а второй — в начале тринадцатого века. Люди времени их обоих будут наотрез отказываться их признавать, а деяния их станут считать притеснением и тщеславием. Но Аллах покорит для них обоих всякого отрицающего невежду и всякого ученого завистника. Оба будут равны славными качествами (кроме [25] учености). Аллах наполнит их руки обширными богатствами, которые оба они будут тратить на то, что угодно Аллаху.

Возвратимся же к тому, что намеревались мы сообщить о достоинствах справедливого имама, благородного султана. Когда Аллах даровал ему царство над всей землей ши и укрепил его на власти, он задумал отправиться в хаджж к священному дому Аллаха и посетить могилу пророка, да благословит его Аллах и да приветствует. Он подготовился и выступил в девятьсот втором году [9.IX.1496—29.VIII.1497]. Вместе с ним были из числа виднейших ученых шейх Мухаммед Таль, альфа Салих Дьявара, Гао-Закарийя, Мухаммед Тиненку, кадий Махмуд Йеддубого ³⁵, шейх Мори Мухаммед Хаугаро и обремененный сочинением сего я, Махмуд Кати. Из правителей областей — сын его, аския Муса, хуку-корей-кой Али Фолен и другие. А из числа прислуживающих рабов было триста рабов, начальником же их — Фириджи Мейбунун.

Аския совершил хаджж к дому Аллаха в этом году и раздал милостыней беднякам обоих священных городов сто тысяч динаров золотом; на подобную же сумму он купил сады и дома и сделал их хаббусом ^Зб для бедных, ученых и нуждающихся. Затем он попросил у повелителя Мекки Мулай ал-Аббаса, чтобы тот дал ему одного, шерифа,, или же брата своего, или сына своего, дабы подданные аскии получили благословение Аллаха за этого шерифа. А это было после того, как Мулай ал-Аббас поставил его правителем над землей ат-Текрура и разъяснил ему, что он — один из двенадцати халифов. Но Мулай ал-Аббас ответил аскии: /17/ “Если пожелает Аллах, я дам тебе в будущем того, кто подобен мне [самому], однако это невозможно сейчас". Впоследствии ал-Аббас повелел сыну брата своего Мулай ас-Сакли, чтобы он поселился у аскии. И тот поселился у аскии. А он поселился [там] в девятьсот двадцать пятом году [3.I.1519—22.XII.1519]; и его прибытие к нам совпало с началом сочинения [этого труда] и достижением сего места каламом нашим ³⁷.

И мы начнем с сообщения о добродетелях шерифа до [рассказов] о добродетелях других. Из того, что дошло до нас о его достоинствах, есть рассказ о том, что, когда Мулай ас-Сакли приближался к Томбукту и приблизился к нему [на расстояние] около дня пути, шейх-имам кадий Махмуд ибн Омар ибн Мухаммед Акит ³⁸ увидел этой ночью во сне (а это была ночь одиннадцатого святого месяца зу-л-хиджжа) пророка, да благословит его Аллах и да приветствует. Верблюд пророка стоял, согнув передние ноги. Шейх-имам приблизился к пророку, поцеловал его в лоб между глазами, и они побеседовали о некоторых вещах. Потом пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал шейху: “Знай, о Махмуд, что к вам сегодня прибывает мой потомок в зеленых одеждах на черной верблюдице, у которой язва на левом глазу. Он — тот, кто будет молиться с вами в этот праздник. И когда он придет к [26] вам, поселите его в месте, близком к воде, к кладбищам, к соборной мечети и к рынку". Тут залаяла какая-то собака, верблюд пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, подпрыгнул, чтобы встать, и пророк оборвал свою речь, сел на своего верблюда и уехал.

Потом шейх проснулся, совершил омовение и посидел немного. Взошла заря — а этот день был днем праздника. Шейх приблизился к месту, где стоял верблюд, и нашел на земле его следы, и шейх очертил своим посохом круг на этом месте, потом ушел в мечеть. Когда же они совершили рассветную молитву, и встало солнце, и люди вышли на праздничную молитву, шейх Махмуд велел муэдзину Ибрахиму ибн Абд ар-Рахману ас-Суйюти, альфе Салиху ибн Мухаммеду [Дьявара] и альфе ал-Мудану, чтобы они смотрели для него на дорогу: не едет ли кто с восточной стороны. Они посмотрели, но ничего не увидели. Тогда он велел им [это] вторично и в третий раз; но они сказали: “Мы ничего не видим". Шейх удивился, сказал: “Велик Аллах!" — и посидел немного. Потом сказал им: “Посмотрите! Ведь не думаю, чтобы этот сон был обманчив; так поднимитесь же на холмы и смотрите вдаль!" И они сказали: “Мы видим что-то похожее на птицу". Шейх им ответил: “Так подождите немного, потом посмотрите". Они так сделали, и вот оно оказалось мужем, одетым в зеленое одеяние, на черной верблюдице. И сказал им шейх: “Это — предмет ожидания моего!", а затем рассказал им, что видел /18/ накануне.

Когда шериф Ахмед ас-Сакли подъехал к ним, они обнаружили, что он таков, каким обрисовал его его пращур, посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует. Они оказали шерифу почести и на своих плечах отнесли на место, называемое Соукир ³⁹, и поселили его там. Затем они поставили его впереди по пути на место молитвы ⁴⁰, и он совершил с ними праздничную молитву.

Потом, когда шейх возвратился с места молитвы, он посмотрел на то место, которое очертил своих посохом, и нашел, что оно сохранило следы стоявшего [там] верблюда и круг, проведенный посохом. И приказал шейх своим ученикам воздвигнуть на нем постройку и назвал ее Колосохо ⁴¹. Жители же Томбукту сделали ее местом, в котором возносили хвалу пророку, да благословит его Аллах и да приветствует, и в котором изучали хадисы. Потом шейх велел из-за того сна, [который он имел], перебить всех собак Томбукту.

Затем шейх приказал правителю Томбукту послать гонца к справедливому имаму и добродетельному халифу ⁴², сообщив ему о прибытии того, чьего [приезда] он добивался. И имам прибыл к нему из Гао и в качестве дара гостеприимства пожаловал шерифу сто тысяч динаров, пятьсот прислужников и сто верблюдов. Потом шериф-хасанид передал аскии послание Мулай ал-Аббаса, в котором после упоминания некоторых вещей, о коих шла речь между Мулай ал-Аббасом и [27] аскией-халифом, [стояло]: “Знай, о брат мой, что люди нашего дома не подлежат никаким государственным повинностям. А я отправил к тебе сына своего брата: он — как [бы] я сам. И если ты в состоянии снять с него эти повинности и с семьи его, то пусть останется у тебя; если же нет, то отпусти его возвратиться". А аския-имам сказал по прочтении послания: “Мы уже делали то, что потруднее этого, для тех, кто ниже тебя. Так как же нам этого не сделать для тебя?" Затем повелел своему писцу Али ибн Абдаллаху написать шерифу грамоту об этом, ставящую в известность любого читающего ее из числа правителей, судей и господ о том, чтобы они не требовали ни с шерифа, ни с группы лиц, которые с ним пришли, ни с их жен и потомства никаких государственных повинностей, даже если бы это был постой. Они-де пользуются покровительством во всем, кроме [дел против] лиц, что находятся под покровительством Аллаха. “Если они требуют защиты по поводу проступка, то мы и наши представители должны выплатить возмещение; или, [если] дело идет о деньгах, мы должны дать обеспечение. А всякий, кто этому делу будет противиться, пусть винит лишь себя самого [за последствия]". И сказал аския присутствовавшим вокруг него, чтобы свидетели из их числа сообщили [об этом] отсутствующим.

Затем имам спросил шерифа о его благородной родословной, и тот приказал бывшему при нем прислужнику принести его книгу. Прислужник ушел /19/ и принес книгу. Шериф принял ее от него, раскрыл ее, вынул из нее листок и передал его имаму. Имам же дал его помянутому Али, и тот прочел его. И вот что было в листке: “Я — Ахмед ибн Абд ар-Рахман ибн Идрис ибн Абу Йаза ибн Хасан ибн Ибрахим ибн Абдаллах ибн Иса ибн Ибрахим ибн Абд ар-Рахман (известный по прозванию Зейн ал-Абидин) ибн ал-Хасан ибн Али ибн Абу Талиб; а его, [ал-Хасана], мать — Фатима, дочь посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует".

Потом имам спросил шерифа также об обстоятельствах его поездки и путешествия из его города, Багдада, и об обстоятельствах его в пути и по прибытии в Томбукту. И шериф ответил: “Знай, что дело мое — диковинное. А это оттого, что однажды я и мои братья... (Пропуск в арабском тексте. Удас и Делафосс дают в этом месте предположительное чтение: “pres du tombeau") Мулай Иакуб ибн Муса ибн Фадл ибн Мулай ар-Рашид ибн Мухаммед ал-Мануфи ибн Абу Йаза ибн Мухаммед ибн Абд ал-Ваххаб ибн Абд ал-Кадир ал-Джили ибн Муса ибн Аббас ибн Ахмед ибн Амин ибн Зейн ал-Абидин, Мулай Джидан, Мулай Абу Фарис и Мулай Исмаил — сидели у нашего отца, шейха Абд ар-Рахмана, а он смотрел на наши лица. Потом отец сказал Мулай Джидану: "Воистину, Аллах пошлет тебя в город Мекку, дабы был ты ее имамом. А потомки твои [будут жить] там". Затем он повернулся к Абу Фарису [28] и сказал ему: "О Абу Фарис, Аллах пошлет тебя в город Марракеш, даст тебе власть над жителями его, и, быть может, потомки твои будут их султанами". Потом отец обратился к Исмаилу и сказал ему: "О Исмаил! Аллах дарует тебе знание, мудрость, власть и преклонение. Однако местом твоего жительства [будет] город Фес: ты будешь /20/ его кадием, и племя твое [пребудет] там" ⁴³.

Наконец шейх Абд ар-Рахман повернулся к Мулай Ахмеду, [прозванному ас-Сакли] за волочение сандалий [по земле], возложил свою благородную руку на мою голову, заплакал горючими слезами и упал без чувств, так что подумали, что он умер. Когда же он пришел в себя, то попросил прощения у Господа своего, потом сказал мне: "О Мулай Ахмед, после моей смерти тебя постигнут забота и печаль; и попадешь ты в тяжелейшую беду, так что станешь бояться за себя, как бы не погибнуть. Потом Аллах тебя спасет от этого. Затем Аллах прикажет тебе поселиться в земле черных, и станешь ты их опорой в земле их. Сыновья твои разделятся на три группы; две группы возвратятся в Багдад, а одна останется в земле черных. Может быть, потомки [тех] двух групп будут могущественны в Багдаде; потомки же оставшейся — они [суть] опора земли черных, и среди них будет множество святых. А то, что я вам сообщил, мне рассказал во сне ваш пращур, господин посланных, да благословит его Аллах и да приветствует, ранее того, как мы женились на вашей благородной матери Лало Зохор, на двенадцать лет".

Затем, после этого, шейх, да благословит его Аллах, скончался в конце восемьсот пятидесятого года [18.III.1447], в понедельник вечером, в последний день священного месяца зу-л-хиджжа, между закатом и [наступлением] ночи. И в ту же ночь мы его похоронили позади багдадской мечети, под деревом тайша ⁴⁴.

А после его смерти дело было так, как он рассказал. Братья мои все отправились в места, которые отец им указал. Я же остался в Багдаде. Однажды я выехал из него, направляясь в Таиф, и меня постигла жажда; но не нашел я воды до того, как скрылось солнце и пала ночная тьма. А небо было затянуто, и я потерял дорогу, так что не сомневался в [своей] гибели. Я нашел убежище у индийского дерева ⁴⁵. И постигла меня великая тягота от усталости, жажды и голода. Я провел там ночь, пока не сделал Аллах доброе утро, и когда я совершал утреннюю молитву, то обернулся вбок, /21/ и вот предо мною человек, испачканный кровью, а под мышкой у него [торчал] дротик. Я встал, моля Аллаха защитить меня, и пошел к человеку — посмотреть его состояние. Нашел я его при последнем издыхании. Потом я глянул вдаль — и вот предо мною семь человек, быстро бегущих, в руках же их были ружья ⁴⁶. И когда они ко мне приблизились, то сказали: "Клянемся Аллахом, сегодня тебя ничто не спасет!" Они стояли против меня с [29] ружьями и выстрелили в меня из них, но все промахнулись. Я побежал, и трое из них последовали за мной, пока я не вошел в город Фес. [Там] я направился к дому Али ибн Нана, но [те] трое пришли, стали в дверях и потребовали, чтобы Али меня выгнал. Но он отказался и ответил: ,,Клянусь Аллахом, мы не изгоним потомка посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, для того, чтобы вы его безвинно убили!" — и предложил выплатить им цену крови. А они отказались. У Али был единственный сын по имени Абдаллах; он позвал его: "О Абдаллах!" Сын пришел, и, когда те увидели сына, Али сказал им: "Не сравнится ли этот с тем, кого вы преследуете?" Они ответили: "Да!" Али сказал: "Возьмите его, делайте с ним, что хотите; но оставьте потомка пророка, да благословит его Аллах и да приветствует". Те тут же убили сына и возвратились обратно. Потом в тот [самый] год Аллах Всевышний одарил Али десятью мальчиками, и все они достигли отрочества — а я был [еще] у него.

Али, сыновья его и внуки (а всех их стало сто одиннадцать всадников) поехали, намереваясь совершить хаджж к священному дому Аллаха, а я был вместе с ними. Когда же мы совершили паломничество, посетили [могилу пророка] и завершили обряды хаджжа, упомянутый Али сказал: "О жители священных городов! Аллах Благословенный и Всевышний почтил меня вещью, подобной которой он не одарял никого в наше время". Затем он рассказал им прошедшую историю и ушел обратно со своими детьми и внуками. Я же оставался в Мекке два года, потом Мулай ал-Аббас приказал мне, чтобы я поселился в земле ат-Текрур, и рассказал, что там есть халиф из числа халифов нашего пращура, посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, и [что] буду я жить у него ⁴⁷. И я выехал в город Багдад, чтобы собраться. Однажды ночью (а это была ночь пятницы) я там спал и увидел [во сне] пророка, да благословит /22/ его Аллах и да приветствует, у своего изголовья, а вместе с ним были Абу Бекр и Омар. И он сказал: "О Мулай Ахмед! Отправляйся в город Томбукту, и он будет местом жительства твоего, а ты — опорой его земли".

На следующее утро я выехал из Багдада. А его имамом тогда был Абдаллах ибн Йусуф, а кадием — Абд ар-Рахман ибн Иса. Я отправился в Таиф и нашел его имамом Абд ал-Барра ибн Вахба и Малика ибн Ауфа — его кадием. Затем я выехал из Таифа, а они снабдили меня тысячей динаров ⁴⁸. Я приехал в Каир и нашел Махмуда ибн Сахнуна его имамом, а Абд ал-Азиза — его кадием; потом я отбыл оттуда, они же меня снабдили тысячей динаров. Я поехал в Александрию, имамом там оказался Мухаммед ибн Йусуф, кадием — Абд ал-Кадир ибн Суфьян. Из Александрии я отправился, а они меня снабдили тысячей динаров. Я прибыл в Мисурату, найдя там имамом Ахмеда ибн Абд ал-Малика и кадием — Али ибн Абдаллаха. Потом я отправился оттуда, они же снабдили меня тысячей [30] динаров. Я приехал в Бенгази, где Абу Бекр ибн Омар ал-Исмани оказался имамом, а Омар ибн Ибрахим — кадием. Я выехал из Бенгази (они снабдили меня тысячей динаров) и приехал в Тарабулус и нашел там имамом Дауда ибн Нахура и кадием — Абд ал-Каххара ибн ал-Физана. Затем я отправился, а они меня снабдили тысячей пятьюстами динарами. Я добрался до Гадамеса. Имамом там оказался Ибн Аббас ибн Абд ал-Хамид, кадием — Ахмед ал-Гадамси ибн Осман. Потом я выехал, а они дали мне на дорогу тысячу семьсот динаров. Приехав в Фарджан ⁴⁹, нашел я там имамом Мухаммеда ал-Хади ибн Йакуба, а Мусу ибн Сенуси — кадием. Затем я уехал, и они меня снабдили тысячей динаров. Я прибыл в Тунис: там имамом оказался Йахья ибн Абд ар-Рауф, кадием — Нух ал-Кураши /23/. Потом я отправился, они же мне дали в дорогу тысячу триста динаров. Я приехал в Сусу, найдя ее имамом Абд ал-Хакка ибн ал-Харра, а кадием — Абд ал-Керима ибн Абд ал-Хафиза. Я отбыл, а они меня снабдили тысячью ста динарами. Я добрался в Фес и нашел Мухаммеда ас-Сенуси его имамом и кадия Ийяда ибн Мусу — его кадием. Потом я уехал, и они мне дали на дорогу тысячу двести динаров. Я явился в Мекнес; его имамом оказался Мухаммед ибн Йакуб, а кадием — кадий Ибн Абд ал-Азиз, я отправился, а они снабдили меня тысячей динаров. Я прибыл в Тиндуф ⁵⁰. Нашел его имамом Каси ибн Сулеймана, а кадием — ат-Тахира ал-Беккаи, затем выехал, и они дали мне на дорогу тысячу динаров. Прибыв в Араван, нашел я его имамом Али ибн Хамида и кадием — Абд ал-Ваххаба ибн Абдаллаха. Затем я выехал — они же снабдили меня тысячей пятьюстами динарами — и направился в Томбукту" ⁵¹. И шериф-хасанид Ахмед ас-Сакли остался в Томбукту. Он женился там на арабской женщине из жителей Тафилалета ⁵², которую звали Зейнаб. Она родила шерифу Мудьявира, Мухаммеда, Сулеймана, Рукайю и Зейнаб. Затем имам аския ал-Хадж Мухаммед, да продлит Аллах жизнь его и да поселит нас и его в раю своем, когда не смог вытерпеть разлуки с шерифом, прибыл к нему лично и насильно перевез его в Гао ⁵³. И поселил его аския в ограде своего дворца, и пожаловал ему в знак гостеприимства тысячу семьсот зинджей ⁵⁴, а среди них были люди области Кеуей (с буквами “каф" и “вав" — обе они огласованы с ималой — и “йа" с сукуном) и зинджи Койну (с буквами “каф" с даммой — дамма с ишмамом, “йа" с сукуном и “нун" с даммой) — это название города между Томбукту и Денди; Кеуей же находилось между реками со стороны Бамбы ⁵⁵ (это я рассказываю со слов Мусы). И [также] зинджи Карба — их отец был уакоре по происхождению, и потому их называют Тункара ⁵⁶; и зинджи Унгунду (с хамзой и даммой, буквами “нун" без огласования, “каф" с даммой и ишмамом, “нун" с сукуном и “даль" с даммой); зинджи Гагунгу — это земледельческий поселок в земле Масины; зинджи острова Берегунгу (с буквами “ба" и “ра" с [31] ималой, двумя “каф" с даммами и ишмамом, а между ними обеими — “нун" /24/ с сукуном и носовой); зинджи острова Тейтауан (с буквами “та" с ималой, “йа" с сукуном, “та" с фатхой, “вав" с фатхой и “нун" с сукуном); и, [наконец], зинджи острова Гунгукоре ⁵⁷ (также с двумя буквами “каф", между ними — “нун", как в предшествующем названии, и “кафы" с даммами и ималой, а “ра" с кесрой).

Добавление. Говорит кади Махмуд Кати. На седьмой [день по] прибытии шерифа-хасанида Ахмеда ас-Сакли, известного волочением сандалий, а это был понедельник, к нему явился справедливый повелитель аския для дружеского общения и беседы. И они сидели за этим до того, как поднялось солнце. И повелитель сказал шерифу: “О господин мой! Возможно ли для человека увидеть джиннов и говорить с ними без отшельничества с заклинаниями, молитвой и тому подобным?" А шериф ему ответил: “Это возможно, и, если бы сейчас мы были с тобою одни, я бы тебе это показал". Повелитель приказал присутствующим выйти, и они вышли все, повелитель же и шериф остались и сидели долгое время.

Сказал [впоследствии] повелитель: “И увидел я, будто вся земля стала водой, и вышли из этой воды звезды и поднялись на небо, и будто вокруг меня летали птицы и убивали друг друга. Затем я увидел семь человек, несущих зеленое кресло, так что поставили они его между нами; и мы немного посидели, и вот перед нами — много людей. В руках некоторых из них были книги, в руках других — доски для письма. А среди них был старец, опиравшийся на посох. Я не знал, откуда они взялись. Они уселись вокруг нас, старец подошел к креслу и сел в него. Тогда шериф сказал мне: "Этот [старец] — старейший из учеников шейха Шамхаруша; он из потомков Маймуна и был со своим шейхом в десяти хаджжах" ⁵⁸.

И я сказал, после того как он нас приветствовал: "Как его имя?" А он ответил: "Дамир ибн Йакуб". И мы приветствовали друг друга приветствием знакомых [между собой]. Затем шериф мне сказал: "Все, что хотел бы ты спросить у шейха Шамхаруша, если бы ты его увидел, спроси о том этого [старца), ибо он знает все, что знает Шамхаруш". Я же сказал, что хотел бы узнать происхождение сонгаев и происхождение уакоре. И ответил Дамир ибн Йакуб: "О повелитель верующих и халиф мусульман! Воистину, слышал я от учителя моего Шамхаруша, да будет доволен им Аллах и да сделает он его довольным, что пращур сонгаев, пращур уакоре и пращур вангара были братьями /25/ единоутробными ⁵⁹. Отец их был царем из числа царей Йемена, звали его Тарас ибн Харун. И когда их отец умер, то воцарился над царством его брат, Йасриф ибн Харун. И притеснял он сыновей своего брата сильнейшими притеснениями. И сыновья эти бежали из Йемена к побережью окружающего моря. И вместе с ними их жены. Там она обнаружили ифрита ⁶⁰ из числа джиннов и спросили его о его имени. А он ответил: [32] "Раура ибн Сара". Они сказали: "А что тебя привело в это место?" Он ответил: "Токо!" ⁶¹. Сыновья сказали: "Как называется это место?" Ифрит же ответил: "Не знаю". И сказали они: "Надлежит этому месту называться Текрур" ⁶². [Наконец] они сказали: "Чего ты боишься?" И он ответил: "Сулеймана ибн Дауда!" А ифрит то парил в воздухе, то поднимался на горы; то нырял в воду, то раскалывал землю и входил в нее. Имя старшего из упомянутых мужей было Уакоре ибн Тарас, имя жены его — Амина бинт Бахти; он — предок племени уакоре (с буквами "вав" с фатхой, "айн" с сукуном, "каф" и "ра" с даммами и ималой, ,,йа" с сукуном). Имя второго человека было Сонгай ибн Тарас, имя его жены — Сара бинт Вахб; он — предок племени сонгай (с буквами "син" и "гайн" с даммами и ималой, а после них обеих — "йа" с сукуном). Третий же человек, по имени Вангара, был младшим из них, и жены у него не было. У них были лишь две прислужницы; одну из них звали Сукура, а вторую — Кусура. И Вангара сделал Сукуру своей наложницей, и он и был родоначальником племени вангара (с буквами "вав" с фатхой, "нун" стяженной, "каф" с фатхой и "ра" с фатхой). У них был раб, которого звали Меинга; и они его женили на своей прислужнице Кусуре, и [стал] он родоначальником племени меинга (с буквами "мим" с кесрой и ималой, "йа" — стяженной, "нун" — стяженной /26/ и "каф" с фатхой) ⁶³. И эти племена возводятся к своим праотцам. Затем они рассеялись по земле, а старший из них, Уакоре, был их государем; они же называли его кайямага. Смысл этого [названия] на их языке — "да продлится наследие"; они хотят этим сказать: "Да продлит Аллах наследников наших царями!" Говорят и другое; так это рассказывал шейх Шамхаруш" ⁶⁴.

И сказал-де ему имам: “Да вознаградит тебя Аллах прекраснейшим вознаграждением. А не рассказывал ли тебе шейх рассказов об Удже, про которого люди говорят, будто он величайший из людей этого мира?" А Дамир ответил: “Да, шейх мне излагал сообщение о нем, то, чего я не могу упомянуть целиком. Однако же я расскажу тебе кое-что из этого, если пожелает Аллах. Я слышал от шейха, да будет доволен им Аллах, что Удж ибн Нанак ⁶⁵ был человеком-великаном и был в свое время наибольшим из жителей этого мира и самым долголетним из них. Он не [мог] насытиться. Жил он в пустыне и лишь время от времени посещал людей. Он охотился на диких зверей и на рыб, а некоторых птиц хватал на лету; он не возделывал землю и не имел никакого занятия, кроме охоты. Когда у людей приближалось время уборки посевов, Удж их опережал в этом и пожирал и вырывал посеянное. А когда люди ходили охотиться на него, он охотился на них, хватая кого-либо из них и бросая в другого; и тот, в кого он бросал, умирал, так что люди убоялись Уджа и оставили его в покое. Но когда увеличился для них ущерб, люди его перехитрили. Они отдали от себя по одному одеянию с каждого дома, собрали эти [33] одежды и отдали их Уджу в долг на два месяца. А когда пришло время жатвы, Удж по обыкновению своему собрался пожрать посевы. Но его увидели мальчики и сказали: "Это наш должник, это наш должник! Верни нам свой долг!" И Удж убежал от них и оставил им их посевы.

Когда же приблизилось время потопа, сказал пророк [Ной], да будет над ним мир: ,,О Удж! Собери мне лес, из которого бы я сделал ковчег; я же сделаю тебя сытым!" Удж отправился за этим и собрал множество больших стволов. И когда жители селения это увидели, они испугались, что те бревна их погубят, если Удж приблизится с ними и швырнет их [на жителей] И вышел один из жителей к Уджу, встретил его и сказал ему: "О Удж, куда ты собираешься с этими бревнами?" Тот ответил: "Пророк Ной, да будет над ним мир, велел мне собрать ему лес, чтобы он меня насытил..." Человек спросил: "И ради того ты собрал это?" А Удж ответил: "Да!" Человек сказал: "А ты де знаешь, /27/ что Ной тебя обманывает? Нет, он не владеет тем, что бы тебя насытило!" И Удж отшвырнул все те бревна, кроме одного ствола, который приспособил как свою палку, и пошел к пророку Ною, да будет над ним мир. Ной сказал: "Дай мне то, что в руке твоей!" Удж ответил: "Это моя палка". И сказал пророк Ной: "Возьми кусок хлеба!" Удж презрительно взглянул на кусок и бросил его в рот, но не смог закрыть за ним рот. Тогда он вынул кусок и стал понемногу его есть, пока не насытился; а кусок остался таков, как будто он не уменьшился. И сказал Удж: "Слава Аллаху, господину миров! Сегодня я насытился, как не насыщался раньше этого никогда!" А пророк Ной, да будет над ним мир, ответил: "Ты насытишься еще раз после этого".

И когда наступил потоп и вода почти что затопила Уджа, он поднялся на некую гору и сел. И рыбы подплывали к нему, а он их брал и жарил на солнце, потом ел их таким образом, пока не насытился. Но вода грозила его затопить, и он встал. Затем вода поднялась до его груди, но не пошла выше груди его, пока не спала.

Удж спал только по году. [Однажды] этот год захватил его в некой пустыне, и его нашли спящим несколько прислужниц пророка Ноя, да будет над ним мир. Они прошли возле его ног, ища дров. Когда же они возвращались, то оказалось, что Удж имел поллюцию, и семя его текло подобно потоку. Женщины подумали, что это вода, и окунулись в него. И все они понесли от истекшего семени Уджа.

Их было пять прислужниц. Старшая из них — Маси бинт Сири; вторая — она приблизилась к Маси годами — звалась Сура бинт Сири; к ней была близка по возрасту Кату, за той — Диара, а за нею — Сабата; все они были дочерьми Сири. Когда же они родили, то каждая родила двух близнецов: мальчика и девочку. Маси родила Дьенке и Мейбунун, Сура — Бобо и Сори, Кату — Томбо и Хобо, Диара — Коронгоя и Сара, а [34] Сабата — Сорко и Нару. Когда дети подросли, Ной, да будет над ним мир, разрешил им переселиться вместе с их матерями в сторону Реки и поселиться там. Они ловили рыбу, снискивая тем пропитание себе самим и доставляя Ною некоторое количество этой рыбы. Они делали это, пока не достигли /28/ брачного возраста. И [тогда] Дьенке женился на Сири, и был он родоначальником племени дьенке (с буквами "джим" и "каф" с кесрами и ималой и стяженной ,,нун", после которой — "каф" с ималой). Бобо женился на Мейбунун: он был прародителем племени бобо (с буквами ,,ба" с одной точкой и ималой, ,,вав" с ималой и снова "ба" и "вав" подобно этому). Коронгой женился на Сура, став родоначальником племени коронгой. Томбо взял в жены Нару и стал родоначальником племени коргой (с буквами "каф" и ,гайн" с даммами и ималами, а между ними — "ра" с сукуном). А Сорко женился на Сара и был предком племени сорко (с буквами "син" и "каф" с даммами и ималой, а между ними — "ра" с сукуном). [Все] они пребывали в этом состоянии во времена пророка Ноя, да будет над ним мир. Когда же пророк Ной, да будет над ним мир, скончался, они разделились и рассеялись, спасаясь от рабского состояния. Что касается Томбо и Бобо, то они с потомками своими направились в пустынные местности. Что же до Дьенке, Коронгоя и Сорко, то они пришли на один из островов Реки. Впоследствии они размножились и стали многочисленны. Они пребывали там до того, как к ним пришли [другие] люди, и были сообщены известия о них одному из царей сынов Израиля ⁶⁶.

Царь послал своих людей, чтобы их схватить. Младший брат, Сорко, был невежествен, порочен и глуп. Его братья Дьенке и Коронгой сказали ему: "О Сорко, скажи посланцам царя: среди нас нет невольников Ноя, кроме тебя и твоих детей. Если ты это скажешь, мы спасемся, потом мы постараемся найти то, за что вас выкупить!" Сорко последовал их словам, и посланные царя схватили Сорко и его детей, за небольшим исключением — [тех, кто] спрятался и остался с Дьенке и Коронгоем. Потом они рассеялись во все стороны, так что достигли этой вашей земли ⁶⁷. Так слышал я от шейха, да будет доволен им Аллах".

И сказал Дамиру повелитель аския: “Я удовлетворен, да вознаградит тебя Аллах наилучшей наградой. А известны ли тебе какие-нибудь из рассказов о берберах?" Тот ответил: “Да, я слышал от наставника моего Шамхаруша, да будет над ним благоволение Аллаха, что у царя из числа царей /29/ Персии по имени Картум ибн Дарим была возложена на одного из его наместников повинность, а именно: пятьсот невольниц-девственниц ежегодно. В один из годов он отправил своего посланца Сулеймана ибн Асифа для сбора этой дани. Тот взял ее и повел прислужниц-невольниц, пока не приблизился примерно на десять дней пути к столице царя. Он заночевал с ними в местности, называемой Курса; когда же наступило утро, то [35] обнаружил, что все они лишены невинности. Сулейман поэтому испугался за себя и послал к царю, объясняя ему то, что сделал возможным Аллах. Царь приказал ему оставить их там, пока они не родят, и Сулейман так и сделал. Когда же они разрешились, то произвели на свет мальчиков, подобных джиннам своей природой; лишь внешний их облик был обликом потомков Адама. Царь наделил их конями по числу их людей; они совершали на конях походы, совершали набеги и захватывали для царя богатства. Когда же этот царь умер, они бежали в землю ал-Магриба и вступили в подданство кайямаги Йахьи ибн Мариса. И таково их происхождение, как мне рассказал мой наставник и господин мой Шамхаруш, да будет доволен им Аллах".

Кадий Махмуд Кати уже упоминал происхождение царей Сонгай. Оно — от двух женщин из племени Джабира ибн Абдаллаха ал-Ансари. Однажды обе они вышли из Медины, и их обуяла жажда. У одной из них, а именно у старшей, был молодой сын, почти совершеннолетний. Он пошел поискать для них воды, нашел воду и принес ее в этот сад. Первой, кто его встретил, была его тетка по матери. Она потребовала, чтобы мальчик ее напоил, но тот ей отказал, [соглашаясь сделать это] только после того, как попьет его мать, и прошел мимо тетки, так что достиг своей матери. И спросила его мать, сказав ему: “А ты напоил свою тетку такую-то?", имея в виду свою единоутробную сестру. Он ответил: “Нет!" А мать разгневалась на него /30/ и прогнала его вместе с этой водой. Он [тоже] рассердился и бросился в пустыню, и не было о нем известий. Его тетка бросилась за ним в пустыню из-за его матери, прогнавшей юношу за нее, и последовала следом сына своей сестры, но потеряла дорогу, так что попала в руки христиан. Они ее схватили; и осталась она с одним кузнецом-христианином, и родила этому христианину дочь во грехе. Потом кузнец на ней женился после этого, а она родила ему сына. Затем дочь, рожденная в беззаконии, выросла, так что взял ее в жены тоже один кузнец-христианин. И родила она ему сына. Эти двое сыновей выросли, и их мать рассказала им обоим о своем положении и о причине ухода ее из Медины в поисках сына ее сестры. И они оба кинулись на поиски своего брата, пока не услышали в Судане известия о нем; нашли же они его в Гао.

И обнаружили они, что у жителей Гао нет султана, кроме большой рыбы, выходящей к ним в час восхода солнца и принимающей их до времени заката; а затем жители возвращаются в свои дома. И когда те двое прибыли к своему брату, сказал ему его брат, сын его тетки: “Я изготовлю тебе то, чем ты убьешь эту рыбу. И будешь ты царем над этими людьми". Он сделал брату гарпун-дама, и тот убил им рыбу. И стал он над ними царем, которому оказывали уважение и повиновение. А сын сестры их обоих сделал ему барабан, и царь часто бил в него. Этот сын сестры был предком тех, что стали да — [36] названием племени /31/ сонгаев. Другой же [брат] стал родоначальником всех кузнецов из числа потомков дьям-кириа ⁶⁸.

Наставления ⁶⁹. Первое, в котором мы упоминаем детей шерифа-хасанида Ахмеда ас-Сакли. Дело в том, что из детей у него были Мухаммед, Мудьявир и Сулейман; и Мухаммед и Сулейман вернулись в город Багдад, Мудьявир же остался в городе Томбукту. Он взял в жены женщину-арабку по имени Зейнаб бинт Вахб. Она ему родила Ибн ал-Касима, Мухаммеда ал-Хашими, Али Абдаллаха, Мулай Мухаммеда и Абд ар-Рахима. Впоследствии эти шерифы выехали из Томбукту по причине голода, из-за которого они боялись за себя и за свои семьи. Когда они выехали, то провели ночь на стоянке арабов-босо; затем ушли оттуда и переночевали в Исагунгу; потом выехали из него и ночевали в Дирей, наконец, они ушли, и когда достигли местности, называемой Исафей ⁷⁰, то разделились: часть их пошла направо, а некоторые — налево. Что касается пошедших вправо, то это были ибн ал-Касим, Мулай Мухаммед ал-Хашими и Абд ар-Рахим. Эти переночевали в Рас ас-Сиран, что на нашем языке называется Дьиндебугу ⁷¹. Затем они выехали, провели ночь в Дудидьесе и потом разделились. Мухаммед ал-Хашими направился к Сирфилабири, Ибн ал-Касим прибыл в селение Уанко, а Абд ар-Рахим прошел к Таутала ⁷². Что же до принявших влево, то это были Абдаллах, Мулай Мухаммед и Али; Абдаллах пришел в селение Уаубар, Мулай Мухаммед пошел в сторону Уо, Али же направился в Гурму ⁷³.

Второе наставление, в коем мы упоминаем о том, что было у ученого, богобоязненного, святого и добродетельного шейха Мухаммеда Таля, которого люди возводят к бану-медас ⁷⁴, из знаков почтения и даров со стороны /32/ повелителя-аскии. Дело в том, что аския не [мог] видеть шейха или слышать о нем и не выразить к нему уважения. Он лобызал его благородные руки, говоря: “Аллах дал нам преимущество благодатью твоей!" [В один прекрасный день] он заставил шейха сесть верхом на своего верблюда и ехать с ним один день. И станет-де все, что он встретит на этом отрезке из относящегося к трем племенам — дьям-уали, дьям-тене и соробана, — того, (т. е.) шейха Мухаммеда Таля, собственностью. А тот, кто не из этих [людей], будет-де его владением ⁷⁵. Начальным пунктом того расстояния было Харкунса-Кайгоро, а конечным — Дудикасара. Что же до селений, принадлежащих этим племенам на этом расстоянии (Ниамина-Кайа и то, что между ними из числа городов левого и правого берегов), то [их число], превышало семьдесят ⁷⁶.

И третье наставление, в коем мы сообщаем о том, как почтен и одарен был повелителем-аскией наш наставник, ученый благочестивый, воздержанный, святой энциклопедист альфа Салих Дьявара. А дело в том, что когда повелитель его видел, то не обращал внимания ни на чьи речи, кроме его [речей], и никому не радовался так, как радовался альфе. А среди того, [37] что аския ему дал в собственность из невольничьих племен, — хаддаданке, племя фалан, сарей, банкан, тумба, харидана и белла; их происхождение — от сорко ⁷⁷. Завершено.

Сообщим мы кое-что, что нам надлежит [сообщить] из рассказов о малли-кое Канку Мусе ⁷⁸. Малли-кой был государем добродетельным, богобоязненным и верующим. Он царствовал от дальних окраин Мали до Сибиридугу ⁷⁹, и ему повиновались все, кто [был] в нем — из числа сонгаев и прочих. Признак его добродетели — то, что ежедневно он освобождал по [одному] человеку [рабу]. Он совершил хаджж к священному дому Аллаха и во время своего хаджжа построил соборную мечеть Томбукту и [мечети] в Дукуре, Гундаме, Дирей, Уанко и Бако ⁸⁰.

Канку же [была] женщиной-неарабкой, /33/ но говорят, будто она была арабкой по происхождению. Причину же хаджжа Мусы изложил мне исследователь, хранящий рассказы о началах, — а это Мухаммед Кума, да помилует его Аллах! Он сообщил, что Канку Муса был тем, кто по ошибке убил свою мать Нана Канку; он опечалился этим, раскаивался и страшился кары за это [убиение]. Он раздавал милостыней крупные богатства и решил поститься [весь] свой век. Он спросил одного из ученых своего времени, что ему сделать, дабы испросить прощение за этот великий грех. А тот ответил: “Я полагаю, что ты прибегнешь к защите посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, устремишься к нему, вступишь под его покровительство и попросишь его предстательства. И Аллах примет его заступничество за себя. И таков [мой) совет". Муса твердо решил и вознамерился сделать это и начал собирать средства и припасы для путешествия в тот же день. И воззвал он к людям всех сторон своей земли, требуя продовольствия в дорогу и помощи ⁸¹. [Затем] Муса пришел к одному из своих шейхов, требуя от того, чтобы он выбрал ему день отправления среди дней. И шейх ответил: “Считаю, что ты [должен] подождать субботы, которая будет двенадцатым числом месяца. Выступай в этот день — и ты не умрешь, пока не возвратишься в свой дом невредимым, если пожелает Аллах". Муса задержался, дожидаясь наступления этого [дня] среди месяцев и ожидая его. Но лишь через девять месяцев двенадцатое его число пришлось на субботу. И выступил Муса после того, как голова его каравана достигла Томбукту, а он [еще] пребывал в своем дворце в Мали ⁸². И с этого времени субботу, падающую на двенадцатое число месяца, их путешественники считают счастливым днем. Это сделали пословицей в применении к путешественнику, который возвращается с недоброй переменой судьбы, и говорят: “Этот [человек] не вышел из дома своего в [ту] субботу, в которую вышел малли-кой".

Канку Муса выступил с большой силой, обширными богатствами, с многочисленным войском ⁸³. Один из талибов [38] рассказал нам со слов наставника нашего, ученейшего кадия Абу-л-Аббаса /34/ Сиди Ахмеда ибн Ахмеда ибн Анда-аг-Мухаммеда, да помилует его Аллах, и да будет он им доволен, и да сделает он его довольным. Тот-де спросил в день выступления паши Али ибн Абд ал-Кадира ⁸⁴ в Туат (а паша объявил, что идет в хаджж) о числе лиц из его людей, что шли вместе с ним. И ему ответили, что число вооруженных, бывших с пашой, достигло примерно восьмидесяти [человек]. Кадий сказал: “Велик Аллах!" и “Слава Аллаху!", затем заметил: “Этот мир не перестает оскудевать. Ведь Канку Муса вышел отсюда в хаджж, и с ним было восемь тысяч [человек]. Потом отправился в хаджж аския Мухаммед, а с ним — восемьсот человек, десятая доля того. А после них обоих третьим пришел Али ибн Абд ал-Кадир с восемьюдесятью — десятой долей восьмисот". Затем сказал [еще]: “Слава Ему, нет божества, кроме Него! Но ведь не достигнет завершения желаемое Али ибн Абд ал-Кадиром". Далее. Канку Муса вышел в путешествие, и среди рассказов о его поездке есть вещи, большинство которых неправдоподобно, и разум отказывается их воспринимать. А в числе этого — [рассказ], будто не оказывался Муса по пятницам ни в одном городе отсюда до Каира без того, чтобы в этот же день не построить там мечеть. Говорят, что мечети городов Гундам и Дукуре принадлежат к числу тех мечетей, что он построил. А пищей его во время обеда и ужина с момента выезда из дворца его до возвращения туда были-де свежая рыба и вареные овощи.

Рассказали мне, что вместе с Мусой отправилась его супруга, которую звали Инари Конате, с пятьюстами своими женщинами и прислужницами. И вот они остановились в каком-то месте в пустыне, между Туатом и Тегаззой ⁸⁵, и устроили в нем стоянку. А эта жена Мусы проводила ночь без сна, в его шатре, Муса же спал. Потом он пробудился и обнаружил, что она не спит, бессонная; Муса ее спросил: “Ты не спала? Что с тобой?" Но она ему не ответила и осталась так до половины ночи. Затем Муса проснулся и нашел ее так же бодрствующей. И воззвал он к ней именем Аллаха, вопрошая о том, что ее постигло. Но она ответила: “Ничего. Только мое тело испачкала грязь, и я мечтаю о Реке, чтобы вымыться, нырнуть, погрузиться и поплавать. Разве достигнешь ты такого и в твоей ли власти сделать это?" Канку Муса поднялся и сел; его это уязвило, и он сидел, размышляя. Потом велел призвать раба, который был главою рабов и людей его и которого звали Фарба ⁸⁶. Тот был позван, явился и приветствовал Мусу /35/ царским приветствием (а их обычай приветствовать правителя таков, что [приветствующий] снимает свою рубаху и покрывает грудь, а затем осыпает себя пылью, [стоя] на коленях); и в его государстве никто не подает государю руку, кроме его кадия. Кадий же именуется Анфаро кума; а кума — это племя, и из него выходят их судьи ⁸⁷. И жители не знают [слова] “кадий" и говорят [39] только “анфаро"). И когда фарба покончил с приветствием, Муса ему сказал: “О фарба, с того времени, как женился я на этой моей жене, она не требовала от меня и не упрашивала меня ни о чем, на что не было бы способно мое могущество и чего бы не было в моей власти или для чего была бы слишком слаба моя мощь, кроме как этой ночью. Ведь она потребовала от меня Реку или создания ее из ничего! А между нами и Рекой — полмесяца пути, для такого создатель — один Аллах. И она от меня потребовала невозможного". Но фарба ответил: “Быть может, Аллах исправит это для тебя!" И вышел фарба, плача и бия себя в грудь, и отправился к месту своей стоянки. Он призвал рабов, и они явились быстрее чем в мгновение ока. Число их было восемь тысяч семьсот — так это утверждал Баба, асара-мундио в городе Дженне; другие же говорят — нет, точно девять тысяч. Фарба выдал рабам мотыги по числу их, прошел тысячу шагов и приказал рабам копать ров. Они копали этот ров, вынимая землю; потом вырыли настолько, что остановились на трех ростах человека. Затем фарба велел доставить песок и камни, так что ров заполнился. Потом он приказал собрать дрова, и рабы их сложили поверх того. А затем принесли сосуды с маслом карите ⁸⁸, положив их сверху всего этого. Потом фарба поджег это, поднеся огонь. Огонь разгорелся, и это карите растопилось на камни и песок и ломало их. И этим обволокло ров, и стал он подобен поливному горшку. Затем фарба велел принести запасы воды в больших и малых бурдюках, они развязали горловины бурдюков, вода вылилась и стекла в ров, так что наполнила его, поднялась и достигла такого уровня, на котором в ней поднялись волны /35/ и сталкивались друг с другом, как в большой реке.

Фарба возвратился к Канку Мусе и нашел их обоих сидящими — а их разбудили жар того пламени и дым от него. Он приветствовал их [надлежащим] приветствием, потом сказал: “Эй, господин! Вот Аллах помог тебе и прогнал твою заботу. Где Инари? Пусть она пойдет: ведь Аллах дал тебе силу создать реку с благословением того, кого ты посещаешь — посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует. И вот она!"

Это пришлось на восход зари конца той ночи. Женщины встали с Инари вместе — а их было пятьсот, — и она поехала верхом на своем муле к реке. Женщины вошли в нее, веселые, радостные, с веселыми криками, и выкупались. Потом [все] они отправились дальше, но некоторые черпали воду из рва.

Вместе с Мусой шел Слиман-Бана Ньяхате, бывший одним из слуг его. Он ехал впереди каравана и двигался с большим отрядом. Однажды они достигли колодца в безводной пустыне их, испытывая сильную жажду, и опустили свое ведро в этот колодец. Оно спустилось на воду, но там его веревка [вдруг] оказалась перерезана. Затем второе — и она перерезана, потом [еще] другое — перерезана. Они подумали, что там есть [40] кто-то, кто режет веревки, но они были у последнего предела жажды и собрались все на краю колодца, не зная, что им делать. И Слиман-Бана Ньяхате засучил рукава до предплечья, взял под мышку свой нож и бросился внутрь колодца, оставив людей стоять над колодцем в большом огорчении. И вот там он [оказался] пред человеком — воинствующим разбойником, что опередил их у колодца. А намерение его было преградить им [доступ] к воде, пока все они не перемрут от жажды: он же выйдет и соберет себе все их имущество; но не предполагал он, что кто-либо решится спуститься к нему туда. И Слиман-Бана Ньяхате убил его там; потом подергал для спутников своих веревку ведра, они ее потянули — и вот перед ними тело человека, которого Слиман-Бана убил. Они же проволокли труп [по земле] и сбросили в колодец ⁸⁹.

Рассказал мне наш наставник Мори-Букар ибн Салих Уан-гарабе ⁹⁰, да помилует его Аллах, что при Мусе было сорок вьюков золота на мулах. Муса совершил хаджж и посетил [святые места]. Говорят, что он просил у шейха святого города Мекки благородной, /37/ да хранит ее Аллах, чтобы тот дал ему двух, трех или четырех шерифов из числа потомков посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, каковые шерифы выехали бы с ним в его страну, дабы жители страны получили благодать от их появления и благословение от следа их ног в их области. Но шейх отказал ему — а они единодушно решили, что этому следовало препятствовать и [от этого] отказываться ради уважения и почтения к благородной крови пророка, чтобы ни один из шерифов не попал в руки неверных, погиб или заблудился. А Муса упорствовал в том перед ними, и его настояния усиливались. И шериф сказал: “Я не сделаю [этого], не отдам приказа, но и не запрещу, а кто пожелал, пусть едет с тобою: и его дело — в его руке, я же непричастен [к этому]".

Малли-кой приказал глашатаю в соборных мечетях [объявить]: кто желает тысячу мискалей золота ⁹¹, пусть последует за мной в мою землю — и тысяча для него приготовлена. И собрались к нему четыре человека из курейшитов ⁹² (говорят, что они были из клиентов курейшитов, а вовсе не из настоящих курейш). Муса пожаловал им четыре тысячи — тысячу каждому из них, и они последовали за ним со своими семьями, отправившись в его страну.

Когда малли-кой возвратился обратно и прибыл в Томбукту, то собрал челны и суда, погрузил на них имущество и женщин курейшитов, чтобы они их доставили в его землю, когда на его верховых животных нельзя было больше ехать. Когда суда Мусы достигли города Ками ⁹³ (а на них были его шерифы, пришедшие с ним из благородной Мекки), на них напали дженне-кой и куран, разграбили все, что было на судах, и поселили шерифов у себя, выйдя из повиновения малли-кою. Но команды судов разъяснили им дело шерифов и рассказали им [41] о месте тех [в обществе]; и они явились к шерифам, почтили их и поселили их в некоем месте там, называемом Тьинтьин. Говорят, что шерифы области Кайи, или Каи, [происходят) от них. Закончился рассказ о поездке в хаджж малли-коя Канку Мусы.

Дженне-кой же был из числа нижайших рабов малли-коя и самых малых его слуг. Тебе достаточно того, что он допускался лишь к его жене — т. е. жене малли-коя, и ей же передавал подать области Дженне. А малли-кой и не видел его ⁹⁴. /38/ Слава же тому, кто возвеличивает и принижает, возвышает и унижает!

Наставление. Говорят: каково различие между малинке и вангара? Знай же, что вангара и малинке — одного происхождения, но только малинке — это воин из их числа, а вангара — тот, кто торгует и ходит из области в область. Что же касается Мали, то это — обширная страна и большая земля, великая, включающая города и селения. И рука султана Мали простерта над всем с суровостью и властью. И мы слыхивали от всех [людей] нашего века, говоривших: “Султанов этого мира — четыре помимо величайшего султана ⁹⁵: султан Багдада, султан Каира, султан Борну и султан Мали". Город султана Мали, в котором была его столица, назывался Дьериба ⁹⁶, а другой называется Ниани ⁹⁷. Жители обоих городов получают воду только от реки Калы ⁹⁸, и приходят они к реке, несмотря на расстояние от берега, выходя к ней в начале дня, а возвращаясь после полудня этого дня. В ней они стирают свои одежды. Так рассказал мне об этом наш собрат хафиз Мухаммед Кума. И он сказал: “А сегодня оно стало двумя днями пути". Смотри на это дело, и ты удивишься — день ли на столько-то уменьшился, или возросло расстояние между теми местами, или же уменьшились шаги людей и их сила. Слава же тому, кто делает, кто пожелает!

Этот рассказ мне напомнил рассказ, который сообщил автор “Харидат ал-аджаиб" ⁹⁹ в разделе о горе Серендиб ¹⁰⁰. Это гора, на которую был спущен Адам, да будет над ним мир; и на ней есть след его ступни, отпечатавшийся на скале. Длина следа — семьдесят пядей; и Адам перешагнул с этой горы на побережье моря одним шагом (а это два дня пути). Слава тому, кто проводит грань между тварями своими, такими или иными.

Говорят, что Мали включает около четырехсот городов, а земля его /39/ обильна благом. Среди царств государей этого мира нет прекраснее ее, кроме Сирии. Люди Мали — обладатели богатства и благосостояния [в] жизни. Довольно тебе [сказать] о россыпях золота в земле Мали и дереве гуро ¹⁰¹, которому не встречается подобия в землях ат-Текрура (кроме земли Боргу). Длань султана Мали простерта была от Бито до Фанкасо ¹⁰² и от Каньяги до Сингило ¹⁰³ и [над] Фута, Диарой ¹⁰⁴ и ее арабами в прежние времена. [42]

Царством же Каньяга назначались управлять лишь рабы государя Мали и его наместники: в эту должность вступали только [члены клана] Ниахате. Потом, после этого, их дело перешло к [клану] Дьядье. Затем этими странами овладели жители Каньяги, а они вышли из повиновения малли-коя и убили его правителя, возмутились против него. И в этих странах пришли к власти потомки Дьявара; прозвали же их Каньяга. Их династия усилилась, власть возросла, и они одержали верх над [всеми] жителями той стороны. Они вели военные действия, войско их возросло и умножилось, так что в бой выходило больше двух тысяч всадников.

В земле Каньяги существовал старый большой город, построенный и бывший столицей ранее Диары; назывался он Саин-Демба (с буквами “син" без точек и с фатхой, “алеф" с кесрой, а после него — хамза с кесрой и “нун" с сукуном). Это был город людей Дьяфуну ¹⁰⁵, которых называют дьяфунунке; и встречается он со времени кайямаги. Впоследствии же он запустел при упадке державы последнего во время их раздоров. И после его запустения была построена Диара. Часть жителей перебралась в Кусата, и их называют куса; некоторые же в Диару, а их покорил каньяга-фаран и захватил царскую власть над ними и над всеми их арабами до Футути, Тишита и Тага-нака ¹⁰⁶.

У них самыми презираемыми из людей и самыми ничтожными из них [считаются] фулани: один мужчина из числа каньяга побеждает десять фульбе. Большая часть той дани, что они берут со своих покоренных, — лошади. А к царям своим у них нет царского почтения. И те не устраивают советов /40/ в царском обличье, не выходят в царских украшениях, не надевают тюрбанов и не сидят на ковре. Их царь всегда в шапочке. Часто он сидит среди своих приближенных, смешавшись с ними, и его не узнать среди них. При всей многочисленности коней его войска царь никогда не имеет больше одной лошади; таков существующий у них обычай, несмотря на силу власти правителя. Царь не выходит из своего дома для посещения кого бы то ни было: из дома он выходит лишь для джихада — только. В мечеть он входит только для праздничной молитвы, и ни для чего более. Люди же говаривают: “Царю достаточно украшения его царским достоинством и его государственной властью, и он не нуждается в украшениях, помимо этого [своего высокого положения]" ¹⁰⁷.

Курмина-фари прошел через Каньягу к Тениедде, царю Фута ¹⁰⁸. Но каньяга-фаран испугался и был озабочен, полагая, что курмина-фари идет на него. И послал он тому дары, ища его благоволения. Говорят, что между каньяга-фараном и Тениеддой, царем Фута, возникли дела, ссора и спор. И Тениедда поклялся, что разрушит город его и обратит его в пустыню. А был царь Фута сильнее каньяга-фарана [военной] силой — конницей и пешим войском, и последний поэтому попросил [43] помощи у канфари Омара, почему тот и вышел к нему. Это первое, что мы слышали из сообщений.

Впоследствии мне рассказал один из знающих об их деяниях, что причина выступления курмина-фари Омара к каньяга-фарану состояла в том, что некий дьогорани ¹⁰⁹ из числа жителей Сонгай каждый год выезжал в Фута и торговал там. И Тениедда прослышал о нем, незаконно и несправедливо захватил его имущество и хотел убить его [самого]. Но дьогорани бежал к курмина-фари Омару и попытался воздействовать на него против Тениедды: он оболгал последнего перед Омаром, говоря, что он поносил Омара, и произвел на Омара [нужное] впечатление. Курмина-фари разгневался на Тениедду и потому вышел на него.

Люди Сонгай зрелы в войне и в науке сражений, в доблести, отваге и знании [военных] хитростей — окончательно и совершенно ¹¹⁰. Взгляни, как вышел курмина-фари с этой многочисленной армией и пересек с нею эту обширную пустыню для войны с Тениеддой, царем Фута (переход больше двух месяцев от Тендирмы до Фута), как он победил тех, овладел их царством, убил Тениедду и взял добычей обширные богатства. А было это в году /41/ девятьсот восемнадцатом [19.III.1512—8.III.1513].

Что касается царства Мали, то оно поднялось только после упадка державы кайямаги, государя всего Запада, без исключения какой-либо местности. Султан же Мали был из числа его рабов, слуг и помощников.

Смысл [слова] кайямага (с буквами “каф", “йа", “мим" и “тайн", огласованными фатхой) на языке уакоре — “царь золота" (кай — это “золото", а мага — “царь"). Это был великий государь. Один из заслуживающих доверия рассказал мне со слов кадия Масины, альфы Ида ал-Масини, что кайямага был из числа древних царей и прошло из них двадцать до появления посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует. Городом царя был Кумби ¹¹¹ — большой город. Упадок их державы наступил в первом веке хиджры пророка [622—719]. Один из старейших сообщил мне, что последний из “айямага — Каниса-ай (с буквами “каф" с фатхой, “нун" с кесрой, “син" без точек и “айн" с фатхами, перед “йа" с сукуном). Он-де был царем во времена посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует; ему принадлежал город под названием Курунгао (то было место жительства матери Каниса-айя), и город-де сохранился и заселен [и] сейчас ¹¹².

Говорят, что кайямаге принадлежала тысяча лошадей, привязанных в его дворце. [Существовал] известный обычай: если умирает одна из лошадей утром, то на ее место приводят другую взамен до [наступления] вечера. И ночью [поступали] подобно этому. Ни одна из них не спала иначе, как на тюфяке, и не привязывалась иначе, как шелковым [шнуром] за шею и за ногу. У каждой из лошадей были медные сосуды, в которые [44] она мочилась; и ни одна капля ее мочи не падала на землю — только в сосуд — ни ночью, ни днем. И ни под одной из них ты бы не увидел ни единого кусочка навоза. При каждой лошади было трое слуг, сидевших подле нее: один из них занимался ее кормом, один из них — ее поением, и одному поручалось наблюдение за ее мочой и вынесение ее навоза ¹¹³. Так мне рассказал об этом шейх Мухаммед Токадо ибн Мори-Мухаммед ибн Абд ал-Керим Фофана, да помилует его Аллах.

Он, т. е. кайямага, выходил после /42/ наступления каждой ночи, проводя ее в беседах со своим народом. Но он не выходил, пока для него не собирали тысячу вязанок хвороста. Их собирали у ворот царского дворца и зажигали под ними огонь, а они загорались все разом. И освещалось этим то, что между небом и землей, и оказывался освещен весь город. Тогда приходил царь и садился на трон из червонного золота. Я слышал некоего человека, кто мне рассказывал эти сообщения; он сказал: “Тысячу полос льняной ткани, а не тысячу вязанок дров". Затем [говорил, что] царь садился и приказывал подать десять тысяч угощений: и люди ели, он же не ел. Когда же трапеза заканчивалась, он вставал и входил [во дворец], но люди не вставали, пока не превращались вязанки в золу; тогда они вставали. И так бывало всегда.

Потом Аллах уничтожил их власть и воцарил самых низких из них над великими их народа. И низкие перебили великих и перебили всех детей своих царей, так что вспарывали животы их женщин, вынимали зародышей и убивали их ¹¹⁴.

А мнения о том, какого племени были кайямага, расходятся. Говорят, что из уакоре; но говорят, что и из вангара. Но это сомнительно, не истинно. Утверждают [также], что из санхаджа ¹¹⁵, и, по-моему, это ближе к истине, ибо они в своих родословных говорят: “Аскоо-соба" (с хамзой с фатхой, буквами “син" без точек с сукуном, “каф" и “айн" с даммами) — а это [означает] “хам", как прозвание в суданском словоупотреблении ¹¹⁶. Самое верное, что они не были из числа черных, а Аллах лучше знает: ведь время их и место их удалены от нас. И не способен историк этих дней представить истину о чем-либо из их дел, решив ее. И им не предшествует [какая-либо] хроника, чтобы опереться на нее.

Время нам возвратиться к нашему намерению по поводу сообщений о жизнеописаниях аскиев. Мы распространялись об этих [людях] и шли по пути, к коему не стремились, оттого, что в этом нет пользы, и почти [непременно] большая часть этих сообщений — ложь. И мы за это просим прощения у Всевышнего, слава Ему! Боже, славя тебя, свидетельствую, что нет божества, кроме Тебя. Я прошу у Тебя прощения, и к Тебе возвращаюсь я!

А затем. После ши Баро-Дал-Иомбо [были] потом ши [45] Мадого; потом ши Мухаммед-Кукийя, потом ши Мухаммед-Фари; потом ши Балма; потом ши Слиман-Дама (а в некоторых рассказах его имя — Денди), а он родоначальник жителей города Архам ¹¹⁷, и он же — тот, кто победил людей земли Мема ¹¹⁸, разгромил их /43/ и погубил их власть. А до того они были в большом царстве и победоносной силе и вышли [из повиновения] султана Мали. В Меме было двенадцать царей; главою их был мема-коно. И из их числа, т. е. из числа их правителей, был тукифири-сома — а это тот, перед кем стоит султан Масины, перед кем он посыпается пылью и кому он присягал, снимая перед ним свою рубаху и оборачивая ею свое туловище. [Есть там] след города этого царя; он в запустении. Название этого царя осталось до сего времени, [но он] унижен и ходит пешком, без верхового животного. Ведь власть его пресеклась, а осталось название — слава же царю вечному! Султан Масины посещает тукифири-сома до сего времени, утверждая, что через него он получает благодать; он просит того молиться за него, спрашивает его согласия [на дела] и сходит из уважения co своего коня, чтобы его приветствовать. Встречается он с ним на месте разрушенного его города.

Слимана-Дама сменил притеснитель, лжец, проклятый властный ши Али. Он был последним из ши на царстве, тем, по чьему омерзительному пути шли и его рабы. Был он победоносен и не обращался ни к одной земле, не разорив ее. Войско, с которым он бывал, никогда не оказывалось разбитым: был он победителем, а не побежденным. От земли канты ¹¹⁹ до Сибиридугу он не оставил ни одной области, ни одного города, ни одного селения, куда бы он не явился со своею конницей, воюя жителей этих мест и нападая на них.

Смысл [слова] “ши", согласно тому, что я читал в рукописи одного из наших имамов, сказавшего: “Смысл слова "ши" — это кой-бененди, т. е. халиф государя, его подмена или его заместитель" ¹²⁰.

Ши Али был могущественным государем, жестоким сердцем. Он, [бывало], приказывал бросить дитя в ступку, а матери приказывал его толочь. И мать толкла ребенка живьем, и его скармливали лошадям. Был ши Али распущен и порочен. Одного из шейхов его эпохи, [происходившего] из людей мори-койра, спросили [даже], мусульманин ли Али или неверный, ибо деяния его — это деяния неверного, но он произносит оба символа веры, [выражаясь] как тот, кто силен в науке. Усмотри его неверие в делах его: в убиении факихов. А сколько он разрушил селений! Их жителей он убивал пламенем, подвергая людей страданию в различных пытках: то сжигал огнем и убивал им, то /44/ возводил дом на живом человеке, и тот умирал под домом, то вспарывал живот живой женщине и вынимал ее зародыш. И о нем столько [сообщений] относительно недобрых дел и зла в управлении, что недостаточно этого [сборника], чтобы вместить некоторые из них. [46]

Ши Али вступил на царство Сонгай в шестьдесят девятом году девятого века [3.IX.1464—23.VIII.1465] и оставался на нем двадцать семь лет, четыре месяца и пятнадцать дней — т. е. до восемьсот девяносто седьмого года [4.XI.1491—22.Х.1492]. Так я узнал из книги “Дурар ал-хисан фи-ахбар бад мулук ас-судан" ¹²¹, сочинения Баба Гуро ибн ал-Хадж Мухаммеда ибн ал-Хадж ал-Амина Кано.

Для Али среди его врагов не было [другого] врага, столь же ему ненавистного, какими были для него фулани. И любого фулани, которого он видел воочию, ши убивал — ученого или невежду, мужчину или женщину. Ученых из их числа он нe принимал ни в преподавание, ни в суды. Он перебил [фульбское] племя сангаре ¹²², так что их осталась лишь небольшая кучка: все они собирались в тени одного дерева, и оно их могло прикрыть. Он схватил некоторых свободных мусульман и подарил их другим, утверждая, что ими он дал тем [щедрую] милостыню. Люди его времени и его полки прозвали его “Дали" (чем они его возвеличивали). И только он кого-либо призывал, как тот ему ответствовал: “Дали!" (а оно с буквами: “даль" с фатхой, “алеф мамдуда" и “лам" с кесрой). А мне рассказал наш друг — а это был Мухаммед Вангара ибн Абдаллах ибн Сандьюка ал-Фулани, да помилует его Аллах, — что он слышал, как кадий Абу-л-Аббас Сейид Ахмед ибн Анда-аг-Мухаммед, да помилует его Аллах, говорил, что непозволительно кого-либо прозывать этим прозванием, ибо значение его — “всевышний", а это значение принадлежит исключительно Господину могущества, а это — Аллах Всевышний. И подобно этому [выражение] “Дулинта" (оно с буквами: “даль" без точек, “вав" для долготы, “нун" с сукуном и “та" с фатхой); некоторые говорят “дуринта" (с “ра"), но это ошибка. Кадий сказал: “Его значение — "раб господина", я имею в виду под господином ши, да будет проклятие Аллаха /45/ над ним". Сегодня этим “дали" называют только кума-коя и дженне-коя. И надлежит, чтобы этим руководствовались люди богобоязненные и талибы.

Этот ши проводил свои дни в походах. Столица была в Ку-кийе ¹²³, в Гао, и в Кабаре (а [там] дворец назывался “Тила" ¹²⁴), и в Уара, в земле Дирма, в соседстве с городом Ан-каба и напротив города Дьендьо ¹²⁵. Но он не задерживался ни в одной из них — а те ши, что ему предшествовали, жили в Ку-кийе. Только ши Али, этот порочный, всегда был в походах. В начале своего правления он выступил к городу Дире ¹²⁶, но услышал известие о султане моси по имени Комдао ¹²⁷ и ушел от Дире. Они встретились в Коби; Али обратил в бегство войско Комдао и преследовал его до Бамбара. Тот сам спасся, так что вступил в свою страну, в столицу, называемую Аркума ¹²⁸. Затем ши Али возвратился, и вместе с ним — томбукту-кой Мухаммед Надди, аския Мухаммед и его брат курмина-фари Омар. А Мухаммед Надди, султан Томбукту, фаран Афумба, Абубакар и фаран Усман [были] в этом походе. [47]

Месяц рамадан для ши Али наступил в Бамбара: праздничную молитву ши совершил в Котте и возвратился в Кунаа ¹²⁹. Из Кунаа он выступил на Бисму ¹³⁰, и Бисма был убит, а ши Али прошел в Тамсаа. И месяц рамадан [следующего года] начался для него в Тамсаа, и там совершил он праздничную молитву. Затем он выступил по следам племени бейдан, пока не прибыл к Дао и не убил там модибо Уара. Потом он вышел оттуда в Факири, затем вышел из Факири и возвратился в Тамсаа. В Тамсаа для него наступил [следующий] рамадан, и в Тамсаа он совершил праздничную молитву. Он захватил ал-Мухтара в области Кикере и сражался с жителями Тонди ¹³¹. Потом ши возвратился к Сура-Бантамба ¹³², затем прошел дальше и возвратился в Гао (относительно названия Гао есть две диалектные формы: Гао и Гаогао), и здесь для него наступил месяц рамадан, и в нем он совершил праздничную молитву.

Затем Али выслал аскию /46/ Багну и отправил его на Торко ¹³³. (Взгляни на название “аския" во время ши и в эпоху его: это противоречит тому, чего придерживается масса людей — будто аския Мухаммед [был] первым, кто им прозван и по нему назывался. Так что упоминают причину его наименования и прозвания его этим [словом]. Мы расскажем об этом вскоре в жизнеописании аскии Мухаммеда; а это [все] весьма странно.) Но Тоско обратил в бегство войско аскии Багны.

Ставка ши Али [была] в местности Мансур ¹³⁴. Месяц рамадан начался для него в Мансуре, а праздничную молитву Али совершил в Кукийе. Затем он возвратился обратно в Гао и выступил со своим войском в Азават ¹³⁵ в обычное время своих походов. Аския же Багна умер. А ши Али отправился в Тасго. Месяц рамадан для него наступил в городе Насере ¹³⁶ в стране моей, и праздничную молитву он совершил в нем. Потом он выступил к реке Лоло ¹³⁷, собрал многочисленное войско и послал денди-фари Афумбу, назначив его эмиром всего этого войска. В этом войске был хи-кой Букар (взгляни также на звание хи-кой в его державе — оно также в противоречии с тем, что говорят сонгаи, будто оно создано лишь во времена аскии Мухаммеда, объясняя этим причину прозвания хи-коя. Это мы еще расскажем в жизнеописании аскии Мухаммеда). В этом войске находился аския Мухаммед (он тогда носил титул тонди-фарма), и были в нем его брат Омар Комдьяго (он был тогда котало-фарма) и фаран Усман. Али послал их для участия в карательной операции Мухаммеда Койрао против кан-коя.

А ши возвратился в Гао, но не сидел там, а прошел к Бар-коне ¹³⁸ — городу, в котором была столица моси-коя, разрушил его и полонил его жителей и убил их худшим убиением. Потом он выступил на Моли ¹³⁹, но жители бежали, и Али не смог их настигнуть. Он вернулся, собрал большое войско и назначил эмиром этого войска хи-коя Йате, с тем чтобы тот убил тенганьяма. Они его убили, и войско возвратилось к ши Али; а он [48] отправился с ними в Кикере и захватил в Кикере мундио Кунти ¹⁴⁰. Затем снарядил /47/ войско и послал денди-фари Афумбу на истребление [племени] бейдан ¹⁴¹ в области Нума. И фаран Афумба прошел к Денди для дела, с коим его послал ши Али, а мундио-уанкой ¹⁴² возвратился с войском к ши Али.

Затем ши Али выступил. Месяц рамадан для него начался в Да, и праздничную молитву он совершил там. Потом он прошел [дальше] и вернулся в Дженне. А мундио-уанкой шел перед ним вместе с войском и встретил его в области Дженне. Месяц рамадан наступил для ши в Дженне, и в нем совершил он праздничную молитву. И сражался он с жителями Дженне и дважды сразился с людьми Мали. Затем Али ушел, а [захваченных] фулани доставил в Гаогао. Рамадан для него начался в Дьяко, а праздничную молитву он совершил в Канао. Потом [следующий] рамадан для Али наступил в Кадьиби, и в нем он совершил праздничную молитву. [Очередной] месяц рамадан начался для него в Дьярка, а праздничную молитву он совершил в Манти. Затем он возвратился к Реке, и рамадан для него наступил в Моли, праздничную же молитву совершил он в Йатоло ¹⁴³. И ушел ши Али, и возвратился в Гао, и рамадан начался для него в нем, и совершил он праздничную молитву. Затем он выступил из Гао второго шавваля, пошел на Тонди и сражался с жителями Тонди. Остановился он в До и оставался там месяц. Потом он прослышал о проходе моси-коя к Виру ¹⁴⁴, оставил свою родню в Дире и пошел по следам моси-коя. Он пришел в Силу, убил сила-коя /48/ и пошел к Кантао. Месяц рамадан для него наступил в Кантао, а праздничную молитву он совершил в Саму ¹⁴⁵. Моси-кой выступил к Саме и обнаружил, что ши угнал его близких и его богатства. И пошел моси-кой вслед за ши Али, и настиг его, но приблизился к его войску и испугался. Он обратился в бегство и возвратился обратно по следам своим. Все это я перенес из книги деда — альфы Махмуда ибн ал-Хаджа ал-Мутаваккиля, писанной с его слов одним из учеников его. А ши Али отправился в Дире, и [противники] встретились в Коби.

В семьдесят третьем году [22.VII.1468—10.VII.1469] ши Али разгромил город Томбукту, а вошел он в него в четвертый день раджаба [18.I.1469]. В тот год ученейший факих, шейх ал-ислам, возродитель веры кадий Абу-с-Сена Махмуд ибн Омар ибн Мухаммед Акит, да помилует его Аллах, выехал из Биру и возвратился в Томбукту.

Знай же, что ши, аския Мухаммед и Мори Хаугаро, предок людей мори-койра и ее факихов, — все они одного происхождения, [как] и все те, кто прозван “мой", подобно мой-да, мой-нанко, мой-хауа, мой-ка, мой-фири, мой-тасо, мой-гой, мой-йоро и мой-дья. Название их области — Иара ¹⁴⁶. И все, кто есть в этом крае, происходят с запада, из уакоре и вангара. Я расспрашивал всех, кого видел из жителей Каньянги, Биту, Мали, Дьяфуну и подобных этому [мест]: “Были ли у вас в вашей [49] земле племена мой-ка и мой-нанко?" Но они отвечали: “Мы не слышали и не видели этого".

Этот порочный — я имею в виду ши Али — был царем, коему повиновались и коего почитали; его подданные боялись его из-за его свирепости. Он послал своего гонца в Томбукту (а находился он в городе Дженне, осаждая жителей его): дошло до него, что жители Томбукту разбежались и [что] возвратились /49/ жители Виру — в Виру, а прочие — в Футути и Тишит, и каждый бежал в землю, из которой произошел. И повелел Али своему посланнику, когда бы ни достиг тот Томбукту, чтобы он громко объявил им, что государь-ши сказал: “Кто-де покорен ему, тот эту ночь проведет только в Хаукийе ¹⁴⁷, за Рекой; кто же ослушается, того пусть зарежут!" Гонец приехал на закате, ударил в барабан, который привез с собой, и люди собрались к нему. А он сказал: “Вот, султан велит вам всем отправиться в Хаукийю!" Он вынул меч, бывший у него в рукаве, и сказал: “Вот это меч его. А он сказал: "Кто эту ночь проведет в городе, зарежь того моим мечом!"" Это рассказал рассказчик со слов своего наставника Мухаммеда Баба ибн Йусуфа.

И прошло лишь мгновение ока, как все жители выехали. Среди них были и такие, кто не нес своих припасов на ужин, и такие, кто не взял подстилок, и такие, кто был пешим — а в доме у него была лошадь, которую он бросил, думая, что будет долгой седловка. Большинство их — слабых и стариков — провело ночь в Ариборо ¹⁴⁸, некоторые — в Дьента, а [иные] люди пересекали Реку, чтобы ночевать на [том] берегу, и некоторые его достигли. И не наступило еще время заката, как Томбукту совершенно опустел. Люди вышли и не заперли двери своих домов. Остались только больные, не нашедшие того, кто бы их понес, да слепцы, не имевшие поводыря. Этого довольно тебе, [чтобы показать] злобность его. Воистину, из худших людей тот, кого /50/ боятся люди ради свирепости его! Это для меня представлялось почти невозможным. И я не считаю, что у ал-Хаджжаджа ибн Йусуфа ¹⁴⁹, при его кровожадности и свирепости по отношению к людям, случалось подобное этому в подобном Томбукту и в исполнении его приказа.

Когда же ши Али выступил, желая повоевать Дженне, и прибыл в селение там, называемое Шитай (с буквами “шин" с точками, после нее — “йа" долготы, а после нее — “та" с фатхой и “йа" с сукуном), о нем прослышал куран, что он-де собирается на дженне-коя. Этот куран сказал: “Позор мне! Приходит [некий] султан из своей земли, чтобы сражаться с нашим господином, проходит мимо нас — и мы не отразили его!" Он встал, собрал многочисленное войско, и встретил ши, и напал на него ночью. Но ши ответил ему [нападением], и до восхода солнца они вели сильнейшую перестрелку стрелами. [Воины ши] уничтожили войско курана, ши Али разгромил тех, и обратились они в бегство, бежав до ал-Хаджар ¹⁵⁰. Затем, когда [50] Али прибыл в Куна ¹⁵¹, против него подобным же образом выступил тун-кой, но ши Али разгромил и его. Сорья решился выступить против ши Али и встретил его; но тот набросился на него с бессчетным множеством войск и сделал с ним то же, что сделал с двумя его товарищами. Ночь он провел на марше, а дженне-кой, невзирая на все это, спал на своем царском ложе, как будто не беспокоясь. Затем дженне-кой вышел с теми, чье множество не оценить и не счесть. Они оба воевали и сражались шесть месяцев, ведя бои днем. Потом дженне-кой возвратился (это был, по самому верному мнению, Конборо) и провел ночь, строя ночью стену. Как только настало утро, Река поднялась, окружила город, и вода разделила их. Ши осадил их с четырьмя сотнями судов, чтобы не вышел выходящий и не вошел входящий. Впоследствии он не оставлял их в покое, пока не победил и не завоевал их. Он вошел в их [крепостную] ограду, поселился посреди дворца дженне-коя и намеревался в нем жить. И выгнали его из дворца лишь ехидны, змеи и скорпионы, поэтому он и ушел и поселился в доме, бывшем справа от дворца дженне-коя, к востоку от большой соборной мечети. Он завладел домом, поместив в нем своих витязей и свои вещи после своего возвращения. Впоследствии ими завладел аския Мухаммед. А я видел стены дворца после разрушения его.

Когда же /51/ возросли обиды мусульманам со стороны ши Али и несчастья, приносимые им в [делах] этого мира и веры, сердца преисполнились грузом печали и забот из-за него. Люди отчаялись получить утешение в его деле и были разочарованы длительностью его правления, полагая, что оно не прекратится и не окончится. Но ши Али напал на некоего добродетельного бедняка и отобрал его дочь. Этот бедняк пришел к нему в его дом, принес ему жалобу — а ши поклялся, что если [тот бедняк] не выйдет, то он прикажет сжечь его огнем. Бедняк вышел плача, поднял руку к небу, обратился в сторону Мекки и сказал: (“Господь мой! О Господин странника! О близкий [к нам]! Вот ты видишь, знаешь и слышишь. И ты обладаешь могуществом, чтобы обуздать этого распутника и негодяя, для которого длится твоя отсрочка и которого настолько обманывает твое бережение, что он [нападает] на добродетельного человека. Выслушай благосклонно его мольбу и помоги ему, раз он молит о твоей помощи!"

В этот же день к ши Али явились двое святых из числа потомков Мори Хаугаро, родоначальника жителей мори-койра. Имя одного из них было Мори ас-Садик, а другого — Мори Джейба. Они принесли жалобу на зло, которое им обоим причинил некто из его племени, т. е. из [племени] упомянутого ши. И когда Али заметил их, то отдал приказание по их поводу — и они были схвачены и закованы в железа. А он велел их доставить на некий остров и бросить обоих там. И сказал один из них: “Господь мой! Помилуй нас от него и погуби его раньше, [51] чем встанет он с места своего!" Другой же сказал: “И да будет смерть его не в исламе, а в неверии!" Ши в тот момент находился в городе, называемом Куна ¹⁵², в области ал-Хаджар. И он умер в тот же день: его сразила внезапная смерть.

Когда войско Али уверилось в его смерти, они его похоронили на этом же месте, но никто не рассказывал о месте его могилы, да будет над ним проклятие Аллаха. Наутро войско ушло, и никто из жителей той страны не знал о его смерти. И пришли /52/ люди из числа воинов его к Мори ас-Садику и Мори Джейбе на тот остров, сняли оковы с их ног и вывели их с острова на следующее утро. Слава же избавляющему всякого озабоченного, утешающему каждого опечаленного, тому, кто поместил свои сокровища между буквами “каф" и “нун"; когда он чего-либо пожелает, то дело его только сказать: “Будь!" (Коран, II, 117) — и наступает гибель повелителя и освобождение узника ¹⁵³.

Смерть ши Али произошла в месяце мухарраме, который открыл восемьсот девяносто восьмой год от хиджры [23.Х— 21.XI.1492]. Но в [книге] “Дурар ал-хисан фи-ахбар бад мулук ас-судан" [сказано], что смерть ши Али была в девяносто девятом году восьмого века (имеется в виду 899 г. х. [12.Х.1493— 2.Х.1494].— Л. К.). А оставался он на царстве двадцать семь лет, четыре месяца и пятнадцать дней. С ним был в том походе его сын Абубакар, прозванный ши Баро. И когда войско дошло на обратном пути до Банкей, они провозгласили царем вместо ши Али — Баро, во второй день месяца раби ал-ахир [21.I.1493], и это находится в противоречии с тем, что [сказано] в “Дурар ал-хисан" — а там [говорится], что воцарение ши Баро состоялось в Дьяге ¹⁵⁴. Смотри же в этом сочинении!

А рождение шейх ал-ислама кадия Абу-с-Сены Махмуда ибн Омара ибн Мухаммеда Акита, да помилует его Аллах, да будет Он доволен им и да сделает Он его довольным, на один год опередило приход ши к власти, ибо его рождение, как упоминает господин наш Абу-л-Аббас Ахмед Баба ибн Ахмед ибн ал-Хадж Ахмед в своем сочинении “Кифайат ал-мухтадж фи-марифат ма лайса фи-д-дибадж" ¹⁵⁵, произошло в восемьсот шестьдесят восьмом году [15.IX.1468—2.IX.1464].

Среди тех из видных ученых и великих людей ат-Текрура, кто умер во времена ши Али, были факих кадий Модибо Касим-Дьянкаси и Сиди Иахья ал-Андалуси ат-Таделси; генеалогия его достоверна, он — Сиди Йахья ибн Абд ар-Рахим ибн Абд ар-Рахман ас-Саалиби ибн Йахья ал-Беккаи ибн ал-Хасан ибн Али ибн Абдаллах ибн Абд /53/ ал-Джаббар ибн Темим ибн Хормуз ибн Хашим ибн Каси ибн Йусуф ибн Йуша ибн Бард ибн Баттал ибн Ахмед ибн Мухаммед ибн Иса ибн Мухаммед ибн ал-Хасан ибн Али ибн Абу Талиб, да будет доволен им Аллах и да облагодетельствует Он нас святостью их всех. Говорят, что Сиди Йахья назначен был на должность кадия — я читал [52] это в рукописи одного из талибов. И еще осталась речь об упоминании тех, кто умер в дни ши Али.