ИОАНН СКИЛИЦА

ОБОЗРЕНИЕ ИСТОРИЙ

Прим. Красными цифрами даются страницы по изданию: Ioannis Skylitzae Synopsis Historiarum / Rec. I/ Thurn. Berolini; Novi Eboraci, 1973

ИСТОРИЯ ЗАХВАТА НИКИФОРОМ ФОКОЙ ИМПЕРАТОРСКОГО ПРЕСТОЛА (стр. 246-261)

Роман, сын императора Константина, уже достигши зрелого возраста, не мог далее терпеть, видя, как [неудачно] ведутся дела под управлением его отца, и замышлял устранить его путем яда с ведома своей жены, взятой из харчевни. Когда Константин захотел принять слабительное лекарство, ему приготовили содержащий яд напиток и стольнику Никите поручили налить его [для питья] императору. Желая принять этот напиток у святых икон, случайно или умышленно Константин поскользнулся и пролил большую часть, остальное же выпил; [напиток] казался не действующим и безвредным, поскольку при столь малом количестве он потерял присущую ему силу. Тем не менее Константин не мог преодолеть [действия яда] и после того, как яд проник в его тело, он стал себя плохо чувствовать.

На 15 году своего царствования в сентябре месяце 3 индикта в 6468 г. от [сотворения] мира император Константин отправился к горе Олимпу якобы для того, чтобы молитвами обитавших там отцов получить защиту [в их благословениях] и вместе с ними отправиться в поход против сарацин в Сирии; на самом же деле, чтобы встретиться с Феодором проедром кизикийским, который в то время пребывал там, и договориться о низложении Полиевкта. Побыв там, либо из-за полного ослабления тела, либо же снова отравленный сыном, он, удрученный страданиями, отправился обратно и, тяжело больной, вернулся в конце октября в столицу, [где] не завершив своих намерений, умер 9 ноября, проживши всего 54 года и 2 месяца, быв соправителем своего отца, и дяди Александра, и своей матери—13 лет, потом во время тирании Романа полных 26 лет, а после свержения [Романа I] с престола единовластно правил 15 лет. После смерти погребен был рядом со своим отцом, до последнего издыхания злясь на Полиевкта и мечтая о его низложении.

За несколько дней до его кончины с наступлением вечера долгое время падали камни сверху на его дворец и, падая с большим шумом, произвели большие разрушения. Думая, что камни сбрасывались [111] с верхних этажей Магнавры, он приказал поставить там стражу на много ночей, чтобы схватить кого-либо из дерзнувших совершить это. Однако он не постиг, что напрасно старался: ведь это происходило не от людей, но по соизволению высшей силы.

После того как Константин умер и отошел в мир иной, Роман, его сын, овладел властью. Он стал назначать архонтами только лиц, к нему расположенных и ему приятных. И когда он укрепился на царстве, в том же третьем индикте во время праздника Пасхи венчает и своего сына Василия в Великой церкви из рук патриарха Полиевкта.

На следующий год родился у него во дворце Пиги и другой сын, которого он назвал по имени отца Константином.

Будучи еще молодым и предавшись полностью развлечениям, он доверил попечение о всех делах препозиту и паракимомену Иосифу по прозвищу Вринга. Сам же ничего другого не имел в мыслях, как с развратными и испорченными людишками, похотливыми женщинами, мимами и шутами проводить время, отвлекаясь от дел. Тогда же какого-то клирика Иоанна, евнуха, который вследствие непристойных дел при Константине императоре подвергся угрозам и, постригшись в монахи, скрывался в монастыре вплоть до кончины императора, [так этого Иоанна-евнуха Роман] как только овладел властью, освободил от монашества и, исключив из числа клириков, причислил к своим спальникам. Исполненный рвения Полиевкт очень был озлоблен и требовал от императора, чтобы тот удалил из числа своих приближенных человека, который нарушил монашеский обет. Однако император упрашивал [патриарха простить Иоанна], утверждая, что тот не действительно надел монашеское платье и получил благословение от кого-то из иереев, но что он только из страха перед императором притворно вступил в монашескую жизнь. Обманутый Полиевкт освободил Иоанна, причем в этом деле очень старался Иосиф; таким образом, вплоть до смерти Романа [Иоанн] жил на положении светского лица и привольно, как юноша. Но после кончины Романа он снова принял монашеский сан, хотя нрав свой он не изменил.

В этом же году магистра Никифора Фоку, назначенного императором Константином на должность доместика схол Востока и одержавшего много побед над восточными сарацинами, укротившего эмира Тарса Карамона, и Хамвдана, эмира Халепа, и эмира Триполиса Изифа, [этого Никифора император Роман] отправляет против сарацин на Крите, дав ему множество отборных стратигов и хорошо снаряженный флот. Причалив к острову, он уже при высадке вступил в бой и обратил в бегство агарян, которые были на берегу и пытались ему помешать. Сам [Никифор] невредимым высадился, и все его войско совершенно безопасно сошло на берег. Там он устроил мощный лагерь, окружив его глубоким рвом и укрепив частоколом и кольями, расположил [112] флот в спокойных гаванях и, все организовав в безопасности, энергично принялся за осаду городов на острове, и в продолжение целых семи месяцев, пользуясь осадными механическими орудиями и разрушая стены, он подчинял города и военные укрепления. 7 марта 4 индикта он разрушил более всех укрепленный город, который местные жители называли Хандаком, а того, кто был эмиром острова по имени Курупа, он захватил в плен, а также и Анемаса, который властвовал там вторым после него. Подчинив весь остров, [Никифор] намеревался провести там более значительный срок и утвердить на острове свою власть, но, так как по существовавшей молве тот ромей, который овладеет [Критом], обязательно станет царствовать над ромеями, Роман, только узнав о завоевании острова, убежденный доводами Иосифа, отозвал Никифора оттуда. Еще когда Никифор был на Крите, Роман, чтобы не обрушились на восточные [районы Империи] восточные арабы, особенно Хамвдан, эмир Халепа, который был воинственным и наиболее энергичным, послал Льва Фоку, брата Никифора, почтив его саном магистра, выполнять должность доместика.

Вринга, обманутый Никифором тем способом, о котором мы говорили, позволивший ему вернуться домой, раскаялся, что сделал это к худшему, так как, имея в тенетах зверя, позволил ему скрыться, самым глупым образом выпустив его. Итак, он начал размышлять, как и с помощью какой хитрости избавиться от забот об этом. И вот показалось ему более полезным написать магистру Иоанну Цимисхию, очень храброму и энергичному мужу, который после Фоки был в числе наиболее прославленных ромейских стратигов и который тогда являлся стратигом Анатолика, а также [написать] магистру Роману Куркуасу, наиболее прославленному и знатному, который тогда занимал должность стратилата Востока, [этим лицам он решил] послать письма и, возбуждая их честолюбие обещаниями подарков и почестей, побудить их к тому, чтобы они схватили Фоку. И были написаны письма, а смысл этих писем сводился к следующему: если они, выступивши, схватят Фоку и постригут его в монахи или каким-либо другим образом его устранят, то величайшую власть доместика схол Востока получит Иоанн, должность доместика схол Запада — Роман. После того как письма были доставлены названным лицам, они, поскольку очень дружественно относились к Фоке, сразу же показали их ему и стали призывать Фоку проявить силу и решиться на нечто мужественное и храброе. Но так как он медлил и уклонялся [от решения], они начали угрожать, что сами убьют его. Поэтому, устрашенный угрозой смерти, он принял их предложение, и 2 июля того же 6 индикта все восточное войско по наущению Цимисхия провозгласило [Фоку] императором ромеев. Так следует по одной версии. Однако существует и другая и, как кажется, более достоверная, что [Фока] уже длительное время мучился желанием захватить императорскую власть и распален он был не столько страстью к ней, сколько к императрице Феофано; он ступил с нею в связь, когда жил в столице, и часто посылал к ней своего преданнейшего слугу Михаила. Обнаружив это, Вринга и стал относиться к нему с подозрением. Когда слух о провозглашении Фоки [императором] достиг Константинополя, все пришло в смятение. Иосиф, который был в курсе всех событий, пришел в бешенство и не знал, что ему предпринять, ведь он был враждебен горожанам из-за плохого характера. А когда Никифор Фока в сопровождении всего войска подошел к Хрисополю, сопровождаемый приветствиями, Вринга задумал провозгласить кого-нибудь императором, полагая этим направить порыв войска в другое русло. Вскоре после провозглашения Фоки, как [116] мы сказали, Варда, его отец, который тогда проживал в столице, приходит, прося убежища, в Великую церковь; а брат Никифора, хотя он и находился под строгой охраной, сумел тайно бежать и присоединиться к своему брату. Когда это произошло, Вринга совершенно пал духом и оказался в полной растерянности. Он был совершенно неспособен в трудных положениях польстить черни и привлечь путем демагогии толпу, ведь нужно было бы приветливыми и заискивающими словами смягчить волнение масс. Он же, напротив, стращал и приводил в остервенение. Когда все сбежались к Великой церкви, он сам, угрожая толпе, выступил со словами надменными и полными угроз. «Я,—говорил он,— подавлю вашу дерзость и бесстыдство! Я сделаю так, что, покупая хлеб за номисму, вы сможете носить его за пазухой!» Не закончился еще тот день, когда он это сказал (это было в течение воскресенья 9 августа), как вечером Василий, паракимомен императора Константина, недовольный и враждебно относящийся к Иосифу, собрав своих друзей и близких и присоединив к ним домашних слуг, направил их в разные части города к домам своих противников. И от первого до шестого часа в понедельник они разрушили и сравняли с землей дома многих граждан, из которых наиболее замечательным был дом Иосифа. Ведь разрушены были дома не только тех знатных и влиятельных лиц, которые, как казалось, противились [перевороту], но и многих других богатых людей. Таких [разрушений] оказалось великое множество. И если у кого бь1ла распря с каким-нибудь лицом, то он приводил с собой нестройную толпу к дому врага и без всякого препятствия его уничтожал. И многие люди были убиты во время такого бесчинства. И, совершая это на улицах города, на площадях и в тесных переулках, люди провозглашали Никифора Калинником [то есть прекрасным победителем]. Вот это обстоятельство и [помогло] Варде, отцу Фоки, выйти из Великой церкви, где он был жалким беглецом, ожидавшим любой опасности, а паракимомен Иосиф, который до того сильно возносился и гордился, в свою очередь, вошел в ту же церковь как жалкий проситель убежища, считавший сомнительным свое спасение. А приближенные паракимомена Василия снарядили триеры, взяли императорский дромон, со всем флотом причалили к Хрисополю, оттуда приняли Никифора и доставили его в Эвдомон. Оттуда они и весь народ города с прославляющими возгласами, рукоплесканиями, под звуки труб и кимвалов, торжественным шествием вводят [Никифора] через Золотые ворота. Когда же они прибыли к Великой церкви, патриарх Полиевкт приготовился увенчать Никифора императорской диадемой. И Полиевкт короновал его на амвоне святой Великой церкви — был (гот день воскресеньем 16 августа 6 индикта.

Никифор поручил монаху и синкеллу Антонию Студиту вывести Феофано из императорского дворца и перевести во дворец [117] Петрий. Немного спустя отправлен был в изгнание в Пафлагонию Иосиф паракимомен, и оттуда он очень скоро после того переселился в монастырь под названием «Асекретис» в Пифиях. Там он, прожив полных два года, умер. [Никифор] возвел своего отца Варду в сан кесаря.

А 20 сентября, отбросив маску и притворство, он вступил в законный брак с Феофано. И сразу же он начал есть мясо, тогда как до того воздерживался от мясоедения, из-за того что Варда, его сын, рожденный от первой жены, погиб, когда скакал верхом на коне по равнине, играя со своим двоюродным братом Плевсом в поединок, но случайно наткнулся на копье. А [Никифор] или действительно взволнованный этим несчастьем, или же желая скрыть свои намерения, притворился, что об этом знал, кроме бога, только сам Никифор. По свершении брака в Новой церкви дворца, когда Никифор хотел свершить вход во [внутренний алтарь] фисиастирий, его задержал рукой Полиевкт. Приблизившись к ограде престола, он сам вошел в священное место, но оставил .Никифора вне ограды, говоря, что не допустит его войти в фисиастирий, пока он не исполнит эпитимьи вступающих во второй брак. [Полиевкт] этим нанес Никифору большое огорчение, и он был зол на патриарха до самой кончины. К тому же повсюду распространился слух, который немало привел в смущение церковь, что Никифор был восприемником одного из сыновей Феофано при святом крещении. Этой молвой как благовидным предлогом воспользовался Полиевкт и строго потребовал, чтобы [Никифор] или развелся с женой согласно [церковному] канону, или же был вне церковного общения. Никифор же сделал так, как угодно было Феофано. Созвавши тех епископов, которые тогда пребывали в городе, и [специально] отобранных синклитиков, он распорядился [провести] по этому вопросу расследование. Все они заявили, что закон [о запрете восприемникам вступать в брак] был введен Копронимом и что его соблюдать необязательно. И относительно этого даже представили ему отпускную грамоту со своими подписями. Но так как Полиевкт все-таки отказывался от общения с императором, кесарь [отец Никифора] удостоверил, что [Никифор] не был восприемником. Да и Стилиан, протоиерей Великого дворца,-от кого первого, как утверждали, распространилась эта молва, представ перед собором и синклитом, поклялся, что он не видел, чтобы Варда или Никифор были восприемниками. Тогда Полиевкт, хотя и знал, что Стилиан явно дает ложную клятву, снял [с императора] обвинение в синтекнии (Т. е. в нарушении духовного родства при вступлении в брак.), но сохранил прежде выдвинутое требование соблюдения эпитимьи вступающих во второй брак, и таким образом обвинение в большом прегрешении отпало...