МАЛИК ШАХ-ХУСАЙН СИСТАНИ

ХРОНИКА ВОСКРЕШЕНИЯ ЦАРЕЙ

ТА'РИХ-И ИХЙА' АЛ-МУЛУК

Поездка великого малика в Ирак и его возвращение

В начале осени 1005 г. согласно хиджре (переселению) Пророка (1596) после сборища накибов и предводителей Зириха и Рамруда Раис Ахмад и накиб ‘Али вбили в голову великому малику [мысль] поехать в высокую ставку и отправили письма относительно возвращения [сего] раба из Кандахара, как уже было об этом написано недостойным пером.

Вместе с великим маликом в Ирак выехали почти шестьсот конников и 300 стрелков из мушкета верхом на быстроходных верблюдицах. /377/ Неделю спустя они сделали остановку в Баме, подвластном Кирману. Правителем того края был Шах-кули-бек из клана тамлу-йи зиг ⁵⁸⁴, родственник Гандж ‘Али-хана. Они выполнили долг службы. Некоторые мужи Рамруда оставили в Баме своих тощих верблюдов и часть поклажи. Из маликов его сопровождали Малик Мухаммад сын Малика ‘Али, Шах-Абу Исхак, Шах-Хусрау сын Шах-Абу-л-Фатха и Шах-Хусайн сын Шах-’Али. Когда приехали в Кирман, Гандж ‘Али-хан, который был кладезем доблести, кротости, добронравия, щедрости и благородства, явил необычайную ласку, дружелюбие и гостеприимство. Он отправил великого малика к светлейшему наместнику, определив на служение малику часть своих уважаемых родственников. Когда прибыли в стольный город Исфахан, [великий малик] удостоился счастья [в знак] покорности рабов приложиться к ногам счастливого высокого сиятельного наместника. Малик и [другие] родственники были окружены всевозможными ласками. В то самое время [шах] выезжал на прогулку и охоту в Натанз и Кашан. Несколько дней они охотились в окрестностях тех городов. Все [это] время у малика было место в раеподобных маджлисах. Доехали до Кашана, осмотрели тот город и несколько дней спустя вернулись в Исфахан.

В это время из пограничного района прибыл му‘тамад ад-даула и рукн ас-салтана Фархад-хан караманлу ⁵⁸⁵. Светлейший наместник поспешил ему навстречу, поручив ему должность садра. Фархад-хан, несмотря на внешнюю теплоту, не одобрил приезда малика [Систана] в Ирак. Малик, поскольку это было его первое [278] путешествие и он впервые оказался на чужбине, испытывал беспокойство и просил отпустить его [на родину]. Хотя [великому] малику не стоило беспокоиться относительно крепостей Систана — [сей] раб и [его] брат охраняли и заботились бы о них еще три года, — [тем не менее] он испытывал волнение от своего приезда, так что светлейший наместник поневоле спросил его о состоянии крепостей. Малик доложил правду о делах [сего] раба и [его] брата и их благих стараниях в охране и защите крепостей. Несмотря на это, [малик] просил разрешить ему ехать. Фархад-хан вообще не одобрил [предоставление] помощи [малику]. Он говорил: «Когда настанет этот год, мы отправимся в поход в Хорасан по той дороге. Малику мы дадим часть людей».

/378/ Поистине, хороший путь [решения] в такого рода приезде! Беспокойство малика и запрещение Фархад-хана [предоставить] помощь вынудили [шаха] разрешить малику и его родственникам уехать. [Шах] написал на имя Гандж-’Али-хана указ: «Если он сочтет [нужным] и благоразумным, пусть отправит с маликом группу людей, которые бы выехали [с ним] в Систан и доставили людей малика из [их] крепостей в Кирман».

Таким вот образом навваб [великий] малик выехал в Систан ⁵⁸⁶. Хотя дела [совершаются] в соответствии с желанием и предопределением вечно живущего Аллаха, однако старания обладающих опытом людей оказывают влияние на [ход] дел. По всей видимости, люди разумные сочли бы более правильным, чтобы малик пока не упоминал о [своем] отъезде, а в сезон сбора дани вернулся бы из Ирака вместе с августейшей свитой. Поскольку в ту поездку место разумных людей на службе малика пустовало, а малики, находившиеся при нем, никогда и ни по какому поводу не срывали печати молчания со [своих] уст, да они бы и не осмелились это сделать, сам же [великий] малик не обдумал всесторонне [свой поступок], он и вернулся ни с чем со службы светлейшего наместника, хотя такой удобный случай представился [впервые] за много лет. [Когда] он приехал в Кирман, по-видимому, еще до приезда туда Гандж ‘Али-хану пришло письмо от Фархад-хана: «Оказывать помощь [малику Систана] неразумно! Смотрите! Не посылай кого-нибудь с [маликом]!»

После нескольких дней пребывания в Кирмане мулазимам — слугам малика — становится ясно, что помощи не будет. Со всей поспешностью [малик] вернулся [в Систан]. Как уже написано пером истины, он благополучно въехал в благословенную крепость Кал’а-йи Тракун. [279]

В то время в Кал’а-йи Фатх навестить великого малика приехали Малик Махмуди и Малик Абу-л-Фатх. Накиб Махмуд Сарабани и [другие] накибы — все [единодушно] советовали ехать в Систан. Приезд малика из Ирака поднял такой шум в Систане, что, будь их спутниками тридцать венценосцев, узбеки, даже не [пытаясь] узнать, в чем дело, не опустили бы поводьев нигде до самого Герата. Одним словом, мы с тремя тысячами мужей проехали до окрестностей Кичули и Чапраста. Всю ночь накиб и еще двое-трое воинов, желавших сражения, шептались с маликом. Когда настало утро, [малик] спешился в каком-то месте для молитвы. /379/ [Совершив] ее, то победоносное войско, словно голодные волки, совершило налет на укрепления Кичули, схватило двадцать-тридцать узбеков и привезло [их] к [малику]. Расположившийся там малик написал записку Баки-хану, отпустил бахадуров, а [сам] вернулся назад. Малик Махмуди, Малик Мухаммад, [сей] раб, Малик Валад и все [остальные] родственники были опечалены этим его поступком, хотя не обмолвились ни словом, чтобы не тревожить его. Однако были очень расстроены. Когда мы приехали в крепость Тракун, Баки-хан стал укреплять крепость Тагрун, поддерживая добрые отношения с Амиром Махмудом и систанцами. Целую неделю в крепости совещались и изыскивали меры. Все чувствовали растерянность. Если порой кому-нибудь приходила на ум стоящая мысль, другие, несмотря на достаточность ума и твердость духа, высказывали противоположное суждение. В конце концов Малик Махмуди и весь народ сошлись на том, чтобы снарядить войско в Сарабан и перевезти в крепость зерно, вытащив его из песков Сарабана ⁵⁸⁷, которое, подобно наступающему дню, скрыто завесой неизвестности. Когда Кал’а-йи Фатх будет полна продовольствия, тогда можно держать крепость еще некоторое время.

Поскольку было решено созвать на следующий день маджлис, [на котором] малики, накибы и раисы [должны] будут принять решение, [великий] малик в тот же вечер тайно вызвал [сего] раба [к себе]. Он сказал: «Гандж ‘Али-хан и иракское войско не верят в наш приезд. В противном случае они не отказали бы [нам] в помощи. Советую отвезти вашу семью в Кирман. Мы же отправим с вами Хамза-мирзу ⁵⁸⁸, пусть он везет вместе с вашей семьей свою мать. Когда женская часть вашей и нашей семей прибудет в Кирман, Хамза-мирза, так как он еще ребенок, пусть живет в Кирмане, а вы привезите [с собой] кызылбашское войско». Поскольку я был согласен с этим мнением, то принял предложение Малика [Джалал ад-Дина]. Я сказал: «Малик Махмуди и Малик Мухаммад не знают [280] [о вашем] предложении. Быть может, они не дадут согласия. Если же сказать об этом, то тайна перестанет быть тайной. Лазутчики узбеков проведают и перекроют дороги. [Единственный] путь — на завтрашнем /380/ сборище я придерусь к чему-либо сказанному и нагрублю Малику Мухаммеду и поклянусь, что не пойду в войско, в котором будет он. Вы же, [воспользовавшись] этим предлогом, скажите: ”Мы — одни, оставьте такого-то нам!” Когда Малик Мухаммад и Малик Махмуди и остальные родственники уедут в Сарабан и крепость опустеет, мы выедем в Кирман. Через месяц ждите помощь».

Это мнение было встречено с одобрением. В ту ночь [сей] раб не спал, вызвал сорок не имеющих себе равных всадников из Зириха. [Взяв с них] клятву и обязательство не разглашать тайну, твердо сказал им: «Завтра вы поедете со мной. Сделайте вид, что вы отказываетесь повиноваться [систанскому] войску. Это ”неповиновение” направлено ко благу живущих в крепости. Как говорят, ”тот, кто отстал от войска, — лев”». Зирихцы, назначенные сопровождать [нас], доверились этому решению, за исключением Йусуфа Сикандара, который не согласился с ним, тайно от [сего] бедняка ушел с войском в Сарабан и был убит в сражении с узбеками в том самом походе.

Настал день, и назначенное собрание состоялось. Каждый что-то сказал. Малик Мухаммад обратился ко мне, искавшему повод для надуманной ссоры: «Почему ты не стремишься к отъезду в Сарабан?»

Я ответил: «Из-за вас в сражениях, где участвуете вы, ветер победы не колышет знамя победы над хаканом. И вообще ваше мнение расходится с мнением людей разума. Вот уже десять лет, как узбеки вторглись в Хорасан и Нимруз. Мы сделали то, что было в наших силах. Любой человек радуется приезду своих родственников, просит о помощи. Спина нашего терпения согнулась, помогая тебе. Сердце, которое дает силу организму, совсем ослабло».

Малик Мухаммад, полагавший себя [человеком] доблести, при этих словах вышел из себя — ему было стыдно перед систанцами, и он начал кричать. Поскольку судьба уготовила неповиновение, с обеих сторон началось волнение.

Верховный малик сказал: «Такой-то до сегодняшнего дня не грешил строптивостью, а /381/ сейчас возражает. Может быть, малик Махмуди, [остальные] малики и систанцы оставят его в покое? Пусть он побудет с нами в этой крепости, а вы все поезжайте в Сарабан». [281]

[Сей] раб рассчитал зирихцев: «До сегодняшнего дня командование вами было на мне. Теперь приехал молодец из двоюродных братьев малика со стороны отца. Настало время ему показать отвагу и доблесть. Я оставляю вас на него. Нас же увольте!»

На этом собрание закончилось, малики вышли из крепости, с тем чтобы ехать в Сарабан.

Когда показался холм, где находился мазар излучающего свет Ходжи Мухаммеда Ансари ⁵⁸⁹, я ехал вместе с великим маликом, провожая то войско. Подъехал Малик Мухаммад, попросил простить ему грехи и легко получил отпущение. [Сей] раб обнял его, извинился и благословил.

Они направились в Кал’а-йи Фатх и в Сарабан. Три дня спустя выехали из Кал’а-йи Фатх в Сарабан, окружили крепость Тагрун и сразились с Баки-султаном. Около четырех тысяч пеших и конных воинов уехали вместе с Маликом Мухаммедом, Шах-Хабибаллахом, Шах-Валадом, Шах-Абу Исхаком, Шах-Мухаммадом сыном Шах-’Али, Шах-Хусравом, накибом ‘Али сыном накиба Камала, Амиром Мухаммад-Салихом сыном Амира ‘Ашика и накибом-шахи-Баги. В тот же день они сделали остановку в Бунджаре ⁵⁹⁰ и подвергли набегу всю восточную часть Пушт-и Зириха. Всех женщин, что обнаружили, переселили, и малых и взрослых. Все, что нашли, разграбили. И сколько Амир Махмуд ни взывал: «Залейте водой урожай! Вода разрушит крепость Тагрун, и [тогда] Баки-хан, у которого лишь 150 узбеков, попадется к вам в руки», его слова, в которых была заключена правда, они приняли за ложь. Через три дня, когда систанцы узнали о приезде Малика Мухаммеда без согласия великого малике и [о том], что Малик Махмуди находится в Кал’а-йи Фатх и что с ним нет [сего] раба, который всегда вел войну с узбеками, они единодушно приняли сторону Баки-хана.

Теперь я расскажу о себе, что вышло из поездки в Кирман. Когда /382/ войско вместе с маликами отбыло в Сарабан и мы определили час отъезде на следующий день, достоуважаемая мать Мирзы Хамзы, которая должна была ехать в Кирман вместе с семьей и людьми [сего] раба, заболела. Болезнь ее затянулась не четыре дня. Когда случилась эта задержка, я доложил великому малику: «Не дай Бог, Малик Мухаммад и [другие] родственники [мой отказ] уехать припишут осторожности. В этой крепости все еще есть двести пеших [воинов]. Здесь же находятся сорок не знающих себе равных конников Зириха. Если [великий малик] сочтет возможным, [сей] раб съездит в Бар-и Зирих. Без сомнения, мужи Бар-и Зириха присоединятся к [сему] рабу. [Затем] я выеду в Шайх-и [282] Зирих по эту сторону Хирманда, Малик Мухаммад приедет туда с другой стороны. Мы возьмем Баки-хана в окружение».

[Великий] малик согласился с этим, и [сей] раб двинулся в путь. Случилось так, что подоспел Малик Шах-Хусайн сын Малика Касима, который ехал с двадцатью всадниками [на поиски] заблудившегося [воина]. Он умолял меня: «Завтра мы составим вам компанию, а сегодня пусть наши кони отдохнут. Завтра выедем вместе». И я остался. Когда на следующий день утром мы собрались в путь, великий малик сказал: «Раз вы едете, почему бы и нам не поехать. Подождите еще сегодня. Завтра утром отправимся в путь вместе». Таким образом, в тот день вновь вышла отсрочка. Через день великий малик выехал вместе с вашим покорным слугой. Свернув на дорогу, [ведущую] в Систан, мы садами направились в Хауздар. Малик Шах-Хусайн сын Малика Касима уехал в крепость Хауздар и привез с собой местных раисов: Раиса Хусайн-’Али и Раиса Шамс ад-Дина. Вместе с ними мы въехали в крепость и заставили их сняться с места. Было там почти триста семей. Неожиданно из Систана пришел ложный слух о том, что Малик Мухаммад, совершив набег, возвращается назад. Поневоле мы заставили тех людей сняться с места и приехали в крепость Тракун. По воле случая на пятый день Баки-хан сел на коня и [выехал] из Бунджара. В тот же час ему на помощь от Вали-Мухаммад-хана прибыли еще двести человек. Весь народ Пушт-и Зириха из-за плохого обращения Малика Мухаммада объединился с Баки-ханом и выехал с ним. По злой воле рока Малик Мухаммад, /383/ возвращаясь назад, ступил [на дорогу] в обратном направлении. В это время подъехало узбекское войско и [войско] Пушт-и Зириха. Если бы он поехал прямой дорогой, можно было бы вернуться не опозорившись. Глаза всех почему-то отвернулись от прямого пути. Они вступили в пустыню с правой стороны и ехали по пересеченной местности среди ям, в большинстве из которых стояла глубокая вода. Узбеки, видя их трусость и малодушие, дерзнули сразиться с ними. Было около пяти-шести тысяч семей из Хусайнабада, Ханака и Гармсира, которых узбеки переселили в Пушт-и Зирих. Эти люди для придания храбрости войску Малика Мухаммада вошли в [число] его воинов, а их жены и дети застряли среди ям, [наполненных] водой, и среди непролазной грязи дорог. [Отовсюду] доносились вопли и стоны. Узбеки заняли сушу с краю от воды. Часть [из них] спешилась вместе с систанцами. Они преследовали этих несчастных, обездоленных людей, загоняя их в воду. Неприятель окружил их. Они были собраны [все] в одной яме. Стрелки-[283] узбеки, поднявшись на возвышенность, взяли их под прицел мушкетов. Сражение продолжалось с раннего утра до самого полудня. После того они потерпели поражение. Были убиты почти 1500 человек из Зириха и Рамруда, из [числа] старых нукаров [великого] малика и [других] маликов. В том числе погибли Шах-Валад, Малик Мухаммад сын Малика ‘Али и Шах-Хусрау. Шах-Хабибаллаха схватили, Шах-Абу Исхак был ранен. Малик Мухаммад [тоже] был ранен в поясницу и в голень. Амир Махмуд хитростью вынес его оттуда. Малик Мухаммад с великим трудом шел вброд среди воды два фарсаха. Кто-то помог, и он выбрался. Из накибов Зириха были казнены накиб ‘Али, Амир Мухаммад-Салих и накиб-шахи-Баги, которые были главнокомандующими, и двести [других] накибов.

Когда мы вернулись из Хауздара на службу к великому малику, был полдень. Из степи появился пеший [путник]. Мы, сторожившие крепость все дни, сказали: «Человек этот голый!» Потом выяснилось, что это был накиб ‘Али сын /384/ Мухаммад-Хусайна-мустауфи, он был ранен и бежал с поля сражения. Он и принес весть о разгроме войска. Стоны и вопли находящихся в крепости Тракун достигли небесной цитадели. Во время вечерней молитвы стали прибывать толпами раненые и раздетые [воины]. Они сообщали, кто убит, кто остался в живых. Во время последней вечерней молитвы мы отправили в степь людей и коней. До того как настало утро, пришли Малик Мухаммад и Шах-Абу Исхак. Известие о разгроме подтвердилось. Сыновья Шах-Валада, Шах-Хусрау и Шах-Кубад, выехали за своим отцом. Услыхав известие о его гибели, вернулись домой несчастные и отчаявшиеся.

Мать Шах-Хабибаллаха, [узнав], что сына ее схватили, лишилась чувств. Жители Зириха и Рамруда громко плакали по причине случившегося с накибом ‘Али, Мухаммад-Салихом и военачальниками. [Легендарные события] — гибель сыновей Гударза и сражение на склоне [горы] Албурз ⁵⁹¹ — стали былью в крепости Тракун. К [одной] скорби великого малика в крепости Тракун мы добавили другую. Временами великий малик вспоминал слова, сказанные мною для виду Малику Мухаммаду (они сбылись на деле), и удивлялся. Временами из всевидящих глаз ручьем лились слезы скорби [и] печали по погибшим жителям крепости. Крепость была объята великим страхом. Целый месяц продолжалось оплакивание [погибших]. Через месяц, приложив пластырь на раны людей, лишившихся своих близких, мы с помощью увещеваний, наставлений и милосердия запретили людям лить слезы и предаваться скорби. [284]

Малик Мухаммад пролежал в постели четыре месяца. Случившимся был нанесен страшный урон делам [местных] маликов. Ежедневно из Кал’а-йи Фатх приходило известие, что [там] не осталось продовольствия, что узбеки собрались в крепости Тракун и помышляют об осаде. Благомыслящие систанцы и благожелатели прислали тайно к Малику Махмуди гонца: «Это сборище затевает осаду. Мы твердо знаем, что у вас нет продовольствия. Если после бесполезного сражения будет открыт путь к миру, то отдайте им одну крепость, а [себе] возьмите один-два округа, что в окрестностях Тракуна, дабы в вашу крепость поступало зерно. [Тогда] вы сможете продержаться еще два года. Если ссора будет [продолжаться], вы потеряете все крепости».

Малик Махмуди передавал эти вести [малику], пока он сам не обратил внимание. /385/ Поскольку было предельно ясно, что Мир Бабаш, брат Мира Кутлуга, и Дусти-атака принадлежат к старейшим воинам и приближенным султанов Турана и приехали в крепость Тракун для подготовки [договора] о мире, было решено, что оба великих эмира будут находиться у нас в крепости, чтобы день изо дня в Кал’а-йи Тракун шло из Кал’а-йи Фатх продовольствие, [прибывали] люди. Округа Хауздар, Кундар и Рамруд оставили родственникам [великого] малика. Со всей поспешностью мы вывезли зерно из тех округов. В крепости Тракун [теперь] скопилось много припасов. Зерно из Кал’а-йи Фатх было подвезено [к крепости Тракун]. Родственники и мулазимы Малика Махмуди спокойно переехали в эту крепость. Поскольку в крепости [Кал’а-йи Фатх] никого не осталось, семью накиба Махмуда Сарабани тоже перевезли в крепость [Тракун]. Малик Махмуди, оставшийся один со своими двумястами стрелков, тоже приехал в счастливую крепость Тракун. После двух-, трехдневного угощения навваб малик, наградив Мир Бабаша и Дусти-атака почетным платьем, отпустил [их]. Они осели за пределами крепости Тракун, разбив палатки рядом с ветряной мельницей, на небольшом расстоянии [от крепости]. [Сей] раб, узнав об этом, встревоженный, отправился к [великому] малику: «Зачем же вы отпустили бахадуров? Еще тысячу харваров нашего зерна осталось на месте!» — «Мы отпустили их, — сказал великий малик. — Вторично звать их в крепость бессмысленно».

[Сей] бедняк сел на коня и поехал к ним сам: «Сегодня в моем доме — угощение. Все готово, приезжайте, посидим. В конце дня оттуда мы проводим вас».

Простодушные бахадуры вместе с нами приехали в крепость. Тотчас был назначен человек, чтобы привезти в крепость их [285] мулазимов. Бахадуры, проведав, что за угощение ждет их, начали проявлять беспокойство, но пользы это не принесло. В конце концов они назначили часть своих людей привезти в крепость на верблюдах и ослах Систана все зерно. Через 20 дней мы отпустили бахадуров. Если бы они уехали [тогда], в крепость не поступило бы ни мана зерна.

/386/ Во всяком случае, благодаря этой хитрости еще целый год мы [жили] в той крепости, проводя время в пирах и беседах о книгах. Зерна было много, плодов попадалось мало. Финики и грецкие орехи привозили из Мекрана и Сархадда. Временами Ишим-бий тайно присылал баранов, рис, топленое масло. Баки-султан не слишком старался воспретить [ему] это делать. Хождение караванов сократилось. В месяц рамазан в распоряжении [великого] малика был лишь один баран, откормленный на убой. Прошел месяц рамазан. Курдюк и жир того барана тоже использовали для [приготовления] еды для малика. Можно себе представить, каково было положение остальных людей. Несмотря на это, клянусь Всевышним, мы вовсе не огорчались и не обижались. Время проходило в [воздаянии] хвалы Господу, да возвеличится имя его! [Полная] противоположность временам нынешним, когда несметные богатства, состояние накопительства, получение тысяч и тысяч [доходов] проистекают от помыслов о торговых сделках и накопления имущества ⁵⁹². Друзья, которые всегда, словно Плеяды, собирались вокруг той свечи на пиру маликов, теперь, как созвездие Девы, удаляются. Участники маджлисов, нить союза которых была ровна, как шнурок четок аскета с нанизанными на него ста бусинами, выпустив из рук сдерживающую нить обстоятельств, растеряны. Извечная мудрость гласит: «Раздор является поводом для союза огорченных сердец, а накопление средств служит поводом для раздела имущества (?) друзей. Того, в чьем сердце поселилось пристрастие к бренному миру, покинуло благополучие. В чьем сердце закипела страсть к накопительству, пламя [иных] желаний погасло».

Одним словом, конец 1005/1597 г. вплоть до Науруза 1006/ 1597 г. ⁵⁹³ прошел в крепости Кал’а-йи Тракун. В то время желанием [сего] раба было [совершить] поездку в Ирак. Поскольку навваб [великий] малик вернулся из Ирака ни с чем, он принял решение об отправке в Индию достойных доверия людей. С согласия [малика] и по его желанию со временем я отправил в Бам с людьми, знающими дорогу, все имущество, какое было у меня, и своих слуг. [Великий] малик говорил: «Мы с Маликом Махмуди едем в Индию, вы же поезжайте в Ирак. Тот, кто добьется помощи, [286] /387/ вызволит из рук туранских мятежников женскую часть [семей] маликов. Они решили, что Малик Мухаммад с этого дня будет защитником женской половины [семьи малика] в крепости Кал’а-йи Тракун. Когда подошло время нашего отъезда, к воротам крепости с посланнической миссией подъехал Суфи-мирза ⁵⁹⁴, мутма‘ан ад-даула Дин-Мухаммад-хана в сопровождении ста всадников. Для него разбили палатки и устроили угощение за стенами крепости. Той же ночью из Кирмана прибыл Шайх Джаза’ири, проводник из наших мулазимов, с тем чтобы с нами вместе ехать в Кирман. Мы собрались было сесть на коней, когда от малика пришли Шах-Абу-л-Фатх и накиб Мухаммад-Хусайн мустауфи: «У ворот крепости расположился Суфи-мирза. Если вы выедете из крепости, он может схватить вас. Потерпите, пока мы отпустим его. [Тогда] вы выедете».

Мы отложили поездку на два дня. Когда Суфи-мирза уехал, Малик Мухаммад привел к себе Шатир Мухаммад-Хусайна, своего слугу. Он длительное время состоял при конюшне великого малика. Конюшие увезли его обратно. Малик Мухаммад обидел конюших [малика], и [великий] малик обиделся. Во дворе [малика] поднялся крик. Подошел Малик Мухаммад и стал дерзить, что противоречит обычаю младших [в разговоре] со старшими. [Сей] раб узнал и с трудом увел [Малика Мухаммада] домой. Потом пошел к [великому] малику и с помощью извинений и увещеваний снял огорчение с его благородной души. Когда событие обернулось таким образом, Малик Мухаммад забыл о [данном им] слове сохранять спокойствие в Кал’а-йи Тракун, посадил своих людей на коней. Дочери Малика Наср ад-Дина вместе с Шах-Абу Исхаком, младшим сыном Малика Касима, брат которого, Шах-Хусайн, за три месяца до этого события увез свою семью в Кандахар (младшая дочь Малика Наср ад-Дина находилась в доме Шах-Хусайна), благодаря этому родству направились в Кандахар, покинув вместе с ним крепость. На следующий день Мирза Ма’или, тоже водрузив свой дом на колеса, уехал в Сарабан. Камень раздора упал между маликами. Зирихцы один за другим уезжали на свои места. Жители Рамруда отбыли в Рамруд и занялись возделыванием земли.

/388/ Однажды вечером я находился в своем доме. У меня было намерение уехать в Кирман. Про себя я размышлял: «Поездка, которую мы задумали, не состоялась. Малик Мухаммад оказался слабым и не поладил с [великим] маликом. Из-за боязни оставаться в крепости явил непокорность. В настоящее время сохранение царского достоинства зависит только от великого малика. Лишь ты и [287] твой брат, Малик Махмуди, можете поддержать его». Я думал о своей поездке в Кирман: «Что-то из всего этого выйдет?», [как вдруг] во дворе раздался чей-то голос: «Встречайте, гость идет!» Те, кто был в доме, разошлись. Вошел великий малик и, обиженный, сел. Мухаммад-Хусайн мустауфи начал плакать и жаловаться: «Вас осталось трое: [великий] малик, Малик Махмуди и ты. Чего ждать от других? [Разве] сейчас время уезжать в Кирман и оставлять малика одного?»

[Сей] бедняк отвечал: «Я собирался это сделать в интересах [великого] малика. Теперь же уехали все [мои] слуги и [вся моя] собственность. С собственностью [сего] бедняка дело обстоит просто. Но помимо всего уехали две мои сестры, и это заботит меня. В противном случае я не стал бы уклоняться от выполнения воли малика».

Малик сказал: «Я пойду и попрошу извинений у родственников Шах-Валада».

Малик пошел туда и упомянул слова извинения. Они отвечали: «Наша цель не в [сборе] имущества и [наших] людей. Куда поедет наш брат, мы поедем [вместе с ним]!»

Великий малик вернулся радостным. Договорились, что в Кирман мы не поедем, будем сопутствовать великому малику, куда бы он ни направился: «Куда бы ни держал путь тот стройный кипарис, мы будем служить [ему]!»

Одним словом, мы махнули рукой на свою собственность, отправленную в [Персидский] Ирак. На следующий вечер с четырьмя-пятью [слугами], чьи ковры, постель и одежда остались, погрузились на четырех коней. Посадив на коней своих людей и свою сестру, которая осталась одна после гибели Шах-Валада и его сыновей, Кубада и Хусрау, и кончины дочери, и вместе с великим маликом, спутниками которого были Шах-Абу-л-Фатх, Шах-Хусайн, Мирза Мухаммад-Заман и два-три человека из его мулазимов-зирихцев, как, например, ‘Али Хайр ад-Дин, Касим-стрелок и Раис Джамал, мы направились в Кандахар. В тот же час Малик Мухаммад укрепил крепость. В крепости находились два узбека-лазутчика под видом странствующих дервишей. /389/ Они бежали. [Малик Махмуди] отправил [за ними] человека. Тот одного схватил, другому же удалось ускользнуть. В полночь Телим-хан, находившийся в Хауздаре, узнает об этом и посылает дорогой на Сарабан ‘Абд-каравул-биги ⁵⁹⁵ с тремястами конников, чтобы они перекрыли [нам] дорогу в окрестностях Гармсира. Халман диван-биги отправил следом еще триста конников. Ту ночь мы ехали быстрым ходом, пока не достигли плотины Банд-и Булва-хан. За день мы проделали еще [288] некоторый путь. Ехали вблизи р. Хирманд, когда внезапно к нам подъехали Накди-таббах и Малик Шах-Хусайн сын Шах-’Али, которые были сзади. Они утверждали: «Мы видели узбеков, сейчас они подъедут следом [за нами]». Случилось так, что Малик Мухаммед, который уехал со своими людьми, заблудился. Узбек, ехавший по нашим следам, увидел их тени и решил, что это — [великий] малик и [сей] раб. Когда мы услыхали об этом, великий малик стал волноваться за женскую половину семьи. Он сказал [сему] рабу: «Сию минуту [этот] мятежник подъедет, и тогда уже не станет сил что-нибудь предпринять. Я знаю, ты будешь виновником гибели своей сестры и [других] родственников. Мы, и Шах-Хусайн, и два-три оруженосца будем охранять устье реки. Вы же, после того как закончите дела с женской половиной семьи, окажите помощь мне: убейте мать Хамзы-мирзы и двух моих сестер и спустите их [тела] на воду вместе с остальными. У сестры Хамза-мирзы есть ребенок. Ее тоже бросьте в реку вместе с ее ребенком. Если узбек убьет нас, вы и Хамза-мирза бросайтесь в реку. Быть может, вам удастся благополучно переправиться и куда-нибудь уехать». После этих наставлений мы решились на такое страшное дело ради благополучия малика. Простившись друг с другом, мы поехали к берегу реки. Мать Хамза-мирзы сказала своему сыну: «Скажи своему дяде, брату отца, у нас, жен, у всех есть с собой опиум. Каждая съест пять-шесть мискалей ⁵⁹⁶ опиума. Натянув на голову чадру, мы прыгнем в воду. Но сделаем это тогда, когда узбеки подъедут близко к нам. Тогда, уповая на Бога, поезжайте вперед и прыгайте в воду в том месте, где /390/ есть переправа». Я согласился [со словами] этой отважной женщины и остальных жен [малика]. Малик встал у устья реки, [сей] раб — на берегу реки. Все стояли, ожидая смерти. До самой вечерней молитвы не было никаких признаков [появления] противника. Тогда я подъехал к [великому] малику и сказал ему: «Эти всадники так и не появились. Надо разузнать, в чем дело. Два-три человека пусть продолжают сторожить у устья реки, а мы с вами немного проедем вперед и посмотрим, что случилось». Малик погнал коня, и мы поехали с ним вперед. Проехали половину фарсаха ⁵⁹⁷ и не обнаружили никаких следов противника. Той же ночью вернулись назад к своим людям. В первом часу ночи, накормив коней ячменем, мы поскакали галопом. До самого рассвета нигде не останавливались. Дали немного передохнуть лошадям и вновь отправились в путь. После полуденной молитвы мы были в двух фарсахах от селения Банадир ⁵⁹⁸, первого во владениях чагатайцев. Селение это было благоустроенным. [289]

Неожиданно следом за нами подъехали группа [людей], в их числе Шайх Ахмад и Мир Касим. Они крикнули: «Узбеки!» В это время полил страшный ливень, такой, что один не видел другого. Несколько человек отъехали в сторону. Навваб [великий] малик со своим гаремом, [его] сестра и Хамза-мирза попали на дорогу, которая привела их в крепость селения Банадир. [Сей] бедняк, часть женщин моей семьи и семьи Шах-Абу-л-Фатха, а также часть людей [великого] малика оказались в другой стороне. Из помощников [с нами] были накиб ‘Али сын Мухаммад-Хусайна мустауфи, Пахлаван ‘Али Каманча, Мир Касим и Шах-Абу-л-Хасан сын Шах-Абу-л-Фатха, которому было десять лет. Мы поспешно уехали. Преславный и всевышний Бог, заступник и помощник рабов [своих], сохранил жизнь и честь этих людей, которые всегда были благожелателями мусульман. Два часа спустя, убереженные от козней врагов, мы въехали в крепость Банадир. Великий малик пришел в полный восторг. Мы наконец могли передохнуть после перенесенных трудностей пути, воздав благодарность Аллаху. Шах-Абу-л-Фатх и Мир Вайс, которые были с верблюдами, /391/ несмотря на столкновение с узбеками, благополучно прибыли в полночь. Узбеки, увидев их, вообще не обратили на них внимания и продолжали гнать [своих коней], чтобы сначала устранить великого малика и его спутников. После того и верблюды и имущество достались бы им.

Сей бедняк рассказывает. Отряд узбеков составляли те люди, что приехали с ‘Абдом, начальником сторожевого отряда, в соответствии с распоряжением великого хакана Дин-Мухаммад-хана. Халман диван-биги, как только заметил множество людей Малика Мухаммеда, вообразив, что это — великий малик, подъехал [к ним]. Между [ними] была полноводная и глубокая река Рамруди ⁵⁹⁹. Малик Мухаммад попал в безвыходное положение — перед собой он увидел двести-триста узбеков, а путь до Гармсира был дальний. Проще всего было вернуться назад, да и путь короче. И он вернулся, сопутствуемый счастьем и удачей. В это время начался ливень. Ночь, которая является покровом и хранительницей тайн, облачилась в платье цвета амбры: «и мы сделали ночь покровом» (Коран, LXXVIII, 10). Кромешная тьма ночи бросила канат спасения тем растерявшимся людям. Утром Малик Мухаммад достиг ворот крепости. Произнеся «С благополучным возвращением!», он въехал в крепость. Халман-[бахадур], потеряв надежду, уехал на службу к Дин-Мухаммад-хану. [290]

Два дня мы пробыли в местечке Банадир, отдохнув от дорожных тягот и от страха за [свою] жизнь. Остановка была сделана в селении Кал’а-йи Сафар ⁶⁰⁰. Из Кал’а-йи Сафар случилось [прибыть] в крепость Кал’а-йи Лаки ⁶⁰¹. Из Кал’а-йи Лаки мы выехали в крепость Кал’а-йи Буст. Правитель тех мест, Хатим-бахадур, вышел встретить [нас], явив расположение и радушие. С известием [о нашем приезде] он направил гонца в Кандахар. В Кал’а-йи Буст мы оставались пять дней. Туда пришла весть о здравии [наших] родичей и о благополучном прибытии Малика Мухаммеда в крепость Кал’а-йи Тракун. В тот день, когда Хатим-бахадур увез [великого] малика на охоту, во время их возвращения в крепость неожиданно приехал Хамза-мирза и привез весть о кончине ‘Абдаллах-хана, властелина Турана ⁶⁰². Внезапно из Герата прибыл некий человек и рассказал правду [о случившемся]. Несмотря /392/ на то что многие годы систанцы, утомленные жестокими страданиями, сбитые [с пути] превратностями судьбы и блуждающие в долине оцепенения, мечтали о том, чтобы находиться в Систане, где бы к ним пришла радостная весть об избавлении [от узбекского господства], великий малик постоянно говорил: «Жизненный путь ‘Абдаллах-хана закончится в тот день, когда мы выедем из Систана!» И хотя мы всегда ждали вести о [его смерти], теперь, когда родина была покинута, нам стало грустно от этого известия:

Нам, сдружившимся со шквалом несчастий,
Скажи: «Приди, сель страданий, и разрушь [сей] дом до основания!» ⁶⁰³.

Вместе с великим маликом мы дивились превратностям судьбы и происходящему в сей небесно-голубой крепости:

Я смеялся над своими делами и движением Вселенной по кругу,
Открыто плакал и смеялся в одно и то же время.

* * *

Браво! Небо, скажи, как мне благодарить тебя?
О разбойник! Откуда ты привез убийцу рабов?

Одним словом, высокородный хан Шахбек-хан ⁶⁰⁴ прислал своих уважаемых людей встретить [нас]. Приехали Ходжа Мухаммад-Му’мин и Ходжа Хаджи, сыновья Ходжи ‘Али Гуркани, преисполненные сочувствия [к нам], приняли [у нас] поводья и припали [к нашим] стопам. Отец их уехал из Систана в Кандахар и там разбогател. Все их родственники в Кандахаре были исполнены [291] надежды. Цель их приезда в Гармсир на службу к великому малику состояла в том, чтобы [малик] остановился в их доме в местечке Гуркан ⁶⁰⁵. Слуги великого малика уехали в селение Гуркан и остановились в доме Ходжи ‘Али; [сей] раб и Шах-Абу-л-Фатх расположились в доме Шах-Хусайна Гуркани. /393/ На следующий день приехали чагатайские султаны и увезли малика в город. Шахбек-хан привел в порядок белый айван и здание арка и устроил такой пир, что Венера в беседе с небом сокрушалась о том, что она не на земле ⁶⁰⁶. На том собрании присутствовали ряд певцов и поэтов, чагатайская знать, кабульцы, кандахарцы, отмеченные [печатью] учености, знаниями и пониманием тонких мыслей. Поскольку у Шахбек-хана была давняя дружба с [сим] бедняком, верховный малик, узнав [об этом], усадил всех [своих] спутников на почетные места. Шах-Хусайн сын Шах-Касима уже давно находился в Кандахаре. Между ним и высокого достоинства ханом Шахбеком из-за коня вышла небольшая размолвка. К тому же он продал того коня кому-то из чагатайских эмиров. Хан в шутку сказал [сему] рабу: «Вы всех своих спутников посадили на почетные места! Дайте же почетное место и Шах-Хусайну сыну Шах-Касима!» — «Он — двоюродный брат Малика Махмуди, — ответили мы, — и самый почитаемый из родственников!»

Навваб хан и навваб [великий] малик отправились в собрание и сели на большую подушку. Остальные расположились в удобных для них местах. [Хан] стал класть земные поклоны и оказывать такие почести [великому] малику, выше которых невозможно себе представить. Мы оставались в городе три дня. Каждый следующий день тот высочайший хан вел себя с великим маликом иначе, чем в предыдущий, всякий раз доставляя [малику] удовольствие. Через несколько дней после того, как [великий] малик уехал в селение Гуркан, он послал [сего] раба к хану с просьбой о помощи. Навваб хан попросил у меня отсрочку на несколько дней и стал готовить войско, чтобы послать его [с маликом]. Сорок дней малик предавался удовольствиям и наслаждался жизнью, разъезжая по садам Кандахара и Баба Хасан Абдала ⁶⁰⁷. Через сорок дней войско было готово. Начальниками войска из чагатайцев назначили Фулад-султана могола и Шах-Мухаммад-бека Бадахши, из кызылбашей — Аллах-кули-бека джата, Хайдар-султана и Хасан-султана сийах-мансура ⁶⁰⁸. С ними он отправил две тысячи конников, жаждущих сразиться. [Сего] раба вместе с Хамза-мирзой оставил [у себя] в качестве заложников за [предоставленное] войско. Навваб великий малик отбыл в Систан, /394/ в крепость Кал’а-йи Тракун. [292]

После приезда Малика Мухаммеда и распространения известия о кончине властелина Турана Малик Махмуди с Маликом Мухаммедом уехали в Кал’а-йи Сабз. В том месте сосредоточилось огромное войско. Там находились Амир Мухаммад-лала, Амир Саййид-’Али, Амир Мухаммад-Касим, Амир Максуд Казаки и Амир Хайдар. Великий малик [тоже] выехал туда. Высокого достоинства хан, отправив войско [с маликом Систана], направил посла к Дин-Мухаммад-хану: «Малик собирается вывезти [из Систана] свою семью и своих людей, страну и [свой] пост оставляет вам. Он ищет покровительства у шаха. Поскольку доверия к узбекам не было, мы предупредили: не дай Бог, они затеют с ним спор и дело дойдет до мятежа. Зачем затевать дело, которое может окончиться смутой и мятежом?»

Поначалу Дин-Мухаммад-хан приложил все старания, чтобы отправиться на войну. В конце концов [к нему] пришла группа старейшин и старожилов: «Этот человек оставляет крепость и уезжает. Что вы хотите от него?»

[Дин-Мухаммад-хан] одобрил эти слова и отказался от ссоры. Малик выехал из Кал’а-йи Сабз. Мужи из Кал’а-йи Сабз, как, например, Амир Мухаммад и ряд [других] людей, имена которых были названы, стали умолять, чтобы он повременил до послеполуденной молитвы, пока «не раздобудем лошадей и верблюдов и не присоединимся к вам». Чагатайцы не стали ждать ни одной минуты, все сели на коней. В крепость Тракун они не поехали, а приблизились к ней примерно на расстояние одного фарсаха. Поневоле [великий] малик и Малик Махмуди уехали.

Вот рассказ о Малике Мухаммаде. Когда он приехал в Кал’а-йи Сабз, заважничал. Решил до прибытия [великого] малика в Систан отвоевать Кал’а-йи Фатх. Много колебался, [потом] успокоился, уехал с отрядом в Сарабан, чтобы взять Кал’а-йи Фатх. Узбекское войско Ишим-бия прибыло с Халман-бахадуром и рядом других [предводителей], почти двести человек. На берегу [возле] переправы Махмуд-и Сархадди они завязали сражение. Часть людей из Тракуна, подвергшихся в тот день наказанию, обратились в бегство. Войско [Малика Мухаммеда] потерпело поражение. Войско узбеков предприняло атаку. В тот [самый] час Амир Мухаммад-Амин сын Амира Саййид-’Али Турбати, который был мулазимом узбеков, подъехал к [Малику Мухаммаду]. Тот, не поняв [его намерение], /395/ изрубил его на куски. [Затем], пустив коня вскачь, прямо с конем прыгнул с той высоты в [реку] Хирманд. Каков был прыжок, таково было погружение! Даст Бог, о нем будет рассказано [в дальнейшем]. [293]

Таким образом, Малик Мухаммад, опасаясь тех людей, вернулся кандахарской дорогой и все-таки ими же и был убит:

Не следует остерегаться смерти в два дня:
В день, когда она предопределена судьбой, и в день, судьбой не назначенный.
В день, когда смерть предопределена судьбой, [любые] старания бесполезны.
В день, не назначенный судьбой, смерть не наступит ⁶⁰⁹.

По смыслу эти стихи [соответствуют] назидательному изречению царя святости ⁶¹⁰, повелителя правоверных ‘Али:

В отношении смерти тебе предписаны два дня:
День, [в который] нет предопределения, и день, назначенный судьбой,
В день, не назначенный судьбой, нет и приказа на нее.
Тот, над кем рок, не спасется бегством ⁶¹¹.

Его день подошел к концу. Эмиры с большой грустью в другой раз оставили Кал’а-йи Сабз. Каждый уехал в какое-нибудь уединенное место. В следующий раз, когда великий малик приехал в Кал’а-йи Сабз по случаю траура систанцев, он увез Малика Махмуди. Предложил увезти и эмиров. Эмиры раздумывали относительно поездки, когда пришло известие о прибытии султана Телима. [Великий] малик не смог остаться до послеполуденной [молитвы]. Кратко о делах эмиров. Чагатайское войско направилось к крепости Тракун. [Великий] малик выехал следом за чагатайским войском. Вместе с родственниками он поехал в крепость Тракун. Всех [находившихся] в крепости Тракун людей переселил. Кроме 50 стрелков из мушкета, которые были там с давних времен, никого не оставил. Словно [на крыльях] ветра отправился в Кандахар по берегу р. Хирманд. За короткое время доехал до Кандахара. [Сей] бедняк и Хамза-мирза выехали навстречу. Мы были рады встрече. Малик был склонен построить из тростника и дерева жилища посреди Аргандаба ⁶¹² там, где не было воды и был приятный воздух. [Сей] раб воспротивился. В конце концов [великий малик] остановился среди виноградных садов Сафидрудана ⁶¹³. [Сей] раб выехал из Гуркана и снял дом в Панджвайи почти по соседству с великим маликом. /396/ Шах-Абу-л-Фатх уехал от [сего] раба, выбрал место возле великого малика и спокойно предался молитвам Всеведущему Царю и изъявлению благодарности [Аллаху]. Навваб [294] [великий] малик беспрестанно заводил разговор с Маликом Махмуди и [другими] родственниками относительно поездки в Индию. Много раз он посылал [сего] раба к хану. Высокого достоинства хан всякий раз откладывал [решение вопроса] и приводил отговорки. [В течение] нескольких дней из-за клеветы Хайдар-султана, который донес Шахбек-хану, будто [великий] малик имел желание остаться в Систане и что он платил его мулазимам месячное содержание, имела место обида. Шесть месяцев положение оставалось таким.

В то время, которое было расцветом юности и началом наслаждения жизнью, обольстительный свидетель дома красоты, искусный наездник на арене красоты и неги, сладкоречивый Хосрой, Маджнун с улыбкой Лайли, [обладающий] похвальными качествами и достоинствами Мухаммад-Шариф-бек Бадахши ⁶¹⁴, который появился словно рубин из бадахшанской жилы, недавно попал в Индию, так как ‘Абд ал-Му’мин-хан, правитель Балха, услыхав рассказы о красоте и привлекательности той только что распустившейся розы юности, пожелал увидеть его. Его отец, когда [‘Абд ал-Му’мин-хан] прислал приказ с вызовом [сына], уклонился [от исполнения его] и отправил сына в Индию к Бабур-бахадуру ⁶¹⁵, дяде матери. ‘Абд ал-Му’мин-хан послал [вдогонку] 300 всадников. Настигнув их, стали сражаться и были разбиты. Потерпев поражение, вернулись назад. Мухаммад-Шариф попал в Индию. Его дядя по матери был нукаром императора [Индии]. Между тем Бабур-бахадур скончался, и его должность пожаловали Мухаммад-Шариф-беку. Он был удостоен [также] должности стольника. Шахбек-хан заботился о той единственной жемчужине, как о собственном сыне. Поскольку его дом находился вблизи дома Раиса ‘Али, когда мы приезжали в город, оказывались его соседями. После знакомства [внешнего] состоялось знакомство духовное. Бедное сердце попалось в благовонные сети той газели. Тихие напевы [в ладу] ‘ушшак на кануне ⁶¹⁶ любви стали столь громкими, что исполнители мелодии рахави ⁶¹⁷ четвертого макама /397/ напевали в уши влюбленных возбуждающие страсть газели на мотив плача и рыдания. Мой рассказ — притча для влюбленных, для возлюбленных легенда моей любви стала [рассказываемой] в ночное время сказкой. Со временем эта мелодия достигла ушей хана. Джаты из Мавераннахра обливались потом зависти. Поскольку навваб [хан] знал мое состояние, то он удержал приближенных [от каких-либо действий]. Из-за лицемерного отказа от всего мирского я вступил в обитель суфиев, приняв из рук того дающего отраду [295] возлюбленного чашу с красным вином. Большей частью он приходил в мой дом. Я же был более склонен ходить к нему домой. Поскольку в соответствии с чагатайским обычаем у меня были [длинные] волосы, то я ежедневно приглаживал их и смазывал небольшим количеством жира, чтобы от них пахло так же приятно, как от его волос. [Масло] делало мои волосы жирными. От масла улучшалось мое настроение, а веселящее лекарство ярко-красного цвета придавало моему темпераменту живость. Он подавал мне несколько пиал огненной водки и вина цвета расплавленного рубина. Оно так разжигало румянцем щеки на лице моих надежд и мечтаний, что я мог бы состязаться [по их яркости] с солнцем. Так проводил я ночь, чернота которой крепко опоясывала мою жизнь поясом любви. [Сей] раб напевал следующие стихи:

Вчера вечером предавался я удовольствиям и наслаждению.
От веселья не ложился спать до [наступления] дня.
Судьба склонялась [предоставить] господство,
Однако я предпочел ему рабство.

Поскольку ежедневно он бывал один-два часа на приеме у хана и прислуживал ему, то большей частью я встречался с ним в собраниях хана. Когда же маджлис заканчивался, он приходил домой и [там] завершал тот день. Конец дня мы проводили в прогулках по саду. Когда наступала ночь, он проводил ее в соответствии с написанным указом. Так текла жизнь в течение восьми месяцев. С места ночной молитвы, совершаемой наедине, я пришел на улицу [суфийской] обители и избежал лицемерия и отречения от мира. Меня терзал страх. Любовь разбудила в разбитом сердце сильную страсть и залечила душу павшего духом. Действительно:

/398/ Любовь делает и много делала подобного,
Обратила рубище в зуннар ⁶¹⁸ и обращает [до сих пор].

В то время эти самые дни составляли сущность моего бытия, время расходовалось столь расточительно, что, сколько ни окидываю беспристрастным взором течение скоротечного времени и [свои] дела за прожитую мной жизнь, лучших дней для меня не было. Исключением является поездка в Хиджаз, постижение [смысла] ритуального хождения вокруг [восточного] угла [Ка’бы] и мест, обязательных для почитания.

Великий малик и мы шесть месяцев оставались в Кандахаре вместе со [своими] почтенными родственниками в нерешительности. Несколько раз, когда [великий] малик особенно настаивал на [296] поездке в Индию и посылал [своих] людей [к хану], высокого достоинства могущественный хан не соглашался на отъезд малика в Индию и говорил: «Сегодня путь служения сему императору происходит иначе, чем... ⁶¹⁹. Принцы, приехавшие [ко двору императора] со всех сторон [света], подобно низким [людям], стоят на солнцепеке с утра до вечера и служат мне. Я слышал это от людей, которые ранее побывали на службе императора Хумайуна и видели [воочию] его дружеское обхождение с Маликом Султан-Махмудом, правителем Нимруза. Я вообще не одобряю поездку великого малика в Индию. Слышал я [также], каким образом преуспевающий светлейший наместник обошелся с верховным правителем [Систана] ⁶²⁰. Принимая во внимание все сказанное, я не соглашусь на поездку [великого малика] в Индию. Другим маликам, желающим получить чины, поездка в Индию и служение ее императору уместны». Те малики, которые испытывали страсть к накопительству и алчность, с утра до вечера подстрекали верховного малика к отъезду. Пишущий сию рукопись, исходя из здравого смысла, день за днем почтительно доводил до сведения малика, что в скором времени что-нибудь произойдет, что заставит [его] вернуться [в Систан]. И вот в один из вечеров, когда верховный правитель сделал остановку в предместье Панджшира на берегу какого-то канала в тени дерева, в [самом] начале ночи между родственниками произошел тревожный разговор о причинах и целях («почему» и «зачем») этого небесно-голубого свода. Большинство маликов говорили о [сем] рабе, которого /399/ обвиняли в оттягивании поездки [в Индию]. [Сей] раб и Малик Махмуди от избытка печали и скорби расположились на несколько шагов дальше остальных. Некоторое время спустя приехал верховный правитель и увез нас с собой туда, где приготовили пристанище [для него]. Там мы отдохнули. Когда минула полночь, подъехали два всадника и попросили воды. Слуги, а они были систанцами, представили их, и они рассказали: «Вот уже сорок дней, как шах, защитник веры, одержал победу над Гератом ⁶²¹. Все дни, когда он занят игрой в поло или развлекается стрельбой из лука, вспоминает малика Систана».

Поскольку никто не помышлял о прибытии светлейшего наместника в Хорасан, это известие сначала так подействовало на душу, что сладость мечты больше не вызывала приятного ощущения во рту желания. Мы были оглушены, [как от] грохота большого барабана, и напуганы.

[Одним из приехавших] был Салих-мясник, неоднократно приезжавший в Систан торговать. Он был [нашим] знакомым. Другим — [297] Тахмасп-кули ан-нават, он тоже разъезжал туда-сюда. [Сообщенная] им в то утро радостная весть [сняла] с сердца пыль разговора с криводушными [людьми]. Великий малик воздал должное справедливости и приготовился [принести] извинения. Благодарение Богу, путь благодарностям и жалобам был перекрыт. Утром из Систана прибыл слуга Мира Касима сына Амира Мубариза ‘Али и подробно живописал смерть ‘Абд ал-Му’мин-хана, грубое заявление Дин-Мухаммад-хана, его временное восседание на престоле Герата [в течение] пяти дней, прибытие августейшей свиты и его разгром ⁶²². Когда мне случилось беседовать с Шахибек-ханом, справедливый хан из расположения к нам очень упорствовал в запрете ехать [в Индию]. Он советовал: «Если светлейший наместник уедет из столичного города Герата, вы не ездите [в Герат] к верховному эмиру, это задержит вас и дела будут отложены. Вы поезжайте [в Ирак] к шаху!»

Прочитав первую суру Корана, великий малик выехал из арка Кандахара и приехал на стоянку Панджвайи и Сафидрудан. Два дня спустя, /400/ взяв себе в попутчики [сего] раба и Малика Махмуди, он [продолжил путь]. Малик Шах-Хусайн сын Малика Касима, уехавший в Систан за несколько дней до этой истории, с тем чтобы оттуда выехать в Ирак, привел в Кандахар несколько лошадей. Его брат, Шах-Абу Исхак, ехал с нами до крепости Кал’а-йи Буст. Там он переселился в мир вечности. У него заболело сердце, и от этого недуга он в тот же день скончался. Его брат, Малик Шах-Хусайн, заболел в Хауздаре. Удивительное состоит в том, что за одну неделю умерли оба брата. В той поездке с нами были также Мирза Мухаммад-Заман и Шах-Хусайн сын Малика ‘Али. В соответствии с распоряжением жена и люди [великого] малика и жены других маликов оставались в Кандахаре. В Кандахаре также остались Малик Абу-л-Фатх, Хамза-мирза и ряд других маликзаде, как-то: Малик Йахйа, Малик ‘Аваз и Шах-Муртаза. Шах-Хабибаллах, который [участвовал] в последнем сражении на берегу р. Хирманд возле переправы Махмуд-и Сархадди, где потерпел поражение и утонул в реке Малик Мухаммад, вновь попал в руки узбеков. Бахадуры, как-то: Халман и Ишим-бий, держали его в заключении в Кал’а-йи Фатх. Когда после истребления узбеков они привезли из Кал’а-йи Фатх в Кандахар, то передали его вместе с продовольствием павасе ⁶²³. Поскольку всадник-калам выехал на арену рассказа о приезде [великого] малика и остальных маликов на обряд целования земли у шахского порога и [рассказа] об отношениях, сложившихся после победы над Хорасаном, то нельзя описывать [298] то, что выходит за рамки этой [темы]. [В то же время] невозможно умолчать об обстоятельствах сыновей Малика Абу Исхака, которые являются лучшими из маликов и квинтэссенцией ‘Аджама. Представляется уместным рассказать немного о них здесь в конце ослабления [власти] маликов.

Вернемся к нашему повествованию и расскажем о днях победы над Хорасаном и неоднократных поездках [великого] малика в Систан. Аллах — тот, кто содействует и помогает.

Обстоятельства детей Шах-Абу Исхака

Брат верховного правителя [Систана] Малика Махмуда, Малик Абу Исхак, был юношей красивой внешности, человеком добродетельным, умным, способным, отважным /401/ богатырем, [отличным] стрелком, превзошедшим всех в своей страсти к охоте. В расцвете юности он женился на Биби-бану, дочери Малика Джалал ад-Дина Фарахи. Она родила ему двух сыновей и одну дочь: Малика ‘Али, Малика Мухаммада и Биби-Шахим.

Малик Абу Исхак умер за шесть месяцев до кончины государя Ирана шаха Тахмаспа ⁶²⁴, да умножит Господь его блеск.

Малик ‘Акибат-Махмуд взял детей брата на свое попечение и любил их больше, чем родного сына.

Малик ‘Али стал молодцем, равного которому не было среди маликов во всем Систане. Не было подобных ему ни по внешности, ни по поведению, проницательности, каллиграфии, безграничной красоте ⁶²⁵. Через два года после смерти дяди, брата отца, в 1000/ 1591-92 г. он соединился с божественным благословением ⁶²⁶, как об этом уже было вкратце упомянуто.

Его брат, Малик Мухаммад, за полтора года до кончины брата попал в Индию и удостоился благословенного внимания императора Джалал ад-Дина Акбара. [Император] выдал за него дочь Рустам-хана Атака ⁶²⁷. От той почтенной женщины у него родился в Индии сын. Он назвал его [в честь отца] Шах-Абу Исхак. После трех лет служения тому высокому порогу [Малик Мухаммад], услыхав известие о смерти своего брата, вернулся в Систан. Никто из маликов не имел с ним согласия из-за крайней [его] неумеренности, излишней щедрости и расточительности, бахвальства [своей] отвагой и бесстрашием. В сражении возле [плотины] Банд-и Маудуд, выдающемся сражении в летописи о подвигах систанцев — [299] история [Систана] со времен Рустама сына Заля и до сегодняшнего дня не знала подобной битвы ⁶²⁸, — он был [боевым] товарищем [сего] раба и получил два ранения. После сражения он пожелал увезти своих людей в Индию. Малик Шах-Хусайн сын Малика Касима и [сей] раб дали согласие сопровождать его в той поездке. Однако из-за нападения противника, одиночества его светлости верховного правителя, несогласия матери и недовольства брата [сей раб] отказался от своего намерения. Малик Шах-Хусайн сын Малика Касима тоже отменил поездку. По этой причине малик не разрешил [Малику Мухаммеду] везти свое семейство [в Индию], и он выехал из Кал’а-йи Фатх в Индию в одиночестве. [Приехав туда], доложил императору Индии о положении своих родственников.

/402/ Тогда, когда [сей] раб находился в Кандахаре, он прислал ярлык императора, составленный им на имя великого малика, относительно дел Систана. И, как уже коротко описывалось, [Малик Мухаммад] вновь приехал в Систан, сразился с Баки-султаном в пределах Бунджара ⁶²⁹ и потерпел поражение. [В сражении] погибла часть маликзаде. Шах-Хабибаллах был связан и отправлен в темницу. [Великий малик] выехал из крепости Кал’а-йи Тракун со своими людьми, гаремом и рядом маликов и направился в Кандахар. [Сей] раб, отославший в Ирак все свое имущество, намеревался выехать в Ирак. [Однако] в силу обстоятельств присоединился к великому малику и прибыл в Кандахар. В той поездке я воочию убедился в правильности сказанного в следующем двустишии, которое много раз повторял про себя:

Господь ведет корабль куда пожелает,
Сколько бы ни рвал капитан на себе одежду.

Поневоле, когда я столкнулся с бахадурами, как уже об этом писалось в рассказе о поездке [великого] малика в Кандахар, повернул назад и вместе с родственниками обрел покой в крепости Кал’а-йи Тракун. Услыхав известие о кончине ‘Абдаллах-хана, вместе с Маликом Махмуди уехал в Кал’а-йи Сабз. Там собрались эмиры Пуште Заве, йары [рода] Аййуба и крестьяне из поместий маликов, старые, беспомощные мулазимы Систана, всего две-три [тысячи] семей. Малик Мухаммад, думая овладеть Кал’а-йи Фатх, пришел в движение и повел войско в Сарабан. Возле переправы Махмуд-и Сархадди завязалось сражение. Его войско потерпело поражение, а сам он бросился в [воды] Хирманда и вместе с конем [300] утонул. 14 месяцев спустя, когда бахадуры-узбеки ушли из Систана, а великий малик и ваши покорные слуги находились в высокой ставке в священном Мешхеде, Шах-Хабибаллах приехал из Кандахара в Систан. В это время вода в Хирманде спала. Труп Малика Мухаммеда оставался на дне реки, в песке. Кто-то из Зириха увидел его и сообщил. Шах-Хабибаллах поехал туда, осмотрел труп, снял кольчугу с тела покойного, и в это время из носа [Малика Мухаммада] полилась кровь. Удивительно, что через четырнадцать /403/ месяцев после смерти из носа пошла кровь. В сей книге упомянуто об этом на основании свидетельств очевидцев — в противном случае [это] обстоятельство представлялось бы далеким от действительности.

У Малика ‘Али детей не было. У Малика Мухаммада — один сын, он в Индии. Его зовут Малик Абу Исхак. Дочь Малика Абу Исхака, на которой был женат пишущий сию рукопись, 28 лет находилась в доме [сего] раба. Бракосочетание состоялось в 998 году, 20 сафара (30 декабря 1589 г.). В конце 1025/1616 года, когда [сей] раб был при высокой ставке в Даники в Ширване ⁶³⁰, она умерла в касабе Фараха и была похоронена при мазаре излучающего свет Шах-’Али Фарахи, величайшего из суфийских шайхов ⁶³¹, из предков [сего] раба со стороны матери и [моей] покойной жены. Он упомянут в «Нафахат ал-унс». Преславный и высочайший Господь подарил [сему рабу] от усопшей детей: одного сына и одну дочь. [Сын] в настоящее время пребывает на чужбине, вдали от родственников и своих соплеменников. Его имя — Мухаммад-Му’мин. Надеюсь, что он достигнет мирских благ и ступеней веры и что ему будет сопутствовать успех!

Когда с помощью всемилостивого Аллаха великий малик, Малик Махмуди и [сей] раб въехали в касабу Фараха, Малик Байазид Фарахи, который в то время вместе со своим внуком, Маликом Шах-султаном, был занят по приказу светлейшего [шаха] осадой арка крепости Кал’а-йи Фарах, где проживал Суфи-мирзай, вакилъ Дин Мухаммад-хана, вышел встретить [великого] малика. Мы оставались в крепости Фараха два дня. Малик Байазид приехал [с нами] [301] в селение Рух ⁶³². Оттуда он направил [светлейшего] малика в высокую ставку. Шах-Хусайн сын Малика ‘Али и Мирза Мухаммад-Заман получили у великого малика разрешение [ехать] в Систан. Малик Махмуди, [сей] раб, Амир Гийас сын Амира Хазара и мулла ‘Абд ал-’Азиз, [оба] из мулазимов, поспешили в высокую ставку. Через три дня показался Зийаратгах, подвластный Герату. Мы стояли в Зийаратгахе до [времени] молитвы, совершаемой после полудня, [в надежде], что, быть может, к нам присоединятся Малик ‘Абдаллах Фарахи и Амир Мухаммад-лала, которые в то время были в Герате, /404/ и рассеют беспокойство великого малика о Малике ‘Абдаллахе. Эти люди приехали с опозданием. Малик, потеряв надежду [на их приезд], заспешил. Поскольку навваб Хусайн-хан, верховный эмир, был в Герате, а тремя днями раньше из Герата выехал шах, являющийся убежищем для всего мира, они поскакали галопом. Когда показался Гурийан ⁶³³, [сей] раб почувствовал некоторое недомогание. Несмотря на жар, мы ехали с предельной скоростью. Когда во время вечерней молитвы мы проехали через Тирпул ⁶³⁴ и поднялись на возвышенность с его западной стороны, [увидели, как] со склона вниз спустился отряд всадников. С несколькими вооруженными людьми мы перерезали им путь. То были люди Малика ‘Али-султана джарчи-баши и баджи-буйук ⁶³⁵. Мы помешали им достигнуть цели. Следом подъехал [сам] Малик ‘Али-султан Исфахани. При переговорах он узнал голос [великого] малика. История эта такова. Малик ‘Али, [когда] был молодым человеком, по дороге в Индию дважды приезжал в Систан и был хорошо знаком с маликом и [сим] рабом. Узнав малика, он тотчас же подошел к нему, заключил его в объятия и проявил дружеские чувства. С нами он тоже вел себя как старый знакомый. Он отстал от августейшей свиты с той целью, чтобы навьючить слонов, [участвовавших] в сражении при Пул-и Салар, и доставить их в высокий лагерь, а [затем] отослать их в Ирак ради [снискания] славы. Когда он присоединился к великому малику, то стал провожатым, [указывал нам] путь. Утром мы приехали в окрестности Кариз-и Тайибад ⁶³⁶. Высокий лагерь еще не откочевал. Тот день прошел вблизи мазара Мир-и Кариз. Едва наступила ночь, мы выехали в путь. Утром в окрестностях Джама ⁶³⁷ мы присоединились к победоносному лагерю. Тотчас отправились в резиденцию шаха. Счастливый, как молодое счастье, шах сам вышел из своих покоев. Когда его благословенный взор пал на малика, он узнал его. Малик приложился к благословенным ногам шаха. Малик Махмуди и [сей] раб также удостоились чести лобызать ноги шаха. Шах всячески [302] обласкал [нас], расспросил про состояние крепостей [Систана] и посмотрел милостивым взором на [сего] раба и [его] брата. Тотчас для [великого] малика, Малика Махмуди и [сего] раба привели трех разубранных коней. Поцеловав августейшее стремя, /405/ мы сели на коней и отправились вместе со светлейшим [шахом] на охоту на гепардов. Во [время] охоты [шах] расспросил как должно о [наших] делах.

Тенгри-Берди-оглан, захваченный в сражении и принимавший участие в [той] охоте, увидев [сего[ раба, узнал и подробно рассказал [шаху] о сражении при [Банд-и] Маудуд. Светлейший наместник, закусив палец удивления, изумился и одобрил [мой поступок]. До прибытия в Мешхед в течение пяти дней [шах] пожаловал великому малику и [его] рабам полное ⁶³⁸ одеяние. В тот день, когда мы въехали в священный Мешхед и удостоились чести совершить поклонение, светлейший наместник устроил в саду Мешхеда, который служил местом жительства ‘Абд ал-Му’мин-хана, празднование последней перед Наурузом среды ⁶³⁹. В конце того дня [ко мне] вновь вернулась лихорадка, которая было оставила меня. Августейший наместник выехал в сторону Радкана ⁶⁴⁰ охотиться на горлиц, поручив врачу Камал ад-Дину Хусайну Казвини осведомляться в священном Мешхеде о состоянии здоровья [сего] раба. Великого малика и Малика Махмуди [шах] увез с собой. Десять дней спустя, когда я немного поправился, [в Мешхед] вернулся из высокой ставки правитель Мешхеда, Будак-хан Чигини ⁶⁴¹. Светлейший наместник прислал [с ним] для [сего] раба почетный халат и указ о том, чтобы я съездил в Кандахар и привез [оттуда] в Мешхед жену и своих людей, а также всех систанцев. В соответствии с высочайшим указом [сей] раб приехал из Мешхеда в Герат. В Герате провел несколько дней и оттуда выехал в Кандахар. Попутчиком [сего] бедняка в той поездке был мавлана ‘Абд ал-’Азиз. Когда прибыли в Кандахар, [оказалось], что все малики больны и разбрелись [кто куда]. Я залез в долги и приложил много стараний для их отправки в Систан, снабдив оружием. В Кандахаре [сей раб] провел еще шесть месяцев у Шахбек-хана. Шах, защитник веры, увез великого малика и Малика Махмуди с охоты в Астарабад, Мазандаран и Гилян, а оттуда в Казвин, объехал [с ними] города [Персидского] Ирака. Поскольку до приезда [великого] малика в высокую ставку управление Систаном в дополнение к Кирману /406/ шах отдал Гандж-’Али-хану, ждали, что Гандж-’Али-хан пришлет ключи от крепостей (так!). Когда Гандж-’Али-хан вступил в Систан и овладел крепостью Кал’а-йи Фатх, стрелки Тракуна [303] отказались сдать [свою] крепость. Малик Шах-Хусайн сын Малика Шах-’Али и Мирза Мухаммад-Заман выехали в упомянутую крепость, привезли туда Гандж-’Али-хана и передали ему эту крепость во владение. Когда поступили ключи от [других] крепостей [Систана,] [когда] пришел доклад Гандж-’Али-хана о покорности систанцев и разорении Систана, [шах] передал Систан великому малику и [остальным] уважаемым маликам ⁶⁴². Были составлены указы, подлежащие обязательному исполнению. Копию указов переслали [сему] рабу в Кандахар с Хан-Ахмад-ака. [Сей] раб, в свою очередь, собрал в одно место пять-шесть тысяч [систанских] семей и ожидал вестей. Когда приехал Хан-Ахмад, мулазим великого малика, и привез письма и бумаги, мы двинулись в путь из Кандахара и приехали в Систан с тем многочисленным сборищем. 1 мухаррама 1007/4 августа 1598 г. вступили в Кал’а-йи Фатх, а через несколько дней откочевали оттуда в Бар-и Зирих [и] в Джалалабад, местность, подвластную Чунг-и Марган. Гарем и [остальные] люди великого малика остались в [Кандахаре]. [Сей] раб и родственники разместились в своих наследственных домах в Джарунаке. Систан вновь закрепился за [местными] маликами. Когда прошли с этой даты четыре месяца, приехал Малик Махмуди с отрядом гази, ставших его нукарами. Эмиры Систана, как, например, Амир Махмуд, Амир Мухаммад, Амир Саййид-’Али, Амир Мухаммад-Касим из рода Йаран-и Аййуб, Амир Мухаммад-Му’мин, Амир Максуд и другие, которые являются давними соседями маликов, пришли на службу и выразили искреннюю привязанность. Накибы Зириха, военачальники Сархадда и все марзбаны Систана в соответствии с древним обычаем надели себе на шею ярмо служения и покорности, но не согласились [признать за собой] вину.

1 джумада I 1008/19 ноября 1599 г. ⁶⁴³ в Джарунаке родился мой желанный сын, Мухаммад-Му’мин. Весь народ был в сборе. В конце того дня из Ирака приехал великий малик. Рождение Мухаммад-Му’мина было отмечено счастьем. [Местные] малики, эмиры, [остальные] систанцы /407/ выражали радость.

Три месяца спустя [до нас] дошла весть о прибытии в священный Мешхед светлейшего наместника. Оттуда [шах] прибыл в Герат ⁶⁴⁴. [Сей] раб и великий малик I рамазана упомянутого года (16 марта 1600 г.) удостоились чести в стольном городе Герате припасть к ногам шаха. После того как месяц рамазан подошел к концу, [шах] выступил в Мерв и покорил области Санджари ⁶⁴⁵. После взятия Мерва через Мешхед и Кухистан мы с [великим] маликом вернулись в Систан. Еще через год случился поучительный [304] поход на Балх ⁶⁴⁶. В том походе в победоносном марше [сей раб] был мулазимом победоносного стремени. Когда вернулись из мервского похода, мой брат, Малик Махмуди, рассерженный обстановкой в Систане, уехал в Мекран. В Дизаке ⁶⁴⁷ он заболел и умер, об обстоятельствах смерти будет рассказано в его жизнеописании.

По возвращении из балхского похода августейший наместник целый год оставался в священном Мешхеде. [Шах] потребовал [к себе] малика. Когда малик присоединился в священном Мешхеде к августейшей свите, [шах] увез малика в [Персидский] Ирак. Он находился возле августейшего стремени в походе на Тебриз, во время взятия Ереванской крепости и по возвращении в Тебриз ⁶⁴⁸. Через три года приехал в Систан.

В то время, когда великий малик был на службе светлейшего [шаха] в Ереване, [сей] раб со всей искренностью старался в [исполнении] возложенных на него обязанностей. В Систан приезжал Малик Шах-султан Фарахи. Между ним и сыновьями Малика Наср ад-Дина вышла крупная ссора. Поскольку Малик Шах-султан находился в доме племянников [сего] бедняка, родственники все оказались втянутыми в ссору. Люди великого малика приняли их сторону. Поневоле на долю [сего] раба выпала [необходимость] встать на сторону Малика Шах-султана и племянников. Все малики и мулазимы великого малика напали на него. У него было несколько верблюдов. Они хотели, чтобы сыновья Малика Наср ад-Дина завладели [его] имуществом. Путь ему перекрыли. [Сей] бедняк вместе со своими людьми доставил его в Ук. Из Ука [сей] бедняк по долгу службы привез его в Фарах. Его мать, Биби Салиха дочь Малика Хайдара сына Малика Абу Исхака, держала [сего] бедняка в Фарахе несколько дней. /408/ Наместник [шаха], верховный эмир Хусайн-хан, и мудрейший Мирза Кавам ад-Дин Мухаммад ⁶⁴⁹, услыхав о приезде [сего] раба в Фарах, прислали в Фарах человека и предложили [сему] бедняку приехать в Герат. Я выехал в Герат.

В это время Хусрау-султан, гулям Хусайн-хана, вместе с Миром Зайн ал-’Абидином взяли крепость Буст ⁶⁵⁰. Шахбек-хан послал всех чагатайских эмииров и знать окружить его. Верховный эмир дал [сему] рабу около тысячи конников и отправил на войну с чагатайцами. [Сей] раб приехал в Фарах. Исма’ил-хан ⁶⁵¹ тоже согласился и выступил в Гармсир, а [затем] в Кал’а-йи Буст. С помощью Аллаха и при содействии шаха были одержаны [эти] победы. В той войне были убиты 600 человек, а сто человек [из войска] неприятеля попали в плен. Оставив в крепости Мухаммад-Заман-султана ⁶⁵², мы вернулись в Фарах. Когда [сему] рабу стало ясно, что нежная [305] душа великого малика оскорблена поездкой [сего раба] в Герат, только что имевшей место, я отправил в Фарах к Хусайн-хану человека: «Военачальников противника мы отослали, а сами выехали в Систан» ⁶⁵³. Пробыв в Систане месяц, я поспешил в Сархадд и в Мекран. В Сархадде, Бин Фахле и Дизаке я пробыл шесть месяцев. Во время той поездки была сочинена в стихах поэма «Михр-у вафа» («Любовь и верность») ⁶⁵⁴. Когда же до слуха [сего] раба дошла весть о приезде великого малика из Азербайджана в Систан, я поспешил вернуться из Сархадда в Систан и удостоился радующей сердце беседы. Все дни я проводил в беседах, прогулках и занятиях охотой.

Когда таким образом прошел один год, распространилась весть о кончине властелина Индии Джалал ад-Дин Акбара в 1014/1605-06 г. В это время Хайдар-султан сийах-мансур, нукар Шахбек-хана, восстал против него и захватил крепость Мирмандаб ⁶⁵⁵. Шахбек-хан сам пошел походом на него. [Хайдар-султан], ища защиты у кызылбашских эмиров, слал прошения. Так как в то самое время известие о кончине государя Индии стало широко известно, недальновидным людям показалось возможным овладеть Кандахаром. По недомыслию было решено, что войска Систана и Фараха отправятся на помощь Хайдар-султану. Когда /409/ великий малик достиг окрестностей Буста, войска Хусайн-хана и Исма’ил-хана пришли в Мирмандаб. Вблизи Гиришка ⁶⁵⁶ войска сошлись. За несколько дней до этого Шахбек-хан напал на крепость Гиришк. Он имел намерение овладеть крепостью. К воротам крепости подошли огромные, как гора, слоны. Башни и крепостная стена чуть было не обрушились. Со всех сторон в ров хлынуло войско, подъехал сам Шахбек-хан. Хайдар-султан выстрелил из мушкета с крепостной башни и попал в руку Шахбек-хана. Раненый хан повернул назад, и крепость, таким образом, уцелела.

В это время кызылбашские эмиры устроили совещание. Великий малик изволил сказать: «Овладеть Кандахарской крепостью трудно. Тем более что приказа от государя не было. Вы пришли [сюда] на помощь Хайдар-султану. Теперь предпочтительнее вернуться назад!»

Те, кто возлагал надежду на имущество и золото крепости, с несбывшейся мечтой стремились к отъезду. Войско то [все же] вошло в Кандахар. Войско Систана [стояло] в воротах Машур, Исма’ил-хан — в воротах Дарвазе-йи нау ⁶⁵⁷, войско шамлу объединилось с Байрам-султаном шамлу ⁶⁵⁸, а тюрки-одиночки из Кандахара захватили ворота Шахр-и кухна ⁶⁵⁹. [306]

В течение одиннадцати месяцев была окружена Кандахарская крепость. Ежедневно в предместье, вокруг горы и [вблизи] Мазар-и Санг шли бои. Вокруг горы сражались храбрецы Систана. Они держали в осаде также ворота Машур. Раз в день они ходили на помощь в Шахр-и кухна и Мазар-и Санг. Базар сражений в том году был оживленным, все дни [не переставая] пылал огонь смуты. Конец его, свидетель победы, [все] не показывался в зеркале надежды эмиров. Не был облачен в платье победы стан мольбы о желанном. Несмотря на то что у Мустафы-бека сына Наджм-и сани ⁶⁶⁰, вазира и надежной опоры Исма’ил-хана, были отношения искренней дружбы с [великим] маликом, он прилагал добрые старания в примирении сторон. [Сей] раб, с другой стороны, притворно изъявлял дружбу и оказывал помощь, а могущественные ханы не уклонялись от приятных разговоров о дружбе и согласии искренне преданных друзей, однако дело не двигалось [вперед]. Преславный и высочайший Господь, /410/ от желания которого зависит сохранение противного и согласного, защитил ту рассыпавшуюся крепость. Когда после распространения вести о кончине Акбар-шаха Hyp ад-Дин Джихангир-шах стал властелином двух третей Вселенной, то есть Индии, он разослал фирманы во все концы великой империи, собрал войско, назначил его главнокомандующим Мирзу Га-зи-тархана ⁶⁶¹. Кандахар он передал в управление Наухийабек-хану Кабули, который удостоился звания сардар-хан («главнокомандующий хана»), а Карабека Курчайи ⁶⁶², получившего в то время чин панджхазари, взял с собой: «Если сражение с кызылбашским войском и [войском] Забулистана окажется невозможным, пусть он выступит застрельщиком примирения». Назначил [его] главой султанов, перечисление имен которых было бы длинным, и 30 тыс. конников.

Могущественные эмиры уже давно знали об этом и вели по этому поводу разговоры. В конце концов пришли к тому, что пошлют в Фушандж к афганцам [племени] тарин ⁶⁶³ Мустафу-бека, дабы помешать тому войску идти той дорогой. Мустафа-бек с теми людьми перекрыл [дорогу] через перевал. Решили [также], что [великий] малик пошлет [сего] раба с пятьюстами конниками из Систана, [к ним] присоединится Шахсавар-бек, двоюродный брат Исма’ил-хана ⁶⁶⁴, тоже с пятьюстами конниками-кызылбашами и еще пятьсот конников-кызылбашей, проживающих в Кандахаре, и они выступят по дороге на Абдали ⁶⁶⁵ навстречу чагатайским эмирам. Сам [великий малик], отослав войско в крепость Панджвайи, направится следом за воинами с не имеющими себе равных, [307] стремящимися в битву молодцами и сразится с чагатайскими эмирами там, где это будет возможно и обусловлено.

Через несколько дней после отправки Мустафы-бека попутчики [сего] раба и Шахсавар-бек были готовы [к походу]. Все было подготовлено для сражения, когда нежданно из августейшей ставки прибыл гонец. Он привез шахский приказ о том, что, «если крепость [уже] покорена, мы передали бы ее представителям властелина [Индии]. Если же идет сражение и подул ветер победы [в нашу сторону], мы прекратили бы сражение и вернулись назад» ⁶⁶⁶.

В тот же миг данный приказ, словно круговращение /411/ небес, разбросал то сборище в разные стороны. Триста всадников были посланы на поиски Мустафы-бека. Откочевав лагерем, мы разбили палатки на один-два дня на берегу р. Аргандаб, когда [к нам] присоединился Мустафа-бек. [После того] мы держали путь в Систан и Фарах. Шахбек-хан был спасен. Чагатайские эмиры, вступив в Кандахар, напустили на себя важность, каждый из них определил для себя знак отличия. Шахбек-хан вознамерился идти на Кабул, Сардар-хан ⁶⁶⁷ обосновался в арке Кандахарской крепости. Мирза Гази водрузил в Ходжа-йи Миср знамя полновластия.

После того события верховный малик поселился в Систане. [Сей] раб вот уже пять лет как испытывал желание совершить паломничество в Мекку и Медину, [однако] был лишен этого счастья из-за дружбы и расположения к верховному малику. В то время сильное желание [отправиться в хаджж] лишило меня самообладания. [Сей раб] подготовил все необходимое для путешествия. Несмотря на пять лет отсрочки, верховный малик все еще не соглашался на отъезд [сего] раба. В следующий раз он дал разрешение. Дело было в том, что сам [верховный малик] тоже испытывал такое желание. Было назначено время для того счастья, и [сей раб] удостоился этого подарка. Поездка состоялась в 1017/1608-09 году, соответствующем году Обезьяны ⁶⁶⁸. Поскольку события этого путешествия в Хиджаз подробно описаны в [нашем] сочинении «Тухфат ал-харамайн» ⁶⁶⁹ и, кроме того, вкратце о них будет рассказано в моем жизнеописании, поэтому я не буду утомлять читателя «Хроники» подробностями. Короче говоря, по возвращении из паломничества [сей раб] удостоился счастья встречи с верховным маликом.

После победы над областями Ширвана ⁶⁷⁰ луч шахских милостей засиял над жителями [Персидского] Ирака, осветил просторы Исфахана. Оттуда [шах] прибыл почтить озаренный святостью Мешхед и гробницу победителя, восьмого имама [Ризы] ⁶⁷¹. Верховный [308] малик, получив сие известие, выехал на служение светлейшему [шаху]. Вопреки наговорам клеветников, очернителей и хулителей, которые обвиняли в то время верховного малика в оказании помощи и услуг чагатайцам, а также в поддержке Шахбек-хана, он более прежнего удостоился милостей [шаха]. Высочайший /412/ наместник изволил спросить о делах [сего] раба. До августейшего слуха дошла весть о поездке [сего раба] в Ка’бу. Верховный малик, который держал в своем лучезарном сердце большую обиду на [сего] раба, так как за всю жизнь мы не делали ничего, не достигнув взаимного согласия, поездка же в Хиджаз была предпринята без его согласия, сказал [сему рабу]: «Раз высочайший наместник спросил о вас, то после возвращения из великой Мекки [вам] надо съездить на поклон к светлейшему [шаху]».

В это время светлейший наместник передал область Мекран, которая всегда входила в состав провинции Нимруз, Шахвирди-султану, курду [из рода] Махмуди ⁶⁷², чтобы тот покорил эту провинцию. Малик выехал в Мекран для захвата Джалка и Дизака и их пределов, с тем чтобы включить их в состав пограничного района Систана. Несмотря на то что после возвращения [сего раба] из Мекки все еще не сдуло пыль огорчения с зеркала души [великого] малика, он предложил [мне] принять участие в той поездке. [Сей] раб в соответствии с предложением Амира Камал ад-Дина Хусайна Табаки и группы близких друзей догнал малика в селении Шайхланг, [но] чувствовал себя в том походе отвратительно. Хотя малик оказывал [мне] всяческое внимание, однако внутренняя чистота излучала свет на внешний облик. Всякий раз, когда что-нибудь случалось, обида, огорчение вспыхивали с новой силой. В том походе были налицо предпосылки для неудовольствия. Внешнее согласие достигалось тем, что [сей] раб держал в месяце раджабе пост и не посягал на чужую собственность. Малик тоже придерживался этого правила и заявлял: «Поскольку такой-то держит пост, мы согласны с ним». Однако [на деле] проявлялось невнимание. На второй день обложения крепости Дизак Малик Мухаммад сын Малика Кубада и [сей] раб вошли в крепость. Амир Мукрам сын Амира Шамс ад-Дина Мухаммада, военачальник Мекрана, выказал полное смирение и повиновался. Так как взять крепость не удавалось, а возвращаться, не достигнув цели, великий малик считал неблагородным, в надежде /413/ на улучшение взаимных отношений, несмотря на то что систанцы и жители пограничного района Сархадд [стояли] близко друг к другу и с обеих сторон сверкал огонь [выстрелов] из мушкетов, застилавший звезды, мы запретили [309] обеим сторонам стрелять из мушкетов. Выехав из крепости, мы удостоились чести [иметь] беседу [с великим маликом]. Малик был очень доволен. Некоторое время спустя [к нему] пришла группа клеветников, и [малик] изменил свое решение. Во время вечерней молитвы разгорелось сражение. [Сей] раб отказался [участвовать в нем]. Битва продолжалась еще три дня. Затем малик согласился на перемирие, прислал к [сему] рабу Малика Мухаммада и заявил о своем решении [заключить] мир. [Сей раб] вновь поехал в крепость, несмотря на вероломство малика, и укрепил основу для перемирия. В конце того дня малик сам сел на коня и приехал в крепость, Амир Мухаммад, который был способен на любое дело, дабы исполнить свой долг, преподнес [малику] свое имущество, свою семью, жену и имущество крепости. Малик пожаловал ему почетное платье и уехал из крепости. Два дня спустя он выехал в Сархадд. В течение двух-трех дней разъезжал по Сархадду. 15 ша’бана 1018/13 ноября 1609 г., соответствующего году Курицы ⁶⁷³, вступил в Систан. Через несколько дней ]сей] раб выехал в Фарах с целью отторжения поместий Фараха, принадлежавших [сему] рабу и Мухаммад-Му’мину. Еще до отъезда в Фарах [великий] малик приказал приготовить все необходимое для поездки [сего] раба в [Персидский] Ирак. Он приказывал: «Скорее возвращайтесь, и мы пошлем вас на службу к светлейшему наместнику!» [Сей] раб выехал в Фарах. После отчаянных споров отторг [свои] поместья. В то время я почувствовал небольшое недомогание и решил задержаться [в Фарахе] на несколько дней, привести в порядок [свои] владения и [подождать, пока] поправлюсь.

Между тем пришло любезное письмо малика, [в котором] он заверял [сего] раба: «Мы бесконечно ждем вас, чтобы послать в высокую ставку. Немедленно выезжайте». [Сей] раб тот талисман от боли разлуки сделал талисманом, охраняющим жизнь, пренебрегая [своими] делами в Фарахе, выехал в Систан. Когда я приехал в Систан, [малик] делал вид, будто не замечает [меня]. Данное обстоятельство явилось поводом для еще большего разъединения [наших] сердец: ведь то, что я оставил /414/ свои дела в Фарахе [не приведенными в порядок], нанесло огромный ущерб. Отмена поездки в высокую ставку свидетельствовала об отсутствии доверия. Это обстоятельство сразу опрокинуло здание [моего] терпения и выдержки. [Сей раб] стал собираться в замечательную поездку в святой Мешхед. Простившись с навваб маликом, я отправился в путь. Когда доехал до Исфизара, правитель областей Хорасана, верховный эмир Хусайн-хан шамлу, прислал одного из своих [310] мулазимов. С ним он передал письмо с приглашением приехать в Герат. В [мои] намерения входило отослать жену и своих людей через Гурийан в святой Мешхед, а самому отправиться в Герат. [После получения письма] я изменил свое намерение и выехал в Герат со всеми своими людьми. Столько добра и ласки явил ко мне высокого достоинства хан, что не описать пером даже самую малость. До трех месяцев я ждал, что, быть может, малик пришлет кого-нибудь из родственников и примет решение о том, чтобы более не возлагать на [сего] бедняка мирских дел и не подвергать наказанию. [Сей] бедняк выедет в святой Мешхед и после совершения паломничества в те места вернется на свою родину. Поскольку этого не случилось, высокого достоинства хан доложил о делах [сего] раба престолу халифского достоинства. Через сорок дней Шатир-Риза, мулазим [Хусайн-хана], который специально выезжал по этому делу, привез для [сего] раба грамоту о поощрении. Навваб Хусайн-хану [шах] написал особое письмо: «Если ссора [между] великим маликом и Маликом Шах-Хусайном [произошла] из-за мирской мишуры, что всегда является причиной ссоры братьев и других родственников, ты, глава Хорасана, уладь это дело так, чтобы удовлетворить Малика Шах-Хусайна. Если он желает обосноваться в Герате, постарайся должным образом угодить ему. Мы тоже подумаем, что [можно] сделать для него. Если же [Малик Шах-Хусайн] желает в настоящее время служить августейшему [шаху], отправь его достойным образом к августейшему престолу».

[Сей] раб, радуясь этой милости, выехал, чтобы поклониться тому порогу. В стольном городе Исфахане сподобился этого счастья, обратил [на себя] внимание шаха и получил место на больших приемах августейшего и в собраниях в узком кругу. В тот самый день заложили основу базара Мина на [площади] Накш-и Джихан ⁶⁷⁴. В течение /415/ двух дней тот базарный ряд был устроен и украшен изделиями из драгоценных камней и другими изящными вещами словно поверхность этого [небесного] свода. После недели пиршеств пришло известие о приезде властелина Турана Мухам-мад-хана ⁶⁷⁵. Весь город был разубран. Хан Турана был осчастливлен приемом у светлейшего [шаха], как об этом будет подробно написано в хатима данного сочинения.

В том году [сей раб] находился в августейшей ставке до самого похода на Тебриз. Гази-хана-садра, прибежище саййидов, отправили с посланнической миссией в Турцию ⁶⁷⁶.

Малик [Систана] также приехал [в том году] в Исфахан на службу к светлейшему [шаху] и в походе [на Тебриз] находился [311] в августейшей свите. Светлейшему наместнику он сказал нелестные вещи [о сем рабе], пересказ которых явился бы причиной неудовольствия слушателей. Его безжалостность и бесстыдство достигли такой степени, что вся знать Ирана вступилась за [сего] раба.

В то время малик был отпущен шахом, защитником веры, совершить путешествие в Хиджаз. Через месяц после отъезда малика [сей раб] доложил августейшему наместнику правду о [своих] делах. [Шах] отнесся благосклонно и распорядился [о передаче сему] рабу на правах тиула ленных владений маликов Фараха. [Шах] решил также, что пожалует [сему] рабу местность Кана Биш ⁶⁷⁷ вблизи священного Мешхеда и [сей] раб поживет некоторое время в том райском саду.

Поскольку [сей] раб оставил своих людей в Мешхеде, то со всей поспешностью выехал в Мешхед, но на несколько дней задержался в Казвине. Светлейший наместник занимался в это время в Тебризе рассмотрением дел в местности Ходжа Хушнам и спросил о делах [сего] раба.

Между тем верховный эмир [Хорасана] написал прошение, с которым прибыл к светлейшему [шаху] Мухаммад-бек Бигдили ⁶⁷⁸. [В прошении эмир] настоятельно просил, чтобы Малику Шах-Хусайну выделили в Герате на правах тиула какое-нибудь место, дабы он, подобно остальным эмирам, занимался сбором податей в Герате. Это предложение пришлось по нраву светлейшему [шаху], и он отменил [ранее написанную грамоту] о пожаловании на правах тиула Кана Биша близ священного Мешхеда и распорядился: «Мы отдадим [Малику Шах-Хусайну] любую местность, которую Хусайн-хан сочтет достойной /416/ его». Шахскую грамоту на [владение] поместьем Фараха на правах тиула вручили вместе с почетным платьем Кавам ад-Дину Мухаммаду, мустауфи ал-мамалику: «Передай в Казвине Малику Шах-Хусайну».

[Сей] раб собрался выехать из Казвина в священный Мешхед, когда срочный курьер доставил письмо мустауфи ал-мамалика [с просьбой] задержаться на несколько дней в Казвине. Вскоре он пожаловал и сам. [Сей] раб удостоился шахских почестей. Оттуда приехал в священный Мешхед и сподобился чести посетить [гробницу]. Три месяца томился в ожидании августейшей свиты. В том году свита светлейшего [шаха] так и не приехала из пограничного района ⁶⁷⁹ в Мешхед. По приказу [шаха] Хусайн-хан увез [сего] раба в Герат. В Герате я оставался еще шесть месяцев и [все] ждал прибытия в священный Мешхед высокого лагеря. Когда убедился, [312] что августейшая свита не приехала в Мешхед, выехал в Фарах, чтобы привести в порядок [свои] дела там.

В это время светлейший наместник пожаловал в священный Мешхед ⁶⁸⁰. Эмирам Хорасана было указано на необходимость в том достойном уважения месте почтить [шаха] целованием [его] ног. [Шах] оставался в городе не более трех дней и выехал в пограничный район. [Сей] раб, услыхав это известие, прибыл из Фараха в Герат. В Гурийане присоединился к лагерю навваб [Хусайн]-хана, [когда] тот возвращался [в Герат]. Хан увез [сего] раба в Герат. Дела [сего] раба остались нерешенными. В Герате я провел еще шесть месяцев. [Затем] увез своих людей из Герата в Фарах.

В это время [сему] рабу от высокого шахского порога прибыли почетное платье и грамота о снискании расположения, отправленные с саййидом и покровителем вазиров Амиром Саййид-’Али. После пяти месяцев проживания в Фарахе 17 ша’бана 1022/ 2 октября 1613 г. [сей раб] уехал в [Персидский] Ирак. Малик с той даты, когда был отпущен [шахом] из Тебриза, находился в Систане. Через год он отправился в мусульманский хаджж. Вернувшись благополучно и в полном здравии из величайшего паломничества, приехал в Ирак и удостоился в Исфахане чести целовать прах у порога светлейшего наместника. По [его] прибытии [шах] из пиалы милосердия смыл с чела пыль лицемерия, ввел в краску лицо чрезмерных желаний [малика]. /417/ Пока августейшая свита была в Исфахане, малик находился на службе светлейшего [шаха]. Когда августейшее войско выступило в поход в Грузию ⁶⁸¹, малик был отпущен в Систан. В Рибат-и Пушт-и Бадам ⁶⁸² [сей] раб услыхал известие о походе войска властелина мира в Грузию и отъезде малика в Систан. Так как высокое войско двинулось в Грузию, [сей раб] отказался от намерения ехать в Исфахан и через Дашт-и Бийа-банак ⁶⁸³ выехал в направлении Кашана. Когда прибыл в Кашан, [оказалось, что] августейшее войско уже отбыло в Казвин. Когда я приехал в Казвин, августейшее войско ушло и оттуда. Одним словом, на берегу Кабри-Чай ⁶⁸⁴ вблизи [границ] Грузии [сей раб] догнал [шахское] войско и был удостоен чести целовать [шахский] ковер. За девять месяцев [сей раб] в свите светлейшего [шаха] объехал все дороги и края Кахетии и Картли и другие города Грузии. 15 ша’бана 1023/20 сентября 1614 г. ⁶⁸⁵ [сего] раба послали увещевать маликов Киджа и Мекрана и вывезти их [оттуда].

По высочайшему приказу [сей раб] поспешил в те края. После многочисленных трудностей, перенеся разные болезни, вывез из Киджа тех людей вместе с их маликом и их эмиром, Амиром [313] Мухаммадом-старшим и остальными эмирами и привез их в пограничный район Систана. [Однако] они, следуя дурным советам обманщиков, вернулись назад. [Сей] раб спешно выехал в Исфахан и доложил правду о бесстыдстве малика и эмира Мекрана. Августейший наместник по истощенному виду и изменившейся внешности [догадался] о перенесенных в тех краях болезнях, расспросил [сего] раба о самочувствии и обещал, утешая, передать мне управление теми краями. [Шах] сказал: «Побудь несколько дней в Исфахане, наберись сил и приезжай в Мазандаран. Там мы решим твои дела». Светлейший наместник выехал в Мазандаран. Через сорок дней [сей] раб выехал в Мазандаран. В тот самый день, как он прибыл на высочайшую службу в Ашраф ⁶⁸⁶, [шах] пожаловал [сему] рабу Кидж, Дизак и Джалк. Были написаны [соответствующие] приказы ⁶⁸⁷.

/418/ В это время пришло известие об отваге Тахмурас-хана Гурджи и поражении ‘Али-кули-хана, который сидел в том пограничном районе от имени светлейшего наместника ⁶⁸⁸. От этого известия никто не мог ничего делать. Все высокопоставленные лица побудили [сего] бедняка к отъезду в высокий лагерь, и я сопровождал [шаха] в том походе. Были завоеваны все области — владения Тахмураса ⁶⁸⁹. В руки благочестивых борцов за веру попало около 200 тыс. пленных грузин ⁶⁹⁰. Почти тридцать тысяч безбожников пали от не знающего пощады меча. Еще не успели покинуть просторы Грузии, как до слуха светлейшего [шаха] дошло известие о появлении Мухаммад-паши, владетеля Арзрума ⁶⁹¹. [Шах] поспешил из Грузии по тифлисской дороге к летовьям Чухур Са’да ⁶⁹². Два месяца он находился в Ишик-Майдани, Агриче, на берегу озера Гукча и в Акмискале ⁶⁹³. Когда кони борцов за веру набрались сил, [шах] выступил в поход против турок, которые уже достигли окрестностей Ереванской крепости. Хотя войско противника насчитывало триста тысяч конников, а воинов победоносного войска было тридцать тысяч, из них боеспособных — не более двенадцати тысяч, четыре месяца они кружили вокруг турок, словно голодные волки вокруг отары овец без пастуха. За это время погибли шестьдесят тысяч турок от рук борцов за веру и во время атак на крепость. Еще сорок тысяч умерли от [разных] заболеваний. Настал [праздник] каним куни, который приходится на 13 ‘акраба ⁶⁹⁴. В соответствии со своими законами они, не достигнув цели, откочевали. Утром люди высокой ставки по высочайшему приказу присоединились к войскам Имам-кули-хана ⁶⁹⁵, Карчикай-бека, главнокомандующего ⁶⁹⁶, Гандж ‘Али-хана, Кара-Хасана и других [314] эмиров. Мы преследовали противника семь переходов. Августейший наместник приехал в Ереванскую крепость своей собственной особой. Амиру Гуна-хану [шах] присвоил обращение «Сару аслани» ⁶⁹⁷. Амиру Фаттаху, минбаши из Исфахана ⁶⁹⁸, [шах] оказал бесчисленные милости. Ахмад-султана Мичаки удостоил должности эмира Туршиза ⁶⁹⁹. Муллазаде Бафки ⁷⁰⁰ и ряд уважаемых людей, которые проявили особое рвение в осаде и [взятии] крепости, [шах] одарил ценными подарками. Укрепив крепость, по дороге через Урдубад и ‘Али-дарраси прибыли в Баргушад и Карабаг ⁷⁰¹ и /419/ разбили палатки на зимовье в Даники, местности, подвластной Ширвану. Ту зиму [сей] раб провел там. Поскольку [все время] я видел тревожные сны, получив разрешение, выехал в Фарах. Когда приехал в Дамган ⁷⁰², туда прибыл старый слуга [сего] раба Амир Махмуд сын Амира Ахмада Систани и сообщил о смерти сына Малика Махмуди, Малика Гийас ад-Дина ⁷⁰³, и кончине дочери Малика Абу Исхака, матери Мухаммад-Му’мина. При этих вестях тревога [сего] бедняка усилилась. Спешно приехал [в Мешхед] и был почтен посещением [святых мест] Мешхеда. Оттуда приехал в Гурийан и там удостоился встречи с высокостепенным, мудрым, как Асаф, Джалал ад-Дином Акбаром, настоящим другом [сего] раба ⁷⁰⁴. Оттуда выехал в Герат, где сподобился встречи с верховным эмиром [Хорасана] ⁷⁰⁵, навваб Исма’ил-ханом и навваб Хан-и ‘Аламом, послом Hyp ад-Дина Джихангира, направлявшимся к светлейшему наместнику ⁷⁰⁶. Был я рад встрече с лучшим из саййидов и вазиров Амиром Саййидом-’Али, проповедником, не разлучаясь с его благородием, его первосвященством шайх ал-исламом Шайх-Хусайном, который был настоящим другом и бесспорным властелином [сего] раба. В итоге боль от мирских страданий успокоилась. Из [Герата] сей раб приехал в Фарах, увиделся с обиженными родственниками покойной и со [своим] сыном, Мухаммад-Му’мином, и старался утешить несчастных; заплатил общую сумму всех долгов, [скопившихся] за пять лет изгнания. [Можно] было ожидать, что за пятилетние труды на долю [сего раба] выпадут хотя бы несколько спокойных дней. Вопреки чаяниям постоянно, днем и ночью, осенью и весной, [на сего раба] со всех сторон сыпались оскорбления и упреки родственников «великодушного» хана Исма’ ил-хана, маликов Фараха, задушевных друзей и старых врагов. В ответ [сей раб лишь] благодарил Аллаха и пророка Мухаммеда за благодеяния.

Так как эмиры Мекрана прислали для Мухаммад-Му’мина двух кобыл, я отослал их светлейшему [шаху] вместе с запиской, [315] [содержащей] благие пожелания, с Шах-Карам-ака из потомков брата Зайнал-хана шамлу ⁷⁰⁷, который волею судеб находился при [сем] рабе, и с Султаном Мухаммедом, моим старым другом. Они через пять месяцев выехали в Фарахабад ⁷⁰⁸. Подарок пришелся по нраву светлейшему [шаху], и шах пожаловал [сему] рабу и его сыну /420/ по шахскому платью и прислал милостивое письмо с требованием [сего] раба к себе. [В счет] денег на дорожные расходы [шах] пожаловал вазиру Хорасана царскую грамоту на освобождение от платежа податей. По прочтении указа светлейшего [шаха сей раб] съездил на час в свой новый дом, выстроенный в саду Хауз-хана в касабе Фараха и в [течение] нескольких дней занимался своими делами. Желанием [сего раба] было 2 ша’бана 1027/25 июля 1618 г. выехать в столицу, город Герат, а оттуда, если даст Бог, направиться в лагерь владыки мира ⁷⁰⁹.

После возвращения из великой Мекки положение верховного малика стало совершенно независимым. Более прежнего он усердствует в занятии земледелием и строительством. За пределами крепости Кал’а-йи накиб Махмуд-и Сарабани он разбил сад, парки и возвел постройки в селении Дарйа-пушт вблизи Баг-и Му’минабад. [Это место] он назвал Файзабад ⁷¹⁰, разрушил все лавки в Кал’а-йи Рашкак, которые были благоустроены благодаря стараниям [сего] раба и Кубад-бека, вазира малика, [одного] из сыновей Ходжи Касима, казначея шаха Тахмаспа ⁷¹¹, и на их месте разбил сад Баг-и С.к.ри. ⁷¹².

В 1027/1618 г. [великий малик] написал Амиру Низам ад-Дину. Так как некоторые земли, расположенные вблизи леса Шайх-и Зирих, выступили из воды, они были благоустроены и названы Исфандийари по имени владельца поместья Амира Низама Исфандийара. В этом году уполномоченные малика отобрали у них те земли: «Они-де принадлежат нам и принадлежали нашим дедам!» В отчаянии Амир Низам, Амир Вайс сын Амира Хаджи Хусайна и Амир Мухаммад-Муким, брат Амира Низама, подались в высокую ставку.

В начале этого года в высокую ставку уезжал [также] Хамза-мирза ⁷¹³ и провел на службе светлейшего [шаха] шесть месяцев. Он был отпущен из-под Фарахабада. После возвращения эмиров из высокой ставки великий малик послал к светлейшему наместнику мавлана ‘Абд ал-’Азиза, своего старого друга и казначея, и Аллах-кули-бека, слугу [сего] бедняка, с подарками и подношениями, пиалами /421/ и усыпанным драгоценными каменьями кубком, присланными малику вместе с несметным богатством [316] императором Индии шахом Джихангиром, [известным под именем] Шах Салим.

Когда Мир Низам и [другие] систанцы достигли предместья Исфахана, они встретили там Хамзу-мирзу, отпущенного со службы светлейшего [шаха]. Он завернул их [назад] и привез в Систан. Однако желание оставить в своем владении наследственные земли удовлетворено не было. Сегодня великий малик занят прогулками и охотой и спокойно живет в Систане, не утруждая себя встречами со своими сторонниками и противниками. Поскольку в [описании] обстоятельств доблестного малика следует привести стихи о Малике Махмуди, то представляется уместным рассказать о [моем] брате. В конце данной «Хроники» я опишу оставшуюся часть своей бурной жизни, дабы она послужила уроком для грядущих поколений. С Божьей помощью и при Его содействии!

Комментарии

584. Искандар Мунши упоминает Шах-кули-бека зига в событиях 1022-23/ 1613 г. Около 1020/1611 г., пишет он, ко двору шаха ‘Аббаса I прибыли послы от ‘Адил-шаха, правителя Биджапура, Мухаммад-кули Кутб-шаха, правителя Калканды, и Малика ‘Анбара Хабаши, сипахдара рода Низам-шахи. Они жаловались шаху ‘Аббасу на императора Индии Hyp ад-Дина Джихангира, посягнувшего на их владения, и просили шаха выступить посредником и укротить посягательство шаха Салима (Джихангира) на подвластные им территории. Шаху ‘Аббасу удалось уладить конфликт, и в 1022/1613 г. шах назначил послом к Кутб-шаху Хусайн-бека кайчачи Табризи, к Низам-шаху — Дарвиш-бека Мар’аши, а к ‘Адил-шаху — Шах-кули-бека зига. Однако Шах-кули-бек, ожидая благоприятного для отъезда часа, задержался, и сезон путешествий по морю в том году закончился, и он не смог поехать, см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 966; Фалсафи, 4, с. 114.

585. Фархад-хан караманлу — прославленный верховный эмир шаха ‘Аббаса I первых лет его господства. Вначале был наместником части Азербайджана, остававшейся подвластной Ирану, затем по распоряжению шаха Фархад-хан присоединил к своим владениям Астару, Кызыл-Агадж, Касгар и Талыш. Много раз ходил он в поход на Хорасан и сражался там с узбекскими правителями. В 1003/1594-95 г. ходил в поход в Луристан и Хузистан и привел их в покорность, в 1005/1596-97 г. покорил Мазандаран. За верную службу шах ‘Аббас I постоянно возвышал его, добавляя новые чины и звания. Вначале шах удостоил его почетного лакаба хан, затем — рукн ас-салтана и почетного обращения «сын». В 1003 (1595) г. Фархад-хану вместо Гиляна пожаловали правление Фарсом.

В 1007/1598 г. в сражении с Дин-Мухаммад-ханом он был ранен и позорно бежал с поля боя. В конечном итоге победу одержали кызылбаши, однако шах разгневался на Фархад-хана. И хотя в соответствии с обещанием после победы правление Гератом и должность верховного эмира отдали Фархад-хану, но одновременно Аллахвирди-хану, верховному эмиру Фарса, было приказано казнить Фархад-хана, и тот незамедлительно выполнил шахский приказ. Случилось это 27 мухаррама 1007/30 августа 1598 г. После его казни власть в Герате шах передал Хусайн-хану шамлу, курчи-йи шамшир, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 427, 428, 433, 434 и др. и особенно с. 564-567; Фалсафи, 3, с. 47, 136, 141-147, 159-164 и др.

Под пограничным районом (дар ал-марз) в данном случае автор имел в виду прикаспийские области Ирана, ср. также: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 565.

586. Искандар Мунши сообщает об отъезде Малика Джалал ад-Дин-хана Систани из Исфахана в Систан в событиях 1007/1599 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 576. Поскольку автор «Ихйа ал-мулук» указывает, что Малик Джалал ад-Дин пробыл на службе шаха шесть месяцев, то можно думать, что он выехал из Исфахана в конце 1006/1599 г.

587. Возможно, зерно было зарыто в песок от неприятеля или же для его сохранности. Автор «Та’рих-и Систан» писал в своем сочинении, что систанцы «собирают песок в одном месте и все, что захотят, кладут в песок. Хотя пройдут годы, положенное в песок сохраняется и в нем нет изъяна» (рус. пер., с. 56).

588. Хамза-мирза — второй сын Малика Джалал ад-Дина Махмуд-хана, правителя Систана, и его преемник. Тэйт указывает, что его правление продолжалось с 1028/1619 по 1055/1645 г., см.: Tate, 1, с. 78, 79. Согласно материалам «Ихйа ал-мулук», в 1031 (1622) г. правителем Систана все еще был его отец Малик Джалал ад-Дин. В фирмане шаха Сафи I (1629-1642), датированном раби’ I 1041/сентябрем 1631 г., правителем Систана также назван малик ал-мулук Малик Джалал ад-Дин Махмуд-хан, см.: Давуди, с. 4. В «Зайл-и Та’рих-и ‘аламара» начало правления Малика Хамзы отнесено к последнему периоду жизни шаха ‘Аббаса I (ум. 1038/1629): «Когда его (Малика Джалал ад-Дина. — Л.С.) дни подошли к концу, Малик Хамза-хан, его уважаемый сын, удостоился должности наместника той области и в последний период жизни шаха достиг высоких чинов. Своими похвальными качествами, талантами и способностями он выделялся среди себе подобных, слагал прекрасные стихи», см.: Зайл, события 1042/1632 г., с. 132, 133, 287. Литературным псевдонимом Малик Хамза избрал «Гафил», его стихи с краткой биографической справкой приведены в «Тазкира-йи Насрабади».

Сохранилось письмо, адресованное верховным эмиром Хорасана Хасан-ханом шамлу Малику Хамзе сыну Малика Джалал ад-Дина, потомственному правителю Систана, оно издано, см.: The Shamlu Letters, с. 29. В «Падшах-наме» Малик Хамза упомянут в событиях 1049/1639-40 г. в рассказе о прибытии систанского войска в Кандахар (2, с. 170-173).

Резиденцией Малику Хамзе служила Кал’а-йи Фатх. Там же, за стенами этой крепости, в центральном здании Гумбаз-и сурх он был похоронен. Он умер, по словам Насрабади, «в минувшем году Курицы». По отношению к 1083/ 1672 г., году составления «Тазкира-йи Насрабади», «минувшим годом Курицы» будет 1078/1667. Его могила служила местом паломничества систанцев, см.: Tate, с. 78, 79. 589.

589. Очевидно, имеется в виду отец знаменитого суфийского шайха Ходжи ‘Абдаллаха Ансари (ум. 487/1089) — Абу Мансур Мухаммад Ансари ал-Харави.

590. Бунджар — город ныне в остане Систан и Белуджистан (Иран), расположенный примерно в 25 км к северу от Кал’а-йи Hay и в 6 км от Забула, см. также: Tate, 1, с. 15; 2, с. 150, 152, 164, 167.

591. У Гударза сына Гишвада, богатыря времени Кавуса и Кай-Хусрау, героя иранского эпоса, множество сыновей, тоже славных богатырей. Все они погибли в разных сражениях. Последним погиб самый знаменитый из братьев — Гив, сипахсалар Ирана, см.: Mohl, 7, с. 576-578.

Албурз (Эльбурз) — горная цепь на севере Ирана.

592. Перс., аз-фикр-и савда ва джами ‘am асбаб аст, смысл фразы неясен, см. также замечание издателя: Ихйа ал-мулук, с. 386.

593. Согласно ‘Али Хасури (с. 23), Науруз в 1006 г.х. (год Курицы в соответствии с тюрко-монгольским календарем) пришелся на пятницу 2 ша’бана/21 марта 1597 г.

594. Суфи-мирза/Суфи-мардай назван в сочинении мутма‘ан ад-даула («достойный доверия державы») Дин Мухаммад-хана; в других источниках сведений о нем мы не нашли.

595. Каравул-биги — начальник сторожевого отряда, охранявшего дороги от грабителей и неприятеля. Во время похода сторожевой отряд находился впереди главных воинских сил, вел наблюдение за передвижением неприятеля и сообщал об этом главнокомандующему, см.: Ахмедов, 1982, с. 173.

596. Около 23 г.

597. Около трех км.

598. Банадир находится на левом берегу р. Гильменд, к югу от Буста (~ в 100 км), в провинции Гильменд. В рассматриваемую эпоху был первым пунктом во владении чагатайцев.

599. Рамруди (Рамруд) — левый приток Гильменда, впадает в него между современным Буджари-Кушта и Камал-ханом.

600. Сафар расположен в нынешней провинции Гильменд на левом берегу р. Гильменд, примерно в 18 км к северу от Банадира.

601. На современных картах Афганистана — Лахи, расположен примерно в 10 км к северу от Сафара, также на левом берегу Гильменда и в 80 км южнее Буста.

602. ’Абдаллах-хан II скончался естественной смертью в самом конце 1006 (1598) г.

603. Как установил издатель, двустишие принадлежит Хафизу, см.: Ихйа ал-мулук, с. 392, примеч. 1.

604. Уже упоминавшийся Шахбек-хан Кабули, правитель Кандахара.

605. Чтение предположительное. Возможно, следовало читать Гуракан и отождествить это селение с совр. Горак под Кандахаром, примерно в 70 км на северо-запад от города. В этом случае нисба упомянутых Ходжи Мухаммад-Му’мина, Ходжа Хаджи и Шах-Хусайна будет Гуракани.

606. Текст фразы испорчен, перевод по контексту.

607. Мазар-и Баба Хасан-и Абдал (совр. Дехбаба) расположен вблизи упоминавшегося ранее Муса-ка’ла, к востоку от Кандахара, близ р. Аргандаб, притока р. Гильменд, назван в честь святого Баба Хасан Абдала, уроженца Сабзавара; в Кандахар приехал во времена Тимурида Шахруха, см.: Бабур-наме, с. 242. Ибн Вали, автор «Бахр ал-асрар», во время поездки в Индию посетил этот мазар и оставил о нем ценные сведения, см.: Бабур-наме, с. 242; Море тайн, с. 128, примеч. 314; см. также: Хайр ал-байан, л. 286.

608. В тексте это имя написано в форме *** (без точек), в именном указателе оно дано как *** (Хасан-султан сийах-мансур). Мы приняли эту конъектуру. К сожалению, сказать о нем, кроме того, что он был курдом из племени сийах-мансур, нечего, в других источниках не упомянут.

609. Стихи Захир ад-Дина Фарйаби уже цитировались ранее, см. примеч. 29.

610. Эпитет ‘Али.

611. Издатель отмечает, что стихотворное изречение пророка ‘Али (на арабском языке) засвидетельствовано в источниках в различных вариантах; в данном контексте не все согласуется исходя из смысловой и грамматической точки зрения; о предложенных чтениях см.: Ихйа ал-мулук, с. 532.

612. Неясно, идет ли речь о жилище на воде или на острове.

613. По словам автора, это — местность вблизи Панджвайи. См.: Ихйа ал-мулук, с. 532.

614. О нем см. примеч. 576.

615. Бабур-бахадур — офицер императора Индии (имел чин сотника) и стольник наместника Кандахара Шахбек-хана, см.: Ихйа ал-мулук, с. 462.

616. ‘Ушшак — название музыкального лада, употреблявшегося для лирических песен, канун — название струнного музыкального инструмента.

617. В печатном тексте допущена опечатка, не выправленная издателем: рахави-джаванан-и хиджаз вместо рахави-хванан-и хиджаз.

618. Рубище, власяница (хирка) здесь символ веры в противоположность зуннару — отличительному знаку «неверных», немусульман.

619. Конец фразы нами не понят.

620. Правитель Кандахара имел в виду отказ шаха ‘Аббаса предоставить систанскому малику помощь.

621. Речь идет о захвате кызылбашами Герата в начале 1008/июле 1599 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 564 и сл., особенно с. 570-574.

622. Обстоятельства убийства ‘Абд ал-Му’мин-хана подробно описаны Искандаром Мунши (2, с. 556, 557). ‘Абд ал-Му’мин-хан, став независимым государем, временами упрекал абдаллаххановых эмиров и делал им намеки. Они, опасаясь за свою жизнь, решили убить его, поручив это ‘Абд ас-Самаду-бахадуру, мир-ахуру ‘Абдаллах-хана II, и Мухаммад-кули-бахадуру по прозвищу «Сахт-каман» («Тугой лук»), и те исполнили поручение. После убийства ‘Абд ал-Му’мин-хана ханом в Бухаре был провозглашен Пир-Мухаммад-хан, а в Балхе — ‘Абд ал-Амин-хан, сын брата ‘Абдаллах-хана, ‘Ибадаллах-султана.

Йатим-султан (Дин-Мухаммад-хан), который был правителем некоторых местностей в Хорасане, после кончины ‘Абдаллах-хана II и воцарения на престоле его сына, ‘Абд ал-Му’мин-хана, опасаясь за свою жизнь, искал защиты у шаха ‘Аббаса I. Через Гандж-’Али-хана он взялся оказать помощь кызылбашам в Хорасане и выказал вражду ‘Абд ал-Му’мин-хану. Йатим-султан хотел хитростью завладеть Гератской крепостью. С этой целью он с небольшим числом своих людей пришел в окрестности Герата, но, не найдя путь в крепость, разорил и разграбил предместья Герата, после чего удалился в свои владения.

В те же дни он вторично с тысячью человек пошел на Фарах, захватил его крепость, взял также Исфизар и двинулся в Герат. Правитель Гератской области Хаджи-бий послал на войну с ним Муллу Кара и Саййид-Мухаммад-султана с двумя тысячами человек. Они дошли до Пул-и Малан и пытались урезонить Йатим-султана. Однако тот, словам их не вняв, форсированным маршем проследовал в Зийаратгах под Гератом и приготовился к сражению. В это время прибыли гонцы из Балха и Бухары и известили об убийстве ‘Абд ал-Му’мин-хана. Тогда Хаджи-бий и узбекские султаны Герата решили привести в Герат Йатим-султана, известного своей отвагой и мужеством, присвоить ему почетный титул хан и провозгласить его правителем Хорасана. Именно с этого времени он стал называться Дин-Мухаммад-ханом. Дин-Мухаммад-хан не стал ждать благоприятного часа, он вошел в Герат и заступил на правление «в несчастливое время». В другие местности и крепости он отправил своих наместников. Это случилось тогда, когда Фархад-хан и его люди вошли в Мешхед.

Дин-Мухаммад-хан, не желавший расставаться с Хорасаном и Гератом в частности, вопреки мнению старейшин, аталыков и эмиров, находившихся в Герате, выступил из города в поход против кызылбашского войска (он еще не знал, что шах с войсками уже находится в Бистаме и Мешхеде). Сражение состоялось 6 мухаррама 1007/9 августа 1598 г. в Рабат-и Парийан под Гератом. Вначале успех сопутствовал узбекам, но в конце концов победа склонилась к кызылбашам. Дин-Мухаммад-хан был ранен, а потом убит, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 658-674. Именно на эти события намекает здесь наш автор.

623. Термин павасе, обозначающий лицо, которому был вручен Шах-Хабибаллах вместе с провизией, в словарях мы не нашли.

624. Шах Тахмасп I (правил 1524-1576), как мы уже упоминали, скончался в ночь на среду 15 сафара 984/14 мая 1576 г., следовательно, Малик Абу Исхак умер в ша’бане 983/ноябре 1575 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 121; Ихйа ал-мулук, с. 401, примеч. 1.

625. В тексте: хадд (?).

626. Т.е. умер.

627. Рустам-хан — названый брат императора Индии Джалал ад-Дина Акбара.

628. См. об этом ранее, текст с. 344 и сл., пер., с. 248 и сл.

629. Топоним в рукописи приведен без точек. Издатель текста счел возможным прочесть его как Найджар (***). Нам представляется, что скорее всего речь идет о Бунджаре, встречавшемся ранее (примеч. 590).

О сражении с Баки-ханом см. пер., с. 281-283.

630. Искандар Мунши определяет Даники как степь, относящуюся к Шакки и являющуюся местом зимней стоянки, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 911-914, 919 и др. Наш автор упоминает Даники и как зимнюю и как летнюю стоянки, подвластные Ширвану, см., например, с. 419, 510 текста.

В данном пассаже автор имеет в виду второй карательный поход шаха ‘Аббаса I в Восточную Грузию в 1025/1616 г., в котором он принимал активное участие. Более подробно об этом походе автор пишет в дальнейшем.

631. Имеется в виду упомянутый в «Нафахат ал-унс» Джами шайх Шах-’Али, ученик шайха Рукн ад-Дина Симнани (ум. 736/1335-36), принадлежавший к суфийскому братству кубравийа (основан хорезмийским шайхом Наджм ад-Дином Кубра); похоронен шайх Шах-’Али в Хорезме, см.: Море тайн, с. 44, 119, примеч. 187.

632. В тексте, по-видимому, опечатка, и вместо Рух следует читать Р.дж. Это селение в Фарахской провинции в округе Нау-Бахар, там находится мазар Абу Насра Фарахи, см.: Sistani, 1988, с. 355, 356.

633. Гурийан — укрепленное селение в Гератской провинции, в 60-80 км к западу от Герата, на южном берегу р. Хари-руд.

634. Тирпул — название местности на р. Хари-руд и селения, расположенного примерно в 40 км к северо-западу от Гурийана.

635. Джарчи-баши — начальник джарчи — «вестников» или «глашатаев», своего рода связных между командирами и рядовыми воинами артиллерийского ведомства, см.: Тазкират ал-мулук, с. 36.

Баджи-буйук (***) — «старшая сестра», «старшая госпожа» (?).

636. Кариз-и Тайибад («Кариз, принадлежащий Тайибаду»), имеется в виду селение, ныне относящееся к области Бахарз (бахш Тайибат, шахрестан Мешхеда), расположенное в 10 км к северо-востоку от Тайибата, на шоссейной дороге Турбат-и Джам-Тайибат и примерно в 135 км на северо-запад от Герата, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 312.

637. Средневековый Джам авторы географических сочинений относили к Гератской провинции, ср., например, Махмуд ибн Вали (рус. пер., с. 35, 85). Ныне это территория Ирана.

638. Букв., «с ног до головы».

639. О праздновании последней среды перед Наурузом см. примеч. 370.

640. Радкан — древнее селение в долине р. Кашеф-руд выше Туса по дороге в Кучан. Современный Радкан — центральное селение одноименного уезда шахрестана Мешхед, расположен к северо-западу от Мешхеда на старой шоссейной дороге Мешхед-Кучан, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 183.

641. Будак-хан Чигини из курдского племени чигини (чагане), входил в число великих эмиров шаха ‘Аббаса I. Свою политическую карьеру начал еще в правление шаха Султан-Мухаммада «Худабанде», будучи назначен им правителем Хабушана (Кучана). Особенно преуспел при ‘Аббасе I. В 997/1588-89 г. шах пожаловал Будак-хану должность лала и атабека при своем малолетнем сыне, царевиче султане Хасан-мирзе, и назначил его правителем Мешхеда, а его сыновьям отдал наместничество в Кучане и Нишапуре и их округе. Будак-хан доводился тестем Муршид-кули-хану устаджлу, очень влиятельному эмиру Хорасана. После казни Муршид-кули-хана Будак-хан, опасаясь за свою жизнь, увез царевича из Мешхеда в Хабушан, а затем, собрав возле себя смещенных шахом кызылбашских эмиров Хорасана, намеревался возвести малолетнего царевича на престол в Мешхеде, чтобы от его имени управлять Хорасаном самому. Осуществить этот план помешало вторжение в Хорасан из Балха ‘Абд ал-Му’мин-хана с несметным войском и одновременное нападение на Кучан правителя Мерва, Нисы и Абиварда Нур-Мухаммад-хана из потомков Джучи-хана. В сражении с Нур-Мухаммад-ханом в 998/1589-90 г. Будак-хан и его окружение потерпели сокрушительное поражение. Мешхед и другие города Хорасана отошли под власть узбеков. Будак-хан вынужден был отослать царевича со своим старшим сыном к шахскому двору и просить у шаха прощения, т.е. покориться ему. Шах простил его, и он вновь удостоился шахских милостей. Во время нового похода шаха ‘Аббаса I в Хорасан в 1007—1008/1598— 1599 гг. Будак-хан получил в свое владение Исфараин, а затем и Мешхед, см.: Хуласат ат-таварих, 2, с. 674, 709, 885-887, 1081; Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 227, 295, 364; 2, с. 402-404, 414, 415, 510, 571, 576, 577, 596, 599, 600, 604, 630.

В нашем тексте идет речь о втором периоде правления Будак-хана Чигини Мешхедом.

642. Искандар Мунши в событиях 1007/1598-99 г. сообщает: «Малик Джалал ад-Дин-хан Систани, который покинул Систан из-за набегов узбекского войска и грабежа людей Йатим-султана и его братьев и искал защиты при дворе шаха, был отпущен со службы светлейшего наместника и в это время находился в Кандахаре, вновь прибыл на служение к шаху. Правление Систаном, которое было назначено Гандж-’Али-хану, было передано ему», см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 576.

643. В хатима «Ихйа ал-мулук» автор днем рождения сына называет 20 джумада I 1008/8 декабря 1599 г., см.: Ихйа ал-мулук, с. 465.

644. Букв., «свет приезда шаха засиял над Гератом».

645. Перс., мамалик-и санджари — «области (или владения) Санджара» по имени сельджукского султана Санджара (1148-1157). Так наш автор называет владение хорезмийского царевича Нур-Мухаммад-хана (о нем см. далее примеч. 851), включавшее Мерв, Нису, Абивард и Дурун с подвластными им территориями.

Поход шаха ‘Аббаса I в Мерв и захват его происходили в 1009/1600 г. Автор «Ихйа ал-мулук» более подробно рассказывает об этих событиях в дальнейшем, посвятив мервскому походу самостоятельный рассказ в хатима, см.: Ихйа ал-мулук, с. 465-468.

646. Поход шаха ‘Аббаса I на Балх в 1010/1602 г. закончился для шаха неудачно и в военном и в политическом отношении; он подробно освещен Искандаром Мунши (2, с. 619-630). Н.Д. Миклухо-Маклай посвятил балхскому походу, его причинам и целям специальную статью, см. нашу библиографию.

647. По-видимому, речь идет о селении Дузак/Дизак в округе Сарбаз шахрестана Ираншахр, расположенном в 6 км к востоку от Сарбаза на дороге Сарбаз-Забул, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 158; Зарудный, с. 162 и др.

Йагмайи упоминает старое селение Дизак (с 1928 г. Давар-Панах) в шахрестане Сараван, расположенное в 5 км к юго-востоку от Шахистана на шоссейной дороге Сараван-Кухак, см.: Йагмайи, с. 114; Географический словарь Ирана, 8, с. 148.

648. Автор имеет в виду тебризский поход шаха ‘Аббаса I в сентябре 1603 г.

649. Уже упоминавшийся Мирза Кавам ад-Дин Мухаммад в то время состоял вазиром при правителе Герата, Хусайн-хане, см. также примеч. 312.

650. Сообщение Искандера Мунши об этих событиях существенно дополняет рассказ нашего автора и проясняет сложившуюся там ситуацию.

Хусрау-султан (Искандар Мунши называет его Хусрау-бек) — гулям бегларбека Герата Хусайн-хана шамлу.

Мир Зайн ал-’Абидин — внук Мира ‘Абд ал-Хусайна из саййидов Гармсира, подвластного Кандахару. Искандар Мунши пишет о нем: «Выведенный из себя грубыми действиями владельцев джагиров того края, он покинул родные места, оставив там своих сыновей и других родственников. Ища убежище под сенью справедливости и шахских милостей, он приехал в столичный город Герат, где удостоился чести выразить высшее почтение и покорность шаху. Шах ‘Аббас I поручил его заботам верховного эмира Хорасана Хусайн-хана. С его согласия Мир Зайн ал-’Абидин поселился в Фарахе. Шахибек-хан, правитель Кандахара, по этой причине увез гарем и двух сыновей упомянутого саййида в Кандахарскую крепость и держал их заложниками в крепости 10 лет», см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 673.

Искандар Мунши рассказывает подробно о захвате кызылбашами Кал’а-йи Буст. Мир Зайн ал-’Абидин, тревожившийся за своих сыновей, соблазнил Хусрау-бека, гуляма Хусайн-хана, находившегося в Фарахе с целью сбора податей, на захват Заминдавара и Кал’а-йи Буст. Сообщение группы мулазимов из рода Мира ‘Абд ал-Хаййа, проживавших в Заминдаваре, о том, что «стражи крепости Хасан-бек и Хусайн-бек сыновья Хатим-бахадура Могола пребывают в полной беспечности и потому взять крепость будет нетрудно», еще более подлило масла в огонь. Хусрау-бек якобы без приказа Хусайн-хана, даже не поставив его в известность, выступил в поход в Буст с отрядом нойонов и своих подданных вместе с Миром Зайн ал-’Абидином. Проделав путь в 40 фарсахов (свыше 200 км), однажды ночью они подошли к воротам крепости, подставили лестницу и вошли в крепость. В завязавшемся сражении кызылбаши без труда одержали верх, и крепость была взята. Шахибек-хан, правитель Кандахара, отправил в Кал’а-йи Буст своих эмиров, в их числе правителя Калата Зале-хана и правителя Заминдавара, Урус-бахадура, с отрядом джагирдаров и войском Кандахара, с боевыми слонами и осадными орудиями. Верховный эмир Хорасана Хусайн-хан, узнав о походе Хусрау-бека в Кал’а-йи Буст, его своеволии и самонадеянности, рассердился и собирался вернуть крепость мулазимам императора Индии. Однако, обидевшись на Шахбек-хана, который не прислал гонца и не поставил его в известность (тогда они по-дружески разрешили бы сей конфликт), Хусайн-хан решил оказать помощь Хусрау-беку. Он направил в Кал’а-йи Буст отряд гази шамлу и эмиров аймаков под командованием Малика Шах-Хусайна Систани, автора «Ихйа ал-мулук», находившегося в то время в Герате. Приказал также Исма’ил-хану алплу принять участие в походе, и они форсированным маршем двинулись в Кал’а-йи Буст. И хотя, когда они переправились через р. Хирманд, их было около 300 человек, а боеспособное войско чагатайцев превышало 5 тыс. человек, в завязавшемся сражении, как мы знаем из нашего текста, поражение потерпели чагатайцы. Зале-хан был убит. На поле боя пало свыше 500 чагатайцев. Этот поход и захват кызылбашами Кал’а-йи Буст описаны Искандером Мунши в событиях 1012-13/1604 г. («год Дракона тюрко-монгольского календаря»), см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 673, 674.

О захвате Кал’а-йи Буст наш автор более обстоятельно сообщает в хатима в описании своего седьмого путешествия.

651. Исма’ил-хан алплу афшар — кызылбашский наместник Фараха, до назначения в Фарах осуществлял наместничество в Казируне, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 227, 367; 2, с. 433, 437, 455, 503, 620, 674.

652. Мухаммад-Заман-султан шамлу из мулазимов Музаффара Хусайн-мирзы; вместе с ним уехал в Индию. Вернувшись, служил верховному эмиру Хорасана Хусайн-хану, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 674.

653. Имеются в виду взятые в плен чагатайские эмиры, прежде всего Зале-хан. Малик Шах-Хусайн, по-видимому, сам собирался отвезти их к шаху в Иран, но недовольство систанского малика вынудило нашего автора отослать их с кем-то другим, а самому вернуться в Систан, о чем он и сообщает Хусайн-хану, все еще находившемуся в то время в Фарахе.

654. Поэма Малика Шах-Хусайна Систани «Михр-у вафа» написана в 1013/ 1604 г. как «ответ» на поэму Файзи «Нал-у Даман», рукопись ее не сохранилась.

655. Как следует из текста «Ихйа ал-мулук», крепость Мирмандаб находилась между Гиришком и Кандахаром.

656. Гиришк (существует по сей день) относится ныне к области Гильменд и расположен на магистральной дороге Герат-Кандахар, ближе к Кандахару. От Гиришка до Кандахара примерно 125 км.

657. Дарвазе-йи нау («Новые ворота») — северо-западные ворота Кандахара, ныне называемые Дарвазе-йи Харат («Гератские ворота»).

658. Байрам-султан шамлу, по-видимому, тождествен упомянутому Искандером Мунши Байрам-беку куште (***) шамлу. Это — военачальник Хусайн-хана шамлу, бегларбека Герата, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 893-894.

659. Дарвазе-йи шахр-и кухна («Ворота старого города») — восточные ворота Кандахара, ныне называемые Дарвазе-йи Кабул («Кабульские ворота»).

Следует также иметь в виду, что Шахр-и кухна («Старый город») исторически является одним из названий Кандахара (наряду с Такинабад и Зуршахр), расположен в трех км к западу от современного Кандахара у подножия горной цепи Кайтал, см.: Ball, с. 145.

660. Мустафа-бек — старший сын Мирзы Йар-Ахмада Наджма второго: в «Хайр ал-байан» приведены образцы его стихов (л. 4306). Его сын, Мирза Бакир-хан, в 20-летнем возрасте уехал в Индию и был зачислен на должность историографа императора Индии. Вскоре получил чин се-хазари и был назначен правителем области Мултан.

661. Мирза Гази-хан тархан — могольский правитель Кандахара после отставки его прежнего наместника, Шахибек-хана (1015/1607), происходил из знатного рода Амира Зу-н-Нуна, правителя Кандахара и Заминдавара во время султана Хусайн-мирзы; известный покровитель поэтов. В «Хайр ал-байан» приведены образцы его стихов (л. 421б-422а), см. также: Sayyed Hussam ad-din Rashda. Mirza Ghazi-Beg Tarkhan. Karachi, 1970.

662. В тексте: Кара-бек Курджани, у Искандара Мунши: Карабек Курчайи, старый слуга Султана Хусайн-мирзы Сафави, правителя Кандахара, бежал в Индию еще до отъезда туда Музаффара Хусайн-мирзы, где получил должность кушбиги, начальника императорской охоты. В 1000 (1591) г. он приехал в Кандахар и стал подстрекать Музаффара Хусайн-мирзу к отъезду в Индию, с тем чтобы передать Кандахар под власть императора Индии. Как хорошо известно, свое обещание императору Индии он выполнил отлично: Кандахар был передан Шах(и)бек-хану Кабули, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 486. Здесь в «Ихйа ал-мулук» речь идет о более поздних событиях в Кандахаре, в других источниках не отмеченных.

663. В тексте: ***, по-видимому, неточно прочтенный издателем этноним вместо *** — тарин. В этом случае речь идет об афганском племени тарин, населявшим восточную часть Кандахарской области. О таринах см.: История Афганистана, 2, с. 20, 27.

Фушандж — небольшой старинный городок (не путать с совр. городом!), находившийся на берегу Харат-руд (Гери-руд) на расстоянии 6 фарсахов к западу от Герата (Хафиз-и Абру, с. 42) или в одном дне пути от него.

664. Возможно, имеется в виду упомянутый Искандаром Мунши Шахсавар-бек афшар, капучи-баши шаха Султан-Мухаммада «Худабанде», см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 328.

665. Абдали — название группы афганских племен, в которую входят попользаи, баракзаи, алькозаи и ачакзаи, см.: История Афганистана, 2, с. 25. В данном контексте это слово выступает как топоним, возможно, идентичен упомянутому Мазар-и Баба Хасан-и Абдал (Дехбаба) близ Кандахара (см. примеч. 607).

666. В нашем сочинении нашла отражение официальная версия шаха ‘Аббаса I о самовольной акции правителей Систана и Фараха без его ведома захватить в 1015/1606-07 г. Кандахар, которую он, шах, якобы не одобряет.

Император Индии Джихангир-шах наивно записал в своем дневнике: «Атака персов была предпринята без ведома шаха Персии, который, когда это известие дошло до его ушей, отправил гонца и приказал, чтобы персидский командующий отвел войско от Кандахара: дескать, что за искатель приключений выступил в поход на Кандахар без моего приказа? Ежели они по случайности овладели городом, то должны немедленно передать его друзьям и слугам моего брата Джихангир-падишаха и вернуться к собственным границам», см.: Memoirs of Jahangir, 1, с. 112.

Эдварде, автор статьи об отношениях шаха ‘Аббаса I с могольским императором Акбаром и Джихангиром, совершенно справедливо замечает: «Допустить, что шах ‘Аббас не знал об экспедиции против Кандахара, можно отклонить как совершенно невероятное», см.: Edwards, с. 253; ср. также: Kuhnel, с. 171. О верности такой оценки говорит и тот факт, что в осаде Кандахара, как свидетельствуют материалы нашего источника, принимали участие помимо систанцев войска верховного эмира Хорасана Хусайн-хана и правителя Фараха Исма’ил-хана.

Эта точка зрения подкрепляется содержанием приказа (он изложен в «Хайр ал-байан») кызылбашским эмирам, осаждавшим Кандахар. В приказе не отрицается, что указание относительно осады Кандахара исходило от шаха, но оно якобы было сделано при жизни Акбар-шаха. Сейчас же, когда у власти стоит названый брат шаха Салим, осада Кандахара неуместна. Эмирам предписывалось в случае победы над городом немедленно передать его представителям императора Индии, отвести войска от крепости и возвращаться в свои местности. При этом любопытно, что шахский курьер Хусайн-бек суфра-каш был отправлен шахом в Кандахар тогда, когда стало известно, что новый главнокомандующий индийским войском Мирза Гази-хан переправился через Нил-аб и форсированным маршем направляется в Кандахар на помощь осажденным, см.: Хайр ал-байан, л. 421б-422а. Искандар Мунши не пишет об этом событии ни слова.

667. Упомянутый ранее Наухийа-хан Кабули.

668. Год Обезьяны тюрко-монгольского календаря в интересующий нас период приходится на 1016-17 г. лунной хиджры. Науруз в том году наступил в пятницу 3 зу-л-хиджжа 1016/21 марта 1608 г., см.: Хасури ‘Али, с. 26.

669. «Тухфат ал-харамайн» («Подарок [поездки] в Мекку и Медину») — название еще одного из сочинений нашего автора, посвященного его паломничеству к священным местам Хиджаза, см. Предисловие.

670. Военные действия против Турции, захватившей в свои руки кавказское побережье Каспийского моря, и в том числе Ширван, шах ‘Аббас I начал в 1603 г. Окончательную победу в Ширване шах одержал в 1607 г.

671. ‘Али б. Муса ар-Риза — восьмой имам шиитов-имамитов (ум. 203/818), похоронен в Санабаде в четырех фарсахах (ок. 24 км) от Туса. Вокруг гробницы имама ‘Али Ризы, главной святыни шиитов Ирана, и возник город Мешхед (с XIV в.), см.: EI², 1; Бартольд, 7, с. 116, 117.

672. Шахвирди-султан, курд из рода Махмуди, был назначен шахом ‘Аббасом I правителем Бин Фахла и Кидж-у Макрана. В 1020-21/1611 г., направляясь к шаху в Исфахан, он заболел и умер. Бин Фахл был передан его брату Ширази-султану, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 852.

673. Год Курицы тюрко-монгольского календаря в интересующий нас отрезок времени пришелся на 1017 и 1018 гг. хиджры. Науруз в том году наступил в субботу 14 зу-л-хиджжа 1017/21 марта 1609 г., см.: ‘Али Хасури, с. 26, 27.

674. Накш-и Джихан — центральная площадь Исфахана, при шахе ‘Аббасе I служила местом для игры в поло. На площади, длина которой с севера на юг превышала 500 м, а ширина достигала 150 м, расположены исторические здания мечети Лутфаллы (закончена в 1028/1618 г.), большой шахской мечети (Масджед-и Шах), дворца Али-Капу, лавки, базары. Базар Мина, по-видимому, часть расположенного здесь базара Кайсарийа (см. примеч. 1061).

675. Явная описка или опечатка вместо Вали-Мухаммад-хан, о нем и его приезде в Иран в 1611 г. см. примеч. 304.

676. Великий садр Кази-хан Сайфи Хусайни Казвини (о нем см. примеч. 310) во главе иранской миссии в 1021/1612 г. был направлен шахом ‘Аббасом в Стамбул для заключения мирного договора между Ираном и Турцией, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 278; 2, с. 719, 863-864 и др.; Фалсафи, 4, с. 66-68.

677. Кана Биш (Канабис/Канавис) — селение в Мешхедском шахрестане, в 18 км восточнее Мешхеда, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 351.

678. Мухаммад-бек Бигдили шамлу из великих вождей племени шамлу, мукарраб ал-хазрат шаха ‘Аббаса I, ум. 1021/1612 г. в Мазандаране, похоронен в Мешхеде, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 535, 697, 718, 817, 809-811, 860.

679. Т.е. Мазандарана.

680. Речь идет о приезде шаха в Мешхед в 1021 (1612) г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 854, 855.

681. Имеется в виду первый поход шаха ‘Аббаса I в Грузию, предпринятый в 1022/1613 г. Более подробно он описан далее, см. перевод, с. 390-393.

682. Рибат-и Пушт-и Бадам — оазис и укрепленный пункт в пустынной местности между Табасом и Йаздом; развалины средневековой крепости находятся возле одноименного селения на самой границе остана Йазд, см.: Географический словарь Ирана, 10, с. 46.

683. Дашт-и Бийабанак — северная часть Большой Соляной пустыни (Дашт-и Кавир) в Иране, прилегающей к оазису Бийабанак.

684. В печатном тексте: Кари-Чай/Кара-Чай; рукописный текст позволяет читать это название как Кабри-Чай. Именно в этой форме название реки представлено в тазкира «Хайр ал-байан» (л. 35б); в Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 869: Кабри, с. 907: Кабри-Чай. Авторы персидских сочинений этим названием обозначали р. Иори, правый приток р. Алазани, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), с. 66, примеч. 43.

Согласно «Зубдат ат-таварих» (с. 313), шах и его войско прибыли к р. Кабри-Чай 19 зу-л-хиджжа 1022/30 января 1614 г.

685. В хатима «Ихйа ал-мулук» (с. 504-505) автор пишет, что он выехал из шахского лагеря 17 ша’бана/22 сентября 1614 г.

686. Ашраф (совр. Бехшахр) — город в Мазандаране, расположенный в 25 км к северо-востоку от г. Сари, служил зимней резиденцией шаху ‘Аббасу I, см.: Географический словарь Ирана, 3, с. 53; EI², 1; Хасан-и Кал’абанди. Та’рих ва джуграфийа-йи шахристан-и Бехшахр. Сари, 1347 (1968).

687. Малик Шах-Хусайн Систани неоднократно выступал посредником в урегулировании политических конфликтов в Мекране (об этом есть упоминание у Искандара Мунши, 3, с. 958). В благодарность шах решил в 1615 г. пожаловать Малику Шах-Хусайну управление Мекраном, составив соответствующие указы. Однако произошедшие вскоре события, в том числе карательный поход шаха в Грузию, в котором участвовал и Малик Шах-Хусайн, отсрочили его назначение в Кидж-у Макран, а потом оно и вовсе забылось.

688. Тахмурас-хан Гурджи — царь и политический деятель Грузии XVII в. Теймураз I (род. 1589, ум. 1663); в 1606-1612 и 1634-1648 гг. — царь Кахетии, в 1625-1632 гг. — царь и Кахетии и Картли, в течение нескольких десятилетий возглавлял борьбу грузинского народа против иноземных завоевателей, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 51.

‘Али-кули-хан караманлу шамлу — приближенный шаха ‘Аббаса I, служил ему еще тогда, когда тот был ребенком и жил в Герате. Его положение при шахе укреплялось день ото дня. Благодаря познаниям, практическому знанию дел он занял место в ряду великих эмиров и столпов государства, в 1014/1605-06 г. удостоился должности главы дивана юстиции (диван-биги), а в следующем, 1015/1606-07 г. шах пожаловал ему должность ишик-акаси-баши (одновременно он оставался также правителем Рея); ум. в 1034/1624 г. естественной смертью, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 418, 525, 526, 674, 698, 732; 3, с. 1040 и др. Поскольку его дети были малолетними, то после его смерти его должность в 1035/1625 г. отдали Зайнал-беку Бигдили тушмал-баши.

Войско под командованием ‘Али-кули-хана было послано в Кахетию для подавления вспыхнувшего в Алаверди в сентябре 1615 г. антииранского восстания. Согласно Искандеру Мунши (2, с. 889, 891), в этом походе участвовали также Мухаммад-хан Зийад-оглы с войском Карабага и Исфандийар-бек ‘арабгирлу.

Повстанцы под командованием Теймураза I наголову разбили вблизи р. Арагви присланное шахом войско, главнокомандующим которого был ‘Али-кули-хан. ‘Али-кули-хан с остатками своего войска бежал в Тифлис, а оттуда в Ганджу, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 892, 893. Это поражение ‘Али-кули-хана и имеет в виду наш автор. Еще раз о разгроме кызылбашского войска под командованием ‘Али-кули-хана упоминается в хатима (см. наш пер., с. 397). Разгневанный шах ‘Аббас I в марте 1616 г. в канун Науруза решил предпринять карательный поход в Восточную Грузию, дабы разгромить тамошних безбожников, «дерзнувших убивать мусульман» (Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 847), некоторые подробности похода автор излагает далее. Об этом см. также: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 53.

689. Перс., тамами-йи мамалик-и хак-и улка-йи Тахмурас. Имеется в виду территория Кахетинского царства в Восточной Грузии, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 54.

690. В дальнейшем при изложении тех же событий (см. пер., с. 397) автор пишет, что почти «60 тысяч неверных отправились в преисподнюю, 200 тысяч молодых женщин, девушек, юношей и детей попали в плен. Еще 100 тысяч пленных грузин увезли лезгины».

691. Мухаммад (Мехмед)-паша (Огуз-Мухаммад) — великий вазир Османской державы (назначен на этот пост после казни в 1614 г. Насух-паши) по приказу султана Ахмада I (1603-1617) выступил из Стамбула в поход в Иран 23 раби’ II 1024/22 мая 1615 г. Войско Мухаммад-паши продвигалось крайне медленно и лишь в середине джумада II (в конце июня — начале июля или, по другим источникам, в ша’бане/середине августа) 1616 г. подошло к Ереванской крепости.

Шах ‘Аббас после разорения грузинских земель двинулся с войском на помощь гарнизону Ереванской крепости, осажденной турками.

В октябре — начале ноября 1616 г. Мухаммад-паша снял осаду с Ереванской крепости и отступил к Арзруму. Вскоре после этого он заключил с иранцами мир на условиях договора 1612 г. Однако султан Турции аннулировал этот мирный договор, сместил Мухаммад-пашу с должности великого вазира и главнокомандующего, назначив вместо него Халил-пашу, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 880, 887, 888, 903-909; 3, с. 1114; Фезлеке, с. 136 и сл.; см. также: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 56.

В хатима «Ихйа ал-мулук» автор еще раз возвращается к этому эпизоду — он находился в то время в шахской свите и после снятия турками осады вместе с шахом вступил в Ереванскую крепость, см. с. 398 нашего перевода.

692. Чухур Са’д — название Араратской равнины со всеми окрестностями (Восточная Армения) по имени правившего здесь туркменского владыки Амир-Са’да (XIV в.), см.: Папазян, 1972, с. 50.

В правление шаха ‘Аббаса I Чухур Са’д входил в состав Сефевидского государства как одно из его бегларбекств с центром в Ереване. О составе бегларбекства Чухур Са’д см.: Рахмани, 1981, с. 88.

693. Ишик-Майдани, Агрича и Акмискал — летние стоянки в Чухур Са’де и прилегающих к нему территориях.

Дарйа-йи Гукча (Гёкче) — тюркское название оз. Севан.

694. Кан-им куни (тюрк.) — букв, «день моей крови» (день отмщения?).

‘Акраб — восьмой месяц иранского солнечного года, соответствующий октябрю-ноябрю.

695. Имам-кули-хан — старший сын Аллахвирди-хана. После смерти отца в июне 1613 г. был назначен шахом ‘Аббасом I правителем Фарса (до того был правителем Лара). Вскоре он стал одним из самых влиятельных и могущественных деятелей Сефевидской державы. Под его командованием шахские войска (с участием английского флота) отвоевали в 1621-1622 гг. у португальцев Кишм и Хормуз. Был казнен вместе со своими сыновьями в 1633 г. шахом Сафи I (1629-1642), поскольку оказался замешан в антииранском восстании Да’уд-хана в Грузии в 1632-1633 гг.; см.: Гелашвили, с. 84, а также Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 26, в котором полностью отражена литература по данному вопросу.

696. Карчакай-бек (хан) из ереванских армян; при шахе ‘Аббасе I сделал блестящую карьеру от должности кайчачигари и начальника артиллерии до главнокомандующего всеми войсками Ирана (сипахсалар-и кулл-и лашкар-и Иран). В 1026 (1617) г. за боевые успехи в Азербайджане он был удостоен почетного титула «хан» и звания верховного эмира (амир ал-умара) Азербайджана; погиб в Грузии в 1034/1624-25 г. от меча Георгия Саакадзе, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 618-620 и др., особенно 3, с. 1039, 1040; Фалсафи, 1, с. 177; 2, с. 93 и др.

697. Амир Гуна-хан каджар из каджарского племени акджакойунлу, бегларбек Еревана (1605-1625). За хорошую службу, ум и опыт был удостоен почетного титула «хан» и стал верховным эмиром Чухур Са’да. За проявленное мужество в войне с турками удостоился также почетного лакаба (прозвания) Сару-аслани. В 1034/1624-25 г. во время войны в Грузии был ранен, умер в конце 1625 г. и был причислен к числу шахидов. После его смерти высокое звание «хан» и должность верховного эмира Чухур Са’да были пожалованы его старшему сыну, Тахмасп-кули-беку, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 643, 903; 3, с. 1041; Фалсафи, 2, с. 313; Папазян, 1972, с. 53.

698. Мир Фаттах Исфахани, минбаши корпуса исфаханских стрелков, убит во время похода в Грузию в 1025/1616 г.; неоднократно упоминается в «Та’рих-и ‘аламара» (2, с. 453, 464, 747, 818, 903, 913, 915). Искандар Мунши характеризует его как человека опытного, закаленного в боях.

Минбаши < мингбаши — тюрк., «начальник тысячи», «тысячник» (в Турции — начальник батальона).

699. Ахмад-султан Мичаки Хурасани — правитель Туршиза (Хорасан), предводительствовал одним из хорасанских отрядов стрелков из мушкетов, принимавших участие в сражении с турками во время осады Ереванской крепости в 1025/1616 г. и в кандахарском походе шаха ‘Аббаса в 1031/1622 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 643, 903; 3, с. 978, 1087; Фалсафи, 3, с. 165.

700. Муллазаде Бафки упомянут Искандером Мунши (2, с. 903) как предводитель одного из отрядов стрелков Хорасана, принимавшего участие в боях под Ереванской крепостью. Нисба по названию селения на дороге Кирман-Йазд (ныне центр Бафкского района остана Йазд).

701. Урдубад — город на берегу р. Араке, к востоку от Джулфы в Иранском Азербайджане.

Под названием Карабаг (Карабах) обычно имеется в виду область в междуречье Куры и Аракса. При шахе ‘Аббасе Карабаг вместе с Ганджой составляли одно из бегларбекств Сефевидской державы.

Баргушад — местность (летовье) в Азербайджане на пути из Урдубада в Карабаг, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 710.

‘Али-дарраси (у Искандера Мунши — Дарре-йи ‘Али) — тюркское название ущелья, через которое шла дорога из Урдубада в Баргушад, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 710.

702. Дамган — небольшой город в Северном Иране в провинции Мазандаран, расположенный примерно в 112 км северо-восточнее Симнана и 70 км западнее Шахруда, На шоссейной и железной дороге Тегеран-Хорасан, см.: Географический словарь Ирана, 3, с. 115. Ал-Йа’куби называл Дамган первым городом Хорасана (с. 276).

703. Как явствует из последующего текста, Малик Гийас ад-Дин, средний сын Малика Махмуди (автор чаще называет его Малик Гийас), умер в 1025/1616 г.

704. Ходжа Джалал ад-Дин Акбар Гурийани родом из Гурийана, что под Гератом, вазир Хорасана (назначен на этот пост в 1021/1612-13 г.); пользовался почетом и уважением. Даже когда Джалал ад-Дин Акбар ослеп, шах ‘Аббас не стал смещать его с этой должности, и он оставался вазиром «всех частей» Хорасана в течение 12 лет, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 573, 855; 3, с. 941,987, 1093.

705. Т.е. Хусайн-ханом шамлу, бегларбеком Герата и верховным эмиром Хорасана.

706. Как уже указано, Хан-и ‘Алам, направленный императором Индии Hyp ад-Дином Джихангиром послом к шаху ‘Аббасу, выехал в путь в конце 1025/ 1617 или же в начале 1026/1617 г., следовательно, приезд нашего автора в Герат и встреча с Хан-и ‘Аламом, сделавшим остановку в Герате, состоялись в этот отрезок времени.

707. Зайнал-хан шамлу — военачальник и правитель Герата при Исма’иле I (1501-1524); в правление шаха Тахмаспа (1524-1576) был его наместником в Астрабаде; убит в сражении с узбеками в Дамгане в 934/1521 г.

708. Фарахабад построен по приказу шаха ‘Аббаса I в 1020 или 1021/1611-12 г. на месте незначительного селения Тахун (Тахан), куда были переселены тысячи семей из Гиляна, Ширвана, Грузии, Армении, Ареша и Нахичевана, служил местом летних развлечений шаха, см.: Мар’аши, с. 362. Ныне Фарахабад — центральное селение шахрестана Сари, расположенное в 25 км к северу от Сари, см.: Географический словарь Ирана, 3, с. 203; EI², 2.

709. Как выясняется в дальнейшем, Малик Шах-Хусайн выехал из Фараха в Герат днем раньше, 1 ша’бана 1027/24 июля 1618 г. (см.: Ихйа ал-мулук, с. 514).

710. Существует под этим названием по сей день, расположен в провинции Нимруз (Афганистан) близ границы с Ираном, недалеко от впадения р. Фарах-руд в оз. Савари.

711. Ходжа Касим Натанзи был одним из семи мустауфи ал-мамаликов шаха Тахмаспа, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 162, 165; 3, с. 956. Искандар Мунши из сыновей Ходжи Касима упоминает лишь Ходжу Мухаммад-Амина, известного под именем Хан. Он прославился в науке сийак и в знании законов счетоводства (1, с. 165).

712. В тексте: *** Баг-и Сакзи?

713. Уже упоминавшийся сын правителя Систана, Малика Джалал ад-Дина Махмуда, см. примеч. 525.