МАЛИК ШАХ-ХУСАЙН СИСТАНИ

ХРОНИКА ВОСКРЕШЕНИЯ ЦАРЕЙ

ТА'РИХ-И ИХЙА' АЛ-МУЛУК

Обстоятельства высокопоставленного защитника стран, познавшего истину, наследника престола царей ‘Аджама, величайшего из маликов сего мира, преемника славы предводителей великих хосроев и непорочности высокого ранга султанов, [олицетворения] приятной внешности, добродетельных поступков, удостоенного особой защиты любвеобильного Царя ²⁶⁷, звезды на небесах власти и справедливости — Малика Шах-Махмуда.

Государь, покоритель стран, праведный душой Малик Махмуд-шах,
Величественный хосрой, шах со славой Фаридуна ²⁶⁸.

/202/ При счастливом расположении звезд, определенном астрологами, после того как престол Систана целых сорок два года томился в ожидании восшествия на него этого клана, [Малик Махмуд-шах] вступил на трон своих отцов и дедов, заручившись поддержкой Сефевидов ²⁶⁹.

Малики, знать, эмиры, сановники, саййиды, улемы, накибы и прочие подданные разбросали [перед ним] монеты, открыв врата победы и ликования перед лицом простого народа. На землю Систана пришел Науруз. От свежести и яркости зелени на землях Вселенной, прежде всего на просторах Хорасана, благодаря чистоте и свежести [все] пришли в хорошее настроение, улыбались. У простых и знатных раскрылись бутоны сердца. Для Систана настала новая пора расцвета. Из благодатного источника влага поступала на луга Забула. На лугах Систана зацвела пальма желания. На ветках надежд надеющихся созрели желанные плоды. На скорбных устах утвердилась дружеская улыбка, распустился цветок смеха. Источник слез был перекрыт, дом печали разрушен, а дом радости и веселья благоустроен. Скупость и жадность уступили место щедрости и благодеяниям, отчаяние сменилось надеждой. [123]

Когда молва о его власти достигла областей, знатные и благородные обратили лица к той Ка’бе надежд и чаяний. Высокого ранга саййиды всего Гармсира, прежде всего сыновья Мира ‘Абд ал-Хаййа, как-то: Саййид Нураллах и Амир Хурд, обратились к высокому порогу царственного малика и привезли ключи от своих крепостей. Каждому он дал должность и звание много выше просимых ими. Великие саййиды из Хафтвада, называемого Кирманским Бамом ²⁷⁰ и известного как Вилайат арба’а («четыре области». — Л.С.), как, например, Шах-мирза, Шах-‘Абд ал-Баки и Мирза Сафи, явились на высокую службу, и он оказал им почет и уважение. Некоторые [из них] остались беседовать с верховным маликом, другие, достигнув своих желаний, вернулись по местам.

Поздравить его приехала большая часть знати из Каина. Они заявили о своей покорности и единодушии. Несколько человек не смогли приехать и прислали письма с благодарностью.

Приехали также жители Кал’а-йи Ках и /203/ Ука и заявили о намерении прогнать [своего] правителя. Поскольку они все состояли в родстве с эмирами Систана, их возвели в ранг нукаров. Каждый из них был произведен в чин и стал правителем своей местности и своей крепости с [положенным ему] жалованьем, формально повинуясь правителю Фараха.

Область Ниха передали Малику Мухаммаду, старшему сыну Малика Гийас ад-Дина Мухаммада. Малик Мухаммад, став владетелем области Них, укрепил цитадель и избрал ее местом своего пребывания. Он правил Нихом три месяца.

Часть владетелей той стороны приняла его со всей искренностью. Другая часть, настроенная враждебно, внешне выдала себя за искренне преданных людей, а тайно направила гонца к бывшему правителю Ниха, Шамс ад-Дин-беку гилю ²⁷¹, и обрадовала его вестью о передаче Ниха ему.

Когда же Малик Мухаммад приехал в Систан на служение верховному малику, намереваясь впоследствии вернуться [в Них], однажды ночью один из жителей Ниха привел Шамс ад-Дин-бека в верхнюю цитадель. Утром они изгнали родственников [верховного] малика и захватили крепость. Продолжение обстоятельств Шамс ад-Дин-бека и хозяев города Ниха будет приведено на своем месте. Вначале Раис My’мин Хаши имел счастье [быть приглашенным] на службу, однако он пренебрег сдачей крепости. Тогда верховный правитель указал группе маликов и сыновей эмиров, чтобы они повели туда войско и уничтожили крепость Хаш, которая по укрепленности притязала на равенство с небесной цитаделью. [124]

Согласно высокому приказу пять тысяч воинов выехали в крепость Хаш. Несколько дней шла война. В конце концов [крепость] была захвачена мулазимами [верховного малика]. Передав крепость группе накибов Мира Хасана, войско вернулось в Систан.

Население пограничного района Систана, [состоявшее] из великих военачальников и накибов ²⁷² той местности, надело себе на шею ярмо рабства. Местная власть была передана Малику Гарибу, старшему сыну Малика Наср ад-Дина.

Малики и эмиры верхнего и нижнего Мекрана прислали подушную и поземельную подати. [Верховному малику] повиновались вплоть до берега реки Синд ²⁷³. В пятничной проповеди упоминали имя верховного малика, от его имени в области Нимруз чеканили монеты. Это продолжалось три месяца. Когда весть о захвате Систана дошла до Ирака, /204/ Мухаммад-хан, который был рукн ас-салтана и современником верховного малика, доложил: «Джа’фар-султан погиб из-за дурных намерений и тщетных притязаний. Малики, [потомки] Лайса ²⁷⁴, преданы этому халифского достоинства роду. На некоторое время они сами отошли от дел правления. Сейчас же, когда у них есть желание и власть, не следует мешать им!»

Получив от шаха, подобного [своими достоинствами] Искандеру ²⁷⁵, царские указы на [правление] провинцией, царские одеяния, барабан и знамя, [Мухаммад-хан] отослал [их] верховному малику. Он употребил все усилия, чтобы монеты чеканились с именем светлейшего [шаха] и чтобы в хутбе [прежде] упоминалось имя [шаха]. Он говорил: «Других просьб к вам нет. Заступайте на правление Систаном в соответствии с прежним указом!»

Саййиды, улемы и благомыслящие отправились к верховному правителю [Систана] и умоляли его об этом. Чекан монет и пятничную проповедь украсили именем шаха, [своими достоинствами] подобного Искандару.

На берегу Шелы Шайх-и Зирих скопилось сборище, подобно которому видывали в Систане не часто. Там насчитывалось двадцать тысяч семей, помимо людей Зириха, Рамруда, Гармсира, которые собрались по своим провинциям. Их знать отправилась к высокому двору.

В это самое время Малик Сафи ад-Дин Исхак ²⁷⁶ перенес свои пожитки в загробный мир. После соблюдения дней траура [Малик Махмуд] устроил большое празднество. Маликам и эмирам были розданы высокие должности и чины. Усадив Малика Гийас ад-Дина на трон с правой стороны, [Малик Махмуд] изволил [125] великодушно сказать: «Это государство принадлежит вам, я лишь сын зашей светлости! Что же касается должностей и чинов маликам И эмирам, пусть будет так, как сочтет ваша милость. Малик Наср ад-Дин также приходится мне дядей со стороны отца. Вы оба являетесь старшими сего высокого рода».

Амир Хасан-‘Али, лала и учитель верховного малика [Систана], сидел впереди. Они с Маликом Гийас ад-Дином и Маликом Наср ад-Дином держали совет и обменялись мнениями относительно распределения должностей [в Систане]. Должность начальника канцелярии ²⁷⁷ была назначена Малику Мухаммаду, старшему сыну Малика Гийас ад-Дина, должность ишик-акаси-баши ²⁷⁸ — /205/ Малику Гарибу. Должность мир-ахура ²⁷⁹ пожаловали Малику Зарифу. Малик Махмуди стал назиром ²⁸⁰ всей страны, наблюдающим за безопасностью государства. В конце концов он занял должность вазира. Командование войском поручили Малику ‘Али сыну Малика Абу Исхака, племяннику верховного правителя [Систана]. Несмотря на то что [сему] рабу в то время было семь лет, ему поручили хранение чернильницы и назначили помощником. Малик Латиф стал сабленосцем, Малик Султан-Махмуд сын Малика Абу Са’ида — стольником. Его брата, Малика Касима, определили на должность таваджи. Мирза Абу-л-Фатх сын Малика ‘Али тоже имел какие-то обязанности. Верховный правитель [Систана] ко всем относился с большим уважением. Малик Гийас ад-Дин говорил постоянно: «Как жаль, что вы не желаете платить деньгами жалованье маликам — потомкам Малика Кутб ад-Дина, дабы возместить хотя бы десятую часть добра, сделанного ими сыновьям Шах-Махмуда».

Шах-Абу-л-Фатх стал главным конюшим, его брат, Шах-Касим, носил лук и стрелы малика; Малик Мустафа был держателем колчана, лука и стрел. Малик Мухаммад сын Малика Кубада был парваначи ²⁸¹; его брат, Шах-Валад, также был парваначи. Остальные маликзаде тоже почитали за счастье служить [верховному правителю Систана].

Великие эмиры: Амир Хасан-‘Али был назначен лала, Амир Хаджи Мухаммад — вакилем. Вазиром вначале был Мир Лутфаллах Ма’мури, а после его казни вазиром стал Мир Мубариз. После же убийства Мира Мубариза должность вазира была передана Малику Махмуди.

Амир Мухаммад сын Амира Хасан-‘Али занимал должность таваджи. Амир Камал ад-Дин Хусайн Табаки, младший сын Амира Хасан-‘Али, был управляющим библиотекой и приближенным [126] его величества. Амир Хайдар сын Амира Хаджи Мухаммеда, принадлежавший к эмирам [рода] Саййида Ахмада, был собеседником, а формально состоял в должности кайчачигари ²⁸². Амир Гийас сын Амира Шамс ад-Дина, из эмиров Барзана, состоял в родственных отношениях с Миром Мубаризом и был ишик-акаси.

Остальные маликзаде — родственники Мира Хаджи Мухаммеда, Амира Хасан-‘Али, Амира Мубариза и других были включены в число курчиев. Внук Йар-Махмуда, Амир Мухаммад-Салих, был тарханом ²⁸³ и собеседником [правителя Систана].

Остальные йары входили в число /206/ курчи. Сыновья Мира Хасана сына Йар-‘Али, например Хасан-‘Али, носили стрелы и луки. [Хасан-‘Али] был, [кроме того], главой арсенала ²⁸⁴, Мир Касим кази — назиром, Мир Касим Нармашири — мушрифом. Мир Джалал «Гав» носил копье малика, шайх Мухаммад, один из потомков шайха ‘Али-Махмуда, был знаменосцем. Мир Хасан-джан, из чагатайских эмиров, предки которых прибыли в Систан вместе с Биту м, сестрой султана Абу Са’ида, был назначен мустауфи, лицом, от которого зависело решение всех частных и общих вопросов. Мир Музаффар, самый старший из людей этого сословия, человек, которому доверяли, стал ишик-акаси гарема ²⁸⁵.

Накибы: накиб Джамал был сипахбадом и полководцем войск. Накиб Махмуд Туршаби был назначен воспитателем Малика Хайдара. Одним словом, каждый из маликов, эмиров и владетелей Систана ²⁸⁶ занимался делом достойным и подходящим для него. Со всей преданностью они устремились на службу. [Верховный правитель Систана] устраивал разного рода собрания и [вел] беседы в узком кругу. Начало своего правления и расцвета эпохи могущества [Систана] он отметил царскими пирами. Величие и высокое положение верховного правителя Систана, его внушительная наружность и величавость так воздействовали на сердца, что люди, находившиеся при нем многие годы, каждый день приходя к нему на службу, думали, будто они только сегодня стали служить этому высоких помыслов [правителю]. Несколько лет они повиновались ему совершенно беспрекословно и не платили подать кызылбашским наместникам. Воистину, редко встретишь в мире среди султанов вакиля и столпа государства подобного Амиру Хаджи Мухаммеду. Не было равных ему по достоинствам, внешнему облику, по внутренней доброте, проницательности, дару слова, изысканности слога, искусству писать. Требования и просьбы, высказанные во время рассмотрения прошений, всегда были близкими к разрешению. Никто из [простых] систанцев и эмиров не мог поступить [127] вопреки мнению Амира Хасан-‘Али. Амир Хасан-‘Али в преданности и покорности малику [Систана] не был столь назойливым и предприимчивым, чтобы стеснить чье-либо дыхание. /207/ Он всегда заботился, чтобы пыль уныния не села на зеркало чьей-либо преданности, старался разузнать скрытое и явное людей обидчивых и упрямых. Обидчивых он утешал, упрямых ласкал похвалой. Яд стрел злоречивых обезвреживал с помощью противоядия, участливо осведомляясь об их здоровье; прикладывал пластырь любви к ранам упавших духом. Пока Мир Хасан-‘Али был жив, царили единодушие и единомыслие. Никто не высказывал противных суждений. Пять месяцев после учреждения сей власти упомянутый эмир преставился. Это несчастье огорчило верховного правителя [Систана] и остальных уважаемых эмиров и великих маликов. И в самом деле, его смерть была несчастьем для страны. Никогда еще в Систане не было правителя такой силы, уважения, благородства, великодушия, [человека] благонамеренного, правильно поступающего, знающего счет [деньгам], твердого в дружбе.

После кончины сего мудрого [мужа] его старший сын, Амир Мухаммад, удостоился почетного назначения воспитателем. Амир Мухаммад обладал совершенным умом, терпением, кротким нравом и благочестием. В набожности явной и скрытой, в избежание всего запретного и в служении Богу он достиг высшей ступени, пользовался огромным почетом и уважением у верховного правителя [Систана] и был любимцем остальных маликов и эмиров. Отношения между ними и Амиром Хаджи Мухаммадом в высшей степени были дружественными. После кончины Амира Хасан-‘Али у него появилось желание иметь большую прибыль, чем доходы.

Верховный правитель [Систана] еще раньше назначил мустауфи своего давнего друга Амира Хасан-джана ²⁸⁷ и отдал ему [контроль] над общим доходом, сам ревизовал и общий и частные доходы. Амиру Хаджи Мухаммаду, считавшему, что «вмешиваться в дела малика совершенно не следует, достаточно того, что я забочусь обо всех важных делах», малик возражал: «Хотя у тебя должность вакиля, вмешиваться в дела и требовать прибыли следует соответственно доходам. Если из десяти дел народа мы уладим два дела, которые невозможно разрешить по гражданскому закону и закону шариата, жалоб быть не должно».

Стороны начали капризничать. Льстецы нашли путь в оба собрания. /208/ Группа любителей сборищ окружила упомянутого эмира, ежедневно устраивая пирушки. Находись упомянутый эмир постоянно на служении малику, пирушки не были бы возможны. Те же, [128] по-видимому, были заинтересованы в таком поведении, клеветники скучали.

В окружении верховного правителя также были люди, которые в отсутствие верховного эмира заявляли о [своей] близости с ним и вмешивались в дела. Когда он был на месте, [делать] это не удавалось. Они стремились к тому, чтобы нарушить согласие. Обе стороны готовили все необходимое для раскола. Постепенно дело дошло до того, что ежедневные встречи сменились [встречами] раз в неделю, потом [раз] в десять [дней. Затем] солнечный луч встреч пробивался лишь раз в месяц. Группа смутьянов, имевших доступ к Миру Хаджи Мухаммаду, обратила его внимание на то, что положение верховного правителя [Систана] за последние шесть месяцев изменилось, а он обращается с вами по-прежнему. Ежели его правление продлится еще год, то никто не сможет ему помешать. Для правления подходит наследник Малика Исхака с материнской стороны, Малик Хайдар. В то время Малику Хайдару был 21 год. Группа людей пришла к нему. Обманув его, они представили дело так: «[Поскольку] мы обижены на твоего отца, если ты не дашь согласия, то возведем на правление Малика Мухаммеда сына Малика Йахйи, наследника земельной собственности».

Малику Хайдару казалось, что его отец получил власть благодаря стараниям эмиров; по неопытности и малолетству глаза его, взирая на мир, видели только то, что желали другие, и он не знал, что великие дела хотя внешне имеют посредника, но на самом деле полностью зависят от воли Творца и могущества Того, кто создал день и ночь. Поддавшись искушению и обману со стороны тех людей, он отправился в дом Амира Хаджи Мухаммеда. От дворца его почтенного отца он отстоял не далее чем одно конское поле ²⁸⁸. Малика Хайдара посадили на престол правления. Были в сборе все эмиры, низшие и благородные. Каждому определили должность.

Когда это известие дошло до слуха верховного правителя [Систана], он язвительно усмехнулся и ничего не сказал, ни хорошего, ни плохого. Один день он оставался в том месте. На следующий день выехал в Джарунак, свою главную резиденцию, и спокойно зажил там в раеподобном саду.

/209/ Малик Гийас ад-Дин и [его] сыновья, Малик Наср ад-Дин со своими сыновьями и остальные малики, словно ожерелье Плеяд, окружившее луну на небосводе высоты, собрались возле него. К нему пришли также сыновья Малика Абу Са’ида, дяди Малика Хайдара со стороны матери. Уважаемая Биби-шахзаде, свод целомудрия, вместе с другими детьми уехала в Джарунак. [129]

Правление Малика Хайдара среди эмиров продолжалось три дня. На четвертый день под предлогом прогулки он выехал оттуда и приехал в дом отца. Найдя дом пустым, стал там жить. Эмиры отряд за отрядом собрались в том месте и всячески уговаривали его. Малик Хайдар только плакал. Наконец эмиры тайно отправили человека к Малику Гийас ад-Дину и умоляли его приехать. Малик Гийас ад-Дин приехал к Малику Махмуду и сказал: «Я привезу Малика Хайдара, он не виноват. Эмиров я тоже привезу. Ни одно слово упрека, которое отдавало бы оскорблением, не должно слететь с великих уст, ибо это породило бы лишь страх в сердцах. Напротив, всепрощение и снисходительное отношение послужили бы увеличению искренней привязанности к вам».

Малик Гийас ад-Дин после подготовки основы для всепрощения и благодеяний уехал в ставку Шайх-и Зирих. Те люди выражали радость. Каждый готов был просить извинения. Лучший из маликов спас их от стыда. Рукавом милосердия он стер слезы с лица смущения Малика Хайдара. Всех привезли в Джарунак. Малик Гийас ад-Дин решил, что Малик Хайдар поедет к отцу раньше [остальных]. Народ в отрядах пусть не волнуется. В конце дня, взяв себе в спутники знатнейших эмиров, он привез их с собой в Джарунак.

Почти на закате, когда потемневшее небо («и сделали ночь покровом» (Коран, LXXVIII, 10)) окутывает покровами дела, те терзаемые смущением люди с устами, полными извинений, и рассыпающими жемчуг глазами были приняты верховным правителем [Систана]. Лучший из маликов Малик Гийас ад-Дин, излагающий истины язык которого превосходил в устройстве дел красноречие Сахбана ²⁸⁹, от имени несравненного эмира и других эмиров принес верховному правителю глубокие извинения и тем удовлетворил обе стороны. /210/ В присутствии отца он приласкал Малика Хайдара и пошутил: «О свет очей моих, ты хотел обратить внимание престола на свои достоинства и одаренность? Ни отец твой, ни старшие родственники не имеют ничего против!»

Всевозможными ласками он снял ржавчину сего постыдного поступка с его чела и водой милосердия смыл пыль его страха. Верховный правитель, со своей стороны, говорил и простым и знатным о своей незаинтересованности мирскими делами. Несколькими словами раскаяния он перемолвился с Амиром Джамалем сыном Мира Шайха и двоюродным братом Мира Хасана-‘Али, искренним доброжелателем [малика]. [130]

Два дня весь народ Рамруда и Пушт-и Зириха находился там в сборе. Услыхав это известие, накибы Зириха и Рамруда, главы Хауздара и Кундара, великие накибы, вожди [племен] и кутвали крепостей — все стекались в Джарунак вместе со своими рядовыми [воинами] и почетными старцами Сарабана. По настоянию саййидов, прежде всего Саййида Мухаммеда Каусари, Шах-Ахмада и Амира Махмуда сына Амира Саййида (последний был справедливейшим из судей, чьи приказы исполнялись, и обладал величайшей добродетелью и благочестием), верховный правитель отправился в ставку Шайх-и Зирих и стал там жить. Длительное время никаких разговоров о сем постыдном поступке не вели, не раздражали уважаемого [человека]. Каждый усердно исполнял свои обязанности. В те времена великие саййиды и высокие судьи всегда выступали посредниками. Путь разговорам мятежных людей был закрыт.

Когда минуло полтора года правления малика и когда царь царей и султанов поселился в укреплении в лесу ²⁹⁰, когда его люди и последователи собрались в одном месте, благородные сочли за благо, чтобы знать и эмиры, [находящиеся] на службе малика, расположились возле селения Пуште Заве ²⁹¹, в одном фарсахе от той ставки, а имеющие землю и безземельные крестьяне ²⁹² Бар-и Зириха, Пушт-и Зириха и Абхурана ехали бы в свои селения и местности и приступили бы к их благоустройству. В соответствии с этим дом Мира Хасана-‘Али стал местом остановки верховного правителя [Систана]. Приготовили также жилища для [других] маликов. Амир /211/ Хаджи Махмуд ²⁹³ и Амир Мубариз заняли дома для себя и для своих подданных. Малик Гийас ад-Дин остановился в своем новом доме, который выстроили для него в нижнем Джарунаке. Малик Махмуди, помирившись с отцом, приехал в Джарунак. Однако Малик Мухаммад остался у верховного правителя в Пуште Заве.

Амир Хаджи Хусайн, брат Амира Таджа, приходившийся Амиру Хаджи Мухаммаду двоюродным братом со стороны матери и происходивший из [рода] эмиров Пуште Заве, который владел землями Амира Мухаммада сына Махмуда и являлся крупным землевладельцем, издавна был в ссоре с Амиром Мубаризом. Он всегда дурно говорил верховному правителю об Амире Мубаризе, утверждая, что «Амир Мубариз сеет смуту среди народа. Пока он жив, ваши дела не будут иметь успеха».

В то время Амир Мубариз независимо исправлял должность вазира. Амир Хаджи Мухаммад, вынужденный молчать, как будто [131] был недоволен этим. Малика Хайдара окончательно уговорили убить Амира Мубариза. Маулави Маснави Систани (так!), один из приближенный [к малику] поэтов, занимавшийся составлением писем, также выступил подстрекателем этого постыдного поступка.

Мавлана ‘Ашики, [один] из известных поэтов того времени, был наперсником Амира Хаджи Хусайна. Амир Хаджи Хусайн с утра до вечера проводил [время] возле того порога и рассказывал об этом.

Когда луч сомнений отразился в зеркале уверенности Амира Мубариза-‘Али, он стал думать об отъезде. Малик Наср ад-Дин и его друзья в противовес Малику Гийас ад-Дину, который держал сторону Амира Мубариза, вступили в этот заговор.

Амир Мубариз поспешил в Джарунак и рассказал лучшему из маликов правду о своих делах. Малик Гийас ад-Дин не подозревал, что Малик Махмуд является зачинщиком сего дела, и не знал, что Малик Хайдар может совершить этот поступок без повеления малика. Он успокоил Амира Мубариза. Вместе с ним он приехал в дом верховного правителя. Верховный правитель потребовал Коран и в присутствии своего пользующегося доброй славой дяди поклялся: «Я не буду слушать ничьих слов относительно Амира Мубариза и не дам согласия на его убийство».

Лучший из маликов провел там одну ночь, /212/ на следующий день он приехал домой.

Во время вечерней молитвы, [когда] он сидел с группой людей в своем садике, верховный правитель прислал срочного гонца и сообщил, что дело Амира Мубариза обернулось так-то. Тогда, когда Малик Гийас ад-Дин уехал в Джарунак, Амир Мубариз выкрасился хной, обрил голову, вымылся, надел чистое белье, исполнил религиозные обряды и, как было условлено, направился в дом малика. Амир Хаджи Хусайн вместе со своими слугами-злоумышленниками был там. Малик Хайдар решил совершить прогулку. Конь его стоял наготове. Он пытался сесть на коня. Подошел Амир Мубариз, взял его за плечи и посадил, а сам пал наземь в нескольких шагах перед ним, дабы засвидетельствовать почтение, а затем вернуться назад. Малик Хайдар, вытащив меч, ударил его по лицу. Джамал сын Хаджи Тахира и Хусайн Сикандар ²⁹⁴, каждый в отдельности, тоже нанесли ему удары мечом и прикончили его. [После того] Малик Хайдар отправился на прогулку, Амир Хаджи Хусайн вошел в коридор дома малика. Его слуги напали на труп Амира Мубариза, каждый из них нанес удар мечом. Малик Махмуд, [132] получив известие, растерянный, вышел из дома, обругав и осыпав проклятиями Малика Хайдара. Но дело уже было сделано, помощь была бесполезна. «Исправлять событие надо прежде его [свершения]». Он очень сожалел о сем постыдном [поступке]. С гонцом он отправил послание, умоляя Малика Гийас ад-Дина о приезде. В то самое мгновение, как это случилось, Амир Хаджи Мухаммад выехал из своего дома в Пуште Мала, оттуда в Пуште Йари, что на побережье и в лесу. Весь народ собрался к нему. Мир Мухаммад-лала, Амир Саййид-‘Али, сыновья Мира Хасана ‘Али, Амир Шайх и Амир Джамал, которые приходились близкими родственниками Амиру Мубаризу (Амир Мубариз приехал в Пуште Заве в расчете на помощь этих людей. Кроме того, в его доме находилась дочь Мира Хасан-‘Али), все они, обидевшись на Амира Хаджи Мухаммеда, стали жить в одном месте. Эмиры Барзана переправили через реку Амира Касима сына Амира Мубариза, которому в тот день /213/ исполнилось 12 лет, и все вместе сосредоточились в крепости Барзан.

Когда Малик Гийас ад-Дин прибыл к верховному правителю и увидел боязнь людей [оставаться] в домах и стечение народа на берегу реки и в укрепленных местах ²⁹⁵, начал он осуждать и выговаривать: «Я потому взял сторону Амира Мубариза, что не было доверия к этим людям. О заговоре я знал, ибо шли разговоры. После достижения желаемого они делают происшедшее поводом для обиды. Вражда Амира Мубариза была лучше дружбы этих людей. Как ты мог допустить, чтобы сей поступок совершил твой неопытный сын? Я страшусь несправедливого убийства, ибо сей грех может оборвать жизнь молодого человека». Так и случилось в действительности. Месяц спустя умер двухлетний Мухаммад-Ма’сум-мирза сын Малика Хайдара, а через три месяца и сам он перетащил свои пожитки в загробный мир. Об этом будет рассказано на своем месте.

Одним словом, у дворца малика собрались его и Малика Хайдара нукары со всеми «приложениями и дополнениями». Никого не осталось во дворце, кроме Амира Хусайна. Эмиры увезли Малика Мухаммеда сына Малика Йахйи из Пеласи к себе и возвели его на правление. [133]

Малик Мухаммад был молодцем, внешне не лишенным красоты, искусным наездником, прекрасным копьеносцем, лучником и стрелком из мушкета. Однако у него не было опыта в делах, и рука его не имела жемчужины доброты, главного источника могущества всякого властелина. Ежедневно он садился на коня и со знаменем и другими [атрибутами] власти выезжал на охоту. Его окружали эмиры Систана. В местности Пушт-и Зирих, где были действительны приказы эмиров... ²⁹⁶, готовили царскую еду. Так продолжалось три месяца. Малик Махмуд со своими нукарами, родственниками, мулазимами, старыми и новыми, и жители Бар-и Зириха не обращали на это внимания. Народ Зириха собрался ко двору малика. Накиб Джамал, управляющий делами, хотел поехать туда, /214/ помешать Амиру Хаджи Мухаммаду и разогнать сборище. Малик Махмуд запретил ему: «Лучше избегать подобных дел. Власть Малика Мухаммада для меня подобна движению частиц против солнца. Эмиры раз за разом обнаруживают свою сущность. Вреда от подобных действий нам не будет!»

В конце концов накиб Джамал, Раис Ахмад, накиб Махмуд, Малик Гийас ад-Дин и Малик Насир ад-Дин выехали в место остановки эмиров, встретились с Амиром Хаджи Мухаммадом. Амир Хаджи Хусайн поехал с ними. Он осудил своих людей. Слуги Малика Мухаммада раскаялись в своих приготовлениях, опасаясь Малика Хайдара. Малик Касим, его родственник, оказал ему поддержку, и он удалился в Сарабан.

Бесстыжие эмиры в союзе с накибом Джамалем и накибом Махмудом прибыли в Пуште Заве. Верховный правитель расспросил об обстоятельствах Амира Мухаммада-лала, Амира Саййид-‘Али и эмиров Пуште Заве. Они отрицали участие в этом деле Хаджи Мухаммада. Из-за обиды на Амира Мухаммада они рассказали правду о его оскорблении. Желая отблагодарить, он каждому подарил арабского скакуна с расшитым золотом седлом, пояс и почетное платье. Амир Хаджи Мухаммад вновь приступил к отправлению должности вакиля.

Некоторое время спустя верховный правитель пожелал прибыть в Джарунак, в дом и сад своего отца. [Другие] малики, так же как и эмиры Пуште Заве, остановились в своих домах. [134]

Амир Хаджи годом ранее восстановил крепость Кал’а-йи Тагрун и выехал туда. Время от времени эмиры собирались. Дела наладились.

Когда верховный правитель приехал в Джарунак, поместив Малика Хайдара в доме своего дяди с отцовской стороны, Малика Абу Исхака, он развернул такую [деятельность] по устройству празднеств и благотворительных угощений, что никто не мог сесть за еду и питье в своих домах. Знать и родственников приводили в место, где накрывали столы, как с помощью ласк, так и по принуждению, мулазимов — по обязанности, прочий люд — в соответствии с указом. /215/ Все это имело место с 1 ша’бана до ночи 10 рамазана. 10 рамазана нежное тело совсем еще юного отрока стало лихорадить. Поскольку за несколько дней до этого славного малика посетила мысль о перестройке селения Рашкак в город, а также мысль о необходимости переменить место жительства ради облегчения болезни Малика Хайдара, он выехал в Рашкак.

В пятницу 11 рамазана 989/9 октября 1581 г. в полночь он прибыл в ту местность. Старосты Рашкака: накиб Шамс ад-Дин, накиб Хусайн-Ахмад и устад Гулам-‘Али, плотник, дома которых по укрепленности и простору были словно крепости, предоставили свои жилища маликам и их родственникам. Великий верховный малик разместился в доме устада Таджа, который был местом пребывания покойного Малика Султан-Махмуда. Малик Гийас ад-Дин поселился в доме накиба ‘Али сына накиба Шамс ад-Дина, Малик Наср ад-Дин ва-л-хакк — в доме накиба Касима сына накиба Хусайна. Рашкак, большое укрепленное селение, с севера на юг был сплошь заселен знатью. Базары сомкнулись. Дом верховного малика на [расстоянии] 50 джарибов обнесли крепостной стеной с башнями и зубцами. Под башнями соорудили двое ворот, которые всегда оставались местом зодиака счастья. От резиденции правителя, находившейся в самом центре, до восточных и западных ворот на расстояние двух джарибов [тянулась] площадь, где постоянно собирались низшие и знать. В тот дворец могущественного правителя, на арену могущественного, как небо, правителя сходились вся знать, гости, послы и простой народ. Каждое утро и вечер до времени, когда начинали пир и расстилали скатерти [с угощением], там толпилось такое множество народа, описать которое нет слов. От дурного глаза случилось трагическое событие и великая беда — смерть света очей добра и благородства, опоры государства и народа Малика Хайдара, которая произошла на одиннадцатый день приезда в то место, или, иными словами, 22 рамазана [135] вышеупомянутого [989/1581] года. Жаль того стройного кипариса на лугу правосудия! Жаль, ибо он был только что распустившейся розой /216/ в саду любви, лепестки которой от ледяного дыхания смерти осыпались с куста надежд. Жаль плоды больших ветвистых деревьев, которые садовник времени сорвал несозревшими с ветки жизни и бросил на землю покаяния. Душа верховного правителя разрывалась от скорби, он был повергнут во прах. Горе сжало сердце дяди со стороны отца, испортило настроение дяди со стороны матери. Настал траур для маликов ‘Аджама ²⁹⁷ и даже для всей Вселенной, ибо голубое небо и раскаленное солнце не видели еще такого трагического события. После разжигания огня нетерпения, что обычно сопутствует такого рода событиям, местные малики взяли себя в руки и вооружились терпением. Улемы и факихи проповедями, [чтением] стихов из Корана и [рассказом] удивительных хадисов погасили огонь печали верховного правителя Малика Джалал ад-Дина, брата [Малика Хайдара], Малика Гийас ад-Дина, Малика Насир ад-Дина, а также остальных двоюродных братьев. Малик Гийас ад-Дин так много плакал и горевал, что перестал бывать в собраниях и стал затворником. С каждым днем его печаль набирала силу (его историю я еще расскажу), пока три месяца спустя он не простился с сим миром. Он постоянно говорил: «Малик Хайдар своей внешностью, поведением и нравом похож на моего отца, великого шаха Шах-Наджм ад-Дина». Он очень любил Малика Хайдара и был влюблен в его высокое дарование и его благородное сердце.

После окончания дней траура, раздачи милостыни достойным, чтения Корана в память покойного и [исполнения] других обрядов, когда прошло 40 дней, знатные люди всех уделов Систана, умоляя, привезли верховного правителя в присутственное место и устроили собрание, где чтением исторических хроник и свода уложений древних авторов заживили раны в его сердце и утешили сего великого человека, как могли.

В это самое время в Систан из Ирака прибыл высокого ранга и знатного происхождения Ака Зайн ад-Дин ²⁹⁸. Сердечная приятность от встречи с ним отвлекла верховного правителя. Некоторое время он наставлял [верховного малика].

После трагического события с Маликом Хайдаром Мир Мухаммад-Салих /217/ «Салики», сверстник и товарищ той розы из большого цветника, вместе с Маулави, воспитателем того воспитанника сада совершенства, не будучи в состоянии нести в сердце столь тяжелую ношу, уехали в священные города Мекку и Медину. Через [136] полтора года после того как они удостоились сего счастья, благодаря пребыванию в тех святых местах они покрыли себя славой и почетом. Мудрый советник, защитник счастья занялся упорядочением земельных и финансовых дел верховного правителя. Привел в полный порядок дела по управлению государственными домами и земельными угодьями Систана. Высокочтимый маликзаде Малик Джалал ад-Дин Махмуд ²⁹⁹, который занял место уважаемого брата после его смерти и которому верховный правитель передал власть в Сарабане, постоянно общался с Ака Зайн ад-Дином Мухаммадом. По распоряжению малика он ежедневно по три-четыре часа проводил с Ака [Зайн ад-Дином] в качестве слуги ради приобретения положения в обществе и хороших манер. В то время из Фараха в Систан прибыл Малик Байазид Фарахи ³⁰⁰, родственник верховного правителя и Малика Гийас ад-Дина. Он привез с собой своего сына, Малика ‘Абдаллаха, обладавшего разными достоинствами и видной внешностью, и Мирзу Тимура-‘Али, мунши, соединявшего в себе все достоинства. Мавлана Касими Хвафи и поэты Систана — все имели место в его высоком собрании. Все более и более они отвлекали [малика] от мыслей о том трагическом событии. Каждый день и каждый вечер где-нибудь устраивалось собрание. В собрании присутствовали обладавшие хорошим голосом певцы, искусные, как Христос, сказители. Среди певцов был Хафиз ‘Араб, которого навваб Бади’ аз-Заман привез из Герата. В те времена отмечалось, что в манере исполнения он, подобно устаду Сабиру ³⁰¹, не имеет [себе] равного. Он читал в высокой тональности 300 двустиший маснави. Среди поэтов и певцов в том собрании было много таких, каждый из которых являлся чудом своей эпохи. Тридцать пять лет минуло с тех пор. [Сей] раб объездил весь Иран, побывал в великой Мекке, а также в ряде городов Турана ³⁰². Неоднократно присутствовал в собраниях его величества шаха, прибежища веры ³⁰³. Бывал на собраниях в узком кругу /218/ и на большом приеме, устроенном [в честь] властелина Турана Вали-Мухаммад-хана ³⁰⁴. Довелось мне бывать и на других больших маджлисах, где [шах] принимал навваба Рустам-Мухаммад-хана, туранского принца ³⁰⁵, великих султанов, навваба Шахин-Гирея — падишаха татар ³⁰⁶. На тех маджлисах присутствовали послы [разных] стран, в том числе Рума, Индии, Европы, [страны] узбеков. Много раз я бывал также в собраниях доблестных, как Фаридун, эмиров Аллахвирди-хана ³⁰⁷, Хусайн-хана шамлу ³⁰⁸, Гандж-‘Али-хана Кирмани ³⁰⁹ и других эмиров. Неоднократно довелось присутствовать и на пышных по-царски собраниях садра ‘Аджама Кази-[137] хана ³¹⁰, которые могут стать притчей во языцех у царей и султанов мира своим величием и великолепием. Бывал я в знаменитых кружках высочайшего И’тимад ад-даула Хатим-бека и Талиб-хана, великого вазира Ирана ³¹¹, Мирзы Кавам ад-Дина Мухаммеда, мустауфи ал-мамалика ³¹², который является достойным подражания образцом в устройстве пиршеств и [поддержании] дружеской беседы, а также в уважаемом обществе титулованного Ходжи Мухаммад-Ризы, вазира областей Азербайджана ³¹³ и доверенного лица государя Ирана, который часто устраивал пиршества при [постоянном] присутствии на них лучших поэтов на раеподобных просторах Грузии, на украшенных, словно в раю, лужайках с прозрачными родниками. За это время я встречался с разными людьми, сталкивался со многими характерами высочайших и нижайших [людей своего] времени, наблюдая нравы как на редкость одаренных людей, так и посредственных, [однако] не встречал я маджлиса, столь приятного и радостного, и общества, столь изысканного и привлекательного, [как 35 лет назад]. Устроитель собрания находил путь к сердцам и извлекал из них скрытые желания хранителей тайн благодаря своей проницательности или же с помощью своего магнита и поступал в соответствии с желанием каждого сердца. Не ведал он в сем занятии устали. Напротив, когда ему удавалось осчастливить чье-нибудь сердце, жажда деятельности возрастала. На древе кроткого сердца, в котором из-за подавленного состояния /219/ государя никогда не возникало желаний, появилось несколько ростков мечты. Красивой внешности, царских манер, он был деревом, на котором для обитателей рая, участников его маджлисов, вырастал любой плод, какой бы он ни пожелал. На райском дереве вызревают любые плоды, любые взлелеянные надежды [сбудутся], как [об этом] сказал ‘Азизи ³¹⁴:

Стан твой — деревцо, подобное райскому:
Все, что ты пожелаешь, взрастет на нем.

Тот приятный с царской внешностью и царскими помыслами человек исполнял все желания. Известны и другие стороны его благотворительной деятельности.

Некоторое время спустя после устройства пиршеств и собраний случилось трагическое событие с лучшим из маликов — Маликом Гийас ад-Дином Мухаммадом. После смерти Малика Хайдара день ото дня росли его печаль и тоска, пока первого числа священного месяца зу-л-хиджжа не скончалась его старшая дочь от брака с дочерью Амира Гийас ад-Дина сына Амира ‘Абдаллаха. Он очень [138] горевал. [Вначале] появился небольшой жар, [затем] лихорадка усилилась. И вот в четверг восьмого дня упомянутого месяца, в ночь на большой хаджж ³¹⁵ птица его души [взлетела] в небеса. Верховный правитель был очень расстроен этим событием и говорил о своей признательности дяде, брату матери, за воспитание и доброту. В ту же ночь он принялся за дело и не допустил, чтобы произошла задержка в приготовлении всего необходимого для погребения [Малика Гийас ад-Дина]; отвез его в медресе Махмудабад и там похоронил: «Подлинно мы принадлежим Богу и мы возвратимся к нему» (Коран, II, 151). [Сему] бедняку в день кончины отца было десять лет. Его смерть еще больше растревожила в сердцах родственников раны, [не зажившие] еще после смерти Малика Хайдара. Поскольку эмиры [рода] Мира Махмуда издавна считали Малика Гийас ад-Дина «отцом» и Малик Гийас ад-Дин называл Амира Хаджи Мухаммада «сыном», то после кончины вышеупомянутого наезды Амира Хаджи Мухаммада стали более редкими. Отчужденность и страх росли. Ака Зайн ад-Дину Мухаммаду наскучило долгое пребывание в укрепленном селении Рашкак, и он подумывал о возвращении в Кирман и мести афшарам ³¹⁶. Мысли об этом постоянно /220/ влекли его куда-нибудь, и он ехал в какое-либо место. По причине давней дружбы между Амиром Хаджи Мухаммедом и Ака Зайн ад-Дином Мухаммедом их беседы на царственных пирах малика были оживленными. На несколько дней он уезжал в леса Пушт-и Зириха и в крепость Тагрун, а десять дней спустя приехал на служение к верховному малику. Группа подстрекателей убедила простодушного эмира в том, что господина Ака [Зайн ад-Дина] следует отправить в Заминдавар, дабы он подстрекнул Рустам-мирзу к походу в сии пределы. Ежели поход состоится, то в делах произойдет перелом. Ежели этого не случится, то будет повод для еще больших милостей и даров верховного малика.

Ака Зайн ад-Дин, много пострадавший от Ака Бигташ-хана афшара ³¹⁷, постоянно стремился отомстить ему. Он считал это важнейшим из дел. Не получив согласия малика, он бежал в Заминдавар. Конец его дел будет таким же!

Хотя дни траура по дорогому сыну были на исходе, печаль и скорбь малика все усиливались.

В то время в Систан прибыл в сопровождении каравана почти из 10 тысяч [груженных] товарами верблюдов прибежище саййидов Амир Мухаммад-Амин Машхади ³¹⁸, который многие годы жил [139] в Индии. Амир Мухаммад-Амин хотя был [лишь] предводителем каравана ³¹⁹, однако его способности, дарования и положение во всех отношениях выделяли его среди знати того времени. Он и верховный малик так подружились между собой, что [Амир Мухаммед] оставался в течение целого месяца в Систане незваным гостем малика. Все находившиеся с караваном были тоже гостями малика. Верховный малик устроил необычайно пышный пир. Когда пришло время отъезда эмира в Ирак и он, получив разрешение малика, прошел два перегона в сторону Хауздара, который находился на краю пустыни по дороге в Ирак, разлука с мирзой вывела малика из равновесия. После кончины Малика Хайдара от чрезмерной печали он проявлял нетерпение, ранее ему не свойственное.

В пору юности малик однажды отправился на охоту. В полуденную жару он спешился на берегу Хирманда у шатра Кара-даруги, того, кто ведал верблюжьим приказом его светлости /221/ Бади’ аз-Заман-мирзы. Во время пребывания там дочь Кара-даруги, красота которой была такой, что даже Лайли могла быть только одной из прислужниц, несущих ее паланкин, дала увидеть себя малику и сразу лишила великодушного малика выдержки. Долгое время он был влюблен в нее, часто бывал среди племен Сарабана, пока дело не кончилось бесчестьем. У девицы был жених. Во время течки у верблюдов он смешал с чем-то пену с затылка верблюда и дал съесть малику. С того времени ежегодно в течение месяца малик выказывал признаки безумия, однако никогда не вел бессвязных речей и не издавал странных звуков. Самое большее, он ежегодно устраивал в нескольких местах собрание и на каждое из них сажал группу певцов. Посылал также в собрания поэтов и музыкантов, а сам садился на коня и разъезжал, заглядывая в каждое собрание. Там, где хотел, он сам и его приближенные вкушали угощение. В других собраниях еду и напитки распределяли между находившимися на них гостями. Ежегодно в течение одного или двух месяцев положение оставалось таким. В раздаче [милостыни], щедрости пожертвований и благочестии он излишествовал. Ежегодно он использовал в собраниях розовую воду, водку, пряности в больших количествах. После истечения этого периода он вновь жил независимо, благородно.

За время траура по дорогому сыну его тоска достигла крайнего предела. В то время, когда Амир-Мухаммад-Амин направился в Ирак, было начало весны. Дело перешло границы равновесия. Он оседлал коня и поехал с группой людей следом за Амиром [140] Мухаммад-Амином в Хауздар. Доехал до шатра упомянутого выше эмира и высказал сильное желание видеть отсутствующее лицо. Собрание стало оживленным. В тот день Малик Мустафа еще до приезда в Хауздар верховного малика был назначен с пятьюстами всадниками сопровождать караван Амира Мухаммад-Амина и должен был доставить его в укрепленное селение Бам в Кирмане. К своему даруге на службу приехали также накибы Зириха, ибо Малик Мустафа был бессменно правителем Зириха /222/ и Рамруда. Там были в сборе все приближенные маликов вместе с самими маликами. Людей каравана сопровождали почти десять тысяч воинов. На следующий день на рассвете, [когда] благоуханная душа верховного правителя была близка к тому, чтобы обидеться на Мухаммад-Амина, он угрожающе возопил: «Грабьте его караван!»

Систанцы, которые в начале года разграбили караван Амира Джалала, в силу своего характера снова мечтали о таком дне, хотя испытанные ими муки от [необходимости] вернуть имущество купцов каравана Амира Джалал ад-Дина были для них подобно смертельному яду, однако во рту у них все еще была влага от вкушения радости владения им. Особенно тогда, когда на это дал добро верховный малик. Они собрались уже выехать, как Малик Джалал ад-Дин, его люди и приближенные оседлали коней и напали на тех разбойников. Несколько злодеев он ранил стрелой и поклялся, что за каждую утерянную вещь снесет голову одному из их главарей и сбросит ее на землю презренности. Воины и разбойники очень старались, однако Малик Джалал ад-Дин и [другие] малики [со своей стороны] тоже приложили усилия и старания. В это самое время Малик Мустафа с тысячью конников окружил караван, и те откочевали и отправились в сторону Ирака. [Малик Джалал ад-Дин] послал вместе с Маликом Мустафой всех военачальников Зириха, а их братьев и сыновей оставил при себе. Верховный малик по причине запрета разграбить караван отвернулся от сына. Безумие взяло верх, его желание вышло из границ умеренности. Он оседлал бывалого коня и поскакал на окраину степи. Как только он достиг степи Шайхланг, к нему подскакали Амир Джалал Кишу и Амир Хасан-‘Али сын Амира Хусайна сына Йар-’Али. Малик пустил коня в [воды] Шелы Махмудабад. Было половодье. Конь попал в водоворот. Амир Джалал, спрыгнув с коня, бросился в воду. В тот час, [когда] верховный малик, соскользнув с седла, чуть было тоже не попал в водоворот, Амир Джалал схватил его. На помощь подоспел также Амир Хасан-‘Али, и они вдвоем вытащили малика из воды. Коня они тоже спасли и усадили на него [141] малика. Следом подъехал Малик Джалал ад-Дин. /223/ Верховный малик, увидев [своего] уважаемого сына, еще больше разволновался и отвернулся от него. Пребывая в смятении, они въехали в Рашкак. Матери Малика Хайдара и [другим] женщинам семьи было причинено много несправедливостей. Все они направились в дом Малика Гариба, находившийся поблизости от их дома: Малик Гариб приходился зятем верховному малику — в его доме находилась старшая дочь малика. В то время он жил в Сархадде, пограничном районе Систана, и осуществлял там правление. Верховный малик остался один в своем дворце. Слуг своих он тоже очень обидел. Дело дошло до того, что вокруг него никого не осталось. Он разорвал на себе одежду. Неуравновешенность его перешла границы. По совету родственников, друзей и благомыслящих людей Малик Джалал ад-Дин сковал цепью верховного малика:

[Разве] ноги Маджнуна носили не ту самую цепь страстной любви?
Тот, кто сходил с ума [от любви], имел на ногах такую цепь.

Малик Джалал ад-Дин стремился лишь облегчить черную меланхолию [отца]. Малик Наср ад-Дин и Малик Зариф, его сын, преследовали другую цель. Одним словом, сыновья Малика Гийас ад-Дина и Малик ‘Али сын Малика Абу Са'ида из числа искренне преданных [малику] родственников и Малик ‘Али, племянник верховного малика, которому было шестнадцать лет, по причине происходящего все вели уединенный образ жизни и не вступали в сговор ни с Маликом Джалал ад-Дином, ни с Маликом Наср ад-Дином. Малик Латиф сын Малика Наср ад-Дина был заодно с сыновьями Малика Гийас ад-Дина и Маликом ‘Али. Он вообще не обижал малика, не пытался навязать ему дружбу, но и не относился к нему враждебно. Посадив [малика] на цепь, закрыли двери дворца, и верховный малик остался один — не было у него друга и собеседника, кроме Бога. Ни из какого сословия никто не навещал того лучшего из блаженных сего времени. [Сей] раб, которому было 12 лет, бывал у малика вместе с его семилетним племянником, Маликом Мухаммадом. Он разговаривал с ним через дверную щель, оплакивал свое [былое] благополучие и жаловался на своего дядю со стороны отца. /224/ [Сему] бедняку и Малику Мухаммаду он выказывал полное расположение. Раз в день к нему приходил Хакики ³²⁰. Малик Байазид Фарахи прислал Малика Мавлана Наджма, заклинателя, и тот прочел заклинание. Однако [заговор] не успокоил горячки [малика]. [142]

Малик Наср ад-Дин Мухаммад, который постоянно вынашивал мысль о возвышении своего младшего сына, Малика Зарифа, обманул целомудренную Биби-шахзаде, [уверив ее]: «Мы передадим власть Малику Джалал ад-Дину, ибо Малик Махмуд помешался и наносит урон своему и вашему правящему роду. Для рода маликов будет более подобающим, ежели в ближайшее время на правление заступит Малик Джалал ад-Дин. Малик Махмуд потерял уважение в глазах [других]. Если он даже поправится, то все равно не сможет осуществлять власть. Конечно, при живом отце не подобает сыну заступать на правление, но в сложившейся сейчас обстановке малик, даже выздоровев, сам не станет этому препятствовать. Выздоровление же его сомнительно». Такого вот рода разговоры он вел.

Амир Хасан-хан, мустауфи ал-мамалик всей страны, близкий и доверенный человек [малика Систана], был согласен с ним.

Малик Джалал ад-Дин по неопытности и малолетству свыкся с мыслью о власти. Его мать по слабоумию тоже желала этого. Знать же замыслила так: когда Малик Джалал ад-Дин заявит [о своем притязании] на власть, они возвысят верховного малика в ранг шахида (т.е. убьют. — Л.С.). Несколько дней спустя после этого Малик Зариф сможет притязать на власть. Однако при [живом] верховном малике этот поступок неосуществим, ибо никто из маликов не посмеет хвастаться перед верховным маликом [своим] старшинством. После же смерти малика и расправы с ним устранить Малика Джалал ад-Дина не составит труда. Поистине, это была не такая уж неосуществимая идея! Сыновья Малика Гийаса, в особенности Малик Мухаммад и Малик Махмуди, Шах-‘Али сын Шах-Абу Са’ида, Малик Латиф сын Малика Наср ад-Дина, Малик ‘Али, Малик Мухаммад, его брат, и [ваш] покорный раб в течение трех месяцев, когда малик, подобно солнцу, был сокрыт под покровом туч дворца с закрытыми [на замок] дверьми, вообще не водили дружбу с родственниками и /225/ уединились в своих домах. Однако мы были осведомлены друг о друге. Однажды ночью маликзаде, находившиеся в сговоре относительно устранения верховного малика, решили отправить Мухаммади Хаджжама, Хусайна Йаршира и Муллу Хусайна, вазира Малика Зарифа, с тем чтобы эти трое злосчастных лишили жизни того высокосановного человека. Один из приближенных Малика Наср ад-Дина передал это известие Малику Латифу. Малик Латиф сказал о нем Малику Махмуди и другим маликзаде, которые не поддерживали противников [верховного малика]. Эти люди пошли и поневоле раскрыли [143] истинное положение вещей целомудреннейшей [Биби-шахзаде], дали понять ей, что «вас-де обманули», и пробудили ее ото сна беспечности, взяв с нее слово, что она никому не откроет сей тайны и не уведомит Малика Джалал ад-Дина — он тоже введен в заблуждение врагами, прикидывающимися друзьями. Тот же час послали нарочного в Сархадд к Малику Гарибу, старшему сыну Малика Наср ад-Дина, и научили его: «Пусть Малик Латиф идет к своему отцу и брату и скажет: «Почему малика собираются убить несколько презренных слуг? Раз это дело неизбежное, совершу его я, его племянник, из одного с ним роду-племени!»»

Малик Наср ад-Дин дал себя обмануть и в сопровождении около двадцати своих мулазимов выехал к малику. Тридцать-сорок человек из приближенных добрых и преданных местных маликов разъезжали вблизи дома, дабы, если дело дойдет до бесчестья и осуществить его приедет много людей, они оказали бы помощь. Целомудренная [Биби-шахзаде] тоже приехала ко дворцу и села в укромном месте. Когда туда приехал Малик Латиф, Малик Махмуд, который знал его искренность, обрадовался — вернулся из странствий сын его дяди! В ту ночь он отправил к отцу и брату несколько сановников. Малик предавался молитвам до самого рассвета. Что тут можно сделать? На следующую ночь, это была ночь на пятницу, появился повод. Малик оделся, разумно разговаривал. Распространилось известие о выздоровлении малика. От этого радостного сообщения «горе-праведники» заболели. [Пришлось] им отказаться /226/ от своего намерения.

Когда вестник прибыл к Малику Гарибу в Сархадд, тот сразу же со всей поспешностью выехал в Систан. Пятьдесят фарсахов ³²¹ он одолел за два дня. Утром, не заезжая к себе домой, он поспешил к малику. Все [местные] малики, которые не навещали [верховного малика] по наущению отца [Малика Гариба] с начала его болезни, собрались возле него, словно звезды вокруг великого светила. Верховный малик ушел в баню, вымылся, переменил белье... ³²² и пожаловал в присутственное место. Глаза доброжелателей при виде малика прояснились. Тот день верховный малик посвятил беседе с улемами, поэтами и другими образованными людьми. Цель его заключалась в том, чтобы [показать] присутствующим, какие тонкие мысли он высказывает, [чтобы] всем стало ясно, что они обвинили в помешательстве умнейшего человека эпохи, не попытавшись понять случившееся, стали искать возвышения. Малик Наср ад-Дин и Малик Зариф, пристыженные и смущенные, уехали в Джарунак. Великий маликзаде [Малик Джалал ад-Дин] по [144] причине направленной во благо непочтительности, на которую он осмелился ради исцеления болезни, обливаясь потом стыда, уехал в область Сарабан, свой тиул. Верховный малик не сделал никому никакого указания относительно этого. Сборища в Систане стали оживленными. Из окрестностей в Систан приехал народ, чтобы поздравить малика с выздоровлением. Из Фараха в Систан приехали Малик Байазид, Малик ‘Абдаллах и Мирза Тимур, из Дашт-Байаза — мавлана Вали ³²³, из Герата — царского достоинства хакан ‘Али-кули-хан ³²⁴. Он прислал к верховному малику Саййида Рази ад-Дина, одного из высочайших последователей саййидов [рода] ‘Абд ал-Ваххаба Табризи ³²⁵, который находился в [дружеских] отношениях с высокопоставленным ханом. Вышеупомянутого саййида отличали похвальные внешние и внутренние качества. Он выказывал очень почтительное отношение к [представителю] потомства святых. Мавлана Вали сочинял превосходные стихи, касыды и газели. Во время нахождения у малика он начал составлять маснави «Хусрау и Ширин», сложив около 1700 бейтов, написал около 20 касыд и кит’а в восхваление верховного малика. [За это] он был окружен большим почетом и уважением и удостоился даров. Одним из подарков верховного малика был такой. В Кухистане не хватало зерна. Все годы его привозили в Кухистан из Систана. В том году цена одного харвара зерна в Кухистане /227/ дошла по местному курсу до одного тумана. Один систанский харвар равен двум кухистанским. [Верховный малик], погрузив триста систанских харваров зерна на верблюдов, [являвшихся] собственностью управления поместьями [малика] ³²⁶, отослал в Дашт-Байаз. Помимо почетного платья, коня и прочего он дал также сто туманов наличными. Касими и мавлана Вали обменялись шутками. Мавлана Вали не нуждается в похвалах [своему] слову. Он обладал благословенным даром и приятными душевными качествами. Воистину, литературный псевдоним «мавлана» был удачным именем.

В те дни верховный малик, простив славу ислама и мусульман [Малика Джалал ад-Дина], который был светом очей и средоточием пользы, отправил ему с [сим] искренним другом в Сарабан почетное платье, коня и седло. До приезда в Сарабан [сего] бедняка [Малик Джалал ад-Дин] сам выехал приложиться к порогу верховного малика. В Пуште Заве, который находится почти в четырех фарсахах от Сарабана, [сей раб] встретил великого принца и в его обществе прибыл в Рашкак. [Здесь принц] удостоился встречи со своим высокоуважаемым батюшкой. [145]

Спустя некоторое время после его пребывания на служении отцу, участия в охоте и славных празднествах разнеслась весть о прибытии в Хорасан устрашающего войска шаха, равного достоинствами Искандару ³²⁷, и эмиров Ирана. Вкратце история эта такова. Иракские эмиры направились в Хорасан с целью наказать эмиров Хорасана, которые возвели на правление счастливого шаха и вопреки воле Ирака вознамерились сами управлять страной, шесть месяцев они осаждали крепость Турбат-и Заве. Муршид-кули-хан оборонял крепость отважно и находчиво. Оттуда [«иракцы»] пошли на Герат и взяли его в окружение ³²⁸. Предполагали послать войско в Систан и наказать систанцев за дерзость. Поскольку правда об отношениях с Ираном будет написана в заключительной части данной «Хроники», то здесь мы опустим ее.

Собрались все эмиры, воины и военачальники Систана и приняли меры, чтобы укрепить цитадели. Сами же они устроили сборище в лесах. Малик придерживался твердого убеждения, что они не [должны] уезжать со своих мест и что [следует] послать в высокий лагерь кази Амира Махмуда и Амира Хайдара сына Амира Хаджи (последний был в красноречии, проницательности и рассудительности выдающимся человеком Систана) /228/ с многочисленными дарами и подношениями. Были назначены лазутчики, дабы, ежели в Систан вступит отряд с целью войны или пожалует сам высокопоставленный принц Амир Хамза ³²⁹, гонцы направились бы в Систан и известили малика. [Малик же] сообразно со временем примет меры для защиты и охраны страны и [своей] чести.

Амир Махмуд и Амир Хайдар с поручением верховного малика въехали в высокий лагерь. Остановившись в доме Мухаммад-хана туркмана, они искали у него защиты. Мухаммад-хан, который всегда был покровителем малика, защищал малика в высокой ставке, сразу же отвел их к светлейшему [шаху], и они удостоились чести приложиться к стопам счастливого наместника. [Мухаммад-хан] побывал у мирзы и доложил ему об их делах и обстоятельствах. Через три дня он отправил в Систан с быстрым скакуном приказы. Раз в два-три дня наезжал лазутчик и доставлял написанное Амиром Махмудом и Амиром Хайдаром, вызывая радость у верховного малика, пока наконец августейшее войско не сняло осаду Герата. Иракские эмиры увезли шаха, [своими] достоинствами подобного Искандару, в Ирак. Амира Махмуда и Амира Хайдара с почетным платьем, короной, конем и приказом на правление отпустили в Систан в сопровождении Хасан-хан-бека туркмана. Упомянутые люди вернулись от шаха Ирана и высокопоставленных эмиров [146] в Систан счастливые и удовлетворенные. Некоторое время спустя в Систан пожаловал навваб Музаффар Хусайн-мирза ³³⁰.

Рассказ о прибытии в Систан Музаффара Хусайн-мирзы

Было это так. Хамза-бек ³³¹, захватив у мирз Кандахар, постоянно осуществлял правление Кандахаром и Заминдаваром. Когда Музаффар Хусайн-мирза стал претендовать на [свою] зрелость, Хамза-бек отправил человека, и тот привез в Кандахар Рустам-мирзу, и он был поставлен на правление. Музаффар Хусайн-мирза, ни о чем не ведая, спал в своем доме, когда Рустам-мирза поднялся в арк Кандахара. /229/ Он договорился, что Мухаммад-бек байат, зять Хамзы-бека, с пятьюстами конниками [из племени] байат будет лала [Музаффара Хусайн]-мирзы, отвезет его в крепость Калат ³³² и будет содержать его в цитадели.

Когда [Музаффар Хусайн]-мирза узнал [об этом], его уважаемая жена, дочь Сулаймана, бадахшанского правителя, догадавшись об измене Рустам-мирзы, посадила [Музаффара Хусайн]-мирзу на коня, взяла его колчан со стрелами, и они спустились из арка. За ними следовал отряд гулямов Рустам-мирзы. Та отважная женщина, пустив несколько стрел, задержала [продвижение] двух-трех изменников. Когда они выехали из города, Мухаммад-бек со своим войском перешел на службу к мирзе, и они спокойно пустились в путь. В цитадели они оставались шесть месяцев. В конце концов мирза стал держать совет с Мухаммад-беком относительно приезда в Систан. Мухаммад-бек сказал: «Повинуюсь беспрекословно! Согласен с любым [решением] излучающей свет мысли».

До этого верховный малик прислал на службу к мирзе шайха Мухаммад-Рахбара. Упомянутый шайх стал проводником. Мухаммад-бек, оставив в крепости 200 человек, в сопровождении 300 всадников о двух конях вместе с мирзой выехал в Систан. Проезжая остановку за остановкой, они приехали в Систан. Весть об их прибытии достигла Шахр-и кухна ³³³. Тотчас верховный малик с частью эмиров, маликов и [прочих] систанцев выехал [им] навстречу. С великой радостью они привезли в Рашкак то солнце на небосводе власти. Устроили пышные празднества с рассыпанием монет, подношением подарков, расстиланием ковров. Все малики, эмиры, благородные и знатные, накибы Систана, находившиеся на службе [147] у верховного малика, были готовы служить мирзе и князю мирян. Пусть будет издан указ и дан знак, в соответствии с которыми они от всей души будут поступать и действовать. Через двадцать дней разъездов, охоты, бесед друг с другом мирза отправил человека к малику [Систана]: «В первый год, когда нам случилось быть в Систане, вы изволили утверждать, что мы будем для вас в числе [ваших] сыновей. Вот уже четыре года, как установлено это родство, но не приведено в исполнение, как того требует время и место. Теперь интересы моего дела всецело зависят от его высочества [малика]».

Верховный малик сразу же стал готовиться к свадьбе. Он /230/ выехал в Джарунак. Малик Наср ад-Дин и остальные родственники устроили свадьбу. Обручив два счастливых светила в самый благоприятный и счастливый час, соединили их вместе. Это породнение явилось причиной еще большего доверия малика к мирзе. Мирза тоже более прежнего полагался на дружбу с верховным маликом.

После завершения этих дел [малик] стал думать о покорении Кандахара и об изгнании [оттуда] Рустам-мирзы. Действовали они благоразумно. К Хамзе-беку отправили сладкоречивых, льстивых послов, в их числе Амира Хайдара и Амира Максуда Казаки, мудрейших эмиров Нимруза. Составили также письмо Рустам-мирзе с увещеваниями:

«Музаффар Хусайн-мирза доводится вам братом и заменяет вам отца. Какая необходимость ради непостоянных земных благ, отвергаемых сердцем благочестивых людей, обижать своего брата и не помышлять об отъезде в Заминдавар и передаче Кандахара [брату]. Мулазимам известно, что у Музаффара Хусайн-мирзы в Кандахаре десять тысяч фидаев. Систанцы преданы ему и пожертвуют собой ради него».

Хамзе-беку они объявили: «Мы наставили мирзу относительно уважения и почтительного отношения к вам. Неуважительное отношение случилось из-за его подозрительности. Если у вас нет желания мести, что представляется далеким от разума и великодушия, задержка в сем деле [может] стать причиной раскаяния».

Амир Хайдар и Амир Максуд, из тюрков — Максуд Куса, закадычный друг Султана Хусайн-мирзы, много раз ездили [туда-сюда]. Было решено, что, когда [Музаффар Хусайн]-мирза достигнет пределов Гармсира, Рустам-мирза вступит в Заминдавар.

До отъезда людей и осуществления данного решения верховный малик готовил вещи, [необходимые] уважаемой жене мирзы. [148]

Мухаммад-бек замыслил измену. [Однако], до того как было приготовлено все необходимое для переезда мирзы и его жены, скрытая тайна Мухаммад-бека вышла наружу. Верховный малик послал к нему человека: «Переезд навваб мирзы еще не завершен должным образом, и еще не прибыли посланные лазутчики, чтобы подтвердить известие о прибытии Рустам-мирзы в Заминдавар. Вы же вынашиваете в своем сердце планы, которые для вас неосуществимы. /231/ Предводителю предпочтительнее [заниматься] обереганием здоровья и изучением обстоятельств всех хороших и плохих [людей]. Не дай Бог, люди, которые хвастаются истинной дружбой с нами, совершат поступок, идущий вразрез с гостеприимством! Лучше будет, ежели вы уедете из Рашкака в Шахр-и кухна. Расстояние небольшое, но между ними протекает река Хирманд. Поезжайте и живите там. Часть слуг и чиновников, назначенных состоять при вас, будут прилежно служить вам».

Мухаммад-бек, согласившись с этим мнением, выехал в Шахр-и кухна и поселился [там]. Тайно отправил человека к мирзе: «Систанцы больше не выдадут тебя кызылбашам. Сразу же садись на коня, приезжай в Шахр-и кухна, и мы вместе направимся в Кандахар».

Мирза, который был далек от понимания, догадок и [предвидения] последствий дела, в полдень, простившись со своей уважаемой женой, сел на коня. Когда он достиг Шахр-и кухна, быстро поскакал по дороге на Хушкруд. В этот момент верховный малик узнает об этом. Вдогонку за мирзой посылает Малика Джалал ад-Дина, [а также] своего дядю, Малика Наср ад-Дина, Малика Гариба, Малика Мухаммеда, Малика Махмуди, своих двоюродных братьев.

Людей Мухаммад-бека было почти 500 человек помимо кызылбашей.

Часть дальновидных людей доложили малику, мол, «Мухаммад-бек собирается враждовать с вами. Все эти приготовления — результат его происков. Если он схватит часть маликов, в том числе Малика Джалал ад-Дина, и увезет их в Кандахар, может случиться, что он совершит вероломный поступок!»

Верховный малик одобрил эти слова и распорядился, чтобы все мулазимы выступили в поход. Тотчас все пять тысяч всадников, сопровождаемые большим обозом, пришпорили своих арабской породы коней и словно полыхающее пламя последовали за маликами. Летели [на своих конях] словно ураган. Малика Джалал ад-Дина нагнали в Чахансуре ³³⁴. Вблизи Хаша увидели обоз войска мирзы. [149]

Тем временем Мухаммад-бек доехал до цитадели Хаш и оттуда стремительно поскакал [дальше], сделав остановку в Сархазе. Там к нему присоединился [Музаффар Хусайн]-мирза. Подъехали малики. Спешились и расположились кто где для отдыха, ибо они проскакали путь почти в 20 фарсахов. После отдыха Малик Джалал ад-Дин и [остальные] малики, сопровождаемые ста воинами из своего войска, пришли к мирзе. Мирза сидел под сенью дерева.

/232/ Вспомнили разного рода истории, помолились за верховного малика — «после стольких лет ”сей подарок” стал достоянием счастливцев»! [Малик сказал мирзе]: «Приезд мирзы для меня был подарком. Как могло случиться, что мне не позволили исполнить мою похвальную службу и помочь родственникам и [остальным] людям мирзы выехать в Кандахар вместе с мирзой и приготовить все необходимое, сделать подношения и проститься с ним в сем месте?»

[Музаффар Хусайн]-мирза был очень смущен. К какому греху народ должен отнести такого рода [его] отъезд? Мирза, оправдываясь, сказал: «Малик нам все равно что отец. Не дай Бог, случится изъян в его дружеском и искреннем отношении [к нам]! Однако малику неизвестна правда о недостойной ссоре с моим братом. Если бы мы занялись переездом и общими приготовлениями [к нему], брат получил бы возможность для измены. Я постеснялся рассказать об этом малику, дабы не беспокоить его. [Не то] он направил бы большое войско. Я счел благоразумным [поступить так, как поступил]. Прошу малика извинить меня за мой поступок». В тот же час он сел на коня и отбыл в Кандахар. Из маликов Малик Джалал ад-Дин назначил в спутники мирзе Малика Гариба. Сам же с другими родственниками вернулся в местопребывание [верховного малика]. Верховный малик, убедившись в том, что Музаффар Хусайн-мирза не приедет, стал плакать и волноваться и целый месяц ни с кем не общался. Снова наступили дни траура по Малику Хайдару. Группа приближенных, участников собраний в узком кругу, прислали дары и подношения, в их числе арабских скакунов с расшитыми седлами — ну просто золото! ³³⁵ — европейские и иракские ткани, редкостные вещи из Йазда и Кашана вместе с поэтическими образцами, [в которых была] выражена печаль.

Когда мирза приехал в Дж.грак ³³⁶, находящийся в 20 фарсахах от Кандахара, подъехал с изъявлением покорности наместнику мирян и Хамза-бек в сопровождении десяти тысяч кызылбашских конников. Слоняясь вокруг мирзы, он сказал об испытываемом им [150] чувстве стыда и просил извинить его за прошлые «грехи». Была назначена группа вождей и [глав] племен для [церемонии] целования земли.

Мирза вступил в арк Кандахарской крепости. Неделю спустя прибыли с дарами и подношениями послы верховного малика.

Мирза оказал им почет и уважение. Все дни с его уст не сходили [слова] благодарности малику за [оказанные] услуги и [слова] извинения /233/ за такого рода отъезд.

Когда к мирзе прибыл с подарками в сопровождении гарема ходжа... ³³⁷, доверенное и приближенное лицо [малика], которого мирза оставил в доме прислуживать своей жене и дочерям, мирза тоже отправил к верховному малику почтенных лиц с дарами и подношениями. Эти дружеские отношения поддерживались между ними постоянно.

Мирза отослал в Систан Шахвирди-ака, старинного друга Бади’ аз-Заман-мирзы и ишик-акаси уважаемой супруги Музаффара Хусайн-мирзы, дабы он жил там. Когда же [Музаффар Хусайн-мирза] потребует уважаемую супругу [к себе], пусть он едет [вместе с ней] в Кандахар.

После этих событий благословенные саййиды из Бама, подвластного Кирману (между ними и маликами Систана издавна существовали близость и родство), прислали верховному малику письма с жалобами на насилие и несправедливость афшаров, особенно на Карам-султана сына ‘Аббас-султана, брата Вали-хана, правителя Кирмана ³³⁸. В письме они писали, что Карам-султан совершенно непочтительно пришел в дом Шах-мирзы, главы [местных] саййидов, и насильно женился на его дочери.

Верховный малик собственной [персоной] сел на коня с намерением ехать в Бам, а может быть, и завладеть Кирманом. Ко времени их приезда в Хауздар собралось почти 12 тысяч мужей. Некоторые из саййидов, как, например, Шах-Сафи, прислали малику свои письма: «Приезд малика в эти края может явиться поводом к смуте. [Малику лучше] прислать [сюда] кого-либо из маликзаде в сопровождении тысячи конников, чтобы перевезти дома саййидов из Бама в Систан».

Амир Хаджи Мухаммад же настаивал: «Поездка навваб малика — удобное время для того, чтобы попытаться покорить Кирман!»

Распорядители делами не давали разрешения на отъезд рабов [верховного] малика. Для поездки в Бам они назначили Малика Мустафу с двумя тысячами мужей. Малик Мустафа отправился [151] в Бам. Впереди он послал человека, чтобы подготовить семьи и [остальных] людей саййидов к переезду: «Быть может, [удастся] вывезти их в Нармашир и Вира ³³⁹. Когда они подъедут к крепости, пусть выстроятся в ряд, трубят в трубы и бьют в барабаны».

И так он доехал до крепости. Карам-бек бежал в крепость, часть его нукаров была схвачена. /234/ [Малик Мустафа] собрал всех людей саййидов, часть из них привез в Систан согласно желанию рабов малика, часть оставил в их поместьях.

К Карам-султану он отправил человека, написав письмо: «Почитание саййидов обязательно согласно любой вере. Наша и ваша вера требуют этого в еще большей степени. Почему же ты совершаешь противоправные действия, обижаешь их?»

Карам-султан, оправдываясь, ответил: «Я породнился с этими благородными и великими людьми ради славы и почета. Помимо управления их государством я причисляю себя к числу их родственников. Если завтра будет издан какой-нибудь приказ в отношении их мулазимов, я окажусь [среди] врагов семьи посланника Аллаха и повелителя верующих ‘Али сына Абу Талиба. [Тогда] враждуйте как хотите».

Он изложил на письме [текст] соглашения. Таким [путем] семьи Шах-мирзы и Шах-‘Абд ал-Баки переехали в Систан. Малик Мустафа, счастливый, вместе с благородными саййидами величаво прошествовал в сторону Систана. Верховный малик прислал встретить саййидов уважаемых людей. Их разместили с полным почетом в приготовленных для них домах.

Когда минул год ³⁴⁰ со времени отъезда Музаффара Хусайн-мирзы в Кандахар, он убил в арке Кандахара Хамзу-бека с помощью Мухаммад-бека, его зятя, который был ему как сын ³⁴¹. Вместе с Хамзой-беком он казнил также еще нескольких знатнейших людей, в том числе Амир-ака, диван-биги, и Хизр-ака. Мухаммад-бек стал пала и полновластным хозяином. Когда мирза совершил сей акт, Рустам-мирза с войском и своими людьми выступил в Кандахар ³⁴². На лугу у ворот Машур ³⁴³ они разбили палатки. Между братьями вспыхнул огонь сражения и поднялась смута. Ежедневно из цитадели спускался отряд. Часть отважных воинов из Давар-замина представала перед храбрецами из Бахтар-замина ³⁴⁴ и билась с ними. Много раз выходил [на поле боя] со всеми [своими] воинами сам Мухаммад-бек. Рустам-мирза тоже вступил в битву, пока дела горожан и родственников навваб Музаффара Хусайн-мирзы не дошли до крайности. Верховный малик многократно присылал к Рустам-мирзе /235/ благонамеренных людей, увещевал и отговаривал [152] его от распрей. Пользы не дало. Враждебная миру его натура с каждым днем набирала все большую силу в борьбе со старшим братом, пока Малик ‘Акибат Махмуд не выехал в Сарабан. Он собрал несметное войско, чтобы собственной персоной идти в Кандахар. Ряд опытных людей заявили: «Если бы мир был возможен, то возвращение наместника в Кандахар и примирение братьев более подобало, нежели вражда; победа одной стороны над другой вызвала бы возражение у людей благомыслящих».

Малик Гариб, сочтя их мнение заслуживающим одобрения, отправил в помощь осажденным в цитадели Кандахара малика с тысячью мужей — потомков Рустама сына Дастана и Сама сына На-римана ³⁴⁵, каждый из которых был словно свирепый тигр или разъяренный лев. Накиба Джамал-раиса, не имевшего равных [себе] в силе, отваге, добродетели, он сделал военачальником и передал его на службу своему двоюродному брату. Малика ‘Абд ал-Латифа и Малика Мухаммада сына Кайкубада он послал в сопровождении двух тысяч мужей на область Гармсир, где находилась большая часть воинов Рустам-мирзы. Те люди, совершая набеги и грабежи, перебили большой отряд родственников и мулазимов [Рустам]-мирзы.

Малик Гариб с многочисленным оснащенным войском направился в город по прямой дороге, которой обычно ходят в селение Панджвайи ³⁴⁶. У подножия горы Джаулахан вышло войско Рустам-мирзы сразиться с ними. Пешие систанцы заняли склон горы, а конные — площадь. Сражаясь, они медленно продвигались в сторону цитадели. Когда они почти подъехали к городу, Рустам-мирза преградил путь в город, который был [на расстоянии одного] броска лошади ³⁴⁷, и вышел на войну с систанцами. Между храбрецами Забула и Рустамом — покорителем мира ³⁴⁸ завязалось сражение, затмившее [битву] между Пур-и Пашангом и Исфандийаром ³⁴⁹. Мухаммади Хаджжам, известный нукар Малика Зарифа, прославленный богатырь, вышел перед Рустам-мирзой. Мирза пронзил его коня копьем, Мухаммади слез с коня и пустил стрелу в мирзу, но не попал. Мирза выхватил меч и поскакал, /236/ чтобы убрать Джамал-раиса. Джамал-раис стоял, мирзу он не узнал. Стрела, выпущенная им в мирзу, попала в грудь коня мирзы и вышла через хвост. Конь упал. Мирза, искусный наездник на поле отваги и доблести, остался без коня на поле битвы, где отовсюду «ходили конем и ферзем». Сзади мирзы находилось войско Кандахара, спереди— отважные бойцы из Систана. Со стороны горы атаковали пешие воины-систанцы из вспомогательного отряда ³⁵⁰ и пехотинцы [153] [во главе] с шахским накибом Хасаном шахраки, которые с давних пор были нукарами Музаффара Хусайн-мирзы и Султана Хусайн-мирзы. [Рустам]-мирза оставался между тремя отрядами [войск].

Малик Гариб, человек благомыслящий, натянул поводья так, чтобы мирза смог выбраться [с поля сражения]. Более того, он послал людей, которые помогли бы мирзе это сделать. После того во время послеполуденной молитвы [Малик Гариб] был уже в цитадели и удостоился чести служить Музаффару Хусайн-мирзе. Мирза благодаря прибытию доблестных мужей Систана почувствовал уверенность и на следующий день приготовился к битве. Малик Гариб тайно отправил к Рустам-мирзе человека и умолял его уехать в Заминдавар. Мирза отбыл в Заминдавар. Мирза Музаффар (так!) намеревался последовать за ним и сразиться, однако Малик Гариб, говоря: «Неблагородно преследовать потерпевшего поражение!», — не позволил вспыхнуть новому сражению и устранил Ту великую смуту. Некоторое время он оставался на службе мирзы. Мирза очень ласкал Малика Гариба и оказывал ему всяческие милости. Одарив каждого из мулазимов почетным платьем, разрешил им вернуться в Систан. Мирза неизменно стремился встретиться с верховным маликом и привезти свою уважаемую жену [в Кандахар]. Мухаммад-бек байат получил полную свободу в делах правления Кандахаром. Он так скрутил крестьян и воинов, что ни один [из них] не имел никаких дел с мирзой. Это обстоятельство задевало мирзу, он вызвал к себе часть предводителей племени байат и держал с ними совет относительно устранения [Мухаммад-бека байата]. Никто, [однако], не поддержал в этом мирзу. Мухаммад-бек узнал о намерении мирзы, и тот решил уехать в Систан. Он выехал в Систан вместе с Амир-ака сыном Гуркана(?), Мурад-беком Алвандом и шайхом Мухаммад-Рахбаром.