МАЛИК ШАХ-ХУСАЙН СИСТАНИ

ХРОНИКА ВОСКРЕШЕНИЯ ЦАРЕЙ

ТА'РИХ-И ИХЙА' АЛ-МУЛУК

Поездка в Кандахар с целью привезти в страну Нимруз помощь

В 1004/1595-96 г. от хиджры Пророка, когда могущественная, как небо, крепость Кал’а-йи Тракун была привычным местом жительства маликов, а непрерывная война бахадуров Турана и их посягательства на пограничный район Сархадд перешли границы, [сей раб] по совету старшего брата и великого малика решил ехать в Кандахар просить помощи у высокостепенного хана Шахбек-хана Чагатая ⁸³⁴. Это было началом моих путешествий. Не знаю, по какому гороскопу звездочет выбрал время для той поездки. В [месяце] джауза я приготовился к путешествию, а в саратане ⁸³⁵ отправился в путь. Под знаком Овна я испытывал трудности путешествия. При помощи каких наблюдений вычислили мою судьбу? С того дня я не имел покоя в сердце. Я не вращающееся по всему миру солнце, чтобы все дни странствовать по востоку и западу; я не блуждающий по небу месяц, чтобы все ночи бывать в бегах. Я — кукла из ртути, которой не удержаться на одном месте, я — чистое золото, которое не имеет покоя на благословенной ладони судьбы; я — жемчужина в ожерелье, о которой разнеслась молва. О страждущая душа, о легкомысленное сердце, не мучься! Ты [351] словно вода: если останешься на одном месте, утратишь свежесть и прозрачность. Путешествие — это высокое предписание пророков и святых. День изо дня, остановка за остановкой скапливается опыт, удается беседа с образованными людьми. На месте это невозможно. Путешествие формирует человека, является искусным устадом.

Одним словом, указанного числа я выехал в путь. [Моими] попутчиками были Амир Вайс сын Мира Музаффара из старинных друзей славного рода маликов и несколько храбрецов из Зириха. После бесконечного числа опасностей, которые подстерегали [нас] на том пути, много раз мы приближались к [расположению] узбекского войска, /459/ но благодаря предусмотрительности и воинской стратегии [благополучно] миновали и их. Преодолев это расстояние за три дня, [сей раб] приехал в Кандахар, который был предметом зависти Отрара ⁸³⁶, и радовался встрече с правителем той страны. В те дни был праздник по случаю обрезания сыновей того высокого ранга [наместника]. Сорок дней белый айван в арке вздымающейся к небу цитадели Кандахара, известной во всех странах мира, был разубран и украшен. Над помостом почти в 10 танабов ⁸³⁷ [длиной] был натянут тент из расшитого золотом бархата и было приготовлено все необходимое для пиршества. Были устроены собрания и кружки, на них собрались чагатайская знать, улемы и саййиды Мавераннахра и Индии. Все, кто был в городе из купцов и путешественников, все присутствовали на том пиру. Воинами, эмирами государя, знатью того государства были преподнесены на том пиру высокопоставленному хану подношения и дары. Каждый из участников собрания общался с теми людьми, которых находил достойными своего положения. По желанию каждого были устроены разного рода развлечения и всякий срам. Поэты приветствовали тот пир стихами, улемы вели диспут о [религиозных] науках. Окрестности заполнили шумные и сладкоголосые цыганы. Беспрерывно они плясали и пели всем скопом. Из музыкантов Мавераннахра на том пиру присутствовал хафиз Йусуф Кануни, который был чудом [того] времени [в игре] на кануне. Несколько дней [сего] бедняка заставляли смотреть то празднество. В столицу Лахор ⁸³⁸ отправили человека [известить о том], что малики Систана просят помощи и что прибыл такой-то. Через несколько дней после того, как высокого достоинства хан приготовил три тысячи человек следовать с [сим] рабом в Систан, ему пришли указы государя: «Пусть подождет с отправкой помощи [малику Систана]! Малик Мухаммад, приехавший в Индию задолго до этого, доложил правду о [352] положении своих родственников». Прибыл также еще гонец и привез приказ относительно того, чтобы «малики Систана со всей искренностью и расположением приехали в Индию. Мы назначим им места и должности в сто тысяч раз более значительные, нежели [им дал] их малик. /460/ Если же они склонны [вернуться] на родину, то пусть пришлют кого-нибудь из своих родственников, чьей опытности можно доверять. Вместе с ним мы отправим посла к владетелю Турана и потребуем у него Систан. Нам он не откажет. После того мы передадим Систан вам».

В тот же день, когда из Индии поступил этот приказ и письмо, из Систана приехал срочный курьер и привез известие о сосредоточении войска Нимруза вокруг крепости Кал’а-йи Тракун. Пришли [также] письма систанцев: «Не считайте себя в долгу перед чагатайцами за помощь!»

После известия из Индии эту радостную весть я счел «радостью после печали» и принял решение о возвращении в Систан. В Кандахаре я провел два месяца. Из хороших людей встретил [там] мавлана Хусайна Каини. Названный провел 40 лет в изучении [теологических] наук в священном Мешхеде, в Бухаре и в Индии и был из великих ученых-теологов своего времени. Из достойных людей радовался я встрече с Ходжой Мирак-Хусайном Дарджами и с его сыном, Миром Касимом-мухтасибом и мавлана Мухаммад-Амином Йазди. Последний также был из ученых-[теологов]. Из чагатайцев в собрании императора Хумайуна бывал Дарвиш Мухаммад-султан. Его назначили начальником правосудия ⁸³⁹ Кандахара и послали [туда]. Мирза Тимур-хан хазара также принимал участие в собраниях государя, прекрасно играл в шахматы. Это был величественного вида старец, умный и проницательный человек, обладавший огромным опытом.

После прибытия тех вестей я показал хану Кандахара письма воинов Систана, попросил прощения за них и, простившись, вернулся в Систан. В дороге услыхал известие об отъезде великого малика в [Персидский] Ирак. Когда [сей раб] приехал в крепость Кал’а-йи Тракун, передали записку, написанную рукой великого малика: «Мы оставили своих людей и жену, надеясь на наши с вами родственные узы. Охраняйте свою крепость и своих родственников, как сумеете».

В то время Малик Махмуди жил в крепости Кал’а-йи Фатх.

Время [моего] путешествия — четыре месяца; пройдено расстояние в 130 фарсахов. Поскольку события того времени рассмотрены нами ранее, повторять их нет необходимости. [353]

/461/ ПУТЕШЕСТВИЕ ВТОРОЕ

В 1006/1598 г., весной, в день равноденствия дня и ночи, мы выехали вместе с великим маликом, Маликом Абу-л-Фатхом сыном Малика Музаффара, Маликом Шах-Хусайном сыном Шах-’Али сыном Шах-Абу Са’ида, Мирзой Мухаммад-Заманом, Амиром Вайсом и несколькими из доверенных лиц в Ирак, опасаясь окружения Дин-Мухаммад-хана, племянника, сына сестры ‘Абдаллах-хана, правителя Турана. Когда проехали небольшое расстояние, приблизился человек и сообщил, что узбеки перекрыли все дороги в Ирак и сели в засаду. Опасаясь за жен и остальных членов семей, мы [изменили путь и] направились в Кандахар вместе с семьями. Описание нападения узбеков, разделившихся на две группы и неотступно следовавших по пятам великого малика и [сего] бедняка, случайного столкновения с ними и благополучного по воле вечного и всемогущего [Бога] исхода приведено в данной «Хронике» ранее ⁸⁴⁰. Писать об этом здесь [сей раб] не стал, сочтя это ненужным.

Одним словом, когда мы доехали до Гармсира, пришла весть о кончине ‘Абдаллах-хана ⁸⁴¹. Хан Кандахара прислал знать и великих людей своего государства вплоть до самого Гармсира встретить великого малика и [остальных] маликов [Систана]. Прибыл на встречу и Малик Шах-Хусайн сын Малика Касима, двоюродный брат [сего] бедняка, который уехал в Кандахар еще за шесть месяцев до этого события. После встречи с правителем той страны и [нашего] размещения в ряде селений Кандахара правитель тех мест задержал [сего] раба у себя. Снарядил войско, дал его великому малику и отправил в Систан, чтобы тот привез в Кандахар из крепости Кал’а-йи Тракун всех своих родственников и [остальных] маликов. Когда зирихцы, малики, родственники и воины все прибыли в Кандахар и [когда] их намерение ехать в Индию стало бесповоротным, распространилась весть о победе победоносного войска шаха над Хорасаном. Великий малик и сей бедняк загорелись желанием припасть к шахскому порогу. В те радостные дни к сему поборнику правды обратила лицо «аллегорическая» любовь. Душой и сердцем я привязался к торокам Мирзы Мухаммад-Шарифа Бадахши. Это был молодой человек знатного происхождения из [354] /462/ Бадахшана. ‘Абд ал-Му’мин-хан послал за ним человека. [Затем] он вместе со своими родственниками уехал в Индию, когда в Кандахар приехал Бабур-бахадур, офицер императора, состоявший с ним в родстве. Стольник хана, имевший чин сотника ⁸⁴², он был крайне неуравновешенным человеком. Тот, чей взор падал на него, лишался силы духа. Из-за близости соседства и многократного передвижения первая встреча с тем кипарисом на лугу справедливости случилась днем. С первого взгляда я влюбился и потерял самообладание. Все дни [сей] раб радовался беседе с ним. Любовь воздействовала до такой степени, что влюбленный стал ухаживать [за возлюбленным] и возлюбленный влюбленно бывал [у меня]. Поистине, то были счастливые дни. В те дни эта любовь стала поводом для скрытых побед. Слава Аллаху, знакомство прервалось. Сладость той любви и привязанности стала уделом слабой души, приятные ощущения которой невозможно выразить [словами] и слушать [о которых] не подобает. О, если бы попасть в плен любви раньше! Однако, поскольку он питал пристрастие к вину цвета тюльпана, то сбил меня с пути благочестия, привел в кабак и пристрастил к вину и чаше. Воистину, я провел время так, что завидовал сам себе: пора молодости, возлюбленный, вино, наслаждение жизнью! Нет пути в то общество рассудку, разум не в силах [что-нибудь] сказать:

Если от вина с тобой ничего не случается, разве не достаточно [того],
Что оно держит тебя хотя бы на миг в неизвестности о наваждениях ума? ⁸⁴³

Несмотря на дурную привычку к вину и общение влюбленного с возлюбленным, царство любви стало [средоточием] целомудрия, а пылкий взор в том кругу не был запретным. Тысячу сожалений, что миновали те славные дни. В настоящее время пред взором нет ничего, кроме воспоминания [об этом].

В это время распространилась весть о победе сведущего шаха и его прибытии в Герат. Вместе с великим маликом и уважаемым братом я выехал в путь. Время пребывания в той местности до [получения] известия о победе [шаха] — семь месяцев. Пройден был путь в 80 фарсахов. [355]

/463/ ПУТЕШЕСТВИЕ ТРЕТЬЕ

1 раби’ I 1007/2 октября 1598 г. было решено ехать в высокую ставку. Благодаря стараниям местного правителя вместе с родственниками [сей раб] быстрым ходом отправился в путь и в Чаман-и Джам достиг своего желания — присоединился к высокой свите и удостоился чести припасть к ногам августейшего наместника. В то время [сего] бедняка настигла болезнь. От Джама до священного Мешхеда, несмотря на милости и заботу шаха, подаренное почетное платье, [сей раб] пребывал в беспамятстве. В священном Мешхеде через несколько дней поправился. До отъезда августейшего наместника на охоту в Радкан лихорадка, оставившая было меня, вновь вернулась, и я проболел еще два месяца. Великий малик и [мой] брат уехали вместе с высокой ставкой. [Сей] раб остался в священном Мешхеде одиноким и чужим. По высочайшему приказу врач Мухаммад-Бакир ⁸⁴⁴ лечил [сего] бедняка. Когда здоровье завладело телом, а недомогание пустилось в бега, из высокой ставки прибыл Будак-хан, правитель Мешхеда, и привез [сему] рабу приказ светлейшего [шаха] вместе с почетным халатом и конем: «Согласно приказу приезжайте в Кандахар и, собрав людей [систанского] малика, своих и [своего] брата подданных и остальных систанцев, привезите их в Систан». Из священного Мешхеда я направился в сторону Герата. Моим спутником в той поездке был мавлана ‘Абд ал-’Азиз. Приехав в Герат, я был обрадован беседой с опорой ислама и мусульман, мудрым советником эпохи и законодателем [того] времени Мирзой Кавам ад-Дином Мухаммадом, который в то время исполнял должность вазира Герата ⁸⁴⁵. Состоялись [также] встречи с верховным эмиром Хасан-ханом ⁸⁴⁶. Оттуда я приехал в Фарах. Меня встретили старший из родственников, [проживавших] в Фарахе, Малик ‘Абдаллах Фарахи и его отец, Малик Байазид. Несколько дней я находился в их доме, оттуда уехал в крепость Фараха. Там я виделся с правителем Фараха Исма’ил-ханом. На несколько дней [сей раб] выезжал поохотиться на газелей. [Еще] через несколько дней выехал в Кандахар. Правитель [356] Кандахара /464/ явил милосердие и участие, разослал в тот день быстрых скакунов в окрестности и собрал систанцев. Все дни [сей раб] занимался прогулками и предавался удовольствиям. Вновь познал он желанное слияние с Богом. Дни и ночи я был собеседником врача хакима Мухаммад-Бакира и хакима Фархад-хана, направлявшихся в Индию и в те дни находившихся в Кандахаре. Приезд [сего] раба в Кандахар стал поводом для исцеления больных из рода маликов. Поездка продолжалась 7 месяцев, пройдено расстояние в 320 фарсахов. Вернувшись в Кандахар, [сей раб] имел беседу с Шахбек-ханом, Миром Мухаммад-Ма’сум-ханом Магари и Кара-беком ⁸⁴⁷, который впоследствии стал Кара-ханом и получил должность командира пяти тысяч и командира полка, а также [беседовал] с группой чагатайских эмиров.

В конце того года, когда в Кандахар приехали эмиры Систана, как, например, Амир Низам, Амир Мухаммад-Касим и Амир Максуд Казаки, [когда] приехал Хан-Ахмад-ака, мулазим великого малика, и привез письма великого малика и моего брата, я откочевал из Кандахара с пятью тысячами дворов и приехал в междуречье, оттуда — в Гармсир. Моими спутниками в той поездке были Малик Мухаммад сын Малика Кубада, Малик Абу-л-Фатх, Малик Шах-Хусайн сын Шах-’Али, Мирза Мухаммад-Заман, Мухаммад-Хусайн-султан зу-л-кадар и ряд других. Расположившись на берегу Хирманда, по приятности и сочности [трав] соперничавшего с берегами источника Живой воды и [даже] превосходившего его, [сей раб] изо дня в день проводил [время] в празднествах, беседах и в веселье. Певцы пели об обновленном счастье, музыканты наигрывали мелодии беспредельной радости, не замечая несвоевременного карканья вороны о раздоре, ибо тот уважаемый человек, ради которого были предприняты все эти старания, пренебрег дружбой и стал чужим ⁸⁴⁸. Одним словом, когда показался Систан, малики Систана, вернувшись спустя /465/ полтора года к себе на [357] родину, радовались. Мы также были счастливы. В наказание за эту радость вот уже десять лет, как я вновь [пребываю] вдали от родины. Быть может, сей странник, являющийся новичком в школе испытаний, которые, словно вода, застряли среди опор, приедет вновь на свою любимую родину и небо оставит свою враждебность [к нему]; коварная судьба войдет через дверь милосердия, и станет возможным желание, скрытое в пасти дракона, на морском дне и в пасти крокодила; дитя грез, одно лишь название которых существует, появится на свет от бесплодной матери Вселенной, и сказочная птица феникс, живущая на горе Каф ⁸⁴⁹, раскроет крылья великодушия и приютит в [своей] тени человека, попавшего на [свою] родину.

В те дни 1008/1599 г., в ночь на воскресенье 20 джумада I ⁸⁵⁰/ 8 декабря, в Джарунаке родился Мухаммад-Му’мин. Мое загрубевшее сердце очень обрадовалось рождению сына. По счастливой случайности в конце того самого дня вернулся из поездки в Ирак великий малик, и родственники сочли, что рождение мальчика предвещает им добро. Поездка в Кандахар и возвращение оттуда продолжались два месяца. За это время пройдено расстояние в 90 фарсахов.

Цель того, кто отправился в путешествие, —
Вернуться домой здоровым.
Знаешь ли ты, какова моя цель в путешествиях? —
Насладиться часом возвращения!

Когда на просторах Систана был разостлан ковер благоденствия маликов, птица стремления каждого из маликов взлетела в желании завершить свои дела, поскольку много времени прошло для маликов, их мулазимов и прочих систанцев в раздорах. Мне тоже приходило на ум отремонтировать здания, благоустроить селения и посевные площади. Вначале я благоустроил все разбросанные земли, составлявшие собственность правителей Систана, и земельные [358] владения родственников, восстановил каналы. До приезда брата из высокой ставки ни на минуту не переставал хорошо служить малику и /466/ моему брату. Добро же, которым отплатил [мне] брат, свелось к тому, что он перевел через высшую канцелярию наши наследственные земли, владения родственников и маликов Сарабана на свое [имя] и [имя] своих сыновей [на правах] союргала, лишив прав на ту наследственную собственность [сего] раба, племянников и остальных ее владельцев. Племянники и [другие] родственники пришли к [сему] рабу и рассказали о случившемся. В тот же день, как великий малик пожаловал из высокой ставки, я пошел [к нему] и заявил о своем отъезде в высокую ставку. Через два дня пришел приказ светлейшего [шаха] с вызовом малика. Распространилась весть о прибытии из Ирака в Хорасан августейшей свиты. Великий малик [сообщил мне]: «Поскольку вы [тоже] собираетесь ехать, то лучше нам ехать вместе». Та поездка состоялась в обществе великого малика. 1 рамазана 1008/16 марта 1600 г. [сей раб] удостоился чести служить светлейшему высочайшему наместнику в славном городе Герате, да сохранит его Аллах от бедствий! В Герате [шах] оставался несколько дней. В то время [сей раб] доложил правду о свершении тех дел. Содержание приказа было изменено, доход с [земельных] владений [в Систане] был переведен в приказе светлейшего [шаха] на имя всех наследников. Приказы [шах] отослал в Систан.

Когда генерал-губернатор областей Санджара Hyp Мухаммад-хан ⁸⁵¹, многие годы находившийся среди служителей сему вечному государству, явил неповиновение (правда о его мятеже засверкала в зеркале души государя, в котором можно видеть все, что происходит на свете), шах выступил в поход с целью покорить те области ⁸⁵². [Сей] раб и верховный малик, счастливые, находились при победоносном стремени. После победы над Абивардом и Нисой они держали путь через пустыню в сторону Марв-и Шахиджан. В самый разгар лета августейший лагерь двинулся в путь через Хауз-хан ⁸⁵³, где на расстоянии 25 фарсахов не было воды. В тот день, когда губы [цвета] агата пересохли от жажды, а утки /467/ узорчатой стали плавали в блеске сабли, из-за скопления большого числа людей и сильной жары, дальности пути сведущий шах сам лично занимался дележом воды. Верховный малик и защитник саййидов и власти Ибн Хасан-хан ⁸⁵⁴ просили воды. Обливаясь потом стыда, они вошли в палатку и начали жаловаться Мирзе Шах-Вали ⁸⁵⁵, Мухаммад Заман-султану байандуру ⁸⁵⁶, царю астрологов мавлана Джалалу и мавлана ‘Али-Ризе ⁸⁵⁷ и еще ряду лиц на [359] отсутствие воды и говорили о появлении неудовлетворенности. [Сей] раб, взяв в спутники группу людей, с большими трудностями доехал до водоема и приложил все старания, чтобы мулазимы вышеупомянутых людей набрали столько воды, сколько им требовалось. С большими усилиями доехал до палатки, где находились господа. В тот момент снялись со стоянки и готовились седлать лошадей. Каждый выпил чашку воды, которая была дороже чести. Когда очередь пить воду дошла до [сего] бедняка, в ту самую минуту в тени палатки укрылась помиравшая от жажды собака с высунутым наружу языком. [Сей] бедняк, увидев состояние собаки, поднес ей воду, пока та не утолила жажду. Часть тех людей стала бранить меня, а часть смеялась над «заботливостью» [сего] бедняка. Один-два человека, напротив, одобрили мой поступок, а тех просили замолчать. Отправились в путь. На следующее утро подъехали к воде (реке). В том походе я был доволен своим поступком.

Одним словом, за короткое время Мервская крепость была взята. Ту величественную крепость передали Бигташ-хану устаджлу ⁸⁵⁸ и навели [в ней] порядок. По той же опасной дороге вернулись в священный Мешхед. Душа вновь просветлела от посещения той светлой гробницы ⁸⁵⁹. В дни Ашуры ⁸⁶⁰ мы были в Мешхеде. Оттуда [сей] раб был отпущен со службы светлейшего шаха и в обществе верховного малика через Каин выехал в Систан.

Время путешествия — 8 месяцев, пройдено расстояние в 380 фарсахов. /468/ От того путешествия накоплен большой опыт. В Майхане удалось посетить [могилу] султана Абу Са’ида б. Абу-л-Хайра, да озарит Аллах его гробницу ⁸⁶¹. Видел я степь Дашт-и Хаваран во время [цветения] тюльпанов. Половина тюльпанов была желтого цвета, половина — красного. Распределение цветов было таким, что однажды султан Абу Са’ид в полном великолепии и в [состоянии] экстаза ехал по той степи с одного места в другое. И вдруг его благочестивому взору предстало море тюльпанов. Он обратился к тюльпанам, породившим в его сердце чувство обездоленности и постоянной скорби, [со словами]: «О тюльпаны, вы кровожадно смотрите на нас!» Благодаря всемогуществу Аллаха половина тюльпанов, смотревших с укором, пожелтела. Эпизод этот нашел отражение в нижеследующем четверостишии:

Рос в степи Дашт-и Хаваран алый тюльпан
Месяцами и годами, словно [горючие] слезы влюбленных...
[Когда]
Он явил свою красоту из-за завесы Прекрасного,
Его состояние стало подобным моему. [360]

Об этом прочтено [сим рабом] в повествовании о султане Абу Са’иде из Майхане в книге, написанной в разъяснение [достижения] им высших стоянок [на пути] совершенствования ⁸⁶².

Поход в Балх, состоявшийся на служении светлейшему и высочайшему наместнику ⁸⁶³

Когда [шах] в 1010/1601-02 г., направляясь с войском Ирана [в поход] с целью покорения Балх-и Шахиджан (так!), сделал остановку в Хорасане, то послал быстрого скакуна и потребовал [к себе] верховного малика [Систана]. Малик явился на служение шаху в священный Мешхед. [Сего] бедняка с помощью многочисленных красивых заверений оставили в Систане, чтобы, собрав войско, он присоединился к августейшему лагерю. Когда августейшее войско прибыло в Герат, а затем, покинув Герат, достигло Маручака, [сей] раб с маликзаде и войсками Нимруза присоединился к августейшей армии. /469/ На берегу р. Мургаб я удостоился чести приложиться к ногам [шаха]. В тот день [шах] участливо расспросил о [моих] делах и обласкал бесконечными милостями.

Когда высокий лагерь двинулся оттуда в путь, в степи Чечек-ту ⁸⁶⁴, соперничавшей по обилию зелени с райским садом, я увидел своими глазами [шахское] войско. Оно насчитывало около 120 тыс. побывавших в деле конников. Моими спутниками и собеседниками в том походе были Мирза Шах-Вали и Мухаммад Заман-султан. В походе пришлось преодолеть большой риск при переправе через реки и нагромождения гор, перенести сильную жару. Вдоль той раеподобной равнины на протяжении нескольких остановок тянутся горы, сплошь земляные, но очень высокие. Поскольку ширина равнины местами достигала одного фарсаха, местами — полфарсаха, она была тесна для столь многочисленных всадников. Воины высокого лагеря гнали своих коней и верблюдов то по горам, то по равнине. Когда выехали из ущелья в широкую степь, оказалось, что вся земля ее испещрена мышиными ходами. Зыбучие пески не давали возможности быстро передвигаться. Одним словом, когда многочисленное войско достигло окрестностей Балха, властелин [361] Турана, Баки-хан ⁸⁶⁵, с 80 тыс. узбекских конников приготовил место для сражения у ворот [города], за которыми был вырыт ров. Однако из рва они не выходили. Многочисленное войско в такой обстановке изнемогало. Среди людей [войска] вспыхнули болезни. Ежедневно большое число людей отправлялось в страну небытия. [Часть] систанцев, несших достойную службу в том походе, заболела поносом и умерла. В их числе великий эмир Амир Махмуд, старший сын Амира Хаджи Мухаммада, храбрейший и почтеннейший, старший рода Мира Икбала и Мира Сираджа, как об этом было рассказано на своем месте. Ввиду такого положения дел твердое мнение шаха ‘Аббаса склонилось к возвращению войска Ирана в Хорасан. [Шах] изволил издать приказ о возвращении. Когда прибыли в Герат, коням воинов был дан отдых в течение нескольких дней. [После того] шах скрутил поводья в сторону Ирака. [Сей] раб в обществе малика приехал в Систан. Поход продолжался семь месяцев, пройдено расстояние в 320 фарсахов.

/470/ ПУТЕШЕСТВИЕ СЕДЬМОЕ

Поездка [сего] раба в Герат, Фарах и Гармсир. Возвращение в Систан

Эта поездка посеяла отчуждение среди знакомых и создала повод для жалоб; явилась также причиной других событий. Малик Шах-султан Фарахи, внук Байазида Фарахи, доводящийся родственником со стороны матери ряду систанских маликов, приехал в Систан, а [затем] по каким-то делам уехал в Мекран вместе со своим племянником, сыном тетки, Шах-Хусайном сыном Шах-’Али сыном Шах-Абу Са’ида. Несколько человек, раздобыв у [местного] малика верблюда, вернулись в Систан. Сыновья Малика Наср ад-Дина потребовали у наследников Малика Байазида золото, драгоценности и ткани, которые они передали на сохранение Малику Байазиду во время смуты Рустам-мирзы и которые вышеупомянутый истратил на свои нужды. Послали группу людей, и те привели к себе домой с поля его верблюдов. В тот день [сей] бедняк был в Рашкаке. Шах-Хабибаллах, испытывавший крайнюю степень гнева и раздражения, сел на коня и вызволил верблюдов из домов маликов. Часть мулазимов тех людей он примерно наказал. Когда [сей] раб приехал из Рашкака в Джарунак, племянники [362] привезли к [сему] бедняку Малика Шах-султана и рассказали о случившемся. [Сей] раб очень ругал их: «Вы должны были подождать, пока [сей] бедняк приедет и, приняв верблюдов в счет платы [за оставленные на сохранение и израсходованные драгоценности], устранит ссору».

К наследникам Малика Наср ад-Дина я отправил человека с извинениями. Они, крайне обиженные, не успокоились и поехали в дом к малику и пожаловались на племянника [сего] раба и Малика Шах-султана. Смутьяны начали свои подстрекательские действия. Поскольку верховный малик находился на службе светлейшего наместника в карательном походе на Ереван, мать Хамзы-мирзы ⁸⁶⁶, которая всегда все дела, все трудности устраняла по совету [сего] бедняка, не приехала в Джарунак в дом своих родственников, а отправилась в дом затеявших ссору, не сняв накала страстей тех людей. Они же стали собирать народ, чтобы послать его с сыновьями Малика Наср ад-Дина на племянников [сего] бедняка и отобрать у Малика Шах-султана верблюдов и имущество в уплату долга. /471/ Поскольку вышеназванный был участником и гостем Малика Шах-Хабибаллаха и Малика Йахйи, я счел необходимым [оказать] помощь и отвез его вместе со всем движимым имуществом в Зийаратгах. Через два дня, сев на коня, доставил его благополучно в Ук. Когда ‘Абд ал-Хайба схватил меня: «Меня-де надо отвезти в Фарах и там задержать на несколько дней, чтобы ты уладил мое дело с Исма’ил-ханом, местным правителем — из-за него я лишен покоя», [сей раб] взял на себя [эту] ответственность и выехал в Фарах. Поскольку правитель Фараха [еще ранее] отбыл в карательный поход в Герат, [сей раб] несколько дней ждал в Фарахе его прибытия. Весть о моем приезде в Фарах доставил в Герат высокопоставленному хану Хусайн-хану ⁸⁶⁷ вазир, опора ислама и верующих [Мирза Кавам ад-Дин Мухаммад]. [Хусайн-хан] отправил верблюда-скорохода с требованием [сего] раба и предложил [сему] рабу совершить прогулку в Герат. Поскольку поездка в раеподобный город входила в мои намерения, то я выехал в те края и провел некоторое время в прогулках и занятиях охотой.

Когда Хусрау-султан, гулям высокопоставленного [Хусайн-хана], стараниями Амира Зайн ал-’Абидина отобрал у Хасан-бека сына Хатим-бахадура ⁸⁶⁸ Бустскую крепость, прибывшее из Кандахара чагатайское войско взяло их в осаду. Распространилась также весть о приезде властелина Турана, Баки-хана. Наместник был опечален таким поворотом дела. Совесть требовала, чтобы [сей раб] взял на себя ответственность за это дело и доложил [363] высокопоставленному хану правду. Высокого сана хан очень обрадовался и назначил двести своих личных мулазимов вместе со всем войском эмиров аймака Герата следовать с [сим] рабом в Гармсир. Когда приехали в Фарах, к нам присоединился также Исма’ил-хан. Из Фараха [сей раб] быстрым ходом выехал в Гармсир. Дело между двумя войсками закончилось противоборством. Благодаря Божьей помощи и поддержке имамов, несмотря на то что [сей раб] переправился через Хирманд с незначительным отрядом (остальное войско еще не подошло), огромное войско [противника], насчитывавшее почти шесть тысяч человек, потерпело поражение. Пятьсот человек были убиты, в том числе ...-бахадур ⁸⁶⁹ и несколько полководцев. Сто человек из чагатайского войска, лучшая его часть, попали в плен. В их числе Чагатаид Зале-хан ⁸⁷⁰. /472/ Укрепив крепость в Бусте, [сей раб] передал ее Мухаммад-Заман-султану шамлу и вместе с правителем Фарахской провинции Исма’ил-ханом выехал в Фарах и оставался там несколько дней. Через Хусрау-султана и мулазимов двора я сообщил истинное положение дел верховному эмиру. Верховный эмир хотел, чтобы [сей] раб выехал в Герат и подробно доложил об этих делах высокому двору. [Однако сей] раб, оберегая великого малика, как бы тот не обиделся, что «такой-то без нашего разрешения берется за подобные дела» ради их благоволения, отказался от высокого имени и высших степеней, которые стараниями высокопоставленного хана легко могли быть достигнуты, приехал в Систан и изо дня в день вел разговоры о лицемерии родственников малика.

Время путешествия — шесть месяцев, пройдено расстояние в 200 фарсахов.

Из-за «метения улиц» лицемерами полы [одежды] у всех были покрыты пылью огорчения — те ежедневно сочиняли что-нибудь новое. В распространении известий они обладали способностью переноситься в любое место земли. Верховный малик все еще находился в Азербайджане ⁸⁷¹. По причине крайне удрученного состояния духа в голову [мне] запала мысль о путешествии. Если бы [364] я выехал в Герат, то беспокойство от дум лишь усилилось бы. [Поэтому я] решил съездить в пограничный район Систана и совершить прогулку по той горной стране. Мой брат, Малик Махмуди, переехал на жительство в Дизак. Разговор о поездке в те районы имел место устно. Он предложил изучить, как там обстоят дела. Первого раджаба 1012/5 декабря 1603 г. [сей раб] выехал в путь и совершил поездку по Кухистану и местностям пограничного района. Предводители пограничного района и местные сипахсалары преувеличивали, говоря, что «вот уже несколько лет, как жители Мекрана не платят подати Систану. Теперь же, когда вы вступили в пограничный район и совершили поездку, если не востребовать ту сумму, то [в дальнейшем] никакого уважения [от них] не будет».

В это время из [Бин] Фахла приехал мулазим Малика Шамс ад-Дина ⁸⁷² и привез [от него] письмо в стихах с выражением [своей] любви и приглашением [посетить] те края. Я выехал в те пределы и целый месяц /473/ занимался в Фахле и его окрестностях прогулками и охотой. Был [также] удостоен встречи с Маликом Динаром ⁸⁷³, отцом Малика Шамс ад-Дина, который вот уже 40 лет как не разговаривал ни с одной [Божьей] тварью. С [сим] бедняком он развязал язык и беседовал обо всем, просил простить его сына и умолял о дружбе, дабы в дальнейшем войска Систана не наносили вреда их стране. Подарив Малику Шамс ад-Дину подобающий халат и дорогую лошадь, я вернулся в пограничный район и провел благословенный месяц рамазан у подножия горы Саламанд. В те дни я был занят сочинением маснави «Михр-у-вафа» в ответ на поэму шайха Файза «Нал-у Даман» ⁸⁷⁴. После праздников я выехал на охоту в окрестности Дизака.

Амир Мухаммад, дядя Малика Бахадур-хана со стороны матери, увез [сего] раба в Дизак. [Сей раб] пробыл там несколько дней, совершая прогулки и охотясь. Еще [до меня] в те края тайно приехали шумные цыгане и несколько музыкантов из Дизака. Несколько дней пролетели в увеселении и развлечениях. Амир Мухаммад преподнес подать и харадж с областей Мекрана. Часть [своих] мулазимов он послал в Кидж привезти подати, светло-рыжей масти коней и хищных зверей, [предназначенных] для охоты. Ночь на Науруз [сей] раб провел там. Когда от доносчиков, на которых можно было положиться, стало очевидным, что шайхи Дизака и местное население не обманули и что смерть брата случилась по воле Всевышнего, я оставил хлопоты и распри того народа, одарил их халатами, принес извинения и поспешил в сторону границы. Несколько [365] дней провел в Хаше на мазаре со следом ноги царя святости ⁸⁷⁵. Когда пришло известие о приезде великого малика, который пожаловал из Азербайджана, [сей раб] за две ночи добрался из пограничного района в Джарунак. А это расстояние в 60 фарсахов. Из-за сильного желания видеть великого малика я примчался столь быстро и был рад встрече с ним. Он тоже как будто выражал радость, однако в глубине души он верил в правдивость рассказа наговорщиков. С того времени день ото дня благодаря стараниям «старателей» дело дошло до того, до чего оно может в конце концов дойти.

/474/ Не уступай дороги клеветникам и корыстным людям,
Так как они содержание лишат формы.

Когда в месяце раби’ I 1014 ⁸⁷⁶/июле 1605 г. скончался великий император Джалал ад-Дин Акбар-шах, на границе Кандахара настало затишье. До этого известия Хайдар-султан сийах-мансур имел намерение выступить против Шахбек-хана. [Для этой цели] он свел знакомство с прославленными эмирами Хорасана. Шахбек-хан поставил его на границе р. Хирманд и Заминдавара, дабы он стоял напротив Мухаммад-Заман-султана, правителя крепости Кал’а-йи Буст, об обстоятельствах которого и о передаче Бустской крепости которому написано [ранее] ⁸⁷⁷. Как только случилось трагическое событие [с шахом Акбаром], Хайдар-султан сразу отвернулся от наместника Кандахара. Высокомерный правитель Кандахара был крайне удивлен и не мог этого вынести. С группой [своих] людей выступил, чтобы устранить [Хайдар-султана]. Дал приказ о штурме его крепости, а сам подошел к башне, в которой находился Хайдар-султан, и встал [там]. Хайдар-султан выстрелил из мушкета [и] попал в руку Шахбек-хана. Часть мулазимов вынесли с поля боя именитого хана. Его войско вернулось в Кандахар. Тот доблестный витязь, раненный и разбитый, тоже выехал в Кандахар. [366]

Поскольку Хайдар-султан постоянно говорил о знакомстве и дружбе, верховный малик Нимруза и хан Фараха, чтобы оказать помощь Хайдар-султану, спешно выехали на войну с чагатайцами. Когда добрались до Гармсира, эмиры Гармсира и высокого ранга местные саййиды, постоянно стремившиеся к войне и раздорам, прежде всего Мир Зайн ал-’Абидин и Саййид Хусайн, из-за которых разгорелась ранее упомянутая нами ссора в Гармсире, не допустив возражений, увезли в Кандахар великого малика, высокого хана Исма’ил-хана, Байрам-султана шамлу, [вашего] покорного слугу и Мустафу-бека сына Наджма II. Выехав из Гармсира, устроили смотр войску. Собралось почти 10 тыс. воинов. С тем войском обложили Кандахар. Хотя /475/ у правителя Кандахара находилось в той высокой, как небо, крепости 20 тыс. вооруженных всадников, в первый день [сего] бедняка, Шахсавар-бека и ‘Али-хан-султана поставили в авангарде войска, и мы двинулись [к крепости]. Когда мы подошли к крепости, [Шахбек-хан] выслал против [нас] две-три тысячи своих лучших, избранных эмиров и воинов. При первой же атаке войск Забула, Фараха, храбрецов-кызылбашей была поколеблена стойкость чагатайского войска, и они убрались в крепость. Хотя численность людей, определенных [сему] рабу в качестве передового поста, не достигала и тысячи человек, а то воинственное войско насчитывало три тысячи воинов, [к тому же] расстояние между [сим] бедняков и эмирами было более полфарсаха, [сей] бедняк с 250 забульцами вырыл ров у ворот крепости и спешился. Эмиры остановились в какой-то местности и изготовились к осаде крепости. Осада крепости продолжалась 11 месяцев. Положение находившихся в окружении стало тяжелым. Они, однако, не теряли надежды на помощь из Индии.

В начале своего восшествия на престол шах Салим, который с самого начала именовал себя Джихангиром и лакабом своим сделал Hyp ад-Дин Мухаммад Джихангир, выступил из Агры, чтобы подавить мятеж Султана Хусрау, своего старшего сына, считавшего себя прямым преемником императора Акбара и имевшего намерение занять его место. В это время в Агру направлялся Хусайн-хан сын шайха ‘Умара, правитель Кабула. Они встретились, и [Хусайн-хан] примкнул к нему. У Хусрау-султана было теперь почти 30 тысяч воинов. Император [Джихангир] послал за ним Шайха Фарида с многочисленным войском, сопровождаемым большим обозом. Сам ехал следом, кочевье за кочевьем. Войско Шайха Фарида настигло принца, завязалось жаркое сражение. С тыла подъехал Шайх Фарид с частью своих людей. Шаг за [367] шагом обнаруживались признаки приближения государя. Поражение пало на несметное войско Хусрау-султана. Его схватили и привезли к отцу ⁸⁷⁸. В начале восшествия на престол Джихангира во всех уголках Индии возникло столько мятежей, что, пока они не были устранены и вверенные ему области не обрели покой, помощь Кандахару задержалась на пять-шесть месяцев. Шахбек-хан явил все свое мужество в обороне города. Когда шах, звезда войска, выехал для осады Шемахинской крепости и войны с турками ⁸⁷⁹, /476/ Хусайн-хан ⁸⁸⁰, вали Хорасана, воевал с узбеками. Помощь высокого ранга эмирам не поступала ни с одного места. В крепости все дни били в барабан радости. Часовые и стражи, взимавшие подорожный сбор, приказы о взимании налогов, подготовленные императором и стараниями самоотверженных друзей, о том, что поражение потерпели противники, и о слонах, которых доставили из Индии Шахбек-хану, везли эмирам. Они, прочитав приказы, отправляли их в крепость. Одним словом, эмирам ниоткуда не было помощи. Мирза Гази-тархан, Сардар-хан и Кара-хан с группой эмиров Индии прибыли к воротам Pax Кандахара вместе с казной, отрядом боевых слонов и 20 тысячами подручных людей. Эмиры, выполняя свой воинский долг предводительствования войсками, направились в Систан и Фарах. [Сему] рабу в том походе открылась правда о положении большинства людей той эпохи, и он приобрел огромный опыт...

В те дни имели место встречи с хорошими людьми, направлявшимися в Индию, или, наоборот, возвращавшимися из Индии в Ирак. В то время, когда была окружена крепость Кандахара, случилось великое сражение. После того как засыпали сверху ров, произошло 60 рукопашных схваток. Один-два раза на поле боя выводили слонов. И вот однажды вывели огромного слона по кличке Руба (?). В то время кызылбашское войско чуть было не понесло убыток. Даулат ⁸⁸¹ в том сражении был убит. Благодаря ли верноподданности сведущему шаху или с согласия верховного малика во время той атаки я показал удивительную отвагу. За это я увидел то, о чем у пера нет охоты писать, нет силы заполнять этим страницу. Мир скрытых тайн осведомлен о тех обстоятельствах. Немного написано о них в жизнеописании великого малика. В конце 1015/феврале—марте 1607 г. эмиры сняли осаду с Кандахара. Осада продолжалась 11 месяцев ⁸⁸².

В то время среди тех, кто направлялся в Индию, в караване, с которым /477/ шел в Индию Дарвиш ‘Алибек илчи (посол) ⁸⁸³, было много людей надежных и опытных. В числе их защита саййидов и [368] ученых, высокообразованный Мир Абу-л-Касим Астрабади ⁸⁸⁴ и Валихан-бек шамлу, близкий друг [вашего] покорного слуги и сын Хасан-султана, Ака Таки Му’арриф, накибы Аухади и ряд других, обладавших многими положительными качествами ⁸⁸⁵. Чтобы доставить удовольствие этим людям, я взял на себя большие хлопоты, провел их с тем огромным караваном дорогой через Абдал ⁸⁸⁶. Несмотря на то что из каравана предлагали тысячи и тысячи, из желания угодить тем славным людям я ничего не спросил ни с одного из купцов и богачей, ради переправы имущества которых я понес большие убытки. Насколько было осуществимо в те дни, я не провинился, делая добро Божьим тварям. Хотя в том году [сей раб] лишился возможности совершить мусульманский хаджж и не сподобился того счастья, однако употребил все старания в оказании помощи рабам Божьим.

Путешествие [помимо сражений и охоты] продолжалось тринадцать месяцев, пройдено расстояние в двести фарсахов.

После прикосновения к черному камню Ка’бы посещение [могилы] вождя людей ⁸⁸⁷, благословение ему и мир

Многие годы сердце сего блуждающего по «долине исканий» ⁸⁸⁸ было свидетелем этого намерения. Так, в месяце джумада I 998/ 6 марта 1590 г., когда вместе с Маликом ‘Али [сей раб] всецело отдался этой мысли и подготовил все необходимое для сего благого путешествия, по совету Малика ‘Акибат-Махмуда, великого и уважаемого человека, желание которого состояло в том, чтобы мы выехали в путь 1 раджаба, я счел возможным отложить [поездку] на два месяца, не ведая о вмешательстве рока.

Даже если покажется Ка’ба, не ослабляй усилий!
Так как разделяющие вас полшага составляют тысячу фарсахов.

1 раджаба/6 мая [1590] г. в Систан пожаловал Рустам-мирза с целью истребить [местных] маликов ⁸⁸⁹. Сей скитающийся по пустыне желаний вместе со своим товарищем, остальными сверстниками и братьями по вере был связан и заключен в тюрьму. [369]

/478/ Все приготовленное для путешествия вместе с прочим имуществом и собственностью перешло во владение врага. Полностью подтвердилось выражение: «Я знаю, что Аллах отменяет [все] намерения». В дальнейшем как из-за занятости войной с узбеками, так и из-за неблагоприятности судьбы рука надежды не доставала до подола величайшего желания, пока в настоящее время лицо желания не отразилось в зеркале чистой веры. 1 джумада I 1017 г., соответствовавшего году Обезьяны (13 августа 1608 г.) ⁸⁹⁰, [сей раб] направился с остановки Новый Камбахш в Баг-и Му’минабад в Зийаратгахе. В той местности источник безнадежности и непокорности давал силу для разлуки. Поскольку мой возраст не превысил 38 лет, я ступил в пустыню исканий.

Как сказано в хатима «Тухфат ал-харамайн»:

Ступил я на путь исканий,
Мое бытие — словно вихрь.
Мое намерение и слезы друзей —
Как сверкающая молния в день грозы.

Камни пустыни Гург ⁸⁹¹ я принимал за кораллы и рубины, пыль дороги на Эсфе ⁸⁹² я считал сурьмой. В роще финиковых пальм Пахре ⁸⁹³ я видел пальму искомого стана. Просторы Бама, встречи с благородными саййидами напоминали о предмете желания и встрече с желанным. Когда я проехал Кариман в [области] Кирман, желание окрепло. В Найризе ⁸⁹⁴ я настраивал инструмент на исполнение хиджаза ⁸⁹⁵. Шираз виделся мне воротами города удачи. Некоторое время я провел в ожидании сезона в этой стране... в обществе улемов, саййидов и знатных людей, прежде всего Шах-Таки ад-Дина Мухаммад-Бассама, Мира Мухаммад-Замана Астрабади, уважаемого Саййида Бахрайни и других улемов, еще группы саййидов и улемов и йаров, людей щедрых, как, например, Ходжа Афзал, Мирза Hyp ад-Дин Шулистани, Мир Абу-л-Хасан Фарахани, Насира-йи Хамадани ⁸⁹⁶, и ряда других уважаемых людей. Местом жительства служили мне дома саййида величайшего и главнейшего из знати того времени Мира Садр ад-Дина Мухаммеда ⁸⁹⁷ и Мира Ни’маталлаха Дастгайба в /479/ квартале Дар-и Масджид-и нау («Ворота новой мечети») ⁸⁹⁸. Некоторое время [сей раб] оставался в том святом месте. Так как среди персов и арабов Аравийской пустыни, прежде всего саййидов [племен] бани хусайн, бани шайба и бани ‘айба, год назад вышел раздор, то полагали, что верующие в том году будут лишены [возможности совершить] мусульманский хаджж. [Сей] раб написал два слова хранителю власти Хусайн-ака, [370] правителю Басры, и Шайху Мухаммаду сыну шайха Хабибаллаха, который заменял отца и был [духовным] наставником жителей Басры и всех арабов [Аравийской] пустыни. Они сразу прислали старосту каравана. [Затем] еще прислали человека, а [также] Раджаба, старосту каравана, пользовавшегося доверием. Они разъяснили закон найма верблюдов и сопровождения по той дороге. Пока шли эти разговоры, пока [сей раб] стал спокоен за переправу, в Шираз вступили стражи содействия из Хорасана и Ирака. Два отряда я послал через Даурак ⁸⁹⁹ и еще две группы через Казирун ⁹⁰⁰ по морю в Басру. 8рамазана ⁹⁰¹/16 декабря [1608] г. [сей раб] выехал из того города, пребывание в котором подобно дыханию для тела, с группой почтеннейших людей и саййидов, как-то: Амир Ни’маталлах, Амир Вали, Амир Насир ал-хакк Каини, и рядом других почтенных людей из Ирака и Хорасана благодаря стараниям и усилиям представителей власти. В начале осени, когда деревья особенно красивы, дорога от Хулджана до Масджид-и Бирди (а это расстояние в 6 фарсахов) идет среди многочисленных садов, [сей раб] отправился в путь, [испытывая] миллион желаний. В тот день из Систана прибыли Малик Абу-л-Фатх, накиб Махмуд Сарабани, накиб Мухаммад Зу-н-нун и накиб ‘Али. Малик Абу-л-Фатх и стал спутником [сего] раба. Мы поехали по дороге через Даурак. Остальные задержались в [Ширазе] еще на несколько дней. [Затем] в Казируне они сели на корабль и отплыли в Басру. В Басре произошла встреча с ними. Одним словом, после изучения листьев деревьев, каждая страница которых составляла целую книгу в познании истинного начала, четыре дня спустя я переправился через Ши’б Бавван ⁹⁰² и очутился у подножия гор с северной и южной сторон той раеподобной местности. Погода там была умеренной, как пора юности. Немного передохнув у источника в тени чинары и поблагодарив жителей той местности, большая часть которых благодаря приятному климату обладает красотой Йусуфа и лучезарностью Зулайхи ⁹⁰³, /480/ я выехал оттуда в Фахлийан [округа] Шулистан ⁹⁰⁴. Многочисленные нарциссы по берегам той местности предстали перед взором паломников. Один день и одну ночь мы оставались в том месте. Оттуда я приехал в Бихбихан ⁹⁰⁵, совершил прогулку на луга, где росли нарциссы. Поле занимало площадь 20 на 4 фарсаха. [На нем] можно было видеть шесть видов нарциссов. Оттуда я ехал переход за переходом, пока не достиг берега реки Карун ⁹⁰⁶. В тот вечер, когда волна от крайнего волнения лобзала край неба, я переправился через ту мятежную реку и посетил могилу Ру[т]била б. Йа’куба. [Затем] [371] доставил своих людей в... ⁹⁰⁷, проехав через надежную крепость, что стояла на берегу той реки, и по реке же доехал до р. Шатт ал-‘араб. Ночью, кромешная тьма которой омрачила сердца даже преданных удовольствиям жизни, переправился через бурную реку. Корабль бросил якорь возле Макам-и ‘Али ⁹⁰⁸. Несколько дней я отдыхал в Басре. После остановки в том городе к каравану паломников присоединились Амир Мухаммад-Амин Машхади, известный под именем Мир-и Наккара, и мудрый, как Соломон, Мирза Шах-Вали ⁹⁰⁹.

8 зу-л-ка’да [1017]/13 февраля 1609 г. мы вступили в [Аравийскую] пустыню и прибыли в Наджд и Джидду ⁹¹⁰. Чело [сего раба] удостоилось чести поклониться земле Хиджаза. К установленному сроку [сей раб] прибыл в местность, где паломники надевают ихрам ⁹¹¹. Облачившись в одежду паломников, я приступил к воздержанию. До слуха ангелов-хранителей и ангелов-вестников донесся возглас: «Слушаю и повинуюсь!» И вот 9 зу-л-хиджжа [1017]/16 марта 1609 г. утром мне выпало счастье прибыть на священную землю. Разулся, взял сандалии в руки. Глаза завидовали ногам — ноги не желали принять то счастье в сандалиях. Дело было сделано, и вот я дошел до той местности и достиг предмета желания. В тот день я получил разрешение положить земной поклон. Воспользовавшись благоприятным моментом, я исполнил в Ка’бе положенные обряды. После совершения ‘умра ⁹¹² насладился хаджжем таматту’ ⁹¹³; успешно совершил бег от Сафа к Марва и от Марва к Сафа ⁹¹⁴. Вступив в [долину] Мина с правой стороны, достиг желаемого, затем остановился на горе ‘Арафат ⁹¹⁵. Благодаря земным поклонам в мечетях Самры и Хайфы ⁹¹⁶ моя слабая душа окрепла. После [посещения] Маш’ар ал-харам ⁹¹⁷ собрал камушки для обряда метания камней против нечистого духа, завязал их в кончик банной простыни. Когда отдыхал в [долине] Мина, увидел принесенные жертвы, /481/ некоторые из них уже разложились. [Затем] пошел в Ка’бу и вкусил счастье свидания [с храмом], насладился хождением вокруг [храма], совершением молитвы и бегом. Как мужчина совершил обход вокруг женщин ⁹¹⁸. Конец десятого дня привел грозовую тучу моей страсти к познанию ночей, подобных «дням сушки» ⁹¹⁹. После трех ночей и совершения обряда [метания] камней: ула («первого»), вуста («среднего») и ‘акаба («последнего»), после очищения души и тела я обрел в священном городе Мекке покой: «Кто достиг этого, тот стал спокойным». Тридцать дней и тридцать ночей я провел в Мекке, посещая могилы [святых] и молясь: [372]

«Хади», ты поселился наконец у врат Ка’бы,
Дабы отправлять молитвы в углу ал-Хатим ⁹²⁰.
Лицо твое то [обращено] к мечети, то к водосточной трубе,
То отвешивает земной поклон Макаме Ибрахима.

Страстное желание [видеть] Медину принудило меня расстаться с Ка’бой. На прощание я обошел вокруг Ка’бы. Поскольку я вступил [в Мекку] через ворота Баб-и Сапам, то выехал из нее через ворота Баб-и Мадина ⁹²¹ и очутился в долине Вади Фатима ⁹²². Словно вихрь я мчался из долины в долину, пока на десятый день не достиг Медины, где удостоился счастья [посетить могилу] Пророка тварей и духов. Посещением [могил] имамов на мединском кладбище Баки ⁹²³, а также прочих обитателей той славной местности я заложил основу [своего] счастья в обоих мирах. От посещения и положения земных поклонов в мечетях Масджид-и Куба, Масджид-и ‘Али, Масджид-и Фатима, Масджид-и Бани Наджжар и в других чело души обрело свет веры. В Медине я находился одну неделю. Несколько ночей провел без сна в молитвах. 17 мухаррама [1018]/22 апреля 1609 г. в ночь на пятницу я [тоже] молился до утра. Утром простился [с Мединой] и выехал из того святого места в Наджд. Причиной столь поспешного отъезда послужило враждебное отношение к персам со стороны египтян и сирийцев. На священной земле Мекки они не осмеливались затевать ссору, в Медине же только и думали, как бы придраться [к нам]. Служители и саййиды при той святой гробнице уговаривали и упрашивали персов уехать. [Сей раб] лишился возможности [побыть] у той гробницы. В тот день я так много плакал и испытывал такое смятение, что заболел лихорадкой. Семь дней лихорадка не отпускала [сего раба]. Каждую ночь ему снилась та святая гробница, пока [не настала] седьмая ночь — ночь расставания. Большинство моих искренних друзей, таких, как Шах-Вали /482/ и Мир Ни’маталлах и ряд других, до самого утра осведомлялись о состоянии сего чужака. На седьмую ночь, как полагалось, я увидел во сне, что пришел к священной гробнице. Какой-то человек будто бы говорит мне: «Посланник сам присутствует здесь, а ты поклоняешься его гробнице!» Открыв глаза, я увидел, что Пророк прислонился благословенным плечом к михрабу мечети, находящемуся в южной части мечети Посланника Аллаха, а по правую руку от Пророка стоит группа с полным величием и достоинством. Слева от него находится в полном спокойствии [другая] группа людей, еще четверо стоят сзади благословенной головы Пророка. [Все четверо] были [373] такого [огромного] роста, что головой касались потолка мечети. Я спросил у того человека, и он ответил: «Те, что стоят справа, — это угодные сподвижники Посланника Аллаха; стоящие слева — это безгрешные имамы. Четверо, стоящих сзади Посланника Аллаха, — почитаемые ангелы». От ужаса и возбуждения я сильно пропотел. Когда проснулся, было утро. Это был пот выздоровления. Всякий раз, когда меня лихорадило в течение двух дней, дней двадцать после того я испытывал слабость и недомогание. [А тут] с благословения Пророка я в тот же день сел на верблюда, погонял его и ел разного рода пищу, употреблял разные напитки и соки. Вреда не было. Что удивительнее чуда видеть [во сне] Посланника [Аллаха]!

Одним словом, день за днем [сей раб] спешил в караване из долины в долину, пока не приехал в страну Лайли и Маджнуна ⁹²⁴. Страсть, которую я хранил в голове, подобную страсти Лайды к Маджнуну, набрала силу в этой долине страстей и стала как рана, посыпанная солью. Я приехал в одно из селений Наджда. В той местности [сей раб] видел красивых девушек, сотни таких, как Лайли, [возлюбленная] Маджнуна. Красота стоила [здесь] необычайно дешево, прелести же было вдоволь. С помощью щедрого Государя (т.е. Бога. — Л.С.) та пустыня была преодолена за короткое время. Караван благополучно достиг Басры. Из Басры на корабле я прибыл в порт Бандар-и Риг ⁹²⁵. Три дня и четыре ночи тот корабль плыл по морю. /483/ В одну из тех ночей поднялся шквалистый ветер. Противного направления ветер вступил в схватку [с кораблем]. Однако благодаря милости Аллаха были приняты благоразумные меры. Желание было удовлетворено, и корабль достиг берега, как рассказано в «Тухфат ал-харамайн» в описании ветра и корабля:

Не море — целый мир наполнен волнами:
То они на низкой отметке, то [достигают] высшей точки.
Бездна, в которой нет предела,
Дорога, которую не придумаешь в сказке...
Не корабль, а кромешный ад!
Гроб это, и в нем тысяча мертвецов.

Сочинены и другие стихи, приведение которых [здесь] затянуло бы рассказ.

Из порта Бандар-и Риг я выехал через Даштистан ⁹²⁶, преодолел несколько перевалов, расположенных на большой высоте, пока не доехал до Казируна. И что это были за перевалы! Например, [374] перевал Кутал-и Хушанг находился на высоте в три фарсаха, как сказано в упомянутом выше маснави:

Увидел я гору наравне с небесным престолом,
Великодушную своим нравом.
Высокую, словно мысль мудреца,
Унылую, словно состояние больного.
Поверяла она [свои] тайны луне и звездам.
Не дослушав хадиса, пересказывала его.

Через несколько дней [сей раб] вместе со [своими] спутниками, беседа с которыми была как сплав характеров, прибыл в Шираз. От бесед с ширазскими друзьями [сей раб] испытал радость и восхищение. Собрались близкие знакомые и искренние друзья. Беседа приняла задушевный характер. После нескольких дней отдыха я приехал оттуда в Кирман, а [затем] через Кутал-и сурх — в местность Сурх (?). [Там] я насладился беседой с Мирзой Мухаммад-Касимом, Мирзой Мухаммад-Ибрахимом и сыновьями Мира Тадж ад-Дина Махмуда. Оттуда я приехал в Бам, а [затем] через пустыню Гург вернулся в Систан. [Приезд] в Систан состоялся десятого джумада I [1018]/11 августа 1609 г. Приехав домой, я дал себе полный отдых. Однако великий малик настолько переменился, что, несмотря на [положенное] почитание паломников и тех, кто возвращается из этого благого путешествия, /484/ [несмотря на] обязательство [оказывать им] внимание, и [не думал] этого делать и закрыл путь общения. Несмотря на удрученность великого малика, [сей раб] избрал предлогом для встречи смерть одного из его родственников и на следующий день выехал в Рашкак. [Малик] проявил некоторую теплоту, которая лишь усилила подавленное состояние. Несмотря на мой приезд, он не собирался навестить [меня]. День ото дня отчужденность росла, размолвка приняла широкие размеры. В течение 18 месяцев [сей раб] вел затворническую жизнь в Баг-и Му’минабад и там в мечети, выстроенной самим пишущим, предавался молитвам. Когда со времени отчуждения прошло некоторое время, малик заболел. После выздоровления приехал в дом [сего] бедняка вместе со всеми родственниками и оставался [в его доме] двадцать дней. Одним словом, обида сменилась примирением. Однако визиты родственников я ограничил, имея в виду:

Пока я один, моим наперсником является воспоминание о ком-либо,
Когда же моим собеседником становится человек, я одинок!

Я радовался уединению и покою. [375]

Итак, время того благого путешествия — 13 месяцев, пройдено расстояние в 1320 фарсахов.

Комментарии

834. О своей поездке в Кандахар за помощью автор «Ихйа ал-мулук» уже упоминал, см. пер., с. 265-271. Данный рассказ, однако, не повторяет, а, напротив, удачно дополняет предыдущий.

835. Джауза — третий месяц афганского солнечного года (соответствует маю-июню), саратан — четвертый месяц афганского солнечного года (соответствует июню-июлю).

836. Отрар — пограничный город мусульманских владений (ныне развалины в Туркестане, Южном Казахстане), в средние века — крупный культурный и торговый центр на северном берегу Сырдарьи в ее среднем течении, см.: Бартольд, 8, с. 282; Море тайн, с. 15 и 103, примеч. 1.

Возможно, однако, что в тексте допущена опечатка или описка и вместо *** следует читать *** — атрак (мн. от ***). В этом случае перевод будет следующим: «предмет зависти тюрков».

837. Танаб — мера длины, идентичная ашлю. Один танаб составляет 39,9 м, таким образом, 10 танабов равны 399 м, см.: Хинц, с. 72.

838. В рассматриваемый период Лахор — столица (дар ал-хилафа) могольских императоров Индии.

839. Перс., мир-и ‘адл.

840. См. пер., с. 287 и сл. — рассказы дополняют друг друга.

841. ‘Абдаллах-хан II, как уже отмечалось, умер в самом конце 1006/1598 г.

842. В рукописи неясно, конъектура издателя.

843. По определению издателя, двустишие принадлежит Хафизу, см.: Ихйа ал-мулук, с. 462, примеч. 2.

844. Хаким Мухаммад-Бакир Ишраки (Шираки) сын хакима ‘Имад ад-Дина Махмуда упомянут в «Падшах-наме»; у него в Иране изучал медицину хаким Фахр ад-Дин Мухаммад Ширази («Хаким Мирза Мухаммад»), см.: Падшах-наме, 1, ч. 2, с. 348.

Ранее лечащим врачом Малика Шах-Хусайна назван Камал ад-Дин Хусайн Казвини.

845. Мирза Кавам ад-Дин Мухаммад сын Мирзы Хасана Кафрани Исфахани (о нем см. примеч. 312) был вазиром Герата до 1014/1605 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 675.

846. Ошибочно вместо Хусайн-хан.

847. Мир Мухаммад-Ма’сум-хан Багари (Магари?) — уважаемый эмир при дворе императора Индии Джалал ад-Дина Мухаммеда Акбара и правитель области Багар/Магар. В 1012/1603-04 г. Акбар отправил его послом к шаху ‘Аббасу I в Иран вместе с находившимся в Индии послом шаха ‘Аббаса Манучихр-беком, ишик-акаси-баши гулямов, которого Акбар держал в Индии 7 лет. Оба посла прибыли к шаху Ирана в то время, когда он сражался с османскими турками за Ереванскую крепость. Индийский посол привез шаху ценные подарки и дружеское послание. Шах, однако, не оказал послу должного внимания, а из подарков принял только кинжал, рукоятка которого была выложена драгоценными каменьями, остальные подарки смотреть не стал. Мир Мухаммад-Ма’сум, поэт, подписывавший свои стихи псевдонимом «Нами», расположил сердце шаха своим поэтическим дарованием и остроумием и заставил шаха в конце концов посмотреть подарки и принять их. Однако шах все подарки раздал одновременно с должностями и чинами своим военачальникам, наместникам и знати.

Шах ‘Аббас I держал индийского посла в Иране один год. Весной 1013/ 1604 г. после взятия Ереванской крепости послу было разрешено вернуться в Индию, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 647, 683; Фалсафи, 4, с. 80, 81, 83; Хайр ал-байан, л. 323б.

Карабек, возможно, это тот, который бежал в Индию от мирзы Султан-Хусайна и которого император Индии Акбар назначил на должность фарраш-биги, см.: Аин-и Акбари, 1, с. 313.

848. Автор имеет в виду правителя Систана Малика Джалал ад-Дина Махмуд-хана, с которым у него шли имущественные споры.

849. Каф — в мусульманской космографической литературе и фольклоре — легендарные горы, окружающие землю. По преданию, на горе Каф живет птица феникс, возрождающаяся из собственного пепла.

850. По мнению издателя, вместо 20 джумада I можно прочесть 8 джумада I (= 20 ноября), см.: Ихйа ал-мулук, с. 465, примеч. 1.

851. Нур-Мухаммад-хан узбак — сын Абу-л-Мухаммад-хана из рода Шайбанидов, правитель Марв-и Шахиджан, Ургенча и ряда других городов Северного Хорасана.

В 1001/1592-93 г. между ним и его родственником Хаджи Мухаммад-ханом (Хаджим-ханом), правителем Хорезма, начались распри из-за владения городами Нисой, Дуруном и Абивардом. Нур-Мухаммад-хан обратился за помощью к правителю Мавераннахра ‘Абдаллах-хану II. Он был готов отдать ‘Абдаллах-хану область Мерва, если тот отберет у Хаджим-хана Нису и Дурун и передаст их ему. ‘Абдаллах-хан, вынашивавший план захвата всего Хорасана, счел борьбу между Нур-Мухаммад-ханом и Хаджим-ханом выгодной для себя и обещал помочь. Однако, завладев областью Мерв, он воздержался от захвата Нисы и Дуруна, тем более что в Хорасане в это время находился шах ‘Аббас. После отъезда шаха из Хорасана ‘Абдаллах-хан захватил и эти территории, но забрал себе. Нур-Мухаммад-хан поневоле оставил Хорасан и искал поддержки у шаха. Шах принял Hyp Мухаммад-хана с большими почестями, а затем в начале раби’ I 1002 (в самом конце декабря 1593) г. увез его с собой из Казвина в Исфахан. 8 раби’ I/1 января 1594 г. они были уже в Даулатабаде под Исфаханом. В начале 1004/1595 г. шах вновь собрал войско и повел его в Хорасан против ‘Абдаллах-хана II и его сына, ‘Абд ал-Му’мина, совершавших постоянные набеги на Хорасан. В этот поход шах взял с собой и Нур-Мухаммад-хана, и его соперника Хаджим-хана, тоже бежавшего из Хорасана к шаху. Когда они были уже в Хорасане, шах отправил каждого из них по Гератской дороге в их бывшие владения. Оба легко одолели своих врагов. Нур-Мухаммад-хан вновь стал править Мервом, а Хаджим-хан — Хорасаном. Однако правление Нур-Мухаммад-хана было непродолжительным. В начале лета 1008/1599 г. шах вновь пошел на Хорасан и оставался в Мешхеде и других городах Хорасана более года. Hyp Мухаммад-хан явил непокорность. Он не только не встретил шаха ‘Аббаса, когда тот прибыл в Хорасан, но уклонялся и в дальнейшем от встречи с ним. В результате в 1009/1600-01 г. шах отобрал Мерв у Нур-Мухаммад-хана и присоединил его к владениям Герата. Потом шах все же простил Нур-Мухаммад-хана и отослал его с сыновьями и другими близкими в Шираз, где он жил до самой своей смерти в 1021/1612-13 г. Пока он был жив, шах приказал платить на содержание его и его родственников ежедневно 20 тысяч динаров из государственной казны (по Искандеру Мунши — 10 тысяч динаров); о нем см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 415, 416, 452, 463-464, 568, 576, 577, 598, 601-605, 859; Фалсафи, 4, с. 128-130, 136.

852. Наш автор имеет в виду поход шаха ‘Аббаса I в Мерв (северный район Хорезма тех времен) в 1009/1600 г. Официально шах выехал в Хорасан с целью совершить паломничество к гробнице восьмого шиитского имама ‘Али-Ризы в Мешхеде. В действительности же поездка была вызвана необходимостью упорядочить дела Хорасана и стремлением упрочить там свою власть. Мерв с Нисой, Абивардом и Дуруном в то время составляли отдельное узбекское владение, во главе которого стоял шахский ставленник хорезмийский царевич Нур-Мухаммад-хан (о нем см. примеч. 851). Нелояльность Нур-Мухаммад-хана, его уклонение от приезда к шахскому двору, когда тот прибыл в Хорасан, послужили поводом для похода шахских войск в Абивард и Мерв. После осады и захвата Абиварда шахские войска двинулись к Мерву. Правление Мервом и его областью в 1009/1600 г. шах передал Бикташ-хану устаджлу, который до того времени был правителем Маручака, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 601-605, с. 859; Миклухо-Маклай, 1980, с. 148, 151-153.

853. Хауз-хан — крытое водохранилище, основание которого приписывают ‘Абдаллах-хану II. Оно находится на перекрестке дорог между Бадгисом и Гератом. В 1015/1605 г. водохранилище обнесли крепостной стеной, его охраняли один из мулазимов бегларбека Герата и несколько воинов, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 745.

854. Его полное имя — Фаридун Хусайн-мирза сын Хусайн-хана Фируз-джанга Чагатая; он был правителем Серахса и принимал участие в Мервском походе шаха ‘Аббаса I; см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 599, 600, 603, 627, 914; 3, с. 1035.

855. Возможно, имеется в виду Мирза Шах-Вали Исфахани сын Мирзы Ахмада, в правление шаха Султан-Мухаммада «Худабанде» занимавший пост вазира Муршид-кули-хана устаджлу. В 996/1588 г., в первый год правления шаха ‘Аббаса I, по рекомендации того же Муршид-кули-хана он был назначен великим вазиром и получил почетный титул и‘тимад ад-даула, однако в следующем, 997/июле 1589 г. после казни Муршид-кули-хана был смещен с этой должности, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 371, 381, 385; 3, с. 1090; Фалсафи, 2, с. 399-400.

856. Мухаммад-Заман-султан «Кавули» из туркменского рода байандур, родился в Йазде. Из Йазда приехал в шахскую ставку и некоторое время служил принцу Султану Хамза-мирзе. Во время восстания племен туркман и такалу уехал в Хорасан и жил в Герате. После хорасанских событий вернулся в Йазд, совершил хаджж в Мекку. После возвращения из хаджжа удостоился службы шаху ‘Аббасу I, заняв место в ряду его приближенных, пользовался почетом и уважением; умер в 1017/1608 г. в Казвине естественной смертью, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 611, 804.

857. По-видимому, это мулла (мавлана) Джалал ад-Дин Мухаммад Йазди, глава астрологов (мунаджжим-баши) шаха ‘Аббаса I и автор «Та’рих-и ‘Аббаси» (ум. 1029/1619-20), и мавлана ’Али-Риза Табризи ‘Аббаси (вторая нисба — в честь шаха ‘Аббаса I), знаменитый каллиграф, специализировавшийся в почерках сулс и насх, из особо приближенных к шаху персон. Его придворная деятельность началась в 1001/1592-93 г. Он пользовался большим влиянием при дворе, вскоре заняв должность управляющего придворной китабхане, вытеснив с этого поста Садик-бека афшара Табризи, выдающегося миниатюриста и поэта, занимавшего должность управляющего Китабхане-йи салтанати еще со времен Исма’ила II. Помимо ряда рукописей и кит’а, написанных рукой ‘Али-Риза, до наших дней сохранились фризы с выполненными им надписями и монограммами в мечети шайха Лутфуллы и во дворце ‘Али-Капу в Исфахане, на Исфаханском базаре, в Шахской мечети г. Казвина и других исторических зданиях; умер он в преклонном возрасте. О Джалал ад-Дине Мухаммеде Йазди см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 474, 475, 611, 638; Фалсафи, 2, указатель; 3, указатель.

О мавлана ‘Али-Риза Табризи ‘Аббаси см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 516, 739; Фалсафи, 2, с. 32, 53-57, 60, 62, 66, 67, 73, 336.

858. Бигташ-хан устаджлу из аймака дамлу. В начале свой карьеры был вакилем Муршид-кули-хана Йакана в Хорасане, затем стал его даругой в Исфахане. После казни Муршид-кули-хана был непродолжительное время мутасадди некоторых округов Исфаханской области. После победы над Хорасаном в 1006/1597 г. Бигташ-хан получил чин эмира и был назначен правителем Маручака. Его авторитет рос день ото дня. В 1008/1599 г. после подавления мятежа Нур-Мухаммад-хана ему было поручено правление Марв-и Шахиджаном. Благодаря своей отваге и храбрости он снискал в тех краях громкую славу; умер он в 1017/1608 г. естественной смертью, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 804; 3, с. 1008.

859. Имеется в виду главная шиитская святыня в Иране — гробница имама ‘Али б. Мусы ар-Ризы.

860. Дни поминовения шиитского имама Хусайна б. ‘Али, убитого 10 мухаррама 61/10 октября 680 г.

861. Майхане — совр. аул Меане в Туркменистане на границе с Ираном, в 50 км на юго-восток от железнодорожной станции Душак. Знаменит как родина и место погребения знаменитого суфийского шайха XI в. Абу Са’ида Майхани (967-1049). О нем см.: Жуковский В.А. Жизнь и речи старца Абу Са’ида Мейхенейского. СПб., 1899; он же. К истории старца Абу Са’ида Мейхенейского. — ЗВОРАО. Т. 13.

В тазкира «Хайр ал-байан» (л. 1916) автор еще раз написал о посещении им в 1008/1600 г. вместе с шахской свитой гробницы великого шайха и привел рассказанную ему местную легенду о тюльпанах степи Дашт-и Хаваран.

Хаваран — город, подвластный Мерву, а Дашт-и Хаваран — окружающая его степь.

862. По-видимому, автор имел в виду «Асрар ат-таухид фи макамат-и Шайх Аби Са’ид», сочинение Мухаммеда б. ал-Мунаввара Майхани (изд. СПб., 1899; Тегеран, 1313/1934), однако данной легенды мы в нем не нашли. Цитированное четверостишие есть в собрании рубай, приписываемых шайху Абу Са’иду, см., например: рук. ЛО ИВ АН СССР А 67, л. 137б.

863. О Балхском походе шаха ‘Аббаса I в 1602 г. наш автор уже ранее упоминал.

864. Чечекту — согласно Махмуду Ибн ал-Вали, автору «Бахр ал-асрар», название округа, подвластного Балху и расположенного к западу от Балха (ныне Северный Афганистан). Через Чечекту шла дорога из Герата в Балх. Чечекту имеет маленькую крепость наверху высокого холма, см.: Море тайн, с. 27, 116.

865. Баки-хан упоминается в нашем источнике неоднократно, именно в связи с Балхским походом шаха ‘Аббаса в 1602 г. Узнав о продвижении шахского войска к Балху, Баки-хан переправился через Амударью и пришел в Балх, построил вблизи города укрепленный лагерь, надежно защитивший город. Простояв под городом около месяца и не добившись никакого результата, шах ‘Аббас I 1 июля 1602 г. вынужден был начать отступление из-под Балха, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 621-634.

866. Т.е. жена правителя Систана Малика Джалал ад-Дина Махмуд-хана.

867. В печатном тексте явно ошибочно: Хасан-хан вместо Хусайн-хан. Как известно, Хасан-хан стал бегларбеком Герата несколько позднее, в 1027/ 1618 г., сразу же после смерти своего отца, Хусайн-хана. Здесь же речь идет о событиях 1012-1013 (1603-1604) гг., ср.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 673.

868. Согласно Искандару Мунши, Хасан-бек и Хусайн-бек — сыновья Ханим (Хан-Мухаммад)-бахадура Могола (не Хатим-бахадура, как в нашем тексте), являлись стражами крепости Кал’а-йи Буст, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 673.

Об этих событиях в 1012-13/1604 г. см. также примеч. 650.

869. В печатном тексте: *** (в именном указателе ***), однако не исключено, что имя прочтено неверно. Возможно, автор имел в виду Урус-бахадура (***), правителя Заминдавара от имени Шах(и)бек-хана Чагатая, которого упоминает в числе убитых Искандар Мунши (2, с. 674).

870. В тексте: ***, явно ошибочно (неправильное прочтение) вместо *** — Зале-хан, ср.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 674. В этом случае речь идет о правителе Калата, которого в числе пленных доставили к августейшему шаху. Шах, занятый в это время в Азербайджане, поручил его заботам ‘Али-кули-хана шамлу, правителя Рея. После возвращения из похода в Азербайджан шах отослал его в Индию, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 674.

871. Малик Систана Джалал ад-Дин Махмуд-хан сопровождал шаха ‘Аббаса I в поход в Азербайджан в 1013/1604-1016/1607 гг.; о походе см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 667 и сл. (вплоть до с. 758).

872. Малик Шамс ад-Дин сын Малика Динара, потомок Саффаридов (?), правитель Бин Фахла (Бампура), подвластного области Кидж-у Макран.

Искандар Мунши упоминает его в событиях 1022-23/1613 и 1030/1621 гг. В начале 1022/1613 г. в ту область был направлен правитель Кирмана Гандж-’Али-хан с войском Кирмана и предводителями племен с целью покорения Кал’а-йи Бин Фахл. После двухмесячной осады крепость была взята, а Малик Шамс ад-Дин с сыновьями и другими родственниками попал в плен и был отослан ко двору шаха в Исфахан. Шах простил его и разрешил вернуться в Кирман. Кстати, сопровождал его в Кирман наш автор, Малик Шах-Хусайн. Однако, вернувшись в Кирман, Малик Шамс ад-Дин вскоре умер. Область Кидж-у Макран отошла под власть Малика Мирзы, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 681, 682; 3, с. 958; Раузат ас-сафа, 8; Та’рих-и Кирман, с. 282, 283 (автор дает также ссылку на «Мунтазам-и Насири», события 1022/1613 г.).

873. Малик Динар — отец Малика Шамс ад-Дина, был в свое время вали всей области Кидж-у Макран, см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 958.

874. Шайх Абу-л-Файз Файзи, сын шайха Мубарака Нагури (род. 16 сентября 1547 г. в Агре, ум. 1596) из рода арабских шайхов Йемена, один из крупнейших представителей персоязычной литературы Индии. Брат Файзи, Абу-л-Фазл «‘Аллами», — знаменитый вазир императора Индии Акбара (1556-1605), автор «Акбар-наме». Шайх Файзи был назначен воспитателем принца, получил звание эмира и поэтический титул малик аш-шу‘ара.

Поэму «Нал-у Даман» Файзи написал по заказу императора Акбара в подражание поэме Низами «Лайли и Маджнун». Это свободное переложение истории любви раджи Нала и дочери правителя Бидара, столицы правителей Дакана, Дамайанти (Даман), широко известной из древнеиндийского эпоса «Махабхарата».

Поэма, состоящая из 4 тыс. двустиший, пользовалась широкой популярностью и вдохновила многих последующих поэтов на написание поэм на эту тему. Списки поэмы «Нал-у Даман» есть почти во всех рукописных хранилищах мира. В 1831 г. поэма была напечатана в Калькутте, в 1846 г. — в Лакнау. В 1846 г. часть поэмы была издана также в Лейпциге в «Chrestomatia Persica» Шпигеля, см.: Bankipur, Catalogue of the Arabic and Persian Manuscripts in the Oriental Public Library at Bankipore. Vol. 2. Persian Poets. Calcutta, 1910, с 211, № 263; Rieu, 2, с. 670, и др. Перевод на рус. яз. см.: Абу-л-Файз Файзи. Наль и Даман. М., 1987.

В тазкира «Хайр ал-байан» наш автор привел краткую биографию шайха и его стихи (л. 286а—290б).

875. Перс., шах-и вилайат-панах, эпитет ‘Али б. Абу Талиба.

876. В тексте ошибочно указан 1004 г.х., издатель не отметил эту ошибку (опечатку) ни в подстрочных примечаниях, ни в последующих примечаниях к тексту.

877. См. наш пер., с. 304 и примеч. 650 и 653.

878. Этот пассаж требует некоторого пояснения. После смерти в 1014 (1605) г. могольского императора Джалал ад-Дина Акбара борьба за престол Индии развернулась между принцем Салимом и его старшим сыном, Хусрау-султаном. Большая часть могольских эмиров и знати поддержала Хусрау-султана, которого очень любили и уважали при дворе его именитого деда. Однако и у принца Салима были свои сторонники, прежде всего могущественный эмир Шайх Фарид-Бахши. К тому же Салим был старшим сыном покойного императора, и передать престол Индии через его голову внуку Акбара было неудобно. В конце концов эмиры и знать присягнули шаху Салиму. Когда дело обернулось подобным образом, Хусрау-султан бежал из Агры в Лахор. По пути к нему примкнула часть чагатайского войска, войска хазара, афганцев и других. Как пишет Искандар Мунши, собралось почти 20 тыс. человек. Однако в завязавшемся между сторонами сражении успех сопутствовал сторонникам шаха Салима. Большая часть людей Хусрау-султана обратилась в бегство. Когда поражение войска Хусрау-султана стало очевидным, он тоже бежал. У переправы через р. Лахор хозяева судов опознали его и сообщили правителю Лахора Клыч-хану. Тот привел его к себе, а по прибытии свиты шаха Салима передал отцу. Вскоре уже в Агре Хусрау-султан был казнен, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 710-712.

879. Поход в Шемаху шах ‘Аббас I предпринял зимой 1015/в январе 1607 г. после того, как турецкий бегларбек Шемахи Ахмад-паша, рассчитывая на подкрепление, отклонил предложение шаха о мирной сдаче крепости. Прибыв в окрестности Шемахи 9 января 1607 г., войска лишь три месяца спустя приступили к осаде крепости, которая продолжалась до 26 сафара 1016/22 июня 1607 г., когда крепость была взята штурмом. 27 июня 1607 г. турецкий гарнизон сложил оружие. Правителем Ширвана был назначен Зу-л-Факар-хан караманлу, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 729-733, 737-740, 746-751; Рахмани, 1960, с. 73-76.

880. В печатном тексте: Хасан-хан, явно ошибочно вместо Хусайн-хан.

881. Видимо, кличка упомянутого строкой выше слона.

882. См. об этом ранее, пер., с. 305 и сл.

883. В тазкира «Хайр ал-байан» (л. 345б) упомянут как Дарвиш-бек. В 1013/ 1604 г. он был направлен шахом ‘Аббасом послом к императору Индии шаху Салиму.

По-видимому, его следует отождествлять с Дарвиш-беком Мар’аши из великих саййидов Казвина. В 1022-23/1613 г. он был назначен послом к Низам-шаху, правителю Дакана, но скоропостижно скончался, и вместо него в Индию выехал его сын, Мухаммади-бек, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 849, 866; 3, с. 951.

884. Мир Абу-л-Касим Астрабади был известен своими познаниями в философии и математике. В 1015/1606 г. уезжал в Индию, некоторое время путешествовал по той стране, затем вновь вернулся в Иран. В «Хайр ал-байан» приведены его избранные стихи (л. 442б).

885. Ака Таки Му’арриф сын Ака Малика Му’аррифа Исфахани, род. в Исфахане. Приезжал в Систан со своим отцом и был там два года, потом уехал в Хорасан. После смерти отца вернулся из Хорасана в Исфахан и некоторое время находился в ставке августейшего шаха. В 1013/1604 г. выехал в Индию. Во время остановки в Кандахаре с ним встретился и вел беседу наш автор. В 1019/1610 г. он был все еще в Индии при дворе императора шаха Салима. По словам Насрабади, в Индии он и умер. Его стихи приведены в «Хайр ал-байан» (л. 345б-346б) и в «Тазкира Насрабади».

886. Перс., абдал, ср. ранее Абдали; об идентификации топонима см. примеч. 665 и 607.

887. Т.е. могилы пророка Мухаммеда в Медине.

888. Перс., вади-йи талаб, первый этап на пути мистического совершенствования у суфиев, см.: Бертельс, 1965 (1), с. 410.

889. Об этом см. пер., с. 192 и сл., и примеч. 432.

890. Согласно ‘Али Хасури (с. 26), год Обезьяны тюрко-монгольского календаря в рассматриваемый период соответствовал 1016-17 г.х., Науруз наступил 3 зу-л-хиджжа 1016/21 марта 1608 г.

891. Гург (Торг) — небольшая деревня на краю одноименной пустыни (см. примеч. 405), расположенная в шахрестане Захидан, в 51 км к юго-западу от Нусратабада, на шоссейной дороге Захидан-Бам, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 352.

892. Эсфе — название небольшой деревни округа Хаш в шахрестане Захидан, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 14.

893. Пахре/Фахрадж (Фехредж) — небольшое селение в остане Кирман, в 58 км к востоку от Бама, на шоссейной дороге Бам-Захидан, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 297.

894. Найриз (Нейриз) — древнее селение, ныне центр одноименного округа шахрестана Фаса, расположенное в 108 км к северо-востоку от Фаса и в 288 км к востоку от Шираза, см.: Географический словарь Ирана, 7, с. 237.

895. Здесь игра слов: хиджаз — название четвертого макама иранской классической музыки; Хиджаз — название области в Аравии с городами Меккой и Мединой, куда и направлялся наш автор.

896. Ходжа Афзал Шуштари — саййид из Шираза, особенно преуспел в науках, как светских, так и богословских, имел учеников. На одном из маджлисов у саййида Hyp ад-Дина Шулистани во время пребывания нашего автора в Ширазе он написал в тазкира «Хайр ал-байан» несколько стихотворений (л. 440а).

Мир Абу-л-Хасан Фарахани — великий саййид, высокообразованный ученый и поэт, составил комментарий к трудным стихам Анвари (рукопись с шархом Фарахани наш автор видел в Ширазе), сам писал стихи, их образцы приведены в «Хайр ал-байан» (л. 351б-353б); у него было постоянное место в собраниях бегларбека Фарса Аллахвирди-хана, а после его смерти он стал наперсником и участником собраний его старшего сына, Имам-кули-хана. На пути в Хиджаз наш автор встречался с ним в Ширазе.

Мирза Hyp ад-Дин (или Нури) Шулистани — великий саййид, сын известного факиха времени шаха Тахмаспа I, Мира Наджм ад-Дина Махмуда Шулистани, длительное время провел в ставке шаха ‘Аббаса I, потом уехал в Шираз, где проживал и во время посещения этого города нашим автором, см.: Хайр ал-байан, л. 442а.

Насира-йи Хамадани (ум. 1030/1621), родом из Хамадана, учился в Ширазе у Шах-Таки ад-Дина Мухаммеда, у которого изучал философию и другие официальные науки; сочинял стихи и был выдающимся стилистом. Его письма, предисловия к альбомам и диванам, написанные выспренним стилем, считались образцовыми. В «Хайр ал-байан» (л. 351а) приведено несколько его стихотворений (автор имел с ним встречу в Ширазе).

897. Возможно, автор имеет в виду Мира Садр ад-Дина Мухаммада ‘Алави, занимавшего должность мухтасиб ал-мамалик, или же Мира Садр ад-Дина Мухаммада сына Мирзы Рази сына Мирзы Мухаммад-Таки из великих саййидов Исфахана, занимавшего после смерти отца высокую должность главного садра, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 739; 3, с. 929, 1089.

898. Юго-западный район г. Шираза, в котором находилась мечеть Масджид-и нау («Новая мечеть»), построенная в ХП-ХШ вв. и ныне расположенная на проспекте Астане-йи хазрат-и Шах Чираг.

В тазкира «Хайр ал-байан» (л. 347а) автор упоминает Мира Низам ал-Мулка Дастгайба из великих саййидов рода Дастгайб в Ширазе, с которым он встречался и вел беседу в Ширазе во время паломничества в Мекку. Быть может, Мир Ни’маталлах Дастгайб и Мир Низам ал-Мулк Дастгайб — одно лицо?

899. Даурак — большой торговый город в южной части Хузистана (Иран), находился на полпути между Арраджаном и Хисн-и Махди на дороге паломников из Фарса, Кирмана и Систана в святые земли Хиджаза, см.: Бартольд, 7, с. 187; Вторая записка, с. 99, примеч. 350 (в примечании литература о городе).

900. Казирун — центральный город одноименного шахрестана, один из старейших городов Ирана, расположенный в 123 км от Шираза и в 244 км от Бушахра, см.: Географический словарь Ирана, 7, с. 181.

901. Издатель текста М. Сутуде указал в примечании к с. 479, что вместо «восьмого» (хаштум) можно прочесть в рукописи «двадцатого» (бистум). В этом случае 20 рамазана будет соответствовать 28 декабря 1608 г.

902. Ши’б Бавван — название горной долины в Фарсе. Большая часть арабских географов локализует долину между Наубанджаном и Арраджаном, в двух фарсахах (» 12-15 км) к югу от первого. Ибн Балхи, автор «Фарс-наме», относит Ши’б Бавван к области Наубанджан. Долина простиралась в длину на 3,5 фарсаха (« 21 км) и на 1,5 фарсаха (« 9 км) в ширину. Согласно Ибн Балхи, долину пересекала большая река (ср. аналогичное известие у Хамдаллаха Казвини), там также много небольших быстрых речек с прозрачной водой (все они впадали в р. Кур) и родниковых вод. Долина утопала в многочисленных садах, в которых в изобилии росли фруктовые, ореховые деревья и оливковые пальмы. Мудрецы называли Ши’б Бавван одним из четырех земных раев (наряду с Гутой Дамаска, Согдом и Мардж Шайдан).

Возможно, автор «Ихйа ал-мулук» имел в виду переправу через упомянутую выше большую реку в долине Ши’б Бавван.

О Ши’б Бавване см.: Масалик ва мамалик, с. 108,113; ал-Булдан, с. 13, 14, 192,193; Фарс-наме, с. 181—185; Le Strange, с. 264, 277.

903. Йусуф и Зулайха (библейская жена Пентефрия) — герои одноименной поэмы, приписываемой Фирдоуси и ряду последующих поэтов.

904. Фахлийан — центральное селение одноименного уезда шахрестана Казирун, расположенное к югу от р. Фахлийан, см.: Географический словарь Ирана, 7, с. 166.

Шулистан — часть горной области, составляющая один из пограничных округов Фарса, по названию народности шулы, ее населявшей, см.: Бартольд, 7, с. 270.

905. Бихбихан (Бехбехан) — главный город округа в Фарсе, ранее называвшегося Арраджан и расположенного по течению р. Таб. Впервые это название встречается у ‘Али Йазди при описании марша Тимура из Ахваза в Шираз весной 785/1393 г., см.: Le Strange, с. 268-269.

906. Главная река области Хузистан в Иране, впадает в р. Шатт ал-’араб.

907. Название местности в тексте искажено, идентифицировать не удалось.

908. Макам-и ‘Али, очевидно, название селения близ Басры.

909. Возможно, имеется в виду уже упоминавшийся великий вазир (вазир-и а’зам) шаха ‘Аббаса I Мирза Шах-Вали Исфахани сын Мирзы Ахмада.

910. Наджд (Неджд) — название области в Центральной Аравии (Саудовская Аравия).

Джидда — порт на Красном море.

911. Араб., ихрам — одежда паломника, состояние освящения. Поскольку наш автор ехал в Мекку из Наджда через Джидду, то облачился он в ихрам в долине Вади ‘Акик, см.: Манасик-и хаджж, л. 96.

912. ‘Умра — малый хаджж; в нашем тексте этим термином обозначена первая часть хаджж-и таматту’ (см. след. примеч.), включавшая 5 обрядов: семикратное хождение вокруг Ка’бы (таваф), два рик’ата молитвы на Макаме Ибрахима и бег (са‘и) между Сафа и Марва (4 раза туда и 3 раза обратно); обрезание ногтей и укорачивание волос. После совершения этих обрядов паломнику становилось дозволенным то, что запрещалось в состоянии ихрама. Этот вид малого хаджжа называется ‘умра таматту’, см.: Манасик-и хаджж, л. 26, 36; EI², 1, с. 31.

913. Мусульманское паломничество, которое полагается совершить один раз в течение жизни достигшему совершеннолетия мусульманину, бывает трех видов: хаджж-и таматту’, хаджж-и киран (паломничество группой) и хаджж-и афрад (паломничество в одиночку). Обязательный хаджж для говорящих на персидском языке — это хаджж-и таматту’. Он состоит из ‘умра таматту’ и собственно хаджж-и таматту’. Следовательно, термин хаджж-и таматту’ прилагается как к хаджжу в целом, так и к его части. В нашем тексте этим термином обозначается часть хаджжа. ‘Умра таматту’ предшествует хаджж-и таматту’. После выполнения обрядов ‘умры паломник-перс на время освобождается от запретов, которые были объявлены ему после облачения в ихрам. На 9-й день он вновь надевает ихрам для совершения хаджжа, который включает 15 обрядов. Таким образом, всего мусульманин-перс должен совершить 20 обрядов, см.: Манасик-и хаджж, л. 2а-4б.

914. Сафа и Марва — два холма в долине Мекки, посещение которых входит в обряд хаджжа.

915. Арафат — гора в 25 км к востоку от Мекки, где 9 зу-л-хиджжа читается проповедь для паломников.

916. Мечети в центральной части долины Мина близ Мекки. Паломникам рекомендуется совершить там молитву до наступления утра 9 зу-л-хиджжа, см.: Манасик-и хаджж, л. 58б.

917. Маш’ар ал-харам в Муздалифе — второе из святых мест за пределами Мекки (примерно в 12 км от нее), которое посещают паломники и где они проводят ночь.

918. Таваф-и наса’ («обход вокруг женщин») и положение двух рик’атов намаза — один из заключительных обрядов хаджж-и таматту’, без совершения которых не разрешается иметь близость с женщиной. Однако среди улемов считается, что таваф-и наса’ не является обязательным обрядом хаджжа, см.: Манасик-и хаджж, л. 84а, 84б. После таваф-и наса’ и двух рик‘атов намаза паломник возвращается в долину Мина, чтобы провести там одиннадцатую и двенадцатую ночи. В одиннадцатый и двенадцатый день он совершает обряд метания камней, и на этом завершается мусульманский хаджж, см.: Манасик-и хаджж, л. 4б.

919. «Дни сушки» (аййам ат-ташрик), т.е. 11, 12 и 13-е числа месяца зу-л-хиджжа, проводимые паломником в долине Мина, где он выполняет обряд метания камней против злого духа.

«Днями сушки» эти трое суток называются потому, что в течение них жители Мекки и ее окрестностей заняты сушкой и заготовкой впрок огромного количества мяса, оставшегося после жертвоприношений, совершенных паломниками в праздник ‘Ид-и курбан 10 зу-л-хиджжа.

920. «Хади» — литературный псевдоним нашего автора.

Ал-Хатим — название части стены вокруг Ка’бы.

921. Баб-и Салам — южные ворота Мекки и ее храма; через них паломники из Джидды вступали на священную землю Мекки.

Баб-и Мадина — западные ворота Мекки (возможно, идентичны Баб ал-Вида’ «Воротам прощания»), ведущие в сторону Медины.

922. Вади-йи Фатима («Долина Фатимы») — долина с западной стороны Мекки, на дороге в Медину.

923. Баки’ (Баки’ ал-Гаркад или Джаннат ал-Баки’) — старейшее мусульманское кладбище в Медине.

924. Любопытно в этой связи свидетельство Насир-и Хусрау: «Выехали из Та’ифа, всюду были горы и расселины, небольшие крепости и деревеньки. Среди расселин мне показали разрушенную крепостцу. Арабы сказали, что это дом Лайли», см.: Ихйа ал-мулук, с. 482, примеч. 2.

925. Бандар-и Риг (Бендер-Риг) — порт на побережье Персидского залива, в 18 км к юго-востоку от Ганавы, см.: Географический словарь Ирана, 7, с. 33.

926. Так называется побережье Персидского залива от Бандар-и Дайлам до Бандар-и Бушахр, включающий округа Дайлам, Ганава и северо-западные части Буразджана, см.: Географический словарь Ирана, 7, с. 101.