СИКСТ ИЗ ОТТЕРСДОРФА

ХРОНИКА СОБЫТИЙ СВЕРШИВШИХСЯ В ЧЕХИИ В БУРНЫЙ 1547 ГОД

Обязательства и документы

«Я, N., настоящей грамотой, где бы ее ни читали или же слышали, как читают, от своего и своих потомков и наследников имени сообщаю следующее. Светлейший государь и господин наш Фердинанд и т. д., король и т. д. соизволил вызвать меня на суд и обвинить в непослушании и совершенных против Е. К. М. провинности и преступлении, о чем указано в вызове на суд и в обвинении, датированном.    Перед Его Милостью королевской особой, князьями и советниками, которых Его Милость король изволил тогда при себе иметь из маркграфства Моравского, обоих княжеств Силезских, маркграфств Верхние и Нижние Лужицы, сознавая, что сильно и во многом провинился перед Его Королевской Милостью и не желая поэтому с королем и наследственным моим господином вступать в какой-либо суд и разбирательство, я сдался ему на милость и немилость. Его Королевская Милость может за большие провинности строго и справедливо наказать меня и даже казнить, однако Е. К. М., рассмотрев многочисленные ходатайства за меня и уважив мою нижайшую просьбу, изволит принять меня на милость и немилость, а затем подвергнуть заключению. В наказание за свои поступки я должен исполнить нижеуказанные пункты.

Во-первых, за проступки мне, N., надлежит оставаться в вечном заключении до своей кончины. Под страхом смерти и утраты имущества я поклялся своими честью и верой не покидать места заключения. В случае, если оно сгорит или будет каким-либо образом уничтожено, я обязуюсь находиться в вечном заключении в том месте, которое будет мне указано Е. К. М., наследниками и будущими чешскими королями.

Во-вторых, владение мое я должен перевести и переведу из наследственного в ленную зависимость, записав его в дворцовые доски. В этом я принесу, как положено, ленную присягу. За указанное ленное владение я и мои наследники обязаны будем Е. К. М., наследникам Е. К. М. и будущим чешским королям соблюдать повиновение и быть их подданными, слушаться и подчиняться приказам, установлениям, предписаниям и распоряжениям, которые Е. К. М. в любое время соизволит дать, и во всем вести себя послушно. Кроме всего этого, мы обязаны будем Е. К. М., наследникам и будущим чешским королям за земельные владения нести ленную службу, то есть в соответствии с размером владения давать коней, когда Е. К. М. соизволит этого потребовать, однако за плату от Его Королевской Милости.

Если в указанных владениях моих будут найдены какие-либо металлы, то эти рудники должны быть переданы Е. К. М., наследникам и будущим чешским королям со всеми правомочиями, распространяющимися на назначение и увольнение должностных лиц, а также старейшин на рудниках и на горное право, и со всем другим, что относится к власти над рудниками и к их разработке, ничего не исключая. И это потому, что Е. К. М. по своей королевской [85] милости, приняв во внимание многочисленные ходатайства, которые перед Е. К. М. за меня делались, мои нижайшие просьбы и мой род и моих друзей, соизволит оказать мне милость, сохранив мне жизнь, коей я должен был лишиться за провинности перед Е. К. М., наказав лишь так, как выше было указано.

Исходя из всего изложенного и находясь в здравом сознании, я за себя и за своих наследников и потомков даю обещание и этой грамотой, доброй честью и верой клянусь, что буду соблюдать вышеперечисленные статьи во всех пунктах и параграфах и полностью, без каких-либо нарушений все выполню. Я не буду против этого никоим образом ничего делать, что мог бы измыслить человеческий ум. Отвергая какую-либо помощь, те или иные причины и оправдания, предлоги и прикрытия, я обязуюсь все исполнить без каких-либо ухищрений, выдумок и коварства. Ни за заслуженное наказание и заключение, коему Е. К. М соизволит меня подвергнуть, ни за все другие последствия я не буду никоим образом мстить Е. К. М., будущим наследникам Его Милости, землям, подданным Е. К. М. и другим людям, которые могли быть к этому причастны. Ни сам, ни посредством своих наследников, друзей или же других лиц я не буду подстрекать к мести ни словом, ни делом, ни каким-либо образом или способом. Не будет никаких явных или тайных возражений, ущерба и оскорблений Е. К. М. или кому-нибудь иному ни от меня, ни от других по моему наущению и вместо меня. Ни я, ни мои наследники и потомки и никто другой от моего имени не должны и не имеют права сами, а также через своих людей никоим образом или способом возвращаться к этому и обращать на то внимание Е. К. М., наследников Его Милости и будущих чешских королей.

Если я, мои наследники или потомки или же кто другой от нашего имени не сделают так, как сказано выше, не поступят так и не сдержат в чем-либо своего обязательства и нарушат его в одном или нескольких пунктах, то меня следует схватить и держать как человека, который забыл о своей чести и доброй славе и нарушил свое скрепленное печатью обязательство. И за это Е. К. М. или наследники Е. К. М. и будущие чешские короли могут и будут иметь право без всякого дальнейшего суда сразу же после моего проступка без всякой милости лишить меня жизни и имущества, отобрать мои владения, а супругу мою со всеми моими детьми изгнать из страны и больше в страну не допускать. Против этого ни мне, ни другим не должны помочь и не должны иметь силы никакие пожалования, ни права духовные и светские, ни привилегии и ничто другое.

Настоящей грамотой и этим обязательством я от всего вышеуказанного отказываюсь, однако это не должно послужить мне к защите или помощи. Для подтверждения изложенного настоящую грамоту и обязательство, которое перед Е. К. М. я делаю добровольно от своего и своих наследников имени, скрепляю своей печатью и собственноручной подписью. А для большей в том надежности я попросил благородных господ Вилема из [86] Вартмберка, Ярослава Врановского из Вальдека и благородных рыцарей господ Яна Собетицкого из Собетиц и Фридриха Жлеба из Стржижкова скрепить эту грамоту своими печатями как свидетелей безо всякого ущерба для себя и своих потомков. Дано и т. д.»

После того как были подписаны эти грамоты и уже упоминавшихся особ из панского и рыцарского сословия отпустили из заключения, король, не сумев никак добиться от подвергнутых пытке лиц того, что от них хотел узнать (а именно, что они желали его с сыновьями изгнать прочь из Чешского королевства и избрать себе чешским королем курфюрста или его сына), 22 августа, то есть в понедельник, в день св. Тимофея, около 14 часов [10 час.] приказал вывести Вацлава из Елениго и других и обезглавить на Градчанах на том помосте, который было велено несколько дней назад соорудить таким образом, чтобы все его видели. Гинеку Крабице выпросили помилование, его должны были лишь вывести вместе с остальными.

Когда палачи вели узников на казнь, Вацлав Петипеский, будучи самым знатным среди тех, кого пытали в подвале, обращаясь к своим товарищам, сказал громко, чтобы все стоящие рядом его услышали: «Любезнейшие мои братья и товарищи, во имя всемогущего Господа Бога пойдемте весело, ибо это тот тяжкий путь, о котором дорогой наш Христос, единственный наш спаситель и искупитель, изволил предсказать, что по нему избранные его должны последовать за ним».

И так шли они по двое, Вацлав Петипеский с Бернардом, а гофрихтарж Якуб с Вацлавом из Елениго, и у каждого из них были спереди связаны руки, а два отряда наемников, которые в тот день были вызваны в пражский замок из своих квартир, сопровождали их. Наемники били в барабаны и играли на флейтах, я думаю, для того, чтобы, если приговоренные захотели бы что-то сказать, люди, коих великое множество сошлось на казнь, не смогли их услышать.

Когда палач приготовился казнить Вацлава Петипеского, они перестали бить в барабаны и играть на флейтах. Глашатай огласил обвинение, в котором говорилось, что Вацлав относился к королю, своему господину, не так, как надлежит вероподданному, и подстрекал людей, желая избрать себе другого короля. По этой причине его следует покарать мечом. На это Петипеский ответил:

«О, этого никогда не было!». Глашатай сказал ему тогда: «Оставьте, пан, этим вы себе уже не поможете». Вацлав, подняв голову и очи к небу, воскликнул: «Всемогущий, вечный, милый Боже, вручаю все это тебе». После этих слов ему отрубили голову. Перед казнью Барханца было сказано, что он подстрекал, чтобы люди стояли на своем, поддерживали друг друга и брали бы с него пример, ибо для блага и пользы Чешского королевства он ставит на карту свою жизнь и все имущество. Барханец возражал, говоря, что это неправда.

Перед смертью Якуба Фикара из Врата было сказано, что он, будучи королевским слугой, иначе должностным лицом, и принеся [87] особую присягу, не вел себя соответственно ей и ничего не сообщал королю о том, что делалось в Праге, а в самое трудное время из Праги уехал. Он что-то возражал на это, но из-за людского крика и шума его не было слышно.

Перед казнью Вацлава из Елениго также было сказано, что он в Праге бессовестно наговаривал на короля, а однажды сказал такие слова: «Если князь Мориц забыл о кровном родстве своем и о своем дяде и предал его, то мы не забудем о наших обязательствах и не предадим курфюрста». После этих слов стоявшие рядом наемники попросили тех, кто знал по-немецки, перевести и затем начали смеяться и говорить: «О господи, вот это правда!». Таким образом, в этот день на деревянном алтаре принесена была эта жертва к великому горю людей. Дай им, всемогущий Господи Боже, вечный покой! Ибо эту смерть приняли они за свободы Чешского королевства и за всех других претерпели.

Двое, Вацлав Петипеский и Бернард Барханец, похоронены на кладбище у св. Аполлинария, Вацлав из Елениго — у капеллы Всех Святых у св. Штепана Великого. А Якуба из Врата жена с детьми и друзьями назавтра утром отвезла в деревню Говорчице, которой он в то время владел, и там он был с честью похоронен. Над могилой было поставлено большое каменное надгробие, на котором высекли такой текст:

«Лета MDXLVII в день св. Тимофея Господь Бог соизволил призвать к себе Якуба Фикара из Врата, гофрихтаржа Чешского королевства и примаса Старого Места Пражского, тело коего погребено здесь. Да смилуется Господь Бог над его душой!» На могиле каждого из них справедливо можно начертать такую эпитафию ⁷⁷:

Кто родины встал за свободу, лежит здесь казненный,
Духом уже в небесах, телом же в этой гробнице.
Гнев императора дал его палачу на расправу
За то, что он, Чехия, встал за честь твою и права.
Здесь лежит он один, оставленный всеми, —
Изменчива склонность народа; смотрите и понимайте.
Кто служит общине, у того нет господина,
Лучше сиди-ка ты за горой с истинной верой,
Не опасаясь всех этих дел.
Верь имеющим опыт.

Еще я приведу эпитафию некогда славным пражским городам, теперь так униженным и опозоренным испанским и немецким королем ⁷⁸, что большего позора невозможно придумать.

Так же как и люди, большие города и все славные империи имеют Богом установленный конец. Плутарх пишет, что Сципион после плачевного падения прекрасного и прославленного города Карфагена сказал, что и Рим когда-нибудь также погибнет. Поскольку ясно, что ни одно длительное правление на земле и ни одна власть не вечны, то нет сомнений в том, что Бог вскоре [88] положит конец насильственной власти, вернее, тирании Фердинанда. Аппиан пишет о том же Сципионе так: «И правда, говорят, что, когда Сципион с изумлением смотрел на Карфаген, семьсот лет простоявший, расцветший и всем изобиловавший, властвовавший над столькими странами, островами и морями, не уступавший в армии, флоте и богатстве ни одной из держав наших предков, а мужеством и стойкостью их далеко превосходивший, но утративший свою силу после того, как три года терпел войну и голод и пришел к страшной погибели, он открыто перед врагами заплакал и понял необходимость чередования рождения и гибели не только городов, народов и всех держав, но и людей и их судеб. Троя, когда-то огромнейший город, погибла потому, что державы ассирийцев, затем же мидян и персов расцвели, а потом тоже погибли, ибо заблистала власть македонян. Об этом с умыслом ли или случайно Гомер произнес:

Пришел страшный тот день, когда пала Троя
Вместе с Приамом и весь Приема могучий народ.

Сципион по-дружески, доверительно поведал Полибию, поскольку он не только вместе с ним учился, но и был его учеником, что этот стих должен означать не что иное, как гибель Рима — кара за то, что им были загублены многие человеческие жизни».

ЭПИТАФИЯ ПРАГЕ

Год седьмой уж пошел от Христова рожденья
После пятнадцати сот и сорока уже лет,
В месяце, первого цезаря имя носящем,
Восемь когда уже раз на небо Феб выезжал ⁷⁹,
Прага утратила жизнь и все, что копила
Долгие дни, в единый лишилася миг.
Горе ее постигло и грады другие,
Участи головы покорился и хвост.
Бедные грады теперь всего уж лишились,
Что накопила для них забота славных отцов.
Горько рыдай над этим великим несчастьем 
Тот, кто о детях своих в сердце заботу несет.

ХРОНОДИСТИХ КОВАРНОЙ ПОБЕДЫ

VInCItVr eLeCtor prInCeps a Caesare SaXVs 
obrVItVr saeVIs Regia Praga MaLIs ⁸⁰.

Сейм в понедельник перед днем св. Бартоломея [23 августа], лета XLVII. «Мы, Фердинанд» и т. д.⁸¹ По прочтении этого обращения Вольф Старший из Крайка, верховный пражский бургграф, от имени панского и рыцарского сословия заявил королю, что они заключили «Дружественное соглашение» единственно ради того, чтобы во всем Чешском королевстве сохранялось спокойствие, но что они подчиняются воле Е. К. М., как короля и своего господина. Поэтому они с радостью освободятся от этих и подобных обязательств. Его поддержали и другие. И Габриэль Кленовский, [89] оратор сословий ⁸², вынужден был поступить таким же образом, будучи почти что насильно принужден к этому пражанами. Если бы он не поступил так, неизвестно, чем бы все это обернулось.

И были избраны делегаты к гетману моравскому и некоторым другим чужеземцам: верховный пражский бургграф, Иоахим из Градца, Иржик из Гершдорфа, подкоморжий, Зикмунд Робмгамп и остальные, среди которых находился лживый и неискренний человек — Зикмунд Удрцкий. Войдя в комнату, где хранились земские доски, они стали отрывать печати от грамот о вступлении в сословный союз, отпуская при этом различные шуточки. Когда они находили грамоту какого-либо города, то обращались к под-коморжему со словами: «Смотрите, вот ваши овечки». А подкоморжий на это отвечал: «Эти овцы паслись без пастуха», прибавив к этому: «Говорят, на днях некоторые города оправдывались тем, что отцы учили их во всем слушаться пражан и не противиться им как голове всего городского сословия. А теперь они не ходят ни на голове, ни на ногах» и т. д. Еще многое другое говорили они в насмешку, не желая здраво понять: всё, что они тогда делали, будет для них вечным позором. Ведь они не только легко и просто забыли о своих печатях и обязательствах, но и о себе, своих наследниках и потомках, обо всем Чешском королевстве, природной своей отчизне, которую на том незаконном сейме, окруженном вооруженным военным народом, они отдали королю в вечное порабощение и в вечное владение. Безо всяких раздумий, сразу же одним махом, они помогли ему осуществить то, чего раньше он сам никогда не мог добиться, хотя неоднократно и пытался это сделать. Ибо не только это обращение, в котором он называл себя наследственным королем и господином, но и другие его грамоты, где он так же себя именовал, они охотно разрешили вписать в земские доски, позоря своих любезных друзей и невинных людей.

Наконец, среди других статей на том сейме постановили быть вечными ленниками и слугами, о чем ты немного позже узнаешь ⁸³. О, где вы, дорогие наши прежние чехи, предки наши, истинно любившие Чешское королевство! Когда бы вы ныне восстали из мертвых, то, конечно, этим королевским льстецам, которые, не думая ни о себе, ни о детках своих, ни о достоинстве своем и руководствуясь лишь жадностью, губят землю прудами ⁸⁴, обдирают своих крестьян и стремятся заполучить от короля награды и должности и поступают так, как скажет король, и хвалят всё, что он делает, вы бы всыпали по справедливости так, что они бы обкакались.

Послы всех городов вместе с пражанами были вызваны верхнов-ным канцлером, ибо король не хотел ни говорить с ними, ни видеть их, так сильно, увы, эти несчастные перед ним провинились. И канцлер по поручению короля сообщил им, что все их привилегии после того, как они будут просмотрены (однако, лишь те, которые по праву им принадлежат и понравятся Его Королевской Милости) им возвратят. И хотя городское сословие и пражане уже лишились [90] своего голоса ⁸⁵, Его Королевская Милость по милости своей изволит пока оставить за ними право третьего голоса на этом сейме и далее по своему королевскому усмотрению.

Об этом им сообщили с среду, в день св. Бартоломея [24 августа] , при этом приказали завтра утром прибыть в замок и выслушать то, что по королевскому поручению будет дополнительно сказано некоторым городам. Когда они это исполнили, перед всем городским сословием было сказано городам Пльзень, Будейовицы и Усти, что Его Королевская Милость за их верную и честную службу изволит оказать им такую милость: на общих сеймах они, то есть Пльзень, Будейовицы и Усти, отныне будут подавать свой голос или ходатайства сразу же после бургомистра или примаса Старого Места и Нового Места. Король сделал это так, будто хотел поссорить двух детей, показав яблоко одному, но отдав его другому.

На том распрекрасном сейме король по-разному обращался с сословиями и вел себя не как милостивый отец, чем он похвалялся в обращении к сейму, а как медведь, рвущийся к меду. Именно так он боролся за свои пункты, ибо ни от чего не хотел отступаться; все статьи сословий он под различными предлогами вычеркивал и удалял, свои же проталкивал. Например, там, где сословия предлагали написать «королю», он везде добавлял «его наследникам и будущим королям», а где предлагалось избирать в земский суд и на другие должности природных чехов, там он исправлял на «добрых чехов и достойных людей, имеющих отношение к этому королевству», где было «земские судьи», он ставил «паны и владыки».

Когда сословия попросили короля, чтобы он соизволил дать реверс предыдущему сейму ⁸⁶, то он им ответил, что еще в Литомержице добровольно отказался от своего мандата. Сословия же тогда этим не захотели ограничиться и сейчас не доказали, что он был издан в нарушение свобод Чешского королевства. Его Милость не считает необходимым давать сословиям какой-либо реверс, поскольку из-за этого другие народы могут подозревать, что тем мандатом он сделал что-то неприличное и издал его в нарушение свобод Чешского королевства. И еще много других комментариев и глосс почти на каждое предложение. Мастерский комментатор получился из него!

В то время, еще до закрытия сейма, несчастные пражские горожане посылали частые просьбы не только королю, но и другим, чтобы за них походатайствовали и выпустили из заключения, как ты это поймешь из нижеприводимого прошения.

«Светлейший и могущественнейший господин, милостивейший господин наш, мы, несчастные заключенные, обращаемся к В. К. М. и нижайше просим В. К. М. оказать нам, виновным и невинным, королевскую и отцовскую милость. Ни в чем не оправдываясь, просим об этом не столько из-за самих себя, сколько из-за скорбящих сердец наших жен и детей, которые не перестают днем и ночью плакать и молить Бога о нашем освобождении [91] и о долголетии детей В. К. М., светлейших эрцгерцогов Австрии, и о счастливой победе над турком, врагом всего христианства. О милосерднейший король, да соблаговолит В. К. М. спасти нас, несчастных. О могущественнейший король, освободи своих подданных ради всемогущего Бога, милостиво принимающего опечаленных и покорных. А мы будем молить и просить Бога даровать В. К. М. счастливую и долгую жизнь и счастливейшую победу над всеми врагами. Просим В. К. М. о милостивом и благосклонном ответе.

Покорные В. К. М. подданные, заключенные горожане В. К. М. трех городов пражских».

«Славные и многоуважаемые ваши чести, господа бургомистры, господа старейшины и т. д. всех трех городов пражских, дорогие наши друзья.

Поскольку ясно, что мы впали в немилость и опалу у Его Милости, милостивейшего господина нашего, не оправдываясь в своей вине и не доказывая свою невиновность, мы покорно просим вас поискать при королевском дворе таких средств, чтобы мы смогли избавиться от этого несчастья, коим всемогущий Господь Бог соизволил наказать нас за грехи наши, и получить обещанную милость и остаться при изданных артикулах, в чем заверяли нас многие из господ советников при Его Королевской Милости, говоря, что, сдавшись на милость и немилость, все мы должны получить королевскую милость. Ибо вы должны знать, что мы всегда при ваших милостях блюли благо Его Королевской Милости, давали советы, лишь думая о любви и спокойствии, как и надлежало верноподданным, в чем мы берем себе в свидетели Господа Бога и ваши милости. Мы надеемся, что Е. К. М., видя слезы и горькие жалобы жен и детей наших и скорее памятуя о милосердии Господа Бога нашего, чем о нашем проступке, соизволит смилостивиться над нами.

Поскольку вы знаете серьезную и тяжкую нужду нашу, то, господа и друзья, возьмите на себя труд и соизвольте с помощью всемогущего Господа Бога обратиться к Его Королевской Милости и настоятельно попросить его эрцгерцогскую милость и других их милостей князей и господ ходатайствовать за нас перед Е. К. М. И если ваши милости сочтут нужным, то попросите об этом же наших жен и детей, а также господина администратора с господами прелатами.

Скорбящие заключенные».

Следующее нижеприводимое прошение было подано эрцгерцогу и другим чешским и моравским панам на четвертый день после праздника св. Маргариты [13 июля].

«Светлейший и благородный эрцгерцог Австрийский, милостивый господин наш. Поскольку всемогущий Господь Бог за грехи наши соизволил повергнуть пражские города и нас, жителей этих пражских городов, в несчастие и позор, за что да будет восславлено имя его, то мы в этих наших несчастиях и печалях [92] не знаем никого другого, к кому бы обратиться, кроме Вашей Эрцгерцогской Милости, и покорно просим Вашу Эрцгерцогскую Милость о ходатайстве перед Его Королевской Милостью, милостивейшим господином нашим, соответственно нижеприводимым пунктам.

Во-первых, чтобы Е. К. М., зная, что большая часть из нас невиновна, соизволил бы всем нам подтвердить нашу честь, ибо мы ради сохранения достоинства Его Королевской Милости и желая, чтобы среди нас в будущем могли сохраняться любовь, спокойствие и доброе согласие и чтобы не погибли пражские города, столица Е. К. М., их вину взяли на себя и, покорившись, отдали себя Его Милости на милость и немилость.

Во-вторых, мы просим Е. К. М., чтобы он соизволил милостиво вспомнить и сжалиться над Якубом из Врата, гофрихтаржем, и над всеми другими заключенными, кои вопиют о своей невиновности, а их жены и дети из-за их несчастия непрестанно льют слезы. Мы просим о том, чтобы по ходатайству Вашей Эрцгерцогской Милости эти несчастные люди могли избавиться от беды и заключения и вернуться к своему бедному хозяйству.

В-третьих, по соответствующим статьям записью в земские доски мы уже отдали Его Королевской Милости все свои наследственные земельные владения, однако в некоторых дворах у нас есть утварь и мебель, из-за которых мы судились и которые мы должны были одалживать и из этого имущества также должны платить челяди. В связи с этим просим, чтобы Е. К. М. милостиво соизволил оставить пражским городам это недвижимое имущество так, чтобы можно было пораньше убрать хлеб с полей и воспользоваться им.

В-четвертых, чтобы Е. К. М. соизволил то оружие, которое по приказу Е. К. М. было всеми жителями пражских городов сдано в ратуши, оставить в этих же городах и приказать милостиво возвратить его каждому из нас, жителей этих городов.

В-пятых, сообщаем, что пражские города находятся в больших долгах, поскольку предки наши, когда покупали земельные владения, должны были взять в долг большие суммы, а также и мы, когда оказывали Его Королевской Милости помощь против турка, врага христианства, поэтому мы должны вернуть долги. И поскольку у нас уже нет никаких владений, ни доходов, ни пошлин, мы просим, чтобы Е. К. М. соизволил позаботиться о том, чтобы из-за этих долгов у нас не было бы никаких тягот.

В-шестых, для нужд и блага пражских городов должно было содержаться много должностных лиц, а также слуг и работников, коим за службу платили из доходов этих городов. Но, поскольку у них это отнято, мы просим, чтобы Е. К. М. милостиво соизволил позаботиться о том, откуда им всем следует ожидать платы за свою службу и работу. Ибо если этого не будет, то все города придут в полное запустение.

В-седьмых, чтобы Е. К. М. соизволил обновить состав коншелов, ибо мы, измученные заботами, трудами и болезнями и уже будучи [93] наполовину мертвыми, не можем этого надлежащим образом сделать.

В-восьмых, поскольку мы, горожане Старого Места, дав в долг большую сумму денег Зеленой Горе, некоторое время назад по любезной просьбе Е. К. М. согласились на то, чтобы записать эту сумму за местечком Хлумин, деревнями Говоржаны и Татец ⁸⁷, то просим оставить нам эту сумму, как данную в долг, а также доход от ловли рыбы ⁸⁸, из коего мы одолжили Е. К. М. большие суммы денег.

В-девятых, все мы обязались Е. К. М. честью и верой в том, что когда всем нам или кому-нибудь одному из нас за три дня дадут знать, чтобы мы явились, то мы так и сделаем. Но поскольку мы уже выполнили все, что содержалось в тех Е. К. М. требованиях, а среди нас, горожан, есть много тех, кто по роду своих занятий должен часто уезжать, но из-за этих обязательств должен постоянно быть дома и, таким образом, оставить свои дела, то поэтому мы просим, чтобы нас освободили от этих обязательств, ибо мы, будучи добрыми и оседлыми пражскими горожанами, всегда в любое время, когда бы Его Королевская Милость, милостивый господин наш, ни изволил повелеть и приказать нам, готовы и без тех обязательств явиться и сделать то, что надлежит делать добрым людям и верным подданным. Поэтому мы покорно просим и умоляем Вашу Эрцгерцогскую Милость не оставлять нас в этих наших нынешних нуждах, бедах и несчастиях и соизволить походатайствовать за нас перед Е. К. М., а мы будем по отношению к Е. К. М. как к королю и милостивейшему господину нашему всегда и во всем вести себя как его верные подданные и так служить Е. К. М., что, даст Бог, Его Милость и Ваша Эрцгерцогская Милость соизволят счесть нас верными и добрыми Его Королевской Милости подданными горожанами и слугами, а также и Вашей Эрцгерцогской Милости.

Верноподданные В. К. М. коншелы и старейшины от имени общин всех трех Пражских городов».

Этими и многими другими прошениями, мольбами и чрезмерно униженными просьбами они ничего не смогли добиться, так как им не отдали не только всякие вещи, великое множество которых в то время было у них по дворам, но и не уступили ни в одном, даже самом малом пункте этого прошения. Более того, чтобы еще больше опечалить опечаленных и унизить униженных, кроме предшествующих требований, предъявленных пражанам королем, слишком тяжелых и строгих (выше они были приведены), комора, то есть Гриспек ⁸⁹, со своими приятелями из той же коморы придумали многочисленные и странные требования и вновь предъявили их пражанам:

«На эти нижеприводимые статьи пражане обоих городов должны дать ответ и их выполнить.

Прежде всего им следует еще дважды переписать на пергамент свои обязательства, которые они на себя взяли, причем одно из них нужно переписать иначе, ибо в нем необходимо кое-что опустить, на что указано писарям. [94]

Далее, чтобы также передали пошлины с привозимых товаров и с торговли и чтобы те, кто собирает эти пошлины, явились в пражский замок и сообщили, сколько дохода дают эти пошлины за год.

Далее, чтобы ренты с бумагоделательной мастерской и с мельниц на Камени, а также и с гладильни полотна также были переданы Е. К. М. со всеми принадлежащими пражанам правами.

Далее, чтобы также передали Е. К. М. все ренты с садов, виноградников, островов, реки, а также с рыбаков и то, что собирается за переход по мосту и в других местах, и чтобы отдали те регистры, в которых указано, что, где и за что уплачивается, а должностным лицам приказали явиться в замок и отчитаться в этом.

Далее, чтобы также сообщили о том, какие доходы шли им от Вышеграда, кроме сбора с ворот ⁹⁰.

Далее, что касается мельниц и обжига извести, то надлежит окончательно сообщить Е. К. М., сколько они приносят, исключая расходы, чтобы Е. К. М. соизволил потом решить об этом.

Далее, чтобы сосчитали цеховые деньги всех ремесел и сообщили об этом Е. К. М.

Далее, если после покойного Штепана Арнольта от Ослов остались какие-либо наличные деньги золотом или в другой монете, кроме того, что уже сдано в замок, то чтобы в течение трех дней они это принесли Е. К. М. в замок, ничего при этом себе не оставляя в нарушение этого приказа.

Далее, чтобы они отдали в комору короля Его Милости все регистры, записи и бумаги, а также описи, которые они, пражане, сами составили относительно драгоценностей, оставшихся от того же Арнольта, и долговых расписок, при них найденных».

Кто помнит обещания короля Фердинанда, тот, сопоставив и сравнив их с этими последними статьями, легко поймет, сдержал ли король свои слова. Но стоит ли этому удивляться? Ведь я сам своими ушами неоднократно слышал, как на сеймах этот же король в следующих словах давал обещания пражанам и городскому сословию в отношении некоторых дел: «Обещаю вам честью доброго государя, что по-другому не будет». Но не проходило, я уже не говорю, часа, а всего лишь полчаса, как я собственными глазами видел, что он все делал вопреки своим обещаниям, а пражанам, когда они хотели напомнить об этом, сидя на троне и призвав их к себе, шепотом говорил так: «Мне кажется, что вы хотите оскорбить меня и выступить против этого пункта. Если вы так поступите, то я такое скажу о вас перед всеми сословиями, что вам будет стыдно».

Точно так же поступал он, чтобы заполучить деньги, ибо сам много задолжал военному народу, а платил чужими мозолями и чужим добром. Все имущество, оставшееся от того Арнольта, которое, согласно привилегиям императоров и королей, по праву мертвой руки должно было отойти Старому Месту Пражскому, [95] он забрал безо всякой жалости, несмотря на то что подтвердил им это право своим маестатом. После того Арнольта осталось в золоте и серебре, в жемчугах и драгоценных камнях не менее, чем на 50 тысяч.

Я сам по поручению верховного канцлера был при всем этом, когда все чаши, тарелки, кувшины, умывальники, сосуды, ложки, пояса и другие различные серебряные и позолоченные вещи взвешивались на гривны ⁹¹, о чем я более подробно расскажу в своем жизнеописании ⁹². Далее, там было около восьми золотых цепей, самая меньшая из которых весила сотню венгерских золотых. Среди них была одна цепь очень красивого плетения, которая весила 1000 венгерских золотых. Колец набралась полная с верхом весьма широкая чаша для меда. Там были очень хорошие пояса,   среди них один, весивший XII гривен, так мастерски, так прекрасно и тонко сделанный, что было чему подивиться.

О больших и малых чашах я ничего не хочу говорить, лишь по правде скажу, что многие королевские слуги, когда золотых дел мастера в чешской канцелярии взвешивали эти драгоценности в одном из подвалов дворца под новыми королевскими покоями, не могли надивиться этому, говоря, что они и раньше достаточно видели таких вещей, но никогда не видели их сразу в таком количестве, оставшихся после одного человека. Только серебряных ложек и тарелок было по 12 штук на несколько столов. Но, когда стали это золото и серебро считать на сотни гривен, нам приказали выйти, чтобы мы не смогли никому сообщить, чего и сколько там было.

Деньги в различных и всевозможных монетах не были сосчитаны, но в течение трех дней три человека их тщательно и быстро перебирали или, как некоторые говорят, отбраковывали и только после этого их взвесили. Когда же под конец король от некоторых местных предателей узнал, что пражане Старого Места взяли оттуда 2000 венгерских золотых, когда снаряжали свой народ к границе, он приказал им все это вернуть. Они же, не имея под руками такой суммы, должны были с самих себя собрать налог, чтобы выплатить эти 2000.

Не удивляйся тому, что после этого Штепана Арнольта осталось такое великое множество золота и серебра. Те, кто знал его самого и его дела, как он, имея свыше 15 тысяч наличных денег, многие годы давал их в долг под полные проценты, а кроме того, взимал еще еврейский процент ⁹³, те легко могут поверить в то, что у него было так много золота и серебра. А я со многими другими могу им быть свидетелем, ибо все это видел своими глазами и смотрел на это несколько дней. Следующие статьи и т. д.⁹⁴

При закрытии этого сейма сословия ходатайствовали перед королем за всех заключенных и просили, чтобы Его Королевская Милость соизволил простить им то, что Е. К. М. считает их провинностью перед ним, и освободить их из заключения. Он им ответил, что он должен был еще больше наказать некоторых, но, [96] памятуя о том, что он христианский государь, он соизволил уменьшить и ограничить им наказания и штрафы. А если бы он их не наказал, то опасается, как бы сам Господь Бог не соизволил наказать его за это. И что в нарушение прав никому никакая несправедливость не была и не будет сделана. Однако чтобы сословия не сомневались в королевской любви к ним, он по их просьбе и ходатайству все прощает лицам из панского и рыцарского сословия, которые тогда перед ним совершили проступок. Тем не менее он изволит оставить за собой право наказать тех лиц, о которых потом выяснится, что они посягали на королевское достоинство. Далее, он оставляет в своей власти некоторых слуг Кашпара Пфлуга, чтобы он мог их или наказать, или простить.

Итак, он всему свету явно показал свою справедливость, когда оправдал всех, сочтя виновным лишь одно городское сословие, ибо Господу Богу было угодно положить предел и конец городскому сословию. Сразу же после этого сейма, чтобы яснее и нагляднее показать свою тиранию, он обрушился на пражан. На тех, у кого он раньше украл честь, привилегии, имущество, артиллерию и все оружие, он еще наложил огромные штрафы, определяя каждому человеку по своему произволу значительные суммы в три и четыре тысячи, а также в несколько сотен. И человек, на кого такой штраф был наложен, обязан был в тот же день или в течение двух ближайших недель отдать назначенную сумму сборщику пошлин. Если же он не мог этого сделать, его вместе с женой и детьми следовало без пощады выгнать из города и изгнать не только из Чешского королевства, но из всех королевских земель. И был тогда великий плач и великое стенание, ибо с некоторых требовали больше, чем они имели. А когда такой человек объяснял свою несостоятельность и хотел все свое имущество передать королю, те, кто собирал штрафы, а именно подкоморжий Иржик Гершторф, гетман Пражского Града Вольф из Вршесовиц вместе со своими помощниками, не хотели от него этого принимать, но сразу же приказывали такому человеку идти в заключение в Белую башню.

И такую великую беду люди тогда должны были терпеть. То, что многим с большими усилиями скопили их предки за долгие годы трудов, и то, что они также собирались оставить деткам после своей смерти, все это они должны были отдать чёрту в пекло и оставить нищими себя и своих детей. Затосковав, они умирали, отдавая, таким образом, взамен свои жизни. Коншелы с некоторыми городскими старейшинами, представ перед королем, попросили, чтобы Е. К. М. соизволил вспомнить о них и не накладывать более на них такие большие штрафы, поскольку он изволил в числе прочих статей, данных пражанам для выполнения, милостиво обещать: если они будут вести себя соответственно тем статьям и исполнят все, что в них содержится, то им не нужно будет бояться никаких других тягот, ибо он дарует им свою милость. На это король ответил, что он оставил для наказания в будущем некоторых лиц, под которыми он имел и сейчас [97] имеет в виду именно их, коншелов и всех выборных лиц в городе. Поэтому больше не говорите со мной об этом, но сделайте так, как каждому приказано, ибо вы должны были быть наказаны смертью. Когда же они начали с этим тянуть, король как будто дубиной их ударил и лишил всех надежд на милость и любовь, приказав в субботу после Рождества Девы Марии [10 сентября] все оружие, легкую артиллерию, мортиры и длинные ружья, которых было много тысяч, перевезти из пражских ратуш в пражский замок. А некоторые горожане раньше заплатили за это кто 200, а кто и 300 коп.

Король взваливал на несчастных пражан одну тяготу за другой и стремился их обобрать так, чтобы впредь они и головы поднять не смогли. Когда он это сделал, забрав у пражан оружие (а такого количества его, чистого и исправного, все королевские слуги никогда не видали), то распустил служилый народ, и гусары также в те дни ушли прочь. Это оружие король приказал починить, отобрать самое лучшее и несколько возов отвезти в Вену. Только из староместской ратуши его было взято XXX возов. Тому, кто в соответствии с наложенными на них штрафами должен был отдать деньги, залезши в долги и распродав свое имущество наполовину за бесценок, сборщик пошлин выдавал написанную по-немецки следующую квитанцию ⁹⁵.

Чтобы во всем настоять на своем, король ко всему прочему послал за администратором подобоев и некоторыми другими пражанами, принуждая их к тому, чтобы они встретились с капитулом Пражского Града и единодушно решили относительно братьев, которые называются вальденсами ⁹⁶. Он хотел, чтобы, представ пред ним, они пожаловались на вальденсов, хитро придумав (как и все другое), как осуществить то, что у него уже давно было на сердце, и излить на них свою злобу. Ибо я сам не раз слышал, как он говорил: «Я присягал лишь тем, кто причащается под двумя или под одним видом, но не иным» ⁹⁷. Для того чтобы умыть руки, как будто это исходило не от него, а от духовенства, они в воскресенье перед св. Матоушем, то есть в XVIII день месяца сентября, когда король выходил из храма, представши перед ним, попросили его защитить их веру, в коей они уже много лет терпят притеснения от еретиков. Здесь они напомнили ему о его присяге и о маестате короля Владислава ⁹⁸, который он и приказал напечатать со следующим предисловием и разослать по всему Чешскому королевству:

«Мы, Фердинанд, Божьей милостью и т. д. король и т. д. Благородным, доблестным и т. д. нашим подданным всех сословий края N.. верным и милым. Шлем вам нашу королевскую милость и всякие блага. Верные и милые, сообщаем вам, что недавно достохвальные администраторы, священники и магистры, как под одним, так и под двумя видами причащающиеся ⁹⁹, и с ними пражане Старого и Нового Мест Пражских предстали пред нами и устно обратились к нам, а также подали прошение с жалобой на притеснения и затруднения, беспрестанно и всячески чинимые [98] им пикартской сектой, Братьями называемой, при исполнении предписаний, церемоний и обрядов святой христианской веры. Кроме того, они отнимают у священников костелы и доходы, а народ христианский своими еретическими сектантскими выдумками различным образом отвращают от святой христианской веры, стремясь разрушить стародавние порядки, одобренные святой церковью и установленные для прославления Господа Бога, а измышления своей секты утверждают.

Они нас смиренно просили, напомнив о нашей присяге, которую мы изволили дать всем сословиям Чешского королевства в том, что будем охранять вероисповедание под одним и под двумя видами, и о компактатах ¹⁰⁰, и о грамоте славной памяти короля Владислава, вписанной в земские доски (напечатанную копию которой мы вам теперь посылаем), чтобы мы соизволили милостиво защитить и охранить их и установленный порядок христианской веры и не изволили допускать притеснений со стороны пикартов, из-за чего в этом королевстве возникли многие вредные и губительные пороки и немалая путаница. И они знают, что мы, как чешский и христианский король, обязаны охранять добрый порядок и святую христианскую веру, как свидетельствуют об этом наша присяга и компактаты, записанные в земские доски, то есть защищать тех, кто причащается под одним или двумя видами, и не допускать в наших королевствах и землях еретических и пикартских сект. Так как нам точно известно, что у вас в этом крае в некоторых ваших владениях и землях существуют и усиливаются эти сектанты — Братья, или же пикарты, которые устраивают еретические молебствия, собрания и проповеди, закрывают и запрещают издавна существующие костелы и чинят другие препятствия своим учением, своими сочинениями, печатными изданиями и почти что беспрерывным пением, желая возвеличить свою секту и муча христиан, строго приказываем всем вам и каждому в отдельности, чтобы вы тот час же отперли и открыли все костелы, о которых выше было сказано, кои находятся на ваших землях. А также чтобы позволили нашим вышеназванным администраторам, как католическим, так и утраквистским, передать их благонравным священникам, кои издавна обычно в этом крае были и вели службы, и вернули им по праву принадлежащие доходы и все, что забрали из этих костелов. Также чтобы нашим именем вы приказали своим подданным, чтобы они покинули пикартскую, или братскую, секту и отошли от нес и жили бы по-христиански. Также чтобы запретили молебствия, собрания и все проповеди их негодных и еретических священников в домах или где-нибудь еще и с сегодняшнего дня их не имели и не держали. И чтобы во всем этом поступали так, как сказано в привилегии короля Владислава, не делая по-другому во избежание нашей королевской немилости и действительного наказания. А мы в соответствии с предшествующей просьбой, поданной нам сословиями на общем сейме, соизволим с усердием вести переговоры с папской курией, чтобы она разрешила нам назначить епископа [99] в это королевство, который рукополагал бы священников, причащающих как под одним, так и под двумя видами ¹⁰¹. Мы имеем твердую надежду, что нам это удастся, и такому епископу мы соизволим определить доходы на содержание из нашей королевской коморы и позаботимся о нем.

Дано в Пражском Граде в среду после св. Франтишка [5 октября] лета 1547».

В пятницу после св. Морица, то есть в 23 день месяца сентября, около семнадцати часов [11 час.] по королевскому распоряжению вывели восемь человек из оставшихся заключенных пражан, сидевших в подземелье; палачи свели их вниз по лестнице на Малую Страну и там на рыночной площади их высекли розгами, потом оттуда повели их через Старое Место и во второй раз высекли у тюрьмы и в третий раз перед Горскими воротами в Новом Месте Пражском. Имена этих людей и пражских горожан таковы: Бартоломей Дласк, портной, Иржик Фаркаш, скорняк, Адам Сосновец, Ян Поледне, кузнец, Гавел Мержилоука, Викторин Чловичек, ножовщик, Матей Пецка, торговец сукном, Вацлав Розвода, который часто бывал бургомистром.

При каждой их порке и остановке в каждом городе глашатай выкрикивал причину, за что и почему они подвергаются такому позору. Во-первых, за то, что бунтовали. Во-вторых, за то, что поднимали людей против Е. К. М., наследственного своего господина. Хотя за свои проступки они должны были быть лишены жизни, однако им оказана милость. А когда их вывели за Горские ворота, градчанский рихтарж, имея текст присяги, данный ему королем, зачитал его, а они должны были, подняв каждый два пальца вверх, повторять за ним и приносить клятвы. Во-первых, они клянутся честью и христианской верой, что в течение десяти дней должны покинуть Чешское королевство и все другие королевские земли и в них никогда более не должны возвращаться. Во-вторых, ни они, ни их дети, ни их друзья не должны каким-либо образом мстить за это королю, его наследникам и его землям ныне и вечно. Если они все это не выполнят согласно данной присяге, то без милости должны лишиться сразу и чести и жизни. И они, простившись с женами, детьми и дорогими своими друзьями, отправились в Польшу.

Сразу же на следующее утро король приказал Вольфу из Вршесовиц изгнать из Чешского королевства и из всех подвластных ему земель в течение двух недель следующих лиц: Ондржея Клатовского из Дальмангорста, Вацлава Пержиновского, Кашпара Стрнада из Трысковиц, Вита Гада и Яна Лепеного. Им также почти в тех же словах, как и первым, дали в пражском дворце текст присяги. Когда же вышеуказанные лица, особенно Ондржей Клатовский, будучи уверенным в своей невиновности и зная, что отроду ничего такого не сделал, за что бы на него было наложено такое наказание, попросили того же Вольфа из Вршесовиц, чтобы им сообщили причину, за что их так наказывают, он, Вольф, ответил им, что до этого их довела их болтовня. Вацлав [100]

Пержиновский, дав 200 коп грошей, откупился, а Ондржей Клатовский с Яном Лепеным договорились с королем о том, чтобы они смогли остаться в маркграфстве Моравском и заниматься там своими делами. Если бы они были так же богаты, как другие, они, как и те, ходили бы в невиновных, но горе бедным. Остальные же заключенные пражане в тот же день были выпущены — кто под залог, кто под честное слово.

В пятницу, в день св. Иеронима [30 сентября], Ондржей Скальский, иначе Клиба, по королевскому приказу был арестован и жестоко пытан в Новом Месте Пражском, потому что тогда, когда обезглавили тех четырех человек на Градчанах (о них уже говорилось раньше), он, придя с той казни домой, сказал при своем пасынке, сыне своей жены, и при ее дочери следующее:

«Наверное, Господу Богу жаль, что эти честные, благородные и добрые мужи безвинно отправлены на тот свет и за правду и свободу Чешского королевства так позорно обезглавлены». Услышав это, пасынок сообщил Яну Кольскому, тот передал дальше, так что дошло и до короля. Этот Ондржей перед пыткой признал, что он это говорил, однако, несмотря на Яризнание, его все-таки пытали, желая добиться от него еще чего-то. Позднее, во вторник в день св. Франтишка [4 октября], он должен был собственноручно дать письменное обязательство в течение десяти дней навечно покинуть Чешское королевство и все королевские земли.

В конце своих хитроумных «Актов» король сделал такое заключение ¹⁰². Из этого заключения каждый может понять, что короля ничто так сильно не угнетало и не задевало, как то, что не захотели, согласно его мандату, выступить вместе с ним и пролить невинную христианскую кровь. Таким образом, король этим заключением, что делается из всех этих «Актов», раскрыл себя, выделив из сословий некоторых лиц и некоторые города и объявив оных виновными. Удивительнейшим образом он преподнес дело так, как сапожник натягивает кожу, когда ему ее не хватает, а Фердинанду не хватало истинных и справедливых причин, так что все это было не чем иным, как алчностью, жестокой и жаждущей христианской крови, а также чужого имущества, которая сначала побуждала, а потом и привела его к тому, что он отомстил тем, кто имел свободные земельные владения, и ославил их виновными по всему свету своими лживыми «Актами». А тем восьми или самое большее десяти лицам, которые забыли о своих обязанностях и пошли вместе с ним на невинных христиан и помогали ему в его жестокостях ¹⁰³, он присвоил имя и славный титул сословий Чешского королевства и одобрил их неблагородные дела и жестокость.

А поскольку я удивительным образом сохранил имена всех лиц высших сословий, кои присоединились к «Дружественному соглашению» и скрепили его своими печатями, то решил привести их здесь для памяти на будущее, чтобы каждый смог ясно понять, справедливо ли король Фердинанд распространял титул и имя [101] сословий Чешского королевства лишь на нескольких лиц, упивавшихся вместе с ним христианской кровью, и отнимал и лишал его почти всех жителей Чешского королевства ¹⁰⁴.

Таковы имена тех, кто присоединился к «Дружественному соглашению» своими грамотами на пергаменте, скрепленными собственными вислыми печатями, помимо тех городов Чешского королевства, аббатов, пробстов, монахинь, свободников и дединников ¹⁰⁵, которые совместно присоединялись в других грамотах по 70, 80 и даже 100 человек. Я здесь упомянул каждого отдельно, опустив лишь тех, кто присоединялся от имени других: опекуны — за сирот, матери — за своих детей, старшие братья — за младших братьев, чтобы те, кто потом это будет читать, видели это огромное число людей из всех сословий Чешского королевства, а говоря по правде, все Чешское королевство (кроме самое большее двадцати лиц, а то и того меньше). Это были славные мужи, которые взяли на себя страшное обязательство, чтобы не было измены. Но, когда потом за него надо было постоять, все хвост поджали. Во всех своих делах они учитывали непостоянство людских мыслей и, наученные падением городского сословия по причине того соглашения, ни на кого слишком не полагались, ни на обещания, ни на многочисленные советы. Как гласит пословица, собаки, которые много лают, редко кусают. Так же и люди, которые больше всех похваляются, в час нужды меньше всего доказывают это на деле. Счастлив тот, кого чужая опасность делает бдительным.

Незадолго до дня св. Франтишка Праге и другим городам сообщили, что по королевской милости им должны вернуть некоторые привилегии. Поэтому, если Старое Место хочет их иметь, следует заплатить 1000 венгерских золотых, а писарям — 100 венгерских золотых, также и Новому Месту отдельно выплатить эту сумму. А другие города должны дать за это по 500, 600, 800 золотых.

Во всех городских привилегиях везде в начале было сказано, что города совершили проступок и провинились перед королем и своим наследственным господином и поэтому утратили все свои свободы. Однако король по своей королевской милости и по ходатайству сына своего Фердинанда, епископов и мораван, просмотрев их, возвращает указанные привилегии, чтобы города могли ими пользоваться так, как и раньше, до тех пор, пока он соизволит, оставив за собой право уголовного суда и мертвой руки. Таким образом, он отнял у Праги и других городов все самое ценное, что им было дано предыдущими королями. Взяв зерно, король вернул городам плевелы. Кто будет читать привилегии пражан и эту новую оскорбительную дарственную грамоту короля Фердинанда, в которой он возвращает им привилегии, тот сможет лучше понять то, о чем я здесь пишу.

Все в тот же год в субботу перед св. Дивишем [8 октября] около 17 часов [11 час.] король послал в обе пражские ратуши Ярослава из Шельнберка, верховного коморника Чешского королевства [102], Адама из Штернберка на Зеленой Горе, карлштейнского бургграфа, из панов; Вольфа из Вршесовиц на Доубравской Горе, верховного писаря Чешского королевства, утвержденного тогда в этой должности за свою верную службу, и Бернарта Жегушицкого из Нестайова, бургграфа Градецкого края, из рыцарей, чтобы они от его имени в этих пражских городах при обновлении состава коншелов ввели новый порядок.

На коншельские должности в Старом и Новом Месте ими были назначены следующие лица: в Старом Месте — Духек из Семехова, Мартин Смиль из Стоешиц, Мартин из Влканова, магистр Томаш из Яворжице, Ян Микеш из Гробчице, Ян Кроиачек из Крымлова, Петр Главса из Либославы, Ян Медарж, Ян Ржегачек из Кветницы, Ян Звунек из Оттерсдорфа, Блажей Ножичка из Войина, Ян Хохол из Семехова, Иржик Гатяпатя, Зикмунд из Фрейсгута, Ян Шмерговский из Рожиц, Микулаш Линцар, Войтех Злая Уточка; в Новом Месте — Духек Великий, Мартин Дивишовский из Прошовиц, Иржик Швик, Ян Памфилиус, Иржик Тунский из Писнице, Ондржей Зоубек, Индржих Подкова, Вацлав Микуланда, Буриан Котларж, Вацлав Веховский, Микулаш Златник, Ян Лукеш, Шимон Шпрынцл, Ян Талавашка, Иржик Златый, Ян Клатовский, Ян Червенка, Буриан Градецкий.

Эти коншелы должны были принести новую нижеследующую присягу: «Присягаем Господу Богу, Матери Божьей и всем святым, светлейшему королю и господину пану Фердинанду, королю римскому, венгерскому и чешскому и т. д. как королю чешскому и милостивейшему господину нашему и наследникам Его Королевской Милости прежде всего в верности, честности и в покорном повиновении, а также в том, что будем эту коншельскую должность, принятую от Его Королевской Милости, отправлять и исполнять верно, правильно и постоянно, всеми способами стремиться к чести и благу Е. К. М., милостивейшего господина нашего, и наследников Его Королевской Милости, добиваться, насколько может хватить разума, правды и справедливости для каждого бедного или богатого, выносить справедливые приговоры и решения, а по-другому не делать ни из-за симпатии или неприязни, ни из какого-либо страха и опасения, ни за подношения, ни из-за чего-либо другого. Да поможет нам Господь Бог и все святые».

После этой присяги им сообщили, что король изволит иметь в каждом городе своего гетмана и рихтаржа, которые заседали бы вместе с ними: в Старом Месте — Адама Ржепицкого из Судомирже, гетмана, Иржика Комедку из Ровин, рихтаржа; в Новом Месте — Людвика Бездружицкого из Коловрат, гетмана, Матея Ломиуса, рихтаржа.

Присяга гетмана: «Я, N., присягаю Господу Богу и светлейшему государю и господину пану Фердинанду, королю римскому, венгерскому и чешскому, милостивейшему господину моему, и наследникам Его Милости, что верой и правдой должен буду служить в Новом Месте Пражском в должности гетмана, доверенной мне [103]

Его Королевской Милостью, в соответствии с инструкцией, данной мне Его Королевской Милостью, не разглашать тайн совета, если они не содержат чего-либо против Его Королевской Милости, и всячески заботиться о благе Его Королевской Милости и наследников Его Милости. Да поможет мне Господь Бог и все святые».

«Инструкция, данная благородному Людвику Бездружицкому из Коловрат, нашему гетману в Новом Месте Пражском, нами назначенному, верному и любезному, как он должен отправлять эту должность гетмана, ему доверенную.

Во-первых, поскольку пражане нашего Нового Места Пражского недавно некоторыми своими делами совершили проступок против нас и провинились, мы, понимая нашу особую необходимость в этом, для предотвращения таких же будущих или им подобных мерзостей, чтобы сохранить верноподданность, послушание и верность по отношению к нам и чтобы в том нашем Новом Месте Пражском у нас был порядок, ныне в указанном городе соизволили назначить вышеупомянутого Людвика нашим гетманом так, как в отношении этого гетмана сказано в привилегиях пражан, вновь нами по милости нашей им данных. Мы желаем, чтобы теперешний и будущий гетман, который здесь в Праге нами или наследниками нашими будет назначен, нам и будущим чешским королям приносил присягу, всячески заботился советом и делом о благе и пользе нашей и наследников наших, вел себя по отношению к нам послушно и верноподданно и повиновался нам как королю, своему господину, а в наше отсутствие светлейшему князю Фердинанду, эрцгерцогу Австрийскому, любезнейшему сыну нашему, или кому-либо другому, кого мы в наше отсутствие изволим тогда назначить. Далее, чтобы этот наш гетман был усердным и бдительным, и если он узнает и дознается, что среди коншелов или в городской общине против нас, нашего достоинства и нашей королевской власти, против наших наследников и будущих чешских королей, или же против должностных лиц, земских судей, нашего коморного суда, некоторых наших советников что-либо делается и говорится, или же под каким-нибудь предлогом возник какой-либо заговор или бунт, то чтобы всегда и без всякого промедления сообщал об этом нам, а в наше отсутствие любезнейшему сыну нашему или же тому, кого мы изволили оставить вместо себя, и, насколько это возможно, сам бы пресекал такие разговоры или заговоры, которые, как выше сказано, возникали бы против нас, и не допускал бы возникновения таковых, а явно этому противодействовал. А в случае, если возникнет какое-либо недовольство, разногласия и ссоры среди коншелов, не касающиеся нас и нашей коморы, то, вызвав к себе примаса и бургомистра, чтобы успокоил их, привел к согласию и примирил.

Чтобы этот наш гетман постоянно жил в Новом Месте и в совете коншелов имел первое место. А в отсутствие этого нашего гетмана чтобы у них не было никаких заседаний, но чтобы все время он сам заседал в том совете и внимательно слушал то, что каждый из коншелов будет советовать. Если же состоится какой-либо суд [104] и будут слушать обе стороны, то при этом нашему гетману присутствовать нет необходимости. Лишь наш рихтарж должен быть при этом разбирательстве, и, только когда будут о том деле держать совет, наш гетман должен присутствовать, и без особой важной причины ему не следует отсутствовать, а надо находиться в совете. Если же он когда-либо действительно не сможет присутствовать, то чтобы поручил это от своего имени нашему рихтаржу.

Но сам наш гетман не должен подавать свой голос в совете, кроме того, когда бы он понял, что одной из сторон совет какого-либо коншела наносит оскорбление и чинит несправедливость. Тогда наш гетман должен сказать этому лицу или этим лицам, чтобы они оставили это, и советовали бы по справедливости. Если они не успокоятся, тот же наш гетман может им сказать, что он сообщит нам об этом и пожалуется нам. Также если коншелы без надобности станут затягивать рассмотрение дел или вовремя не приходить в совет, он должен сделать им внушение. Если же они не перестанут так делать, он всегда должен о таком лице или лицах сообщать нам или нашему сыну. Однако часто упоминавшийся гетман наш должен сохранять тайну совета, кроме того что если бы он услышал и понял, что против нас, нашего достоинства, наследников наших и будущих чешских королей что-либо говорилось или делалось в совете, тогда он от нас не должен этого утаивать, а сообщать нам или нашему сыну.

Поскольку коншелы нашего Нового Места Пражского без нашего разрешения не должны созывать собрания всей городской общины, поэтому в случае, если когда-либо коншелы захотят созвать общину и обратиться к нашему гетману, он не должен им этого разрешать. Узнав причины, по которым понадобилось собрание всей общины, он всегда без промедления должен сообщать об этом нам или в наше отсутствие любезнейшему сыну нашему или кому-либо другому, кого мы изволим оставить вместо нас, и, узнав нашу волю, вел бы себя соответственно ей.

Итак, вышеуказанный гетман наш должен и обязан во всех этих делах вести себя так, а не иначе, как указано в этой нашей инструкции и в присяге, которую он нам принес, в чем мы не сомневаемся и в чем на него милостиво и твердо полагаемся. А мы милостиво соизволим оказывать ему наше королевское покровительство и быть его милостивым королем и господином.

Дано в нашем Пражском Граде в субботу после святого Франтишка [8 октября] лета 1547».

«Инструкция, данная честному Иржику Комедке из Ровин, горожанину и жителю нашего Старого Места Пражского и нашему рихтаржу в том же Старом Месте Пражском, нами назначенному, как он должен отправлять эту должность рихтаржа, ему доверенную.

Во-первых, поскольку пражане нашего Старого Места Пражского недавно некоторыми своими делами совершили проступок против нас и провинились, мы, понимая нашу особую необходимость в этом, для предотвращения таких же будущих или им [105] подобных мерзостей, чтобы сохранить верноподданность, послушание и верность по отношению к нам и чтобы в том нашем Старом Месте Пражском у нас был порядок, ныне в указанном Старом Месте Пражском соизволили назначить вышеупомянутого Иржика Комедку нашим рихтаржем. Мы желаем, чтобы теперешний и будущий рихтарж, который здесь в Праге нами или наследниками нашими будет назначен, нам, наследникам нашим и будущим чешским королям приносил присягу и чтобы этот наш рихтарж заседал в совете коншелов, занимая следующее место за нашим гетманом в Старом Месте, и всячески заботился советом и делом о благе и пользе нашей и наследников наших, вел себя по отношению к нам послушно и верноподданно и повиновался нам как королю, своему господину, а в наше отсутствие светлейшему князю Фердинанду, эрцгерцогу Австрийскому, любезнейшему сыну нашему, или кому-либо другому, кого мы в наше отсутствие изволим тогда назначить.

Также чтобы этот наш рихтарж был усердным и бдительным, и если он узнает и дознается, что среди коншелов или в городской общине против нас, нашего достоинства, власти или против нашей королевской коморы что-либо делается, или же возник какой-либо заговор или бунт, то чтобы сообщал об этом нам, а в наше отсутствие нашему сыну, никоим образом этого не утаивая, и сразу же, насколько будет возможно, пресекал это. А мы милостиво соизволим оказывать ему наше королевское покровительство, как и положено нашему рихтаржу.

Далее, упомянутый наш рихтарж должен присутствовать на суде коншелов в ратуше и приходить к установленному часу и сохранять тайну совета, кроме того, что говорилось против нас, это он всегда обязан сообщать нам или нашему сыну.

Поскольку мы соизволили оставить себе некоторые штрафы и доходы в этом нашем городе в соответствии со вновь выданными этому городу привилегиями, наш рихтарж должен особо тщательно следить за тем, чтобы от нас не утаили ни одного штрафа и не задерживали бы их. Он должен всегда сообщать об этих штрафах нам или уполномоченным советникам нашей коморы, чтобы в том городе мог сохраняться добрый порядок. Что касается всех остальных дел, относящихся к должности рихтаржа, этот наш рихтарж при отправлении своей должности должен соблюдать, руководствоваться и вести себя так, как предписано нами в указанных привилегиях, чтобы сохранялась справедливость и верность, зло пресекалось, установления наши соблюдались, а непослушные были наказаны. Особенно если кто-нибудь против нас, нашего достоинства и власти или в оскорбление и в насмешку над нашими должностными лицами и советниками что-либо говорил или пел, тот чтобы немедленно был наказан на деле, а злым людям и бездельникам воли не давать, но чтобы они всегда получали по заслугам и, как выше сказано, были бы наказаны.

Когда бы наш гетман ни послал за этим нашим рихтаржем, он должен к нему явиться. Поэтому чтобы бургомистр и коншелы [106] дали нашему рихтаржу достоверную копию нашего распоряжения относительно вышеуказанных привилегий.

Итак, часто упоминавшийся рихтарж наш должен и обязан во всех этих делах вести себя так, а не иначе, как указано в этой нашей инструкции и в присяге, которую он нам принес, в чем мы не сомневаемся. А мы за это соизволим милостиво вспоминать о нем.

Дано в нашем Пражском Граде в субботу после св. Франтишка лета 1547».

Присяга старейшин: «Присягаем Господу Богу, Матери Божьей и всем святым, светлейшему королю и господину пану Фердинанду, королю римскому, венгерскому, чешскому и т. д. как королю чешскому и милостивейшему господину нашему и наследникам Его Королевской Милости, затем пану бургомистру, совету и всей общине Старого Места Пражского усердно и преданно трудиться как старейшины общины. Будучи призванными на эту должность и находясь в ней, мы должны восхвалять добро и порочить зло, искать блага и чести Его Королевской Милости и наследников Его Милости, пана бургомистра и всей общины, искренне и правдиво давать советы пану бургомистру и панам ¹⁰⁶, соблюдать верность и тайну совета, если во всем этом не будет ничего против Его Королевской Милости и наследников Его Милости. Когда пан бургомистр и паны вызовут нас устно через посла или письменно, мы должны, не задерживаясь, прийти и по-другому не делать ни из-за симпатии или неприязни, ни за подношения, ни из-за чего-либо другого. Так нам это» и т. д.

Итак, изменив в итоге все другие присяги, как-то старейшин ремесел, гетманов городских кварталов, сотников, полусотников, судей и т. д., и составив их по этой новой форме, как в вышеприведенных присягах, он ввел совершенно новый порядок в пражских городах, так что не только никто никогда уже не смел что-либо сказать против его тирании и несправедливых дел, но, как говорится, даже не смел подумать. По инструкциям гетману и рихтаржу всякий разумный человек сам может догадаться, что эти должности поставлены над коншелами лишь для того, чтобы, если кто забудется, сразу же отметить это и донести, как тот Иржик Комедка привык делать, предавая хороших людей и лишая их имущества и жизни. Поэтому он за свою службу и получил должность рихтаржа и был в том городе посажен как бы ястребом над невинными птичками.

Помимо всего этого, чтобы никто не мог против тех лживых, коварных, вымышленных и фальшивых королевских «Актов» не только говорить, но и писать, король строго запретил все типографии по всему Чешскому королевству и маркграфству Моравскому ¹⁰⁷, а свои «Акты» рассылал в другие земли и приказал моравским городам приложить их к своим привилегиям. Но, хоть он и принимает самые хитрые меры, всемогущий Господь Бог в свое время соизволит так сделать, что его неправда выйдет наружу и забьет фонтаном. [109]

В понедельник после св. Дивиша, то есть в 10-й день месяца октября около 18 часов [11 час.], король выехал из Праги в Аугсбург и направился к императору, своему брату. Что они там порешили, о том будет кратко сказано в другом месте. Опасаясь, чтобы пражане не предприняли чего-либо в его отсутствие, он вместо себя оставил своего сына Фердинанда, приказав ему держать при себе несколько отрядов наемников, починить стены пражского замка, сделать новые площадки для пушек и различные укрепления. Так что замок приводили в порядок, ворота закрывали, особенно часто была закрыта та башня над лестницей.

В субботу в день св. Северина ¹⁰⁸ королевской грамотой по чьему-то лживому навету магистр Микулаш Чернобыл ¹⁰⁹ был изгнан из Чешского королевства и из всех других королевских земель, покинуть которые он должен был в течение 14 дней.

В четверг после св. Брикци [17 ноября] король, отняв у пражан Старого Места маестат об избрании ими перкмистра, назначил Иржика из Йелче перкмистром, а других лиц — коншелами при нем ¹¹⁰.

В понедельник после святой Катержины в Прагу съехалось много лиц из панского и рыцарского сословия по той причине, что на предыдущем сейме сословия подали королю просьбу о выплате старых долгов, задержанных королями. И король, желая указать на существующий порядок, вызвал мандатом всех, кто претендовал на те долги и права, чтобы они предъявили их коморе для подтверждения и оплаты каждому в отдельности. Когда же эти лица съехались в большом числе, то те, кто заседал в коморе, им сказали, чтобы все они представили долговое обязательство и подали им копию. Но, поняв, что получается огромная сумма, ничего никому из них не заплатив, приказали им возвращаться домой и, таким образом, славно выполнили решение сейма.

В это же время по краям усердно рассылались направленные против Братьев мандаты. Поскольку вместе с ними также рассылалась привилегия того короля Владислава, я приведу ее здесь для лучшего понимания слово в слово ¹¹¹.

В то время в соответствии с этой привилегией короля Владислава и приведенным ранее королевским мандатом специально в Болеславском крае ¹¹² тем лицам, которые имели свои хозяйства в том панстве, которое король забрал у заключенных, и в делах веры принадлежали к Братьям, был дан срок до понедельника после Рождества, чтобы они или примкнули к католическим или утраквистским священникам и на деле принимали от них святые дары и потом во всех делах им подчинялись, или же продали свое имущество и покинули Чешское королевство и все другие королевские земли вместе со своими женами и детьми и навечно бы лишились своей отчизны, как об этом немного ниже я скажу подробнее ¹¹³.

Во вторник ночью, в день св. Томаша [20 декабря], Ян Срна из Карловой Горы, примас Нового Места Пражского, человек [108] добрый и разумный, мой товарищ по несчастью, обязавшийся честью и верой быть королевским заключенным и никуда ни под каким предлогом не выходить и не отлучаться из своего дома ¹¹⁴, покинул этот жалкий мир и своей кончиной был освобожден Господом Богом от тиранической и жестокой власти короля Фердинанда. Он точно так же был виновен, как и Якуб Фикар из Врата, коего король, не выслушав, без какой-либо вины жестоко и несправедливо приказал обезглавить вместе с другими невинными.

Перед рождеством и после, то есть лета 1548, до масленицы почти в каждую из этих долгих зимних ночей людям являлись различные видения. На Малой Стране почти что под самыми валами пражского замка один богобоязненный человек, который по ночам вставал на молитву, неоднократно слышал такой голос:

«Увы, увы, исправьте свою жизнь и обратитесь к своему Господу Богу». А в следующий раз и другие слышали этот голос.

Далее, среди евреев слышали те же причитания на еврейском языке и обнаружили появление какого-то света в их школе, а также слышали в разных местах страшный грохот и шорохи, так что потом евреи, будучи вызванными из-за этого Их Милостью эрцгерцогом, обо всем том, кто что слышал и видел, должны были сообщить, так же как и христиане.

Далее, почти каждую ночь слышали, как стонут ночные совы и другие зловещие ночные птицы; я сам, своими ушами, слышал их крики. Кроме того, в воздухе были следы метеоров и неслись крики и стоны детей и женщин. И много других различных видений. Всемогущий Господи Боже, да соизволишь ты обратить все это во благо!

В среду, в восьмой день перед Божьим Крещением, то есть в XI день месяца января, Буриан, иначе Грозната, Простиборский из Вртбы, в прошлом на службе у Кашпара Пфлуга из Рабштейна ¹¹⁵, был по приказу эрцгерцога арестован во дворце пражского замка Олдржихом Дубанским, гетманом этого пражского замка, и посажен в Белую башню, сначала в какой-то маленький подвал, а потом в комнатку, где находятся трубачи. Там его строго стерегла стража до масленичного воскресенья, когда его увезли оттуда в замок Кршивоклат и бросили в глубокое подземелье, но затем вернули наверх, где он в каком-то помещении до сих пор еще сидит ¹¹⁶. Когда он взывал к праву, гетман ему сказал, что его арестовывают в соответствии с тем, что король на общем сейме изволил оставить за собой право наказать некоторых из тех, кто был на службе у Пфлуга, а поскольку он был одним из них, его посадят в темницу. И кто бы в то время ни взывал к праву и ни просил суда, не мог никоим образом этого добиться.

Вот так король Фердинанд изволил держать милостивую свою руку над порядком и правом, чтобы никому ни в чем не было обид, и воистину был в это время в Чешском королевстве такой идеальный порядок, что в аду (где нет никакого порядка, но ужас извечный) и то лучше бывает. Ибо если кто-либо хотел лишить кого-нибудь жизни, чести и имущества, достаточно было лишь [109] подать одну лживую жалобу, чтобы тотчас же этого человека безо всякого разбирательства взяли, посадили в темницу, пытали, а затем и казнили. Вот такой порядок и распрекрасное право тогда были в Чехии.

Комментарии

77 Последние слова фразы написаны ритмованной прозой, первая строфа эпитафии и заключительная строка — латинские стихи, вторая строфа — ритмованная чешская проза.

78 Имеется в виду Фердинанд I, хотя королем Испании он никогда не был. Называя его так, Сикст хочет подчеркнуть тесные связи австрийских и испанских Габсбургов и указать на чужеродность Фердинанда I для Чехии.

79 В первых четырех строках зашифрована дата: 8 июля 1547 г.

80 В издании И. Яначека (Sixt z Ottersdorfu. O pokoreni. . . S. 161) сказано, что этот хронодистих непереводим. Однако его словесный смысл, выраженный в весьма сложной форме, можно, вероятно, перевести так: «Императором саксов, жестоким и злым, побежденный курфюрст и подавленная столица Прага». Цифровое значение хронодистиха определяется суммой всех чисел в обеих строках, т. е. римских цифр, обозначенных прописными буквами. Она дает год события — 1547. Императором саксов, т. е. немцев, здесь назван Карл V, побежденным курфюрстом — Иоганн Фридрих.

81 Сикст не приводит первую королевскую пропозицию сейму, в которой король требовал от сословий ликвидации «Дружественного соглашения» и решений мартовского и апрельского сеймов (Snemy ceske. D. II. S. 472—479).

82 Габриэль Кленовский из Птени во время восстания был спикером сословной оппозиции на сеймах.

83 Сикст имеет в виду, что сейм согласился с требованием короля короновать наследников престола еще при жизни правящих монархов.

84 Имеется в виду распространение в Чехии в XVI в. рыбоводства. Для этого во владениях крупных феодалов были вырыты пруды, что, как правило, не сопровождалось сгоном крестьян с земель.

85 То есть права третьего голоса на сейме.

86 То есть чтобы король денонсировал свой январский мандат и решения последнего перед восстанием законного сейма, где речь шла о войне с Саксонией.

87 Старое Место Пражское в 1532 г. уступило Фердинанду 1 право на 1200 коп гр. чеш., которые оно дало в долг крупнейшему чешскому магнату Зденеку Льву из Рожмитала. За это и за другие свои долги король отдал пражанам в залог указанные владения, принадлежавшие церкви, держателями которых пражане уже были.

88 Право сбора этой пошлины было заложено Старым Местом Новому Месту Пражскому.

89 Флориан Гриспах из Гриспека — советник чешской коморы.

90 То есть теми рентами и пошлинами, которыми облагался второй замок, расположенный у стен тогдашней Праги, — Вышеград, в XV в. перешедший в руки городской общины. Исключается лишь сбор за проход через ворота Вышеграда.

91 Пражская гривна весила 253,17 г.

92 Намерение Сикста написать автобиографию осталось невыполненным.

93 Согласно указу Владислава II от 1484 г., «христианский процент», т. е. процент, взимаемый ростовщиком-христианином, не должен был превышать 10 %, процент же, взимаемый еврейскими ростовщиками, составлял по указу 1497 г. 25 %.

94 Здесь Сикст не переписал решения сейма, поскольку они были опубликованы в «Актах» короля (Snemy ceske. D. II. S. 498).

95 Сикст ее не переписал.

96 Имеется в виду Община чешских братьев.

97 При коронации король давал присягу утраквистам и католикам, но не чешским братьям, которые официально считались еретиками.

98 Так называемый Святоякубский мандат 1508 г. против Общины чешских братьев, члены которой именуются «пика ртами», т. е. крайними еретиками (от названия области Пикардия во Франции).

99 То есть католики и утраквисты.

100 Имеются в виду Базельские компактаты 1433 г. — соглашение между римской курией и гуситской Чехией о признании папой особых церковных порядков в Чехии. После денонсирования Римом этих компактатов в 1462 г. они остались основным чешским земским законом, соблюдать который вместе со всем корпусом законов страны клялись все чешские короли, принося присягу при коронации.

101 Фердинанду I удалось достичь этого лишь в 1561 г., однако новый архиепископ пражский недолго рукополагал священников-утраквистов, так как вскоре римский папа запретил это делать.

102 Сикст не переписал его. В издании И. Тайге этот текст приведен (Sixt z Ottersdorfu. Knihy pamatne о nepokojnych letech 1546 а 1547. Рг., b. г. D. II. S. 222). В нем сказано, что большинство осталось верными королю, и король доволен тем, что августовский сейм прошел спокойно.

103 На самом деле с королем в поход пошли отряды 80 дворян и трех городов.

104 В оригинале далее следует алфавитный список дворян, присоединившихся к «Дружественному соглашению». К сожалению, Сикст не указывает дату их вступления в сословную оппозицию, что делает невозможным точно проследить ее эволюцию в 1547 г. Вслед за чешскими издателями мы опускаем этот список, в котором значится 1726 имен.

105 То есть однодворцев, составлявших в социальном и юридическом отношении прослойку, переходную от свободного крестьянства к мелкому дворянству.

106 То есть другим городским выборным должностным лицам, составлявшим городской магистрат.

107 Кроме пражской типографии Бартоломея Нетолицкого, который напечатал королевские «Акты». Однако даже она должна была подчиняться королевской цензуре.

108 Здесь неточность в дате, так как день св. Северина в 1547 г. приходился на воскресенье 23 октября.

109 Житель г. Жатца, автор известного руководства по управлению фольварочным хозяйством.

110 До тех пор институт «перкмистра виноградных гор», т. е. старшего над виноградниками в окрестностях Праги, был одним из самых демократичных городских институтов в Праге. Перкмистр и «виноградные коншелы» избирались общим собранием владельцев виноградников, среди которых были представлены почти все социальные группы горожан. Фердинанд I подчинил этот институт непосредственно королевской власти. Подробнее об этом институте см.: Valkova-Fryzoud M. Urad perkmistra prazskych vinicnych hor // Sb. prispevku k dejinam hi. m. Prahy. Рг., 1930. D. VI. О составе владельцев виноградников см.: Мельников Г. II. Городское землевладение в Праге в первой половине XVI века // Сов. славяноведение. 1983. № 3.

111 Сикст не переписал упоминавшийся выше «Святоякубский мандат» против «пикартов».

112 Во владениях Арношта Краииржа в Болеславском крае, отобранных королем, находился центр Общины чешских братьев.

113 Это намерение Сикста осталось неосуществленным.

114 Ян Срна, как и Сикст, был подвергнут домашнему аресту после того, как его выпустили из заключения в пражском замке.

115 Во время восстания Буриан Простиборский был фактическим заместителем Кашпара Пфлуга, командовавшего войском оппозиционных сословий.

116 Буриан Простиборский вскоре после того, как его перевезли в Кршивоклат, умер под пыткой. О значении этого места в хронике Сикста для ее датировки см. вступительную статью.