ХИЛАЛ-АС-САБИ

УСТАНОВЛЕНИЯ И ОБЫЧАИ ДВОРА ХАЛИФОВ

РУСУМ ДАР АЛ-ХИЛАФА

[Глава 2]

/31/ ПРИДВОРНЫЙ ЭТИКЕТ

Когда эмир, вазир или другое почетное лицо являлись к халифу, они, по древнему обычаю, не целовали землю [перед ним], но, войдя и увидев халифа, говорили: “Мир тебе, эмир верующих! Милость Аллаха и его благословение тебе!”, обращаясь к нему на “ты”, ибо это самое ясное, убедительное, предпочтительное и уместное [обращение]. Когда они приветствовали его (халифа) по кунье ¹, нужно было, чтобы они [и дальше] обращались к нему, [называя] по кунье, а отсюда [34] необходимость [обращения] на каф (ты). Часто, когда эмир или вазир подходил к халифу, тот протягивал для целования руку, покрытую рукавом, из уважения к [пришедшему] и подчеркивая этим величие своего положения. А прикрывал он руку рукавом, чтобы не касались ее ртом или губами. Давно уже отказались от этого [в пользу] целования земли, и сейчас этого придерживаются все люди ². Что касается наследников престола, детей халифов, хашимитов ³, судей, факихов ⁴, аскетов, чтецов Корана, то они не целовали ни землю, ни руку ⁵, а ограничивались приветствием, подобным тому, что мы упоминали. Иногда некоторые из них произносили хвалу или благословление, но теперь они смешались с остальными, кто целует землю, за исключением небольшого числа тех, кто избегает этого действия. Средние и низшие военные чины, /32/ простонародье и те, кто не имеет никакого звания, не допускаются к целованию земли, ибо положение их слишком низко для этого. Первое, что надлежит делать вазирам и тем, кто равен им по рангу, — это являться пред лик халифа в чистом платье, опрятными, степенной походкой, благоухая благовониями, аромат которых исходит от них [самих] и распространяется от их одежды. Но он (посетитель) должен избавиться от этого запаха, как только узнает, что властелин его терпеть не может. Так случилось с Ибрахимом ибн ал-Махди ⁶ и ал-Му'тасимом би-ллах, да будет милость Аллаха им обоим. Ибрахим в больших количествах употреблял галийу ⁷. Он втирал ее каждый день по унции в голову и бороду и причесывал волосы. Она въелась в кожу и в одежду его. Ал-Му'тасим питал отвращение к ее запаху и не переносил его. Ему было неприятно сидеть рядом с Ибрахимом, но он не показывал виду. Когда же это надоело ему, он посадил 'Али ибн ал-Ма'муна ⁸ между собой и [Ибрахимом], и тот был очень огорчен этим, отчего теснило у него в груди. Он не знал причины этого до тех пор, пока не пришел к нему Мухарик-певец и не поведал ему о том, /33/ как Васиф ⁹ вошел к ал-Му'тасиму би-ллах и припал к его ноге, чтобы поцеловать ее. Халиф оттолкнул его и сказал: “Ты хочешь уподобиться Ибрахиму, который приветствовал эмира верующих, [намазавшись] галийей. Клянусь Аллахом, я не мог этого вынести и отсадил его от себя”. Тогда Ибрахим узнал причину, почему [халиф] так обошелся с ним. Он сказался больным почти на месяц, потом поехал и вошел к ал-Му'тасиму би-ллах, да будет милосерден к нему Аллах. Халиф спросил его о здоровье. Тот ответил вяло. Халиф сказал: “Я вижу, ты выздоровел, так почему у тебя такой вялый [вид]?” Ибрахим ответил: “От действия галийи, о эмир верующих! Я постоянно умащивался ею, а теперь врачи запретили мне пользоваться галийей”. Сказал ал-Му'тасим: “Подчинись их совету, выбери любое другое благовоние”. Ибрахим [35] перестал ею пользоваться и снова возвратился на свое почетное место.

[Входящий к халифу] должен почистить зубы, говорить тихим голосом во время бесед [с вышестоящими] и споров, носить под своими одеждами джуббу ¹⁰, стеганную ватой, и зимой и летом, чтобы не выступал [наружу] пот. Нельзя вазиру или любому присутствующему на аудиенции сообщать о чем-либо, не испросив на это разрешения [халифа]. Он должен понижать голос ¹¹ в беседе и в споре, но так, чтобы его слышали и чтобы не было нужды задавать вопросы и требовать повторения. Рассказал мне Ибрахим ибн /34/ Хилал, мой дед: “Ал-Хасан ибн Мухаммад ал-Мухаллаби ¹², будучи вазиром при Му'изз ад-Дауле, пришел однажды к ал-Мути', да благословит его Аллах! Между ними происходила беседа, и ал-Мухаллаби [говорил] громким голосом. Ал-Мути' разгневался и сказал ему: "Собака! Ты [смеешь] повышать голос в моем присутствии!" Он приказал, и того вывели, таща за руку и толкая в спину. Сел ал-Мухаллаби в коридоре и сказал: "Я [ведь только] слуга, и то, в чем меня обвинили, не было ни злым умыслом, ни невежеством. У меня [от природы] раскатистый голос, потому я так и говорил. Теперь, когда я не смог совладать с тем, что должно было скрыть, мой престиж ослабнет и я пропаду, не захочет меня знать мой повелитель". Он продолжал просить и унижаться, пока ему не разрешили вернуться пред очи ал-Мути', да будет милосерден к нему Аллах. Ал-Мухаллаби вошел, извинился и обратился к халифу со словами, которые смягчили его”.

Придворный в присутствии халифа должен как можно меньше смотреть по сторонам, [оборачиваться] назад, двигать руками или другими частями [тела], переминаться с ноги на ногу, чтобы отдохнуть. Он должен отводить взгляд от любого зрелища, кроме персоны халифа и его уст. Никто не имеет права шептаться с кем-либо в его присутствии, подавать [соседу] знаки руками или глазами. [Стоя] перед [халифом], нельзя читать никаких записок и писем, кроме тех, что нужно прочесть по его [желанию] и на что получено его разрешение. Нельзя разговаривать с тем, к кому халиф обратился за разъяснением дела или кого он обвинил в [чем-либо], [можно] лишь [по необходимости] дать краткое и четкое пояснение. Придворный обязан стоять с того момента, как он вошел, до того, как уйти, на соответствующем его сану месте. Боже упаси встать на место, [предназначенное] высшему или низшему [по рангу], разве что халиф [сам] незаметно подзовет /35/ его приблизиться, чтобы сказать [что-нибудь] по секрету. Нельзя двигаться с места, пока говорит халиф, нужно стоять, повернувшись к нему лицом, и нельзя продолжать стоять, когда беседа окончилась. Если [36] придворный уходит, а халиф [в это время] смотрит на него, то он пятится, чтобы не поворачиваться к повелителю спиной, а когда он удалится настолько, что халиф его [уже] не видит, то он идет прямо, [повернувшись лицом к двери]. Нужно сдерживать смех, если даже есть для него повод. Ибо тот, кто много смеется, выглядит глупо, тот, чье веселье неумеренно, теряет уважение. Увеличивается оплошность и множатся прегрешения того, чья говорливость превышает дозволенное. Совершенно запрещено сморкаться и плевать, и, насколько возможно терпеть, надо не кашлять и не чихать. Самый лучший в глазах своего господина тот человек, который безгласен и бесплотен, как эхо. Он не плюет, не сморкается, не жует и не пьет. Если же он ведет себя, не стесняясь своего господина, то уходит приязнь из глаз и сердца [повелителя] и появляется во взгляде и в словах жесткость. Что касается второго (еды и питья), то оно дозволено с друзьями и сотрапезниками и не дозволено с асхабами и ра'исами ¹³. Первое же (сморкаться и плеваться) недопустимо в любом обществе и осуждается всеми.

Нужно избегать необходимости повторения халифом приказа, который он отдал, или слов, которые им сказаны, внимательно выслушивая то, что говорится. Если [придворный] не понял чего-то, то для него осталось скрытым то, чего от него требовали, или если он просил халифа повторить [что-нибудь], то это повторение — нарушение правил приличного поведения. Необходимо воздерживаться от передачи рассказов, которые могут счесть неправдоподобными, и не произносить слов, которые могут показаться грубыми. Рассказывали, что один из вазиров страны, жители которой не знали о страусах, описал их повелителю некую птицу, глотающую горящие угли и раскаленное железо, — он подразумевал страуса. Слова его посчитали ложными /36/ и невероятными. Вазир вышел от царя обескураженный тем, что услышал от него, удрученный его приемом. Затем он потратил много денег, погряз в долгах, чтобы найти страуса, и принес его в этот город. А [нужно сказать, что], пока ему везли с большим трудом нескольких птиц, все они в пути сдохли и только одна из них выжила. Вазир принес ее царю, принес горящие угли и железо, и птица все это съела. Когда царь увидел это и заметил радость вазира по этому [поводу] и потому, что он доказал полностью свою правоту, то сказал: “Твоя глупость сейчас мне очевиднее, чем когда ты рассказывал свою историю и настаивал на своем, ибо не следует умному рассказывать то, чему не доверяет слушающий и для доказательства чего приходится действовать и залезать в долги так, как ты. Если бы умер оставшийся [в живых] страус, разве не подтвердилось бы, что ты лгал, и ты бы напрасно потратил деньги и труд. А если бы ты попридержал язык от [37] лишних [разговоров], то остался бы в том же положении, что и был”.

Рассказал Ибрахим ибн ал-Махди: “Спросил ал-Ма'мун, да будет милосерден к нему Аллах, у Джабра'ила ¹⁴ о воде:

"Сколько [времени] может она сохраняться не портясь?" Тот ответил, что вода, если она очень чистая, никогда не испортится. Я подтвердил слова Джабра'ила, сказав: "Эмир верующих, у меня есть несколько бутылок с водой [из] кайсары ¹⁵ почти двадцатилетней давности. Не думаю, что она испортилась". Он воскликнул: "Боже мой, как удивительно то, что ты сказал! Я пошлю гонца к матери ¹⁶, чтобы он принес от нее несколько таких бутылок". [Халиф] полагал, что тот, вернувшись, уличит меня во лжи. Когда посланный принес бутылки, на крышках которых был поставлен год, когда в них была налита вода из кайсары, /37/ халиф опустил голову, растерявшись и разгневавшись, но наградив меня дарами лицемерия и показной вежливости. Прошло около двух месяцев. [Как-то халиф] пригласил меня к себе. Перед ним лежал небывалой величины финик с маленькой косточкой. Я заметил: "У меня дома в саду есть ма'килийские финиковые пальмы ¹⁷. Я взвесил мякоть одного из фиников — ее вес оказался [равен весу] 10 дирхемов, а [вес] его косточки — меньше двух даников ¹⁸". Халиф сказал мне:

"Побойся бога, дядя! Не позорь эмира верующих, ибо его дядю могут посчитать лжецом!" Потом он послал кого-то, и тот принес ему из [моего] сада 10 фиников. Первый же финик, который он взял в руки и взвесил, потянул на 9 дирхемов, а в косточке было меньше даника. Он покраснел и изумился этому”. Не окажись на месте этих бутылок или не вытяни финик столько, сколько он весил, — быть бы Ибрахиму за свои слова среди лжецов. А какова была бы ярость ал-Ма'муна!

Человек должен удерживать свой язык от злословия [в адрес] повелителя или в его присутствии. Иначе окажется, что, когда его слова дойдут до повелителя, он будет вынужден остерегаться, как бы властелин не разгневался {на него] и не обошелся бы с ним круто. [Повелитель] может запомнить его за то, что он говорил при нем, как человека, дурно поступившего в его присутствии либо по природной злобности, либо от зависти, таящейся в сердце [человека]. Сказал ал-Ма'мун, да благословит его Аллах, Хумайду ат-Туси ¹⁹: “Поистине, друг превращается из-за грубого обращения во врага, а враг благодаря дружескому отношению может стать другом,. Я вижу, что язык твой влажен от поношения твоих собратьев. Не увеличивай ими [числа] своих врагов. У умного мало недостатков, пока порок сам сознает, что он такое. Душе моей не привычны злословие и подозрение”.

/38/ Рассказал Муфлих ал-Асвад ²⁰, который сказал: [38] “Сулайман ибн ал-Хасан ²¹, занимая должность вазира при ал-Муктадире, — да будет милосерден к нему Аллах! — часто поминал 'Али ибн Мухаммада Ибн ал-Фурата ²² и поносил его. Я заметил, что ал-Муктадиру би-ллах неприятно то, что он слышит от него. И когда однажды Сулайман снова заговорил об Ибн ал-Фурате и стал чернить его, ал-Муктадир процитировал ²³:

Поменьше порицайте их, вы, — нет отца у вашего отца! —
или займите то место, которое они занимают.

Я внимательно посмотрел на Сулаймана, который изменился в лице и едва не упал, и больше об [Ибн ал-Фурате] не вспоминали”.

Я приведу здесь историю, о том, как зло оборачивается против того, кто [его причинил], и как коварство поражает того, кто им пользуется. Я нахожу, что эта история изящна и удивительна в своем роде и побуждает [делать] добро, пусть даже на какое-то время победу одерживает зло.

Рассказал Маймун ибн Харун ибн Махлад ибн Абан, катиб: “Между моим дедом Махладом и Фараджем ибн Зийадом ар-Руххаджи ²⁴ была вражда ²⁵ из-за /39/ управления финансами и наместничества в Ахвазе и в окрестностях Багдада. Знаменитая тяжба. Фарадж был злобен, вероломен, лицемерен и хитер. Эта их вражда продолжалась в дни ар-Рашида, ал-Амина и ал-Ма'муна, да будет милосерден к ним Аллах. Во время мятежа ал-Амина ²⁶ сгорели диваны, в которых за Фараджем были [записаны] большие суммы. При погашении числившейся за ним задолженности он сжульничал, используя различные хитрости и уловки.

Случилось так, что однажды [Махлад и Фарадж] оказались вместе на аудиенции у ал-Ма'муна и принялись спорить и пререкаться. Мой дед в то время управлял дийа' ал-'амма, а Фарадж — дийа' ал-хасса ²⁷. Ал-Ма'мун обратился тогда к моему деду: "Я знаю, что все отчеты Фараджа у тебя, а также, что он совершил мошенничество с деньгами, что были в тех диванах. Мне нужно только, чтобы ты предъявил все, что у тебя есть [по делу Фараджа], и привел его месячное жалованье в соответствие с тем, что ему положено". Мой дед ответил:

"Я знаю об этом только то, что сказал, но я обращусь к документам, которые есть у меня по этому делу, и представлю их эмиру верующих". Халиф сказал: "Сделай [так], собери все, что сможешь собрать и в необходимости чего ты уверен". Вернулся мой дед домой, где у него хранились остальные отчеты. Он приказал привести двух секретарей, которых звали Йунус ибн Зийад и Йахйа ибн Рашид. К нему никого не допускали. Он уединился /40/ с ними, чтобы выяснить все, что [39] израсходовано и поступило. Им понадобился человек, чтобы писать, и они прибегли к помощи мальчика — сына Йахйи ибн Рашида, не разрешая ему возвращаться домой ни в первый, ни во второй день. Они занимались своим делом два дня и две ночи и выявили, что за Фараджем числится огромная сумма. Мой дед Махлад вычел из его долга все, что имело оправдание, — в итоге было установлено, что [Фарадж присвоил] свыше 32 миллионов дирхемов. Когда сын Йахйи на третью ночь вернулся домой, его дядя со стороны матери, живший вместе с ними в одном доме, приверженец Фараджа, спросил его: ,,Сынок, что случилось? Почему ты не возвращался почти двое суток?" Он продолжал выспрашивать и выпытывать, обещая ему подарок от Фараджа и благодарность, пока тот не признался во всем. Он рассказал ему о том, что вышло против Фараджа, что осталось и что сброшено со счета. Этот человек бросился к Фараджу и рассказал ему о том, что поведал ему племянник. Фарадж впал в панику, не взвидел белого света и решил, что благополучие его погибло, И [вот] той ночью он пришел пешком, а не [приехал] на лошади, в сопровождении единственного слуги, без свечи к воротам моего деда и увидел, что они заперты. Он позвал бывшего у нас слугу, которого звали Тариф, тихим голосом: "О отец такого-то, это я у ворот!" Слуга услышал его голос, узнал и спросил: "Абу-л-Фадл?" Тот сказал: "Да, я хочу переговорить с тобой тайно, так что ты не повышай голоса". Слуга вышел к нему и спросил: "Что тебе, господин мой, и что это за вид?" Фарадж сказал: ,,Помоги мне сейчас же пройти к твоему хозяину". Слуга ответил: "Он поднялся на крышу и занят [там] с женщинами. В этом случае я не могу появляться у него и разговаривать с ним". Но тот продолжал его улещать и домогаться [своего], дал ему кошелек с динарами и сказал: "Вот тебе 400 динаров, возьми их и постарайся [для меня]". Алчность проснулась в слуге, и он поднялся по лестнице. Рассказывал Тариф [дальше]: "Когда я. подошел к месту, [где находился] мой хозяин, я кашлянул, и он сказал испуганно: "Что привело тебя в это время, ведь обычно [этого] с тобой не случалось? Почему ты осмелился [сделать] то, что тебе не дозволено?" Я ответил: "Я хочу сообщить тебе добрую [весть]". Он встал наверху лестницы и сказал: "[Ну], что [там] у тебя?" Я ответил: /41/ "Фарадж у твоих ворот, а с ним один гулям без свечи". Он помолчал мгновение, затем повернулся в мою [сторону] и сказал: "Он одарил и заинтересовал тебя, и [поэтому] ты осмелился так сделать? Скажи мне правду". Я ответил: "Да" — и показал ему кошелек. Он сказал: "Верни его назад, возьми столько же [от меня] и введи его ко мне в дом". Слуга продолжал: "Я вернулся к Фараджу и рассказал ему, что произошло, вернул кошелек, и это огорчило его и опечалило. А [40] господин мой спустился, сел в своей приемной, и Фарадж вошел". Когда он подошел, [Махлад] поднялся ему навстречу и поцеловал его, а [Фарадж] стал просить извинить его за проступок. Он упал перед ним на колени, долго плакал, потом сказал: "Аллах! Аллах! Пощади меня, мою жизнь, моего сына, не губи меня, не ввергай в нищету, прости за все, что я совершил!" Сказал ему Махлад: "Даст бог, я так и поступлю. Но что случилось и что заставило тебя так говорить?" [Фарадж] ответил: "Я слышал, что приказал тебе эмир верующих, и узнал, что ты извлек из моего отчета и отбросил все, что было в нем оправданием для меня, оставив после этого то, в чем [заключены] моя погибель, бедность и невзгоды до конца моих дней. Побойся Аллаха, ради меня и тех, кто за мной [стоит] (Мавapa'и, т.е. семья, дети), ты знаешь, что их много!" Они продолжали говорить, пока мой дед не сказал: "Разве не поступил ты со мной так-то, но я перенес [это]. Ты завел против меня интригу в таком-то деле — я стерпел. Ты стремился уничтожить меня в такое-то время и лишить меня благосостояния — ты не щадил меня. Ты давал одну клятву за другой — и не сдержал [ни одной]". Он перечислял одно за другим, факт за фактом. Тот сказал: "Ты прав во всем, что говоришь. Все, что я сделал, [действительно] скверно, но будь снисходителен ко мне и прости! И, клянусь Аллахом, покончим с ложной клятвой! Не встать мне с этого места, если я причиню тебе зло. Я буду одним из самых преданных тебе [людей]. Прости мне грех и прояви благородство!" Сказал ему мой дед:

"Клянусь Аллахом, я принимаю оказанную мне Аллахом милость и вознаграждение в отношении тебя. Более того, я отплачу тебе добром, удерживая при себе доказательства против тебя, хотя уверен, что ты не оставишь своей привычки и не откажешься от вражды. Воистину, то, что /42/ ты сделаешь потом, гораздо хуже того, что я испытал из-за тебя в прошлом". Фарадж воскликнул: "Пусть я буду сыном падшей женщины! Прошу у Аллаха возмездия и наказания!" Махлад спросил "Чего ты хочешь?".

Тот ответил: "Я знаю, что было между тобой и эмиром верующих. Знаю, что ты не оправдал меня перед халифом ни в чем". [Махлад] сказал ему: "Против тебя при спешном рассмотрении вышло то-то и то-то, за вычетом того, на что [существует] приемлемое доказательство в твою пользу или оплаченный счет. После [всего] этого ты должен по такой-то статье — столько-то, а по такой-то — столько, — и он предъявил ему одно за другим, а тот подтверждал: — Это верно. В этом ты [был] беспристрастен, я признаюсь во всем, и то, что лежит перед тобой, — правильно. Будь столь милосерден, запиши на [41] мой счет 20 миллионов дирхемов". Сказал Махлад: "А если бы я установил 15 миллионов дирхемов?" Тот ответил: "[Этим] ты поддержал бы меня и увеличил милость свою". Махлад спросил: "А если бы я положил 10 миллионов дирхемов?" Фарадж ответил: "Ты сделал бы меня своим рабом". — "А если бы я оставил 5 миллионов дирхемов [за тобой]?" — "Это то, на что я не смею надеяться и за что не в состоянии выразить свою признательность". — "Если я все сниму с тебя?" — "Я не в силах принять такое одолжение от тебя!" Махлад сказал: "Аллах уже сложил с тебя это". Фарадж осведомился: "Как ты объяснишь это эмиру верующих?" Тот ответил: "Не беспокойся! Все твои обязательства, [все], что ты должен был бы сделать, с этого момента я целиком возьму на себя. Я не позволю тебе уйти таким вот образом после того, как ты прошел весь путь извинений и просьб о прощении, пока не порву у тебя на глазах твой счет. Клянусь тебе, я не оставлю от него ни одного клочка!" Он потребовал [принести] счет и разорвал его, а Фарадж даже подпрыгнул от радости. Он благодарил, как только мог. Потом мой дед сказал ему: "Аллах свидетель того, как я обошелся с тобой, он верит тебе и покарает каждого из нас по своему усмотрению. Клянусь Аллахом, ты уже достиг предела в нарушении [обещания], вероломстве, злобе и несправедливости". Заплакал Фарадж и сказал: "Да пусть я буду сыном падшей женщины!" — и стал клясться и божиться в преданности и искренности, /43/ постоянстве и верности. Он поднялся, мой дед встал вместе с ним, и они обнялись. [Затем] Махлад приказал слугам нести факелы перед ним до [самого] его дома, после того как старался уговорить его ехать верхом, но тот не сделал [этого]. Рано утром мой дед отправился к ал-Ма'муну и доложил о том, что он рассмотрел имеющиеся у него счета Фараджа и нашел доказательства, покрывающие все его расходы. Он говорил о нем мягко и заступался за Фараджа, пока [вся] эта история не кончилась и иск [к нему] не был прекращен.

Но Тариф клялся, что не прошло и 15 дней после этого, как Фарадж подложил его господину одну вещь в его шашийу ²⁸. Мы спросили его: "А как это было?" И он рассказал: "У Фараджа был слуга, которого звали Наср. Он делал калансувы, ²⁹ и изготовлял шашийи, достигнув в этом [большого] искусства. Он обычно делал головные уборы, которые нам были нужны. Когда после упомянутого события прошло несколько дней, он принес мне 5 шаший, сшитых мастерски. Я взял их и отнес хозяину. Тот спросил: "Кто это принес?" Я ответил:

"Наср — слуга Фараджа". Он осмотрел их, похвалил и приказал, чтобы я подал ему надеть одну из них, когда он поедет верхом. На следующий день утром он решил ехать, а я его обычно сопровождал, неся его чернильницу. Он вышел на заре, [42] и я подал ему одну из пяти принесенных шаший. Он прошел по коридору, а конь его еще пасся, присел [в ожидании] на седло, но почувствовал, что что-то царапает голову. Он снял шашийу левой рукой, поскреб ее правой, потрогал и нашел на ее макушке то, что его беспокоило. Он прощупал это [место] рукой. Оказалось, что это какой-то четырехугольный [предмет]. Он вернулся в дом и отозвал меня в укромное место, сказав:

"Тариф, посвети мне". Я поднес свечу, и он сказал: "Потрогай это место в шашийе". Я уже почувствовал неладное в этом деле, пощупал [это место] и сказал: "Я подозреваю недоброе, как и ты, мой господин". Он спросил: "У тебя в сапоге есть нож?" /44/ — "Да". — "Дай мне". Он распорол шашийу — а там пальмовый крест. Я не понял, в чем дело, и издал вопль, но он сказал: "Перестань", и я замолчал. Он спросил: "Это — шашийа из тех, что принес нам вчера Наср?" Я ответил: "Да". Он сказал:

"Скрой то, что случилось, и не сообщай об этом никому из наших 'улама' ³⁰". Он потребовал другую из этих шаший, распорол ее, и в ней было то же, что и в первой. Он просмотрел все — та же картина. Он приказал мне принести денег в названной сумме, и, когда я принес их, он приказал отдать их в качестве садаки ³¹, сказав: "Принеси мне шашийу из тех, что [есть] у нас не от Насра". Я принес несколько [штук]. Он выбрал из них одну новую и надел ее, прибавив: "Наср сейчас будет стоять у ворот и увидит мою новую шашийу, он спросит тебя о ней, и, когда он [так] сделает, ты скажи ему: "Это одна из тех, что ты принес вчера. [Господин мой] приказал отдать тебе деньги, и, когда ты придешь снова, я отдам тебе их". Ты не должен давать никаких объяснений сверх этого". Рассказывал Тариф [дальше]: "Я вышел вместе с моим господином, а Наср — у ворот, как тот и рассчитывал. Наср спросил меня о шашийе. Я ответил, как было нужно, и мы отправились в резиденцию. Ал-Ма'мун пригласил катибов и ка'идов, и среди тех, кто вошел, был Фарадж. Катибы пустились в рассуждения о том, о чем они постоянно говорили, и Фарадж задел моего хозяина чем-то в этом разговоре. Они пререкались и повздорили, и Фарадж сказал ал-Ма'муну: "О эмир верующих! Клянусь Аллахом, он не исповедует твою веру, хотя прикидывается твоим приверженцем, он не видит твоей сердечности, хотя его язык льстит тебе. Он поклоняется кресту, и доказательством тому — одна вещь в его шашийе. Если ты сомневаешься в том, что я сказал, разорви ее, осмотри, и ты узнаешь, проверив, лгу я или говорю правду". Нахмурился ал-Ма'мун от его слов. Благородство души и достоинство разума склоняли его к тому, чтобы оставить это дело с распарыванием шашийи, но Махлад поспешил снять ее с головы и разорвал на куски перед ним, говоря: "О эмир верующих, я твой раб и раб твоих праведных [43] предков, да будет милосерден к ним Аллах! Я тот, кто считает твой имамат верой, а твое наставление — истиной. Я знал, что ты откажешься от разбирательства /45/ этого дела с шашийей, испытывая неловкость и щадя меня. Я осмелился нарушить приличия тем, что разорвал шашийу в твоем присутствии, только чтобы оправдаться перед тобой в том, в чем обвинил меня этот нечестивый, вероломный вор. Он взял твои деньги, присвоил их себе и скрыл [истину], хотя был должен. Клянусь Аллахом и твоей славной жизнью, о эмир верующих, в этом моем сегодняшнем рассказе и в том, что он замыслил против меня с этой шашийей, дело было так-то и так-то". И он рассказал ему эту историю и назвал ему Насра-шляпника, слугу Фараджа, чьими руками он смошенничал. Разгневался ал-Ма'мун на Фараджа за то, что услышал [о нем], и поразился, как он осмелился так сделать. Он повелел привести Насра, его доставили, и халиф спросил его, как это было. Тот пробормотал что-то, но когда его повалили и всыпали 50 палок, он сознался и свалил [все] на Фараджа. Ал-Ма'мун плюнул при этом в лицо Фараджу, обругал его и приказал передать его Махладу, чтобы он свел с ним счеты и востребовал деньги, которые причитаются с него. Фарадж ушел посрамленным и беспомощным, а Махлад — награжденным и обласканным. Когда привели к нему Фараджа, он задержал его у себя после того, как выбранил его за то, что он совершил, и сказал: "Разве я не говорил тебе, что ты не оставишь своего безобразного поведения и не отступишь от своего дурного нрава? Несмотря на это, я опять отплачу тебе добром, о котором, как я думаю в отличие от тебя, постоянно печется Аллах". Махлад продолжал быть милостивым в деле Фараджа и просил 'Амра ибн Мас'аду ³², чтобы он приблизил [к себе Фараджа] и назначил ему жалованье, и 'Амр взыскал с [Фараджа только] 3 миллиона дирхемов. 'Амр постоянно поражался разнице между этими двумя людьми, а ал-Ма'мун сам был удивлен и приводил в изумление своих приближенных рассказами о них”.

/46/ Обладающий властью должен сторониться клеветы и сплетни, ибо оба эти деяния — подлы и позорны. В cтарину говорили, что слова западают в душу, вызывая сравнения: “Тот, кто сплетничает тебе, [может] сплетничать и о тебе; тот, кто доносит тебе, [возможно], донесет и на тебя”. Мухаммад ибн 'Али, катиб, написал Мухаммаду ибн Халиду ³³: “Люди, которые хотели дать ему (халифу) совет, говорили, что установления султана в Армении стерлись и изгладились [из памяти]. Он (султан) отказывается действовать согласно им, пока не узнает мнение халифа о них”. На обороте халиф сделал приписку: “Я прочел эту достойную порицания записку. Ярмарка клеветников у нас, слава богу, в застое, и их языки — ослабели. [44] Когда прочтешь это мое письмо, заставь людей повиноваться твоему закону. Пользуйся им, как хочешь, потому что ты пришел не для того, чтобы следовать едва заметным следам, и не для того, чтобы воскресить исчезнувшие [следы, а чтобы править по своему усмотрению]. Да сохранит нас [обоих Аллах] от сказанного в стихе Джарира, гласящем ³⁴:

Обычно, когда ты поселялся в какой-то стране,
ты уезжал с позором и оставлял его после себя.

Исполняй обязанности свои так, чтобы люди за нас молились, а не проклинали нас. Знай, что время проходит, и минуют дни, и ты оставишь после себя или добрую память, или позор на долгие времена. Может быть, повелитель хочет сделать что-то, что противоречит общему мнению, или он чего-то не хочет, а правильнее было бы это сделать. Не в правилах этикета, чтобы у него требовали доказательств и участия в диспуте, или обнаруживали при нем какое-либо намерение, или открыто противодействовали чему-либо. Поистине, это вызывает гнев в сердцах и упрямство в поступках. Ты должен [делать] указания мягко, высказываться спокойно, подбирать выражения и темы [разговора]” ³⁵.

/47/ Сказал 'Абд ал-Малик ибн Салих ³⁶ 'Абдаррахману ибн Вахбу, воспитателю своего сына: “Не помогай мне в плохих делах, не противоречь мне на приеме. Говори мне по мере того, как я буду тебя спрашивать. Знай, что умение слушать лучше красноречия, покажи мне свою проницательность взглядом. Знай, что я приблизил тебя после того, как ты был обыкновенным учителем. Кто не понял нужды, из которой вышел, не поймет избытка, в который он попал.

Остерегайся показывать повелителю мужество и силу или подстрекать его на необдуманный шаг и [ставить] в неловкое положение, действовать вслепую и вести себя неосмотрительно, иначе в первом случае ты будешь выглядеть глупцом, который не заботится о том, как войти или выйти, и он (повелитель) не доверит тебе ни себя, ни свою власть, а во втором: если ты преуспеешь [в деле] — он будет уверен в правоте своего мнения, если ты ошибешься — он отнесет ошибку на твой счет и свалит грех на тебя. Лучше всего придерживайся середины между поспешностью и нерешительностью, крайностью и осложнением [положения] и указывай на самое справедливое мнение с наиболее благополучным исходом, ибо оно свободно от обязательности определения, точного смысла и необходимости окончательного решения и связывается мягкостью осмотрительности с успехом и сердечностью отношений с закреплением истинного благополучия” ³⁷.

“Ал-Муктафи би-ллах, да будет милосерден к нему Аллах, [45] повелел своему вазиру ал-'Аббасу ибн ал-Хасану ³⁸ послать войско охранять хаджж. Когда [паломники] отправились и остановились в Куфе, [халиф] приказал [схватить] Закравайхи ³⁹. Cказал ему ал-'Аббас: "Хватит, /48/ благополучное возвращение из хаджжа [и так] достаточное дело для Аллаха" ⁴⁰. Ал-'Аббас сидел дома среди катибов и ка'идов. Он сказал им: "Эмир верующих приказал мне то-то и то-то. Я советую отказаться от поимки Закравайхи, так как уверен, что Аллах избавит [нас] от него [еще] до прибытия [паломников в Мекку], а вы как считаете?" Все одобрили его мнение, а 'Али ибн Мухаммад Ибн ал-Фурат молчал, не произносил [ни слова]. Ал-'Аббас спросил его: "Что ты думаешь, Абу-л-Хасан?" Тот ответил: "Не [нужно] противоречить эмиру верующих. Если то, что он задумал, правильно — будет успех; если он ошибся — то ошибка будет его собственная, без твоего участия, по его приказу". А во время хаджжа было то, что было ⁴¹” ⁴².

Что [может быть] непригляднее в невоенном человеке, чем мужественное поведение и военная выправка! Рассказывали, что 'Убайдаллах ибн Сулайман ⁴³ стоял перед самим ал-Му'та.дидом би-ллах, да благословит его Аллах. Вдруг лев вырвался из рук надсмотрщика, и люди бросились от него врассыпную. "Убайдаллах [тоже] бежал в испуге и забрался под трон, а ал-Му'тадид би-ллах остался сидеть на своем месте. Когда лев был схвачен и 'Убайдаллах вернулся пред лик халифа, сказал ему ал-Му'тадид би-ллах: “Как слаб ты духом, 'Убайдаллах! Лев не схватил бы тебя, ему бы не позволили. [Так почему] ты так сделал?” Ответил ему ' Убайдаллах: “Мое сердце, о эмир верующих, — сердце катиба, а душа — душа слуги, не хозяина”. Когда он вышел, друзья стали укорять его за это, и он ответил им: “Я поступил правильно, а вы ошибаетесь. Клянусь Аллахом, я не боялся льва, ибо знал, что он не настигнет меня, но я решил, что халиф, увидев мою нерешительность и нерасторопность, будет мне доверять /49/ и не будет бояться, что я [причиню ему] зло. Если бы он увидел иное, чем то, что было, в том бы и заключалась опасность [для меня]” ⁴⁴.

Историю, отличную от этой, рассказал Синан ибн Сабит ⁴⁵, мой дед: “Ал-Му'тадид би-ллах, да благословит его Аллах, [еще] до того, как стал халифом, стоял на майдане, а перед ним Исма'ил ибн Булбул ⁴⁶, и вот подвели к нему чистокровного жеребца, приведя его с пастбища. Исма'ил приказал одному из объездчиков лошадей оседлать и взнуздать [жеребца] и проехаться на нем верхом. Когда он его оседлал и захотел ехать, то никак не мог этого [сделать]. Исма'ил посмеялся над ним, он был очень сильный. Он подошел, чтобы вскочить на жеребца, которого держали для него со всех сторон, и едва он [46] взобрался к нему на спину, как тот взволновался под ним, встал на дыбы и взбрыкнул, и Исма'ил чуть не упал с него. Он попытался сползти с него, но не смог, пока все не [стали] держать [жеребца]. Он сник, сильно сконфузился от этого и очень застыдился. /50/ Ал-Му'тадид пожелал показать ему свое искусство в верховой езде и что оно [заключено] не в руках, не в мощи, выносливости и силе. Он велел: ,,Подведите ко мне жеребца!" Его подвели. Халиф все гладил его по морде рукой, а жеребец обнюхивал его и храпел, но не пугался. И когда он успокоил его и увидел, что расположил его к себе, то вдел ногу в стремя и в мгновение ока вскочил ему на спину. Он осторожно взялся за уздечку, потом проехался легким галопом, пока не пустил его шагом. Он ездил на нем взад и вперед, как будто конь был объезжен около года [назад]”. Исма'ил не должен был поступать так, чтобы проявилось его бессилие, потому что верховая езда не была его уделом и тем, что от него требовалось. [Смысл] этой истории [таков]: человек, не зная самого себя, [своих возможностей], берется не за свое дело.

Остерегайся повторять рассказ, который ты услышал, или открывать [другому] тайну, которая доверена тебе. Говорят, что властелин [может] простить любое прегрешение, кроме разглашения [тайны] разговора, или порока, который осуждается, или поношения династии ⁴⁷. О том же сказал ал-Му'тадид би-ллах, да будет милосерден к нему Аллах, Ахмаду ибн ат-Таййибу ас-Сархаси ⁴⁸, арестовав его, когда тот направился к ал-Касиму ибн 'Убайдаллаху ⁴⁹, чтобы [раскрыть] ему тайну по его делу: “Ты сказал, что повелитель [может] простить любое деяние, кроме разглашения тайны, гнусного порока /51/ или клеветы на династию. Я поступлю с тобой согласно твоей заповеди”, и убил его.

“Не [залечится] рана, [нанесенная] языком, как рана, [нанесенная рукой” ⁵⁰, ошибка в словах — то же, что ошибка в деле, и споткнуться в речи — то же самое, что оступиться ногой. Остерегайся приближаться к правителю или к его вазиру ценой измены другу, думая, что этим ты приобретешь его уважение. Быть может, [как раз] в этом [будет заключаться причина] вашего разлада, как случилось у человека, прозванного Абу Нухом ⁵¹ с Исма'илом ибн Булбулом, о чем рассказал 'Али ибн Мухаммад Ибн ал-Фурат ⁵²: “Когда умножились жалобы ал-Му'тамиду би-ллах ⁵³, да благословит его Аллах, на Исма'ила ибн Булбула, пожелал ал-Муваффак ⁵⁴, пользуясь своим правом, удалить Исма'ила и [тем] успокоить душу халифа, [настроенного] против него. Он сказал Исма'илу: "Уезжай в свое имение в Куса ⁵⁵ и оставайся там в течение месяца, занимаясь своими делами, а потом возвращайся". На его место он назначил ал-Хасана ибн Махлада ⁵⁶, а заместителем [47] ал-Хасана сделал Абу Нуха. Абу Нух писал Исма'илу ибн Булбулу доносы на ал-Хасана. Когда Исма'ил вернулся к своим обязанностям вазира и Абу Нух пришел и стал по привычке доносить на ал-Хасана, Исма'ил отвернулся от него. Когда прошло [какое-то время], /52/ он обернулся к нему и сказал: "Обстоятельство, которое ты считаешь приближающим тебя ко мне, [на самом деле] отпугивает меня от тебя и лишает веры в тебя, ибо если ты не годен для того, кому ты служил, кто возвысил тебя и поручал тебе дело большее, чем то, что тебе велел [делать] я, то мне ты [тоже] не годишься. Я не хочу, чтобы ты был при мне, в моей свите. Выбирай место службы, подходящее для тебя". Он выбрал округ Басры, и Исма'ил назначил его туда”.

Хотя и случается, что повелитель говорит неправильно [грамматически], или позволяет себе лишнее в выражениях, или приводит искаженный стих, никому из присутствующих на аудиенции у него — ни женам, ни друзьям, не говоря уже о хашимитах и о тех, кто не связан с ним службой, — не дозволено возражать на это открыто и явно, а следует намекнуть на это осторожно и рассказать что-то похожее, приводящее к познанию истины. А если властелин сам станет писать [послание] и допустит ошибку грамматическую или стилистическую, на его вазире или катибе [лежит обязанность] исправить его послание тайно, а не явно. В этом [заключается] преданность господину и [умение] предостеречь его от проявления [его собственных] недостатков.

Рассказал ан-Надр ибн Шумайл ⁵⁷: “Вошел я к ал-Ма'муну, /53/ да благословит его Аллах, в Мерве ⁵⁸, а на мне было ветхое платье, изношенное и изодранное в клочья. Он спросил меня: ,,Надр, [почему] ты пришел ко мне в одежде, подобной этим лохмотьям?" Я ответил: "О эмир верующих! Жара в Мерве заставляет носить только такое одеяние". Он сказал: "Нет, [не в этом дело], ты — аскет, — и поведал нам такую историю: —

Рассказал мне Хушайм ибн Башир ⁵⁹ со слов Муджалида ⁶⁰, а тот со слов аш-Ша'би ⁶¹, которому передал Ибн 'Аббас ⁶², что посланник Аллаха, да благословит он его, сказал: "Если мужчина женится на женщине по вере и ради ее красоты — в этом [заключается] садад ⁶³ за бедность". Я воскликнул:

."Справедливы уста твои, о эмир верующих, но Хушайм произнес неверно [слово, сказанное пророком]. Мне рассказывал 'Ауф ал-'Араби ⁶⁴ со слов ал-Хасана ⁶⁵, а тот со слов Ибн 'Аббaca ⁶⁶, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах, сказал [так]: "Если /54/ мужчина женится на женщине по вере и ради ее красоты, то в этом — сидад ⁶³ против бедности". Ал-Ма'мун встрепенулся и спросил: "Надр, нельзя сказать садад?" Я ответил: "Да, Хушайм сказал неправильно, он часто допускал грамматические ошибки". Халиф спросил: "В чем разница [48] между этими двумя [словами]?" Я ответил: "Садад — это цель в вере и путь [к ней], а сидад — достаточность. Все то, чем ты что-либо удовлетворяешь, — сидад". Сказал ал-Ма'мун ⁶⁷: "Прочти мне самый пленительный арабский стих". Я сказал: "Слова Хамзы ибн Бида ⁶⁸ об ал-Хакаме ибн Марване ⁶⁹:

Она говорит мне, а все спят:
"Останься еще на день". А я не остался.
"К кому ты отправляешься?" Я ответил:
"К кому я мог бы пойти, кроме ал-Хакама.
Когда оба его стража у палатки скажут ему:
"Вот Ибн Бид [уже] у наших дверей [стоит]", а тот улыбнется,

/55/ [я скажу ему]:

"Я воспел тебя в стихах, [не взяв за них вознаграждения], и ты принял их,
Так воздай мне, если можешь, награду за мои слова".

Сказал халиф: "Прочти мне самые справедливые слова арабов". Я произнес: "Это слова Ибн Абу 'Арубы ал-Мадани ⁷⁰:

Если сын моего дяди отсутствует,
я защищаю его всегда.
Моя победа — в его пользу, даже если бы он был человеком,
лишившимся [своего места] на земле и на небе.
Если бы обстоятельства причинили вред его скоту,
то наши здоровые [животные] поддержали бы его [животных], больных чесоткой.
Если бы он просил [собрать войско], я собрал бы и помогал бы ему.
Если бы он впал в нужду, я бы разделил ее с ним ⁷¹.
Если бы он позвал меня отправиться в трудную дорогу, я сел бы ради него в седло.
Если бы к нему пришла удача, я не следил бы за тем, что [делается] за его палаткой (я не завидовал бы ему).
/56/ Если бы он надел красивую одежду, я не сказал бы:
"Ах, если бы на мне [был] его красивый плащ!"

Воскликнул ал-Ма'мун: "Браво! Будь благословен твой отец! Прочти [что-нибудь] о добре". Я процитировал некоего поэта:

Рука добра — добыча, где бы она ни была,
все равно, ухватится за нее неблагодарный или благодарный.
У благодарных [она] преумножится,
а неблагодарным Аллах воздаст по заслугам.

Халиф потребовал чернильницу и свиток и написал что-то, о чем я не знал. Затем сказал мне: "Как говорят о тураб ⁷² по форме аф'ил?" Я сказал: "Атриб". Он спросил: "А о тин?" Я ответил: "Тин". Он спросил: "А как это [сказать] о письме?" Я сказал: "Мутрабун, мутинун". /57/ Он заметил: "Второе лучше, [49] чем первое". Он приказал мне передать эту записку ал-Фадлу ибн Сахлу ⁷³, и я отправился с ней к нему. Когда тот прочел ее, то спросил: "Почему эмир верующих подарил тебе 50 тысяч дирхемов?" Я рассказал ему [все]. Он воскликнул: "Удивительно! Ты заставил эмира верующих говорить, отступая от грамматических правил?" ⁷⁴. Я возразил: "Нет, но я показал ему, что Хушайм говорил неверно". Ал-Фадл приказал [дать] мне от себя [еще] 30 тысяч дирхемов, и я вернулся домой с 80 тысячами”.

Одним из лучших правил и [проявлением] мягкости характера ал-Хасана ибн Сахла ⁷⁵ [являлось то, что] когда кто-нибудь из его катибов представлял ему рукопись письма, уже составленного, а он хотел изменить в нем какие-нибудь слова, то говорил ему: “Клянусь Аллахом, ты хорошо знаешь, понимаешь и разбираешься [в содержании] того, что написал. Но как ты думаешь, если это слово заменить тем-то? А это выражение тем-то?” Катиб отвечает: “Пусть эмир сделает так”. Тогда он говорит: “Вот ты сам и исправь это своим почерком”.

Если господа поступают так по отношению к подданным, то что ты скажешь о том, как следует вести себя подданным по отношению к господам!

Не в правилах, чтобы кто-нибудь в присутствии халифа называл кого-то по кунье, кроме тех, /58/ кому он оказал честь, присвоив кунью и дав право на это звание. Нельзя [также] произносить имя халифа [в его присутствии], если чье-то имя совпадает с его именем. Рассказывали, что Сулайман ибн 'Абд ал-Малик ⁷⁶ сидел как-то, принимая посетителей. Явился юноша из племени 'абс, [человек] дородный, красивый, чей вид радует глаз. Спросил Сулайман: “Как зовут тебя?” Он ответил: “Сулайман ибн 'Абд ал-Малик”. Халиф отвернулся от него, когда [услышал, что] их имена совпадают. Тогда юноша сказал ему:

“Пусть не страдает тот, чье имя совпадает с твоим, только прикажи. Я меч в твоей руке. Ударь им (мною), и он (я) разрубит. Если ты прикажешь мне, я повинуюсь. Я стрела в твоем колчане, выстрели ею, и она (я) попадет прямо в цель”. Спросил его Сулайман: “Что бы ты сказал, если бы повстречал врага?” Тот ответил: “Я бы сказал: ,,Довольно мне Аллаха! Нет божества, кроме Него; на Него [я положился]" (Коран IX, 130)”. Сказал халиф:

“Разве ты удовлетворился бы этим, если бы повстречал врага?” Юноша возразил: “Ведь ты спросил меня о том, что бы я сказал, и я ответил тебе. Если бы ты спросил о том, что бы я сделал, то я бы ответил [так]: если бы это произошло, я дрался бы мечом, пока бы он не согнулся, я колол бы копьем, пока бы оно не сломалось. Я знаю, что, хотя мне и больно, им [50] (врагам) больно [тоже]. Я надеюсь [получить] от Аллаха то, на что они не надеются”. Спросил его Сулайман: “Ты читал Коран?” Тот ответил “Да, я читал его, когда, был маленьким, но очень стремился постичь, когда стал взрослым. Я следовал его заповедям и учился на нем опыту”. Спросил халиф: “Нуждаешься ли ты в деньгах или живешь в достатке?” Он сказал: “Я живу с родителями и не испытываю нужды благодаря им”. Спросил Сулайман: “Ты почтителен к ним?” Юноша ответил: /59/“Я с ними смиренен и кроток и молю Аллаха о том, чтобы он дал им здоровье и чтобы он встретил их в день Страшного суда приветом и удачей”.

Если нужда заставит употребить какое-нибудь [слово], совпадающее [по звучанию] с именем одной из женщин повелителя ⁷⁷, или [произнести] что-то неприличное, дурное, нужно прибегнуть к иносказанию. В этом нужно избегать [всего] того чего не выносит сердце и слух, как [это] сделал 'Абд ал-Малик ибн Салих ⁷⁸, подаривший ар-Рашиду розы. Он написал “Я послал господину эмиру верующих розы из его сада около его дома, в котором я живу, положив их на поднос из кудбан ⁷⁹”. Когда это прочли ар-Рашиду, один из присутствующих воскликнул: “Какое некрасивое слово кудбан” Ар-Рашид возразил: “Он сказал так, чтобы [не произносить слова] хайзуран ⁸⁰, которое [звучит], как имя моей матери ⁸¹. Он украсил [свое письмо] иносказанием и этим выказал свою воспитанность” ⁸². Это вызвало восхищение, после того как вызывало отвращение, [это] нашли прекрасным, тогда как [сначала] считали дурным. Так же сказал ал-Фадл ибн ар-Раби' ⁸³, когда ар-Рашид, да благословит его Аллах, спросил о дереве хилаф ⁸⁴:

“Что это такое?” Он ответил: “Вифак ⁸⁵, /60/ эмир верующих!” Так же поступил ал-'Аббас ибн 'Абд ал-Мутталиб ⁸⁶, когда его спросили: “Ты или посланник Аллаха акбар ⁸⁷?” Он ответил:

“Посланник Аллаха — акбар, а я асанн ⁸⁸”. Да благословит Аллах их обоих! И то же сделал Са'ид ибн Мурра ⁸⁹. Он пришел к Му'авии ⁹⁰, и тот спросил его: “Ты — са'ид ⁹¹?” Он возразил: “Я — Ибн Мурра, а са'ид — эмир верующих”. Противоположное этому поведал ал-Хасан ибн Мухаммад ас-Силхи ⁹²:

“Когда ар-Ради би-ллах, да благословит его Аллах, отстранил 'Абдаррахмана ибн 'Ису от должности вазира ⁹³, он вверг его и его брата 'Али ибн 'Ису в беду. Он конфисковал у 'Али свыше миллиона дирхемов, а у 'Абдаррахмана больше 3 тысяч динаров ⁹⁴. Это было удивительно. 'Али был взят под стражу в резиденции. Он опасался, что в душе ар-Ради би-ллах [созрело намерение] убить его. Он написал мне, а я был катибом при Мухаммаде ибн Ра'ике ⁹⁵, и просил, чтобы я сам переговорил с халифом о его переводе во дворец вазира, пока не решится его судьба. Пришел я к ар-Ради и сказал /61/ ему: "О эмир [51] верующих! 'Али ибн 'Иса — твой слуга и слуга твоих предков, которого ты знал как одного из искуснейших деятелей государства, который сделал то-то и то-то". Халиф молвил: "Это так, но я обвиняю его во [многих] грехах", и он стал перечислять пороки 'Абдаррахмана: Я возразил: "О господин наш, как можно [упрекать его] в том, в чем повинен его брат?!" Он сказал: "Помилуй бог! Разве 'Абдаррахман строил козни без его ведома? Разве ['Али] не толкал его [на преступления] или не удерживал [от исполнения] его долга и моего приказа? Ведь 'Абдаррахман действовал только с его одобрения!" Я принялся оправдывать ['Али] и приводить доказательства, которые [могли бы] извинить его грехи. Тогда халиф сказал: "Хватит. Каждый раз, как ['Али] обращался [ко мне], он говорил:

"Вак" ("Эй ты"). Разве может такое понравиться халифам?" Я воскликнул: ,,О эмир верующих, это естественное состояние для него! Это его привычка, и [это] укоренилось в нем. Его осуждали за это [еще] во времена его службы ал-Муктадиру би-ллах. Он не мог расстаться с этой привычкой и [все время] возвращался к ней". Халиф заметил: "Допустим, что это его нрав. Но неужели он не мог изменить его, [обладая] теми достоинствами и умом, которые ты так расписывал? Разве в моем присутствии он не мог сдержать себя именно в этом, ведь мы мало встречались и он редко обращался ко мне. Нет, он делал это только от небрежности и беззаботности". Я поцеловал перед ним землю несколько раз и сказал: "Аллах, Аллах! Раз повелитель наш считает так и представляет себе [это таким образом], значит, этому человеку [грозит] несчастье. Помилование испрашивается у эмира верующих!" Я не переставал [упрашивать] до тех пор, пока он не приказал перевести 'Али ибн 'Ису в дом вазира. Его перевели, и он удостоверил своей подписью [документ о конфискации], и его отпустили домой”.

/62/ По поводу этого [правила поведения] Абу-н-Наджм ар-Раджиз ⁹⁶ прочел Хишаму ибн 'Абд ал-Малику ⁹⁷ свою касыду ⁹⁸, которая начинается [словами]:

Слава Аллаху, щедрому, дающему.
Он одаривает и не скупится,

а оканчивается словами: “Солнце стало подобным косоглазому”. Хишам подумал, что он обругал его, и приказал отрубить ему голову ⁹⁹.

А на такие обращенные к нему (Хишаму) ¹⁰⁰ слова Зу-р-Руммы ¹⁰¹, который произнес:

Почему льется вода из глаз твоих,
как будто она течет из [дырявого] бурдюка? —

[Хишам] сказал: “Не из моих, а из твоих [глаз сейчас польются слезы]” ¹⁰². [52]

Ал-Мутанабби ¹⁰³ составил касыду на ха, в которой прославляет 'Адуд ад-Даулу, /63/ и прочел ему слова ¹⁰⁴:

Я заменяю “ах” на “ох” (т. е. мне плохо)
из-за той, которая стала далекой для меня, а память о ней свежа,

а тот сказал ему: “Пусть тебе будет плохо и больно”. Ал-Мутанабби сказал в своей прощальной касыде на каф:

Мои дороги, будьте такими, какими вы будете:
[Мне все равно] — страданием ли, спасением или гибелью.

Сказал 'Адуд ад-Даула: “Наверное, ему будет плохо в пути”. И действительно, [ал-Мутанабби] умер по дороге.

Говорят, что к ад-Да'и ал-'Алави ¹⁰⁵ пришел один поэт ¹⁰⁶ в день Михраджана ¹⁰⁷ и продекламировал ему [такие стихи]:

Не говори “радость”, а [скажи] “две радости”:
локон ад-Да'и и день Михраджан.

/64/ Тот [велел] повалить его и всыпать ему 50 палок, сказав: “Исправить его поведение я мог, [только] "наградив" его [таким образом]” ¹⁰⁸.

Исма'ил ибн 'Аббад ¹⁰⁹ прочел 'Адуд ад-Дауле на аудиенции, данной ему в Хамадане, касыду на ба, названную лакинийа, в начале которой такие слова:

Я пою славу, но (лакин) Его милости я пою славу.
Я отношу свое происхождение, но (лакин) отношу его к Похвальным качествам.
Я тянусь всей душой, но (лакин) [только] к Его величеству.
Я испытываю жажду, но (лакин) пью из [источника] этого Высшего предела.

Он говорил в этой касыде, вспоминая об Абу Таглибе ибн Хамдане ¹¹⁰:

Ты сомкнул крылья над таглибитами,
и таглибиты навсегда побеждены (туглаб).

'Адуд ад-Дауле показалось дурным предзнаменованием, что ему в лицо сказали туглаб, и он сказал: “Хватит, ради бога!”

Хотя эти дела малы и незначительны, они оставляют след в сердцах и дают почувствовать огорчение или радость. Путь благоразумия — в том, чтобы быть настороже к таким делам и уберечься от них. Как прекрасны слова Ибн Руми ¹¹¹, которому Ибрахим аз-Зуджжадж ¹¹² сказал: “Я вижу, у тебя много хороших и дурных предзнаменований. Как ты разбираешься в этом?” А он ответил: “Хорошее предзнаменование — язык времени, дурное — символ превратностей судьбы”.

Остерегайся, чтобы твоя дружба с правителем и откровенность не привели тебя к панибратству или фамильярности по [53] отношению к нему. Расположи его [к себе] почтительностью и предупредительностью в обращении, прибавь к этому лести, благоговения вместе с заверением в непреложности [для тебя] запретного /65/ и в вечной преданности. Скромными должны быть и твои похвальбы и притязания на исполнение твоих надежд. Поистине, слишком явная фамильярность — повод к ненависти. Рассказывали, что ал-Ма'мун, да благословит его Аллах, предложил ал-Му'алла ибн Аййубу стать правителем одной области, а тот просил избавить его от этого, заметив: “Вероломному легче [справиться] с делом, [которое возлагается] на меня, чем преданному, потому что он (преданный) не фамильярничает и не пронырлив”. Сказал ал-Мансур, да будет милосерден к нему Аллах, об Абу Муслиме, что он был фамильярен до надоедливости, пронырлив до невероятности. Он сказал в своей хутбе о нем: “Обязанность быть справедливым по отношению к нему не помешала нам утвердиться в правоте [своих действий] против него”.

Рассказал 'Убайдаллах ибн 'Абдаллах ибн Тахир ¹¹³: “Я был на аудиенции у 'Убайдаллаха ибн Сулаймана. Он бросил мне записку, спросив: "Что ты думаешь об этом заявлении и об этой безобразной выходке?" Я прочел ее и понял, что это записка Хамда ибн Мухаммада ¹¹⁴, катиба. В ней значилось:

Между нами святые [узы] и тесный союз.
Каждый из нас имеет права друг перед другом.
Но пользуйся удобным моментом.
Ни один из нас не знает, когда не сможет [больше] терпеть.

Я сказал: "Вазир, да поможет ему Аллах, — предел чаяний, достойный благодеяния и милости". Он возразил: "Кроме [случаев] фамильярности, иногда переходящей границы, которая изменяет /66/ доброе настроение". Я сказал: "Фамильярность друзей не должна вызывать гнев и не может служить убедительной причиной [для него]. Свойство достойнейших — благодеяние слугам тех, кто вселяет надежду"”.

Когда вазир хотел что-либо написать в присутствии халифа по его приказу, то обычно в туфле ¹¹⁵ вазира или катиба имелась изящная чернильница с цепочкой, свиток, матйана ¹¹⁶, в которой асахи ¹¹⁷ и глина. Собираясь что-либо написать, он вешал чернильницу на левую руку, а свиток держал в правой. Когда он заканчивал, то вносил исправления в письмо, сворачивал свиток, накладывал глину и запечатывал ею, затем отправлял.

Рассказывали, что ал-Васик би-ллах ¹¹⁸, да будет милосерден к нему Аллах, поклялся сам себе, что непременно убьет Мухаммада ибн 'Абд ал-Малика аз-Заййата ¹¹⁹, когда позволят обстоятельства, а все /67/ из-за безобразного с ним обращения Мухаммада ибн 'Абд ал-Малика. История эта известна. Когда [54] [ал-Васик] занял престол и пожелал написать [послание о кончине ал-Му'тасима], он приказал катибам, исключая Мухаммада ибн 'Абд ал-Малика, чтобы [каждый из них] подготовил ему черновик. Все они написали о том, с чем халиф не был в душе согласен. Вошел Мухаммад 'Абд ал-Малик, а халиф твердо решил избавиться от него и замыслил злое [дело] против него. Халиф сказал: “Напиши, Мухаммад, бумагу об этом деле”. Тот вынул чернильницу и свиток из туфли и написал то что требовалось, представив свиток халифу, как он (халиф) того желал, и оказалось, что это соответствует его замыслу. Ал-Васик сказал ему: “Ты необходим власти с этой поры [вот так], — и приставил указательный палец к мочке уха, а затем сказал [все], что о нем думал: — Оставить тебя и сохранить лучше, чем исполнить мое [прежнее] желание. Я ведь было поклялся. Найди выход, чтобы мне не исполнять эту клятву, и раздай из моих денег то, что может искупить нарушение клятвы”. Затем он назначил его вазиром. Такой порядок существовал до тех пор, пока его не изменили в правление ал-Муктадира би-ллах, да будет милосерден к нему Аллах. Именно ал-Муктадир приказал 'Али ибн 'Исе написать при нем письмо о прекращении сбора /68/ дополнительного налога с жителей Фарса ¹²⁰. Тот вынул из своей туфли изящную чернильницу, которую мы уже описывали, и повесил ее на левую руку, а свиток взял в правую. Увидел это ал-Муктадир би-ллах, которому было это зрелище в тягость, и приказал подать свою чернильницу и чтобы несколько слуг стояли и держали ее, пока он ('Али) не кончит писать. 'Али ибн 'Иса был первым вазиром, которого уважили этим. Потом это стало правилом ¹²¹ и для других вазиров.

Не принято просить пить при дворе халифа и не разрешается поить. Это касается простых людей. Что касается знати, то может быть позволено им это, чтобы оказать им почет, но лучше, чтобы [этого] не было.

Рассказал мне Ибрахим ибн Хилал, мой дед: “Ал-Мухаллаби прибыл во дворец ал-Мути' ли-ллах, да будет милосерден к нему Аллах, по одному случайному делу. Прежде чем ему подали знак войти, он не успел напиться. Он вошел к халифу, а затем вышел и спустился к своей лодке. Его догнал слуга вместе с красивым гулямом-тюрком в нарядной одежде, [державшим] в одной руке золотой поднос-шараби, на котором [стоял] хрустальный кувшин, покрытый дабикийским платком ¹²², а в другой — платок, [чтобы вытереть губы]. Ал-Мухаллаби попил. Когда он опустил кувшин и передал его гуляму, слуга сказал /69/ мальчику: "Иди с вазиром". Ал-Мухаллаби спросил: "Отчего так?" Слуга ответил: ,,О мой господин, нет такого обычая, чтобы из дворца халифа можно было вынести [55] какую-нибудь вещь и вернуть обратно. Мне было предписано [сделать] так, как я сделал, и нет никакой силы, что [могла бы заставить] меня поступить иначе. Гулям теперь [будет] при тебе, и то, что с ним, — тоже твое". И ал-Мухаллаби ушел вместе со всем этим”.

Как походит это деяние на поступки предков, [которые вели происхождение] от этого благородного древа, [говорит хотя бы история], рассказанная человеком, прозванным Абу 'Убайдой Ма'маром ибн ал-Мусанной ¹²³: “Дирар ибн ал-Азвар ¹²⁴ во времена джахилийи отправился в хаджж. Он увидел у одного из купцов товар, который ему понравился. Дирар стал торговаться, и купец запросил 30 верблюдов. Он сказал Дирару:

."Найди мне поручителя". Тогда Дирар вошел в мекканский храм и увидел ал-'Аббаса ибн 'Абд ал-Мутталиба, да будет милосерден к нему Аллах, который был красив. Дирар спросил:

"Кто это?" Ему ответили: "Сын Шайбы ал-Хамда ал-'Аббаса ибн 'Абд ал-Мутталиба". Он подошел к нему и сказал: "Сын 'Шайбы ал-Хамда, я — Дирар ибн ал-Азвар" — и рассказал ему о своем уговоре с купцом. Тот сказал: ,,Приведи его ко мне". /70/ Дирар привел, и ал-'Аббас ибн 'Абд ал-Мутталиб поручился, что отдаст, [если Дирар не заплатит], молодых верблюдов. Дирар взял товар и ушел. Потом он привел верблюдов и нашел торговца, который уже взял у ал-'Аббаса верблюдов. Дирар пошел к ал-'Аббасу и сообщил ему, что привел своих верблюдов, чтобы тот взял их взамен отданных. Ал-'Аббас возразил: ,,У нас [принято]: если мы тратим сколько-нибудь яз нашего имущества, то не берем этого [назад]. Это — твои верблюды, и делай [с ними], что хочешь".

Дирар вернулся с ними, сказав [такой стих]:

Верблюдицы темно-бурые, чистокровные, быстрые,
здоровые вернулись домой с верблюдами.
Вернул их человек, который славен своими делами и сам по себе.
Он прочно [стоит на земле] и всегда благополучен.
Когда судьба кого-нибудь подвергала невзгодам,
'Аббас брал на себя защиту его.
Он — корейшитский рыцарь и самый почитаемый среди корейшитов.
Его оружие острое, даже когда у других людей оно тупое”.

Комментарии

1 Кунья — уважительное обращение, в состав которого входят обязательно слова абу (отец) или ибн (сын), например: Абу Мухаммад; образованное по тому же принципу прозвище, отражающее телесный недостаток, черту характера и т. д.

2 Твердо установленного правила на этот счет не существовало. См.: ас-Саби. Русум, с. 31, примеч. 2.

3 Хашимиты — члены рода хашим, из которого происходил Мухаммад.

4 Факих — “законовед”.

5 Об отрицательном отношении к обычаю целовать руку властелина говорит ал-'Утби: “Один человек вошел к Хишаму ибн 'Абд ал-Малику и поцеловал ему руку. Халиф воскликнул: „Фу ты! Воистину, ни один араб [не позволит себе] целовать руки, разве что трус, и перс не станет целовать рук, кроме как покоренный"”. См.: ас-Саби. Русум, с. 31, примеч. 3.

6 Ибрахим ибн ал-Махди — сын халифа ал-Махди, брат Харуна ар-Рашида и дядя ал-Ма'муна. Поэт, литератор, музыкант. Ум. в рамадане 224/июле 839 г. В 201/817 г., когда халифом был провозглашен ал-Ма'мун, находившийся в то время в Мерве, в Багдаде проарабски настроенной партией был объявлен халифом Ибрахим (его почетный титул ал-Мубаррак). В 203/819 г. Ибрахим был смещен и политической деятельностью больше не занимался. См.: EI, Bd 2, с. 463—464.

7 Галийа — благовоние.

8 'Али ибн ал-Ма'мун — сын халифа ал-Ма'муна, племянник халифа ал-Му'тасима.

9 Васиф ат-Турки — крупный тюркский военачальник из рабов халифа ал-Му'тасима. Исполнял обязанности хаджиба при халифах ал-Му'тасиме, ал-Васике, ал-Мутаваккиле и ал-Мунтасире. Уб. в Самарре в 253/867 г.

10 Джубба — “фуфайка”.

11 См.: ас-Саби. Русум, с. 33, примеч. 5.

12 Ал-Мухаллаби (291—352/903—963) — вазир буидского султана Му'изз ад-Даулы. См. о нем: EI, Bd 3, с. 692.

13 Pa'uc (мн. ч. py'aca') — здесь: “высокопоставленные чиновники”.

14 Джабра'ил ибн Бухтишу — придворный врач Харуна ар-Рашида, ал-Амина и ал-Ма'муна. Написал несколько медицинских книг. Ум. в 213/828 г.

15 Кайсара (чаще употребляется в форме кайсарийа) — склад товаров и гостиница для купцов, в которой также заключались сделки; то же, что караван-сарай. См. также: EI, Bd 2, с. 706—707.

16 Матерью халифа ал-Ма'муна была персидская рабыня по имени Мараджил.

17 Вид финиковых пальм; название происходит от канала Нахр Ма'кил в г. Басра. См.: Му'джам ал-булдан, т. 4, с. 845.

18 1 даник = 1/6 дирхема.

19 Абу Ганим Хумайд ибн 'Абд ал-Хамид ат-Туси — один из главных ка'идов в правление ал-Ма'муна. Ум. в Багдаде в 210/825 г.

20 Муфлих — негр, евнух, доверенное лицо халифа ал-Муктадира, заведовавший личной перепиской халифа. Ум. в 356/966 г. История, рассказанная им, приводится в Тухфат ал-умара' ас-Саби, с. 65, с незначительными разночтениями.

21 Абу-л-Касим Сулайман ибн ал-Хасан ибн Махлад ибн ал-Джаррах — вазир при трех халифах: ал-Муктадире, ар-Ради и ал-Муттаки. Ум. в. 332/943-44 г. (примеч. Аввада).

22 См. примеч. 27 к гл. 1.

23 См.: Диван ал-Хутай'и. Ал-Кахира, 1958, с. 140 (примеч. Аввада).

24 Фарадж ибн Зииад ар-Руххаджи — высокопоставленный чиновник в правление ал-Ма'муна и ал-Мутаваккила (примеч. Аввада).

25 Об этом см.: ал-Вузара' ва-л-куттаб, с. 271—272.

26 Это произошло в 198/813 г.

27 Дийа'ал-'амма — земли, принадлежащие знати; дина' ал-хасса — государственные земли, собственность халифа.

28 Шашийа — небольшая круглая шапочка, которую надевали под чалму или другой головной убор. Название происходит от Шаша — города в Мавераннахре, где изготовлялись такие шапочки.

29 Калансува — высокий колпак, формой напоминающий сахарную голову. Во времена дских халифов такой головной убор носила знать. См.: Dozy. Supplement.

30 'Улама' (ед. ч. 'алим) — носители традиционного мусульманского знания ('илм).

31 Садака — добровольное пожертвование беднякам, одно из основных моральных требований ислама. Считается, что садака снимает грех с души мусульманина и сберегает ее от мучении в аду.

32 Абу-л-Фадл 'Амр ибн Мас'ада ибн Са'ид ибн Саул — вазир, ум. в 217 или 215 г. х. (примеч. Аввада).

33 Это, видимо, Мухаммад ибн Йахйа ибн Халид ал-Бармаки, который был наместником Армении при Харуне ар-Рашиде (примеч. Аввада).

34 Стих из касыды омейядского поэта Джарира, в которой он поносит поэта Фараздака за то, что тот соблазнил и бросил женщину, оказавшую ему приют и гостеприимство. См.: Веvan, vol. 1, с. 251.

36 См.: ас - Саби. Русум, с. 46, примеч. 1.

38 'Абд ал-Малик ибн Салих ибн 'Али — двоюродный брат первых дских халифов ас-Саффаха и ал-Мансура, ум. в 196/811-12 г. Полководец, наместник Медины при халифе Харуне ар-Рашиде. С 187/803 г. до смерти Харуна был в заточении. При халифе ал-Амине занимал пост наместника Сирии и Месопотамии. В междоусобной войне между ал-Амином и ал-Ма'муном был на стороне первого. Ал-Ма'мун, став халифом, приказал сровнять могилу 'Абд ал-Малика с землей.

37 То же в 'Уйун ал-ахбар, т. 1, с. 21.

38 Ал-'Аббас ибн ал-Хасан ибн Ахмад ибн ал-Касим ибн 'Абдаллах ибн Аййуб ал-Джарджарайи Абу Ахмад, род. в 250/864 г., уб. в 296/908 г. Был назначен вазиром при халифе ал-Муктафи. Как государственный деятель был зауряден, однако оказывал на ал-Муктафи значительное влияние. Считается, что под этим влиянием халиф назначил своим преемником такую ничтожную личность, как ал-Муктадир. Ал-'Аббас ибн ал-Хасан был ярым противником возведения на престол Ибн ал-Му'тазза, поэтому группировка, поддерживавшая Ибн ал-Му'тазза, решила убрать его с дороги и убить. См.: EI,.Bd 1, с.. 11—12.

39 Закравайх ибн Махравайх ал-Кармати — предводитель карматов в правление ал-Муктафи. Уб. в 294/907 г.

40 В Тухфат ал-умара' ас-Саби, с. 70: “Сказал ал-'Аббас: „Может быть, Аллах к возвращению паломников избавит нас от него"”.

41 В начале раби' I 294 г. х. при столкновении с халифскими войсками Закравайхи был убит. См. подробнее: Силат та'рих ат-Табари, с. 14—17.

42 То же в Тухфат ал-умара' ас-Саби, с. 70.

43 Абу-л-Касим 'Убайдаллах ибн Сулайман ибн Вахб ибн Са'ид — вазир в правление халифа ал-Му'тадида. Ум. в 288/900-01 г.

44 Mac'уди связывает эту историю с именем халифа ал-Амина (см.: Мурудж аз-захаб, т. 6, с. 432—433 [примеч. Аввада]). В той же редакции, что и у ас-Саби, этот рассказ приведен Ибн ал-Джаузи (см.: Мунтазам, т. 5, с. 129).

45 Абу Са'ид Синан ибн Сабит ибн Курра ал-Харрани — прадед автора по материнской линии. Ум. в 331/942-43 г. В тексте назван дедом.

46 Абу-с-Сакр Исма'ил ибн Булбул — вазир при ал-Муваффаке, брате и соправителе халифа ал-Му'тамида. Принимал активное участие в дворцовых интригах против наследника престола ал-Му'тадида. После смерти ал-Муваффака был отстранен от должности и умер в тюрьме в 278/891 г. См.: El, Bd 2, с. 583.

47 Некоторые историки приписывают это высказывание ал-Мансуру, другие — ал-Ма'муну, третьи не связывают его с каким-либо историческим лицом. См. подробнее: ас-Саби. Русум, с. 50, примеч. 1.

48 Абу-л-'Аббас Ахмад ибн Марван ибн ат-Таййиб ас-Сархаси, известный под именем Ибн ал-Фара'ики, — наставник и ближайший друг халифа ал-Му'тадида. Убит халифом за разглашение тайны в 286/899 г. См.: Фада'ил, с. 8, примеч. 1.

49 Ал-Касим ибн 'Убайдаллах ибн Сулайман ибн Вахб — вазир халифов ал-Му'тадида и ал-Муктафи. Ум. в 291/903-04 г.

50 Цитата из стихов доисламского поэта Имру'-л-Кайса. См.: 'Уйун ал-ахбар т. 2, с. 23, в гл. “Сравнение людей по их качествам и порицание их” (примеч. Аввада).

51 'Иса ибн Ибрахим ибн Нух — секретарь матери халифа ал-Му'тазза, затем хранитель халифской печати. Уб. в 255/868-69 г.

52 То же в Тухфат ал-умара', с. 71.

53 В рукописи искажение имени. Его почетное имя ал-Му'тамид 'ала-ллах. Годы правления 256—279/870—892.

54 См. примеч. 46 к гл. 2.

55 Город недалеко от развалин Вавилона.

56 Абу Мухаммад ал-Хасан ибн Махлад ибн ал-Джаррах. Род. в 209/824-25 г., ум. в 269/882-83 г. В 877 г. был назначен вазиром халифа ал-Му'тамида и одновременно исполнял обязанности секретаря ал-Муваффака. См.: EI, Bd 2, с. 426.

57 Ан-Надр ибн Шумайл — грамматист, языковед, литератор, представитель басрийской грамматической школы, ученик знаменитого грамматиста ал-Халила ибн Ахмада. Известен тем, что провел среди бедуинов 40 лет, изучая чистый арабский язык. Ум. в 204/819-20 г. Далее в тексте идет известный рассказ, приводимый многими средневековыми источниками.

58 Ныне г. Байрам-Али.

59 Хушайм ибн Башир — знаменитый знаток хадисов. Ум. в 183/799-800.

60 Муджалид ибн Ca'ид ибн 'Умайр ал-Хамдани ал-Куфи — передатчик хадисов. Ум. в 144/761-62 г.

61 'Амир ибн Шурахил аш-Ша'би ал-Хамдани ал-Куфи — законовед и знаток Корана. Ум. в 104/722-23 г.

62 'Абдаллах ибн 'Аббас ибн 'Абд ал-Мутталиб ибн Хашим ал-Хашими ал-Кураши — знаток Корана. Ум. в 68/687-88 г.

63 Слова, близкие по звучанию, но разные по смыслу: садад — “цель”, “путь к вере”; сидад — “достаточность”.

64 'Ауф ибн Абу Джумайла ал-'Абади Абу Сахл ал-Худжри ал-Басри, известный по нисбе ал-'Араби, — знаток хадисов. Ум. в 146/763-64 г.

65 Ал-Хасан ал-Басри — глава басрийской грамматической школы. Ум. в 110/728-29 г.

66 В некоторых источниках, которые приводят этот хадис, цепь передатчиков завершается 'Али ибн Абу Талибом.

67 Ас-Саби передает историю сокращенно. В других источниках: “Сказал ал-Ма'мун: „Знают ли это арабы?" Я ответил: „Да, [поэт] ал-'Арджи, из сыновей "Усмана. ибн 'Аффана, сказал:

Они погубили меня — какого молодца они погубили в порыве злобы, бездумно".

Ал-Ма'мун долго молчал, затем молвил: „Да обезобразит Аллах того, кто не знал этого!"”. И дальше так, как у ас-Саби.

68 Хамза ибн Бид — известный поэт омейядской эпохи. Ум. в 116/734-35 г.

69 По-видимому, не об ал-Хакаме ибн Марване, а об ал-Хакаме ибн Абул-'Асе, двоюродном брате Абу Суфйана, который был родоначальником суфйанидской ветви омейядских халифов (Му'авийа I, Йазид I, Му'авийа II). От ал-Хакама ибн Абу-л-'Аса происходит другая ветвь халифов — мерванидская (Марван I и его преемники).

70 Ибн Абу 'Аруба ал-Мадани — так в рукописи. По Йакуту, имя поэта — Абу 'Урва ал-Мудуни (см.: Иршад, т. 7, с. 220).

71 Текст, выделенный курсивом, в других источниках отсутствует (примеч. Аввада).

72 Написанное посыпали песком (тураб, тин), чтобы скорее высыхали чернила.

73 Ал-Фадл ибн Сахл — вазир халифа ал-Ма'муна, сосредоточивший в своих руках светскую и военную власть. Уб. в 202/818 или в 203/819 г.

74 Такая же история связывается с именами аш-Шу'уби и ал-Хаджжаджа. См.: ал-'Икд ал-фарид, т. 2, с. 125.

75 Ал-Хасан ибн Сахл — вазир ал-Ма'муна, занявший эту должность после убийства его брата, вазира ал-Фадла ибн Сахла (см. примеч. 73 к гл. 2). Поклонник поэзии и наук. Ум. в 235/850 или в 236/851 г. См. о нем: El, Bd 2, с. 294.

76 Сулайман ибн 'Абд ал-Малик — омейядский халиф (96—99/715—717).

77 Любопытный рассказ об этом см.: Нишвар ал-мухадара, с. 97—98; ал-Агани, т. 5, с. 174.

78 См. примеч. 36 к гл. 2.

79 Кадиб (мн. ч. кудбан) — “прут”. Присутствующие сочли это слово неприличным, потому что оно означает также “мужской половой орган”.

80 Хайзуран — индийский тростник, бамбук.

81 Хайзуран — жена халифа ал-Махди, мать ал-Хади и ар-Рашида. Ум. в Багдаде в 183/799-800 г.

82 Популярный исторический анекдот о хайзуране встречается во многих источниках.

83 Абу-л-'Аббас ал-Фадл ибн ар-Раби' ибн Йунус — хаджиб халифов ал-Мансура, ал-Махди, ал-Хади, ар-Рашида. После уничтожения Бармекидов стал вазиром. Ум. в 208/823-24 г.

84 Хилаф — “раздор, разногласие”; дерево хилаф из породы ивовых.

85 Вифак — “согласие”. Для благозвучия употреблен антоним к слову хилаф (см. примеч. 84 к гл. 2).

86 Абу-л-Фадл ал-'Аббас ибн 'Абд ал-Мутталиб — дядя пророка Мухаммада. Этот исторический анекдот встречается во многих источниках. См.: ас-Саби. Русун, с. 60, примеч. 2.

87 Акбар — сравнительная и превосходная степени прилагательного кабир: 1) “старше”, “важнее”; 2) “величайший” (эпитет Аллаха). Сочетание “посланник Аллаха” и послужило основой для применения этого слова по отношению к Мухаммаду.

88 Асанн — сравнительная степень прилагательного, имеет только одно значение: “старше”.

89 Известный исторический анекдот, связанный с этим именем, встречается во многих источниках. См., например: ал-Махасин ва-л-масави', с. 490.

90 Омейядский халиф My'авийа I ибн Абу Суфйан (41—60/661—680).

91 Са'ид — “счастливый”, “удачливый”; имя собственное.

92 Ал-Хасан ибн Мухаммад ас-Силхи — один из секретарей при вазире 'Ибн ал-Фурате (примеч. Аввада).

93 То же в Тухфат ал-умара', с. 333—334.

94 Для этого времени соотношение динара и дирхема было примерно 1 : 14. Таким образом, у 'Али ибн ' Исы было конфисковано свыше 70 тыс. динаров. Существуют расхождения в оценке размеров конфискованного у 'Али и 'Абдаррахмана: свыше 100 тыс. динаров у 'Али и 70 тыс.— у 'Абдаррахмана (Ибн ал-Асир, т. 8, с. 235); Ибн Мискавайх относительно 'Али называет сумму в 70 тыс. динаров (Таджариб ал-умам, т. 1, с. 338), а в Такмила та'рих ат-Табари (с. 95) дана цифра 90 тыс. динаров. Ибн Тагри-берди говорит о 70 тыс. динаров для каждого (ан-Нуджум аз-захира, т. 3, с. 257).

95 Абу Бакр Мухаммад ибн Ра'ик — тюркский военачальник, выдающийся полководец в правление ар-Ради и ал-Муттаки, наместник Вавилонии. Уб. в 330/942 г. в Мосуле хамданидом Насир ад-Даулой.

96 Абу-н-Наджм ал-Муфаддал (ал-Фадл) ибн Кудама ар-Раджиз — один из выдающихся мусульманских поэтов, писавших размером раджаз. См. о нем: ал-Агани, т. 9, с. 73—78.

97 Хишам ибн 'Абд ал-Малик — омейядский халиф (105—125/724—743).

98 Это не касыда, а урджуза, стихотворение, написанное размером радзказ (примеч. Аввада).

99 Подробности этой истории см.: ал-Агани, т. 10, с. 155—156.

100 На самом деле эти слова были обращены к халифу 'Абд ал-Малику ибн Марвану (примеч. Аввада).

101 Абу-л-Харис Гайлан ибн 'Укба ал-'Адави — последний представитель классического традиционного направления в поэзии, закончившегося с падением династии Омейядов. Ум. ок. 117/735 г. См.: И. Ю. Крачковский. Избранные сочинения. Т. 2. М.—Л., 1956, с. 209—220, 230—237.

102 См.: ал-Агани, т. l 6, с. 113.

103 Абу-т-Таййиб Ахмад ибн ал-Хусайн ал-Джу'фи ал-Мутанабби ал-Кинди — выдающийся арабский поэт эпохи Аббасидов. Род. в 303/915 г., уб. в 354/965 г.

104 Это происходило в Ширазе в 354/965 г. (примеч. Аввада).

105 Проповедник ал-Хасан ибн Касим ал-'Алави — последний из Алидов в Табаристане. Уб. в 316/928 г. (примеч. Аввада).

106 По ас-Са'алиби, его звали Ибн Макатил. См.: Татимат ал-йатима, т. 1, с. 124.

107 Праздник начала осени по персидскому календарю.

108 Ад-Да'и не понравились слова: “не говори „радость"”. См.: ас-Саби. Русум, с. 64, примеч. 1.

109 Абу-л-Касим Исма'ил ибн 'Аббад ас-Сахиб — вазир Му'аййид ад-Даулы и Фахр ад-Даулы, буидских правителей в Хамадане и Исфахане. Ум. и 385/995 г. См.: EI, Bd 2, с. 374.

110 Абу Таглиб ибн Хамдан — это 'Уддат ад-Даула Абу Таглиб Фадлал'лах ибн Насир ад-Даула ал-Гаданфар, хамданидский правитель Мосула (358-369/968—979). В 367/978 г. потерпел поражение от 'Адуд ад-Даулы и бежал к Фатимидам в надежде получить помощь. Потому-то 'Адуд ад-Дауле и не понравились стихи, посвященные его противнику.

111 'Али ибн ал-'Аббас ибн Джурайдж ибн Руми — арабский поэт. Род. в 221/836 г., ум. в 283/896 г. См.: El, Bd 2 с. 436.

112 Ибрахим аз-Зуджжадж — известный средневековый арабский ученый, языковед. Ум. в 311/923-24 г. (примеч. Аввада).

113 См. примеч. 60 к гл. 1.

114 Абу 'Абдаллах Хамд ибн Мухаммад ал-Кунна'и — катиб, племянник вазира ал-Хасана ибн Махлада ал-Джарраха (правление ал-Му'тадида).

115 Обувь, как и широкие рукава, во времена Аббасидов служила своего рода карманом. См.: Мец. Ренессанс, с. 306.

116 Матйана — сосуд, в котором хранилась красная глина для печатей (примеч. Аввада).

117 Асахи — полоски бумаги, которыми оборачивали рукопись или письмо и затем скрепляли концы, на которых часто находились черные шелковые кисточки (примеч. Аввада). В словаре Биберштейн-Казимирского для этого слова дается значение: шнурок из тонкой кожи, которым перевязывали письма (см. A. de Biberstein Кazimirski. Dictionnaire arabe-francais. T. 1—2. P., 1860).

118 Ал-Васик — дский халиф (227—232/842—847).

119 Абу Джа'фар Мухаммад ибн 'Абд ал-Малик, известный под именем Ибн аз-Заййат, — вазир при нескольких дских халифах. Впервые занимал пост вазира в 219—220/834—835. гг. при ал-Му'тасиме. Халиф ал-Васик оставил за ним этот пост, хотя испытывал к нему неприязнь из-за его пренебрежительного отношения к брату халифа Джа'фару (будущему халифу ал-Мутаваккилу). Ум. в 233/847 г. См.: EI, Bd 3, с. 720.

120 См. об этом: Тухфат ал-умара', с. 286, 340—345.

121 См. об этом: Тухфат ал-умара', с. 342.

122 Платок из ткани, производившейся в г. Дабик в Египте.

123 Абу 'Убайда Ма'мар ибн ал-Мусанна ал-Басри — знаток языка, генеалогии и предания арабов. Был учителем поэта Абу Нуваса, который прославлял его в стихах. Считают, что им написано около 200 сочинений. Ум. в 208/823-24 г. в Басре. В рукописи стоит неверная кунья Абу 'Убайдаллах.

124 Дирар ибн ал-Азвар — поэт, сподвижник Мухаммада, участник его военных походов. Согласно ат-Табари, убит за веру в 18/639 г. (см.:.Табари, т. 5, с. 2573).