Прим. перев. Царь выступил из польской Ливонии в сентябре 1577 г., оставив в занятых городах и замках гарнизоны. Гарнизоны эти оказались недостаточно осторожными. Так динабургский замок был отобран литовцами, но не немцами, хитростью, расчитанною на большое пристрастие тогдашних русских к вину (по словам Нестора, равноапостольный князь Владимир до своего крещения «о питии отинудь, река: Руси есть веселье питье, не можем без того быти»). Литовцы, как бы в знак дружбы, прислали русскому гарнизону в Динабург бочку вина; русские немедленно перепились, а литовцы ночью ворвались в замок и всех их умертвили пьяных. Литовцами командовал Вильгельм Плятер.

2. Иоанн Бюринк снова отнимает Венден и другие замки, 1577.

Тогда и Иоанн Бюринк, писарь и управляющей замком Трейденом, секретарь ливонского администратора Ходкевича, придумал также несколько хитрых замыслов, чтобы отнять у московита город и замок Венден тонким и скорым способом. Узнавши из верных источников, что эта крепость снабжена лишь немногими начальниками (малочисленным гарнизоном), он тайком велел сделать две длинные лестницы; когда же они были готовы, то он в ночное время двинулся к Вендену с сотнею немцев, восемьюдесятью конными поляками и с двумя стами крестьян, и взял с собой эти штурмовые лестницы. Когда он со своим отрядом подошел близко к Вендену, то им встретилось множество одичалых собак, которые пожирали мертвые тьма, оставленные прошлой осенью московитом на съедение псам, хищным зверям и птицам; когда же эти собаки стали лаять, выть и тявкать, то Иоанн Бюринк и его спутники едва не упали духом и начали [294] было сомневаться в удаче. Но наконец все таки ободрились и решились попытать счастия у Вендена; поэтому сошли с коней, поспешно притащили лестницы по глубокому снегу к стене и поднялись по этим лестницам. Поднявшись на стену, им приходилось скакать со стены на несколько сараев, построенных у внутренней стороны этой стены, а затем с этих сараев на землю; когда же некоторые из них вместе с трубачем соскочили вниз, то тотчас же бросились к воротам, которые не запирались ни днем, ни ночью, чтобы русские постоянно могли бы ходить друг к другу (из замка в город), заняли эти ворота и пересекли им путь; остальные же поспешили по лестнице вслед за ними. Тогда скоро поднялась тревога в Вендене, русские повскакивали со сна, и хотя только немного немцев овладело воротами, однако русские в городе думали, что немцы уже захватили весь замок, а русские в замке были также уверены, что в городе находится несколько тысяч немцев и поляков, взявших город. Поэтому pyccкие, бывшие в замке и городе, струсили и начали прятаться, куда ни попало. Немцам не трудно было отворить городские ворота, так как им помог один слесарь, родом из леттов, оставшийся у русских. Когда же Иоанн Бюринк вошел со своими людьми, то они повытаскивали русских с чердаков и погребов и обошлись с ними так, как обыкновенно делается в подобных случаях. Случилось это в декабре 1577-го года. Немного времени спустя Иоанн Бюринк ловким образом завладел замками Буртником, Лемзелем, Роге и Нитовом; он много добра сделал для Ливонии, несмотря на то многие оказали ему мало благодарности.

Прим. перев. В замках Буртенском, Лемзальском и др. находились гарнизоны герцога Магнуса.

3. Герцог Магнус отправляется в Пильтен, 1577.

В тоже время, когда герцог Магнус окончательно удостоверился, что со стороны московита не было ничего кроме коварства и обмана, и что он не только не сдержал или был намерен сдержать хоть самое меньшее изо всего, что обещал ему, но даже, если бы мог распорядиться с Ливонией по своему желанию, то намерен был изгнать его со всеми немцами из их отечества и перевести к татарской границ, он был принужден покинуть московита и с супругой своей отправился в Пильтен в Курляндии.

Прим. перев. В сущности дело было не так. Было уже сказано (см. выше стр. 278), что Иоанн в сентябре 1577. отправляясь из Дерпта в Псков, простил Магнуса и отпустил его на волю, представив в его распоряжение кроме Оберпалена и Каркуса еще несколько других [295] замков, но вместе с тем обязал его заплатить 40000 венгерских гульденов. Деньги эти магнусовы военные люди отобрали у князя Полубенского в Вольмаре (кажется, что деньги эти принадлежали королю польскому и потому Иоанн требовал их, как военную добычу) и герцог обязался доставить их царю к Рождеству 1577 г., при чем в случае недоставления к сроку, Магнус подлежал аресту и отправление в Москву, при чем арест должен был продолжаться впредь до уплаты, но уже двойной суммы. Иоанн отпустил Магнуса, когда тот дал ему такое обязательство.

Срок подходил, а денег не было, что же оставалось делать Магнусу, как не передаться полякам, с которыми Христиан Шрепфер его именем завязал сношения гораздо ранее (см. выше стр. 269). К тому же Магнус не мог не видеть, что его королевство разваливается прахом, что ему грозит опасность и от шведов, и от поляков, и от русских. Он и решился переменить свои вассальные отношения к Иоанну на такие же отношения к польскому королю, тем более, что Христиан Шрепфер получил от короля Стефана дозволение жить герцогу где угодно в польской Ливонии.

Чтобы покончить дело с королем и избавиться от расплаты с Иоанном, герцог тайно уехал с женою из Оберпалена в Пильтен (пильтенское епископство принадлежало ему). Отсюда он в 1578 г. приехал в Бауск, где и вступил в переговоры с князем Николаем Радзивилом, воеводою виленским и гетманом литовским. Переговоры кончились в 1579 г. тем, что герцог Магнус все свои владения с епископством пильтенским отдал под покровительство Литвы с сохранением, однако, прав на них его брата, короля датского.

4. Тщетные попытки русских у Вендена, 1578.

Когда Венден был таким образом захвачен в расплох и занят Иоанном Бюринком, то московит страшно досадовал на то, что должен был таким постыдным образом лишиться этого княжеского города и замка, где некогда находилось местопребывание магистров ливонских, как владетелей страны, и который кроме того он взял лично. Поэтому он послал под Венден значительное войско и не мало орудий, около сретения 1578 года, и снова этот город был осажден, обложен окопами и снова его обстреливали. Тогда Иоанн Бюринк с 40 всадниками вышел из города Вендена и ночью с большой опасностью проехал мимо московитского лагеря в Ригу, чтобы привести оттуда людей на выручку к Вендену. Между тем русские пробили выстрелами значительный пролом в стене, не жалели они также и каменных и огненных ядер. Кроме, того в короткое время, по недостатку припасов, в Вендене произошел такой голод, что жители должны были убить и съесть 124 лошади; а внутренности этих лошадей разделили бедным. Когда русские услышали, что Иоанн Бюринк идет на помощь с другими людьми, то начали штурмовать город и три раза тщетно ходили на приступ. — Тогда они упали духом и поспешно [296] ушли с орудиями за день до прибытия Иоанна Бюринка. — Но как отряд Бюринка не был силен, потому он не погнался за русскими, но удовольствовался счастием, что Венден остался невредимым.

Прим. перев. В разр. книгах сказано: февраля в 1 (г. 1578) ходили к Кеси воеводы князь Ив. Фед. Мстиславский с сыном, боярин Морозов, а стояли у Кеси 4 дня; пролом пробили великой, а Кеси не взяв пошли от города, дал Бог здорово.

Бюринг пробрался из Вендена не в Ригу, а в Зегевольд, где стоял с польским войском Ходкевич, — Ходкевич и дал Бюрингу небольшой отряд войска на выручку Вендена.

Русские воеводы отошли от Вендена, получив неверное известие, будто на них идут воеводы Батория Дембинский и Ходкевич со всеми их силами.

5. Оверпален переходит к шведам, 1578.

В 1578 году, в феврале, когда советники герцога Магнуса и другие дворяне из Оверпалена узнали, что герцог Магнус, их господин, отложился от московита, и что по этому они подвергаются большой опасности в Оверпален и им негде искать защиты, то послали послов к шведским правителям в Ревеле, просить у них спасения от московита, и предложили королю шведскому замок Оверпален. Хотя шведские правители и затруднялись брать ли им без королевского приказания замок, но они всетаки, без ведома и желания своего короля, из христианской любви спасли своих злейших врагов и гонителей от власти московита, и многих из них привезли в Ревель, замок же Оверпален заняли шведские солдаты и орудия. При этом Иоанн Ведтберг фон Ангерн был назначен начальником (гауптманом) здесь; некоторые же оверпаленцы, дворяне, и не дворяне, имевшие там хорошее кормление, остались жить в местечке.

6. Рижане тщетно осаждают Ленневард, 1578.

В тоже время рижане осадили замок Ленневард, в надежде голодом взять его у русских. Но как русские обходились своими конями, и конскими шкурами и всякой кожей и выдерживали осаду, пока не пришла к ним помощь, то рижане вскоре после Пасхи должны были отступить и уйти от Ленневарда.

Прим. перев. Русские, стоявшие в Леневарде, наносили убытки рижанам, препятствуя торгу по Двине, потому администратор Ходкевич и предложил магистрату послать рижских ландскнехтов осадить Леневард, обещая дать в помощь ландскнехтам 500 польских всадников под начальством ротмистра Платера, если магистрат возьмет на себя содержание этих всадников. Магистрат согласился и послал городских ландскнехтов под Леневард, где начальствовали князь Ив. Мих. Елецкой да [297] Леонтий Григ. Валуев. Питаясь кониной, русский гарнизон выдерживал осаду целый месяц. Осаждающие отступили, когда узнали, что из Кокенгузена идет на выручку русское войско. Оно действительно шло под начальством воевод Очин-Плещеева и Кобякова и состояло из 2000 татар.

7. Голод, 1578.

В 1578 г., весною, в Ревеле в самом городе и по всей эстонской земле возник такой голод, что много сотен бедного народу умерло с голоду, а в городе Ревеле все булочники должны были праздновать за неимением муки для печения хлеба и все булочные были заперты до Варфоломеева дня. Некоторые же купцы, у которых еще была мука, сами пекли хлеб на продажу и с большой выгодой продавали его бедным людям, которые большими толпами так теснились у их домов, будто хотели штурмовать их. Когда же нехватало испеченого хлеба, то по причине большего скопления и натиска народа бросали за деньги в окно тесто, которые голодающие клали на уголья и съедали полусырым.

8. О ките, 1578.

В тоже время, в мае, в Курляндии на отмели застрял кит, величиною в 7 футов, который и был пойман.

9. Датское посольство в Россию, 1578.

В тоже время в мае, в Пернов прибыло большое, знатное датское посольство на нескольких кораблях и галиотах, и отправилось в Москву. Ради этого и подобных посольств, которые в эту ливонскую войну часто посылались от короля датского к московиту и от московита снова в Данию, у ливонцев была часто большая радость и надежда, так что один писал другому много утешительного и по этому случаю часто распускали радостные вести; но в конце концев все это оказывалось тщетной надеждой.

Прим. перев. Датскими послами были Яков Ильфельд и Григорий Ульстенд. Они прибыли в Москву с жалобою короля датского Фридерика, что русские заняли в Ливонии датские владения: Гапсаль, Леаль и Лоде. Король датский предлагал Иоанну свой союз для изгнания шведов из Эстонии, на часть которой король предъявлял свои права. Но Иоанн не признал этих прав, а бояре московские не соглашались ни на какие уступки. Вечного мира с Даниею не заключили, а лишь перемирие на 15 лет, начиная с 1 сентября 1578. Главнейшими условиями были: король признает Ливонию и Курляндию собственностию царя, а царь утверждает за Даниею остров Эзель с его землями и городами; король датский не будет помогать ни шведам, ни Баторию; в Норвегию восстановляются древния границы между русскими и датчанами; с обеих сторон объявляется полная свобода для купцов и безопасность для путешественников; король [298] датский не будет задерживать немецких художников, которые поедут в Москву чрез датские владения.

Король Фридерик остался недоволен этим договором, выгодным лишь для царя, лишил Ульфельда своих милостей и начал обнаруживать вражду свою к Москве тем, что требовал пошлин с английских купцов на пути их к Белому морю, объявлял притязания на некоторые пограничные места с Норвегиею. Ульфельд оставил описание своего путешествия в Москву, в котором называет русских людьми лукавыми и упрямыми и винит Иоанна за его гордость и властолюбие. В договоре Ульфельда, хранящемся в московском архиве иностр. дел, некоторые ливонские города обозначены названиями употреблявшимися русскими и немцами:

Сыренск по немецки Нишлот.

Пайда « « Вейсешнтейн.

Ровной « « Раненбург.

Голбин « « Шваненбург.

Чиствин « « Сесвеген.

Фленц « « Мариенгауз.

Пиболда « « Пебалг.

Страупа « « Роп.

Алвест « « Мариенбург.

Говья « « Адзель.

Селипень « « Зельбург.

Скровень « « Ашераден.

Полчев « « Верпол.

Адеж « « Неймюлен.

В то самое время как датское посольство вело переговоры в Москве, в Варшаве шли переговоры о заключении союза между Швециею и Польшею для совместного действия против Москвы. Такой союз был заключен шведским посланником Лорихом.

10. Дерптский форштат сожжен, 1578.

1-го июля шведские воины из Оверпалена вместе с немецкими гофлейтами и ландскнехтами из Ревеля и вместе с людьми Аннибала двинулись к Дерпту и 4-го июня зажгли большой дерптский форштат, в котором было скучено множество русских домов, церквей, монастырей, усадеб, амбаров и лавок; при чем многих русских вместе с женами и детьми они убили и сожгли, взяли там и увезли огромную добычу.

11. Победа русских, 1578.

Когда эти воины возвратились из Дерпта в Оверпален, и большая часть из них отделилась и с добычей отправилась в Ревель, то подошло несколько сот русских и татар и стали неистовствовать по всей оверпаленской области, грабя, убивая и сжигая. Их то встретили шведы с малым числом людей. А так как русские и татары превосходили своей многочисленностью шведов, то шведы были обращены в бегство неприятелем, и во время [299] бегства многие из них были убиты и взяты в плен. При этом были взяты в плен Ганс Врангель Иттерферский, Гинрик Вульф Дертенский и Адам Бельгольд, сын одного ревельского ратмана, и многие другие дворяне и хорошие гезели, все они были уведены в Дерпт и Москву.

12. Русские берут Оверпален, 1578.

В тоже время московит послал в Ливонию войско из русских и татар, чтобы снова осадить и занять замок Оверпален, с которым недавно потерпел не мало позору. Оверпален был осажден московитом и окружен шанцами 15-го июля. А так как шведское войско, назначенное для Оверпалена, замедлило в Финляндии по причине противного ветра, то господин Юрген Бой из Гинеса вместе с Гансом Вахтмейстером с немногими шведскими и немецкими гофлейтами и кнехтами и вместе с некоторыми ливонскими крестьянами, всего 1200 человек, наскоро снарядились и вздумали попытать счастия против московита у Оверпалена. — Когда же он подошел на 6 миль до Оверпалена и услышал, что этот замок завоеван московитом 25-го июля, то повернул назад очень опечаленный. А честные люди в Оверпалене должны были сдаться московиту по безвыходной нужде, так как этот замок бессилен при большом нападении, и московит обещал им, что они могут свободно и беспрепятственно отправиться в Ревель. Когда же они отошли от того замка, то несмотря на все клятвы были взяты в плен. Тогда русские и татары дрались за женщин и девушек, и дворянок и недворянок, тащили их себе за косы и увели всех в Москву и Татарию. Некоторые из шведских слуг были утоплены в Дерпте в Эмбахе, другие повешены, а начальник Иоанн Ведтберг и все шведские начальники были уведены в Москву, где жестоким образом были замучены и убиты.

Прим. перев. В разрядных книгах сказано, что воеводы московские, князья Ив. Юрьевич Голицын, Вас. Агашевич Тюменский, Хворостинин и Тюфякин город Полчев (Оберпален) взяли 25 июня, а немец живых 200 прислали к государю к Москве а их побили. И воеводы не по государеву указу пошли в Юрьев, и государь послал к ним на прибавку с берегу июня в 27 боярина князи Вас. Андр. Сицкого, да окольничего князя Петра Ив. Татева, а окольничего князя Дм. Хворостинина. да князя Вас. Тюменского велел отпустить к Москве.

Иоанн приказывал воеводам взять Кесь (Венден), не задолго пред тем потерянный (см. выше стр. 293), но воеводы замешкали и к Кеси не пошли, ссорясь между собою о метах. Тогда государь прислал к ним кручинися с Москвы посольского дьяка Андрея Щелкалова, а из Александровской Слободы дворянина Дан. Борис. Салтыкова, а велел им итти к Кеси и промышляти своим делом мимо воевод. Тогда только пошли воеводы к Кеси. [300] Весь август и сентябрь воеводы потеряли за спорами и выступили в поход лишь в октябре. Они дорого поплатились за это промедление, как изложено в нижеследующей главе.

13. Победа шведов и поляков над русскими не далеко от Вендена, 1578.

После такой победы отряд московита усилился в Дерпте многими людьми и орудиями, намереваясь снова осадить замок и город Венден. Тогда и шведские воины, посланные в Оверпален, явились в Ревель; когда же эти воины услышали, что Оверпален потерян, то глубоко огорчились не только за потерю замка, но также и за немилость короля. Поэтому они хотели попытаться напасть на московита, а удастся ли, это как Бог даст.

16-го сентября эти воины, а именно три эскадрона шведских и немецких гофлейтов и три небольших отряда шведских кнехтов, из которых один был герцога Карла Зюдерманландского, кроме того маленький отряд немецких кнехтов города Ревеля — военачальником был Юрген Бой из Гинеса (Генес в Финляндии) и Клаус Бюрсон из Гаммельгардена был у него поручиком, ротмистрами были Мац Ларзон, Канут Гонсон и Ганс Вахтмейстер, начальником кнехтов был Ганс Грот — все эти упомянутые начальники и ротмистры с воинскими людьми весело двинулись в поход искать московита. Подойдя к Пернову в двадцати милях от Ревеля и получив известие, что московит намерен осадить город Венден, они увидели, что не столько сильны, чтобы одним напасть на московита, и тут же узнали наверное, что в рижском округе находится также отряд польских воинов; они послали по этому Каспара Тизенгаузена из Зальца и Киды к полякам, чтобы узнать, не согласятся ли они действовать за одно со шведами. Хотя поляки и не отказали, однако видно было, что они затрудняются в ответе. Потому что поляки не мало удивлялись и делали разные предположена на счет того, что шведы пришли более чем 50 немецких миль неутомимо и бесплатно на помощь крепости другого хозяина с большой опасностью для собственной жизни. Когда же поляки стали думать слишком долго, то многие из шведов хотели возвращаться домой в Ревель.

Тогда господин Юрген Бой снова послал Клауса Меекса (Мексона) из Рапиффа к польскому военачальнику, собственно за тем, чтобы узнать, что намерены делать поляки; на это польский военачальник ответил, что наверное знает о бытности московита в этих местах, но еще не знает, к которому именно месту он двинется; поэтому просит шведского военачальника обождать еще день или три; затем он отправится к нему со своим [301] войском и вместе с ним по возможности будет трудиться сделать лучшее. С таким ответом он послал вместе с Клаусом Меексом к шведскому начальнику и одного польского вождя. — Военачальником поляков был Андрей Сцофиа, воевода новгородский (Сапега, воевода новгород - волынский); ротмистрами были Леонард Китлиц, владетель Мольница, Альбрехт Оборский, Венцель Жаба, Феликс Островский и Клаус Корф, все войско вмести с гофлейтами немецкими и польскими было силою до двух тысяч человек.

В то время, как эти послы посылались от одного упомянутого военачальника к другому, московит подошел к Вендену с 18000 человек и с осадными пушками, картаунами и мортирами. Тогда шведы двинулись дальше к Буртнику, где думали найти поляков; когда же их там не оказалось, то пошли дальше к Мойану, в 3 милях от Вендена, и разбили там свой лагерь. В тот же вечер туда прибыли и поляки, очень нарядные, красиво и хорошо вооруженные, и очень ласково встретились со шведами. В следующую ночь стали повсюду трубить, что ежели кто желает слушать слово Божие, то пусть идет на проповедь. Когда же проповедь была окончена вместе с некоторыми духовными песнями, то все выступили в поход и в несколько часов до восхода солнца они прошли более двух миль, во все время слыша страшную пальбу московита у Вендена, и видели также, как страшные, огромные огненные шары в темноте пылали в воздухе. Когда же в одной миле от Вендена они подошли к реке или ручью, называемому Аа, и по ту сторону ручья заметили отряд русских, то задержали их полевыми орудиями, пока беспрепятственно не перешли реки; река же эта была очень быстра и глубока, так что всякий всадник должен был посадить к себе на коня ландскнехта, и плыли таким образом по воде, так что почти совсем перемокли.

Когда же все перебрались на другую сторону речки, то сделали земной поклон всемогущему Господу и стали петь псалом: Внегда возвратити Господу плен Сион, быхом яко утешени. (Пс. 125). Затем они смело наступили на врага. Русские и татары против своего обыкновения тоже оборонялись, так как не осмеливались покинуть артиллерии и орудий великого князя. Тут то началась рыцарская игра. Когда русские увидели, что наши слишком сильны для них, то убежали в свой лагерь, как в выгодное для себя место. Но за ними храбро погнались со всех сторон и тогда то началась настоящая игра. Когда же русским не помогла и выгодная позиция, то началось бегство изо всех сил, при этом бегстве многие из них были убиты, многие погибли. Но так как наши устали и впереди им еще предстояло дело с русскими, находившимися в шанцах с артиллерией, то не могли слишком далеко гнаться за ними, а отправились в московитские шанцы. — [302] Русские сильно оборонялись большими орудиями, и так стреляли, что с ними нельзя было ничего поделать. Поэтому шведы так же и поляки всю ночь сторожили в полном боевом порядке, чтобы на следующий день рано утром снова начать схватку с русскими в шанцах. Но русские не захотели дожидаться дня, а в длинную ночь повылезали на четвереньках из шанцев и отправились в Вольмар и другие близ лежащие замки и крепости. Тогда наши на другой день очень рано утром завладели шанцами и нашли в них 14 орудий большего калибра, картаун и шланг, 6 мортир и несколько полевых орудий. Эта битва произошла в 1578 году, 21-го октября.

В этой битве погибло шесть тысяч русских и татар и пало двадцать два человека из знатнейших вождей московита. — При этом были также убиты, ранены и взяты в плен следующие князья: князь Василий Андреевич Сицкий, зять великого князя, был убит, а князь Андрей Димитриевич раненый был отвезен в Россию; князь Василий Федорович Воронцев был застрелен из города Вендена, Андрей Щелкалов, канцлер великого князя и его знатнейший советник, с большим трудом спасся раненый.

Трое князей, именно князь Петр Иванович Татев, князь Семен Тюфякин-Оболенский и князь Петр Иванович Хворостинин были взяты в плен и уведены в Польшу. Из шведов и поляков не погибло и ста человек, между ними самым знатным был Гертвих Лейдебур, поручик Ганса Вахтмейстера. 5-го ноября шведы с большой честью и радостью возвратились в Ревель с большой добычей; ландскнехты, отправившиеся пешими, возвратились все верхами и привели с собой более тысячи московитских коней. После этого счастие совершенно изменило московиту.

Прим. перев. О неудачном сражении под Венденом в разрядных книгах записано, что воеводы у Кеси стояли 5 дней, и по городу били и выбили стену, и собрались немецкие и литовские люди и воевод побили, а наряд весь взяли: волка (имена пушек), две девки, да змей парновский, да 3 верховых, да 7 полуторных, да 3 скорострельных. А воевод убили: боярина князя Вас. Анд. Сицкого, да окольничего Вас. Фед. Воронцова, да Дан. Салтыкова, да князя Мих. Вас. Тюфякина; а живых взяли окольничего князя Петра Ив. Татева, да князя Петра Хворостинина; да князя Семена Тюфякина, да дьяка Андрея Клобукова; а с дела сбежали, и своих выдали и наряд покинули: боярин Ив. Юрьев. Голицын, да окольничий Фед. Вас. Шереметев.

Королевский секретарь Гейденштейн, оставивший описание войны Стефана Батория с Иоанном Грозным, рассказывает, будто московские пушкари, видя всеобщее бегство войска и не желая попадаться в плен, повысились на своих орудиях.

Русские орудия, взятые под Венденом, были перевезены в Ригу.

Шведы и поляки действовали за одно под Венденом в силу [303] заключенного не за долго пред тем в Варшаве союза между Швециею и Польшею (см. выше стр. 298).

Неудача под Венденом имела несомненное влияние на ход переговоров и сношений между королем Стефаном и Иоанном. Было выше сказано (см. стр. 271), что в январе 1578 г. в Москву приехали послы Стефановы: воевода мазовецкий Станислав Крыйский и воевода минский Николай Сапега. Начали говорить о вечном мире; царь потребовал, кроме Ливонии, Курляндии и Полоцка, Киева, Канева и Витебска и в оправдание своих требований вывел родословную литовских князей от полоцких Рогволодовичей: «Эти князья (гедиминовичи), говорил он, были славные великие государи наши братья: по этому корона польская и великое княжество литовское наши вотчины, ибо из этого княжеского рода не осталось никого, а сестра королевская государству не отчичь» (См. Соловьева VI, 355).

При подобном требовании заключение вечного мира было невозможно, но переговаривавшиеся стороны согласились, однако, продолжать перемирие еще на три года, начиная с 25 марта 1578 г. Написали и перемирную грамоту, но очень странную, делавшую и перемирие невозможным, ибо в грамоте, написанной от имени царя, внесено было условие: Тебе, соседу (а не брату) нашему, Стефану королю в нашей отчине, лифляндской и курляндской земле в наши города, мызы, пристанища морские, острова и во всякие угодья не вступаться, не воевать, городов не заседать, новых городов не ставить, из Лифляндии и Курляндии людей и городов к себе не принимать до перемирного срока. Но в польской грамоте, написанной послами от имени Стефана, этого условия не было.

В то самое время, когда в Москве бояре вели переговоры с Крыйским и Сапегою, в феврале 1578 г. созван был сейм в Варшаве. Король Стефан кончил в конце 1577 г. осаду Данцига и все внимание свое обратил на восток. На сейме Баторий предложил вопрос: с которым из двух неприятелей начать наступательную войну, с ханом-ли крымским, нападавшим на Польшу во время осады Данцига, или с царем московским? Воевать с крымцами опасно, потому что хан подручник турецкий и след. Польша может быть вовлечена в войну с Турциею, не приобрев никаких выгод от крымцев, народа кочевого и бедного. Война с Москвою трудна, но обещает выгоды, ибо можно от Москвы отвоевать Ливонию — край богатый и по приморскому положению своему важный для Польши.

Решили воевать с Москвою, назначили для того наборы, начали собирать войска.

В Варшаве решили вести наступательную войну с Москвою, а в Москве согласились на трехлетнее перемирие. Царь послал к Стефану Карпова и Головина взять присягу с него в сохранении перемирия, а Стефан Баторий, чтобы только выиграть время на военные приготовления, в марте 1578 г. отправил к Иоанну гонца Петра Гарабурду с письмом, в котором предлагал царю не предпринимать военных действий в Ливонии до возвращения русских послов из Литвы, с которыми паны будут вести переговоры об этой стране. Гарабурда приехал в Москву в апреле и был задержан тут. Царь медлил отвечать Баторию, ожидая вестей из Ливонии и следствий похода к Вендену.

Точно также поступил Баторий с Карповым и Головиным. Их всячески задерживали на дороге, спорили о титуле государей, и только в начале декабря 1578 г. представили королю в Кракове. Баторий к этому времени заручился обещанием папы ходатайствовать за него во всех [304] государствах Европы, переманил на свою сторону султана казнию казака Подковы, овладевшего было Валахиею, а что важнее, успел заключить наступательный и оборонительный союз со Швециею; крымцы обещали ему тревожить Москву. Из Трансильвании подходила к Стефану его опытная дружина, из Германии подходили наемные войска. Папа прислал ему меч с благословением, а курфирст Бранденбургский несколько пушек. В Польше и Литве собиралось и обучалось войско, заготовлялся провиант. Баторий действовал неутомимо, распоряжался искусно, хотя литовские и польские паны уже в то время в значительной степени деморализованные изнеженностию, роскошью, жаждою покоя (Известный русский выходец, князь Курбский, о котором не раз упоминалось выше, так писал о современных ему польских и литовских панах: “Здешний король (Сигизмунд-Август) думает не о том, как бы воевать с неверными, а только о плясках да о маскарадах; также и вельможи знают только пить да есть сладко; пьяные они очень храбры; берут и Москву и Константинополь, и если бы даже на небе турок, то и оттуда готовы его снять. А когда лягут на постели между толстыми перинами, то едва к полудню проспятся, встанут чуть живы, с головною болью. Вельможи и. княжата так робки и истомлены своими женами, что, послышав варварское нахождение, забьются в претвердые города и, вооружившись, надев доспехи, сядут за стол за кубки, и болтают со своими пьяными бабами; из ворот же городских ни на шаг. А если выступят в поход, то идут издалека за врагом, и походивши дня два или три, возвращаются домой, и что бедные жители успели спасти от татар в лесах, какое нибудь имение или скот — все поедят и последнее разграбят" (См. Соловьева VI, 305)), помогали ему очень не усердно.

Баторий принял Карпова и Головина не с честью, о здоровье царя не спросил; послы не хотели потому править посольства. Тогда Волович, нодканндер литовский, сказал им: «Вашего приказа здесь не будут слушать; как здесь вам скажут, так и делайте; если за вами есть дело, то ступайте к руке королевской и правьте посольство, а государь наш Стефан король не встанет, потому что ваш государь против его поклона не встал. Послы отвечали, что король царю не ровня, да и потому еще царь не встал, что тогда неизвестно было, чего хочет король, мира или войны, а теперь заключено перемирие. Им отвечали, что они могут ехать назад и что литовский гонец доставит Иоанну ответ королевский.

Карпов и Головин выехали из Кракова 11 декабря 1578 г., но их задержали в Литве, так что они выехали оттуда лишь 12 июня 1579 года.

Между тем Иоанн, обеспокоенный дурным оборотом своих дел в Ливонии (венденским поражением), задержкою послов в Литве, и узнав о происходившем на варшавском сейме, а равно и об обширных военных приготовлениях Батория, также не терял времени, в общем совет бояр и духовенства объявил, что настала година великого кровопролития и с 5 декабря 1578 г. начал сильные приготовления. Всю зиму воинские люди — дворяне, дети боярские, стрельцы, казаки, татары, сосредоточивались в Новгороде и Пскове.

Срок перемирию, заключенному между Финляндиею и Новгородскою областию (см. выше стр. 241) кончился 20 июля 1577 г. Шведы, заключив в Варшаве наступательный и оборонительный союз с Польшею, не замедлили открыть наступательные действия, ободренные к тому поражением, которое потерпели московские воеводы под Венденом. [305]

14. Вторжение шведов в Россию, 1579.

В 1579 году, в феврале, шведы из Выборга вторглись в Россию и страшно раззоряли ее грабежем, убийством и огнем. В тоже время и Ганс Эриксен Бринкальский двинулся в Россию в другом месте со шведским и немецким войском между Нарвой и замком Ниеном (Ниеншлот), и сжег там до тла много церквей, дворянских усадеб и сел и взял большую добычу, состоявшую из скота, воска, колоколов и всякой московитской утвари. Это было первое вторжение из Ливонии через Пейпус и через русскую границу, чего не случалось прежде во все время войны.

15. Киримпе сожжен, 1579.

В тоже время Юрген Бутлер с войском курляндским и войском архиепископства рижского вторгся в дерптское епископство, взял приступом небольшой замок Киримпе, убил в нем нескольких русских и сжег до тла этот замок.

Прим. перев. Бутлер это был один из предводителей войска герцога курляндского. а польскими войсками, ходившими вместе с курляндскими под Киримпе, командовал Радзивилл.

16. Чума в Риге и Швеции, 1579.

Летом 1579 года, появилась чума; начавшаяся в Риге еще прошлой осенью; от нее умерло очень много народу. В тоже время со дня св. Иакова чума начала так жестоко свирепствовать в Швеции, что в одном Стокгольме от дня св. Иакова до Фомина дня умерло от нее более двенадцати тысяч человек, и старых и молодых.

17. Татары в Гарриене, 1579.

В тоже время, в июле, несколько тысяч татар жестоко свирепствовали в Гарриене. Поэтому два отряда немецких и шведских гофлейтов и два небольших отряда кнехтов и Иво Шенкенберг, иначе Аннибал, со своими крестьянами снарядились преследовать этих татар. Татары, услышав о прибытии шведов, обратились в бегство под защиту замка Везенберга и его орудий, где заняли выгодную позицию. — Когда же шведам больше невозможно было их преследовать и многие из них были ранены тяжелыми орудиями из замка, то они должны были отступить и возвратиться в Ревель. [306]

18. Ивангород и Нарвское предместье сожжены, 1579.

18-го июля Бент Северинсон, шведский адмирал, напал с несколькими кораблями на большое местечко Ивангород в России и на большое Нарвское предместье в Ливонии; сжег до тла оба эти незащищенные местечка, убил в них много русских и взял огромную добычу вместе со многими кораблями, нагруженными всякими товарами, ценою в несколько бочек золота, и привез их в Ревель и Стокгольм с большой славой.

19. Плен и смерть Аннибала, 1579.

Когда шведы из под Везенберга вернулись в Ревель, Иво Шенкенберг, иначе Аннибал, снова отправился в поход со своими крестьянами, чтобы напасть на татар у Везенберга; незадолго перед тем этого не смог сделать целый отряд шведских и немецких воинов, а он один вздумал одержать верх. Когда же он подошел поближе к Везенбергу и получил верные сведения о том, что татары слишком превосходят его своею многочисленностью, то счел лучшим занять какую нибудь выгодную позицию, чтобы из нее выманить неприятеля в поле. Но его брат Христофор Шенкенберг не согласился на то, и выбранил своего брата Иво, а также и других, трусами и по своей безрассудной смелости с несколькими крестьянами был первый, отважившийся наступать. Когда же остальные увидели это, то последовали за ним, храбро напали на татар, два раза оттесняли их до везенбергских ворот и убили более пятидесяти человек. Русские и татары очень удивлялись большой смелости такого ничтожного числа людей и были вполне уверены, что у них в кустах есть где нибудь засада. Когда же во второй стычке они поймали одного из людей Иво и узнали от него, что засады никакой нет, то все татары и русские сообща бросились на них и окружили их со всех сторон. Когда Иво увидел это, то тотчас же бросился бежать. Христофор Шенкенберг не хотел сдаться в плен, а храбро защищался до смерти, а Иво был ранен и взят в плен сам — шестьдесят, из которых некоторые были повешены в Везенберге, некоторые же были брошены в башню. — Последние чудесным и непостижимым образом освободились из башни и через несколько недель пришли в Ревель. — Когда Иво Шенкенберг был взят в плен, то у всех русских как в Ливонии, так и в России, поднялось такое ликование, будто они захватили в плен государя какой нибудь земли. Через несколько времени они привели его с тридцатью другими пленными к великому князю в Псков, где он обещал, что за него выдадут трех знатных московитских пленных бояр [307] или дворян. Но это не помогло, а его жестокосердно умертвили вместе с его товарищами. Ревельцы не мало печалились об этом. Эта битва с татарами у Везенберга произошла 27-го июля 1579 года.

20. Вторжение русских в Курляндию, 1579.

Того же 27-го июля отряд русских и татар ночью вторгся в Курляндию, переправившись чрез Двину между Кокенгузеном и Ленневардом; они врасплох напали на лагерь курляндцев и убили более шестидесяти человек дворян и кнехтов. Курляндцы должны были снести это поругание от московита за то, что были уверены в своей безопасности, не держали хорошей стражи и не обращали внимания на разведки и добрые предостережения.

Прим. перев. В Курляндию вступило значительно большее войско (в разрядных книгах сказано, что государь отпустил в курляндскую землю воевод со многими людьми, а с ними было 20 тысяч татар нагайских и казанских), но оно было в самом скором времени возвращено обратно к Кокенгузену, так как получились сведения о наступлении Батория.

Было выше сказано, что Иоанн начал готовиться к войне с Баторием с 5 декабря 1578 г. Оставив войско в 80 местах для оберегания границ по Волге, Дону, Оке и Днепру, царь указал главным силам сосредоточиваться в Новгороде и Пскове. Всю зиму и весну шли ополчения к Ильменю и Пейпусу. Иоанн, поручив Москву князю Андрею Петровичу Куракину, взяв с собою бояр думных, дворян и дьяков для воинских и государственных дел, в июле выехал в Новгород, где все воеводы уже ждали его приказаний.

Сюда приехали Карпов и Головин (см. выше стр. 304) и донесли царю, что Баторий идет уже к московским границам, но что из литовской шляхты идут с Баторием не многие охочие люди, а из польских панов и шляхты никто не идет, кроме наемных людей. Говорил король полякам и шляхте, чтобы шли с ним всею землею к Смоленску или Полоцку, но паны радные короля отговаривают, чтобы он от литовских границ войны не начинал, а стоял бы за Ливонию. А во всей земле в Польше и Литве, у всех одно слово, что у них Стефану королю на королевстве не быть; а пока у них Стефан король на королевстве будет, до тех пор ни в чем добру не бывать, и сколько им себе государей не выбирать, кроме сыновей московского государя или датского короля никого им не выбрать; а больше говорят во всей земли всякие люди, чтобы у них быть на государстве московского государя сыну.

Донесения Карпова и Головина были совершенно справедливы: пред началом московской войны Баторий находился в очень затруднительном положении: поляки и литовцы решительно не хотели воевать с Иоанном. Но энергический Баторий сумел преодолеть все препятствия и собрать войско хоть разноплеменное и разноязычное (немцы, венгры, галичане и немногие литовцы), но порядочно обученное и вооруженное, след. своими качествами далеко превосходившее московские ополчения, совсем не обученные ратному строю и плохо вооруженные. У Батория была очень хорошая наемная пехота, венгерская и немецкая, исправная артиллерия, и он сам был [308] замечательным и искусным полководцем; у Иоанна пехоты почти вовсе не было, ибо в его ополчениях преобладала конница, артиллерия (наряд) была плохая, а генералов и вовсе не было, так как воеводами назначались лица, никогда и нигде не изучавшая военного искусства и назначались не по военным способностям, а по месту, которое они занимали в думе.

Исход борьбы не мог подлежать сомнению.

Было выше упомянуто, что при отправлении в декабре 1578 года Карпова и Головина из Кракова им было сказано, что Баторий доставит ответ Иоанну на его письмо чрез особого гонца. Гонца Лонатинского Баторий послал когда совершенно уже был готов к войне, — в июне 1579 г. Лонатинского остановили в Дорогобуже и взяли у него письмо Батория, писанное в Вильне 26 июня 1579 г. Стефан писал, что не смотря на заключенное перемирие (с 25 марта 1578 г. на три года, см. выше стр. 303) Иоанн воюет Ливонию, что перемирная грамота написана обманно (что было справедливо), что он, Стефан, решился искать управы оружием.

В июле, в то время как Иоанн прнбыл в Новгород, Баторий сосредоточил свои войска в Свире и здесь созвал военный совет обсудить в какую сторону направить поход. Литовские паны советовали итти к Пскову, но Баторий, как полководец дальновидный, решил иначе: он положил овладеть Полоцком и тем самым заставить русское войско вытти из Ливонии, чтобы не быть отрезанным от собственных земель, из которых оно могло получить подкрепление и продовольствие.

Расчет был совершенно верен. В первых числах августа Баторий стал под Полоцком и Иоанн, находившийся в это время во Пскове и полагавший, что театром войны будет Ливония, немедленно же должен был отозвать своих воевод: князя Хилкова и Безнина, посланных в Курляндию. Вот почему русское войско, едва появилось в Курляндии, немедленно же отошло к Кокенгузену: оно получило назначение итти на выручку Полоцка, к обороне неприготовленного и имевшего гарнизон не многочисленный.

21. Новый замысел Иоанна против Ревеля, разрушенный Стефаном Баторием польским, 1579.

В 1579 г. после того как московит совершенно отказался ото всех переговоров, которые с ним до этого времени желали вести на счет Ливонии император и короли и после того как он исключил эту страну решительно изо всех переговоров о мире между Россией, Швецией и Польшей, предоставив ее себе и решив, что никто не будет вмешиваться в его дела, после того как он был взбешен на город Ревель, с которым воевал там много лет, и которому ничего не мог сделать ни всеми своими коварными замыслами, ни кознями, ни силой, но от которого ежедневно терпел позор и убытки, и во что бы то ни стало жаждал взять его: он поэтому решился собственнолично осадить этот город в этом же году, и для этого употребить в дело свое наибольшее войско. Для этого он велел зимой перевозить самый огромные и тяжелые орудия из Москвы во Псков, и за большую сумму денег купил у крымских татар мир на один год; в этот год он [309] решился совсем покончить с городом Ревелем и со всеми пpoчими городами, крепостями и землями в Ливонии. Поэтому он собрал в Псков к ливонской границе всех своих русских, казанских и астраханских татар со всеми, кого только мог собрать, сам же отправился также туда в июне. Когда он был уверен, что вполне исполнить свое намерение, всемогущий Господь устроил так, что Стефан Баторий, князь семиградский, избранный недавно королем польским и великим князем литовским, начал в это время против московита большую войну вместе с королем шведским. К этим двум достохвальным королям и государям ливонцы большею частью имели мало доверия в начале их правления и вовсе не думали, что они смирят московита; и московит точно также меньше всего думал о том, что будет унижен этими двумя достохвальными королями, которых считал такими ничтожными сравнительно с собой. Когда же эти достохвальные короли выступили в поход как раз в то время, когда московит собирал у Пскова свои войска против Ливонии, то московит должен был приостановить свои сборы. Тогда король польский с сильным войском отнял у московита большой город и крепость Полоцк и избил в нем несколько тысяч человек. Затем он взял также приступом замок Сокол, убил в нем 4000 человек из лучших ратников московита вместе с несколькими знатнейшими князьями, и многия тысячи взял в плен. B тоже время в сентябре он взял замки Касьян (Козьян), Красный, Ситну, Туровль и Зуссу (Пещерду). После завоевания этих крепостей Баторий двинулся дальше в землю московита, где опустошил земли смоленскую, черниговскую и северскую до Стародуба, сжег много городов с несколькими тысячами деревень, опустошил их и взял несметную добычу людьми и скотом. Когда московит испробовал серьезные намерения, силу и могущество короля польского, то начал дороже ценить их и стал вести переговоры о мире с королем польским.

Прим. перев. Рюссов решительно ошибается, когда говорит, что Иоанн собирал войска для овладения Ревелем. Войска собирались вовсе не для войны в Эстонии, а для войны с Баторием.

Полоцк был осажден в начале августа; осажденные воеводы: князь Василий Телятевский, Петр Волынский, князь Дмитрий Щербатый и дьяк Ржевский более трех недель отбивались от Батория и защищались с чрезвычайным мужеством. Они сдались 30 августа, когда венгры зажгли стены и не было уже возможности держаться, сдались с условием свободного выхода всем ратным людям.

Посланные на помощь Полоцку воеводы не могли достигнуть этого города, так как все дороги уже были заняты войсками Батория под начальством Христофора Радзивилла и Яна Глебовича. Русские воеводы Борис Шеин, Федор Шереметьев и др. заняли крепость Сокол. [310]

По взятии Полоцка, войска Батория 10 сентября осадили Сокол, а 25 сентября зажгли башни и штурмовали эту крепость. Штурм сопровождался отчаянною резнею, так что старый полковник Вейер, служивший у Батория, говорил, что бывал он на многих битвах, но нигде не видал такого множества трупов, лежавших на одном месте. Русские понесли при штурме большую потерю: боярин Шеин был убит и с ним пало 4000 человек русских ратников, боярин Шереметев с малым лишь числом детей боярских, был взят в плен.

Баторий овладел городами: Красным, Козьяном, Ситною, Туровлем и Пещердою. В это самое время князь Константин Острожский опустошил область северскую до Стародуба и Почепа, а староста оршанский Кмита область смоленскую, при чем было сожжено до 2000 селений.

Взятием Полоцка, Сокола и др. городов Баторий кончил поход 1579 г. и в октябре возвратился в Вильну. Иоанн из Пскова возвратился в Москву в декабре того же 1579 г.

22. Поражение шведов, 1579.

В то время, в августе, из Швеции прибыло в Ревель большое войско из рейтаров и кнехтов, вместе с сильной артиллерией, которые должны были отправиться 29-го августа через Ревель к Нарве. 6-го сентября полтораста всадников были отправлены изо всего отряда на разведки, под начальством Иохима Греве. Когда они повстречали отряд татар и не знали, как велико их число, то очень храбро бросились на них. Но огромной толпой татар они были все окружены, перебиты и взяты в плен, так что Иохим Греве только сам с большой бедой пешком убежал от них через кустарники и болота.

23. Проливные дожди, 1579.

Тем же летом стояла такая небывалая и неслыханная дождливая погода, что в течение пяти недель не было трех дней без дождя. - По причине сильного дождя, длившегося и день и ночь, воины, а также и все прочие, совершенно упали духом.

Прим. перев. Дождливая погода стояла не в одном Ревеле. Когда в августе Баторий стоял под Полоцком, то от дождей дороги испортились, обозные лошади падали, ратники не могли найти сухого места под шатрами; особенно страдали немцы. привыкшие вести войну в странах богатых; в противоположность им венгры отличались терпеливостью и неутомимостию.

24. Татарские послы в Швеции. Чума там же, 1579.

В 1579 г., 18-го августа, в Стокгольма, в Швецию прибыли татарские послы, посланные крымскими татарами через Литву и Кенигсберг в Пруссию. Подаривши королю шведскому двух [311] верблюдов и красивого коня, они стали просить, чтобы он не заключал мира с московитом. — Это было очень редкое посольство в Швеции. В тоже время, когда прибыли татары, в Стокгольме и по всей Швеции развилась такая страшная чума, что в короткое время от нее умерло в одном только Стокгольме две тысячи и несколько сот человек.

Прим. перев. Не излишне вспомнить, что Девлет-гирей, тот самый, что сжег Москву (см. выше стр. 204) умер 29 июля 1577. — Сын его Магмет-гирей, заступив место отца, напал на Литву и выжег не малую часть Волыни, исполняя завет вельмож, которые говорили, что новый хан должен ознаменовать свое воцарение кровопролитием в соседних землях. По поводу этого набега на варшавском сейме (см. выше стр. 303) и рассуждали с кем начинать войну с ханом или Москвою.

Новый хан просил у Иоанна «поминков» 4000 р., но царь послал ему только 1000, за то Стефан дал больше, чтобы только этот атаман хищников не тревожил Литвы.

Посольство, прибывшее в Стокгольм, было Магмет-гиреево. Хан расчитывал, пользуясь войною между Польшею и Москвою, поживиться на счет обеих воюющих сторон.

25. Несчастие шведов у Нарвы, 1579.

13-го сентября шведы осадили Нарву, по случаю чего была большая радость и ликование по всей Ливонии, особенно же в Ревеле. Но скоро после этой радости наступило великое горе и печаль, так как этот нарвский поход и осада окончились крайне несчастливо. Потому что в продолжении двух недель, во все время, которое шведы пробыли под Нарвой, им встречались постоянные неудачи: во первых несносная, дождливая погода, которая так одолевала солдат, что у них сгнила одежда на теле. Во вторых адмирал через - чур замедлил доставкою артиллерии и кораблей с провиантом, вследствие чего в лагере произошел такой голод и изнурение, что от голода умерло более 1500 кнехтов. В третьих и татары стали ставить шведам препятствия при фуражировке и наносили им вред, так что они ни как не могли добыть чего либо из земель неприятеля. И когда выходил отряд шведов немного посильнее, то татары всегда убегали от них; когда же шведы возвращались назад в лагерь, то татары снова поспешно нагоняли их и постоянно мучили шведов. И так, когда повсюду рушились все попытки шведов и когда их совершенно одолели голод и горе, то вследствие крайней нужды они в сентябре отступили от Нарвы.

26. Набеги татар в Эстляндию, 1579.

Когда шведы были на обратном пути, то татары постоянно шли вслед за ними по дороге и убили многих кнехтов, которые [312] истощенные, больные и усталые не могли поспеть за другими, многие даже поумирали на дороге и никем не были схоронены. Тогда татары отняли также без малейшего труда много обозных телег вместе со многими лошадьми. Когда же крестьяне в Вирланде увидели, что счастье так везет татарам, то очень многие молодые батраки добровольно перешли к татарам и остались у них, а крестьяне в Вирланде всем жаловались, что не могут удержать у себя ни одного батрака.

Тогда эти же татары стали лагерем у Шенгофа в 6 милях от Ревеля, и страшно опустошили как эту страну, так и весь Гарриен, убивая и грабя, старых перебили, а молодых увели в плен. Они сходили с коней, обыскивали кусты и болота и криками спугивали людей, как спугивают дичь, и выгоняли их; но повсюду совершенно воздерживались от поджогов, для того, чтобы не видно было, откуда они идут, или куда направляются и где бы от них следовало беречься.

Когда же весь Гарриен был опустошен самым плачевным образом, то татары двинулись в Вик на помощь к замку Габсалю, который осадили несколько сот крестьян, поднявшихся на удачу с нарвского похода. Крестьяне так устрашили русских, находившихся в Габсале, что те принуждены были обратиться за помощью к татарам.

Этим татарам совсем не трудно было бы противостоять, если бы шведские воины не потеряли мужества и охоты к тому вследствие несчастной нарвской осады. Потому что в прошлом году шведы не затруднялись с небольшими силами ходить на московита до самого Вендена за 50 немецких миль пути. Теперь же наоборот небольшой отряд татар пошел на шведов и преследовал их, что им было очень выгодно делать, так как шведы были совершенно истощены трудным нарвским походом, а также и осадой.

Выручив замок Габсаль, татары и в Вике свирепствовали точно так же, как и в Гарриене: множество бедного народу они взяли в плен и увели с собой, несмотря на то, что Вик в то время был землей их же господина, московита. Немного времени спустя, когда этот отряд татар ушел из Гарриена и Вика в рижский округ, и бедные крестьяне, попрятавшиеся в пустырях, кустарниках и болотах, возвратились домой, явился другой отряд русских и татар по той же дороге из Везенберга. Против всякого ожидания и помышления, этот отряд снова самым прискорбным образом напал, захватил в расплох и увел в плен многих крестьян с их женами и детьми, оставшихся еще после прихода прежнего отряда татар. Так в Гарриене одно злополучие следовало за другим. Случилось же это в октябре, 1579 года. [313]

27. Непогода, 1580.

В 1580 г., 25-го июля, в Ливонии, особенно же в Иервене поднялась такая ужасная непогода с громом, молнией и градом, будто настал конец миpa. Шел такой крупный град, что не только совершенно побил и уничтожил весь хлеб на несколько миль вокруг Виттенштейна, будто там и небыло ничего посеяно, так что никто и не воспользовался посевом, но и убил в лесах и на полях много диких зверей и птиц, которых после того крестьяне кучами собирали себе для кушанья. Когда же крестьяне принесли русским в Виттенштейн, как своим господам, несколько убитых градом зайцев и куропаток, то русские не хотели принять их, говоря, что им неприлично есть то, что убил Господь Бог. После этой страшной непогоды, русские, также как ливонские крестьяне, сочиняли и распространяли ужасные вещи, которые будто-бы случились и были замечены во время этой непогоды.

28. Победа поляков в России, 1580.

В 1580 г., в июле, король польский с сильным войском во второй раз двинулся в землю московита, и 5-го сентября взял силой и занял город и замок Великие-Луки и много тысяч людей убил и погубил в этом месте. В тоже время он завоевал и занял крепости Невель, Велиж, Усвят и Заволочье.

Прим. перев. Первая половина 1580 г. прошла в Москве и Польше в сборах и приготовлениях к дальнейшему продолжению войны, в пересылках гонцев из Польши в Москву и из Москвы в Польшу. Письма, конечно, не приводили ни к каким результатам, да и пересылались единственно за тем, чтобы только выиграть время.

Король Стефан, возвратившись с похода 1579 г. в Вильну, не встретил ни в поляках, ни в литовцах никакой особенной охоты продолжать войну, ему предстояло пропасть хлопот, чтобы собрать деньги и войско. Знаменитый канцлер Ян Замойский помог королю и к средине 1580 г. польское войско приготовилось к новому походу: венгерские и немецкие наемники составляли главную основу его. В числе предводителей немецких жолнеров был и датский полковник, Георгий Фаренсбах, тот самый, который был на службе у Иоанна и ушел от него в Ливонии (см. выше страницу 213).

В Москве тоже не теряли времени, сбирали деньги и войско, но здесь вовсе не было искусных в военном деле иностранных дружин, не было и полководцев, которые бы могли равняться с Баторием. Не зная ничего о намерениях короля, Иоанн должен был снова растянуть свои войска, послать полки и к Новгороду и к Пскову, к Кокенгузену и Смоленску, должен был оставить сильные отряды на южных границах, на случай вторжения крымцев, и усилить гарнизоны в Эстонии для оборонительной войны против шведов. Главное начальство над русскими войсками было вверено великому князю Симеону Гекбулатовнчу и боярину князю Ивану Федоровичу Мстиславскому. [314]

Баторий решился начать поход 1580 г. движением на Велики Луки, т.к. собрал войска под Чашниками на реке Уле и на одинаковом расстоянии и от Великих Лук и от Смоленска, вследствие чего до последней минуты оставалось неизвестным, куда именно король направит свои войска (численность их не превосходила 30,000 человека). Чрез болота и леса, Баторий вышел к Велижу и к Усвяту, взял обе эти крепостцы и в конце августа стал под Великими Луками. Сюда явились московские послы — князь Сицкий и Пивов и начали было переговоры, которые не привели ни к каким результатами. Осажденные начали переговоры о сдаче но венгры, боясь лишиться добычи, воспользовались 5 сентября взрывом башни, наполненной порохом, мгновенно ворвались в город и вместе с поляками перерезали всех, кто ни попадался. За Великими Луками был взят Невель, затем Озерище, наконец Заволочье. Взятием этих городов Баторий кончил поход 1580 г. Русские нигде не имели удачи, за исключением дела под Смоленском, где оршанский воевода Филон Кмита потерпел сильное поражение в сентябре.

29. Шведское ополчение против Кексгольма, 1580.

В тоже время и король шведский еще в продолжении чумной эпидемии собрал сильное войско и двинулся в землю московита с намерением осадить город Кексгольм; к этому отряду присоединился также и Ганс Вахтмейстер со своим отрядом немецких гофлейтов из Ревеля. Главными полководцем был Понтус Делагарди, барон и рыцарь Эйкгольмский, а подчиненные ему лейтенанты и главные начальники были Герман Флеминк из Виллиаса (Вилльнеса), Юрген Бойе из Гинеса и Карл Гинриксен из Канкаса.

30. Комета и большая чума, 1580.

Той же осенью 1580 года, в октябре и ноябре, снова в Ливонии видна была комета. В тоже время, в ночь св. Мартина, сначала в Ревеле, а потом и по всей стране обнаружилась такая скоротечная болезнь и чума, что в короткое время от нее умерло несметное количество народу, и не было ни одного города, замка или села, даже одного дома в городе, даже ни одного двора в селе, где в одно время не лежали бы больными все люди, и старые, и молодые. Тогда не было ни одного человека ни на одной улице или на рынках в городах и на всех больших дорогах и в деревнях и ни в одной церкви в городе несколько дней не было проповеди. В некоторых деревнях ни один человек не был на столько здоров и силен, чтобы накормить или напоить скот, почему несколько дней слышались жалобное блеянье и мычанье голодной скотины. Сначала думали, что эта внезапная чума посетила лишь одну Ливонию, но впоследствии узнали, что она обошла весь обширный [315] мир, как Турцию и Татарию, так и все христианство; эта чума длилась в Ревеле с мартинова дня до нового года.

31. Шведы завоевывают Кексгольм, 1580.

4-го ноября 1580 г. король шведский силой отнял у московита город и замок Кексгольм, к которому принадлежит почти целое княжество. Когда же шведы подошли, то хорошо зная и допытавши много раз перед тем, что тяжелыми орудиями ничего не поделают с этим городом, так как он лежит между быстрыми, стремительными реками и большими болверками и блокгаузами защищен от сильного нападения; они поэтому задумали попытать счастия у этого города только с помощью раскаленых ядер и скоро этими ядрами произвели в городе такой пожар, что невозможно было потушить его. Тогда много русских, и мущины и женщины сами бросились в воду и топились, и более двух тысяч человек были убиты и уничтожены в этой суматохе шведами. Когда же воевода Кексгольмского замка, построенного также из дерева и лежавшего вблизи от города, увидел, что шведы не шутят, то скоро в большом страхе передал замок королю шведскому и удержал за собой право свободного выхода, он со всеми подчиненными отправился в Россию; этого воеводу звали Атталуик Оваснин (?).

32. Как шведы осаждали Падис и взяли его у русских, 1580.

В тоже время и замок Падис в Ливонии был осажден шведскими и ревельскими кнехтами и туземными помещиками и крестьянами, а начальниками этих воинов были Дидерик Анрец и Аренд Ассериен. А так как Падис был ближайшим замком от Ревеля и лежал от него лишь в шести милях, то московит, намереваясь постоянно тревожить из него Ревель, так сильно укрепил его против нападений, что почти невозможно было взять его с помощью орудий. Поэтому упомянутые воины, узнавши из верных источников, что в земле не было больших запасов провианту, решили попытать счастия долговременной осадой, и пробыли у Падиса все лето до нового года. Простоявши тут довольно долгое время и узнавши от перебежавших русских, что в Падисе страшный голод и изнурение, они задумали 14-го ноября взять замок приступом, но в этом приступе они потеряли около ста человек крестьян и немецких и шведских ландскнехтов. Несмотря на то, немцы не считали своего дело проигранным, а остались у замка и долее. Когда же русские увидели, что они и не думают отступать, то многие из них друг за другом в ночное время [316] перебегали к шведам и все приносили добрые вести, что pyccкие в Падисе от великого голода и изнурения не долго продержатся в замке и что многие из них уже умерли с голоду и лежат больные или от голода или от скоротечной чумы. Наконец Ганс Эриксен Бринкалский, ревельский губернатор, отправился туда же около Рождества и послал к падискому воеводе трубача, чтобы завести мирные переговоры, но из великой злобы воевода застрелил трубача. Наконец, когда к шведам перебежало несколько знатнейших бояр и начальников вместе со своими священниками и принесли верные известия, что pyccкие в замке съели нетолько своих лошадей, собак и кошек со всеми их внутренностями, не только съели все лошадиные шкуры, свои сапоги и башмаки и кожу с седел, но сушили сено и солому, мяли их, делали из них муку, варили из этого кашу и долгое время таким образом обходились без хлеба — а также, что некоторые из простых ратников убили маленького мальчика лет шести и тайно съели его, также как и двух детей, уже раньше умерших — то шведы поэтому решились еще раз идти на приступ. Когда же были принесены лестницы и подставлены к стенам, то pyccкие сами помогали поднимать их и сами сошли вниз первые. Этих оставили в живых; потому что они были совершенно истощены и в течении 13 недель не пробовали хлеба. Остальные же, которых ландскнехты и крестьяне нашли в замке, должны были и старые, и молодые поплатиться жизнию. При этом был убит также и главный воевода Даниил Чихачев, а младший воевода (князь) Михаил Сицкий был оставлен в живых, ради отобрания у него сведений, пленных же отвели в Ревель. Случилось это 28-го декабря 1580 г. В тоже время в лагере распространилась быстрая, скоротечная язва, от которой переболели все воины у Падиса. Русские легко могли бы выручить Падис с 60-ю всадниками, если бы их также не мучила эта язва, вместе с войском короля польского.

33. Везенберг осажден и взят Понтусом Делагарди, 1581.

Когда был взят замок Падис и воины, по причине продолжительных осад и тяжкой язвы, были еще слабы и изнурены, также как и русские, то с нового года до средины поста в Эстонии дела находились в таком положении, будто повсюду был добрый мир. Но когда меньше всего ожидали возобновления войны, шведы предприняли неслыханно трудный поход от Выборга к Везенбергу в Ливонии, против всякого чаяния как ливонцев, так и русских. Потому что шведам приходилось итти по компасу около пятидесяти миль по суше и по морю, замерзшему между Финляндией и Ливонией. Прибывши в Ливонию, они немедленно поспешили к замку [317] Везенбергу, осадили этот замок 20-го февраля 1581 года и убили и взяли в плен сто русских стрельцов, присланных из соседних замков на помощь к везенбергским русским. Между тем военачальник Понтус Делагарди и Ганс Вахтмейстер, ротмистр немецких гофлейтов, совершенно неожиданно прибыли в Ревель, чтобы доставить к Везенбергу несколько орудий, провианту, а также и ревельское войско, что ревельцы не замедлили исполнить. А так как тяжелые орудия по дурной, неровной дороге не так то скоро можно было провезти 15 миль, то господину Понтусу и другим начальникам время показалось в лагере через чур продолжительным. Поэтому они сперва хотели попытать счастия пушками, привезенными из Финляндии. Когда же несколько пленных русских и шведские кнехты поставили туры, то фейерверкеры 1-го марта начали стрелять огненными ядрами в большое предместье, в котором было очень много деревянных построек. Предместье загорелось и огонь так быстро распространился, что невозможно было тушить его: в час времени поднялось такое зарево, что в сумерках его видно было за 14 немецких миль. Так как замок лежит на довольно высокой горе, то он был виден со всех сторон на очень большом расстоянии. Этот русский деревянный замок был построен у старого каменного замка в виде большего укрепленного предместья, такой длины и ширины, что в нем могли жить много тысяч людей; оно было обстроено со всех сторон крепкими блокгаузами, больверком и высокими деревянными башнями с оборонительными снарядами лучшего устройства из больших толстых бревен; а эти блокгаузы и больверки были наполнены большими, тяжелыми булыжниками и сильно укреплены, кроме того снаружи вокруг горы была выведена каменная стена, так что замок легко мог выдержать всякий натиск артиллерии и орудий, поэтому и шведский король в 72 году в продолжении 12-ти недель ничего не мог поделать замку со всем своим огромным войском из немцев, шведов и шотландцев и с сильной артиллерией и боевыми снарядами. Но теперь, при новом искусстве бросать огненными ядрами, с замком, не долго думая, покончили в пол дня времени. Когда pyccкие увидели, что не могут справиться с огнем, то сами зажгли на противоположной стороне несколько башен, блокгаузов и укреплений, чтобы в них не засели шведы, а также чтобы иметь свободный выход в поле. Потому что они намерены были еще защищаться в старом немецком замке, в который отступили.

Между тем подвезли из Ревеля тараны. Их немедленно же уставили и стали ими пробивать стены. Тогда воевода Стефан Федорович Сабуров послал вниз одного русского для начатия мирных переговоров. Шведы перестали стрелять и начали переговоры [318] с русскими. После коротких переговоров, pyccкие, получив право свободного выхода, удалились из замка Везенберга, очистили и передали его шведам 4-го марта 1581. Тогда из замка ушло более тысячи человек мужчин, женщин и детей; они несли перед собой свои образа, писанные на деревянных досках, и таким образом отправились в Россию. Когда шведы вступили в замок, то нашли в нем огромные запасы всякого хлеба, также сильные боевые снаряды, орудия и порох.

34. Тольсборг переходит к шведам, 1581.

После покорения замка Везенберга, шведы двинулись к Тольсборгу, лежавшему в трех милях от Везенберга у берега моря у прекрасной гавани. Когда pyccкие в Тольсборге услышали, что их главный замок Везенберг во власти шведов, то не долго думая, поспешили сдаться 8-го марта. А так как дорога вдруг испортилась, так что трудно было двигаться с орудиями, потому шведы не могли на этот раз продолжать действие, а должны были поспешно по льду уходить обратно в Финляндию.

35. Частые разбойничьи набеги, особенно крестьян на крестьян же, 1581.

Когда Везенберг и Тольсборг были прочно заняты шведскими гарнизонами, то с обеих сторон поднялся сильный грабеж и набеги шведов с одной стороны и русских из Нарвы, Дерпта и Виттенштейна с другой. Шведские крестьяне жестоко и беспрестанно преследовали, грабили, убивали и брали в плен крестьян, бывших за одно с русскими, и на оборот русские делали точно тоже с крестьянами, приверженными шведам. Наконец бедные, несчастные, измученные люди должны были держаться обеих партий, не без большой однако опасности и горя со стороны русских, которые всегда подозревали их в том, что они охотнее переходят к шведам чем к московитам, и поэтому постоянно и без устали мучили их.

Точно также часто жители рижского округа, Курляндии, поляки и литовцы мучили ливонских крестьян во всем дерптском округе, и в областях Мариенборга, Феллине и многих других местах, подпавших под власть московита. Затем самыми злейшими врагами бедных крестьян были батраки, которые отправлялись на разбой, делались настоящими воинами и которые мучили всех остальных воинских людей, знали местность, и дороги и тропинки в чащах и болотах. Невозможно описать, как часто эти крестьяне из Гарриена и Вика, иногда с ведома шведского начальства, [319] иногда же и без его ведома, несколько лет сряду и летом, и зимой, по месяцам и неделям, беспрерывно грабили и опустошали всю Эстонию до Пейпуса и Мариенборга. И поистине Ливония в то время была так часто опустошаема собственными крестьянами из немцев и ненемцев, равно как и из других национальностей, что во многих местах не осталось ни скота, ни людей, чего даже не делали русские и татары в продолжении всей войны.

По поводу крестьянской войны между ревельскими бюргерами часто поднимались жаркие прения. Ибо некоторые говорили: не справедливо давать крестьянам и батракам такую волю, чтобы они смели грабить своих же бедных крестьян и опустошать страну; и хотя эти бедные люди подданные московита, но к подданству они были принуждены против их желания и охотнее были бы немецкими подданными, чем московитскими. К тому же, когда будет заключен мир или когда у бедных крестьян больше нечего будет грабить, то прочие крестьяне и батраки конечно начнут грабить и убивать бюргеров и жителей города, так что из города никто не посмеет по своим делам выехать куда либо в уезд. На это другие возражали, что нет худа без добра; это де крестьянская война имела хорошие последствия: во первых тем, что русские опасаясь крестьянских засад, не отходят далее городских ворот, не делают из соседних крепостей нападений и днем и ночью, не свирепствуют у города Ревеля, убивая, грабя и сожигая, не поднимают тревоги, теперь не приходится бить в набат так часто, как то бывало до сих пор впродолжении всей войны безо всякого препятствия со стороны начальников города Ревеля. Во вторых, pycские заставы (стражи) на больших дорогах, не пропускавшие привоза в город, были уничтожены и разогнаны. В третьих, крестьяне часто наносят ущерб русским, приводят много пленных русских, от которых всегда добывались хорошие вести, чего раньше не бывало во всю войну. В четвертых, крестьяне в изобилии снабжают город Ревель разным скотом за ничтожную плату; а хотя они этот скот отбирали у бедных ливонских же крестьян, но всетаки они пригоняли его из владений московита и часто уводили русский скот изо всех замков и гнали его в Ревель, так что у русских во всех замках не осталось ни одной коровы; все же лучше, чтобы ревельцы пользовались ими, чем русские. В пятых, они всю Эстонию до Пейпуса обязали платить подать королю шведскому и принудили всех русских крестьян по всей Ливонии брать опасный (охранные) грамоты от шведских правителей. Наконец, эти крестьяне — солдаты, служащие без жалованья, с которыми легко справляться.

Но хотя этих крестьян некоторое время и хвалили, но в конце концев большая часть из них лишилась всякого одобрения. [320] Потому что когда крестьяне в Эстляндии, принадлежавшей московиту, были частью ограблены, частью же снабжены охранными грамотами от шведского посольства, и русские во всех замках сделались осторожными и научились лучше защищаться, чем до того времени, то с грабежем и добычею стало теперь совсем другое дело. Но так как они привыкли уже к грабежу и бродяжничеству, то все еще просили у начальства свободы грабежа; но им это больше не было дозволяемо. И хотя грабеж был совершенно запрещен, но они всетаки не могли перестать грабить; собирались тайно шайками, и ночью и днем нападали на бедных крестьян, имевших охранные грамоты от начальства, как в их домах, так и на больших дорогах, грабили и отнимали все ничтожное их имущество. Шведское начальство хотя и приказало судить и повысить некоторых из них, однако они не унимались : не могли так скоро забыть своего разбоя. Потому что в то время из за разбоя и великого распутства они так опустились, что не хотели ничего нужного делать, не хотели слушаться ни одного человека, так что ни один бюргер или ремесленник не мог более получить или удержать у себя слуги или подмастерья.

36. Бедственное положение дворянства и бюргеров, 1581.

И хотя дворяне эстонской земли, а также и ревельские бюргеры, проживая в Ревеле и в ревельской крепости, пользовались более выгодным местом пребывания и укреплениями, чем крестьяне в деревнях, однако и у них был свой крест, свои огорчения и угнетения. Потому что по всей Эстонии у дворян московит отнял все дворы и поместья; в продолжительную войну, дворяне продали все свое движимое имущество и наличное золото и серебро, так что больше не имели кредита у мелочных торговцев и теперь переносили большую печаль. И с бюргерами дошло до того же, что большая часть из них осталась без пропитания, проевши все имущество и не будучи в состоянии купить что-либо с немецких кораблей. Поэтому корабли должны были отплывать с тем же грузом, который привозили, к величайшему огорчению всех ревельских купцов; так прекратилась всякая торговля славного, богатого некогда торгового города. Кроме того в продолжительную войну деньги чем далее, тем становились дешевле, так что наконец марка денег, которая в доброе время стоила девять любекских шиллингов, теперь стоила всего два любекских шиллинга, почему многие несовершеннолтния дети много теряли из своих наследств и нищие гораздо меньше получали от своих благодетелей. Очень было также уменьшено жалованье проповедников, учителей и учеников; и великолепные бюргерские дома, стоившие в доброе время [321] около двух тысяч талеров и больше, теперь оценивались самое большое в пять сот талеров. И так как бедность и горе одолели многих из дворян и бюргеров, то их дети должны были вместе с крестьянами питаться разбоем и до того смирились, что не немец крестьянин, которого в доброе время они не считали достойным, чтобы придти или сесть у него, теперь был их предводителем, под начальством которого они ездили на разбой и бегали пешком. А также и некоторые девицы из дворянских и бюргерских дочерей из самых знатных семейств должны были по необходимости выходить замуж не только за простых гофлейтов, но и за других гораздо более ничтожных людей, чего в доброе время никогда не бывало. А также и некоторые жены дворян и бюргеров должны были заниматься такой грубой работой, на которую ни за что не согласились бы их служанки в доброе время.

37. Предостережение потомкам.

Все эти и подобные события я описываю не в насмешку или уничижение кому либо, но для дружеского предостережения и христианского убеждения всех потомков, чтобы они хорошенько учились во время своего благосостояния со страхом Божиим остерегаться, чтобы не дойти до того, до чего совершенно нечаянно, против всякого ожидания, дошли эти бедные люди во время продолжительной тяжкой войны и напастей.

38. Ливонские пленники.

Здесь же я должен вкратце упомянуть о жалком положении, насколько оно мне известно, бедных ливонских пленных в Москве. Невозможно, во первых рассказать, сколько тысяч людей погибло и было убито из дворян, бюргеров, воинов, крестьян, женщин, девушек, детей, слуг, служанок и всякой челяди в эту продолжительную войну, и как много было убито беременных женщин вместе с их плодом, и как много было брошено московитом грудных детей по дорогам, тропинкам и чащам, и как они были поедены дикими зверями, и как несколько тысяч были уведены в плен и рассеяны по московитским и татарским землям и городам, где были отягощены тиранскими тюрьмами и трудными работами до конца дней своих, где многие были перекрещены, а многие добровольно согласились перекреститься, надеясь npиобрести этим большую милость и расположение великого князя. Невозможно также знать, сколько тысяч бедных ливонцев были брошены в Москве в воду, утоплены, безжалостно засечены, жестоко зажарены на огне до смерти, и сколько людей в тюрьмах [322] умерло с голода и от жажды самым жалким образом и как их тащили вон, как собак. Также и бесчисленное множество женщин и девушек должны были против воли отдаваться русским и татарам и жить в разврате с такими бестиями.

39. Пленные в Дерпте, 1579.

Здесь я не могу упустить вкратце привести пример положения бедных пленных в 1579 г. в Дерпте, заключение в котором везде считалось милостью, так как пленных держали все таки в Ливонии, а не отправляли далеко в Московию. Когда в тюрьму привели около тридцати пленных дворян и простых гофлейтов, то во первых им было отведено такое тесное помещение, что один другого едва не душил до смерти. Во вторых, по причине сильного голода и истощения, они часто просили у русских костей, которые кое где валялись по улицам и в навозе; когда же им приносили их, то они грызли их как собаки и насыщались ими. В третьих, когда наполнялся их ушат для испражнений, то они дрались, кому из них вынести его, чтобы таким образом выйти хоть раз на воздух, свободно вздохнуть и попросить милостыни у какого нибудь русского. В четвертых, для них было величайшей милостью, если двое из них, скованных вместе цепью, могли ходить по городу Дерпту и выпрашивать хлеба для себя и для других. В пятых, когда некоторые из них должны были умирать с большего голоду и истощения, то на смертном одре, кричали: хлеба, хлеба! Когда же им приносили кусок хлеба, то они не могли больше есть его, а крепко держали хлеб в руке и так кончались. А эти пленные не были простолюдины или крестьяне, а знатные дворяне и начальники. Из этих пленных некоторые освободились выкупом, другие же в ночную пору вырвались из тюрьмы и чудесным образом с большой опасностью перелезли через стены и отправились в Ригу и Ревель. Но некоторых снова изловили на дороге и привезли назад в Дерпт, где их безжалостно замучили до смерти, между ними был один дворянин, по имени Гинрик Вульф фон Эртен.

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.