В заключение считаем полезным остановиться на двух русских архивных документах, в которых еще раз встречаемся с именем Родеса.

Первый документ есть челобитная 1655 г., очевидно, уже последняя, Ягана де Родеса, в которой он пишет, что в текущем 163 г. "вышли ко мне ефимки из-за моря, и те ефимки мне отдат в твою государеву Большую казну, и ныне, государь, посылал я человека своего Дирика Гакабрана для тех ефимков", почему и просил дать этому человеку проезжую за рубеж [247] и обратно. Государь пожаловал Родеса, и ему была выдана проезжая 8 сент. 1655 г. (164 г.) (М. Арх. Ин. Д., шв. д., р. II, 1655 г., № 2).

Другой документ, относящийся к 1671 г., представляет бoльший интерес. У Бантыш-Каменского ("Обз. вн. снош.", IV, 191) на основании его сделана краткая заметка, но такой неясной редакции, что легко можно быть введенным в заблуждение (см. нашу статью: "Донес. Родеса и арх.-балт. вопрос в пол. XVII в.", 77 - 78) и подумать, что тут идет речь о каком-то "резиденте" Ягане де Родесе, жившем в то время, т.е. в 1671 г., в Москве, а между тем тут говорится лишь о поташе, принадлежавшем уже умершему более 15 лет тому назад комиссару Ягану де Родесу. При ближайшем ознакомлении с этим делом, мы узнаем, что в 1655 г. (163 г.) Родес купил в Москве из приказа Большой казны 80 бочек поташа (бочка весила по 50 пудов, так что всего поташа было 4.000 пудов, или 400 берковцев). В то же время из Большой же казны купил поташ и новгородский гость Семен Стоянов, как уверял потом на следствии брат его Василий. Поташ Родеса взялся доставить на стругах в Канцы (Ниеншанц) подрядчик новоторжец Наум Иванов Сидоров; с поташом Родеса Наум вез также и поташ С. Стоянова. Но на Белом озере поднялась сильная буря, и суда были "погодой разбиты, поташ потопило", при чем погибло даже 37 работников. Пришлось Науму на зиму сложить на берегу озера 43 бочки неповрежденного поташа и 37 бочек мокрого ("топлого"), выловленного из воды. Во время зимовки, как потом свидетельствовал Наум, человек С. Стоянова - Афонка - "с немецкого (т.е. Родеса) поташа клейма стесывал и переворачивал днами внутрь", чтобы присвоить его своему хозяину. В 1656 г. (164 г.) Наум привез мокрый поташ в Новгород, а 45 бочек "нетопленого" в русский город Ладогу. В то время уже не было в живых ни Родеса ни Семена Стоянова. Однако брат умершего Стоянова - Василий в 1657 г. (165 г.) присвоил сложенный Наумом "немецкий поташ" и продал его. Таким образом, поташ Родеса не был доставлен по назначению в шведские Канцы, и поэтому впоследствии шведы стали домогаться вознаграждения. С этой целью в 1662 г. (170 г.) приезжал с королевской грамотой в Москву дозорщик Колыванских мытов Эверт Странборн, но только во вторичный его приезд 1671 года дело было окончательно решено. 4 июля 1671 г. (179 г.) постановлен приговор: "велено на гостя на Василья Стоянова за комисаров поташ в 2.767 рублех с полтиною дать выпись на правежь"; при этом указано доправить поташ "против цены Архангельского города прошлого 163 г., а по справке с таможенными книгами Архангельского города збору гостя Аникея Скрыпина с товарыщи 163 ж году в продаже у русских людей был поташ заморским иноземцом берковец по 9 рублев, пуд по 30 алтын, а по справке ж с приказом Болшего приходу в московских таможенных книгах 163 ж году купли и продажи тому комисарову поташу не сыскано, да по справке с судным делом, что искал того ж комисарова поташу иноземец Эверт Странборн на Наумке Иванове в Посольском приказе во 170 году в ысковой челобитной и в списке с порядной Наумковы записи цены тому комисаровы поташу, почему берковец куплен, не написано ж". Поэтому было решено за 43 бочки нетопленого поташа Родеса взыскать по 9 р. за берковец (т.е. по 45 р. за бочку), "а за досталной топлой поташ за 37 бочек приговорили цену поставить против нетоплого поташу вполы, по 4 рубли с полтиною берковец, [248] потому что потопленье и убыток учинился тому поташу на Беле озере от воли Божией...." (т.е. за бочку топлого нужно было уплатить по 22 1/2 р.), и таким образом следовало взыскать всего 2.767 1/2 р., "и те деньги на госте на Василье Стоянове доправить и отдать Эверту Странборну, который для того поташного дела прислан, а что написан в Наумковой подрядной записи заряд за недоставку за всякой берковец по 20 рублев, и тот заряд приговорили отставить и на госте на Василье так ж и на Наумке не править", потому что недоставка поташа в Канцы произошла не по вине подрядчика, а волею Господней, вследствие бури, а когда впоследствии поташ был доставлен в Ладогу, разразилась русско-шведская война, так что в самые Канцы нельзя было его везти. При расследовании всего этого дела еще оказалось, что сам Родес был должен московскому правительству по двум крепостям за взятый из царской казны ревень: по первой крепости - 30.328 3/4 любских ефимков (доброго серебра), а по второй - 24.647 1/2 ефим. любских с гривной, при чем последний долг Родес должен был с иноземцем Мартыном Яковлевичем Бихлином и русским торговцем Федором Силином, вместе с которыми он законтрактовал из казны этот "добрый и отборный" ревень. Но государь, при решении спора о поташе Родеса, велел выдать обе эти крепости Странборну без взыскания этих долгов и просил шведского короля в свою очередь поступать милостиво с русскими торговыми челобитчиками (т.е. с должниками) (М. Гл. Арх. Ин. Д., шв. д., р. II, 1671 г., № 2).