8. Донесение королеве Христине из Москвы 10 августа 1651 года.

Вашему Кор. В-ству по своей подданнейшей обязанности я не могу не сказать, что хотя мое прибытие сюда (в Москву) было трудным и медленным, но это по разным важным причинам иначе и не могло быть, потому что в Новгороде, куда я благополучно прибыл 10 июня, воевода нарочно объявил мне через толмача - Михаила Розитена ⁹² (Michael Rositten), что он получил из Москвы приказ получить от меня в Новгороде имеющиеся у меня деньги, которые я обязался доставить в казну Великого Князя за купленный мною в прошлом году шелк. Из этого я ничего иного не мог заключить, как то, что им здесь, без сомнения, должно быть известно, что мне выдано Вашим Кор. В-ством полномочие и приказание занять в Москве шведский двор, и вследствие этого я решил ни показывать воеводе паспорта, ни извещать, ни открывать ему о милостивейшей грамоте Вашего Кор. В-ства, опасаясь, чтобы, если мною будут доставлены ему деньги, мне не указали обратно дороги подобно тому, как это случилось с Яковом де Муленом (Iacob du Moulin). Поэтому я единственно только того домогался, чтобы отправиться без задержки с деньгами в Москву, согласно мной заключенному контракту относительно шелка, в виду того, что я обязался доставить деньги в Москве, а не в Новгороде: (я говорил) что к тому же я должен, как следует, получить в свою очередь мое письменное обязательство, чтобы также должным образом могли быть освобождены мои поручители от своего поручительства. Я также дал понять воеводе, что я не хочу при первом же разе оставить этого дела (т.е. покупки шелка), но, если я дождусь только малой выгоды (от торговли шелком), то надеюсь в дальнейшем более договориться о подобных партиях товаров (шелка) из казны Их Цар. В-ства. На это воевода потребовал копию моего контракта, которому я в этом вполне охотно оказал услугу; он же тогда из копии ничего много не мог добиться, как (только) того, что ликвидация должна быть совершена мной в Москве. После того, как я был там задержан в течение 5 дней, от воеводы был прислан "пристав" с 10 "стрельцами", которому было приказано конвоировать меня внутрь (России), так что я 15 того же (месяца июня) оттуда отправился и прибыл 25 того же (июня) сюда, в Москву. Мое намерение было тотчас по моем прибытии отправиться на шведский двор, но так как мой пристав за 7 верст отсюда ⁹³ послал вперед [50] в город одного "стрельца" сообщить о моем прибытии, то им, по его возвращении, был привезен приказ из "Большого приказа" (Bolsoi Precas), это - казенная камера (Schatzkammer), что мой пристав должен меня доставить в каменный дом Грамотина ⁹⁴ (Grammatin) и объявил мне, что он нарочно предназначен мне для помещения. Этому я тогда подакнул, чтобы сейчас же при моем прибытии не было поводов к каким-либо спорам, где (т.е. в доме Грамотина) я еще и проживаю.

С тех пор, 26 того же (июня) я объявил канцлеру в "Посольском приказе" (Possulschen Precas), это - канцелярия, в которой совершаются все чужеземные дела, о грамоте Вашего Кор. В-ства и дружелюбно требовал, чтобы он доставил мне аудиенцию у Их Цар. В-ства, дабы по милостивейшему приказанию Вашего Кор. В-ства я мог сам вручить эту грамоту в руки (царя). На это Алмаз Иванов (Almaes Iwanof), подканцлер, в ответ первоначально спросил меня, почему я не объявил в Новгороде грамоты Вашего Кор. В-ства, на что я только то ответил, что от меня там не спрашивали ни моего паспорта ни есть ли у меня грамота, а я (сам) не счел нужным об этом что-нибудь думать; что к тому же, я был уверен, что достаточно будет времени объявить о ней, когда я буду на месте, где именно она и должна быть доставлена. На этом это так и замерло.

Так как теперь Их Цар. В-ство до сих пор не в городе, а большею частью развлекаются вне его, в нескольких верстах, то в одном, то в другом месте, со своей супругой, помещение которой в замке перед моим приездом сгорело, то я, как часто ни просил об аудиенции, все-таки не мог ее получить раньше, чем 2 августа, в каковой день также голландский комиссар Александр фон Гольст (Alexander Von der holst) после меня получил свой отпуск. Итак, утром того же дня из конюшни Великого Князя была прислана мне лошадь, на которой я должен был ехать верхом в замок. Когда уже было время итти наверх, Вольф Якобсен Виберг ⁹⁵ (Wolff Iacobssen Wieberg), шведский переводчик, был послан проводить меня в замок. При выезде я приказал моему бухгалтеру везти передо мной грамоту Вашего Кор. В-ства в синей тафте. Когда же я пришел наверх и перед Их Цар. В-ством, я, после произнесения титула сперва полного Вашего Кор. В-ства, а потом обыкновенного Их Цар. В-ства, передал соседственный [51] привет и сам передал Их Цар. В-ству с соблюдением обыкновенного церемониала сказанную грамоту Вашего Кор. В-ства. ⁹⁶ В ответ на это было сказано мне канцлером, что Их Цар. В-ство приказали, чтобы она была переведена, и потом мне будет дан на нее ответ. После этого Их Цар. В-ство допустили меня подойти к своей руке и пожаловали меня в тот же день со своего стола, по здешнему обычаю, угощением. На этом я расстался. Какой последует мне на это ответ, узнаю вскоре.

Между тем господин Карл Померенинг домогается своего отпуска, но государственный канцлер Михаил Юрьевич немного нездоров, так что до его выздоровления ему (Померенингу) трудно будет чего-нибудь достигнуть. Между тем я узнал, что они вовсе не задержат его и вовсе нельзя сомневаться о моем приеме, хотя это без споров не обойдется, но в чем они будут состоять, я еще не мог основательно узнать.

Далее я должен согласно моему подданнейшему долгу смиренно известить Ваше Кор. В-ство, что я между прочим уже начал возить на шведский двор некоторые бревна [теперь строить из камня в этом году поздно и материал не так легко доставить, но в зимнее время вследствие (малой) платы за возку можно получить (материал) за меньшую цену], чтобы там поставить две (ein Paar) деревянные горницы. ⁹⁷ Таким образом, я в эту зиму все себе приготовлю, чтобы ближайшей будущей весной можно было сейчас же начать (постройки), о чем я потом подданнейше перешлю Вашему Кор. В-ству смету.

Голландский комиссар Александр фон Гольст ⁹⁸ был здесь по делу относительно одного частного купца, по имени Тильмана Люца [52] (Tillmann Lutz), который, на ряду с некоторыми своими делами в Голландии, вступил также в компанию железных заводов одного голландца, по имени Андрея Дениса (Andres Denijs), служащего здесь Их Цар. В-ству, где (в компании) также участвует великий господин (Борис Иванович) Морозов (Morosov), но он, когда заметил, что это (предприятие) может кончиться плохо, взял назад свою часть (пай), a другие (участники) остались там (в компании), так что только остальные участники должны были понести причиненные убытки, но так как они между собой по этому поводу не могли сговориться, то дело было решено по здешнему праву, и решение постановлено в пользу Андрея Дениса, фаворита господина Морозова. Когда же жалоба на это была принесена господам Генеральным Штатам, то те отправили с грамотой к Их Цар. В-ству упомянутого фон Гольста, чтобы снова вознобновить (рассмотрение) дела, и чтобы жалующейся стороне было дано правосудие, но он так же мало достиг, как и Конрад Бурх (Conradus Burch), который 3 года тому назад был здесь посланником, и тоже хлопотал по тому же делу, так что его (Гольста) не допустили ни на одну конференцию, но отпустили его только с одной ответной грамотой; он будто бы остался несколько недоволен из-за своих принципалов. 8-го этого (месяца августа) он (Гольст) выехал отсюда, желая предпринять свое путешествие на Ригу, оттуда в Стокгольм, а далее на Копенгаген, под предлогом совершить эту поездку с 2 дворянами, которые сопровождали его в этом путешествии.

Кроме того, я знаю, что несколько перед моим приездом сюда один человек, по имени Григорий Карпов сын Богданов ⁹⁹ (Gregori Carposzin [53] Bogdanof), был отправлен с письмами к Хмельницкому (Chmielnitzki) но какое было его дело к нему, я не мог узнать, как очень и старался об этом. Он послал сюда из Путивля (Potumel) своего слугу, который принес верное известие, что татарский хан, не уведомив Хмельницкого, примирился с польским королем за ежегодную контрибуцию в сумме 80.000 дукатов, так что татары соединились с поляками, напали с разных сторон на Хмельницкого в его лагере, и совершенно (его) разбили. И, говорят, сам Хмельницкий пленен татарами, о чем здесь как-бы, хотя и со скрытым, видом тревожились.

12-го прошлого (месяца июля) Их Цар. В-ство совершали траурное празднование по их г. отцу царю Михаилу Феодоровичу ¹⁰⁰ (Michael Foederowitz), как это ежегодно бывает в (этот) день, потому что они (царь Михаил) покинули (в этот день) этот мир. В этот день они (царь Алексей) приказали освободить и отпустить всех простых русских, которые задолжали до 6 рублей и менее и были за это схвачены или поставлены на "правеж" (prove), и (царь приказал) заплатить каждому (кредитору), кто с них требовал, то, что они (должники) должны были (своим кредиторам).

Недавно несколько вновь прибывших чужих офицеров должны были показываться на поле перед г. Ильей Даниловичем (Милославским) (Illia Danielowitz), может ли каждый (из них) правильно обращаться с оружием и правильно ли понимает свою обязанность, за которую он взялся, что происходило в присутствии генерала Лесли (Lesle), a полковник Букхофен (Buschofen), который при г. (Илье) Даниловиче находится здесь в большом уважении и много значит, должен был высказывать мнение об этом. ¹⁰¹ [54]

Управляющий же ¹⁰² монетным делом несколько дней тому назад сам объявил и приказал донести Их Цар. В-ству, что он раньше, когда был в нужде, украл у Их Цар. В-ства из их монетного двора 15.000 рублей, но теперь Бог его снова благословил, так что он может их обратно внести, и он, как верный подданный Их Цар. В-ства, хочет доставить обратно эти деньги с процентами в их казну, говоря, что он хорошо знал, что заслужил немилость Их Цар. В-ства, но сам себя предал и ожидает над собой правосудия Их Цар. В-ства. Это было удивительное и приятное известие, и Их Цар. В-ство простили ему все это, и он теперь считается одним из наиболее верных (людей). Вследствие этого теперь по нем предполагают и заявляют, что прежние управляющие должны были поступать так же, как и он делал, и, таким образом, производят строгий розыск. При этом деле некоторые чувствуют себя не совсем хорошо, но так как они могут себя спасти посредством подарков, думают, что все останется благополучно скрытым.

Здесь опубликовано, что внутри и вне белой стены, а также самого крайнего "вала" (Walle), на 50 саженей (faden) ширины нельзя строить домов, а которые там стоят - сносятся.

На границы назначены комиссары: Афанасий Нащокин (Offonassei Naschockin), Богдан Самарин (Bogdan Samarin) и Богдан Вишеславцев (Bogdan Visscheslafzof); это - 3 принципа (главные лица), и, говорят, первый из них назначен в псковскую (область), другой в новгородскую, а третий в корельскую. Это - простые дворяне, и к каждому прикомандированы 2 - 3 других вместе с толмачем; так к первому (прикомандирован толмач) - Иохум Грек (Iochum Graek), к другому - Михаил Розитен (Muchael Rossiten), а к третьему - Матиас Мейер (Matthias Meijer). Это (комиссары) плохие люди (с малыми полномочиями): они должны все, что случится, доносить сюда и ожидать на это приказа, так что их полномочие должно быть плохое. Здесь полагают, что оставшиеся дела, которые теперь должны быть вполне окончены на границах, не особенно важны, потому что они думают, что самое главное уже совершено со 190.000 рублями, и отдан приказ, чтобы выдавать беглых крестьян (перебежавших) за оставшиеся 3 года (за последние 3 года: 1648-1651 г.г.), но я не думаю, чтобы все они (перебежчики) могли быть доставлены. ¹⁰³ [55]

Только что я узнал, что вышеупомянутый Григорий Карпович Богданов прибыл обратно сюда из Киева от Хмельницкого. Он извещает, что Хмельницкий опять освобожден татарами, и что поляки после вышеупомянутого нападения снова повернули назад, но Хмельницкий поспешно снова собрал свои рассеянные войска, и (к нему) столько явилось, что он теперь стоит в таком же внушительном положении, какое и раньше занимал, и, таким образом, он последовал в Польшу, вторгся в нее и нанес (полякам) большой урон, но сколько осталось с обеих сторон, он (Богданов) еще основательно не знает, так как известие (об этом) пришло в Киев как раз перед его отбытием (оттуда), но он имеет верное известие, что он (Хмельницкий) продолжает свои победы.

Что теперь происходит в торговле, Ваше Кор. В-ство могут видеть из приложенного прейс-куранта. ¹⁰⁴ Купцы большею частью все в Архангельске, так что теперь мало можно сделать (разведок о торговле). Недавно мне был послан (список, перечисляющий) груз (die Carga) 11 ост-индских возвратившихся кораблей, которые пришли в Голландию, из которого в свою очередь видно, что из Индии, как и из Персии, (именно) с Ормузда, не идет сырой шелк. В Архангельске лежит еще 138 тюков, которые уже третий год лежат там непроданными. Если они теперь в этом году снова останутся непроданными, то я надеюсь, что они в эту зиму пойдут обратно и к Восточному морю, потому что мне уже из Ревеля писали, и (мне) было дано условное поручение, чтобы сторговать эту партию.

(Далее следуют добрые пожелания королеве и подпись:) Иоганн де Родес.

Москва, 10 августа 51 г. [56]

P. S. Ваше Kop. В-ство я также не могу не известить, что сегодня канцлер приказал потребовать меня к себе на Казенный двор (Schatzhoff) и сообщил мне, что в городах: Риге, Ревеле и Нарве доставлены всякого рода оружие и военные снаряды, но в Риге господин генерал-губернатор не захотел пропускать их без специального приказания Вашего Кор. В-ства; итак, (канцлер) от меня потребовал, чтобы я об этом написал Их Высокографскому Превосходительству и ради соседственной дружбы помог бы способствовать тому, чтобы это оружие, которое пришло в Ригу и принадлежит Их Цар. В-ству, также как и то, которое пришло в Ревель и Нарву и было пропущено (в эти города), было бы позволено перевезти, что я, итак, взял на себя сделать, однако не навязываясь милостивой воле Вашего Кор. В-ства. ¹⁰⁵ Но так как теперь такие и подобные вещи при теперешней предстоящей войне (с Польшей) могут случаться (часто), при чем в особенности представившийся случай ощутительно может быть важным Вашему Кор. В-ству (как прецедент), то я подданнейше домогаюсь и ожидаю от Вашего Кор. В-ства всемилостивейшего приказания и мнения, как мне поступать в том и в другом (случае); так как я помню, что Вашему Кор. В-ству (русские) писали о всяком оружии, то мне кажется, по моему подданнейшему и ненавязчивому мнению, что если бы Ваше Кор. В-ство решили что-нибудь предпринять, то об этом можно было бы лучше сговориться (с русскими) здесь, чем там (в Швеции), в виду того, что посланцы (могут иметь) только определенные поручения, которые здесь будут абсолютно (все) представлены и окончательно совершены, при чем можно было бы выговорить при уговоре различные полезные и нужные вещи, как-то: постройку шведского двора в Москве из камня, также получение предпочтения перед другими в товарах, которые будут покупаться и законтрактовываться из казны Их Цар. В-ства, и чего вообще еще можно будет достигнуть. Если поэтому Ваше Кор. В-ство напишут Их Цар. В-ству относительно этого, и Ваше Кор. В-ство пожелают отдать мне всемилостивейшее приказание, то я живу несомненной подданнейшей надеждой достигнуть немало хорошего.

Комментарии

92. Михайло Розитин был переводчиком в Новгороде еще в 1648 году, и тогда шведский гонец Андрес Фрас (Фраас) жаловался, что он его бранил, потребовал его грамоту и только через 5 дней отпустил его в Москву. Теперь Родес тоже был отпущен только через 5 дней.

93. В семи верстах от Москвы было село Никольское, где обыкновенно останавливались послы и посланники, пока о них не донесут в Москву и не получат оттуда приказания, куда им направиться.

94. Иван Тарасович Грамотин, думный дьяк, игравший при Михаиле Федоровиче важную роль, ведал посольские дела, участвовал в заключении договоров со шведами. Он имел в Китай-городе дом, в котором в 1641 г. останавливалось великое датское посольство, которое русские встречали с особенным почетом. Сам И.Т.Грамотин умер в 7147 г..

95. Ульф Яковлев Виберх, по русскому произношению, имел сына Андрея, посланного русским правительством в 1646 г. в Швецию для изучения шведского, немецкого и латинского языков.

96. В этой грамоте королева просила царя Алексея принять Родеса, как фактора по делам шведской торговли в России, и позволить ему построить в Москве гостинный двор.

97. Шведский двор в московское возмущение 1648 г. сгорел, и Померенинг безуспешно просил тогда царя построить новый двор; после пожара осталась только маленькая палата, и поэтому Померенинг хотел построить каменный дом, при чем доносил (от 6 авг. 1648 г.), что железо в России дорого, пуд - 22-23 алтына, и поэтому его следует выслать из Швеции; "тысяча кирпичей (в Москве) стоит 2 рубля, бочка извести 20 копеек, каменьщик берет за день 5 или 6 алтын.... дерево и тес здесь трудно получить; прежде можно было за 30 или 40 рублей поставить забор вокруг шведского двора, а теперь за это просят 120 рублей". Такая дороговизна дерева была конечно прямым результатом большого спроса на него после пожара 1648 г., истребившего большую часть Москвы. Померенинг потом думал купить для шведского двора какой-нибудь каменный дом, приценивался к голштинскому дому, но в конце-концов ничего не достиг, и Родесу пришлось самому строиться.

98. Голландский гость Андрей Денисьев Виниус получил в 1632 г. право делать на тульском заводе железо. В 1639 г. он принял в свою компанию двух: гамбуржца (датчанина) Петра Гавриловича Марселиса и голландца Филимона Филимоновича Акему (Тильман Акема), но так как все они не поставили железного дела на должную высоту, то тульские заводы былиу них отняты в 1647 г.. По этому делу приезжал 10 янв. 1648 г. от голландских генеральных штатов полномочный голландский посол Конрад Бурх; он подал между прочим в Посольский приказ грамоту, в которой заключалась просьба возвратить Марселису и Акеме их заводы, на устройство которых они сильно потратились. Получив не на все просьбы удовлетворительный ответ, Бурх выехал из Москвы 8 августа 1648 г. на Архангельск, Марселис и Акема получили заводы в этом же году, но по жалобе Виниуса в том же году заводы были ему возвращены, а в сентябре этого же года снова отданы Марселису и Акеме. Однако распря между прежними компаньонами продолжалась, и в Москву приехал 21 июня 1651 г. голландский комиссар Александр Гольст и подал государю 24 июня от нидерландских штатов грамоты об окончательном решении дела тульских заводчиков Акема и Марселиса. 2 августа он получил отпуск и царскую грамоту, что тульские заводы отданы им же на 20 лет.

99. Григорий Карпович Богданов тогда был еще подьячим, а потом стал дьяком. В то время, в феврале 1651 года, открылась война между Польшей и Богданом Хмельницким. 20 июня при Берестечке произошло сражение; крымский хан, союзник Хмельницкого, во время битвы неожиданно обратился бегство, в Богдан погнался за ним уговорить его вернуться, а в это время казаки окопались, но потерпели сильное поражение. Отсюда и возник слух, что Хмельницкий в плену у хана.

100. Михаил Феодорович внезапно заболел 12 июля (1645 г.) и скончался в начале третьего часа 13 июля.

101. Описание подобного смотра Милославского, тестя царя, любопытно приведено у С. Соловьева ("Ист. Рос.", X, 307, изд. II. 1869): "Майор Исак фон Буковен, капитаны и солдаты пришли на посольский двор к смотру"; они показывали Буковену искусство владеть оружием, и тот указывал, кто годен на службу, а кто нет. Интересен отзыв о "генералисимусе" И. Д. Милославском умного и наблюдательного доктора Коллинса (1667 г.): Илья Данилович был "человеком с большими заслугами и больших способностей, честный, смелый, предприимчивый, сильный и энергичный"; он великолепно помнил всех своих подчиненных и "знал, на что каждый из них был способен"; но после постигшей его апоплексии потерял эти качества: впрочем он все делал "не без большого грабежа казны". (Записки Моск. Археолог. Института, т. XV, М., 1912 г.: П.М.Ламартиньер - "Путешествие в северные страны" 1653 г., перев. и примеч. В.Н.Семенковича, поместившего со стр. 127 по 178, как приложение перевод сочинения неизвестного ему автора, который, однако, есть не кто иной как Коллинс. Стр. 170).

102. По копии нашей: "Er hat sich auch der verwalter..... angegeben...", но, очевидно, должно быть: "Es hat....."

103. Эти пограничные съезды должны были состояться согласно Стокгольмскому договору 1649 г. и были назначены (наказ 12 июня) на трех местах русско-шведской границы. Комиссары должны были решить пограничные споры и разменять перебежчиков, но хотя русские комиссары провели лето и зиму на указанных местах, однако не во все места прибыли шведские комиссары, а в других, несправедливо заспоря, уезжали, так что все три съезда остались бесплодными (Бантыш-Каменский, "Об. вн. сн.", IV, 167-168).Афанасий Нащокин, Дм. Толочанов и подьячий Самойлов были посланы "межевыми судьями" в псковский уезд и новгородский: Богдан Самарин. Сем. Муравьев и подьячий Степанов - между новгородским уездом и Орешком (на р. Лавую); Богдан Вышеславцев, Ив. Нестеров и подьячий Темирев - между новгородским и корельским уездом (М. Г. А. Ин. Д., шв. д., реестр I, отправление и наказы судьям: кн. 32 - 7159/1651 ин. 19-авг. 17; статейный список и перечневая выписка судей: кн. 33 и 34 - 7159/1651 ин. 19-1653 февр. 18. Подлинники этих дел в реестре II: 1651 г. - № 3, 18 апр.-июля - отпуск судей; № 4, апр.-дек. - отпуск государевых грамот этим межевщикам и их отписки; 1652 г. - № 3, 1653 г. - № 2 и 1654 г. - № 2 - о бытности тех же межевых судей на съезде в 3 упомянутых местах).

104. Прейс-куранта нет. Можно было бы думать, что тут речь идет о прейс-куранте известном нам под датой 5 июля 1652 г., если бы этому не противоречил год, обозначенный на нем (1652, а не 1651), тем более, что в сообщаемых нами донесениях 1652 года Родеса не упоминается, что он посылает прейс-курант. Однако год 1652, выставленный на нашем прейс-куранте, вполне соответствует стокгольмскому подлиннику, на котором ясно стоит дата "1652 г. 5 июля", а, кроме того, этот прейс-курант 5 июля 1652 г. приобщен в подлинных списках к донесению именно от 6 июля 1652 г.

105. Об этом случае Родес упоминает в донесении 16 окт. 1653 г.