3. Донесение королеве Христине из Москвы 7 апреля 1650 года.

Пресветлейшая, Велемощнейшая Королева, Весемилостивейшая Фрейлина!

Вашему Кор. В-ству от 14-го этого ³⁵ (месяца марта) было (послано) по глубокообязанному долгу и смиренному подданству мое последнее (письмо), которое Ваше Кор. В-ство, без всякого сомнения, раньше благополучно получили, на что я этим еще раз всеподданнейше ссылаюсь.

С того времени я был здесь 17-го этого (месяца марта) утром в "Посольском приказе", или большой канцелярии, и сильно настаивал на моем отправлении (в Швецию), но канцлер Михаил Юрьевич (Волошенинов) начал, к моему большому удивлению, (вести) со мной совершенно другой разговор и высказал ту мысль, что Их Цар. В-ство и его великие "бояре" очень огорчены, и спросил меня, имею ли я какое нибудь известие из Пскова, на что я тотчас заподозрил весьма нехорошее, потому что дня 3 тому назад говорили, что будто один русский купец - Федор Емельянов (Foedor Imilianof) был там убит народом (gemeine) ³⁶ из-за скупки хлеба для Их Цар. В-ства; таким образом, это тотчас возбудило во мне дурное подозрение, что там должно быть случилось что-то неблагополучное также с господином Левином Нумерсом, ³⁷ [21] который для себя и своей компании взял с собою здесь от меня хорошую сумму русских денег, которую он взял с собой отсюда перевести векселями: отчасти от Петра Терье ³⁸ (Peter Terrean), из ассигнованных ему денег, а отчасти от меня, по моему распределению; также в сопровождении с ним один гонец имел с собою деньги из ассигнованных господину Кроненштерну (Crohnenstern), которые уполномоченный господина Кроненштерна Каспар Дрейлинг ³⁹ (Caspar Dreiling) получил здесь от меня и в этом расписался, так что было всего денег - 40.000 рстл., для сопровождения и безопасности которых, я приказал канцлеру, согласно контракту, дать ему, Левину Нумерсу, когда он уезжал, одного "пристава", даровые подводы для упомянутых денег и 20 "стрельцов" для конвоя, а в канцелярии точно отметил канцлеру, что он (Нумерс) везет при себе 40.000 рстл. русских денег, и что по контракту они находятся до тех пор под защитой Их Цар. В-ства, пока они или не будут переведены векселями, или же не будут употреблены на товары, по усмотрению каждого. Это тогда и было принято (русскими во внимание), и мне еще вдобавок было отвечено, что это совершенно не опасно. Между тем они назначили ему ради безопасности пристава с 20 "стрельцами". Так как я до сих пор не мог узнать о цене относительно условленных десяти тысяч "четвертей" зерна, которые должны быть в Пскове доставлены из амбара Их Цар. В-ства, и мне всякий раз отвечали, что я не могу узнать цены раньше, пока не пошлю кого-нибудь туда (в Псков) к "воеводе" с письмом от Их Цар. В-ства, и какая тогда будет рыночная цена, и что "воевода" отпишет Их Цар. В-ству, как и мне, то я и должен буду здесь, в Москве, потом уплатить, и так как они таким образом этим требовали чрезмерного, то я более об этом мало старался, но все-таки просил, по требованию ко мне упомянутого Левина Нумерса, о сказанном письме Их Цар. В-ства к псковскому "воеводе", которое я потом и получил, и его (письмо) упомянутый Нумерс с собою и взял. Я ему поручил, чтобы он, если захочет таковое (зерно) получить по такой цене, какую услышит (от псковского воеводы), то дал бы мне скоро знать, чтобы я мог это здесь уплатить.

Упомянутый канцлер начал дальше со мной говорить и сказал, что там (в Пскове) народом произведена большая смута, так как они (псковичи) сопротивлялись приказу Их Цар. В-ства, который был поручен Федору Емельянову, а также нанесли безчестие Левину Нумерсу, [22] разграбили дом Федора Емельянова и хотели убить "воеводу"; но это до того рассердило Их Цар. В-ство, что тотчас вместе с "воеводой", который был отправлен несколько дней тому назад сменить бывшего (в Пскове воеводу) ⁴⁰ был еще отправлен (туда) великий "боярин" Волконский (Wolkonski) с 300 "стрельцами" с приказанием, когда он снова встретит сопротивление, призвать всю страну (к ответу), привести их к покорности, сделать розыск, бoльшую часть сейчас же на месте приговорить и велеть их казнить: этот допрос должен быть (произведен) также в присутствии Левина Нумерса, и все те, которые наложили на него руку, должны быть судимы. Он (канцлер) сказал далее, что я не должен ничего дурного думать, так как Их Цар. В-ство с Вашим Кор. В-ством на вечные времена сохраняют мирный договор и живут с Вашим Кор. В-ством в доброй соседской дружбе. Все это выходило (со стороны канцлера) чуть ли не с какой-то робостью. Я ответил канцлеру, что мне жаль, что я должен был это слышать, но я на это могу немного ответить, во-первых, потому что я буквально не имел об этом известия, и что я от господина канцлера теперь узнал также только то, что они (русские), может быть, только хотели мне дать знать (т.е. канцлер мог сообщить только то, что считал нужным и выгодным для себя, а об остальном мог умолчать), и что я полагаю, так как я совершенно не имею об этом никакого известия, что мои письма должно быть перехвачены. На это мне было канцлером снова отвечено, что они ничего не знают о моих письмах, но так как он знает, что мне эта весть (о псковском бунте) не известна, то он хотел мне ее объявить, чтобы я видел, что они от меня ничего не скрывают. Я ему снова ответил и спросил, что случилось с упомянутыми деньгами. Он сообщил мне, что они хотя были взяты от Левина, но сохранены народом под 3 печатьями, и я не должен беспокоиться, что из них что-нибудь пропало. После этого я удовольствовался этим и потребовал, чтобы он (канцлер) выдал мне паспорт (Pass, проезжую грамату) для моего посланца, чтобы я мог им известить об этом Ваше Кор. В-ство; об этом (паспорте) я сильно просил эти 3 дня и наконец вчера получил ответ, что он (посланец) сегодня его получит. До сих пор я не получал буквально ни малейшего известия ни из Пскова, ни из Новгорода, а тем менее из Лифляндии, хотя теперь мне сообщено купцами, как все происходило в Пскове, но так как я сам об этом не имею никакого сведения, то я не могу ни на чем настаивать, так как всякий боится, что-нибудь сказать, а тем менее показывать письма. Мне, итак, было сообщено (купцами), что за 2 дня [23] перед прибытием часто упоминаемого Левина Нумерса народ пришел к "воеводе" и сказал, что он должен запретить Федору Емельянову скупать зерно. "Воевода", говорят, ответил им на это, что это - повеление Их Цар. В-ства, но ему сказали, что это - неправда. "Воевода" хотел успокоить их словами и спровадить, но они неверно поняли это, угрожали ему и со свирепостью бросились к его дому, чтобы его разграбить. Он им отвечал, что они у него мало найдут, так как они сами хорошо знают, что он должен быть сменен, и что он уже задолго раньше отправил свою жену и детей со своими вещами; но если им нужна его кровь, то они могут ее получить, однако они ведь могли бы его пощадить; он им пожелал, чтобы они снова получили такого "воеводу" который бы обращался и поступал с ними не хуже, чем он. Этим он их немного образумил. Они же перебежали к дому Федора Емельянова, которого схватили, но он им указал тотчас на свой погреб, который он снабдил водкой. Они туда бросились, и некоторые нашли в доме 2.000 рублей денег, которые принадлежали Их Цар. В-ству, и все отняли. Между тем Емельянов тайно удалился оттуда; они схватили его жену и детей и заключили в оковы. ⁴¹ Во время этого беспорядка [24] был упомянутый Левин Нумерс; когда же он был на реке у Пскова (auf der Revier bеу Plesskau), на него, говорят, напали с большой [25] свирепостью свыше 400 человек, схватили 20 "стрельцов", которые были при нем, отняли деньги и все, что он вообще имел при себе, и, говорят, ему кричали: "Здесь идет изменник, который с Морозовым (Morosow) строит козни, который деньги государя и зерно хочет вывезти из страны". Его достаточно угостили ударами и, так как он был совсем небольшего роста, они поставили его на 2 чана, ⁴² чтобы он был каждому виден: потом, говорят, привели к нему палача (der bodell), а также переводчика. Некоторые настойчиво требовали, чтобы опустить его (Нумерса) под лед, чего однако не исполнили, но палач (der bodell) стал позади его и должен был бит его кнутом. Тогда, говорят, они ему (Нумерсу) кричали: "Ты изменник, мы засечем тебя кнутами до смерти, пока ты нам не откроешь свои козни". Потом они открыли его шкатулку и вынули все письма; среди других (писем) был также большой пакет с письмами от меня, которые я адресовал в Ригу; в них было вскрыто более 40.000 рстл. в вексельных письмах (an Wechsselbrieffen), которые были назначены для уплаты в Гамбурге и в Амстердаме. ⁴³ Это мне причинило тогда же большую [26] неприятность и хотя это была только частью Prima, a частью Seconda вексели, однако я теперь с большим старанием буду требовать четвертый (Vierte) вексель, чтобы, если с Seconden векселями и Tertien векселями так случилось бы, чему я все-таки не хочу верить, все же один из них мог быть переслан. ⁴⁴ Это я вчера в канцелярии некоторым образом дал понять канцлеру. Он сознался, что это было все так, и ответил, что я высоко ценю их (письма), что в вексельных письмах не было никаких облигаций, к тому же я могу благополучно получить другия. Он пожелал, чтобы этого не случилось, а мятежники должны быть наказаны за это должным образом и в такой степени, что об этом достаточно будет слышно вне (за границей). Он меня снова уверял, как выше упомянуто, что Их Цар. В-ство нарочно приказали ему мне это объявить, и просил, чтобы я сообщил это Вашему Кор. В-ству, а вчера переводчик принес мне ответ, что мой посланец поедет на этих днях, и канцлер приказал снова напомнить мне, чтобы я ничего другого не писал как (только) то, что он мне сообщил относительно Их Цар. В-ства. Я тогда достаточно уверил его (в этом), как это и было сделано. Но если я поразмыслю, почему они меня так долго задерживают, то я все-таки не найду (для этого) основания, так как я не верю, чтобы причина этого были только 20.000 дукатов, ⁴⁵ которых (русские) еще остались мне (должны), и я полагаю, что они меня под этим предлогом еще до тех пор задержат, пока от Вашего Кор. В-ства и с этой стороны (от России) назначенные комиссары не сойдутся на границах, что должно совершиться теперь в недалеком времени. Как скоро только я получу ответ, что деньги в Пскове освобождены и полностью выданы, я буду со всем усердием домогаться (получения) остатка в 20.000 дукатов и (моего) отпуска. Вчера же канцлер стал меня спрашивать, не хочу ли я теперь сам поехать и какую дорогу выберу. На это я ответил, что как скоро получу я известие [27] из Пскова о 40.000 рстл., а оставшиеся 20.000 дукатов мне уплатят, то я готов поехать. Но, по моему малому разумению, от меня это спрашивали не потому, что готовились выдать мне отпуск, но скорее всего потому, что он (канцлер) сильно хотел услышать, отступлю ли я от буквального исполнения контракта из-за псковского мятежа. Но я отвечал ему, что я не отправлюсь ни по какой другой дороге, как по обозначенной в контракте, и что Их Цар. В-ство достаточно могуществен, чтобы приказать конвоировать меня через его страну. Тогда канцлер дал мне понять, что я мог бы также хорошо поехать из Новгорода через Плюсу ⁴⁶ (Pluss) на Нарву. На это я сказал ему, что если Их Цар. В-ство этого требуют, то я впредь должен дать знать господину генералу Карлу Мернеру ⁴⁷ (Carl Morners) и графу Превосх. Эриху (Оксеншерну), чтобы Их Превосх. могли послать согласно этому конвой, который всемилостивейше назначен Вашим Кор. В-ством. Но они отвечали мне на это не что иное, как то, что они донесут об этом Их Цар. В-ству. Того ли они теперь мнения, что это псковское возмущение не так скоро можно усмирить, и вследствие этого сами не особенно доверяют себе, или же причины этого какие-нибудь другия, - я не могу понять. Видно, что это дело (бунт) распространяется, и кажется, как скоро огонь в одном месте потушен, сейчас же снова загорается в другом месте; это также очень похоже на то, как будто здесь и там лежит под холодной золой скрытый пышущий жар. Поэтому я теперь так сильно спешу, насколько мне это только возможно.

Пока еще что-нибудь будет сделано относительно хлеба или шелка, Ваше Кор. В-ство милостивейше могут видеть из приложенной приблизительной ведомости, каким образом я распределил русские деньги. ⁴⁸ Что же осталось мне сверх того, то я возьму с собой, и этот остаток (русских денег) потом же можно будет выменять в Ингерманландии.

Лишь только я хотел окончить (это письмо), как к немалому удивлению меня снова известили, что пламя из Пскова перешло уже в Новгород, и что там еще хуже, чем было в Пскове. Двор Стоянова (Stoijanoff), как здесь говорят, они там совершенно разграбили. ⁴⁹ К этому времени как раз и датский посол М-r Граббе (Grabbe) прибыл в Новгород, подобно тому как г. Левин Нумерс - в Псков, [28] и сообщают, что они его (Граббе) совершенно ограбили, раздели до рубашки и потом его с его воинами (volck) заключили в тюрьму. Но причины, почему они напали на него, нельзя никакой другой предположить, как той, что они были того мнения, что это должен быть я с 70.000 дук.. Именно передают, что они говорят, что не допустят, чтобы деньги, а тем более хлеб, вывозились из страны. ⁵⁰ Но это происходит, по моему малому и ненавязчивому мнению, не от чего иного, как оттого, что хотели взимать (financiren) эти деньги слишком рано от дворянина, который, может быть, имеет живущими под своей властью часть перебежавших (из Швеции) крестьян, а простому горожанину (правительство) ничем не помогло встать на ноги, потому что хлеб приказали скупать по более низкой цене, чтобы (казне) также извлечь из этого не меньшую прибыль. ⁵¹ Это все причинило большое негодование при этом дворе, и (здесь) живут в немалом страхе, так как этот мятеж, как бегучее пламя, перешел в Новгород, и очень боятся, что он распространится дальше сюда, что однако может совершенно легко случиться. Всемогущий Бог да не допустит до зла!

Когда я начал получать дукаты, то я не мог узнать, приготовлена ли вся сумма. Несмотря на это, я дал раньше понять господину канцлеру, что если я сразу не получу всей суммы, а после полного получения не получу тотчас своего отпуска, то я еще не хочу ее принимать. Теперь же свыше 3 недель я имею здесь у себя 50.000 дукатов, которые, как тяжелый груз, лежат на шее, хотя я имею при себе стражу в 30 человек, и могу иметь их еще больше, если только они в случае нужды останутся верными, так как "стрельцы", или солдаты, 2 года тому назад, когда здесь было возстание, ⁵² также соединились с народом, [29] что и теперь случилось также в Пскове и Новгороде. Если бы народ принял в соображение, что деньги, пока оне находятся за границей (m. е. в России), остаются под покровительством и ответственностью Их Цар. В-ства, то я думаю, что это представляло бы здесь мало опасности. ⁵³ Господином канцлером было мне между прочим заявлено, что было бы очень хорошо, если бы я должен был с дукатами еще остаться (здесь), как это высказывается также многими, в виду того, что многие того мнения, что я попал бы в середину пламени (возстания), и мне пришлось бы очень плохо от народа вследствие (его) большого раздражения, в особенности, если бы они нашли при мне дукаты. ⁵⁴ Когда я еще поеду, - покажет время. Между тем я вполне подданнейше уверяю Ваше Кор. В-ство, что буду усердно и прилежно соблюдать всю предосторожность, которую только будет возможно мне употребить, и так как я полагаю, что они меня будут сопровождать с весьма сильным конвоем, то мне кажется, по моему вполне подданнейшему и ненавязчивому мнению, что следовало бы, чтобы (шведский) конвой, который встретит меня на границах, равнялся по силе русскому конвою, о чем я потом, со временем, уведомлю Королевск. господ губернаторов. Я спрятал 50.000 дукатов в железный сундук и хотел, так как они все-таки находятся под защитой Их Цар. В-ства, доставить их обратно под моей печатью за достойной роспиской в их канцелярию до тех пор, пока событие (бунт) утихнет, и я к тому же получу остаток, говоря канцлеру, что я это делаю только для своего сохранения, чтобы в случае неожиданного несчастья я был предохранен (от беды). Но он меня уверил, что здесь в этом нет надобности, и спросил меня, хочу ли я иметь более сильную стражу. Я ему отвечал, что он знает лучше, чем я, нужно ли или нет.

В Новгород послан князь Хованский ⁵⁵ (Kavansky) с несколькими "окольничими" и "стольниками", чтобы расследовать там дела, с приказанием, когда они снова встретят сопротивление, призвать всю страну (к ответу), так как народ поклялся там никого не выдавать, но жить и умереть друг за друга. Это может странно кончиться. [30]

Мне теперь не позволено вследствие мятежа в Новгороде послать своего нарочного, но так как я достоверно извещен, что здесь готовятся отправить к Вашему Кор. В-ству из их канцелярии нарочного, по имени Василия Прохорова ⁵⁶ (Wassili Rocherof), который был в Стокгольме с господами послами, то мне кажется, что причины этого (запрещения отправить шведского нарочного) те, что неохотно видят, чтобы какие-нибудь письма могли быть пересланы отсюда до него (до отсылки русского гонца). Я полагаю, что он (Прохоров) имеет поручение сделать сообщение Вашему Кор. В-ству об этом неожиданном мятеже, чтобы во время предупредить (Ваше Кор. В-ство об этом), так как они, может быть, боятся относительно обиды, которой подверглись подданные Вашего Кор. В-ства.

Этим на этот раз я заканчиваю и подданнейшим образом, по смиренной верности, я поручаю Ваше Кор. В-ство высочайшему покровительству Бога в постоянном здоровье, долгой жизни, счастливом управлении и во всех саможеланных Королевских высоких выгодах и себя покорно поручаю высокой Королевской их милости

Вашего Корол. В-ства

Подданнейший и покорный

слуга Иоганн де Родес.

Москва, 7 апреля 1650 г.

Всемилостивейшая Королева!

Это письмо у меня лежало с 24-го марта, и никоим образом его нельзя было отослать. 3-го этого (месяца апреля) я был с господином резидентом в канцелярии, и мы жаловались, что не получаем никаких писем, а также не можем отправить никаких писем, и просили, чтобы [31] канцлер все-таки нам сообщил, что произошло нового. Г. канцлер повторил то, что он мне уже раньше говорил и что здесь выше доложено. При этом он известил, что Их Цар. В-ство посылает нарочного к Их Кор. В-ству, и если я сейчас желаю вместе с ним послать кого-нибудь, ⁵⁷ то могу это сделать, на что я тотчас согласился, и это письмо таким образом идет с ним. Канцлер просил обоих нас, чтобы мы ничего другого не писали Вашему Кор. В-ству, как (только) то, что мы слышали из его уст, и чтобы мы это тоже сообщили г. Королевск. губернаторам в Лифляндии. ⁵⁸ [32]

1650 год.

Приблизительная ведомость, по которой видно, как много из русских сатисфакционных денег распределено в Москве 24 марта.

[33]

[34]

[35]

Комментарии

35. Это донесение написано 24 марта, но оно пошло только 7 апреля. В "Сборн. Новг. Общ.", VI, 55, ошибка: "14-го числа прошлого месяца". Родес ведь иногда писал свои донесения в виде дневника.

36. Во всем дальнейшем донесении слово "gemein" передается через понятие: "народ".

37. Левин Нумерс, нарвский купец, был послан в Псков "с некоторой суммой вашего Кор. В-ства комиссаром Иоганном де Родесом" (донес. Померенинга 23 марта 1650 г.). Он имел при себе 20 тыс. русских денег, данных ему Родесом из числа полученных им сатисфакционных денег. Нумерса сопровождал пристав псковитянин Марк Тимашов. В М. Гл. Арх. Ин. Д. хранится (шв. д., реестр II, 1650 г., № 2) немецкий подлинник "письма" Родеса о Нуменсе, подданный в Посольский приказ дьякам думному М.Волошенинову и Алмазу Иванову. Этот собственноручный немецкий подлинник Родеса подписан им и помечен 12 февр. 1650 г. Родес просил послать в Новгород и Псков грамоты, чтобы пропустили и дали провожатых посланному им шведу Нуменсу с 20 тыс. рублями денег и дозволили ему купить там же 10 тыс. четвертей ржи: при этом ему следовало дать провожатых из Москвы и 8 подвод, "да с ним едет вместе господин Петр Териох с человеком, и тот Петр поедет из Новгорода на Ругодив, подвод под него и под человека его и под рухледь надобно 4 подводы". В этом деле также находится выписка об отнятии у Нуменса денег, следствие этого мятежа, посылка светских и духовных лиц для его прекращения и указ о возвращения Нуменса в Москву. Тут же есть перевод с письма, которое писал царю Родес 1650 г. 23 мая, жалуясь на одного русского, обманно продавшего ему больную лошадь; Родес хотел, чтобы русский принял обратно эту лошадь, вернув взятые за нее деньги.

38. Петр Терье (Террау, Teriau: Террегоус - по русским актам), шведский подданный, был стокгольмским купцом. Он был в феврале 1650 г. в Москве и уехал отсюда 16 февраля (донес. Померенинга 23 марта 1649 г. и 3 марта 1650 г.): по происхождению это был француз (Бантыш-Каменский, "Обз. вн. сн.," IV, 169).

39. Каспар Дрейлинг (Дреллинг), рижский гражданин, был потом задержан в Новгороде, и 13 апреля Померенинг (дон. 4 мая 1650 г.) просил об его освобождении.

40. Псковским воеводой тогда был окольничий Никифор Сергеевич Собакин, а дьяком Ив. Дмитриев. 25 марта 1650 г. на смену Собакину приехал из Москвы другой воевода, окольничий князь Василий Петрович Львов, а 30 марта прибыл для розыска окольничий князь Федор Федорович Волконский вместе с дьяком Герасимом Дохтуровым.

41. 13 февраля 1650 г. царь Алексей прислал в Псков 10.000 рублей на хлебную покупку, а 5.000 рублей на покупку золотых. 16 февраля пришла грамота для государева обихода "купить хлеба две тысячи чети по большой цене, по тридцати по пяти алтын по четыре деньги, а во всю зиму покупали по той цене и больши", по показанию Емельянова. Емельянов тогда и приторговал у 4 дворян 1212 четвертей по 98 копеек. Псковитяне стали роптать против такой скупки, а к тому же 24 февраля пришла грамота к псковскому воеводе Собакину, чтобы Нумерсу, который должен был приехать из Москвы, "отмерить из государевых житниц десять тысечь чети ржи и возить тот хлеб и сыпать в онбары за Великой рекой, кои б онбары были близко немецкому двору". Воевода приступил к перевозке хлеба, но псковичи заволновались и 27 февраля бросились к нему с просьбой не возить хлеба из кремля, однако тот резко ответил, что на то воля царская, и он будет продолжать свое дело. Это сильно раздражило псковичей, и 28 февраля, они схватили и побили приехавшего к Новгороду Нумерса и кинулись на двор Емельянова, но тот, заранее предупрежденный, скрылся, а псковичи "двор его, Федоров и живот разорили и разграбили до конца, а живота ево взяли денег и жемчугу з двесте рублев.... а государева де казна вся цела, а взяли только на девяносто рублев ефимков, а в погребе де с питьем бочки рассекали и опились человек з десять и людей ево перебили и переграбили до нага.... жену ево.... взяли.... и сидела скована два дня"; кроме его жены, взяли также и его племянника. Народ слухами был сбит с толку; псковичи думали, что шведам нужно отпустить не только 10.000 четвертей того "отмерного" (или "посоцного") хлеба, который был в государевых дворцовых житницах, но и те 2 тыс. четвертей, которые Емельянов скупал для царского обихода. Народ жаловался царю, что из-за скупки хлеба, будто было приказано, чтобы никто не привозил хлеба на псковский торг, так что псковичам негде было купить хлеба, отчего "ныне, государь, и досталь стала у нас хлебная скудость, и ни единого осмака дорогой ценой на торгу и нигде купить не добудем, и мы, твои государевы богомолцы и холопы и сироты твои, всяких чинов жилецкие людишки города Пскова, и до остатку голодом помираем, и многие, государь, православные христиане по деревням едят оловину и сосну и ужовину"; псковичи объясняли, что в предыдущем 1649 году в псковской области была "хлебная скудость и дорогов большая", так что псковичи покупали (до государева указа Емельянову о скупке хлеба) московскую скую четверть ржи по 120-144 коп., жита и гречи четверть - 64 коп.. Когда в 1648 г., декабря, шведы просили о продаже им хлеба, то в январе 1649 г. (янв. 157 года) новгородцы писали, что у них самих хлеба до оскудости, потому что "по многим местам хлеб морозом побило", так что "во 156 году в Новгородцком уезде хлебу ржаному и яровому учинился недород, и купят в Новгороде четверть ржи в московскую меру по 30 алтын", и у никого не было запасов, так что шведам нельзя было дать хлеба. Таким образом, судя по словам новгородцев и псковичей, в Новгороде был неурожай в 1648 г., а в Пскове - 1649 г.. Но, несмотря на это, те новгородцы и псковичи, которые имели запасы хлеба, сами тайно продавали хлеб шведам, и Алексей именно и корил за это псковичей, указывая, что когда они сами продавали хлеб шведам, то у них никогда не бывало голода, а когда царь продал шведам, то у них будто появился голод; царь им писал: "А гостю нашему Федору Омельянову по нашему указу велено было во Пскове купити хлеба на наш обиход 2.000 чети, для того чтоб на немец в хлебе цены прибавить, и того для ему и нашу грамоту велели тайно держать, чтобы они не сведали. И в то число сторговано хлеба у дворян у четырех человек, и денги не плочены; а в торгу на хлебной площадке хлеба ничего не куплено и впредь покупать не велено, и от того вам, градцким людем, в хлебе никакого оскудения и голоду быть было не от чего. А хотя бы вам в хлебе и прямое оскудение было, и о том было вам бити челом нам великому государю, и мы б указали к вам во Псков привезти из иных городов". Действительно, можно думать, что псковичи сильно преувеличили, указывая на голод и что четверть стоила до 144 коп., хотя и сам Емельянов писал, что ему приказано покупать четверть по 1 рублю: "а во всю зиму пакупали по той цене и болши"; однако же он сам купил рожь по 98 коп.; можно думать, что в ожидании будущего урожая, цены на хлеб стали понижаться и были даже ниже 98 коп., потому что, в самом деле, в поручении Емельянова можно видеть не что иное, как одну из торговых операций. Дело в том, что Родесу было объявлено, что ему отпустят хлеб из псковской области по той цене, какая там стоит на рынке ("по той цене, как учнут во Пскове хлеб в торгу купить, потому что в Новгородцком и Псковском уездах нынешнего лета хлеба недорот" - говорится в грамоте 1650 г. 5 апр., отправленной в Швецию. Доп. к Ак. Ист., VI, № 138), и при том всего 10 тыс. четвертей (вместо просимых 30 тыс.), потому что в Новгороде и Пскове хлеб плохо уродился в этом году (донес. 8 февр. 1650 г.); итак, само правительство еще заранее было хорошо осведомлено о неурожае; объявив об этом Родесу, ему заявили, что самому царю четверть обходится по 1 рублю, но Родесу и эта цена показалась большой; между тем Нумерс отправился из Москвы через Псков, с целью купить там хлеб по рыночной цене, и вот еще раньше отъезда его из Москвы Емельянов получает 16 февраля указ начать скупку хлеба по 1 рублю, чтобы тем поднять рыночную цену хлеба до 1 руб. к приезду Hyмepca, прибывшего в Псков 28 февраля: потому то и указ об этом держался в тайне, чтобы шведы об этом не узнали. В таком положении, по словам московского правительства, обстояло дело со скупкой хлеба. Цель была достигнута: хлеб, несомненно, подорожал, но народ по своему истолковал эти правительственные мероприятия, и поднял мятеж. (Архивный материал о псковском и нижегородском возстаниях - в сборнике К.И.Якубова: "Рос. и Шв. в пол. ХVII в.". Несколько архивных документов, касающихся псковского бунта, изданы в Сборнике Моск. Арх. Мин. Юстиции, т. VI, Москва, 1914 г., №№ 20-23).

42. Kueben, а не Kurben, как в "Сборн. Новг. Общества",VI, 58, в котором ошибочно передана эта фраза.

43. В Пскове ходили слухи, что бояре обманывают царя, дружат с иноземцами и главный виновник этого Борис Иванович Морозов, воспитатель бывшего царевича Алексея и его тесть. Когда псковичи 27 февраля получили от воеводы отказ не давать шведам хлеба, они были этим сильно взволнованы, а на другой день, 28 февр., вдруг разнесся слух, что едет по загородью "на Великой реке против Власьевых ворот" к Немецкому двору, стоявшему вне города, на Завеличье, какой-то немец с московской казной: это был Нумерс: псковичи на него набросились, хотели его убить или утопить в проруби, но потом только арестовали его; в тот же день они разграбили дом Емельянова. На следующий день, 1 марта, Нумерса всенародно пытали, поставив его на два огромных чана, а возле него палачей с кнутами: прочитав миром все бумаги, псковичи за печатью отослали их на подворье Снетогорского монастыря, а ненужные письма отдали Нумерсу.

44. "...., welches mier dann nun mehr grosse Confusion machet, undt ob zwar es nur theilss Prima undt theilss Seconda wechssell gewehssen, So werde Jch doch nun mit grosser muhe auf die Vierte wechssel fordern musten, damit wan es mit den Seconden vnndt Tertien auch also gehen mochte, welches ich dennoch nicht hoffen will, einer noch von denselben Vber kommen mochte". В "Сбор. Новг. Общ.", VI, 58, дан такой перевод этого места: "... хотя это были частью Prima - векселя и частью Seconda - векселя, но все-таки мне придется с большим трудом требовать четвертый вексель, чтобы можно учесть их вместе со вторыми и третьими, на что однако я не надеюсь".

45. В "Сборн. Новг. Общ.", VI, 59, ошибочно напечатано: "40.000 дукатов". Причиной задержания Родеса по уверению русской грамоты был псковский бунт: "А как по нашему царского величества указу то сыскное дело во Пскове совершитца ...... И мы великий государь, комиссара вашего Ягана Деродеса с достальными деньгами к вашему кор. величеству велим отпустить без задержания". (Доп. к Ак. Ист., т. VI, № 138, грам. I, от 6 апр. 1650 г.).

46. Плюса - река, впадающая с левой стороны в Нарову. На этой реке часто устраивались русско-шведские съезды по пограничным делам. По договору Родес должен был ехать из Новгорода не на Нарву, а на Ниен-Шанц.

47. Карл Мернер, шведский генерал, губернатор в Ниен-Шанце.

48. Это есть та ведомость, которая следует после этого донесения.

49. Новгородцы разграбили дома новгородских богачей: братьев Стояновых, Никифорова и др.. О госте Семене Стоянове кричали, что он провозит за рубеж хлеб и мясо и вообще, как писали псковичи, "во всем ...... у него Федора (Емельянова) дума с Семеном Стояновым и наровят де вместе в Немцы".

50. Слухи о том, что бояре обманывают царя и сами позволяют иностранцам вывозит из России хлеб и деньги, перешли из Пскова в Новгород, где тоже пошла смута, но она открыто выразилась только после того, как 15 марта приехал проездом Граббе, и, когда он вечером того же дня уже выезжал из Новгорода, его поймали, избили, отняли вещи, думая, что это царская казна, и отдали их на хранение на пушечный двор. На следующий день, 16 марта, и в следующие бунт стал еще пуще разгораться. Померенинг тоже, как и Родес, доносил, что новгородцы, "так как датский посол Иверт Краббе имел с собой несколько стрельцов, то они подумали, что это комиссар вашего кор. в-ства Иоганн де Родес или кто-нибудь другой, имеющий повеление вашего кор. в-ства сопровождать деньги" (донес. 7 апр. 1650 г.).

51. ".... dieses kommet meines geringen undt unvorgeifflichen erachtens aber nirgends ander her, alss dass man all zu fruhe dieser gelder von dem Edelman, der etwan von den ubergeloffenen Pauren ein theil unter sich wohnen hatt, financiren wollen, dem gemeinen Stattman aber hat nichts auf die beine geholffen, Ass dass man dass getreide in geringem Preiss auffkauffen lassen umb auch nicht weniger grossen Vortheil daraus zu ziehen....."

52. Московский бунт 1648 г. был из-за высоких цен на соль, монополий и притеснений Плещеева, Морозова и др.; стрельцы были заодно с народом.

53. По словам Померенинга (дон. 7 апр. 1650 г.), новгородцы напали на Граббе, которого приняли за комиссара Родеса, везшего деньги, "полагая, как здесь говорят, что раз комиссар получил их (деньги), то его цар. в-ство уже не должен более отвечать за это, а должны отстаивать те, которые их сопровождают".

54. Померенинг также сообщает (дон. 4 мая 1650 г.), что канцлер, т.е. думный дьяк М. Ю. Волошенинов, полагал, что Родесу лучше было бы еще подождать, пока прибудут из Новгорода и ІІскова верные вести о действительном положении вещей.

55. Боярин князь Иван Никитич Хованский послан был в Новгород с небольшим отрядом военных людей, но, приблизившись к нему, он получил царскую грамоту от 15 апреля остановиться около города, обложить его и собирать ратных людей против мятежников.

56. В "Сборн. Новг. Общ.", VI, 62, ошибочно переведено: "Рохеров". С известием о случившемся с Нумерсом в Пскове был послан в Швецию гонец Посольского приказа подьячий Василий Прохоров Старый, а с ним толмач Нечай Дрябин. Когда в 1649 г. русские послы отправлялись в Стокгольм для заключения договора о перебежчиках, то с ними было послано пять подьячих и среди них, очевидно, Василий Прохоров. Сам Родес при заключении стокгольмского договора был в Стокгольме. Грамоту, которую русские послали с Прохоровым королеве относительно несчастья с Нумерсом, была от 5 апреля, и в ней царь уверял королеву, что виновные будут наказаны, и все возвращено Нумерсу. (Эта грамота была уже раз издана в Доп. к Ак. Ист., т. VI, № 138, 413-415; вторично ее напечатал К. И. Якубов, но уже вместе с отписями Прохорова из шведских владений и с его статейным списком: "Рос. и Шв. в пол. XVII в.", отд. IV, 290-302). В. Прохоров прибыл в Стокгольм 11 июня. (Отпуск в Швецию гонца подьячего Василия Старого и толмача Нечая Дрябина с грамотой о случае в Пскове с Нуменсом, статейный список гонца - М. Гл. Арх. Ин. Д., шв. д., реестр I, кн. 30).

57. Вместе с В. Прохоровым был отправлен "комиссара Ягана Деродеса человек, иноземец Мелхерко", с которым Родес послал королеве свои донесения.

58. Померенинг тоже упоминает об этом совместном с Родесом посещении им 3 апр. в Посольском приказе думного дьяка М.Ю.Волошенинова и тоже пишет, что Волошенинов просил, чтобы они донесли королеве о бунте так, как он им говорил, "что и было обещано" (донес. 7 апр. 1650 г.).