2. Донесение королеве Христине из Москвы 14 марта 1650 года.

Пресветлейшая, Велемощнейшая Королева, Всемилостивейшая Фрейлина!

Вашему Кор. В-ству 9-го прошлого месяца (февраля) было (послано) мое последнее (письмо). ²²

С того времени Mon-r Граббе, датский посланник, 7-го этого (марта) получил отпуск вместе с турецким послом. Его (Граббе) поручение, сообразно моему предыдущему (письму), не имело другого значения. Относительно хлеба согласились (отпустить) ему в Архангельск десять тысяч тонн (четвертей), но цена осталась ему неизвестной, хотя ему сказали, что цена отмечена в рескрипте его королю и поставлена очень сносной и малой. ²³ Однако открыто говорили ни о какой иной цене, как о 6 рстл. за "четверть", и объявляли, что это будто бы умеренная (civiler) цена. Но так как мною, как и всеми другими, вследствие этой высокой цены, относительно этого (покупки хлеба) уже мало что делается (предпринимается), то они (русские) предпринимают другую уловку и хотят г. Генриха Келлермана (Heinrich Kellerman), тестя Мартына Бихлинга ²⁴ (Martin Buchling), послать в Голландию, и он должен там заключить контракт (продать) на шелк, зерно (Korn) и кавиар (икру), а если бы он не смог достигнуть желаемого то должен зафрактовать (befrachten) корабли, и они (русские) сами доставят эти товары на рынок. Отсюда видно, как здесь стремятся вырвать из рук иностранных купцов всю торговлю и почти все товары и передать их посредством верных "гостей" и "купчин" (Goossen und Kupzijss) в одни руки Великого Князя, но как понравится этот монопольный замысел простому народу (dem gemeinem Man), a также им самим, когда они несколько раз потерпят морской урон и вследствие этого попытаются, по общему обычаю, возместить убыток в свою очередь с многоголового зверя (с народа), то, пожалуй, много голов будет взбешено.

Затем я предложил им за сырой шелк 88 рст. за пуд, половину уплатить специес - рейхсталерами, а половину венгерскими досками красной меди по 3 1/2 рубля за пуд, но я ничего не мог достичь. [15]

Относительно обычной торговли в лифляндскую сторону я заметил несколько вещей, которые я по всепокорнейшему подданству со временем устно сообщу по моем, Божьей волей, благополучном прибытии.

Я убедил одного английского купца поехать со мною в Ревель. Когда я был на их дворе, я говорил со всеми собравшимися в комнате, где они обыкновенно совершают свое богослужение, и разговаривал с ними о следующем: с нашей стороны удивляются, что они (англичане) были отстранены от своих больших привилегий, которыми они пользовались 85 лет в Архангельске и по всей стране, и что, сверх того, их хотят изгнать совсем из страны. На это они мне ответили, что это так и есть, и они должны очень страдать уже несколько лет. ²⁵ Далее я дал им понять, не могли ли бы они перенести своей торговли в лифляндскую сторону и в особенности в Ревель, так как я очень хорошо знаю, что если бы они по этому случаю просили у Вашего Кор. В-ства привилегий, служащих для основания стапельного права, то я мог бы их вполне уверить, что они все получат по желанию; для этой цели город Ревель вызывался предоставить им хорошо построенный каменный дом и (предоставить все), что далее они могли бы по справедливости потребовать, а, кроме того, они здесь в стране (в России) могут быть под покровительством Вашего Кор. В-ства наравне с Вашими собственными подданными. ²⁶ На это самый старший среди них Mons-r Ашборн (Aschborn) ответил мне, что они теперь в течение уже порядочного времени стремятся к этому; они благодарят за милостивое благоволение Вашего Кор. В-ства, но так как они здесь ничего не делают в (своих) делах без своих сотоварищей и принципалов, то они хотят дать им об этом знать через человека, который теперь поедет в Англию; они надеются, что тотчас будет послан в Швецию нарочный посланник, [16] и когда они только смогут получить вместе с теми привилегиями свободное отправление своей религии на английском языке в своем доме, то они совершенно не сомневаются, что это их предприятие получит осуществление. Я просил поэтому, чтобы они поручили англичанину, который поехал бы туда, отправиться (в Англию) через Ревель, чтобы он по этому случаю мог говорить с Их Высокографск. Превосх. господином графом Эрихом (Erich) (Оксеншерном) ²⁷ и мог осмотреть расположение города. Мне на это сказали, что он поедет со мной, но когда они стали просить (у русских) об его паспорте, то не только ему было отказано в нем, но и всем голландцам, которые хотели ехать через Лифляндию; однако причины (этого отказа) нельзя было узнать, но отсюда можно только предположить, что так как вышеупомянутый Келлерман еще поедет через Лифляндию, то они (русские) не хотят допустить, чтобы некоторые из них (голландцев) прибыли в Голландию до него, и чтобы (этим) его поручения другие не расстроили. ²⁸ Мои дела со времени моего последнего (письма) так далеко подвинулись, что я 21-го прошлого (месяца февраля) получил все 240.000 рстл. русскими деньгами. Относительно же дукатов я сейчас просил, могут ли таковые быть выданы мне. На это они, как и сначала, ответили, что они давно уже приготовлены. Затем 24-го (февраля) сказали мне, чтобы их получить, но я около двух часов спорил с канцлером. Я требовал получения их (дукатов), подобно русским деньгам, на моей квартире, потому что раз уже так начато, то они должны так и продолжать, но так как они делали мне такие большие затруднения, а я ни в контракте, ни в милостивой инструкции Вашего Кор. В-ства не нашел предписанным места, где я должен получать деньги, то я все-таки не хотел последнему так резко противиться, но для избежания проволочек я уже согласился их получить на назначенном месте. В первый день я получил 6.000 штук (монет, дукатов), а затем на другой день - 25.000 штук; до четвертого дня я был того мнения, что 70.000 штук приготовлены. Когда же теперь я получил 46 тысяч штук, они принесли мне 7.000 штук арабских дукатов, но я их не хотел принять, в виду того, что в них мог быть большой обман. Но они [17] очень долго спорили со мной насчет этого и сказали, что это - лучшее золото, чем венгерские дукаты, но я отвечал, что они обыкновенно слишком легки (легковесны). Когда же я заметил, что их было не так много, я стал некоторые принимать, пока не дошел до 50.000 дукатов. Тогда я нашел, что ни тех ни других более не оказалось, хотя сказали мне иностранцы, что в казне Их Цар. В-ства достаточно запаса дукатов, однако они (русские) не хотят их оттуда брать. Так ли это, - я не могу знать. Между тем я узнал, что они (русские) приказали выменять все дукаты в Риге, Ревеле, Нарве и Шанц-Ниене, но так как зимняя дорога начала проходить, то я сильно домогался (выдачи) остатка, чтобы я мог с ним же надлежащим образом выбраться из страны, но ничего не помогает. А теперь они мне предлагают принять, вместо дукатов, русские деньги, против чего я резко возстал, но все ничего не помогает. Так как я после более продолжительного замедления и потери санной дороги не смогу отсюда выехать в течение 8 недель, то я хорошо их расспрашивал, могут ли они в короткое время собрать оставшиеся 20.000 дукатов, но я нахожу, что они до судоходства в Лифляндии и в Архангельске не достанут такого количества. Вследствие этого я решил принять русские деньги, именно 100 копеек за один дукат, и эти деньги выменять на дукаты на нашей границе и в лифляндских городах, где русские деньги в ходу, чтобы все-таки эта сумма по милостивому распределению Вашего Кор. В-ства осталась полной. Но они требовали, чтобы я расписался в них на генеральн. квитанции за 70.000 дукатов, а я на это не хотел согласиться и намереваюсь расписаться в них за 190.000 рублей. ²⁹ Как же я теперь с этим справлюсь, покажет время, о чем по глубокообязанному долгу я всякий раз сделаю Вашему Кор. В-ству подданнейшее сообщение. Я хотя очень хотел бы оставить это до дальнейшего приказания Вашего Кор. В-ства, но так как корреспонденция черезчур далека друг от друга (письма слишком долго идут из Москвы в Стокгольм и обратно), и я разве только через 3 месяца могу получить обратно милостивейшее приказание Вашего Кор. В-ства, то я решился на то, чтобы Ваше Кор. В-ство получили скорее не только деньги, но и могли бы получить от меня обстоятельное и подданнейшее сообщение о том и о другом.

Двор персидского посольства охраняется необычайно строго и всем иноземцам запрещено под большим наказанием сноситься с ними (с персами), хотя я все-таки тайно разговаривал с одним (персом) [18] в одном известном месте, куда он хитрым образом пришел. Они (персы) порядочно сердятся на строгий запрет свободной торговли; никто не может выйти, или же (выходя) должен взять с собой 4-6 "стрельцов". ³⁰ Вчера здесь осудили на казнь одного персидского купца, который в Астрахани скверно говорил о Их Цар. В-стве, и которого персидский посол добровольно выдал, но когда его шея уже лежала на плахе, народ крикнул ему, чтобы он просил милости, чего он ни за что не хотел делать; но все-таки прибыл верхом гонец, который ему объявил от Их Цар. В-ства милость, - он был опять отведен в замок; что дальше с ним произойдет, скоро обнаружится.

Как раз сейчас, при окончании (этого письма), я узнал, что вместо 20.000 оставшихся дукатов мне не хотят дать и русских денег; они хотят дать мне по контракту полностью 70.000 дукатов, и я должен пока (их) подождать. ³¹ Я ежедневно просил и приложил [19] все мое крайнее усердие; я также настаивал, что они должны снабдить меня конвоем, так как я хочу отправить 50.000 дукатов с господином Адольфом Эберсом ³² (Adolph Eberts), но мне было отвечено, что они дадут мне хороший конвой, когда я поеду с полной суммой. Таким образом, при таких обстоятельствах я должен буду пропустить зимнюю дорогу, что потом может меня сильно задержать. Между тем я употреблю весь свой крайний долг отправиться (отсюда), как только будет мне возможно, и самая плохая дорога никоим образом не задержит меня.

Я сейчас же также узнал, что в эту ночь сюда прибыл из Пскова дворянин, который известил, что знатный русский купец - Федор Емельянов ³³ (Foedor Innlieanosi), который скупал зерно для Их Цар. В-ства, убит там простонародьем (von dem gemeinen Mann). При (царском) дворе этим очень встревожены. Подробностей я еще не мог узнать, но по глубокообязанному долгу с ближайшим (письмом) подданнейше извещу (об этом) Ваше Кор. В-ство. ³⁴

Этим на этот раз я заканчиваю это (письмо) и, подданнейше и с искренним усердием поручая Ваше Кор. В-ство Всевышнему Творцу во всех высоких королевских благополучиях, в хорошем долговременном здоровье, также в постоянной победе и триумфе, (остаюсь)

Вашего Kopoл. В-ства

Подданнейший и обязаннейший

слуга Иоганн де Родес.

Москва, 14 марта 1650 г.

Комментарии

22. Родес в начале своих донесений всегда указывает, когда было послано им последнее донесение, потому что по дороге могло случиться, что донесение кто-нибудь перехватит, а шведское правительство не будет знать об этом и обвинит Родеса в недостаточном прилежании. Померенинг тоже боялся, что его известия могут не доходить по назначению, а поэтому часто повторялся в своих донесениях (донес. 7 ноября 1649 г.).

23. Померенинг тоже писал (14 марта 1650 г.), что Граббе получил ответ, что "он в Архангельске может получить 10 тысяч четвертей, или бочек, за ту цену, какая будет там ходячая".

24. Мартын Бихлинг - голландский купец, бранденбургский уроженец, жил и приезжал в Москву по торговым делам.

25. Ein Jahr etlich hero. В 1646 г. царь приказал брать торговые пошлины со всех торговых людей, не исключая и англичан, а в 1649 г., 1 июня, повелено торговать англичанам только в Архангельске. Лишь после больших их просьб им было позволено снова приезжать в Россию и в течение года требовать долги, но торговать строго было запрещено. В наказе 1654 года (мая) новому архангельскому гостю поэтому говорится, что только те иностранцы могут ехать с товарами из Архангельска в Москву, которые имеют жалованную грамоту на это, при чем они все же платили обычные пошлины; в этом же наказе сообщается, что англичане теперь торгуют тоже пошлинно, между тем как раньше они по 154 год (т.е. 1646 г.) торговали беспошлинно: особенно большую пошлину платили персы, а именно по 10% с рубля и больше (Доп. к А. Ист., III. 405-438).

26. Шведы, как мы видим, предлагали англичанам заманчивую вещь, потому что англичане, если бы стали торговать с Россией через Лифляндию, могли бы под видом шведских купцов, или, как выражался Родес, под покровительством Швеции, по-прежнему торговать в русских городах, так как шведам это не было запрещено.

27. Граф Эрих Оксеншерн, титулуемый Превосходительством, был тогда ревельским губернатором.

28. Померенинг (дон. 2 марта 1650 г.) лично видал прошение одного голландского купца о разрешении ехать через Балтийское море, но ему, как и другим английским и голландским купцам, было отказано и предложено ехать на Архангельск. Померенинг также сообщает, что причину этого отказа видят в желании русских прежде сторговаться относительно хлеба в Голландии, но он справедливо замечает, что однако "это представляется невероятным, так как и без того люди часто ездят" в Голландию через Балтийское море, и могут заранее обо всем известить голландцев; некоторые говорили (донес. 23 марта), что причина этого отказа была та, что "они (голландцы) много ценных товаров с собой вывозят".

29. Родес должен был получить всего 70 тыс. дукатов, т.е. "золотых", но русские выдали ему лишь 50 тыс. дукатов, а остальное - русской монетой; поэтому Родес хотел эти 20 т. рублей выменять в Лифляндии на дукаты, чтобы доставить королеве полностью 70 т. дукатов, что ему отчасти и удалось потом сделать. Расписался же он в Москве в квитанции за эти 20 т. рублей в числе 190 т., ясно указав, что он получил 50 тыс. дукатов, 20 тыс. рублей и еще 120 тыс. рублей, а всего 190 т. рублей.

30. У персидского двора поставили русскую стражу тогда, когда было задержано несколько видных голландских купцов, обвиняемых в торговле с персами. "О том, что в точности (specialiter) стoят их (персов) товары, пишет Померенинг (2 марта 1650 г.), которые большею частью обменивают на сукна, соболи и другие товары, лучше всего могут передать комиссар Иоганн Родес и шведские купцы, которые часто были на их дворе", а сам Померенинг боялся что-нибудь предпринимать, чтобы его не выслали из Москвы; но Родес ничего не сообщает о персидских товарах. 1 февр. 1650 г. царь "словом приказал" выдать из Сибирского приказа гостю Вас. Шорину с товарищи "соболем и пупков соболих для продажи и мены с кизылбашским купчиною и с кизылбашскими людьми, которые пришли к Москве с кизылбашским послом, на шолк сырец и на иные кизылбашские товары"; при этом велено было сбавить цены с этих мехов сбора 155, 156 и 157 годов, если оне высоки по сравнению с ценами 158 г. (1650 г.), "чтобы за тем с кизылбашскими людми торгу не поставит". 15 февраля меха были уже даны Шорину (М. Арх. М. Юст., Сибирский пр., ст. 367).

31. Выше Родес писал, что русские имеют в казне достаточно дукатов, но не хотят их трогать; это было, очевидно, неправда, потому что русская казна тогда постоянно нуждалась в деньгах, и весьма правдоподобно, что русские приказали в Лифляндии выменять на дукаты русские деньги, о чем пишет сам Родес, но, вероятно, это им не удалось, и Родесу пришлось взять русскую монету; наверное, в связи с этим стоит присылка в Новгород 13 февраля 5 тыс. рублей с приказом выменять их на золотые. Было ли это непосредственной причиной задержки Родеса в Москве или что-нибудь другое, не известно, но несомненно, что русские оттягивали отъезд Родеса, пока тот угрозами не потребовал своего отпуска. Во всяком случае промедление Родеса в Москве было его счастьем, потому что он избежал новгородского бунта и печальной участи Граббе. В Пскове смута началась 27 февраля, 28 февраля проезжающий возле Нумерс (Нумменс) был избит, а 15 марта в Новгороде избили Граббе. Родес же стал получать дукаты 24 февраля, а через несколько дней русское правительство узнало о псковском бунте, о волнении в Новгороде, и поэтому естественно стало задерживать отпуск Родеса, желая дать успокоитьсянародным страстям. Однако сам Родес (донес. 7 апр. 1650 г.) видел причину своей задержки в том, что русские хотели выждать того времени, пока не состоится пограничный съезд комиссаров России и Швеции; едва ли такое объяснение приемлемо.

32. Адольф Эберс-Шильт был потом шведским поверенным в делах с 1662 по 1664 г. (согласно "Обзору вн. сн." Б.-Каменского, а по словам Г.Форстена - "Сн. Шв. и Р.", Ж. М. Н. Пр., 1898, май, 66 - Эберс был королевским комиссаром в Москве до 1666 г.), а с 1667 г. московским шведским резидентом. В данное время Адольф Эберс (Еберс) прибыл в Москву 21 декабря 1649 г., а уехал после 14 марта 1650 г.

33. Федор Емельянов (Омельянов), псковский гость, получил приказание скупить для царя 2 тыс. четвертей ржи. Тогда в псковской области был недород, и народ, узнав, что Емельянов скупает хлеб будто для иностранцев, 28 февр. явился к нему на двор, чтобы с ним расправиться, но тот вовремя скрылся, избежав тем верной смерти.

34. Интересно отметить, как русские умели скрывать от иностранцев происходящие в России события: нападение на Емельянова было совершено 28 февр., а Родес узнал об этом только 14 марта. Впрочем в грамоте к Христине русские писали, что они сами узнали об этом (будто бы) только 14 марта (Доп. к Ак. Ист., т. VI, № 133, 413-415).