20. Донесение королеве Христине из Москвы 31 мая 1652 года.

Вашему Кор. В-ству 28-го прошлого месяца (апреля) было (послано) мое последнее письмо по покорнейшей подданнейшей обязанности, на которое я подданнейше ссылаюсь.

После того сюда прибыло 30-го этого же (месяца апреля) посольство, которое раньше было отсюда послано в Варшаву. ¹⁷¹ Оно было здесь хорошо встречено и совершенное им считают довольно значительным, хотя в самом деле оно вернулось совершенно без удовлетворения своей цели, как Ваше Кор. В-ство всемилостивейше могут далее видеть из следуемого донесения. Они (русские) весьма настоятельно домогались над 222 лицами наказания, по которому невиновные должны были по закону в присутствии посольства оправдываться, а виновные без всякой милости покараны смертной казнью, но так как ни один из тех, [110] которые призывались на суд, лично не явился и вообще не обнаружили в этом деле никакой серьезности, то к никакому выводу не пришли.

2 недели тому назад здесь отправили письмо Хмельницкому. Думают, что это случилось из-за 3.000 человек, принятых Их Цар. В-ством. С этой стороны ничего более не хотят и не желают, как того, чтобы Хмельницкий снова вступил в сражение с поляками. Я замечаю, что (русские) порядочно стараются подстрекать его к этому. Напротив, известно же, что поляки сильно укрепили границы у Киева и с той стороны, где Хмельницкий расположился с своими толпами, так что можно легко ожидать известия о новом разрыве.

Полковник Букхофен со своим сыном уже 2 - 3 года обучает здесь упражнениям конного строя два (ein Paar) русских полка, которые большею частью состоят из благородных. ¹⁷² Думают что он их теперь так сильно обучил, что среди них мало найдется таких, которые не были бы в состоянии заменить полковника, а чтобы их даже еще больше усовершенствовать и сделать совершенством, он теперь обучает их упражнениям также пешего строя с пиками и мушкетами. Он здесь в большом уважении, потому что он почти все другия нации весьма позорно презирает; некоторые хотят отомстить ему, как в обычае в других местах, посредством пары (ein Paar) пистолетов и шпаг (вызвать на дуэль). Я думаю, что он мог бы давно найти себе противника среди разных лиц, особенно среди самых последних прибывших сюда, как-то: Гипсе и Сонс (Gipsse und sons), которые имеют к этому (к дуэли) порядочную охоту, но это здесь не допускается, потому что офицеры пользуются русским правом и ищут одни на другом свое "безчестие" (beschestie).

Из упомянутых в моем последнем (письме) 5 "солдат", которые сюда пришли через Комарицы и были отданы в услужение упомянутому полк. Букхофену, недавно один, по имени Иван Ульдрихсен фон Готтенборг (Iwen Vldrichsen von Gottenborg), пришел сюда ко мне на двор Вашего Кор. В-ства, весьма жалуясь на этого полковника; говоря, что он служит более 12 лет солдатом, он просил меня, так как он был подданный Вашего Кор. В-ства, чтобы я его доставил обратно в его отечество, потому что ему ничего лучшего не остается, а полковник Букхофен хотел им пользоваться, как невольником. Так как я видал, что он был почти без платья и также без денег, я сказал ему, чтобы он побыл у неня на дворе, а как только представится случай, я отправлю его (в Швецию), на что он, значит, согласился и, таким образом, оставался у меня 4 дня, но на 5-тый день он, однакоже без моего ведома, ушел, хотя с решением снова вернуться. Но часто упоминаемый полк. стерег его со своими профостами ¹⁷³ [111] (Provosen), схватил его на открытой улице и с помощью "стрельцов", которые кругом сторожили, его повели в "Стрелецкий приказ"; но так как он не скоро позволил себя связать и порядочно защищался, то "стрельцы" совершенно на него озлобились, так что почти убили бы его до смерти, если бы один ротмистр - Ейлоы Гунерсен (Eilof gunerssen) не спас его, хотя (действуя) только словами; однако "стрельцы" схватили также и этого ротмистра и повели их обоих в "приказ". Ротмистр освободился на поруки, но солдат еще прикреплен крепкой цепью к колоде. Хотя я хлопотал об его освобождении, но до сих пор не мог еще добиться никакого решения. Между тем полк. Букхофен подал на него жалобу, что он будто обокрал его; первоначально он (Букхофен) кричал, что (тот его обокрал) на большую сумму денег, а теперь - только на 2 рубля, чего солдат не хочет признать, но требует доказательств этого. По русскому праву в таком случае пытают раньше жалобщика, а потом обвиняемого, но так как обыкновенно из-за 2 рублей пытают одного, то это может быть наоборот, и с этим (солдатом) может то же самое случиться, что и с Вилльямом Тамсеном (willem Tanssen), о котором я недавно подданнейше сделал сообщение Вашему Кор. В-ству, ¹⁷⁴ именно, что этому (пытке) будет подвергнут прежде обвиняемый; что дальше произойдет в этом, покажет время. Кроме того, в Комарице находится еще один уроженец Стокгольма, который служит капралом и который, говорят, очень желал бы вернуться в отечество, но его также удерживает там один майор и не хочет от себя отпустить. Другие, которые еще здесь, как-то: Христофор Ериксен (Christopher Erichssen) и Петр Нильсон (Peter Nilsson), из которых один из ревельского предместья, а другой родом из Финляндии, должно быть, убежали из рижского гарнизона. Солдат же, который у полк. Букхофена, померанец, по имени Петр Титервиц (Peter Titerwitz), но где он родился в Померании, нельзя еще узнать. Так как я потом узнал, что есть еще другие, которые хотят оттуда прийти, то я ожидаю от Вашего Кор. В-ства милостивейшего приказания, как мне подданнейше поступить в этом случае.

О выборе нового патриарха еще ничего нового не известно.

"Окольничий" Борис Иванович Пушкин (Boris Iwanowitz Buskin) назначен "воеводой" в Архангельск и уже 2 недели тому назад уехал. Здешние купцы также как раз готовятся за ним следовать.

22-го этого (месяца мая) благополучно вручено мне здесь через гонца Андрея Фраса ¹⁷⁵ милостивая грамота Вашего Кор. В-ства от 31 [112] марта. По милостивейшему повелению Вашего Кор. В-ства я тотчас в канцелярии у канцлера Михаила Юрьевича просил аудиенции у Их Цар. В-ства, которую я потом и получил 26-го (мая). Так как грамота тогда была благополучно отдана, то теперь я буду со всем возможным старанием домогаться об его (гонца Фраса) возвращении и по всемилостивейшему приказанию Вашего Кор. В-ства, как скоро я получу на это ответ, отправлю его, как можно скорее, назад.

Ранее прибывший сюда любский посланник Гуго Шокман до сих не мог передать своего кредитива раньше, чем в тот день, когда я доставил (царю) грамоту Вашего Кор. В-ства. Но между тем он здесь и там в своем деле не мешкал и к тому стремился, как-бы некоторых великих (особ) привлечь на свою сторону посредством поднесения значительных подарков, чтобы тем некоторым образом облегчить (свое) предприятие. Он имеет при себе копии всех ганзейских городов с полученных здесь привилегий и подтверждений каждого царя до настоящего Их Цар. В-ства, и оне (эти копии) скреплены любской печатью рата, потому что, как думается, эти грамоты, или протоколы, могли, может быть, здесь быть уничтожены во время войны или пожаров, а он поэтому намерен показать эти копии, когда явится на конференцию. Он, должно быть, чует, что (тум) можно будет кое-что получить. Я сам по нем замечаю, что он получил приказание для этой цели много дарить. При таком положении вещей он также имеет под рукой готовой другую грамоту, содержание которой, должно быть, то, что город Любек вместе с союзными приморскими городами решили послать большое посольство и поэтому домогаются свободного и безопасного пропуска для поездки в страну и из страны Их Цар. В-ства, чтобы тогда привести дело к полному и желательному окончанию, ради лучшего исполнения которого оно (посольство) должно привезти с собой в подарок Их Цар. В-ству целый и превосходный золотой сервиз, который теперь уже сделан.

27-го этого (мая) прибыли сюда послы, которые были в Швеции, и привезли с собой Костку Конюхова, но так как было немного поздно и уже к вечеру, то они должны были остановиться на ночь в Тверском предместьи. 28-го (мая) он (Конюхов) явился с значительной процессией сопровождаемый с обеих сторон, спереди и сзади 50 "стрельцами" со своими наготове мушкетами; вокруг шеи он имел крепкое железное кольцо с большой железной цепью, которая была у него укреплена сзади наниз и кругом середины тела и прикована к колоде; обе руки [113] были завязаны за спиной и, значит, (он был привязан всего) 4 веревками: (одна) - спереди у шеи, по одной - на каждой верхней части руки, а другая сзади у спины, которые (веревки) все были длиной более 3 аршин, чтобы он мог, значит, только ходить, и тем легче можно было за ним наблюдать. Его вели через город. Впереди ехал верхом один (всадник), который кричал простому народу: "Это есть изменник Их Цар. В-ства и всей страны и "сын бусурманский" (zinn Buserman), так как стал язычником!" Позади его ехал верхом посланник Янаклыч (Челищев), писец (подьячий Шпилькин) и его толмач (Вилимов). Как скоро они пришли в замок, его (Конюхова) допрашивали в "Посольском приказе", а после того в полдень тотчас повели его на пытку. Их Цар. В-ство приказали допрашивать его Борису Ивановичу Морозову (Boris Iwanowitz Morosov) и (князю Александру Никитичу) Трубецкому (Drubetskoi), но упомянутый Морозов первоначально уклонился и нераньше согласился допрашивать, пока не будет приказано то же самое делать с ним "князю" Никите Ивановичу Романову (Mikiti Iwanowits Romanof), что и случилось; г. Романов тотчас на это согласился, и он (Конюхов), как я наспех мог узнать, был пытаем свыше всякой меры, именно: сперва были вывихнуты члены, потом били "кнутом", а затем на огне жарили и после клеймили раскаленными шипцами. Но какие предъявили ему обвинения, и в чем он сознался, нельзя было еще узнать, но подданнейше будет донесено Андреем Фрасом.

На другой день, именно 29-го (мая), у Покровских и Устретенских (Pokroftischen, ustratnischen) ворот ¹⁷⁶ красной стены в первом часу наступающего дня начало гореть в такой мере, что большая часть Покровки (Pokrofke) и "Поганого Пруда" (Poganabrud) погибла в огне; сколько домов сгорело в действительности, нельзя еще в точности узнать; во время большого пожара поднялась с большею бурей такая гроза с опасными молниями и большим градом, что это вместе с прочим было очень страшное и ужасное зрелище. Сегодня около 6 часов утра опять горело за "Московской рекой" (Moscawische beeck) ¹⁷⁷ и причинило большие убытки.

Здесь с некоторого времени чрезмерно жаркая погода, так что человек от большого зноя не знает, куда укрыться. Если погода так будет продолжаться, то она должна повредить плодам на полях, а здесь из-за пожара можно опасаться еще гораздо большего вреда.

(Дальше следуют добрые пожелания королеве и подпись:) Иоганн де Родес.

Москва, 31 мая 52 г.

Комментарии

171. Это были посланники А. Прончищев и Алмаз Иванов, отправившиеся в Польшу 12 января 1652 г. для присутствия на сейме при суде и наказании поляков виновных в неправильной прописке царского титула, которые однако не явились на сейм.

172. См. начало донесения 29 (13 февр. 1653 г.).

173. Так прежде назывались военные полицейские служители и полковые палачи; отсюда произошло наше "прохвост".

174. В донесении 23 марта 1652 г., в рассказах о ген. Лесли, обвиняемого в стрельбе по кресту и т. п..

175. Еще в декабря 1651 г. королева просила через гонца Фраса о посылке летом 1652 г. полномочных комиссаров на границы для разбора спорных дел, но этот вопрос русское правительство отложило до другого раза. Тогда королева послала во второй раз, в мае 1652 г., Фраса сграмотой, убеждающей съехаться на границах для решения спорных дел: о перебежчиках и обидах, чинимых торговым людям. На этот раз было обещано только размотреть эту просьбу, но на этом вопрос о съезде и остановился, и съезд не был осуществлен при Христине. Мелкие же пограничные съезды, хотя и безуспешно, но все-таки в течение нескольких лет происходили на границах.

176. Покровские и Устретенские ворота были в Белом городе; теперь они не существуют. Впрочем самые названия московских ворот до сих пор сохранятся, и тем определяется их прежнее местонахождение. "Устретенский" - старое название, произшедшее от слова "встреча" и перешедшее потом просто в "Сретенский".

177. С. 79, примечание.